Текст книги "Как готовиться к войне"
Автор книги: Антон Керсновский
Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Измерения войны
Испокон веков война происходила на двухмерном пространстве – на поверхности земли, а иногда на такой же двухмерной поверхности моря. Театр войны измерялся в длину и ширину. Но в этом веке он приобрел и третью меру – высоту, а на море – высоту и глубину. Глубинные действия своей потаенностью сделали в военное время мореплавание опасным не только для бойцов, но и для не бойцов, а также для мореплавателей, никакого отношения к войне и воюющим, не имеющим: бедствия, причиняемые войной, распространились и на избегающих войну.
Но высотные действия – воздушные – еще в большей степени увеличили губительность войн. На поверхностном театре войны всякий удар может быть удержан контрударом или фортификацией. Но в высотном пространстве метеорная скорость удара крайне ограничивает возможность отражения его, а удержание его фортификацией невозможно: военные инженеры не считают облака подходящим материалом для фортификационных оборонительных сооружений.
Во все времена воюющий народ чувствовал себя в безопасности за спиной своего войска, если доверял ему. Теперь нет смысла доверять в этом отношении войску земному и воздушному: они бессильны предотвратить удары вражеской авиации по населению в тылу щита-фронта. Слово «фронт» потеряло свой жуткий смысл – жутко стало на всей территории воюющего государства. Слово «воин» потеряло свой мужественный смысл – мужество требуется и от женщин, в глубочайшем тылу долженствующих выполнять свои мирные женские обязанности под завывание сирен, предвестниц бомбежки. В 1945 г. было немало четырехлетних детей, которые в жизни своей еще ни одной ночи не проспали в своей кроватке – они знали лишь ночлежку бункера. Военные лишения, и муки, и опасности стали уделом всего населения. Поэтому последствия войны ложатся тяжкой ипотекой на уцелевших к концу ее. Нервы требуют возбуждения: после 1918 г. пошла эпидемия нудизма, коктейля, женского курения, детского криминализма; после 1945 г. появились «буги-вуги», экстаз болельщиков на стадионах, подросло поколение «роуди», «халб-штарке» с их «рок-энд-рол».
Покуда мода на «тотальную войну» не выжгла у стратегов остатки совести, они ограничивали бомбежки военными объектами. Но постепенно совестливость сжималась, а понятие «военный объект» расширялось, и стратегические талмуды так растянули это понятие, что им стало охватываться все: тотальность войны – тотальность военных объектов. И теперь фабрика пуговиц и молочная ферма стали «военной промышленностью».
Тотальная война, тотальное разрушение, тотальное убийство, тотальное безумие. Силой природы разрушена была Помпея, и это событие осталось памятным в веках, а сейчас силою человека разрушаются сотни Помпей и эти «происшествия» так обыденны, что человечество не заметило, что помельче, а что покрупнее, – забыло лет через 10.
Войны наши 1854, 1877, 1904 и отчасти 1914 гг. были дуэлями армий – население стояло в позе секундантов. А теперь дуэль сменилась всеобщим побоищем: при помощи авиации война из поверхностной превратилась в объёмную, приобрела третье измерение, превратилась в истребление.
Но еще более трагичное преобразование внесено установлением четвертого измерения. Во многих войнах вспомогательным средством победы было ослабление духа вражеских армии и народа. Наполеон попытался было привлечь на свою сторону российское крестьянство обещанием отмены крепостного права – крестьянство ответило на это партизанством; в английском парламенте перед Крымской войной говорилось, что надо использовать энергию всех в России недовольных властями – только десяток поляков стали агентурой английского шпионажа в Крыму. А теперь к делу подходят методически и дают ему огромные размеры: душа вражеской армии, душа вражеского народа стали важнейшими стратегическими объектами; мобилизация духа собственного. народа стала важнейшей задачей верховного стратега. Разложить дух врага и уберечь от разложения свой дух – вот смысл борьбы в четвертом измерении, которое сделалось более важным, чем три прочих измерения.
