Текст книги "От земель к великим княжениям. «Примыслы» русских князей второй половины XIII – XV в."

Таким образом, следует полагать, что в начале 1419 г. Василий I передал нижегородское княжение Александру Ивановичу, внуку Василия Кирдяпы Дмитриевича, ставшему его зятем (входил ли в подвластную Александру Ивановичу территорию Городец, остается неясным за отсутствием данных), а после его смерти, не позднее начала 1423 г., вернул Нижний в состав своих владений. Очень скоро, однако, ситуация вновь изменилась.

Известна дошедшая в списках XVII в. жалованная грамота Даниила Борисовича Нижегородскому Благовещенскому монастырю, выданная на земли в Посурье «маиа в 8 того лета, коли князь великыи Данило Борисович вышол на свою отчину от Махметя царя в другий ряд»[253]253
  АФЗХ. Ч. 1. № 273. С. 204–205. Грамота Даниила практически дословно повторяет пожалование, сделанное на те же земли Василием I 20 февраля 1423 г. (АСЭИ. Т. 3. № 296. С. 323–324).


[Закрыть]. Махметом на Руси называли хана Улуг-Мухаммеда, правившего с 1420 по 1438 г., затем изгнанного соперниками и ставшего в 1440-е гг. основателем Казанского ханства. Л. В. Черепнин относил эту грамоту к концу 20-х – началу 30-х гг. XV в.[254]254
  Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 89.


[Закрыть]. И. Б. Греков предложил датировать ее 1424 г.: он связал упоминание о вокняжении Даниила Борисовича с неопределенностью, высказанной Василием I в отношении обладания Нижним Новгородом в одной из его духовных грамот (датировка которой неясна): «А оже ми дасть Богъ Новъгородъ Нижний, и язъ и Новымъ городомъ Нижнимъ благословляю сына своего, князя Василья»[255]255
  ДД Г. № 21. С. 59; Греков И. Б. К вопросу о датировке так называемой «второй духовной грамоты» московского князя Василия I // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963. Исследователи датировали эту грамоту по-разному в пределах конца 10-х – первой половины 20-х гг. XV в. (см.: Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы. Ч. 1. С. 88–90; сам Л. В. Черепнин связывал неуверенность Василия по поводу Нижнего Новгорода с тем, что эта духовная была составлена в период княжения там Александра Ивановича).


[Закрыть]. Проблема, казалось бы, была снята с обнаружением составленного в 1628 г. перечня грамот, выданных Благовещенскому монастырю; указанная грамота Даниила Борисовича датировалась там 6950 (т. е. 1442) годом[256]256
  АСЭИ. Т. 3. № 294. С. 321.


[Закрыть]. В это время Улуг-Мухаммед был в состоянии войны с Василием II, позже, в 1444–1445 гг., сам находился в Нижнем Новгороде[257]257
  ПСРЛ. Т. 25. С. 263, 395.


[Закрыть], и вполне естественно, что он мог выдать ярлык на нижегородское княжение враждебному Москве князю. Такой датировке вроде бы хорошо соответствует факт выдачи в 1444 г. вдовой Даниила грамоты (на село в Суздальском княжестве) «по приказу своего господина князя Данила Борисовича»[258]258
  АСЭИ. Т. 2. № 444. С. 485–486.


[Закрыть] – легко допустить, что именно между 1442 и 1444 гг. престарелый (как минимум на восьмом десятке, судя по времени начала политической деятельности его младшего брата Ивана – 1383 год) князь скончался. Мнение о 1442 г. как дате второго вокняжения Даниила Борисовича в Нижнем Новгороде утвердилось в историографии[259]259
  Кучкин В. А., Флоря Б. Н. О докончании Дмитрия Шемяки с нижегородско-суздальскими князьями // Актовое источниковедение. М., 1979; Кучкин В. А. «Данная» черницы Марины // Исторические записки. Т. 108. М., 1982. С. 310; Зимин A.A. Витязь на распутье. М., 1991. С. 224; Соколова Н. В. Древнейшие акты Нижегородского Печерского монастыря // Проблемы происхождения и бытования памятников древнерусской письменности и литературы. Нижний Новгород, 1995. С. 61.


[Закрыть]. Но недавно были сделаны две находки, вынуждающие от него отказаться.

Во-первых, было обнаружено описание пергаменного сборника, составленного «в лето 6932 месяца января 20… при благоверном князе Даниле Борисовичи, при освященном митрополите Фотии Киевском всея Руси Иосифу архимандриту Печорскому»[260]260
  См.: Беляева O.K. К вопросу об использовании памятников древнерусской письменности в старообрядческих политических сочинениях первой четверти XVIII в. // Общественное сознание, книжность, литература периода феодализма. Новосибирск, 1990. С. 15 (рукопись начала XVIII в.: РГБ. Ф. 247. Рогожское собр. № 503. Л. 136 об. – 137). Этотже сборник упомянут еще в одной рукописи (конца XVII – начала XVIII в.) – РГБ. Ф. 299. Собр. Тихонравова. № 523. Л. 140 об.): «Писана… в лето 6932 при благодарном князе Даниле Борисовиче и при освященном Фотие, митрополите киевском и всеа России, что он писал ко Иосифе, архимандриту Печерскому» (см.: Емченко Е. Б. Стоглав: исследование и текст. М., 2000. С. 210–211).


