Текст книги "Приятно познакомиться"

Глава 8

Трудно я живу,

Судьба жестока ко мне,

Но я еще жив,

Только слез не удержал,

Их пролила моя грусть.

Монах Дойн

Ну вот, – проговорил Андреев, заглушив мотор. – Мы и приехали. А хороший у тебя дом, старинный, с колоннами. Проводить тебя до квартиры? А то подъезд, сама понимаешь. В наше время в каждом таком подъезде была своя тусовка. Гитара, портвейн, девочки. Романтика. Только иногда вместо романтиков всяческие извращенцы по темным парадным прятались. Вот, помню, был такой случай.

– Времена теперь не те, – улыбаясь, сказала Анна, открывая дверцу со своей стороны. – Теперь на каждой подъездной двери есть кодовый замок, к тому же консьержка. Спасибо за то, что подвезли. До квартиры я сама доберусь.

– Пожалуйста, – сказал Андреев.

Анна махнула ему на прощание ручкой и направилась к подъезду. Проводив ее взглядом, Андреев взялся за ключ зажигания и повернул его в замке. Мотор коротко свистнул и закашлялся.

– Что за черт? – пробормотал Андреев и снова попытался завести машину.

Опять ничего.

Присвистнув с досады, Андреев вышел из машины и открыл капот.

– Что случилось?

– А?

Это Анна, которая не успела еще скрыться в своем подъезде, вернулась, увидев, что Андреев зачем-то покинул салон автомобиля.

– Да ничего, – ответил Андреев. – Что-то машина не заводится. Совсем недавно ремонт делал, да вот опять. Гады. Наверное, просмотрели чего. Или специально оставили недоделки. Я слышал, так часто поступают всякие жулики в автомастерской для состоятельных автолюбителей. Кое-что исправят, а кое-что испортят, чтобы потом снова починить и лишний раз деньги содрать.

Он повернул что-то в переплетении никелированных деталек, что-то дернул и вдруг с криком отдернул руку.

– Поранились? – с участием спросила Анна.

– Прищемил, – подвывая сквозь зубы от боли, пробормотал Андреев.

Указательный палец его правой руки распухал на глазах, стремительно наливаясь лиловой кровью.

– Кошмар какой! – покачала головой Анна, с ужасом глядя на порядочно уже распухший палец. – Хотите перебинтую?

– У меня в машине аптечка, – сказал Андреев. Первый приступ боли давно должен был пройти, но почему-то облегчения не наступало. Палец посинел, и пониже ногтя стали видны крохотные черные точки, как будто в палец вцепилась какая-то мелкая, но ужасно зловредная тварь.

– Чем это я так, а? – бормотал Андреев. – Как щипцами.

– Вот сейчас, – проговорила запыхавшаяся Анна, с аптечкой в руках вновь появившаяся перед Андреевым. – Сейчас. Я все-таки врач. Хоть и специализируюсь по психологии, но общую медицинскую подготовку мы тоже проходили. Я сейчас перевяжу. Палец – это еще ничего. Каждый перевязать сможет. Другое дело – руку ниже кисти или локтевой сгиб. Это уже гораздо сложнее, перехлест нужно делать. – Приговаривая таким образом, Анна довольно ловко делала перевязку. – Вот так, так. Не больно?

– В-в-в-в! – взвыл Андреев. – Еще сильнее схватило. Слушай, а зачем перевязка? Палец же не это… не кровоточит. Ох. Его бы под холодную воду. Ох. Такое ощущение, что кость раздробило.

– Кость раздробить не могло, – авторитетно заявила Анна. – Если бы раздробило кость, был бы слышен характерный хруст. Ну вот, теперь полегче?

– Кажется, полегче, – отдуваясь, проговорил Андреев. – Спасибо большое. Не знаю, что и делал бы без вас.

Держа руку, палец на которой был перевязан, у груди, Андреев неловко раскланялся, захлопнул капот и уселся за руль. Анна отошла немного в сторону. Андреев снова попробовал завести машину, и снова у него ничего не получилось. Чертыхнувшись, яростно завозил ключом в замке зажигания, остановился, потом попытался еще раз и еще, однако ни вторая, ни третья, ни четвертая попытки желаемого результата не дали. Андреев с досады прихлопнул рукой по баранке руля и не смог удержаться от вопля. Пораненный палец сильно ударился о пластиковую перемычку.