Расщепление атома в целях массового убийства выполнено впервые в 1945 г. (Хиросима), но за 40 лет до этого немецкие ученые стали работать над расщеплением атома в научных целях. Первая большая операция расщепления духа относится к 1917 г. (обманная декларация Вудро Вильсона с ее 14-ю пунктами), но к проблеме расщепления национального духа в политических целях подошли в 1864 г., когда марксисты образовали в Лондоне «Центральный Совет Международного Товарищества Рабочих». Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» революционировал социальную жизнь человечества в большей мере, чем атомная физика революционировала эту жизнь переворотом в технике, промышленности, в войне.
Идею национального государства создала в конце XVIII в. Французская революция, но уже в начале XX века вертикальные перегородки между национальными государствами стали подгнивать, и возникли горизонтальные перегородки, разделяющие человечество на пролетариев и буржуев, на марксистов, демократов и фашистов, на католиков, магометан, атеистов.
В последнюю войну, не считаясь с голосом национально-государственного эгоизма, маршировали по полям СССР в ногу с германцами фюрера испанская «Голубая дивизия» и дивизии итальянцев, голландцев, венгров, румын, дивизия «Викинг» из норвежцев, «Свободный корпус Дания» и галичане, полки хорватские и словацкие, бригада валонских рексистов бельгийца Де Греля, добровольцы из Фландрии и французский батальон. Так интернационал фашистов, шагая через государственные перегородки, шел в бой против интернационала марксистов. Интернационалы стали силой, противопоставляющей себя государствам: Всемирный Союз моряков вступил в борьбу с Панамой, Либерией и другими странами, «дешевыми флагами» которых пользуются кораблевладельцы-эксплуататоры. Вскоре станет мощным уже существующий интернационал отказывающихся от военной службы. Впрочем, и интернационалы не всесильны: созданное Марксистским Интернационалом государство стало жертвой духовного расщепления, выдуманного в 1864 году марксистами: из племен СССР к строю антимарксистов примкнули дивизии эстонцев, латышей, украинцев, добровольцы из Грузии, Азербайджана, Крыма, с Кавказских гор, из Средней Азии, примкнул Казачий корпус, Особая дивизия полковника фон Регенау и Русская освободительная армия, насчитывавшая в своем составе 2 дивизии на Востоке и 500 батальонов на Западе.
Миниатюрная, но весьма характерная картина расщепления духа народа обнаружилась в Сербии: отбросив завет предков «Только согласие бережет Сербию», люди кинулись в кровопролитное несогласие: генерал Недич с нацистами, полковник Михайлович с демократами и бандит Тито с коммунистами разорвали и тело, и душу Сербии.
Расщепление духа становится таким же атрибутом и войны, и мира, как Пикассо и его последователи в искусстве. Если прежде бывали революционные войны и военные революции, то теперь эти два бедствия сплелись в войну-революцию, т. е. в четырехмерную войну и, как правило, сейчас не может быть войны, которая не была бы четырехмерной. Пожалуй, можно себе представить большую войну неатомного характера, но немыслимо вообразить ее отказавшейся от применения духовного расщепления.
В нынешнюю эпоху легче разложить государство, чем его покорить оружием. Государства стали морально уязвимыми, потому что ослабело мистическое значение государства. Оно в глазах людей перестало быть высшим из земных установлений. Как Христос опроверг верование в установление Царства Божьего на земле и дал более высокое понятие– «Царство Божье внутри нас», так Вольтер начал подкоп под древнее сознание: «Человек – для царства человеческого» и уготовил путь анархическому тезису «царство человеческое для человека». Король говорил: «Государство – это я», а ныне Иоганны, Жаны, Хуаны вопят плебейски-буйным образом: «Я – это государство». Редко гражданин подчиняет свое «я» государственному «мы». Безумно право, не сопряженное с обязанностью. Развратна поэтому «Хартия прав человека». Права, самоуправство, самоволие взорвали устои общественной, политической, государственной жизни. Бриан говорил, что 95 % его энергии уходит на то, чтобы удержаться у власти и только 5 % – на властвование. Абсолютизм пал под ударами парламентаризма, а сейчас парламенты вынуждены заседать под охраной полиции, защищаясь от абсолютизма улицы, черни, возглавляемой демагогами. Демагоговластие, пришедшее на смену депутатовластию, весьма благоприятствует духо-расщепительной деятельности внешнего врага. «Пятая колонна» не должна быть многочисленной: по словам Мирабо «десять объединенных людей могут добиться того, что тысячи не объединенных будут дрожать».
