Текст книги "«Остров Крошкина»"

– Нет, это точно был человек! Стоял под дождем, весь в черном, и смотрел на наш дом… – Оксана содрогнулась, вспоминая.

– Закон не запрещает. – пожал плечами брат. – Выкинь его из головы. Никто вчера за нами не следил. Я уже говорил – нам примерещилось, а потом ты увидела во дворе непойми кого, и вообразила себе невесть что. Смотри, вон идет мужчина в черной шляпе. А вон стоит женщина в черном плаще – они, что все за нами следят? Забудь. Мне куда интереснее, почему Максима Петровича не было в списке участников Общества…

– Да мало ли! – отмахнулась Оксана, думая о своем.

– Нет, что-то он темнит… – прищурился Володя. – Я его выведу на чистую воду!

– В смысле? – насторожилась Оксана, чувствуя, что ветер в голове у ее брата переменился, и дует из бескрайних земель ошибок и глупостей, которых уже не избежать.

– Разузнаю, что он за путешественник! – объяснил Володя.

– Не надо! – взмолилась Оксана. – Отношения испортишь!

– Как это – не надо? – удивился брат. – Он наш учитель! Должны мы знать, верить ему или нет?

– Папа и мама очень обрадуются, когда их вызовут в школу…

– Боишься, в Париж не возьмут? – ухмыльнулся Володя. – А мы сами слетаем. У нас теперь глобус есть!

Автобус замедлил ход и встал в «пробке». Водитель яростно нажал клаксон.

– Все, опоздали! – брат посмотрел на часы.

Оставалась надежда проскочить в кабинет тишком. Перешептываясь и посмеиваясь, ребята вошли в школу, прошмыгнули пустой холл, где каждый шаг отдавался гулким эхо, поднялись на второй этаж… Дежурных не было. Чижиковы на цыпочках прокрались мимо директорского кабинета, проскользнули от лестницы направо, потом налево. Выглянули из-за поворота в коридор.

– Никого! – воспаряя духом, прошептал Володя. – Последний рывок!

Справа зажужжало. Оксана повернулась и увидела, что из кадки с комнатным растением на них с братом смотрит объектив видеокамеры…

Тут в ухо ей впилось что-то сухое и острое. Оксана взвизгнула, рванулась – но не тут-то было. Рядом так же беспомощно взвыл от боли Володя.

– Человека можно обмануть, задобрить, уговорить… – вкрадчиво начал директор, сильнее сжимая пальцы, отчего ухо Оксаны словно пронзало раскаленной иглой. Еще немного и появится незапланированный прокол под сережки.

– Люди несовершенны… Верить им нельзя… – слова Каракоза до мучимой болью Оксаны доходили с трудом. – Другое дело – машины… Они надежны… У них нет пристрастий, привязанностей, эмоций… Они объективны…

Не разжимая пальцы, директор повел ребят за собой.

– Поэтому, возглавив школу, я первым делом установил в ней лучшую систему безопасности… С таким видеонаблюдением… Никто и ничто от меня не укроется!

Каракоз ногой распахнул дверь в кабинет географии.

Урок давно шел, и атмосфера в классе царила самая непринужденная – Максим Петрович за учительским столом с чашкой травяного чая вместе со всеми в пол оборота смотрел учебный фильм. Тут дверь распахнулась, и внутрь, корчась от боли, влетели Чижиковы. Оксана запнулась о порог и растянулась на полу.

Класс, конечно, грохнул со смеха. Но когда следом за ребятами стремительно вошел директор – дети мгновенно притихли. Каракоз захлопнул дверь.

Появление начальства всех мобилизовало. Крошкин спешно убрал кружку, ученики встали по стойке «смирно», и даже лампы в кабинете будто засветили ярче. Невозмутимым остался лишь индейский вождь.

– Вперед! – директор толкнул в спину красного от стыда Володю, поднял Оксану и отправил следом. – На свои места!

Стараясь ни на кого не смотреть, ребята сели за парту и разложили вещи.

– Повторяю для тех, кто не усвоил с первого раза! – сказал Каракоз. – Нарушение учебного процесса недопустимо и карается. Эти двое замечание уже получили. Максим Петрович, обратите внимание – необходимо поддерживать дисциплину в классе! При повторном опоздании Чижиковых немедленно дайте знать! Нам прогульщики не нужны!