Анна сорвалась с места и вновь подбежала к нему.

– Еще что-нибудь прищемили? – осведомилась она.

– Нет, – сквозь зубы ответил Андреев и выбрался из машины. – Мотор барахлит. Придется, наверное, мне на такси добираться. А утром машину забрить.

Он потянулся в карман за сотовым телефоном.

Анна сочувственно поцокала языком.

– Я еще долго спать не буду ложиться, – сказала она. – руду следить в окно за вашей машиной. А то у нас район в плане автомобильных краж не того, не особенно благополучный. А у вас машина хорошая, новая. Если не угонят, так раздеть могут. Минутное дело.

– Спасибо, – сказал Андреев, набирая номер.

Дозвониться в круглосуточную службу такси ему удалось только с третьего раза. К этому времени Андреев уже почти совершенно успокоился, да и палец его, кажется, почти перестал болеть, только ныл немного, словно простуженный зуб.

– Алло, – проговорил Андреев в трубку. – Такси? Ага, если можно, то срочно. Адрес? Какой у тебя адрес? – повернулся он к Анне.

Анна с готовностью проговорила адрес. Слушая его, Андреев полез в карман за сигаретами, нетерпеливо переступив с ноги на ногу, и вдруг почва под ним словно провалилась. Выронив телефон и схватив руками пустой воздух, Андреев рухнул на землю возле своей машины, а когда немного пришел в себя, почва снова обрела упругость, но вот его нога…

– Дьяво-ол, – со стоном протянул Андреев, подтягивая к себе совершенно чужую правую ногу. – Как это так?

– Какой кошмар, господи! – всплеснула руками Анна. – Первый раз вижу, чтобы человек вот так вот на ровном месте падал. Что у вас с ногой? Вам больно? Андреев?

«Больно? – подумал Андреев. – Это не то слово – „больно“. Кажется, для описания подобных диких ощущений, когда перед глазами плывут красные пятна, а горло перехватывает настолько, что с трудом можно сделать вдох или выдавить из себя какой-нибудь звук, вообще не существует в человеческом языке слов».

– Больно, – проговорил все-таки он. – Наверное, вывих. Больше ничего он сказать не смог. Только неровно дышал и, морщась, скреб ногтями землю и едва заметный тот коварный бугорок, о который споткнулась его нога. Ногу теперь тронуть вообще нельзя было, потому что повыше щиколотки пульсировала страшная режущая боль.

«А может быть, не вывих, – мелькнуло в голове у Анд. рея, – может быть, перелом».

– Какой-то вы удивительно невезучий сегодня, – проговорила Анна, склоняясь над ним. – Давайте я помогу вам подняться.

«Не надо меня трогать!» – хотел крикнуть Андреев, но вовремя спохватился. Он и так попал в довольно неудобное положение, которое можно было охарактеризовать как комичное, если бы не эта ужасная боль в ноге. Взялся подвезти девушку до дому и такое – сначала палец, потом машина не заводится, то есть – сначала машина не заводится, потом палец, теперь вот нога.

Опираясь на слабую руку Анны, Андреев попытался встать. Это почти у него получилось, но некстати Анна, топчась вокруг, наступила на пострадавшую ногу. Мужественно стиснув зубы, Андреев проглотил ужасающее ругательство и снова рухнул на землю, на этот раз утащив за собой и Анну.

– Извините, – пролепетала Анна, поднимаясь и отряхивая колени.

– Ничего, – прохрипел Андреев, глаза которого от нового приступа боли в ноге в прямом смысле слова лезли на лоб, – вы… ты… ты, Анна, иди домой. У меня уже все прошло. Я сам доберу… доберусь… Где там был мой телефон?

Анна метнулась в сторону, подняла телефон.

– Короткие гудки, – послушав, доложила она. Андреев невнимательно кивнул и кинул телефон в боковой карман пиджака.

«Долго она еще будет тут стоять? – с внезапной злобой подумал он. – Пусть домой катится. Из-за нее все – и палец, и машина, и нога. Черт. Как больно. Как огнем жжет.

Еще немного, и я разревусь от боли и бешенства. Точно разревусь. Но не при ней же!»