[Закрыть]. Речь идет о Нижегородском Печерском монастыре, следовательно, надо полагать, что в январе 1424 или 1425 г. (в зависимости от того, каким хронологическим стилем пользовался автор записи – сентябрьским или мартовским) Даниил Борисович являлся нижегородским князем. Обративший внимание на эту запись Д. И. Иванов связал ее с текстом упомянутой духовной грамоты Василия I. Он предположил, что жалованная грамота, датируемая (по перечню XVII в.) 1442 г., говорит о вторичной («в другий ряд») выдаче Улуг-Мухаммедом Даниилу ярлыка на Нижний Новгород, а первый такого рода факт имел место в 1424 г., когда Василий I был озабочен проблемой наследования его малолетним сыном Василием великого княжения (в обход брата Юрия Дмитриевича) и стремился получить поддержку от своего тестя Витовта и хана Улуг-Мухаммеда, который тогда в борьбе за власть пользовался помощью великого князя литовского и как раз в начале 1424 г. восстановил свои позиции в Орде. Эта ситуация и отразилась в духовной Василия I, которую следует отнести, таким образом, к 1424 г.[261]261
  Иванов Д. И. Московско-литовские отношения в 20-е годы XV столетия // Средневековая Русь. Вып. 2. М., 1999. С. 87–90. Ср. также наблюдения Б. М. Клосса над списками духовных грамот Василия II, приведшие автора к выводу, что интересующая нас грамота составлена между 1423 и 1425 гг. (Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. М., 1998. С. 118–119).


[Закрыть].

Вывод Д. И. Иванова о получении Даниилом Борисовичем ярлыка на нижегородское княжение в 1424 г. представляется справедливым. Но практически одновременно с его наблюдениями был опубликован вновь обнаруженный текст молитвы, прочитанной над гробом Даниила Борисовича[262]262
  Пудалов Б. М. Нижегородское Поволжье в первой половине XV века // Городецкие чтения. Вып. 3. Городец, 2000.


[Закрыть]. Причем молитва зачитывалась от лица митрополита Фотия, умершего 2 июля 1431 г.[263]263
  ПСРЛ. Т. 25. С. 248. Б. Н. Флоря и A.A. Турилов обратили внимание автора этих строк на то, что данная молитва по своему чину соответствует молитве, читаемой над гробом человека, отлученного от церкви (см.: Алмазов А. И. Тайная исповедь восточной православной церкви. Одесса, 1894. Т. 2. С. 292–293; 1894. Т. 3. С. 88–89 2-й пагинации). Можно было бы полагать, что отлучение последовало после событий 1410 г., когда посланный Даниилом Борисовичем на Владимир русско-татарский отряд разграбил Успенский собор, а Фотию, только накануне набега выехавшему из Владимира, пришлось прятаться от татар в лесах (см.: ПСРЛ. Т. 11. С. 215–217). Но в молитве названо другое согрешение – «преставление крестного целования» (Пудалов Б. М. Нижегородское Поволжье… С. 100). Речь может идти о договоренности с Василием 11394 г., по которой Даниил, вероятно, в обмен на вокняжение в Суздале обязался не претендовать на Нижний Новгород (что было нарушено им в 1408 г.); другой возможный вариант – что имеется в виду крестное целование, на которое Даниил пошел в 1417 г., когда приехал в Москву, и которое он нарушил, бежав в следующем году и предъявив затем вновь претензии на нижегородское княжение. Второе кажется более вероятным, так как после возвращения на Русь в 1417 г. и примирения с Василием I Даниил Борисович, скорее всего, должен был получить от митрополита прощение за свои предшествующие политические прегрешения.


[Закрыть]. Таким образом, в 1442 г. Даниила уже давно не было в живых, и в перечне 1628 г. следует предполагать хронологическую ошибку. Опубликовавший молитву Фотия Б. М. Пудалов предположительно датировал княжение Даниила Борисовича в Нижнем Новгороде 1426–1429 гг.[264]264
  Пудалов Б. М. Нижегородское Поволжье… С. 97–99; он же. Борьба за Нижегородский край в первой трети XV века (новый источник) // Поволжье в Средние века. Нижний Новгород. 2001. С. 133–134. Для предположения автора, что Даниил княжил одновременно и в Суздале, опоры в источниках не находится.


[Закрыть]. Верхняя дата не может быть принята, так как в договоре Василия II со своим дядей Юрием Дмитриевичем от 11 марта 1428 г. Нижний упоминается в перечне владений московского князя[265]265
  ДДГ.№ 24. С. 64, 66.


[Закрыть]. Нижняя дата также неверна, так как Даниил был нижегородским князем уже в 1424 г. (Б. М. Пудалову не могли быть известны наблюдения Д. И. Иванова). Весной 1423 г. состоялись поездки в Литву сначала митрополита Фотия (он был у Витовта в марте), а затем жены Василия I Софьи Витовтовны с малолетним наследником московского стола Василием Васильевичем. Целью этих поездок было получение от Витовта поддержки в деле обеспечения наследственных прав его внука на великое княжение московское, ограждения их от притязаний со стороны братьев Василия I. Витовт в результате выступил в качестве гаранта двух последних духовных грамот Василия Дмитриевича, а находившийся в то время в Литве хан Улуг-Мухаммед (он был временно вытеснен из Орды своим соперником Бораком), по-видимому, выдал на имя Василия Васильевича ярлык на великое княжение при жизни его отца[266]266
  См.: Горский A.A. Москва и Орда. С. 137–139.


[Закрыть]. Платой за поддержку прав будущего Василия II на престол и могла стать уступка Нижнего Новгорода Даниилу Борисовичу. Надо вспомнить, что Даниил приходился великому князю литовскому двоюродным племянником: его матерью была дочь Ольгерда (родного дяди Витовта) Аграфена[267]267
  См.:ПСРЛ.Т. 15. Вып. 1. Стб. 61.