– Видите ли, Эрнест Евграфович, Володя с Оксаной живут далеко отсюда. – заступился за учеников Крошкин. – И каждый день добираются в школу на автобусе. Уже одно это говорит об их несомненной тяге к знаниям и желании посещать школу. Уместно вспомнить Ломоносова. Представьте, что его выгнали из-за пятиминутного опоздания…

– Так вы говорите, эти двое – будущее нашей науки?

– Ну, может, не науки… – замялся Максим Петрович. – Но, несомненно, будущее! Нельзя ли проявить к ним снисхождение?

Судя по лицу директора, это слово ему было незнакомо.

– Солидарность? – не сдавался Крошкин. – Жалость? Мягкость? Толерантность?

«С таким же успехом можно ждать от крокодила, что он запоет, как птица, и взлетит на дерево!» – подумала Оксана. Каракоз раздробил и спрессовал географа тяжелым взглядом, как авто-шредер перемалывает на свалке старый автомобиль.

– П-понимание… Т-терпимость… – выговорил Максим Петрович, оттягивая ворот рубашки. – Ведь если нужно прощать даже своих врагов, что уж говорить о детях…

«Как же нам повезло с классным руководителем!» – подумала Оксана.

Эрнест Евграфович придерживался на этот счет иного мнения.

– Максим Петрович! – резко оборвал он учителя. – Если у Чижиковых проблемы с транспортом – пусть выходят из дома раньше, или переезжают жить ближе к школе. У меня нет времени, возможности и желания искать персональный подход к каждому ученику. Особенно когда в школе чрезвычайное положение!

– Чрезвычайное?! – поразился географ. Директор резко кивнул.

– А нам не объявляли!

– Неизвестные серьезно повредили школьное имущество! – лицо Каракоза дернулось, исказившись от злости, но уже через миг Эрнест Евграфович справился с собой и продолжил. – Я вызвал полицейских, они найдут виновных и тогда преступники возместят причиненный ущерб – в полном объеме. Но если выяснится… Что это кто-то из учеников… Тем более только что принятых… Мы сурово накажем их перед всей школой, и немедленно исключим – с позором!

Директор заскользил взглядом по классу, пока не остановился на Чижиковых. Оксана съежилась, брат покраснел еще сильнее – но глаз не отвел. Эрнест Евграфович еще немного подержал ребят «в прицеле» своих черных глаз, потом закончил речь:

– Я распорядился учителям содействовать расследованию. Вас это тоже касается!

– Конечно! – Крошкин прижал руки к груди. – Всем, чем могу! Но чем я могу…

– Для начала – верните порядок в класс! – отчеканил Каракоз. – И не закрывайте глаза на маленькие нарушения, потому, что за ними, неизбежно, последуют большие! После урока зайдите ко мне!

И директор вышел, хлопнув дверью, вне себя от ярости. Ну, еще бы – ведь Максим Петрович оспорил его приказ перед всем классом! И теперь после занятия географа ждала неприятная беседа. Учитель вздохнул, но отыгрываться на детях не стал.

– Повторяю для впервые влетевших… – продолжил он. – Сегодня мы вспомним, как появилась планета Земля. Я включу фильм с начала… Да, молодой человек?

– Максим Петрович! – вкрадчиво начал Володя, держась за опухшее ухо. – В прошлый раз вы так и не рассказали нам про свои открытия…

– Интересуетесь, за какие заслуги меня приняли в Общество безопасных путешествий? – прищурился географ. – К этому привела вся моя долгая, наполненная приключениями жизнь. Я обязательно расскажу вам обо всем… Но только не сегодня. Поскольку сейчас тема занятия – происхождение Земли – а не моя скромная персона…

Брату не понравился ответ, да и Оксана решила, что учитель недоговаривает.

– Не так давно, – начал Крошкин. – Четыре с половиной миллиарда лет тому назад…

Но Оксана не последовала за учителем к моменту зарождения Земли. Она думала о предстоящем концерте – будто ей, а не Зефирайн, предстояло выйти на сцену. И безумно волновалась, поминутно глядя на часы. Время, как назло, текло безумно медленно.

Когда звонок, наконец, возвестил об окончании урока, и весь класс пошел на следующее занятие, Чижиковы, затерявшись в толпе, использовали перемену более рационально – а именно, сбежали из школы, и помчались в Убежище.

Оксана летела – как на крыльях. Сияло солнце, пели птицы, прозрачный воздух звенел. Еще немного – и она увидит Валентин! Не на экране, а вживую! О чем еще можно мечтать? Она и думать забыла о вчерашних страхах.