Демагоговластию благоприятствует всеобщая нервность. Человека нервируют очереди к автобусу, давка в автобусе, спешка на работе, торопливость при еде в ресторане-обжорке, безотрадность работы, ограниченность заработка; его нервируют сенсации прессы, радио, телевизии, азарт непрестанной борьбы: за не преподавание Библии в школах, за прибавку к жалованию, за право желтой прессы вторгаться в личную жизнь людей. Полюбовный сговор a priori отвергается: «В борьбе обретешь ты право свое». Многие не имеют родины-матери, потому что для них мачехой является их страна, где большинство тиранит меньшинство или меньшинство тиранит большинство. Из числа взятых американцами военнопленных в Корее 37 % не пожелало репатриироваться; в 1945 г. насильно были репатриированы миллионы россиян. Прежде в мирных договорах оговаривали право пленного на немедленную отправку на родину, а сейчас надо оговаривать его право остаться вне родины. Отвращение к власти собственного государства – чувство, побуждающее бороться (извне или изнутри) против ненавистного режима, – вот та «урановая руда» духовно-расщепительной «индустрии», которая сейчас приобрела огромное значение.
Переброска немцами Ленина под пломбой оказалась для Германии ударом бумеранга. И всякая операция в четвертом измерении может стать бумеранговой, но тем не менее никто не удержится от соблазна использовать подземные силы в стране врага, хотя бы эти силы и были Вельзевуловыми силами.
Четвертое измерение неустранимо в нашу эпоху смятения умов и отсутствия совести. И это трагично: если третье измерение можно уподобить семи египетским казням, одновременно ниспосланным, то четвертое измерение войны можно определить одним лишь словом: ад.
Хаос мира и войны
Двадцатидевятиэтажное здание Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке без единого балкона или выступа на фасаде тупо глядит на мир своими пятью тысячами одинаковых окон, а мир видит в этой коробке символ нивелирования всех государств свет’ в Организации равноправны 76 государств – крошечный Либанон и огромная Индонезия, вчера возникшая Ливия и с древности культурная Италия. И даже «пять великих», привилегированных могут свою волю проявить в пассивном «не позволяю», но не в активном «желаю», и мощный Вашингтон для проведения своих планов должен посулами и поблажками вербовать голоса микроскопических суверенностей, знающих себе цену в создавшейся всемирной обстановке.
Прошло время диктаторствующих государств, хотя изобильно возникают диктатуры в странах, где парламент-дегенерат или парламент-недоносок доводят народ до отчаяния. Прошло время изолированных гегемонов – на гегемонию могут претендовать лишь коалиции, образованные на базе взаимной эксплуатации в согласовании интересов. Так, коалиция из 21 американской республики держится «колониализмом наизнанку»: зависящие эксплуатируют Вашингтон, от которого зависят, а этот последний дает себя жать, чтобы при надобности, во время войны прижать своих алчных друзей.
Гегемония Европы растаяла в двух ненужных европейских междоусобицах, превратившихся во всемирные войны Боевые действия на морях, принудили Европу вместо многоемкого сырья для своей промышленности везти из Африки и Азии малоемкие изделия и для этого заморские земли получили свою индустрию, это было необходимо еще потому, что ставшая на военные рельсы европейская промышленность во время войны перестала давать заморской торговле экспортные изделия. Промышленная эмансипация Азии и Африки имела следствием эмансипацию политическую. А использование белыми народами цветных солдат для убийства солдат других белых народов привело к духовной эмансипации раз я имею право убивать белого, то он уже больше не полубог. Восстание Мау-мау в Кении и африканцев в Алжире есть логическое следствие посылки сенегальцев в бой у Вердена.