[Закрыть]. Ранее обстоятельства сложились так, что Даниил опирался на поддержку Едигея, врага Витовта; но после гибели ордынского временщика (1419 г.) ему было естественно обратиться за помощью к могущественному дяде. Жалованная грамота Даниила выдана 8 мая того года, когда он «вышел на свою отчину». Возможно, это был 1423 год: Даниил мог также находиться в Литве, приехать оттуда на Русь одновременно с возвращением великой княгини и сразу же вступить в свои владельческие права. Но не исключено, что приведение в действие соглашения Москвы с Витовтом и Улуг-Мухаммедом затянулось до 6932 сентябрьского года и грамота датируется 8 мая 1424 г.

Таким образом, вокняжение Даниила Борисовича в Нижнем следует относить ко времени от апреля 1423 до начала 1424 г.[268]268
  Соответственно и третья духовная грамота Василия I может быть отнесена как к 1424, так и ко второй половине 1423 г. Что касается указания жалованной грамоты Даниила Борисовича о его выходе на свою отчину «от Махметя царя в другий ряд», то эти слова не обязательно понимать так, что именно Улуг-Мухаммед дважды выдавал ему ярлык: и «от Махметя царя», и «в другий ряд» могут являться самостоятельными указаниями – первое о том, какой хан пожаловал нижегородскую отчину Даниилу, второе – в который раз в своей жизни князь ее получил.


[Закрыть] (поскольку если пергаменный сборник 6932 г. датирован по сентябрьскому стилю, что вероятнее, то 20 января 1424 г. Даниил Борисович уже был нижегородским князем). Входил ли во владения Даниила Борисовича Городец, как и в случае с Александром Ивановичем, судить не представляется возможным. До марта 1428 г. Даниил скончался, и Нижний вновь был возвращен под власть великого князя московского. Возможно, это случилось еще при Василии I, так как последний 8 февраля 1425 г. выдал жалованную грамоту на дер. Филипповскую в Мещерске, т. е. в районе устья Клязьмы, восточнее Гороховца – на территории Нижегородского княжества[269]269
  АСЭИ.Т. 2. № 437. С. 480–481.


[Закрыть]. Но не исключено, что Гороховец с волостями или часть этой территории оставались (в отличие от времени княжения Александра Ивановича, одна из грамот которого выдана на гороховецкие земли, в том числе Филипповскую[270]270
  Там же. № 435. С. 479.


[Закрыть]) после вокняжения Даниила под московской властью[271]271
  Весной 1425 г. в Нижний Новгород пришел, спасаясь от войск Василия II, вступивший с ним в конфликт по поводу великого княжения Юрий Дмитриевич; при приближении московских войск он бежал за Суру, а после их ухода вернулся в Галич через Нижний (ПСРЛ. Т. 25. С. 246). Но из этих сведений нельзя заключить, был тогда в Нижнем Новгороде отдельный князь или уже нет.


[Закрыть].

Что касается Суздальского княжения, то о его принадлежности судить можно только предположительно. Возможно, около середины 20-х гг. зять московских князей Александр Иванович Борисов внук делил там власть со своим отцом (который по смерти Даниила Борисовича остался старейшим в роду суздальских князей) – к этому времени относится грамота последнего Спасо-Евфимьеву монастырю на с. Переборовское близ Суздаля, данная по совету с «Олександромъ, сыномъ своим»[272]272
  АСЭИ.Т.2.№ 436. С. 480.


[Закрыть] (Иван Борисович мог вернуться на Русь вместе с братом Даниилом в результате того же соглашения Василия I с Витовтом и Улуг-Мухаммедом). Александр Иванович пережил отца (имеется грамота, где он говорит о «помине души» родителей[273]273
  Там же. № 438. С. 481.


[Закрыть]), а после его смерти около 1433 г. какое-то время действовал его сын и племянник Василия II по матери Семен[274]274
  Он упоминается в договорных грамотах Василия с Дмитрием Шемякой 1434 и 1436 гг. (ДДГ. № 34,35. С. 88, 91,97,99).


[Закрыть]. Можно предполагать, что он считался суздальским князем: умер Семен между 1436 г. и серединой 1440-х гг. (с этого времени известны жалованные грамоты на его бывшие владения в Суздальском княжестве, в которых Семен фигурирует как умерший[275]275
  АСЭИ. Т. 1. № 176; Т. 2. № 446, 450, 453.


[Закрыть]), и как раз в отношении первой половины 40-х гг. встречаем указания на распоряжение Суздалем со стороны великого князя Василия II: какое-то время Суздалем владел с его санкции выехавший в Москву из Литвы князь Александр Васильевич Чарторыйский, а в 1442–1443 гг. – двоюродный брат Василия Иван Андреевич Можайский[276]276
  ПСРЛ. Т. 23. С. 151; Кучкин В. А., Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 206; Зимин A.A. Указ. соч. С. 89–90. В духовной грамоте Василия II (1461 или начало 1462 г.) Суздаль уже фигурирует как непосредственное владение великого князя (ДДГ.№ 61.С. 194).


[Закрыть].

В середине 40-х гг. Нижний Новгород, Суздаль и Городец на короткое время вышли из-под власти Москвы и составили самостоятельное княжество под управлением князей суздальского дома. Этот эпизод был обстоятельно исследован В. А. Кучкиным и Б. Н. Флорей, а недавно ряд существенных деталей событий уточнил В. Д. Назаров. После пленения Василия II сыном Улуг-Мухаммеда (который, будучи лишен власти в Орде в 1438 г., пытался обосноваться на окраинах русских земель и в конце концов в середине 40-х гг. основал Казанское ханство на Средней Волге) в битве под Суздалем 7 июля 1445 г. хан вывел нижегородско-суздальские земли из состава Московского великого княжества: он восстановил Нижегородско-Суздальское княжество, передав его Василию и Федору Юрьевичам, внукам Василия Кирдяпы. Эти князья составили во второй половине 1445 г. проект договора с претендовавшим на великое княжение Московское Дмитрием Шемякой, который предусматривал признание суверенности их прав на Суздаль, Нижний Новгород и Городец[277]277
  ДД Г. № 40. С. 119–120. Под власть Василия и Федора была также передана Вятка; видеть в этом свидетельство вхождения Вятской земли в состав Нижегородского княжества в более ранние времена оснований, однако, нет (см.: Низов В. В. К истории вятско-нижегородских отношений в конце XIV – первой половине XV в. // Россия в IX–XX веках: проблемы истории, историографии и источниковедения. М., 1999).