Ребята промчались по солнечному парку, углубились в Чащобу, и нашли старый дуб. Володя по ветвям забрался наверх и скинул Оксане веревочную лестницу. Когда она вскарабкалась, брат уже отпер дверь и вынул из сундука чемодан с чудо-игрушкой.

– Глобус, соберись! – Оксана распахнула чемодан, отстегнула ремни, детали взвились в воздух и закружили под потолком Убежища. Сверкнула желтая молния, и готовая к использованию чудо-игрушка опустилась на столик у окна.

– Прыгаем? – спросил Володя. Оксана кивнула:

– Чемодан не забудь. Там батарейки.

Ребята ввели координаты. Набрались смелости. Взялись за руки. Глубоко вдохнули…

– Глобус! – воскликнула Оксана, и чудо-игрушка ответила синей вспышкой. – Перенеси нас в Париж, «Берси Арена 2», только незаметно!

В Убежище расцвело синее пламя. Завели хоровод огромные искры, похожие не то на снежинки, не то на блуждающие огни. Вспышка, пустота – и ребята очутились во мраке.

– Почему так темно? – шепотом спросил брат. – Где мы?

Выставив руки, Оксана прошла вперед. Нащупала длинный ряд шелковых тканей…

– Володя, я знаю! – задыхаясь от восторга, шепнула она. – Это гримерная Зефирайн!

Брат включил на глобусе зеленый режим… Так и есть! Ребята стояли в огромной гардеробной, которая сразила бы наповал любую модницу. Платья и костюмы, юбки и джинсы, топы и блузки… Стройными рядами выстроились сапожки, туфельки и босоножки… Сотни предметов женской одежды разных цветов и фасонов покоились на бесчисленных полочках и вешалках, ожидая, когда хозяйка обратит на них внимание.

Ребята приоткрыли створки высокой двери. Увидели просторную комнату с бордовыми стенами и изящной мебелью. Длинное трюмо с парфюмерией и косметикой, гримерный трельяж с подсветкой. Центральное зеркало украшала корона с буквой «Z».

Не веря своему счастью, Оксана бросилась осматривать и ощупывать все кругом.

– Только в обморок не упади! – Володя с тревогой наблюдал за ней. Оксана схватила бутылочку духов, побрызгала на запястье, понюхала – и запищала от восторга. Заметила в ведерке у трюмо использованный бумажный платок со следами помады, вытащила и сунула брату под нос.

– Смотри! Она им пользовалась!

– Выбрось! – поморщился Володя.

– Это на память…

– Автограф у нее возьми на память!

Брат потянулся к платку. Не тут-то было! Но прежде чем ребята устроили потасовку, в коридоре зазвучали быстрый стук каблуков и приглушенные рыдания. Не сговариваясь, Володя с Оксаной юркнули в гардеробную и закрыли створки. Через миг дверь гримерной распахнулась, и внутрь ворвалась Зефирайн. В вечернем платье «перо павлина» с разрезами до талии и растекшейся от слез косметикой.

– УБИЛА БЫ! – заорала она, с треском захлопнув дверь. Золотая табличка в форме звезды с надписью «ЗЕФИРАЙН» едва не слетела от удара, и повисла на одном луче. Певица швырнула на трюмо свернутую газету, схватила первый попавшийся флакон с духами, и запустила им в трельяж. Створка зеркала и флакон разлетелись вдребезги. Открылась менее привлекательная внутренняя сторона рамы, в которой, как редкие зубы, торчали кривые осколки.

– ЗАДУШИЛА СВОИМИ РУКАМИ!

Кто-то промчался по коридору дробной рысью, и забарабанил кулаками в дверь.

– ВАЛЕНТИН! ВАЛЕНТИН, ТЫ ТАМ?!

– А ГДЕ ЖЕ МНЕ ЕЩЕ БЫТЬ?! – Зефирайн в бешенстве металась по комнате из угла в угол, изредка поглядывая в зеркало. Потом, все так же неистово, отодвинула кресло и села, спрятав лицо в ладонях.

– С тобой все в порядке?

– ЧТО ЗА ГЛУПЫЙ ВОПРОС?!

– Ты можешь открыть дверь?

Зефирайн застонала и вцепилась пальцами в волосы. Оксана перепугалась – как бы певица совсем не выдрала свои роскошные мелированные пряди!

