Текст книги "Кубик"

– Да куда ему, до президента. – В кабинет следом вошло ещё существо с такой же, как и у Шрапур, лентой через плечо. – Слишком скромно, тихо и спокойно для президента.

– Варви, если кто-то говорит только тогда, когда это ему нужно, это не скромность, а расчётливость. – Последним вошло высокое изящное существо и прикрыло за собой дверь. – Вижу вас. – Оно протянуло мягко кисть из-под сеточного пончо. – Аулиа Ко.

– Одус Наярис. – Хотело сказать, встав, оно, но друг его опередило. – Впрочем, от аналитиков большего и не ждут. – Варвина передало бокалы всем в руки.

– Так, а аналитики не поднимаются до советников, минист’ов и выше? – Шрапур сделало пару глотков и развалилось на диване.

– Крайне редко. – Варвина подхватило лёгкий уголок пончо и заиграло с ним. – Путь слишком долгий и трудный, нежели тот, что у меня. Слушайте: я уже набираю команду для министра, вот Одус новенькое в ней. – Оно приближалось к Аулиа. – Министр сказало, что лучшие работники получат место в сенате, а оттуда не далеко до заместителей… А замы часто сменяют своих начальников.

– Вы говорите так, как будто уже это всё сделали. – Аулиа выскочило из его сети, оставив с тканью.

– Грамотно продуманный план – считай победа. – Варвина само завернулось в одежду.

– Богатая семья, это не победа. – Усмехнулось Шрапур.

– А этот особняк вы оба сами себе заработали, да?

– Ты не выносимо. – Шрапур все реплики заканчивало доворачиваясь на Одус, как бы вынуждая его подхватить разговор.

– Я? Нееет. – Варвина заметило, что сиблинги не отводят глаз от новенького и решило его использовать. – Вот, кто невыносимо. Смотрит и молчит. Ты говоришь с ним, а оно просто молчит. Идёт само, что-то делает, а на вас ноль внимания.

– То есть вам неприятно, что существо живёт своей жизнью и не трогает вас? – Аулиа уселось напротив.

– Оно как бы не в компании. – Варвина обошло Одус и потрясло его за голову.

– Все обязаны быть в вашей компании?

– Не обязательно, но поговорить-то с существом должна быть возможность.

– Даже если оно этого не хочет?

– Если не хочет, то скажет об этом, и я сразу отстану. – Варвина резко откинуло руки.

– Что-то мне подсказывает, что оно общается, да вы не слушаете. – Шрапур уже откровенно рассматривало Одус, активно высасывая воздух из бокала.

– Я? Да я лучший слушатель, какого вы себе можете вообразить!

– Невозможно молвить и слушать симультанно*. – За одним допитым бокалом, пошёл второй. – Пока здесь лучшим слушателем оказывается только одно существо и это даже не мы с вами.

– Что же вы так о нём печётесь, понравилось оно вам? – Варвина отскакивало, между комодами, перебирая точку опоры, но не могло найти себе места.

– Может быть, я же не знаю… – Одус на это мельком взглянуло на сказавшее, не спеша взялось за конфету на столике и стало её разворачивать.

– Всегда, когда нервничает, есть конфеты. – Варвина подскочило и так же схватило себе лакомство. – Видите, с ним всё ясно, а, вот, меня вы не знаете, но можете запросто узнать.

– С тобой всё понятно, ты вовсе не… инте’есно, а вот то, что молчит, всегда завлекает.

– Что же вам понятно, если я ничего ещё про себя не рассказало?

– Понятно то, что и рассказывать не нужно. – Аулиа перекинуло ноги. – Может быть ваши заслуги и приятны были бы нам, а его совсем не…

– Не обязательно нас сравнивать. – Варвина рассмеялось.

– …Но что я знаю точно! – Ему не нравилось, когда перебивают. – То, что оно не вызывает во мне пока не приязнь. И не ведёт себя так, чтобы её вызвать.

– Это точно. – Подхватило Шрапур.

– То есть, если существо не делает ничего плохого, то оно автоматически становится хорошим? – Варвина нашло за что уцепиться.