[Закрыть]. Василий II, после того как Улуг-Мухаммед в октябре 1445 г. отпустил его на великое княжение, не посягал на суверенные права Юрьевичей. Но когда в начале 1446 г. Москвой овладел Шемяка, он отобрал у Федора Юрьевича (Василий Юрьевич к тому времени умер) вновь восстановленное княжество, в результате чего Федор перешел на сторону Василия II[278]278
  См.: Кучкин В.А., Флоря Б. Н. О докончании Дмитрия Шемяки с нижегородско-суздальскими князьями // Актовое источниковедение. М., 1979; Назаров В. Д. Д окончание князей Шуйских с князем Дмитрием Шемякой и судьбы Нижегородско-Суздальского княжества в середине XV века // Архив русской истории. Вып. 7. М., 2002.


[Закрыть]. После возвращения Василия на престол зимой 1446–1447 гг. причин для нового восстановления Нижегородско-Суздальского княжества не было[279]279
  Место Улуг-Мухаммеда в Казанском ханстве занял его сын Махмутек, убивший отца; Василий II не был связан с ним вассальными обязательствами, более того, Махмутек в 1447 г. выступил в качестве союзника Дмитрия Шемяки (см.: Горский A.A. Москва и Орда. С. 146, 156, примеч. 21).


[Закрыть].

Таким образом, присоединение к Москве Нижнего Новгорода в 1392 г. стало только первым шагом на пути к полному овладению землями, принадлежавшими князьям суздальского дома. К Василию I отошла только центральная часть собственно Нижегородского княжества. Суздаль и Городец остались столицами особых княжеств, но под контролем Москвы. Представителям местной династии принадлежал также Гороховец с окрестностями, а до 1394 г. – Посурье.

В 1404 г. под непосредственную власть московских князей отошел Городец. Но после нашествия Едигея 1408 г. Нижегородско-Суздальское княжество с санкции Орды было восстановлено; правда, Суздаль, скорее всего, вскоре перешел под контроль Василия I. К 1415 г. московский князь силой восстановил свою власть в Нижнем Новгороде. Суздаль после этого до начала 1440-х гг. находился под властью лояльных Москве представителей суздальского дома (при этом замещение князей на суздальском столе явно регулировалось великим князем), а затем перешел в состав великокняжеских владений. Нижний Новгород же (возможно, вместе с Городцом) еще несколько раз менял свой статус: в 1419 г. на короткое время стал центром особого княжества под властью князя, ставшего зятем Василия I, в середине 20-х гг. находился во владении князя, прежде враждебного Москве, вокняжение которого, инспирированное Витовтом и Улуг-Мухаммедом, был вынужден допустить Василий I. Наконец, в середине 40-х гг. XV в. ордой Улуг-Мухаммеда была предпринята попытка восстановить Нижегородско-Суздальское княжество в полном объеме. На сей раз, в отличие от периода 1408–1415 гг., оно продержалось лишь несколько месяцев.

В московской политике по отношению к нижегородско-суздальским землям сочетались силовые методы с попытками внести раскол в нижегородско-суздальский княжеский дом путем поддержки владельческих прав одних его представителей за счет других.

Причем соотношение тех и других приемов зависело во многом от отношений с Ордой: силовые преобладали в период конфронтации с Едигеем, лавирование – тогда, когда по тем или иным причинам с позицией Орды надо было считаться (при Тохтамыше, в конце 10-х гг. XV в. – в последние годы правления Едигея, в середине 20-х гг. XV в., после поражения от Улуг-Мухаммеда в 1445 г.)[280]280
  Длительная борьба Москвы за полное присоединение Нижегородского княжества своеобразно отобразилась в источниках: московские летописи лишь дважды «проговорились» о ней (повествуя о попытке Семена Дмитриевича овладеть Нижним в 1399 г. и назвав под 1410 г. Даниила Борисовича князем нижегородским), умолчав и о княжении в Нижнем Новгороде Даниила Борисовича до 1415 г. (и попытках Василия I его оттуда изгнать), и о владении им Александром Ивановичем (хотя он получил Нижний как зять и союзник Василия I), и о вторичном нижегородском княжении Даниила Борисовича в середине 20-х гг. – обо всех этих событиях приходится судить по нелетописным источникам или данным тверского летописания (где рассказано о московских походах на Нижний Новгород 1411 и 1415 гг.).


[Закрыть].

Местные князья в течение конца XIV – первой четверти XV в. постоянно стремились сохранить остатки самостоятельности. В зависимости от ситуации, они (в том числе одни и те же люди) могли пытаться опереться как на помощь внешних сил (в первую очередь Орды), так и на расположение московских князей.

Орда в изучаемый период не раз пыталась упрочить в Нижегородском Поволжье свое влияние и ослабить московское. Причем это характерно не только для времен конфронтации с Москвой при Едигее, но и для периодов, когда московские князья поддерживали с Ордой мирные отношения – при Тохтамышевичах в 1412–1414 гг. и при Улуг-Мухаммеде в середине 20-х гг. XV в. В последнем случае имело место и желание литовского великого князя упрочить свое влияние в Северо-Восточной Руси за счет Москвы.