– Валентин, если ты сорвешься…

– Не беспокойся, Гильберт, у меня здесь только пудра! – певица выпрямилась, устало глядя на заплаканное отражение. Ребята переглянулись. Брат пожал плечами. Оксана терялась в догадках. Похоже, случилось несчастье. Но какое? Трудности с организацией концерта? В глянце об этом и слова не было…

– Птичка моя, публика ждет…

– Каким образом… Я буду выступать перед ними… В ТАКОМ СОСТОЯНИИ?! – завопила Зефирайн в ответ невидимому собеседнику. – По какому принципу… Ты подбираешь этих…

За закрытой дверью протяжно вздохнули.

– Считай, он уже уволен.

– Надо же додуматься! – певица немного успокоилась, и занялась прической. – Показать мне такую статью за полчаса до премьеры!

– Да он не знал, что там интервью твоего бывшего…

Зефирайн шарахнула расческу на стол.

– ЭТОЙ ЯДОВИТОЙ ТВАРИ!

– Мужа…

– Гильберт Мерсиер! Мы с ним не были в браке! И я его больше знать не желаю!

– Но…

– С этого момента, зови его только ядовитой тварью – или никак!

– Хорошо, хорошо! – поспешно согласились за дверью. – Он – ядовитая тварь. Я – не ядовитая. Впусти, а то я тут от волнения с ума сойду…

Зефирайн со скрежетом отодвинула кресло, встала и распахнула дверь в гримерную, едва не сбив невысокого, полного брюнета в смокинге.

– Ну, как? – кривясь в попытках не расплакаться, спросила певица, демонстрируя гостю лицо с размазанной помадой и черными потеками вокруг глаз. – Хороша?!

И разрыдалась у него на плече.

– Девочка моя… – пробормотал Гильберт Мерсиер, поглаживая ее по волосам. – Оно того не стоит… Перестань…

Месье Мерсиер носил туфли с увеличенной подошвой, добавлявшие ему роста, но все равно был почти на голову ниже певицы, и чтобы достать до его плеча, Зефирайн пришлось наклониться, а долгое время плакать в таком положении – страшно неудобно. Не прошло и минуты, как Валентин подняла голову и расправила плечи.

– Так намного лучше. – мягко заметил Гильберт. – Вытри слезы.

Он вынул из нагрудного кармана и отдал певице белоснежный платок. Зефирайн убрала размазанную тушь.

– Все образуется… – негромко сказал месье Мерсиер.

– Образуется, как же! – последний раз всхлипнула Валентин. – После этой статьи?!

– Думаю, не такая уж она и страшная…

– То есть, ты ее НЕ ЧИТАЛ?

– Я… – Гильберт Мерсиер поднял руки, защищаясь от нового удара стихии.

– МОН ДЬЕ, ХОТЬ КТО-НИБУДЬ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТ ТО, ЧТО ДОЛЖЕН?!

Певица рухнула в кресло. Месье Мерсиер присел на стул рядом. Его ноги едва доставали до пола. Гильберт оперся правой рукой о стол – блеснул на пальце массивный золотой перстень – потом как-то весь ссутулился, вздохнул, и произнес:

– Ну, конечно, я ее читал… Все наши читали…

Зефирайн запрокинула голову и застонала.

– А он ей кто? – шепотом спросил Володя.

– Импресарио… – понимание в глазах у брата не установилось, и Оксана добавила. – Ну, продюсер… Финансовый директор… Короче, он организует ее концерты!

– Если тебя утешит – я не вчитывался. – продолжал месье Мерсиер. – Так, пробежал глазами, понять, в чем суть. Хотел потом тебе показать…

– А твой помощник… Специально мне ее подсунул!

– Это вряд ли. Вся критика была на нашей стороне, никто не ждал подвоха. Я говорил с ним, прежде чем рассчитать. Он думал, несет хвалебный отзыв. Может, врет, конечно. Жан-Поль проверит его счета. Пока все выглядит так, будто мальчик просто ошибся. Посмотрим. Безопасность за ним проследит. Главное не это. Ты должна знать. Я обзвонил знакомых редакторов. Это только начало. Нас ждет девятый вал такой заказухи. Они купили всех, кого можно, быстро и тихо… ЗАКРОЙТЕ ДВЕРЬ! – вдруг заорал он, оглянувшись на вход в гримерную. Там на пороге и в коридоре столпились люди. Оксана узнала музыкантов из нового состава группы «Язычки», остальные, видимо, организаторы концерта, и рабочие сцены. Импресарио вскочил, и, не церемонясь, вытолкал всех из гримерной. – Нечего тут стоять, идите и готовьтесь к выступлению!