– Давайте я помогу подняться, – снова предложила Анна, протягивая руку.

Андреев вздрогнул.

– Нет! – вскрикнул он. – Не надо! Я сам. Потом. Встану. Только с силами соберусь. Иди, пожалуйста.

Анна выпрямилась и в нерешительности остановилась.

– Вам точно никакая помощь не нужна? – осведомилась она.

– Да! Да!

– Так я пойду?

– Да! Да!

Анна пожала плечами и, то и дело оглядываясь, направилась к подъезду. Андреев следил за ней, пока ее худенький силуэт совсем не скрылся в сумерках. Тогда он снова попытался подняться, на этот раз используя в качестве опоры борт собственного автомобиля. На этот раз ему удалось. Стоял он, правда, на одной только ноге, больную вытянув так, будто собирался перешагнуть высокую преграду.

«И дальше что? – кусая губы, подумал Андреев. – Так и стоять, пока такси придет? Да, я же его и не вызвал. Сейчас».

Он снова набрал номер и повторил свой вызов.

– Адрес? – спросил его оператор.

– Сейчас, – сказал Андреев и вдруг понял, что совершенно не помнит тот адрес, который продиктовала ему Анна. Неожиданное падение и ярчайшая вспышка боли просто выбила из его сознания набор букв и цифр, этот адрес составляющий. – Адрес? – повторил Андреев, оглядываясь, – сейчас, сейчас. Здесь такой дом. Большой. Раз, два, три, четыре, пять… Семиэтажный. С колоннами. Колонны только До второго этажа. Два подъезда. А вокруг деревья и лавочки. На лавочках никого нету. И темно. Что?

– Шутить изволите? – металлическим голосом осведомился оператор.

– Какие тут шутки! – вскричал Андреев. – Послушайте у меня машина сломалась, я вывихнул ногу. Гнида, – сказал он, адресуясь к истекающей короткими гудками трубке.

– Извините, – долетел до Андреева тоненький голосок откуда-то из темноты.

Нервы Андреева были взвинчены до предела. Именно этим можно было объяснить тот факт, что отреагировал он на прозвучавшее неожиданно, но невинное в принципе слово «извините» несколько неадекватно, то есть дико вскрикнул, подпрыгнул и, опустившись сразу на обе ноги, был пронзен новым приступом боли и опять упал на землю.

Слезы, которые теперь Андреев был не в состоянии сдерживать, крупными каплями покатились по его лицу. Приступ боли в вывихнутом суставе ноги был так силен, что Андреев некоторое время не мог говорить и не видел ничего вокруг, кроме радужных пятен, плавающих в темноте. А первое, что он увидел, когда зрение вернулось к нему, – встревоженное и побледневшее лицо Анны.

– Извините, – повторила она. – Я почти уже вошла в подъезд и услышала, что вы кричите на кого-то. Я вполне могла бы догадаться, что вы разговариваете по телефону, но из-за всех этих поступков я так разнервничалась, что решила пойти и проверить. Что с вами? Вы плачете?

– Уй… ди, – только и смог выговорить Андреев. Однако Анна не ушла. Напротив, она опустилась на корточки рядом с Андреевым и приобняла его за плечи.

– Плачьте, – неподражаемым голосом профессионального психолога заговорила она. – Плачьте, не стесняясь своих слез. У вас ведь что-то произошло, верно? Из-за этого вы так несдержанны были сегодня – повредили палец, подвернули ногу. Плачьте. Часто бывает так, что надо просто выплеснуть эмоции, и тогда ситуация прояснится для вас. А все, что ни случается в вашей жизни, довольно легко изменить. У каждой проблемы есть причина, по которой она возникла, и поэтому…

Андреев попытался сказать, что единственная его проблема сейчас – это и есть сама Анна, но не смог. Язык еще плохо слушался его, а слезы внезапно вызвали резкий горловой спазм, который Анна приняла за горестное всхлипывание.

– Вот так, так, – удовлетворенно проговорила она. – Полностью расслабьтесь, и пусть все негативные эмоции уйдут.

– Уй… ди, – прохрипел Андреев, справившись со спазмом.

– Вот именно, – закивала Анна, все так же обнимая Андреева за плечи. – Пусть уйдут эмоции. У вас, наверное, проблемы в личной жизни? Да, я понимаю. Ольга – довольно сложный человек, но она в то же время и самый прекрасный и интересный человек из тех, кого я встречала.