– К сожалению, в наши смены, это уже так. – Сиблинги поддержали руг друга. – Плохо делать – кондиция.

– Тогда вы только что заочно обозвали моего спутника ненормальным. Вы это признаёте?

– Отчего же нет, если это комплимент. – Они опять подмигнули друг другу и чокнулись.

– Раз так, то мне не остаётся ничего другого, как вступить с вами в дискуссию поэтому поводу, так как я не признаю данный комплемент за комплемент!

– Вы можете вступать куда вам угодно. – Аулиа отмахнулось.

– Пасуете? – Спрашивало оно у обоих.

– Не заинтересованы.

– Не делать зло – уже хорошо, трусость – сродни равнодушию! – Оно расшагивало по кабинету. – Странные у вас устои, которые вы даже не намереваетесь пояснить.

– А вы что скажите? – Шрапур пододвинулось к Одус. – Вступать мне в полемику или нет? – Все замерли, ожидая невербального ответа.

– Вы же не знаете, что оно предложит. – Чрезвычайно спокойно, даже добавляя громкости голосу, до общего разгульного уровня, рассудило Одус.

– Ух ты, говорит! – Все засмеялись.

– Так я же у него сп’осило, оно и ответило. Намного хуже, когда у тебя сп’ашивают, а ты даже и не отвечаешь, может поэтому оно и не задаёт воп’осы. Так и кто в таком случае не хочет общаться?

– Я всегда за разговор!

– Нам уже понятно, что вас не утихомирить. – Аулиа так же отмахнулось.

– Почему же, замолчу, если понадобится. – Варвина развело руками и тут же продолжило. – Но так как нынче не надобно, то продолжу. В пример приведу столь часто упоминаемый нам ещё со школьных времён бессмертный роман. – Защёлкало оно пальцами. —Который в стихах… По имени ещё главного персонажа назван, в прочем, не важно. Сейчас начну говорить о сцене, вы сразу вспомните о чём идёт речь. Герой там, один из главных, беспамятно влюбилось в главного героя произведения, по юности своей. Главное же, что обществу того времени было не свойственно, не использовало молодую страсть влюбившегося в своих похабных целях, а открылось правдой – отказом. Причём обоснованным, что тоже не столь важно. Так вот, проходят циклы, оно, молодое которое, уже в узах и тут появляется то, Главное. Видит его, влюбляется. Молодое (которое уже не молодое) говорит, что тоже влюблено в него, как и прежде. В то время ещё была распространена глупость моногамии, и существа жили парами. Но оно отказывает ему, говоря, что другому отдано и будет век ему верно. Нынче в школах говорят о великом поступке того существа. Так же этот пример ещё приводят как наглядную глупость моногамии. Всем ясно, что подойди оно к своей на тот момент половине и предъяви своего возлюбленного, а не скрой от родного существа правду о себе, то они могли бы счастливо зажить втроём. Ведь если бы половина его действительно любило, то и полюбило бы его возлюбленного. Но сейчас речь не об этом.

Получается, оно, по тем меркам, обещалось уже другому существу, и данное слово нарушить нельзя. По этой причине, оно отказывает этому Главному существу. И тут идея: это ли великий высокоморальный подвиг? Сделать то, что обещало, это подвиг? – Варвина не заботило под каким углом опьянения все уже находились. – Не выполнить обещанного, понимаю, низость. Сделать не только обещанное, а что-то ещё сверх, согласно, подвиг. А сделать то, что обещало, это разве подвиг? В чём может быть подвиг, если ты не соврало? Как будто бы весь мир потонул во лжи и врать это норма, а не врать, это подвиг. Или как будто бы выходя на улицу ты точно знаешь, что тебя изобьют и это норма. Тогда, что есть отрицательное отклонение от нормы? Это когда убьют тебя? Получается: убили – плохо. Просто избили – нормально. Не избили – хорошо. Тогда что есть «защитили от нападения?» или «помогли». Что это такое, если все остальные оценочные суждения уже распределены? – Оно знало, что заинтересовало всех своей, давно подготовленной темой, хоть все и делали незаинтересованный вид. – В связи с этим должно предположить, что центральная планка не много не на том месте в вашем понимании стоит. И вам следует признать – вам данный экспонат не может нравиться.