Каковы были правовые основания претензий московских князей на Городец (по смерти Василия Кирдяпы Дмитриевича) и Суздаль (по смерти Семена Александровича)? Судя по договору Василия II с Иваном Васильевичем Горбатым (внуком Семена Дмитриевича) 1449 г., владение этими городами регулировалось ханскими ярлыками[281]281
  Иван Васильевич, согласно договору, обязан был отдать великому князю все старые ярлыки на Суздаль, Нижний Новгород и Городец и не принимать новых: «А што будет оу мене ярлыков старых на Суждаль. И на Новгород на Нижней, и на Городець, и на все на Новугородское княженье, и мнѣ, господине, князю Ивану, тѣ ярлыки всѣ отдати тобѣ, великому князю и твоим дѣтем безъхитростно. А новых ми ярлыков не имати. А хотя, господине, которой царь ярлыки свои мнѣ каковы дасть на Новгород и на Суждаль, или ко мнѣ пришлет, и мнѣ и тѣ ярлыки всѣ отдати тобѣ, великому князю, и твоим дѣтем, по крестному целованью, а оу себе ми их не держати» (ДДГ. № 52. С. 158; ср. с. 156).


[Закрыть]. Сведений о получении ярлыков на них московскими князьями в имеющихся источниках нет. Между тем в том же договоре 1449 г. Суздаль, Нижний Новгород и Городец обобщенно именуются «Новугородским княженьем», причем из текста следует, что ярлыки могли даваться на него в целом[282]282
  Там же.


[Закрыть]. Представляется вероятным, что ярлык на Нижний Новгород, полученный Василием I, помимо непосредственного обладания Нижним с окружающими волостями давал московским князьям основание считать себя верховными распорядителями всего бывшего Нижегородско-Суздальского княжества («Новугородского княженья»): именно отсюда могут проистекать факты контроля над наследованием суздальского стола после 1392 г. и изъятия Городца (по смерти Василия Кирдяпы) и Суздаля (по смерти Семена Александровича) из числа владений князей суздальского дома. Переход Нижнего Новгорода к великому князю московскому ставил всех князей этой ветви в зависимость, позволяя в дальнейшем наделять их столами уже от себя, без ордынской санкции. Таким образом, князья суздальского дома с 1392 г. оказались на положении князей «служебных», т. е. державших часть территории своего прежде суверенного княжества уже как пожалование от великого князя на условиях службы ему[283]283
  О статусе «служебных» («служилых») князей см.: Назаров В. Д. Служилые князья Северо-Восточной Руси в XV в. // Русский дипломатарий. Вып. 5. М.,1999.


[Закрыть]. Такой статус членов суздальской княжеской семьи отражен в договоре Василия II с Иваном Васильевичем Горбатым 1449 г.: великий князь жаловал ему Городец и некоторые земли близ Суздаля, но Иван при этом не мог заключать договоры с другими князьями и обязывался служить Василию[284]284
  ДДГ. № 52. С. 155–159.


[Закрыть].

Ростов

Ростовское княжество с первой половины XIII в. управлялось потомками одного из внуков Всеволода Большое Гнездо, Василька Константиновича[285]285
  Кучкин В. А. Формирование. С. 100–101,120, 264.


[Закрыть]. В 20-х гг. XIV в. там княжили братья Федор и Константин Васильевичи: старшему Федору принадлежала т. н. Стретенская половина г. Ростова (и соответствующая ей часть княжества), Константину – Борисоглебская[286]286
  Там же. С. 264–267.


[Закрыть]. Позднее Стретенская половина оказалась в руках московских князей, а зимой 1473–1474 гг. ростовские князья продали Ивану III Борисоглебскую половину[287]287
  ПСРЛ. Т. 24. Пг., 1921. С. 194 (Типографская летопись); Кучкин В. А. Формирование…С. 267.


[Закрыть].

В отношении хронологии перехода Ростовского княжества под московскую власть в историографии существует несколько точек зрения. 1) Стретенская половина отошла к Москве при Василии II, суверенитет Борисоглебской был ликвидирован в 1474 г.[288]288
  Янин В. Л. Борьба Новгорода и Москвы за Двинские земли в 50-70-х годах XV в. // Исторические записки. Т. 108. М., 1982.


[Закрыть]. 2) Стретенская половина была отторгнута в 1332 г., Борисоглебская присоединена в 1474 г.[289]289
  Кучкин В. А. Земельные приобретения московских князей в Ростовском княжестве в XIV в. // Восточная Европа в древности и средневековье. М.,1978; он же. Формирование… С. 267–268.


[Закрыть]. 3) Все Ростовское княжество оказалось под властью Ивана Калиты (как великого князя владимирского) в 1328 г., местные князья перешли на положение служебных (т. е. держали часть территории княжества уже как пожалование от великого князя); в начале 30-х гг. XV в. произошло устранение ростовских князей от судебного управления, а зимой 1473–1474 гг. покупка остатков их отчинных владений[290]290
  Стрельников СВ. Об особенностях политической истории Ростовской земли в XIV–XV вв. // История и культура Ростовской земли. 2002. Ростов, 2003; он же. К вопросу об особенностях политической истории Ростовской земли в XIV–XV вв. // Исследования по русской истории и культуре. М., 2006. то же в кн.: Стрельников СВ. Земледелие в Ростовском крае в XIV – первой трети XVII века. М. – СПб., 2009. С. 152–166.


[Закрыть].