Европа, считавшая себя центром мира в античные века, в средневековье, в эпоху ренессанса, реформации, просвещенного абсолютизма, французской революции, гуманизма XVIII века, теперь стала захолустьем. Напрасно Мадиарга восклицает «Мы должны любить Европу Рабле, Эразма, Вольтера, Данте, Шекспира, Гете, Достоевского, Микеланджело, Баха, Ньютона, Лейбница»! Европа должна объединиться, чтобы стать силой среди таких сил, как Америка, Россия, Китай, Индия. Но Европа не верит в себя. Это сказал Освальд Шпенглер своим трудом «Крах Запада», это твердят экзистенциалисты Камю и Сартр, а Генрих Манн в своем произведении «Век страха» дает страху доминирующее место в психике Европы. Европа, измученная войнами, боится всякой решительности и в одном лишь решительна – в отказе от стремления к властвованию в мире. Де Голль, разрушающий во Франции депутатократию, падет, вероятно, не от козней адвокатов-партийцев, а от страха французов перед желанием генерала навязать Франции какую-то всемирную миссию «Какие там миссии – быть бы живу!».
В Европе нет центра, Европа перестала быть центром мира. Центр тяжести человечества перемещается из Европы За последние 50 лет население европейского континента возросло на 35 %, а американского на 127 %, за 50 лет этого века количество городов с населением свыше 100 тыс. человек в Европе возросло на 137 %, в Азии на 219 %, в Америке на 280 %, а в Африке на 457 %. Куда переместится центр тяжести, предсказать невозможно, но в данный момент образовалось два полюса США и СССР.
Если сейчас предвидят войну, то подразумевают конфликт между этими двумя потентатами, настоящая война, может быть, в наш век только между великими потентатами, а вооруженные столкновения между потентатиками так малозначащи, как война между Боливией и Парагваем четверть века тому назад. Локальные конфликты – это лишь «инциденты», война же – это явление всемирное или почти всемирное. Мало кто может остаться нейтральным при современном переплетении интересов. В XV веке Испания и Португалия неимоверно усиливают свою мощь захватом открываемых континентов, и это не вызывает ревности ни во Франции, ни в Священной Римской Империи, а сейчас попытайся Австрия отнять у Италии альпийскую долину, населенную австрийцами, и вся Европа, весь мир вмешается в конфликт – одни ради соблюдения равновесия сил, другие ради равновесия принципов, третьи из каких-либо экономических соображений, а четвертые ради собственной амбиции – как же мне не крикнуть свое слово, когда другие кричат..
Война в наш век может быть только коалиционной – ограниченно коалиционной или неограниченно коалиционной, т е всемирной. Даже в каждой локальной войне будут явные или тайные акционеры на стороне Северной Кореи явно стоял Краснокитай и не столь явно – СССР, а на стороне Южной Кореи – огромная коалиция, правда, большинство только символически дало кровь своих солдат на алтарь общего дела, а иные ограничились посылкой крови в жестянках (для трансфузии), но в связывании рук стратега участвовали все.
В таких коалиционных войнах не может быть ни ясно выраженных целей войны, ни ясно очерченной стратегии. Слишком много заинтересованных фигур, и интересы подчас не только трудносогласуемы, но и даже противоположны Черчилль своей самочинной Дарданелльской операцией сорвал русский план высадки у Константинополя, потому что необходимое России открытие водного пути для связи с союзниками шло вразрез с традиционной политикой Англии – не давать России одолеть Турцию. И во Вторую мировую войну Черчилль боролся с Рузвельтом, желая, чтобы на Балканах появился Эйзенхауэр, а не Толбухин. И такие «внутренние фронты» будут непременной принадлежностью коалиционных войн. Раздвоение, раздробление целей войны – основных и промежуточных – ведет к расплывчивости стратегии, к ее неопределенности, а отсюда – медлительность хода действий и длительность войны.
