Текст книги "Терапия пустого усилия. Когнитивно-ориентированный подход к быстрому облегчению душевной боли"

Лекция 4. Расстройства и переживания, при которых применима терапия пустого усилия. Классификация переживаний по происхождению. Демонстрации. Переживания реактивные, аутохтонные, смешанные.

Теперь мы должны переходить к работе с конкретными переживаниями, в формировании которых участвует пустое усилие. Конечно, нас будут интересовать те душевные движения, которые имеют отношение к психотерапии, то есть связанные с негативными эмоциями и неприятные для личности. Прежде всего, что это за переживания?

Или: в каких именно переживаниях или симптомах мы можем обнаружить пустое усилие? Соответственно, с какими переживаниями и симптомами можно совладать при помощи терапии пустого усилия? То есть, при помощи дезактивации последнего тем или иным способом.

Следующие переживания и симптомы нередко (а некоторые всегда) связаны с пустыми усилиями:

1.      Тревожно–депрессивные состояния

2.      Деперсонализационное расстройство

3.      Бредовое расстройство (паранойяльный бред)

4.      Агорафобия

5.      Изолированные фобии

6.      Социальные фобии

7.      Обсессивно–компульсивное расстройство

8.      Паническое расстройство

Поясним, что мы имеем в виду под первым пунктом. Имеются в виду тревожно–депрессивные переживания в крайне широком смысле. По МКБ10 эти случаи могут диагностироваться как депрессивные эпизоды, как дистимия или циклотимия, как тревожно–депрессивное и генерализованные тревожные расстройства, как расстройства адаптации в виде депрессивных реакций, как аффективные колебания в рамках расстройства личности. Наконец, сюда мы отнесем и многие негативные эмоциональные состояния совершенно здоровых людей, состояния, испытываемые в трудных жизненных ситуациях, когда трудно говорить о медицинском диагнозе, но при этом налицо интенсивное душевное страдание.

Итак, в этом нашем списке восемь пунктов, но возможно, его можно расширить. Сейчас я говорю о тех переживаниях и симптомах, в структуре которых (или «рядом» с которыми) мы часто обнаруживаем пустые усилия. Есть также наблюдения, указывающие на то, что в эту группу можно включить и некоторые соматоформные расстройства.

Отметим, что паническое, обсессивно–компульсивное расстройства, социофобии, агорафобии и изолированные фобии всегда связаны с ПУ. С другими переживаниями из нашего списка дело обстоит сложнее. По–видимому, бывают тревожно–депрессивные состояния, бредовые расстройства и случаи деперсонализации, не имеющие никакого отношения к пустым усилиям. Но чаще эти состояния очевидным образом с ПУ связаны.

Соответственно, все эти переживания могут служить (и служат) мишенями терапии пустого усилия.

Забегая вперед, скажу вам, что при тревожно–депрессивных состояниях, деперсонализационном, бредовом и фобическом расстройствах в качестве терапии пустого усилия мы используем наш авторский прием – «методику инверсии возможностей». В случаях панического и обсессивно–компульсивных расстройств классическая методика экспозиции или приемы mindfulness оказываются более эффективными и надежными.

А теперь для того, чтобы научиться легко определять симптомы, в структуре которых присутствует пустое усилие, чтобы быстро находить эти пустые усилия и грамотно и эффективно устранять их, тем самым облегчая страдания пациента, нам придется совершить небольшой экскурс в основы психопатологии.

Прежде всего, мы разделим эти переживания на две группы. Нам важно будет эти группы различать между собой, потому что здесь мы найдем разные по содержанию пустые усилия. И соответственно по разному их надо будет выявлять. И разные способы «дезактивации» пустых усилий будут в этих группах применяться. Разные технические моменты будут здесь использоваться.

Первая группа – это реактивные переживания или просто реакции.

Вторая группа – это аутохтонно возникающие переживания или симптомы.

Деперсонализационное, бредовое расстройства, панические и обсессивно–компульсивные расстройства обычно относятся ко второй группе. То есть являются аутохтонно возникающими симптомами. Простые (изолированные) фобии, агорафобии, как правило, относятся к первой группе, то есть являются реактивными. А вот, что касается тревожно–депрессивных состояний и социофобий, то эти проявления могут относиться как к первой группе, так и ко второй.

Для того, чтобы провести это разделение, нам нужно будет определить понятия «реактивный» и «аутохтонный».