– Согласно! – Вскрикнуло Шрапур.

– Что?

– Это то что ты хотело услышать? Тебе это надо было? А… и не смысл даже сказанного тобой?

– Со мной согласны? – Варвина замедлилось.

– Но теперь, мне нужно услышать вас. – Шрапур допило последний глоток, подсело почти в плотную к Одус и упёрло в его глаза. – Чтобы сложить своё мнение.

Одус почувствовало запах выдыхаемой в его плечо воды. Оценило меняющееся мнение об изначальной выскочке в прячущемся взгляде скрывающегося Аулиа. Вздумало взяться за очередную конфету, но прошлая ещё не рассосалась.

– А! – Варвина, закончив растягиваться по креслу, прошептало. – Оно же так и будет молчать, если вы ничего не спросите.

– Что именно вы хотите узнать? – Выдохнуло Одус, проглотив отсутствие вопроса.

– А что вы готовы поведать?

– Разве есть что-то, что можно скрывать? – Произносило оно робко, стесняясь себя.

– А это смело! Правильно! Свобода слова! – Варвина взяло пустые бокалы и отправилось их наполнять. – Но… есть правила приличия. – Ехидно ухмыльнулось оно. – Тем более, если мы в присутствии. – И разочарованно вздохнуло.

– А вы как считаете?

– Касательно дозволенности? – Шрапур быстро кивнуло. – Это уже вопрос доверия и личной расхлябанности. – Одус слегка довернулось на наливающее существо.

– Вы нам дове’яете?

– Я вас не знаю. – Оно гуляло глазами между ними обоими.

– Узнайте! Что угодно, сп’ашивайте. Что вам надо знать, чтобы узнать? – Шрапур ещё ближе пододвинулось, так что Одус отклонилось.

– Вы так свободно готовы открыться неизвестному существу… Даже не допускаете, что оно может оказаться ещё той тварью.

– И это оно само про себя, заметьте! – Спиной засмеялось Варвина.

– Так я же и хочу это узнать! – Шрапур полезло ближе, но более трезвое Аулиа, его остановило:

– Подождите, тут появляется дилемма. – Оно подсело к ним на диван и обняло своего сиблинга. – И в правду, открываться тварям не стоит, согласно. А ты хочешь узнать, тварь оно (извините) или нет. Но для этого надо открыться ему. Но открыться ему нет возможности, так как мы не знаем тварь оно или нет.

– Первый раз слышу, что бы кто-то так много раз кого-то обзывало тварью. – Варвина поднесло наполненные бокалы.

– Ой! – Аулиа всполохнулось. – Извините…

– Не за что.

– Ну как же…

– Я слушало внимательно, вы ни разу меня никак не обозвали. – Одус уже тогда умело включать свой успокаивающий тон. – Обозвало меня только вот это существо, – указало оно на Варвина, – допустив, что вы это сделали. Но оно так же не специально, а если бы и специально, то я ему прощаю.

– Значит, вас можно сколько угодно поливать г’язью. Уже о вас что-то значит. Ну, давайте же! Молвите! Я вижу, у вас что-то на душе.

– Очень много я слышу, как мне кажется, ошибок, в том, что вы говорите. – Одус отложило ровно сложенный гранями в несколько раз фантик. – И весьма тяжело упрекать кого-то в чём-то, уже изначально ошибочном.

– В чём тут ошибка?

– Если она тут есть, как мне кажется, – Одус боялось учить и воспитывать, – то: нельзя облить грязью, можно только облиться.

– Даже когда вас кто-то с’амит безостановочно? – Шрапур хотело приблизиться ещё, но объятья сзади сдерживали.

– Срамя кого-то, обоснованно иль нет, существо само только больше выказывает свой уровень.

– Прямо как родитель поучало. – Пыталось влезть Варвина.

– Ааа… Вы такое безошибочное?

– Да, оно из этих. – Варвина протянуло им выпить. – Думает, что проживёт жизнь чисто, честно и будет совесть перед собой чиста.

– Это так? – Шрапур потянулось за бокалом, но Аулиа перехватило.