Относительно приобретения определенных прав на Ростовское княжество Иваном Калитой имеются два свидетельства. Степенная книга (1560-е гг.) и вслед за ней летописец конца XVI в., говоря о продаже части Ростова Ивану III в 1474 г., поясняют, что «первая же половина Ростова к Москвѣ соединися при великомъ князѣ Иване Даниловичѣ»[291]291
  Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. Т. 2. М., 2008. С. 247. Насонов А. Н. Летописные памятники хранилищ Москвы (новые материалы) // Проблемы источниковедения. Вып. 4. М., 1955. С. 259. На наличие этого известия в Степенной книге обратил внимание A.C. Усачев (Усачев A.C. Степенная книга и древнерусская книжность времени митрополита Макария. М., 2009. С. 342).


[Закрыть]. В «Житии Сергия Радонежского», написанном Епифанием Премудрым в начале XV в., говорится (в связи с рассказом о детских годах игумена – уроженца Ростовского княжества), что «егда бысть великаа рать татарьскаа, глаголемаа Федорчюкова Туралыкова, егда по ней за год единъ наста насилование, сирѣчь княжение великое досталося князю великому Ивану Даниловичю, купно же и досталося и княжение Ростовьское к Москвѣ. Увы, увы, и тогда граду Ростову, паче же и князем ихъ, яко отъася от нихъ власть, и княжение и имѣние, и честь, и слава, и все прочаа потягну к Москвѣ» (далее описываются насилия, чинимые в Ростове посланным туда Иваном Калитой отрядом)[292]292
  Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. М., 1998. С. 303–304.


[Закрыть]. «Федорчукова рать» – карательный поход, последовавший за антиордынским восстанием в Твери 1327 г., имел место зимой 1327–1328 гг.[293]293
  ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 43–44; НiЛ. С. 98.


[Закрыть]. После него Иван Данилович получил от хана Узбека половину великого княжения Владимирского[294]294
  НiЛ. С. 469; Кучкин В. А. Формирование… С. 140–141.


[Закрыть]. Соответственно, переход Ростовского княжения к Калите, исходя из сообщения Жития, следует датировать 1328 г.[295]295
  В. А. Кучкин полагает, что присоединение Стретенской половины произошло в 1332 г., когда Иван Калита получил все великое княжение (по смерти Александра Васильевича Суздальского, владевшего в 1328–1331 гг. второй его половиной) (Кучкин В. А. Земельные приобретения… С. 189). Но Житие Сергия Радонежского прямо говорит, что «княжение ростовское» «досталось к Москве» «за год един» после «Федорчуковой рати» (ср.: Стрельников СВ. Об особенностях… С. 9).


[Закрыть]. Житие говорит как будто бы обо всем Ростовском княжении, а не о половине[296]296
  Это служит одним из аргументов в пользу гипотезы о переходе под московскую власть в 1328 г. всего Ростовского княжества (Стрельников СВ. Об особенностях… С. 9).


[Закрыть]; но нельзя исключать, что агиограф, целью которого было описание жизни Сергия, а не точное изложение территориально-политических перемен в Ростовском княжестве (упоминаемом только в связи с детством героя произведения), мог опустить такую деталь[297]297
  Ср.: Кучкин В. А. Земельные приобретения…С. 188. Если во время написания Жития (конец первой четверти XV в.) под властью московских князей находилось уже все Ростовское княжество (что представляется наиболее вероятным – см. ниже), агиограф вполне мог интерпретировать имеющуюся у него информацию о «насиловании» Ростова как относящуюся к княжеству в целом.


[Закрыть]. В последующие годы правления Калиты и в княжение его сыновей Семена (1340–1353) и Ивана (1353–1359) ростовский князь Константин Васильевич упоминается четырежды: зимой 1339–1340 гг. он участвует по повелению великого князя в русско-ордынском походе на Смоленск[298]298
  ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб.52.


[Закрыть], зимой 1340–1341 гг. – в походе нового великого князя Семена на Торжок[299]299
  Там же. Стб. 53.


[Закрыть], в 1342 г. ездит в Орду после воцарения нового хана Джанибека[300]300
  Там же. Стб. 54.


[Закрыть], в 1349 г. выдает свою дочь за литовского князя Люборта Гедиминовича с разрешения великого князя Семена[301]301
  Там же. Стб. 59.


[Закрыть]. Первые два и последнее из этих известий не дают надежных данных о статусе Константина: среди участников походов на Смоленск и Торжок упоминаются несомненно суверенные князья[302]302
  Речь идет, разумеется, об относительном суверенитете, т. к. владетельные князья Северо-Восточной Руси зависели от великого князя владимирского и от хана Орды. Но, в отличие от служебных князей, их владельческие права регулировались не великим князем, а ханом.


[Закрыть] – суздальский, ярославский, юрьевский, но не исключено, что и служебный князь мог быть назван в этих перечнях; с другой стороны, санкция великого князя на брак ростовской княжны не говорит обязательно о несуверенности Константина, поскольку такое же разрешение в том же году Семен Иванович давал на брак с великим князем литовским Ольгердом тверской княжны, т. е. представительнице несомненно самостоятельного княжества. Но вот сообщение о поездке Константина Васильевича в Орду в 1342 г. бесспорно свидетельствует о его суверенном положении: правом самостоятельного сношения с Ордой служебные князья не обладали[303]303
  См.: Назаров В. Д. Служилые князья… С. 187.


[Закрыть]. При воцарении нового хана было необходимо обновление ярлыков на княжение, и визит ростовского князя к Джанибеку означает, что его владельческие права регулировались Ордой, а не великим князем владимирским[304]304
  Ср.: Кучкин В. А. Земельные приобретения… С. 188. В летописном известии о поездке русских князей в Орду после воцарения Джанибека упоминаются, помимо ростовского князя, только самостоятельные князья – суздальский, тверской и ярославский.