А кроме того, для полноты картины, еще и понятие «экзогенный» или, лучше – «экзогенно-органический». На эти три группы – реактивные, аутохтонные и экзогенно–органические можно разложить все переживания здоровой и больной души. Я имею в виду, что все наши переживания по происхождению являются или реактивными, или аутохтонными, или экзогенными. Либо, представляющими собой сочетание этих трех.

Начнем с душевных движений экзогенно–органического происхождения. Хотя последние не представляют непосредственного интереса для терапии пустого усилия, без знакомства с ними мы не сможем понять первые две группы.

Экзогенный (экзогенно-органический) – значит, обусловленный внешними по отношению к психике физическими (биологическими) причинами. Под экзогенными факторами, способными влиять на переживания, понимают различные патологические соматические, то есть физические состояния – интоксикации, инфекции, заболевания внутренних органов, органические поражения нервной системы и т.д. Другими словами, экзогенные душевные движения – это душевные движения возникающие (или видоизменяющиеся) под воздействием патологических событий, происходящих в нашем телесном организме.

Наиболее простой и всем понятный пример: мы сейчас с вами выпиваем по бокалу шампанского. Шампанское всасывается в желудке, алкоголь попадает в кровь, минует гематоэнцефалический барьер, попадает в нейроны головного мозга и изменяет текущие биохимические процессы. В результате нам становится хорошо: у нас повышается настроение, появляются приятные мысли, тянет к общению…

Или другой пример. Мы заболеваем гриппом. Поднимается температура, развивается интоксикация, от которой страдают нервные клетки – в результате мы чувствуем, что хуже соображаем, наваливается усталость, сознание теряет ясность и т.д. Практически любое более ли менее серьезное физическое заболевание вызывает астенический синдром: снижение психической продуктивности, утомляемость, раздражительную слабость и т.д.

Или: происходит маленькое кровоизлияние в головной мозг и в результате человек теряет способность называть знакомые предметы – нужные ассоциации просто не приходят ему в голову.

Как правило, экзогенное (соматогенное) происхождение переживаний или расстройств очевидно и для врача, и для психолога, и для родственников больного, а часто и для самого больного (если последний остается критичным к своему состоянию, то есть понимает, что с ним происходит нечто необычное). При психических симптомах экзогенного происхождения, как правило, присутствует та или иная степень утомляемости–истощаемости, помрачения сознания и (или) так называемый психоорганический синдром. Помрачение сознания может быть в очень легкой форме, например, в виде легкой оглушенности при нетяжелом гриппе или опьянении. А может доходить до делириозных расстройств с галлюцинациями или комы при тяжелых интоксикациях или органических мозговых патологиях. Психоорганический синдром выражается в когнитивном снижении (снижении способности понимать, деградации личности), расстройствах памяти и эмоциональной бестормозности (раздражительности – гневливости или плаксивости). Все эти явления обычно бросаются в глаза и настолько грубы, что даже неспециалистам понятно, что психические изменения в таких случаях связаны с телесным расстройством. Поэтому при расстройствах экзогенного происхождения не идут к психологу или психотерапевту, а идут к психиатру, невропатологу, терапевту и т.д. Психотерапевт, за редкими исключениями, не имеет дело с психическими расстройствами экзогенного происхождения. Поэтому нас они в терапевтическом плане не интересуют.

Возвращаемся к оставшимся за вычетом экзогенных двум группам душевных движений: реактивным и аутохтонным. С душевными движениями из этих двух групп мы будем иметь дело. И для правильного построения нашего лечебного вмешательства нам чрезвычайно важно научиться отличать эти две группы друг от друга.

Для того, чтобы приступить к этой задаче давайте посмотрим две видеозаписи. Это диагностические беседы с пациентами (оба, естественно, дали согласие на запись и последующие демонстрации для специалистов). Я подверг первоначальные записи часовых бесед некоторому монтажу. Вы увидите отрывки, которые имеют непосредственное отношение к нашей сегодняшней теме. В дальнейшем мы еще вернемся к этим пациентам и посмотрим другие отрывки.

Первый случай: Наталья, женщина 35 лет, по образованию бухгалтер.

– Наталья, почему Вы здесь? Что Вас беспокоит?

– … Мне предстоит развод с мужем…

– Есть веская причина для этого?

– Да, у него другая женщина. Он объявил мне об этом месяц назад.