– А оно будет? – поинтересовался кто-то снаружи.

– Я СКАЗАЛ – ИДИТЕ И ГОТОВЬТЕСЬ! – не своим голосом проорал в коридор Гильберт Мерсиер. – ГДЕ ЖАН-ПОЛЬ?! ДВУХ ЧЕЛОВЕК У ВХОДА!

Он грохнул дверью и глухо зарычал:

– Сумасшедший дом…

Зефирайн открыла в трюмо маленькую дверцу, вынула квадратную бутыль с темно-коричневой жидкостью, стеклянный стакан с толстым дном и поставила на стол.

– Совсем распустились… – месье Мерсиер уселся обратно, взглянул на певицу и вытаращил глаза. – А ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ?!

– Пью. – равнодушно ответила Зефирайн. – Будешь?

– Тебе же сейчас выступать!

– Отстань, Гильберт, я тебя прошу. Мне успокоиться надо. Нервы – на пределе…

Она налила себе немного. Взглянула на импресарио. Тот вздохнул. Принюхался.

– Ну, плесни чуть-чуть. Что это?

– Ты знаешь. – натянуто улыбнулась певица. – Исключительно холодный чай. Исключительно долгой выдержки.

– Тогда я тоже немного чая покурю. – месье Мерсиер вынул портсигар. – Если ты не против, конечно…

– Я против. – Зефирайн поставила на стол второй стакан.

– Ну, нет, значит, нет…

– Читай. – Валентин длинным ногтем с роскошным нейл-артом подвинула компаньону газету и откинулась на спинку стула. – Ты же не читал? Ну, так вот, на, читай.

Гильберт Мерсиер молча посмотрел на ее бледный утонченный профиль – и покачал головой.

– Плохая затея…

Зефирайн сделала внушительный глоток, закашлялась и закрыла глаза.

– Просто читай.

– Хорошо… – пробормотал импресарио. – Если ты этого хочешь…

Он взял с трюмо газету, расправил, разложил на коленях и забормотал.

– «В то время как мир застыл в ожидании премьеры фильма «Глория Прайс 2. Кровавые слезы», судьба киновселенной «Глория Прайс» остается под угрозой. Несмотря на все попытки «Блэк Стоун Энтертейнмент» собрать звездный состав первых двух фильмов для работы над новой картиной, кинокомпания до сих пор не преодолела разногласия относительно гонораров ключевых актеров третьей части франшизы, из-за чего начало съемок дважды переносили на месяц, а сейчас и вовсе отложили на неопределенный срок. Кажется, над головами многомиллионной армии фанатов «Глории Прайс» сгущаются тучи. Источники в «Блэк Стоун Энтертейнмент» сообщают, что руководство компании обвиняет в срыве съемок исполнительницу главной женской роли, певицу Валентин Боннет, более известную под псевдонимом Зефирайн. Служба безопасности звезды помешала нашему корреспонденту получить от Валентин разъяснения о сложившейся ситуации, однако, нам предоставил свой комментарий гражданский муж Зефирайн, в союзе с которым она прожила три года…»

Гильберт Мерсиер заскользил взглядом по странице, почти беззвучно шевеля губами. Оксана слышала только обрывки фраз:

– «Хочет получать за работу одинаково с Блантом? Блажь. Защита прав женщин тут не причем. Ей бы только скандал устроить. Она за счет них живет – и психологически, и профессионально. Психологически она вампир. А как певица ничего не стоит. Это знают все, кто с ней работал. Ее жизнь и известность держатся на скандалах. Она без них издохнет. Вот и раздувает, где только может. Зря «Блэк Стоун» взяли ее в проект, теперь намучаются. Хочешь совет, Валентин – держись за «Глорию Прайс» обеими руками. Хоть так напомнишь о себе»… Кхм… – месье Мерсиер повел головой, будто ему жал воротник рубашки. – Стало быть, перекупили… Надо было ему больше платить, чтобы молчал…

– Смотри дальше! – не открывая глаз, фыркнула Зефирайн. – Лучшие отрывки впереди!