В прежние века войны велись ради покорения или освобождения, ради грабежа или отмщения за грабеж (румынский язык для наименования понятия «война» воспользовался русским словом «разбой»). Теперь началась эпоха войн за «место под солнцем». Эта фраза была придумана Германией, возникшей к шапочному разбору дележа колоний. Но сейчас фраза эта имеет более грозный смысл: население Китая увеличивается на один миллион душ в месяц; проблема перенаселенности тревожит тех, кто умеет думать не только о нынешнем дне, но и о грядущем. В Индии приступили к насильственной стерилизации женщин, родивших трех детей. В других странах Азии перенаселенность становится такой опасностью, что прибывшие из этих стран на съезд Англиканской Церкви епископы добились резолюции, переворачивающей все пуританские понятия: Церковь одобрила «планирование деторождения». Но сейчас длительных тираний не может быть ни в одном государстве (сорок лет диктатуры коммунистической партии в СССР – это не длительный срок в масштабе всемирной истории), а быстроменяющиеся власти не соблюдут насильственного мальтузианства, если его введут.
Человечеству становится тесно. Азия и Африка вытесняют европейцев, Европа уплотнена до предела, Америка ровно через 400 лет после вторжения Кортеса вторглась войском в Европу, а затем дипломатами и финансистами – на все континенты, не вмещая своей, энергии в своих пределах. Мировая мечта избавиться от библейского «в поте лица…» воплотилась в Ленине, Сталине, Хрущеве. А они смешали пот с кровью: конфликты и войны стали постоянным явлением и планетарным бедствием.
Сотни миллионов людей находятся под угрозой коммунистической военной инвазии, а другие сотни миллионов думают, что им (угрожает вторжение войск реакции; сотни миллионов страдают под коммунистической диктатурой, а другие сотни миллионов воображают, что их жизненная задача – борьба против колониализма, хотя он уже перестал существовать; в недрах десятков государств клокочет революционная лава; многие государства пребывают в полу-мобилизационной или мобилизационной готовности и почти половина стратегической авиации США денно и нощно парит в небесах, не смея приземлиться, чтобы не стать жертвой советского удара «нажми кнопку!»; вспышки войны классически регулярной и современно иррегулярной нервируют человечество и никто на земле не чувствует себя в безопасности от войны-революции или революции-войны.
Пройдут десятилетия, жизнь оправится от нынешнего безумия. Но сейчас может настать момент, когда «благодать» мира станет людям несносной и они возмечтают о войне, чтобы временным злом устранить длительное зло трагического курьеза: не мир и не война.
Было время, когда военные думали, что все международные болезни можно вылечить войной, а государственные люди полагали, что ею можно вылечить некоторые болезни. Но сейчас никто этого не думает, потому что опыт двух последних войн говорит, что лекарство, убивая бактерии, повреждает и организм. Вторая мировая война обошлась Европе в 32 млн. убитых; 26 млн. человек оказалось в концентрационных лагерях; депортировано, перемещено 45 млн. человек; было ранено 29 млн. воинов; 21 млн. человек потеряли под развалинами зданий все свое имущество, а 150 млн. остались без крова; разрушено 1.000 городов, причем пострадало 23 млн. домов и 14 млн. общественных зданий и фабрик; разрушено около 9.000 км. судоходных каналов, 20.000 км. рельсовых путей и 100.000 км. дорог. Этой ценой куплено прекращение преследования евреев в Германии и утеснения Католической Церкви в ней, подрезан германский империализм. Но зато дан простор советскому империализму и коммунистической тирании над народами 11 европейских государств. Победители «торговали – веселились, подсчитали – прослезились».
Симптоматично, что Эйзенхауэр миролюбивее Трумэна; как генерал, он лучше политика понимает, каким апокалипсическим хаосом будет война. Война всегда была хаосом: полководцы старались обуздать эту стихию своими планами; а чего они не доделали, то подправляли военные историки, и в книжках война, аккуратно причесанная, выглядела не хаосом, а порядком.
Ныне же война будет безгранично хаотичной. Причина не только в обременительном разнообразии средств войны, в многочисленности целей, в сложности коалиционных взаимоотношений, в трудности согласовать операции в четырех измерениях, но и в неимоверной сложности военной машины. В прежних веках мыслительные способности полководцев не вмещали тайны управления большими армиями, но Наполеон своим гением, а Мольтке улучшением организации штабов и войск сделали возможным маневрирование миллионными армейскими массами. А ныне эти массы переросли мыслительные способности одареннейшего стратега. Пришлось выдумать «коллективного стратега», но и такие коллективы не в силах руководить военной стихией. Военные летчики говорят, что иной раз падение самолетов вызвано чрезмерным количеством контрольных приборов, долженствующих предотвратить падение, – авиатор не в силах следить за всеми приборами. Стратег едва ли в силах следить за всеми «контрольными приборами» исполинской машины-войны.