– Часто бывает так, что после измены все постепенно возвращается на круги своя. Может быть, Вы рано думаете о разводе?

– Нет. Во–первых, первым заговорил об этом он, причем однозначно и непреклонно. А, во–вторых, даже если бы он захотел остаться, я сама не смогу с ним дальше жить. Для меня тут не может быть вопроса.

– Понятно. Вы сейчас живете под одной крышей?

– Нет, он уже уехал к ней…

– А дети, естественно, с Вами?

– Да, конечно!

– Как они переживают все это?

– Переживают, конечно… Сын особенно сердит на отца. Но они его очень любят. Хотя в этой ситуации на моей стороне.

– Они Вас поддерживают?

– Да, очень!

– Наталья, я понял Вашу ситуацию и Вам сочувствую. Но, я думаю, Вы сами понимаете, что объективные обстоятельства врачи изменить не в силах. Мы можем помочь Вам изменить то, как Вы на эти обстоятельства реагируете. Помочь Вам реагировать по–другому. Что-то не так с Вашими эмоциями, чувствами?

– Да, уж… Я сама не своя… Не нахожу себе покоя.

– «Сама не своя» – что это значит?

– Мне кажется, я на пределе нервного срыва. Я все время натянута как струна. Я плохо сплю. Друзья говорят, вид у меня изможденный.

– Как назвать те чувства, которые Вас мучают? Тоска? Гнев? Чувство вины? Тревога?

– Все это есть, пожалуй…

– Что главное? Что на первом месте?

– Тревога. Я все время в тревоге.

– С утра до вечера?

– Да. Если, конечно, не отвлекусь на что–нибудь.

– А отвлечь Вас можно?

– В принципе, можно… ненадолго.

– Про что Вы тревожитесь? Есть какая-то главная тема?

– Про то, как жить дальше…

– А конкретнее?

– Про то, что нужно устраиваться на работу. Про то, что теперь все на мне. Мне нужно рассчитывать только на себя. Муж, конечно, будет помогать детям… По крайней мере, поначалу… Но что потом, я не знаю…И в любом случае, его помощь не будет достаточной, это ясно. Так что мне нужно зарабатывать, чтобы ставить детей на ноги. И вообще, теперь все на мне. Вся ответственность.

– Вы переживаете, справитесь ли со всем этим?

– Справлюсь ли в нужной степени.

– Еще за что Вы тревожитесь?

– За то, как все это отразится на детях. Как им помочь…

– Еще за что?

– Про то, что будет со мной теперь… Как можно доверять людям…

– Можно ли сказать, что все Ваши переживания, так или иначе, вращаются вокруг темы развода и сложившейся в связи с этим ситуации?

– Да, так и есть. Я как «зациклилась» на всем этом.

– Наташа, как Вы думаете, какие-нибудь внешние обстоятельства могли бы Вам помочь? Можете Вы себе представить: что-то происходит, и Вы успокаиваетесь? Что может сыграть роль этого «что-то»?

– … Трудно себе представить…

– Но, попробуйте. Пускай это сказка, фантастика, но она происходит. Какая сказка Вас спасла бы?

– Ну… Если бы я встала на ноги, детей смогла бы хорошо обеспечивать, с работой все в порядке, и в личной жизни все у меня налаживается… В такой сказке – да, конечно! Я бы успокоилась.

– Можно ожидать, что в этом случае вы совершенно поправитесь?

– Само собой… Без сомнения…

– Скажите, Вы раньше были человеком тревожным? По жизни? Склонны ли Вы переживать больше, чем нужно?

– Наверное. Не могу сказать, что мне это сильно мешало… Но мама мне всегда говорила, что я все принимаю близко к сердцу. И порчу тем самым свою нервную систему…

– Вам это мешало?

– Пожалуй…

– В чем это все–таки выражалось?

– Например, там, где подруги или муж не беспокоились, спокойны были, я волновалась. Если заболеет кто… Или долго задержится на работе… Помню в детстве еще мобильных не было, я родителей жду с работы, они задерживаются, и мне рисуются всякие картины страшные.

– Кроме мамы, это кто-нибудь замечал?

– Я старалась это не показывать. Но, наверное, замечали…

– Наташа как Вы чувствуете, Вы сейчас переживаете ровно столько, сколько нужно в этой ситуации, или все ж слишком сильно?

– Слишком сильно! В разы!