– Увы, нет. – Одус потянулось так же к бокалам, но взяло ещё одну конфету.

– А как тогда? – Все переводили откровенную наглость в шутку. – А что такого?

– Я делало слишком много того, о чём часто жалею.

– Что именно?

– Ну, брось, цветочек, не пытать же мы его будем.

– «уки! И всё же?

– Боюсь, это не совсем прилично. – Одус, ухмыльнулось и расстегнуло шиворот.

– А вот я, хотя бы не боюсь сказать по совести, что никогда ничего не делало такого, за что сожалело бы. – Но на Варвина уже не смотрели. – Потому что всегда думаю не только о се…

– Да ты вообще мечта! Только диалог сейчас не о тебе. – Замолчали. Тишина требовала ответа.

– Да… – Одус выдерживало паузу, понимая вопрос, но надеясь на очередное отвлечение, свойственное подобным компаниям. – Я-то могу рассказать, только мнение обо мне сразу резко может измениться.

– Вас волнует мнение чужое?

– Нет, да… Ну, как? Это для вас предупреждение.

– Вот это саспенс!

Аулиа протянуло бокал, но Шрапур отмахнулось. Одус протёрло вспотевшую шею и поднялось. Отошло к комоду, положило на него свёрнутый ровный фантик. Улыбнулось. Осмотрело присутствующих, решилось и кивнуло.

– Бросьте, где мы находимся и в каком обществе! – Варвина захохотало. – Что же мы будем играть в подобного уровня игры? Какого первое знакомство, а! Ведь ещё, относительно трезвы… Осрами себя, называется?

– А ты само бы осмелилось о себе все гнусности выложить? – Шрапур расходилось и в громкости языка и в развязности движений.

– Да я бы легко, конечно же. – Варвина подмигнуло Аулиа. – Если бы таковые имелись.

– Видите, оно либо п’иличный в’ун либо честный зануда. А у вас гнусности имеются?

– Вагон. – Не дрогнув кивнуло Одус.

– Ну, хватит! Довольно, цветочек. – Аулиа рявкнуло и тут же рассмеялось. – И вы, не дразните. Видите же, дитя не знает меры…

– Дитя… – Шрапур уткнулось в бокал.

– …Расскажите лучше о ваших планах. Варви говорило вы проект какой-то продвигаете образовательный. Заинтересуете, и я напишу об этом.

– Да, да, да. Это образовательная реформа. Продвигаю скорее я, а оно всего лишь автор, там… – Варвина заметило возмущённый взгляд. – Но пускай, оно само расскажет, так… да.

– Проект преобразования… даже, может, в итоге, реформа процесса обучения. – Одус заметило напряжённые сигналы Варвина, но имело свой личный подход и позицию. – Нынешняя ситуация обучения весьма замкнутая. Что есть в данный момент: До пятнадцати мы обучаемся на дому, с воспитателями или в садах. Это основы – есть, пить, ходить, говорить, ухаживать за собой. То есть – я с собой. Следующие тридцать циклов – школа. Там нас учат ориентироваться в обществе. Мы получаем навыки счёта, чтения, азы познаний получаем в каждой отросли. На нас выливают основы уже всего. Затем, казалось бы, только шагнули в этот мир, нам только указали направление, где мы будем жить, только доросли до ростителей, как нас отправляют в институты. Мы незнаем ничего ни о мире, ни о самих себе, а уже должны избрать профессию, с которой проведём всю оставшуюся жизнь. Мы должны решить резко что мы будем делать всю жизнь. А вдруг мы ошибёмся, вдруг мы выберем не то? Вдруг мы выберем профессию, а только постигнув, узнаем её истинную суть и поймём, что это совсем не наше, как тогда быть? Тогда появляется рутина. Существа выполняют работу, как именно работу. Они не живут, не познают жизнь, не исследуют, и не просто существуют, а выживают. У них есть чёткий установленный план, график, норма выработки, они ей и следуют. С каждым циклом изменить устоявшиеся обычаи и пойти по другому пути становится тяжелее. Можно экономить, закрыть глаза на нужды семьи и заочно выучиться на другую профессию ещё через половину жизни. Затем, вдруг понять: И оно не то.