– «…шаталась по барам…» – забормотал импресарио – «…отыгрывая со сцены…»…

Он умолк, покосившись на певицу. Продолжил с другого места:

– «…моталась по наркоклиникам и психбольницам… это ее вина в том, что стало с нашей дочерью…»

– Плевать ему было на нашу дочь. – тихо сказала Зефирайн.

Месье Мерсиер продолжил читать. Крылья носа у него побелели от злости.

– «До съемок делила кровать с оператором, на съемках с режиссером… А теперь заговорила о правах женщин… Нашли пример для подражания детям… Глория, по сценарию, посол доброй воли ЮНИСЕФ, а кто такая эта Валентин Боннет… Удочерила девочку то ли чтобы уклоняться от налогов, то ли чтобы еще раз заявить о себе прессе…». Нет, это уже ни в какие ворота!

– Да, про Эмму это он зря. – Зефирайн сделала еще один глоток. – Позаботься, пожалуйста, чтобы она эту статью не видела. И остальные тоже.

– Конечно. – кивнул бледный от ярости месье Мерсиер, и продолжил чтение. – «Так же нам удалось связаться с исполнителем главной мужской роли и партнером Валентин Боннет по фильму, Адамом Блантом, который был не менее откровенен…».

– Амбассадор «Педигри»! – сквозь зубы процедила певица. – Ну, и что он там говорит? Подожди, угадаю. Моей карьере конец, а «Блэк Стоун Энтертейнмент» и лично мистер Стоун милы, как корзина щеночков хаски?

– Нечто вроде этого тут и есть. – подтвердил месье Мерсиер. – «Блэк Стоун Энтертейнмент» сделали ее знаменитой. Мистер Стоун сделал ее знаменитой. До «Глории» она была никем. А теперь не хочет помочь студии… Уйдет из проекта – скатертью дорога. Она еще на съемках первой части всю группу достала своими истериками. Да и фильму от нее пользы ноль. Слышали, как она описала свою героиню? Глупой и безвольной жертвой обстоятельств! Это Глорию! Да я не знаю ни одного женского кинохарактера сильнее!»…

– Он и правда не знает. – хмыкнула Зефирайн. – Хоть бы Сару Коннор вспомнил…

– А ты действительно так сказала? – месье Мерсиер тревожно взглянул на певицу поверх газеты. Валентин едва заметно кивнула. Глаза импресарио округлились от изумления, брови недоуменно поползли вверх.

– КОГДА?! – выдохнул он. Зефиран зажмурилась, сморщила нос и отвернулась.

– Ой, ну, какая разница, Гильберт? – простонала она. – На каком-то из последних интервью. Их так много было…

– ЗАЧЕМ?..

– Мон дье! Да устала я, только с самолета, две недели кроме работы ничего не видела, еще джетлаг этот, и в жизни все кувырком. А там девочка сидела, спрашивала ерунду, и Адаму глазки строила. Вот я и подсыпала немного перца, чтобы интервью вышло не совсем пропащим!

– Как обычно – никакой связи между первым, вторым и третьим! Что еще ты ей сказала? Конкретно.

– Да я уже не помню толком! Она спросила, найдут у Сэма неизлечимую болезнь, я в ответ пошутила. А потом мне звонил Дуглас, орал, что я запорола главный сюжетный ход, и подставила команду. Теперь им придется все опровергать и переписывать сценарий третьей части. Представь, у них ведь, и, правда, был этот бред с неизлечимой болезнью!

– Не удивительно, что они в бешенстве. – покачал головой месье Мерсиер. – Дуглас очень трепетно относится к таким вещам. Командная работа. И о чем ты думала?

– Интервью всего лишь предлог. – махнула рукой Зефирайн.

– Скорее – спусковой крючок. – вздохнул импресарио. – Ты давно уже их заноза. Опять же, деньги. Вот они и решили тебя проучить.

Они немного помолчали, не глядя друг на друга.