Анна говорила что-то еще, но Андреев ее уже не слушал. Боль понемногу отступала, и на смену ей приходил стыд. В такой унизительно-глупой ситуации Андрееву еще никогда не приходилось бывать. Лишенный возможности передвигаться, он находится черт знает где, да еще эти слезы никак не остановятся, текут из ведра, как у сопливого мальчугана, упавшего с забора в крапиву. Да еще девчонка, мнящая себя великим психологом, повисла у него на груди и болтает какую-то чушь. Анна – ее тоже можно понять. Если бы на ваших глазах кто-нибудь выписывал такие умопомрачительные кульбиты, вы бы тоже, наверное, разволновались.

Дрожащей и перепачканной в грязи рукой Андреев кое-как утер слезы. Анна, заметившая перемену в его поведении, замолчала и отодвинулась в сторону.

– Ну? – ласково поинтересовалась она. – Вам уже лучше?

– Да, – хрипло проговорил Андреев, чувствуя во всем теле страшную ломоту и смертельную усталость. – Лучше. Сейчас я вызову такси.

– Нет, – твердо проговорила Анна. – Я не могу вас так отпустить. Сейчас мы поднимемся ко мне и поговорим о том, что вас беспокоит. Вы отдаете себе отчет, что у вас только что была истерика? Это же сильнейшее потрясение для всего организма! Я просто не имею права отпускать вас куда-либо. Я ведь врач!

«А и правда! – внезапно с ужасом подумал Андреев. – Со мной только что истерика случилась. Вот так номер. Первый раз в жизни. Господи, да я совершенно расклеился. А казалось бы, из-за чего? Ну, палец повредил, ну, ногу подвернул, ну, машина не заводится. Бывает такое. Но не все же кучей и сразу?! Черт, ситуация более чем абсурдная, но выход из нее только один. Немного передохну, а потом двину домой. Анна настроена серьезно, она меня не отпустит. Не удивлюсь, если она откажется мне выдать адрес своего дома, чтобы я назвал его оператору круглосуточной службы такси. Не драться же мне с ней на самом деле. Какое глупое положение».

– Поднимайтесь! – Анна протянула ему руку.

– Я сам! – вздрогнув, вскрикнул он и, опираясь о борт автомобиля, кое-как поднялся.

Анна тут же взяла его за руку и повлекла за собою к подъезду.

– Вам необходимо помочь, – говорила она по дороге. – Мой долг – вам помочь. Я должна знать все о сути ваших проблем, чтобы разобраться в них самой и тем самым помочь разобраться вам. Ведь все сегодняшние неудачи и есть естественное продолжение ваших проблем, тех самых, по поводу которых вы ко мне обратились. Пойдемте ко мне. Вы сядете в кресло, я налью вам кофе, и вы расскажете мне все. Мне это очень нужно для моей книги, то есть для того, чтобы сделать соответствующие выводы и помочь вам. Понимаете?

Одуревший от боли и от слишком резкой смены событий Андреев только кивал головой, ничего, впрочем, не понимая. И только тогда, когда Анна, почти взгромоздив его на себя, потащила к подъезду, он понял, что она предлагает ему провести вместе еще некоторое время, и задохнулся от ужаса.

– Нет! – крикнул Андреев, отпрыгивая в сторону. – Не надо!

От неожиданности Анна выпустила его, и он чудом только смог удержаться в вертикальном положении, ухватившись за внезапно выросшую рядом стену дома.

– Не надо, – бормотал Андреев, ковыляя на одной ноге вдоль стены – прочь от подъезда. – Я сам дойду.

– Куда же вы пойдете? – закричала ему вслед Анна. – Сейчас ночь, у вас нога ело… вывихнута, никакой транспорт не ходит, такси вы не вызвали, а ваша машина сломалась.

– Я сам дойду, – стараясь двигаться как можно быстрее, бормотал Андреев. – Мне бы только до проезжей части добраться, и все. Там я левака поймаю и скоро буду как можно дальше отсюда. Черт, эта Анна… Психиатр чертов. Давно знал, что все психиатры ненормальные. Уж лучше я как-нибудь сам с собственными проблемами справлюсь. Моя психика – мои и проблемы. А от Анны проблем даже больше стало. Не она ли вообще их сама создает?