[Закрыть]. Причем такая ситуация сохранялась как минимум до начала 60-х гг. XIV в., поскольку под 1361 г. Константин Васильевич еще раз упоминается среди князей, ездивших за ярлыками в Орду после восшествия на престол нового хана[305]305
  ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб.70–71.


[Закрыть].

Таким образом, следует полагать, что в 1328 г. вместе с половиной великого княжения Иван Калита получил Стретенскую половину Ростовского княжества[306]306
  По вероятному предположению С. В. Гордилина, урезание владельческих прав ростовских князей было связано с поддержкой ростовскими Васильевичами в предшествующие годы впавших в немилость в Орде князей тверских (Гордилин С. В. Ростовское боярство в I четверти XIV в. // История и культура Ростовской земли. 2001. Ростов, 2002).


[Закрыть]; Борисоглебская половина осталась за местными князьями.

Как уже неоднократно указывалось в литературе[307]307
  Кобрин В. Б. Власть и собственность в России (XV–XVI вв.). М., 1985. С. 60–63; Стрельников СВ. Об особенностях…


[Закрыть], традиционное представление, что до продажи ростовскими князьями Борисоглебской половины в 1474 г. эта часть княжества оставалась суверенной, наталкивается на противоречащие ему данные источников. В духовной грамоте Василия II (1461–1462 гг.) говорится о передаче Ростова «со всѣмь, что к нему потягло» великой княгине Марии Ярославне, а про ростовских князей сказано: «а князи ростовские что вѣдали при мнѣ, при великом князи, и ини по тому и держат и при моей княгинѣ, а княгиня моя из них в то не въступается»[308]308
  ДДГ.№ 61. С. 195.


[Закрыть]. Если бы владельческие права ростовских князей регулировались Ордой, формулировки «что вѣдали при мнѣ», «по тому и держат и при моей княгинѣ», «в то не въступатися» были бы невозможны; по смыслу текста следует, что «держат» ростовские князья свои владения от великого князя. Известны две жалованные грамоты Василия II Троице-Сергиеву монастырю на рыбные ловли в Ростовском озере и на двор в Ростове. В одной в качестве местных властей упоминаются «наместники мои ростовские»[309]309
  АСЭИ Т. 1. № 98. С. 79.


[Закрыть], в другой «князи ростовские», но из текста следует, что последние могут осуществлять суд только совместно с «вопчими судьями» великого князя[310]310
  Там же. № 107. С. 85.


[Закрыть]. Считать ли, что эти грамоты относятся к разным территориям – одна к земле, входящей в Стретенскую половину Ростовского княжества (принадлежащую великому князю), другая – в Борисоглебскую (где правили местные князья), либо полагать, что они разновременны и указывают на лишение Василием II ростовских князей в начале 30-х гг. XV в. судебных прерогатив[311]311
  Стрельников СВ. Об особенностях… С. 11–14. В. Б. Кобрин, наоборот, полагал, что грамота с упоминанием ростовских князей отражает расширение их судебных прерогатив, осуществленное великим князем в 1446–1448 гг. с целью поиска союзников в борьбе с Дмитрием Шемякой (Кобрин В. Б. Указ. соч. С. 61–62).


[Закрыть], очевидно, что ростовские князья обладали в своих владениях ограниченным суверенитетом – великий князь имел право на пожалование монастырю территорий, на которые распространялось право их суда (и без того не полное)[312]312
  Ср.: Стрельников СВ. Об особенностях… С. 11–14.


[Закрыть]. Таким образом, уже при Василии II ростовские князья находились на положении служебных, источником их прав была воля великого князя московского. Когда же они утратили самостоятельность?

В тверском летописании под 1411 и 1414 гг. «ростовские князи» упоминаются среди участников московских походов против нижегородских князей, пользовавшихся поддержкой Орды[313]313
  ПСРЛ. Т. 15. М., 1965. Стб. 485, 487 (Тверской сборник).


[Закрыть]. Рядом с ними названы князья «суздальские» и «ярославские». Первые с 1392 г. находились на положении служебных[314]314
  Горский A.A. Судьбы Нижегородского и Суздальского княжеств в конце XIV – середине XV в. // Средневековая Русь. Вып. 4. М., 2004.


[Закрыть], под «ярославскими» же имеются в виду, скорее всего, князья моложской ветви ярославского дома, также находившиеся в это время в статусе служебных князей Василия I[315]315
  Назаров В. Д. Служилые князья… С. 190–192.


[Закрыть]. В 1398 г., во время московско-новгородской войны за двинские земли, сын ростовского князя Андрея Федоровича Федор Андреевич выступал в качестве военачальника, присланного великим князем Василием[316]316
  НiЛ. С. 391–393 («а от князя великаго приехалъ на Двину в засаду князь Федоръ Ростовьскыи городка блюсти и судити и пошлинъ имати»).


[Закрыть]. Таким образом, уже в эпоху Василия I ростовские князья, скорее всего, являлись князьями служебными.

В духовной грамоте Ивана III (1503 г.), в разделе, посвященном содержанию татарских послов, упоминаются «послы татарские, которые придут къ Москвѣ, и ко Тфѣри, и к Новугороду к Нижнему, и къ Ярославлю, и к Торусе, и к Рязани къ Старой, и къ Перевитску ко княж Федоровскому жеребью Рязанского»[317]317
  ДДГ.№ 89. С. 362.


[Закрыть]. Речь идет о ранее самостоятельных княжествах, куда по традиции могли приходить из государств – наследников Орды особые послы. Тверь и часть Рязанского княжества – Старая Рязань и Перевитск – были недавними приобретениями Ивана III[318]318
  Там же. № 89. С. 357.