–. Какие же они все мелкие… – глухо выговорила певица. – Адам тряпка и размазня Так-то он неплохой. Просто податливый. Щелкнули по носу – а он испугался, что из проекта погонят… Дугласа я даже понимаю. Из-за какой-то недоактрисы работа стоит. Ведь он, правда, рисковал, когда брал меня в проект. Я была никем. И конкуренток хватало – опытных, красивых, известных. Но он сказал – все решают наши голоса. И взял. Первый фильм окупился – во втором гонорары пропорционально подросли. Отобьемся здесь – и в третьем будет то же самое. Но я уже стала Зефирайн. Почему мой ценник на четверть меньше, чем у Адама? Так уж заведено в «Блэк Стоун Энтертейнмент», милая, и из-за тебя менять подход никто не собирается. Вот так он мне сказал. Обидно и противно. Не только за себя, но за себя в первую очередь, конечно. Для всего мира я – Зефирайн, а для Дугласа – маленькая собачка до старости щенок… А может, уступим, а? Без условий уступим, чтобы не было всего этого. Что скажешь, Гильберт? Молчишь… Тоже, наверное, думаешь, что я психопатка с перепадами настроения…

– Я думаю, ты – вол. Рокки Бальбоа в юбке. – усмехнулся месье Мерсиер. – Ты выйдешь на сцену даже с перебитыми ногами. В инвалидном кресле выкатишься, и будешь петь. Потому, что без этого не можешь. Тебе надо всем доказать, что ты – великая. А ты великая и есть. И несколько извращенцев, которые любят покопаться в чужом белье, не помешают твоему триумфальному возвращению. Иногда приходится пройти через унижение, чтобы сиять еще ярче. Это твой случай, девочка моя. И ты будешь сиять.

– Гильберт… – с трудом выговорила Зефирайн. – Они же меня сожгут, как ведьму… Как я могу выйти к зрителям теперь, когда они знают обо мне всю правду?

– Так уж и всю? Даже про дочь?

– Нет, про Эмму ложь! – певица распрямилась, ее блестящие глаза запылали гневом.

– Вот и держи это в голове. – посоветовал импресарио. – Мы ведь не на войне. Тот, кто ошибся в одном – в миллионе других ситуаций будет прав и полезен. Ты не злодейка. Ты артист. Жертвуешь детям. Много хорошего делаешь. Никого не убила и ничего не украла. А в остальном… Нет на свете человека, который в каждый момент жизни вел бы себя безупречно. По крайней мере, я таких не знаю. Все ошибаются – и малые, и великие. Общество любит ужасаться образу жизни звезд, но мало кто из обывателей на это вправе, ведь если бы они позволили журналистам изучить себя так дотошно, как глазами папарацци исследуют знаменитостей, то быстро поняли бы, как тяжело хорошо выглядеть под микроскопом. Не бросает камни тот, кто живет в стеклянном доме…

– Думаешь, мою репутацию еще можно спасти? – прямо спросила Зефирайн.

– Не надо ее спасать. – помолчав, ответил месье Мерсиер. – Пусть горит. Все равно тебе в ней тесно. Нужен ребрендинг. Поднимем, для начала, волну дезинформации в смежных изданиях. Логика наших врагов – пятьдесят статей под копирку, за мизерный гонорар, а остальные подхватят. Люди падки на жареное. Проучат тебя, а станешь более сговорчивой – так еще и в плюсе останутся. Мы купим другие издания. И напечатаем откровенный бред. Пусть общество гадает – где правда, а где вымысел. Выждем, сколько надо. И сформируем тебе новый, неоднозначный образ. Разноцветный.

Импресарио прикрыл веки, и повел в воздухе рукой:

– «ВАЛЕНТИН БОННЕТ – ГРЕШНИЦА ИЛИ СВЯТАЯ»… Ну, что, согласна?

– Согласна, Гильберт… – Зефирайн с нежностью взглянула на своего помощника. – И что бы я без тебя делала?

– Те же глупости. – усмехнулся месье Мерсиер. – Но с последствиями куда серьезнее. Кстати, ты мне должна.

– Что должна?

– Разворот в мужском журнале. Или одну сигару.

– Кури. Но только одну! – Зефирайн погрозила ему пальцем.

– По поводу фотосессии… – закуривая, невнятно проговорил импресарио. – Ты, все-таки, подумай. Пойдет на пользу в контексте истории. И вообще – почему я должен тебя уговаривать? Других и просить не надо. Я же не для себя стараюсь, а для публики. Когда речь заходит о бизнесе – нет места сантиментам. Придумаем изящное решение – что-нибудь в контексте альбома – античная скульптура, портретная живопись… Это будет настоящий… Ренессанс…

Комнату, понемногу, наполнил сизый дым.

– Мон дье! – поморщилась от запаха певица. – Маленький, плешивый, еще и куришь… Не слишком много для одного человека?