Стена дома внезапно закончилась. Руки Андреева захватили пустоту, ноги подкосились, и, чтобы не упасть, он опустился на корточки.

– Пока мы с вами говорили, – долетел из ночной темноты голосок психиатра, – ворота во двор закрыли. Так всегда делают, чтобы никто лишний не шатался тут. Я сейчас вам открою.

– Не надо! – взвыл Андреев. – Пожалуйста. Иди домой! Позади него застучали шаги. Не делая опасных попыток подняться на ноги, Андреев утвердился на четвереньках и пополз наугад в темноту. Очень скоро он небольно ткнулся лбом в узорчатый металл изгороди и пополз вдоль нее. Изгородь была невысока, что-то около полутора метров, а за ней как понимал Андреев, начиналось свободное пространство избавленное от надоедливой Анны, пространство, где ходят машины, водители которых за небольшие деньги могут увезти Андреева еще дальше. Но о том, чтобы перелезть через узорчатую решетку с его больной ногой, нечего было и думать. Поэтому Андреев пополз вдоль изгороди, надеясь, что когда-нибудь все-таки наткнется на выход.

Торопливых шагов Анны он уже не слышал.

«Сейчас, сейчас, – думал он, лихорадочно работая локтями и коленями. – Дай мне бог уйти отсюда живым. И хорошо, если эта чокнутая меня не догонит».

Тут что-то скрипнуло впереди. Андреев поднял голову и успел заметить, как изгородь, вдруг неестественно изогнувшись, метнулась к нему.

– Мама, – слабым голосом выговорил он.

И уже через секунду получил удар в лоб такой силы, что подлетел на метр от земли, два раза перекувыркнулся в воздухе и шлепнулся на спину.

– Ой, – проникли в его угасающее сознание слова. – А это вы тут были. А я вам калиточку открыла. Ой, я вас ушибла. Простите, я вас не видела. Я же не знала, что вы ползете, а не ходите, как все нормальные люди. Андреев, вы живы?

Приоткрыв глаза, Андреев увидел худосочный женский силуэт, склонившийся над ним. Не имея сил, чтобы бежать, он застонал и прикрыл глаза рукой.

– Одну минутку! – воскликнула Анна, топчась на месте. – Сейчас я помогу вам подняться.

– Нет! – хотел крикнуть Андреев, но было уже поздно.

Суетившаяся вокруг Анна, причитая, споткнулась о его травмированную ногу, и скрученный новым приступом сильнейшей боли Андреев потерял сознание, даже не успев застонать.

* * *

Кабинка таксофона была тесной даже для одного, а уж вдвоем с грузным Витей Антону в кабинке было и вовсе невыносимо, но снаружи не в меру развеселившегося после происшествия с продавщицей пирожков Витю оставлять было опасно. Тем более что правая рука Вити была прочно прикована милицейскими наручниками к левой руке Антона. Притиснутый к аппарату Антон сунул в прорезь телефонную карту, снял трубку и набрал номер мобильного господина Полуцутикова.

– Алло! – ответил вскоре господин Полуцутиков. – Слушаю.

– Это я, – пропыхтел Антон, – мне срочно деньги нужны.

– А, это ты. Говори быстрее, а то я занят. Мой иностранный инвестор после своих приключений в милиции. Ну, я тебе рассказывал – решил постигать загадочную русскую душу. Так что я теперь провожу практическое задание на тему «Общение с продавцами в магазинах».

– А ты-то откуда про загадочную русскую душу знаешь? – И удивился Антон. – Ты же сам не местный.

– Мало я с тобой общался? – ответил Полуцутиков. – Ладно, говори, чего хотел.

Антон открыл рот, чтобы начать речь, но ничего сказать не смог, потому что Витя, беспокойно заворочавшись, так двинул своей фундаментальной спиной Антона в бок, что тот врезался носом в телефонный диск.

– Алло? – крикнул господин Полуцутиков. – Ну, чего ты там? Уснул?

– Отвесить мне, пожалуйста, килограмм колбасы, – ворвался в динамик мягкий, по импортному грассирующий голос. – Сама ты мымра. И полкило сыра швейцарского. Пошла на хрен. И две бутылки лимонада.