[Закрыть]. Ярославское княжество потеряло самостоятельность в 1463 г. (см. параграф «Ярославль»), Нижний Новгород и Таруса перестали быть центрами суверенных княжеств в 1392 г. (см. параграфы «Нижний Новгород», «Таруса»). Следовательно, перечень городов, князья которых имеют самостоятельные сношения с Ордой, «отсылает» к периоду ранее 1392 г. Ростова в этом перечне нет – очевидно, ростовские князья утратили суверенитет прежде этого времени.

В московско-тверском договоре 1375 г., заключенном после капитуляции Михаила Александровича Тверского перед коалиционным войском во главе с Дмитрием Ивановичем Московским, оговаривается неприкосновенность владений союзников Москвы: «А князи велиции крестьяньстии и ярославьстии с нами один человѣкъ. А их ти не обидети. А имеешь их обидети, нам, дозря их правды, боронитися с нима от тобе с одиного. А имут тобе обидѣти нам, дозря твоие правды, боронитися с тобою от них с одиного»[319]319
  ДДГ.№ 9. С. 26.


[Закрыть]. Ростовские князья, так же как и ярославские являвшиеся непосредственными соседями Тверского княжества, не упомянуты[320]320
  Под «великими князьями» они не могли подразумеваться, т. к. не имели великокняжеского титула. Его носителями были участвовавшие в походе на Тверь князья нижегородский и черниговский (брянский), а также не принимавшие участия, но союзные тогда Москве рязанский и пронский князья.


[Закрыть]. Между тем в походе на Тверь они участвовали[321]321
  ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 110–111.


[Закрыть]. Скорее всего, территория Ростовского княжества уже в это время мыслилась как целиком великокняжеская, а местные князья – как служащие великому князю.

Таким образом, потерю суверенитета Борисоглебской половины Ростова следует относить ко времени между 1361 (когда ростовский князь Константин Васильевич ездил за ярлыком в Орду) и 1375 гг. В этот период была только одна ситуация, подходящая для изменения статуса Ростовского княжения. В начале 1360 г., вскоре после смерти великого князя владимирского и князя московского Ивана Ивановича (13 ноября 1359 г.) «вси князи Роусьскыи» отправились к только что воцарившемуся в Орде хану Наврузу. Великое княжение хан передал не сыну Ивана Ивановича Дмитрию (которому было всего 9 лет), а суздальскому князю Дмитрию Константиновичу[322]322
  Тамже. Стб. 68–69.


[Закрыть]. При этом Стретенская половина Ростова была изъята из состава великокняжеских владений и возвращена ростовскому князю Константину Васильевичу[323]323
  Там же. Стб. 69; Кучкин В. А. Формирование… С. 269.


[Закрыть], т. е. Ростовское княжество восстанавливалось в объеме, существовавшем до 1328 г.[324]324
  Одновременно было восстановлено как самостоятельное Галицкое княжество, одна из «купель» Ивана Калиты (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 69; Кучкин В. А. Формирование… С. 244–248).


[Закрыть]. Однако московским правящим кругам удалось быстро изменить ситуацию, воспользовавшись противоборством разных группировок в Орде (где разворачивалась усобица – «замятия»). В 1362 г. был получен ярлык на великое княжение для Дмитрия Ивановича от одного из претендентов на престол – Мюрида (Мурата). В следующем, 1363 г. аналогичный ярлык выдал московскому князю другой хан – Абдулла (фактическим правителем при котором был эмир Мамай)[325]325
  ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 72–74; Горский A.A. Москва и Орда. С. 81.


[Закрыть]. После этого Константин Васильевич был выведен из Ростова и переведен в Устюг, центр северных (двинско-сухонских) владений ростовских князей; ростовским князем стал при военной поддержке Москвы племянник Константина – Андрей Федорович[326]326
  ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 74; Т. 1. М., 1962. Стб. 532–533 (Московская Академическая летопись); Кучкин В. А. Формирование… С. 269–270,276-279.


[Закрыть].

Очевидно, именно по ярлыку «Мамаева царя» Абдуллы Ростовское княжество полностью переходило под власть великого князя, а ростовские князья стали его служебными князьями. Мамай, стремясь в борьбе за власть в Орде заручиться поддержкой русских вассалов, согласился дать московскому князю больше, чем годом ранее Мюрид, возвратив в состав великого княжения Стретенскую половину Ростова и добавив к нему вторую, Борисоглебскую. Андрей Федорович, в свою очередь, ради получения в обход дяди ростовского княжения поступился суверенными правами в пользу великого князя. С этих пор владельческие права ростовских князей рассматривались как исходящие от великокняжеской власти[327]327
  Чеканка ростовскими князьями в первой четверти XV в. своей монеты (Федоров-Давыдов Г. А. Монеты Московской Руси. М., 1981. С. 88–97) не может быть аргументом в пользу их суверенного положения: так, известны монеты суздальского князя Даниила Борисовича периода, когда он являлся служебным князем Василия I (см. параграф «Нижний Новгород»). Упоминание Андрея Федоровича рядом с суверенными князьями (тверским, рязанским и ярославским) в Житии Стефана Пермского (Святитель Стефан Пермский. СПб., 1995. С. 210) может быть связано с тем, что и герой Жития, и его автор (Епифаний Премудрый) начинали свою монашескую жизнь в Ростове (и при этом князе). Отсутствие упоминаний Ростова в духовных грамотах Дмитрия Донского и Василия I объясняется, как справедливо отметил С. В. Стрельников (Стрельников СВ. Об особенностях… С. 10), тем, что он входил в понятие «великого княжения» (целиком передаваемого великими князьями сыновьям-наследникам). Специальное упоминание Ростова в духовной Василия II потребовалось, потому что великий князь завещал Ростов не Ивану III в составе великого княжения, а своей княгине.


[Закрыть].