Военная машина слишком сложна и громоздка. Поэтому генералы нашего времени стали амилитаристами; они не противники войны и войск, как антимилитаристы, но сторонники решения вопросов политики без применения вооруженной силы – если это возможно. Увы, это невозможно. Война будет, войны будут. Надо лишь уяснить себе, что в современной большой войне изнуряются побежденный и победитель и что война, устранив несколько причин международных осложнений, создает иные причины осложнений. Если в прежнее время решались на войну с надеждой или даже с уверенностью в победе, в достижение своих целей, то теперь возможен случай, когда люди кинутся воевать, говоря: «Хочь гирше, тай инше».
Война и полувойна
Каждой фазе развития человеческого общества соответствует особая форма вооруженной силы. В феодальную эпоху войско состояло из рыцарских дружин, столь же автономных в отношении вождя, сколь автономны были сюзерены в отношении суверена. В века абсолютизма войско становится королевским и вербуется, главным образом, путем рекрутских наборов. Когда сословия получили права (после французской революции), войско превращается во всесословное на базе воинской повинности.
Теперь парламентское народовластие эволюционирует в сторону прямого народовластия: на Западе митинговые толпы диктуют свою волю, а на. Востоке заводские резолюции создают фикцию «народнонародного» властвования. Сообразно с этим отходом от исторического разделения на правящих и управляемых происходит и отход от традиционного разделения на воинов и граждан: создается понятие «гражданин-воин»: каждый гражданин имеет право и обязанность участвовать в открытом или тайном воевании.
Теперь немыслимо себе представить войну без «резистас», без «армии крайовой» в подполье, без партизанских бригад. Теперь надо считаться с тем, что нет больше деления на театр войны и на воюющую страну: совокупность территорий противников – это театр войны. Теперь нет различия между легальными и незаконными способами войны – все способы узаконены, если не конвенцией, то явочным порядком. Теперь нет разделения на войско и население – воюют все с градуированием напряженности и постоянства: одни воюют явно, другие тайно, одни непрерывно, другие – при удобном случае. Теперь регулярное войско лишилось военной монополии; наряду с ним (а может быть, даже больше, чем оно) воюет иррегулярное войско, а ему секундируют подпольные организации; отсюда три следствия:
Первое: война приобрела новые формы. Алжирцы прошлись по Франции поджогами нефтехранилищ и убийствами на улицах городов, и это – современный вид кавалерийского рейда в глубокий тыл противника. На Кипре английские солдаты устраивали «Варфоломеевские дни» для терроризирования террористов ЕОКА, и это – современное контрнаступление на иррегулярном фронте.
Этого полководцы не предвидели, а увидев, не поняли. Немцы. оказались беспомощными против партизан Ворошилова, бандитов Тито, террористов Сикорского и «макки» де Голля.
Второе следствие: появление иррегулярного войска привело к вульгаризации понятия «войско», а отсюда – снижение военной этики. Этика допускала военные хитрости, но не коварство. Ныне же в штабах разрабатывается тайновоевание: стратегия, оператика и тактика низости – террора, вероломства, измены. Отряд Леонида погиб в Фермопилах вследствие предательства одного грека, полководец Скопин-Шуйский был отравлен каким-то вероломцем, террористические приемы применяли Грант и Шерман в армейской междоусобице. Но все это эпизоды. Сейчас же подлость вводится в систему, и арабский способ ведения войны – «грязная война» – становится основной частью каждой войны. Почувствовавши свою беспомощность в Алжире, офицеры генерала Массю принялись лихорадочно обрабатывать ими приобретенный опыт боевых действий в проигранной «неправильной» войне против Виетмина. То, что поняли парашютисты Массю, еще не постигают иные офицеры Франции, еще менее постигают это офицеры других стран и совершенно не постигают политические деятели Запада.