У меня знакомое было. Молодым ещё любило читать и записывать. Дома самая большая книжка – медицинский справочник, изучило его полностью, пока ещё под стол пешком ходило. Затем, как и все – двадцать циклов в медицинском, затем, пятнадцать стажировки, во время которой оно поняло, что не хочет этим заниматься. Пошло в это направление, потому что знания были и надо было куда-то идти. Учиться было приятно, а вот работать нет. Благо средства позволяли, пошло дальше на магистра. Прошло аспирантуру, преподавать стало, готовило проект на кандидата. Но не вышло. Вот не знаю, говорило, не идёт и всё. Устроилось архивариусом. Счастливо живёт. За спасибо лечит весь дом. Зарплата в десяток раз меньше, работы в десяток раз больше. Чтобы прийти к этому пришлось угробить половину жизни. Так это благо средства имелись, как я говорю.

Это я сейчас об актуальности, а то многие существа подобной проблемы даже не замечают. Обычно это консерваторы, в детстве запуганные своих же желаний…

– А вы не боитесь своих желаний? – Шрапур поперхнулось.

– Не перебивать! – Аулиа подсунуло ему ещё бокал. – Прошу вас, продолжайте.

– С другой стороны, архивариус весьма асоциальная профессия. В основном же все предприятия коллективные, как бы демократичные. Идеальным производством, да и вообще строем, я бы посчитало добровольный тоталитаризм. Но нужен лидер, за которым потянутся, поверят и разделят взгляды. Для лидера такого должно главной задачей – это счастье каждого. И при том, все граждане обязаны волшебным образом оказаться на своих местах в этом механизме. Такой завод растопит купол, озеленит, накормит всех, и захватит мир. Но это идеал, то недосягаемое к которому надо стремиться, но достигнуть этого было бы ужасом…

Как есть на деле? Один маленький процент существ истинно любящих свою профессию, задавливается коллективом. Потому что у творца ажиотаж, у него глаза горят. У него планы на расширение, на преодоление границ, а у остальных планы на выходной. На поесть, на поспать и оба друг другу мешают на работе. Оба смотрят друг на друга как на врагов. И оба не виноваты.

Да, я соглашусь, существует понятие лени. Оно есть как среди творцов, так и среди бездарей. Предложи стандартному заурядному бездарю полному усталости и одержимому голодом, среди сна сорваться на малую реку или подари ему путёвку бесплатную в пансионы жарких склонов горы. Оно помчится, лишь ласты засверкают и забудет обо всех недугах. Проблема в мотивации. Проблема в увлечении. В так называемом хобби. Хобби это… Как сказать… Первый вопрос, который я задаю на выступлении: чтобы вы стали делать, если бы вам не надо было на работу? То есть, зарплата так же идёт, а на работу не надо. Многие говорят, устроюсь ещё на работу, отдохну, посплю, почитаю, с семьёй время проведу. Но это смена, две, а дальше? Кстати, на эту тему эксперимент был. Я вам не наскучило, продолжать?.. а то, я… хорошо.

Губаны малые, которые шныряют в подвалах и мусорных баках, всю свою жизнь проводят в поисках еды. Охота заложилась в них не только в поколениях (они же обучают детёнышей), но и эволюционно. Лоб их большой, губы крепкие и плавники мощные. Всё, до привязки к образу городского жителя, складывалось в их телах согласно выживанию в дикой природе. Сейчас же они побираются крошками и помоями. Физиология за поколение не перестроится, а вот голова. Они же знают места, запоминают время, где и когда выбрасывается недоеденное в ресторанах. Они умеют приспосабливаться, но всё это и всегда связано с едой. С выживаемостью. Счастливы ли они? Довольны ли они? Кто знает.