– Да нет! – воскликнул Полуцутиков, обращаясь явно не к Антону. – Не так! «Сама ты мымра» надо отвечать, когда тебе говорят – «У нас нет колбасы, у нас парфюмерный отдел». А фразой «пошла на хрен» рекомендуется заканчивать разговор. Чего ты путаешь? Смотри в разговорник.

Антон наконец сумел перевести дыхание и отлепить свой нос от телефона.

– Алло, – прохрипел он в трубку. – Ты с кем?

– Я ж говорю, с инвестором своим. Который русскую душу постигает. Так что у тебя?

– Мне деньги нужны, – сказал Антон.

– Зачем? Я же тебе сегодня только давал.

– Закончились, – хрипнул Антон, охнув, потому что Витя высунул руку из кабинки и схватил проходящего мимо мужчину за полу плаща.

– Ну ты даешь. Аппетиты у тебя, надо сказать, растут. Не «две бутылки молока и одну булку белого пшеничного хлеба», а «два молока и один хлеб». Это я не тебе. Зачем деньги-то?

– Извините, он случайно. Отпусти плащ, придурок, в морду дам!

– За что? Антон, ты…

– Да не тебе я! – крикнул Антон, пытаясь пнуть под зад притиснутого к себе Витю, чтобы тот отпустил перепуганного прохожего. – Я тоже долго не могу разговаривать. Короче, дай мне денег! Ты где сейчас находишься? Я подъеду.

– В супермаркете, – прозвучало из трубки.

– В каком супермаркете?

– В супермаркете ни в коем случае нельзя сдавать свою сумку в камеру хранения. А если охрана возникать будет, сказать: «Чего ты, падла, залупаешься? Да у меня в сумке товару на сумму в два раза большую, чем та, которую ты за год заработать сможешь!» Ладно. Антон! Антон! Куда ты опять пропал?

– Я не пропал. Ты про какой супермаркет? Да я не тебе. Это ты ерунду несешь про плащ какой-то.

– Погоди. Так где ты все-таки находишься?

– В ресторане.

– «THE BEST OFF»?

– А?

– В том ресторане, который ты купил?

– Ну да, а где же еще. Зачем тебе бабки?

– Долго объяснять, – проговорил Антон, который, вывернув шею, с отчаянием наблюдал за тем, как Витя, не обращая внимания на проходящих мимо кабинки таксофона людей, исследует те места собственного тела, которые вовсе не принято прилюдно исследовать. – Долго объяснять, говорю.

– Нет уж, ты объясни, – возразил на это господин Полуцутиков. – Мне для тебя ничего не жалко, но я тут у других бизнесменов научился, что каждую копейку надо беречь. Может быть, тебе на ерунду какую-нибудь надо – на книжки, например. Или, напротив, на какое-нибудь стоящее дело – типа выпить.

– Не на книжки, – выкрикнул Антон, лягая увлекшегося анатомией своего тела Витю. – И не на выпивку. На другое.

– Что ж ты, сволочь, делаешь!

– Не понял?

– Я не тебе. «Что ж ты, сволочь, делаешь! Если вместе с сосисками свой палец взвесил, тогда и палец отрубай, гад, и в пакет мне ложи». Записал? Не тебе, Антон. Так на что, ты говоришь, бабки тебе нужны?

– Помнишь того идиота, с которым я к тебе приходил?

– Ты все еще от него не избавился? – удивился господин Полуцутиков. – Почему?

– Сам не знаю, – стиснув зубы, невнятно ответил Антон. – Надоел он мне хуже не знаю чего. А просто бросить не могу. Я же его типа приручил. А я слышал, если кого приручишь, то тогда ты за этого прирученного в ответе.

– Телевизор надо меньше смотреть, – посоветовал господин Полуцутиков. – Меньше всякой дряни нахватаешься Просто оставь его где-нибудь, а сам убеги.

– Я так и сделал, – едва не плача, сказал Антон, – убегал проходными дворами и нос к носу с ним столкнулся. Он тоже убегал. От милиции. И притом теперь мы с ним крепко связаны. То есть скованы.

– Как это? – насторожился господин Полуцутиков. – Перемещение между мирами тебя, конечно, изменило, но не настолько же. И потом, ты, кажется, в Анну был влюблен.