Вторая запись – Ольга, 35 лет, бухгалтер.

– Ольга, что Вас беспокоит?

– Я не сплю… Не хочется ничего… И напряжение какое-то все время.

– Тревога?

– Да, тревога. И еще слабость.

– Вы не спите совсем?

– Долго не могу заснуть. И просыпаюсь рано.

– Вы чем-то сильно озабочены?

– Нет, просто не могу и все… Просто что-то мешает. Расслабиться не могу.

– Но о чем Вы думаете, все–таки, когда не можете заснуть Ведь человек всегда о чем-то думает.

– Ни о чем конкретном. То одно, то другое. Неприятности разные вспоминаются. Вспомню что-нибудь, и сердце колотится.

– Какие неприятности?

– То из детства что-нибудь всплывет. То по работе. То думаю, что такое со мной случилось?..

– Просыпаетесь раньше. С каким чувством?

– В груди как кол забили. Прямо тяжесть такая в груди. И страх…

– А потом? Как день проходит?

– Встану, умоюсь – легче становится. Вроде можно как-то взаимодействовать с миром. Но все равно, как в коконе каком-то… Полегче, чем сразу после пробуждения.

– А вечером?

– Вечером, после восьми, кажется, что выздоровела. Планы строю на завтра. А на утро опять все по новой…

– А днем про что переживаете? Вокруг чего мысли вертятся?

– Да ни о чем конкретном. Иногда маму вспоминаю. Жалко ее. Думаю, что что-то не додала ей. Себя ругаю. Иногда, наоборот, себя жалко. И страшно все время. Страх все время какой-то подсознательный.

– Про что он?

– Да про все сразу. О будущем думаю. То, вдруг, за детей начинаю бояться. Хотя они, тьфу–тьфу–тьфу, здоровы, учатся нормально…

– И что там, в будущем?

– Все темно и страшно.

– Ольга, как Вы думаете, с чем связано это Ваше состояние?

– Накопилось как-то все…

– После чего все началось?

– После того. как мать похоронила.

– Может быть, это Вас надломило. Это – причина?

– Может быть… Но мама долго болела. Я давно ко всему готова была. И ее смерть перенесла как-то спокойно…

– Каких-то других стрессов у Вас не было?

– На работе неприятности мелкие… Но это все бытовое… Может быть, я сильно устала, когда за мамой ухаживала. Все– таки это тяжело – работать на работе, и еще сиделкой. Тут, казалось бы, можно было бы и отдохнуть, но я чего-то сдулась… И сдулась, и напряглась одновременно…

– За время лечения какие-нибудь изменения есть?

– Вроде бы последние два дня как-то полегче… Может быть, лекарства начинают действовать?

– Вполне возможно. Как раз сейчас их действие и должно разворачиваться.

Ольга, скажите, а какие-нибудь обстоятельства могли бы Вас излечить? Можете Вы представить себе, что что-то происходит – в быту, на работе, в личной жизни, с детьми, еще где-нибудь, и Вы поправляетесь из–за этого?

– Не знаю…

– Ну представьте, пожалуйста! Что должно произойти, чтобы Вы поправились?

– Ничего в голову не приходит. В личной жизни у меня и так все нормально…

– Представьте, у Вас интересная любимая работа, дети ничем не расстраивают, радуют. Времени свободного много, Вы можете заниматься, чем хотите.

– А я сейчас ничего не хочу… Но, вообще, если меня все оставят в покое, конечно легче будет.

– Легче или совсем поправитесь?

– Легче, да…

– А совсем не поправитесь от этого?

– Не уверена…

Давайте присмотримся внимательно к этим двум случаям. В них есть нечто похожее. Но есть и значительные различия.

Обе пациентки жалуется на тревогу. Обе чувствуют какую-то опасность. Это общее.

А что разное? Есть, по меньшей мере, три различия.

Во–первых, эти пациенты по–разному переживают причину своей тревоги, точнее, причину своих тревожных мыслей. Наталья четко связывает свои опасения с бракоразводной ситуацией (что она остается одна, что ей теперь приходится решать проблемы, за которые она раньше не отвечала). Ольга не может уверенно назвать причину своего состояния, хотя и пытается объяснить его усталостью. У нее вообще нет ясного, однозначного ощущения, что ее переживания связаны с какими-то внешними, объективными обстоятельствами.