Так, эксперимент. Один учёный… или живодёр, считать вам, собрало в хлеву двадцать, или что-то вроде того, Губанов. Оно соорудило им настил, как они любят, чтобы спать. Тёплый уголок и холодный. Кормушку и струю с воздухом. Еда была всегда, воздух был всегда. Угрозы хищников не было, дом, всё есть. Что делать? По середине стояли кубики, палочки, шарики. Оно надеялось, что рыбы начнут занимать себя, но нет. Первое поколение лишь дёргалось от еды до воздуха и обратно в пещеру. Иногда они выплывали осматриваться – организм ещё помнил страх выживания. Второе поколение перестало возвращаться в пещеру – не отчего прятаться. Затем рыбы разместились в точке ровно по середине между всегда полной кормушкой и струёй воздуха, там лежали, почти не шевелясь, но за ними пошло третье поколение. Как и все предыдущие, они спали в новом месте, но в остальное время плавали вокруг шаров и палок. Толкали кубики и рыли грунт. Они жили.

Хобби – наша жизнь. Увлечение наше, желание, то, в чём мы себя проявляем в этом мире. Теперь представьте, что вам бы за это ещё и платили. Ну, не именно вам. Представьте, что так бы было со всеми жителями Дуона. Чего на самом деле хотят существа? Безмерных денег, накаченных марлинов, пентхаус на склоне горы или счастья? Для кого-то счастье может и в этих безделушках, не спорю. Но по натуре своей, чего все хотят, счастья или богатства? Ложное представление закладывалось в наших жителях тысячи циклов. Они хотят богатства, думая, что таким образом обретут счастье. Однако всегда выходит, что изначально цель в счастье. Зачем тогда идти таким долгим путём… Денег отчеканить всем мы не в состоянии, а вот счастье дать, или приблизить к нему, кажется, есть возможность. Счастье для каждого своё, индивидуальный подход – не вариант.

Перейдём ко второй части доклада. На сколько счастливо существо не было, у него остаются физиологические потребности. Еда, сон, секс, досуг и прочее. Лишь крайние исключения пассионариев будут пренебрегать этим, ради счастья, они не в счёт. Остальным же нужен заработок. Малый оклад заставляет работать больше и чаще, приходится жертвовать планами, целями, семьями, обрамляя себя и втискивая в имеющееся положение. В это время внутренние мечты продолжают грызть. Они на столько скребут души, что продуктивность падает, существо черствеет, хмуреет, злится, срывается на всё подряд. Проблемы семейные, либо несчастные случаи мы не в состоянии, к сожалению, пока решить, но есть основной вид деятельности, на который приходится всем тратить больше всего времени. Работа. Сменить работу. Как? Зажить заново. Как? Тридцать циклов отдаёшь одному делу и тут вдруг всё перевернуть, как? Может смелости бы и хватило, но вот средств…

У девяти из десяти не хватает денег на первое образование. Только у одного из сотни есть деньги на второе. Значит, целью должен быть проект, облегчающий процесс обучения. Сейчас мы поступаем сразу на определённую специальность, как уже говорило, до конца нам не известную. Всякая специальность состоит из дисциплин. Когда мы сдадим все дисциплины, нам выдадут диплом и мы сможем работать по профессии. Вторая профессия, тем более через много циклов, требует прохождение всего обучения заново. Многие вузы перезасчитывают уже имеющиеся оценки по предметам, но новые несомненно приходится посещать, а расписание составляется из расчёта прохождения полного курса. Как же тут подгадаешь?

Шагнём в утопию, в перёд. Допустим, все делают именно то, что они хотят. Автоматически у нас почти исчезнут грузчики и уборщицы, будут толпы обученных директоров и актёров. Казалось бы – что делать? Возрастёт предложение на невостребованные профессии и упадёт на востребованные. Работать всё равно надо, ведь надо как-то есть. Но не переучишься уже, даже если и хочешь, ведь заново не поступишь. Может существо с радостью и поработало бы хирургом, но оно двенадцать циклов обучалось на инженера, как же ему быть-то?

Я предлагаю следующее: Любая профессия разбивается на предметы. Студент обучается не целой специальности, а именно дисциплинам. По каждой он получает отдельный бланк. Только он выбирает какую дисциплину ему изучать. Затем, происходит приём на должность, где вывешиваются дисциплины, которыми должен владеть кандидат. Сейчас у нас если набирают менеджера, то он везде одинаковый. Но разница между менеджером рабочей бригады, ботанического клуба или центра глухих, колоссальная. Работодателю легче будет выбрать работника по дополнительным имеющимся у него дисциплинам. Даже если он просто менеджер. Работнику же, чтобы сменить профиль, нужно будет пройти всего пару курсов.