Третье следствие: воюющее государство стало весьма живучим. Франция под Седаном потеряла свою армию и после этого не могла организовать войска для сильного сопротивления – пришлось запросить мира. А Польша потеряла в две недели сентября 1939 г. все свои армии, но продолжала воевать до 1945 г. В прежние века было почти правилом игры, что государство сдается, коль скоро противником взята столица. Но в Югославии немцы завоевали пять столиц – Белград, Загреб, Любляну и заштатные столицы Цетинье и Скоплье – а война продолжалась. Капитуляция, подписанная правительством, всегда означала конец войны. Маршал Пе– тэн ратифицировал капитуляцию, но часть населения, из-за границы руководимая генералом де Голлем, продолжала сопротивление.
Государства жили в мире или воевали. Третьего положения не бывало. Его выдумал Троцкий: не мир и не война. Эта формула отказа от заключения мира сейчас приобрела иной смысл: отказ от явной войны. Упразднена определенная, очевидная грань между мирными и военными международными отношениями. Можно воевать номинально и даже забыть о своем нахождении в войне: Андорра с 1916 г. «воевала» против Германии и лишь в 1958 г. вспомнила, что еще не заключила мира. Можно быть в войне, не воюя явно: Греция и Турция вели непрямую войну за обладание Кипром, поддерживая ЕОКА и милицию из кипрских турок. Можно и без. войны послать солдат для завоевания: солдаты Сирии тайно проникли в Бейрут, чтобы участием в либанонской мусульман-христианской междоусобице добиться завоевания Либанона Арабской республикой. Можно вести военные действия, сохраняя мирные отношения – так Турция воевала в Корее против Советов. Даже можно воевать, состоя во вражеской коалиции, – так СССР воевал в Корее против Организации Объединенных Наций, будучи членом этой Организации. Можно мирное сожительство и сосуществование совмещать с тем, что в просторечии называется «холодной войной».
Ныне существуют четыре формы международных отношений: война, полувойна, агрессодипломатия и дипломатия.
• Война – это открытая борьба оружием. Безразлично каким – войсковым или бандитским. Безразлично – порваны ли дипломатические отношения или нет. Так, Израиль, не имевший с 1949 г. дипломатических сношений с Египтом, вторгся в 1956 г. на Синайский полуостров, а Франция и Англия вторглись в Порт-Саид, уверяя, что не воюют с Египтом.
• Полувойна – это прикрытое участие в войне или междуусобице. Краснокитай за спиной Виетмина воевал против Франции с Виетнамом; Вашингтон ведет полувойну против Пекина маневрированием 7-ой эскадры в Формозском проливе; Египет воюет против Франции непрямым образом – в отместку за нападение на Порт– Саид питает алжирскую междуусобицу.
• Агрессодипломатией можно наименовать то, чему обычно дают глупое наименование «холодная война», которую можно было бы (столь же малоосмысленно) наименовать «горячей дипломатией». Агрессодипломатия – это усиленная форма дипломатии, подобно тому, как полувойна есть ослабленная форма войны. Кремль препятствует провашингтонгскому курсу аргентинской политики с помощью политических забастовок, буйных демонстраций и массовых актов насилия – это пример агрессодипломатии. Разница между полувойной и агрессодипломатией очевидна: в первой применяется оружие войск, партизан, диверсионных групп, а во второй преобладают политические приемы, хотя случаются пистолетные перестрелки и взрывы бомб ради вящего эффекта.
• И, наконец, четвертая форма: дипломатия. Это политическая деятельность в перчатках с применением классических приемов уговариваний и угроз, выпрашивания и вымогательства. (Примечание к термину «дипломатия»: Даллес – дипломат, а его, деятельность – дипломатия, подобно тому, как Жуков – стратег, а его деятельность – стратегия.)
Эти четыре формы международных отношений переплетаются причудливым образом в человечестве нервном и встревоженном, боящемся войны, ощущающем, что сомнительной стала ценность афоризма: «Война есть зло, позволяющее избежать больших зол». Что ныне большее зло – невыносимо-трагичный мир или свирепая война? «Радуйтесь войне, – говорил немцам Геббельс. – Мир страшнее её!»
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.