Во–вторых, содержание Наташиных тревожных опасений практически полностью исчерпывается одной темой «справлюсь – не справлюсь». В то время, как у Ольги разные тревожные и тоскливые темы бывают – то из детства, то по работе, то про потерю и чувство вины, то «себя жалко» и т.д.

В–третьих, когда мы просим пациентов представить внешние обстоятельства, которые решили бы их проблемы, они отвечают тоже по–разному. Наталья уверенно говорит нам, что в том случае, если она будет хорошо зарабатывать и достигнет успеха на личном фронте, ее беспокойство пройдет. (Другое дело, что она сомневается сейчас, что все сложится именно так). А Ольга не может найти таких «излечивающих» обстоятельств. Кажется, что бы хорошего не произошло, это на ее состоянии не отразится.

Эти различия как раз и показывают нам разницу между переживаниями реактивными и переживаниями аутохтонными. Переживания Натальи – реактивные. Переживания Ольги – аутохтонные.

Реактивные переживания или просто «реакции» – это душевные движения, удовлетворяющие трем критериям К.Ясперса. Хотя эти критерии были разработаны, прежде всего, для реактивных психотических расстройств, их можно использовать и для квалификации переживаний, принадлежащих к здоровому или невротическому уровню. Критерии сводятся к следующему:

1) Переживание возникает после травмирующей внешней ситуации.

2) Содержание переживания отражает произошедшее событие.

3) Интенсивность переживания зависит от изменений во внешней ситуации

Эти три момента говорят о том, что переживание причинно связано с внешней ситуацией на психическом, психологическом уровне. Мы можем эту связь наблюдать феноменологически. То есть, для объяснения происхождения душевного движения нам не нужно привлекать какие-либо концепции, какие-либо вне–сознательные или вне–психические факторы.

Простейший пример: вас обидели. Чувство обиды возникает у вас после определенного разговора. Ваши переживания крутятся вокруг этой темы. Вас отпускает, когда обидчик просит прощения.

Рассмотрим подробнее каждый из этих критериев. Первый критерий касается временной связи между событием и вызванным им душевным движением. Сам по себе он еще не говорит о том, что связь между событием и переживанием носит причинный характер. Связанными во времени могут быть и события, в других смыслах между собой не связанные. «После того», как известно, еще не значит «вследствие того». В жизни любого человека практически постоянно присутствуют большие или маленькие стрессы, большие или маленькие неприятности. Никто не живет абсолютно безоблачной жизнью. Наталья четко связывает свое состояние с бракоразводной ситуацией. Но и Ольга, пытаясь объяснить причину своего состояния, говорит о многолетней тяжелой загруженности. Простой временной связи недостаточно, чтобы сделать вывод, что второе событие действительно зависит от первого. Только сочетание первого критерия со вторым и третьим скажет нам по–настоящему о причинной связи.

Второй критерий гласит, что реактивное переживание должно отражать вызвавшую его ситуацию. Другими словами, содержание переживания должно практически исчерпываться обстоятельствами, в ответ на которые оно возникло. Так, например, человек в состоянии реактивной депрессии фиксирован на теме постигшей его потери. Он, например, все время перебирает подробности случившегося, может быть, винит себя за то, что произошло, тревожится за то, как он будет жить дальше без того, что потерял, пытается найти хоть какую-то замену потерянному и т.д. Так, Наталья в своем реактивном тревожном состоянии фиксирована на теме опасности, ее тревожные переживания вертятся вокруг необходимости справляться с новыми условиями жизни и со страхом не справиться. В случае Ольги мы видим, что у нее много разных тревожных и тоскливых тем. Объединяет их в большинстве случаев чувство тревоги, но конкретные темы бывают разными, между собою особо не связанными. Она опасается и неприятностей по работе, и за детей, и вообще «про все сразу». Одной темой, которую можно легко связать с травмирующими обстоятельствами, его переживания не исчерпываются.

Третий критерий говорит о том, что интенсивность реактивного переживания должна зависеть от интенсивности «стрессора». Поскольку значимость любого травматического события со временем уменьшается, постепенно должно слабеть и реактивное переживание. На практике мы часто не располагаем временем для длительного наблюдения пациента. И видим его нередко сразу после травматического или кажущегося таковым события. В этом случае для применения третьего критерия мы можем воспользоваться воображением пациента. Нужно попросить его представить, что то, про что он переживает, почему-то теряет актуальность. Это может быть любая воображаемая ситуация, пускай даже фантастическая, лишь бы человек мог ее вообразить. При реактивном переживании пациент уверенно скажет, что в этой воображаемой ситуации он сразу же избавится от своих переживаний. Так, Наталья не сомневается в том, что успокоится, если все получится с работой. А Ольга, напротив, совсем не уверена, что поправится по– настоящему даже, если ее «оставят в покое».