– Да я не в этом смысле! – воскликнул Антон. – Нас менты хотели поластать. Наручниками сковали, а мы убежали. Сейчас уже стемнело, так что никто ничего особо подозрительного заметить не может. Мы просто идем и за руки держимся.

Господин Полуцутиков захохотал.

– Представляю себе парочку! – сказал он.

– Так вот, мне нужны деньги, чтобы этого мальчика Витю в психушку сдать или в дом престарелых.

– Или в детский сад, – хихикнул Полуцутиков.

– Или в детский… черт. Его туда не примут, по габаритам не пройдет. У него же документов нет, так я, чтобы без всякой волокиты, просто деньги врачам суну, его и возьмут. Так мы идем к тебе. Ты пока поищи напильник или еще что-нибудь, чем наручники распиливать. Ладно?

– А если денег, чтобы расплатиться, не хватит, говори: «Считай правильно, залупа, а мозги мне не канифоль! Где директор магазина, ворюга?» Это я опять не тебе. Конечно, приходи. Только ты это… Чтобы без приключений обошлось, возьми такси, а Роман расплатится на входе. Своими пускай расплатится. Он тебе должен, к тому же распух весь от взяток, падла.

– Ага, – озабоченно проговорил Антон. – Жди. Надень шорты, дурак, люди же смотрят!

– А?

– Да не тебе я.

* * *

Полковник Ухов только что вернулся с обхода помещения вверенного под его начало РУВД и находился в пресквернейшем настроении, причиной которого был по большей мере результат осмотра «обезьянника». Как полковник ни крепился перед осмотром камеры, где, как он знал, постоянно проживал важный свидетель Ленчик, все-таки увиденное выбило его из колеи.

Мало того что Ленчик за несколько минут до посещения Ухова готовил себе ужин, вследствие чего провонял весь подвал гарью прогорклой свинины, так еще и за цветастой ширмой появился теперь маленький черно-белый телевизор, и «обезьянник» теперь являл собою филиал самой обычной коммунальной комнаты. Ленчик в трусах и домашних тапочках лежал на нарах, укрывшись газетой, пожирал ужин и громогласно болел за команду «Динамо», которую полковник не переваривал, с детства уважая команду «Спартак». Кроме того, за ширмой находились двое бомжей, задержанных за нахождение в общественном месте в нетрезвом виде. Бомжи, естественно, были безобразно пьяны, угощались предоставленной хлебосольным Ленчиком свининой, смотрели телевизор и вели себя так, будто пребывали не в камере, а у себя дома.

На грозный рык полковника:

– А эти что здесь делают? – важный свидетель нисколько не смутился и спокойно ответил:

– А они ко мне в гости зашли. Как же это, я ужинаю, а они пусть голодными сидят?

Полковник Ухов выругался, покинул «обезьянник», крепко хлопнув решетчатой дверью, и сделал строгий выговор за бардак ни в чем не повинному дежурному. После чего, нисколько не успокоившись, Ухов вернулся к себе в кабинет, нахамив по дороге уборщице и попавшимся под горячую руку сотрудникам Елину, Галыбко и Ефремову, потом позвонил жене, без всяких на то причин обозвал ее дурой и дармоед, кой, велел позвать к телефону свою совершеннолетнюю дочь назвал дурой и ее и в конце разговора предупредил, что голову снимет с плеч, если она принесет в подоле, забыв, впрочем, вследствие своего дурного настроения, что дочь уже второй год как замужем и уже два раза вполне законным образом приносила в подоле – один раз мальчика, второй раз девочку.

Положив телефонную трубку, Ухов сел подписывать ежемесячные отчеты, но перепутал официальные бумаги одну с другой, сломал карандаш, плюнул в пепельницу, снова снял трубку и по внутренней связи вызвал капитана Ряхина.

Явился капитан Ряхин, бледный в предчувствии нагоняя, но настроенный отражать атаки начальства.

– Здравия желаю, – с порога отчеканил капитан.

– И тебе того же, – пробурчал полковник Ухов, – садись.

Капитан Ряхин присел на краешек стула.

– Ну, как дела идут? – осведомился полковник. – Меня интересует, когда отпадет необходимость в этом твоем экстрасенсорном выродке Ленчике? Ты знаешь, что он устроил из нашего образцово-показательного «обезьянника»?