Вузы должны будут перестать преподавать для одних и тех же. Пропадёт понятие престижных академий и периферийных шарашек. Все заведения нужно будет объединить в одну коалицию и нужно составить одно общее гигантское расписание. Где, кто, когда и какую дисциплину на каком уровне ведёт. Сколько и где есть свободных мест, куда удобней записаться, всё будет общедоступным. Так же директорам сразу видно будет на какие потоки следует увеличить педагогов, а где можно сократить. Начало обучения нужно обязательно сдвинуть с мёртвой точки дня знаний, раз в три цикла. Пускай каждый цикл будет начинаться учёба. Кто-то, кто пропустило и слетело с обучения, не будет терять три цикла в ожидании, а быстрее вскочит на новый поток. Кто преуспевает по предмету, быстро самостоятельно догонит старший курс. Его и аккредитовать будет легче, так как промежуточный экзамен включает меньше тем. То, кто решило сменить направление обучения легче перестроится. То, кому тяжело выделять время и деньги на новую профессию, сможет приближаться к ней постепенно. По одному предмету. И времени меньше отнимает и дешевле в разы.

Исчезнут любимчики у педагогов, так как можно будет их менять, как угодно. Исчезнут неквалифицированные педагоги, какие-то лишние разговоры не по теме. Пропадут личные системы и подходы к преподаванию. Будет одна, общая единая программа обучения и отклоняться от неё станет невозможно, так как возможно несколько педагогов ведут параллельно туже программу, а ученики могут менять педагогов, когда хотят и как хотят. Пропадут недомолвки при приёме на работу. Каждый специалист будет знать одинаковое, а не так, что профессия одна, но одно существо что-то умеет, а другое этому не учили, и они не могут совладать.

Как возникла система аккредитации, помните? В образовании должно быть всё по тому же принципу. Есть определённые навыки, которыми должно обладать существо. Совершеннолетие, это ни возраст, ни имеющиеся деньги, ни положение. Это именно навыки. Каким из них обучаться и когда, это ваше дело. Тоже самое и в образовании.

В чём выгода государства: уровень образования остаётся на том же месте. Существо, любящее свою работу, не скучает. Оно не одиноко. У него нет свободного времени. Его не интересует зарплата, ему достаточно прожиточного минимума. Его не интересуют забастовки, права окружающих либо социальная несправедливость. Оно занимается своим делом. Оно озабочено своим маленьким счастьем. Мы можем по щелчку оторвать его от работы и оно взмолится, лишь бы его вернули к делу. Все в выигрыше. Гражданин счастлив. Занят делом. Зарплата минимальна. Производство на максимально возможном уровне. Государству не нужно изворачиваться, стимулируя, урезая и переформировывая. Каждое сидит на своём месте, работает и не мешает.

– Но личное счастье работника в приоритете. – Уточнило Варвина.

– А! Да, да, конечно, всё ради этого. – Одус усмехнулось. – Обязанностью государства так же должно стать предоставление ни только правил и законов, но и возможностей в нашем государстве. Нужен единый банк сведений о востребованности определённых профессий, об оплате определённых сфер, о сложности обучения и последующей работы, о рисках и всём остальном. Мы же не варвары, всё должно быть известно изначально. Мы сначала оцениваем продукт, потом уже его приобретаем. – Шрапур осматривало говорящее с головы до ласт. – Представьте себе общество где, допустим, узы брака бы заключали не по любви, а по каким-то другим причинам. Просто, представьте, сходятся несколько существ, совершенно не знакомых друг другу и должны жить вместе. Ни разу не спали друг с другом, ни разу не ссорились, ни переживали нищету, победы, катастрофы, ни знают вкусов друг друга, мыслей, идей, планов, а уже идут под венец, да детей заводят, опьянённые любовью. Разве возможно такое тупое и необразованное общество в мире разумных, здравомыслящих существ? Вот и я сомневаюсь.

– Вам точно следует поработать над подачей вашего проекта. – Аулиа посмотрело на них по-новому. – Мысль интересная, подавать не умеете, а в этом половина победы.