Только наличие все трех критериев скажет нам о том, что переживание реактивно. Если есть только один или два критерия и отсутствует третий, мы должны задуматься о том, что переживание, по крайней мере, «отчасти аутохтонно». Если, например, депрессия развивается после травматического события, но в переживаниях пациента это событие никак не звучит – это уже не просто реакция. Если депрессивные симптомы не реагирует на позитивные изменения в, казалось бы, вызвавшей ее ситуации, это тоже не чистый реактив. Это значит, что в происхождении такого переживания участвует фактор не доступный нашему непосредственному восприятию.

Мы видим, таким образом, что переживания Натальи, удовлетворяют всем трем критериям Ясперса, а переживания Ольги только одному (первому). Душевные движения Натальи, другими словами являются реакциями. Душевные движения Ольги являются аутохтонными.

«Аутохтонный» переводится с греческого как «рожденный тут же». Возникающий вне связи с какими-либо наличными, очевидными, феноменологически наблюдаемыми факторами и обстоятельствами. То есть, происходящий как бы сам из себя. Имеется в виду прежде всего отсутствие психологических, эмоционально значимых обстоятельств, способных вызвать ту или иную реакцию. Таков случай Ольги.

Еще пример. Человек едет в метро после бессонной ночи в клубе. Вдруг у него начинает сильно биться сердце, перехватывает дыхание, появляется головокружение и возникает острый, катастрофальный, животный страх, страх за свою жизнь. Приступ проходит через несколько минут. Но человек не успокаивается до конца и ждет новой опасности. Он выбегает из метро и боится вновь туда спускаться. Перед пароксизмом у него не было никаких причин переживать за свое здоровье. Никто из близких или знакомых не умирал «от сердца», эта тема никогда не была для него актуальна. Все это возникает ни с того, ни с сего, без понятных причин, на ровном месте. То есть аутохтонно. Так часто возникает паническое расстройство.

Пример аутохтонного переживания из сугубо бытовой области – это то, что имеется в виду под народным выражением «встать не с той ноги». Что значит «встать не с той ноги»? Так говор обычно тогда, когда настроение у человека портится без каких-либо причин, «ни от чего», на ровном месте.

Что же, все–таки, вызывает аутохтонные переживания? Все на свете имеет причину. И если мы не видим ее на непосредственном феноменологически–психологическом уровне, значит, она находится где-то еще, на каких-то других уровнях. Где же? Что это за фактор?

Существуют два полярных ответа на этот вопрос. Первый можно условно назвать «психологизаторским», второй – «биологизаторским». «Психологизаторы» стремятся найти всему происходящему в психической жизни психологическое же объяснение. «Биологизаторы», напротив, при первой возможности объясняют душевные движения биологическими, мозговыми процессами или врожденными особенностями. Это, конечно, крайние точки зрения, которые в чистом виде встречаются не часто. Для ясности я нарочно поляризую эти два мнения. Тем не менее, в целом, первый взгляд характерен для психологов, второй – для психиатров.

Варианты «психологизаторского» ответа заложены в большинстве психотерапевтических систем. Суть такого объяснения вот в чем. Существуют бессознательные душевные процессы. Бессознательные «по–настоящему». То есть не просто душевные движения, которые не осознаются здесь и сейчас, поскольку на них не обращается внимание, а психические процессы, осознать которые можно только с помощью специальной психотерапии. Эти «происки бессознательного» и приводят к аутохтонным переживаниям (они также, так или иначе, участвуют и в реактивных переживаниях, но для нас сейчас это не важно). Классические примеры такого подхода – психоанализ и психодинамическая терапия, аналитическая психология, разного рода концепции, касающиеся наследственной памяти, личностных сценариев, особой закладки «пренатальных матриц» и т.д. Здесь везде бессознательное представляет собой как бы отдельный психический орган, в большой степени автономный по отношению к сознанию, функционирующий по собственным законам, преследующий собственные цели, использующий особые механизмы. Аутохтонный симптом или аутохтонное переживание с этой точки зрения – это выражение (например, символическое) этих глубоко скрытых бессознательных процессов. Если психотерапевту с помощью специальных процедур удастся разобраться в этой динамике бессознательного, он сможет расшифровать, сделать понятным смысл аутохтонного переживания и для себя, и для пациента. Собственно в этом и будет заключаться психотерапевтический процесс.