– Что? – поинтересовался Ряхин.

– Бардак! – рявкнул полковник. – И помойку! Задержанные, как на постоялом дворе, мясо жрут и телевизор смотрят. От кого, от кого, а от тебя, Ряхин, я такого вопиющего нарушения дисциплины не ожидал! Позор! А если комиссия нагрянет с проверкой? Ты не думай, я тебя прикрывать не буду!

– Поселение свидетеля Ленчика на проживание в «обезьяннике» всецело одобрено начальством в вашем лице полковника Ухова, – хмуро ответил Ряхин.

– Я вынужден был пойти на эти меры всецело в целях следствия, – парировал полковник. – И при условии, что это самое следствие будет в самые кратчайшие сроки закончено! А вы… какие у вас результаты?

Капитан Ряхин медленно поднялся со стула и, щелкнув каблуками, вытянул руки по швам.

– Результаты, – негромко, но вместе с тем очень внушительно выговорил он, – имеют место быть впечатляющими. Налицо, – договорил капитан, еще понизив голос, – налицо крупный заговор, раскрытием которого наша милиция укрепит свою репутацию как действительно силовой структуры.

Полковник Ухов осекся.

– То есть? – переспросил он.

Ряхин слово в слово повторил все, что сказал ранее, и добавил еще:

– По моему личному профессиональному мнению, в заговоре замешаны структуры ФСБ, которые преступно используют данные им государством полномочия для совершения преступлений.

Мясистое лицо Ухова вытянулось. Он порывисто поднялся с места, взмахнул руками, словно хотел выразить что-то невыразимое, и снова опустился в кресло.

– Поясни, – шепотом попросил он.

– Поясняю, – заговорил Ряхин. – Расследуя похищение из городской клинической больницы номер один мертвого тела, неизвестно кому принадлежащего, я вышел на одного из свидетелей преступления – охранника Ленчика. Во время снятия показаний на территорию больницы, где происходило снятие показаний, проникли двое неопознанных объектов, представились сотрудниками Федеральной Службы Безопасности и предъявили полностью подтверждающие это документы. Пока я находился в процессе изучения вышеозначенных документов, неопознанные объекты попытались похитить важного свидетеля охранника Ленчика. Открыв преследование, я открыл предупредительный огонь в воздух, но не попал, потому что у меня не было патронов Тем не менее беззаконное похищение мне удалось предотвратить, хотя свидетель Ленчик получил тяжелую психическую травму, выражающуюся в боязни появляться в неохраняемом милицией пространстве.

Ухов открыл рот и оглянулся по сторонам, хотя в кабинете, кроме него и капитана, никого не было.

– Далее, – продолжал капитан Ряхин. – Сопоставив факты вышеизложенного факта и факт побега при странных обстоятельствах другого важного свидетеля – сторожа Семенова, я путем оговоренных в Уставе умозаключений дошел до предположения, предполагающего не побег свидетеля сторожа Семенова, а его похищение.

– Ты хочешь сказать, – хриплым шепотом проговорил полковник Ухов, – что Семенова похитили эти твои из ФСБ?

– Так точно, – отчеканил капитан Ряхин, наслаждаясь произведенным на полковника эффектом. – Но и это еще не все, – тоном опытного коммивояжера добавил он.

– Что еще?

– Сегодня ко мне поступил сигнал от сознательных горожан нашего города о том, что на улицах нашего города имела место быть погоня двух неопознанных объектов за одним неопознанным объектом. Описание этих неопознанных объектов и тех неопознанных объектов, что я видел в больнице при похищении, полностью совпадает, из чего я, опять же путем оговоренных в Уставе умозаключений, вывел следующее: сотрудники ФСБ продолжают свою непонятную преступную деятельность. Не исключено, что тем неопознанным объектом, за которым они гнались в погоне, является свидетель Семенов, которого наши специалисты до сих пор не могут найти.

– Да-да, – потирая ладонью лоб, пробормотал Ухов. – Я слышал об этом случае. Двое каких-то в черных костюмах гнались за мужиком по проезжей части. Авария, а потом какой-то бред о том, что один из этих черных попал под грузовик, а другой его высвободил, голыми руками подняв грузовик и протащив его несколько метров. После чего оба как ни в чем не бывало продолжили погоню.