– Вам, небожителям, не понять нас, простых смертных. – с достоинством ответил месье Мерсиер. – Сигара делает меня значительным…

Вдруг он согнулся, и зашелся хриплым кашлем.

– Сигара делает тебя больным! – Зефирайн вскочила и настежь распахнула окно, впуская свежий воздух. Потом бросилась к своему помощнику. – Хочешь воды?

– Нет! Кха! Кха! Спасибо! Кха! – со слезами на глазах выговорил побагровевший импресарио. – Ты прихорашивайся… Кха! И готовься к выступлению… Кха! Я п-пойду…

Он, наконец, совладал с кашлем, и направился к выходу из гримерной.

– А кто я, по-твоему, Гильберт? – спросила его Валентин. – Грешница? Или святая?

– По-моему, ты – феникс. – месье Мерсиер взялся за ручку двери. – Только не сжигай себя часто, побереги мое сердце. Готовься к выходу. Я пришлю гримеров.

Импресарио вышел. Зефирайн осталась одна. Не считая Володи и Оксаны, что, притаившись, следили за ней из гардеробной. Поговорив с другом, певица немного повеселела. Сделала оборот во вращающемся кресле, и задумчиво произнесла:

– Мистер Стоун, я согласна получать за работу меньше Адама Бланта при одном условии. В третьем фильме должна быть сцена, где Сэма Пауэра утопят в грязи. Нет, это вовсе не метафора карьерного краха. А Глория в финале пусть застрелится! Из ружья, прямо в голову – бам! Да, именно так я вижу развитие своего персонажа. И ничего не хочу слышать. Я же капризная девочка, верно? В общем, или это – или цена моего участия в проекте увеличивается втрое…

Она сделала еще оборот, подперла щеку кулачком и задумчиво оглядела комнату.

– Ка-акой барда-а-ак… – Валентин взглянула в зеркало. – О, мон дье, а тут какой бардак! Осталось двадцать минут! Где мои феи?

Она вскочила и вышла в коридор.

– Скорее… – шепнул Оксане брат. – Уходим…

Ребята вышли из гримерной, и побежали искать концертный зал. Они изрядно поплутали, дважды чуть не попались охране, и даже спустились по ошибке на подземный паркинг, прежде чем Оксана услышала гул толпы.

– Сюда! – ребята помчались на звук, вбежали в зал со стороны кулис, где рабочие суетились вокруг исполинской куклы павлина, спрыгнули со сцены и растворились в толпе. Кое-как пробившись повыше, они встали у ограждения, облокотясь о поручни.

Заиграло интро. Над сценой зажглись два огромных экрана. Появился символ – корона с буквой «Z», несколько секунд спустя, под ним – лицо Зефирайн. Певица посмотрела в зал из-под полуприкрытых век, ослепительно улыбнулась и подмигнула зрителям. В зале завопили от восторга. Замелькали отрывки из выступлений, интервью и клипов Валентин, дополненные вставками, снятыми к премьере альбома. На сцену вышли танцоры, подключился бэк-вокал. Шум толпы перерос в восторженный рев. Тяжело ухнула, включаясь, мощная электроника, стены «Берси Арена 2» содрогнулись от грохота музыки, в сцене открылся люк, и платформа подняла Зефирайн к зрителям.

Оксана поняла, что сейчас и правда упадет в обморок. Валентин выглядела в миллион раз прекраснее, чем на любом фото и видео. Певица взмахнула рукой – и шоу началось. Оксана завопила от радости. Ничто на свете ее теперь не волновало.

Брат позвал – откуда-то из другой вселенной – но Оксана к нему не повернулась. Музыка наполняла ее силой, поднимала и несла, раскачивая в волшебном ритме. На сцене появился гигантский павлин. Кукла-великан опустила голову. Шея птицы выдвинулась далеко в зал. Танцоры подбросили Валентин, и певица легко запрыгнула на подиум.

– ОКСАНА!!! – завопил Володя уже в самое ухо и пребольно двинул ей локтем в бок. Оксана рассвирепела, оглянулась… И увидела его белое от страха лицо. Что-то случилось с Зефирайн?! Но шоу, как будто, шло своим чередом…

– ЧТО?! – крикнула она сквозь грохот музыки.

– ТАМ, ВНИЗУ!

Валентин танцевала над толпой, одаряя фанатов воздушными поцелуями. Ее платье и волосы струились, как живые. Глаза, макияж и драгоценности горели огнем…