В более мягкой форме такой подход выражается в том, что психотерапевт, обнаруживая не реактивное в тесном смысле этого термина, то есть аутохтонное переживание, как бы не доверяет самоотчету пациента. Специалист тогда считает, что причины у переживания на самом деле есть, но пациент не видит их в силу «недостатка рефлексии», «инфантильности», «скрытой выгоды», «иррациональных установок», заложенных в базовых схемах когнитивных ошибок, и тому подобных факторов. То есть, все равно, всеми возможными способами пытается объяснить разрыв в переживаниях психическими причинами. Психотерапия тогда будет ориентирована на поиск и исправление «базисных схем», исправление последствий неправильного научения, воспитание и просвещение, «отыгрывание травматических ситуаций», оживление «спонтанности» через избавление от «культурных консервов» и т.д.

Для упрощения картины включим в «психологизацию» и экзистенциально–гуманистический подход. Я имею виду случаи, когда разрыв в психологической понятности переживаний объясняется более «высокими» причинами. Такими, как «личностный рост», «экзистенциальный проект», «поиск смысла», «встреча с базовыми данностями существования», «свобода и ответственность» и т.п.

У «биологизаторов» все наоборот. Когда психиатр– биологизатор видит в душевной жизни нечто психологически непонятное в том смысле, о котором мы только что говорили, когда он видит, что переживание не соответствует ясперсовским критериям для реактивных состояний, он, как я уже говорил, делает вывод о том, что в деле замешан какой-то биологический фактор (эндогенный процесс, эндогенная фаза, конституциональное предрасположение и т.д.). Фактор этот нередко имеет гипотетическую природу. То есть, он во многих случаях до сих пор неизвестен и просто постулируется. Ведь речь при аутохтонных переживаниях идет о состояниях, не являющихся экзогенными. То есть, здесь мы не наблюдаем какого-либо явного соматического неблагополучия, обыкновенно вызывающего психические нарушения. «Биологизаторы» просто предполагают, что существуют некие отдельные от известных соматических и неврологических болезней, невидимые биологические (скорее всего, нейрохимические) процессы, способные сами по себе вызывать симптомы депрессии и тревоги, обсессивно–компульсивные, фобические и соматоформные проявления, также, как похожие процессы вызывают психотические шизофренические расстройства. Эти нейрохимические отклонения часто в свою очередь связывают с эндогенными механизмами. «Эндогенный» – дословно значит «коренящийся внутри генов». То есть связанный с наследственной предрасположенностью. Возникающий спонтанно, в результате генетически предопределенного расстройства, вне жесткой связи с внешними факторами. Нужно сказать, что в соматической медицине известно огромное количество расстройств, возникающих как бы на ровном месте и связанных с генетической предрасположенностью – взять хотя бы онкологические или аутоиммунные болезни. И «биологизаторы» просто следуют здесь общемедицинскому стилю мышления.

Кто прав: «биологизаторы» или «психологизаторы»?

Дело в том, что даже если рассматривать эти два мнения в столь поляризованном виде, как я описал, в столь, быть может, гротескной манере, как я только что вам представил, спор между ними, по–видимому, не имеет решения.

Психиатры–биологизаторы могут, например, в поддержку своей точки зрения привести, по крайней мере, два само собой напрашивающихся аргумента. Первый: при большинстве аутохтонных расстройств невротического уровня эффективны современные психотропные средства. Причем с каждым десятилетием и, соответственно, развитием психофармакотерапии их эффективность существенно возрастает. Поскольку лекарства действуют на биохимические процессы, на нейромедиаторы (например, на мозговой обмен серотонина), ясно, что последние и являются причиной аутохтонных расстройств. Второй: существуют статистически достоверные исследования, говорящие о том, что в семьях людей с различными психопатологическими расстройствами (в том числе и с расстройствами невротического уровня) частота различных психических отклонений значительно выше, чем в среднем в популяции. И это недвусмысленно говорит о наличии генетического фактора.