– Вот и я объясняю ему, что без меня, проект ничего не стоит. – Варвина пожало плечами.

– К сожалению мир складывается так, что пустая блестящая обёртка интересней непримечательной истины, как бы вы не горели идеей, а вы ей уже обжигаетесь.

– Полностью согласно, затем мне оно и нужно. – Одус указало на друга. – Само я презираю всяческие обёртки, но понимаю, мир иначе не изменить, чем как по его же правилам. Может, в будущем, как-нибудь, когда-нибудь я и подстроюсь, но сейчас…

– По’а обё’тки-то вск’ывать! – Все засмеялись. – А что вы смеётесь-то, пе’еглядываясь? Не пе’еводите это в опьянение, я даю себе вот счёт. Гово’ить, каждое мастак, а по сути-то? Что за обё’ткой у нас? У тебя? У вас? У меня? – Оно тыкало в каждое. – Не побоитесь скинуть? Что смот’ите? Не побоитесь?

– Не побоюсь. – Одус шмыгнуло носом. – Скинуть?

– Нет, довольно и того, что вы на это готовы. – Аулиа опять потянуло Шрапур на себя. – Или ты не веришь его словам?

– Дитя ве’ит всему, что ему гово'ят, но смот'ит и видит п'авду.

– Давай, уличай нас во лжи, оскарбляй, унижай…

– Смот’ите-ка, нельзя нам теперь унижать д’уг д'уга. Ты вот это видело? – Шрапур небрежно провело по ленточке на груди. – Два зак’ытия в один цикл, а мне же ещё и шестидесяти нет! Обё'тку скидывать зап'ещают, давайте удовлетво'ять д'уг д'уга! Да ты п’авильно всё услышало, – вскочило оно и указало на заулыбавшееся Варвина, – только твой мизе'ный мозг в совокупности с детской озабоченностью, не позволяет допустить иные значения этих слов. За истиной наших желаний обё'точка станет п’оз'ачней и сама обнажится. Что смот’ите? Опять «азошлось, посмеёмся и хватит? Давай, гово’и, что уж там. – Все стыдливо отворачивали глаза. – П'иятно хочу смену п'овести. Само мне насладиться зап'ещаешь, так я вам «адость пода’ю. Что ты хочешь? Ничего, хо'ошо… А ты? О! Испугалось… Ну, а на счёт вас? – Шрапур медленной крадущейся походкой пошло на Одус. – Давайте сделаем д’уг д'угу п'иятно, в чём заключается ваше удовольствие?

– А если моё удовольствие заключается именно в неудовольствии вашем? – Одус не придавало значения экстравагантному поведению, не лицемеря ни с кем и ведя разговор в первую очередь с живым аккредитованным существом, вне зависимости от всех остальных статусов и положений, ущемляющих личность. – А если сама возможность получения у нас одновременного удовольствия парадоксальна?

– О! Тогда будет это ультиматумом. Вы мне, я вам. По оче’еди.

– Прямо как дети в садах за верандой, пока воспитатели не видят. – Варвина пыталось успокоить обеспокоенное Аулиа, выводя всё на анекдот.

– Что поделать, если вы иначе не соглашаетесь! П’иятно в’емя п'овести не умеете. Вам бы пить, да гулять во все сто'оны, а се'ьёза вы боитесь.

– Я не соглашаюсь не поэтому. – Одус заинтересовалось происходящим. – Я не уверено, что даже в подобном исходе вы получите какое-либо удовольствие. В чём вы его вообще представляете?

– Да уже хотя бы в подавлении любопытства. Вы п’едставляете на сколько оно сильное, когда существо так активно что-то ск’ывает, отгова'ивает?

– Сильно? Разве? Если даже так, не ужели вы не предполагаете, что я намеренно набиваю себе цену?

– Да даже еже ли уже так, плевать. «Ассказывайте или показывайте на мне п'ямо здесь и сейчас. – Шрапур наклонилось на спинку дивана и широко ухватилось руками. – Я полностью вам дове’яюсь. – Аулиа стыдливо смотрело в пол и наливалось краской.