Текст книги "Приятно познакомиться"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Это сон. Это явь. Он в могиле. Он мерещится мне в забытьи.

«Где ты был? Мы тебя не забыли. Как промокли одежды твои!» Он стоит, не скрывая обиды, Опираясь на тот же костыль;

И по дому под ветром Колхиды Дождевая проносится пыль.

С. Чиковани

Глава 6

Позвольте представиться:

Я голодранец

Иного неба,

Бесплатный приют —

Пожалуйте, ангелы,

Пожалуйте, совы,

Дети утра

И дети ночи,

Мирно качайтесь

В пустом желудке.

Тацудзи Миеси

Да, странно, странно, очень странно, – повторял про себя Антон, бесцельно шляясь по осенним улицам. – Вот, скажем, раньше я был бандитом и веселым пацаном. Выпить, покурить, морду набить кому-нибудь – святое дело. В свободное от работы время. Да и работа моя мало чем отличалась от свободного времени. Тоже пил, курил и постоянно бил морды. А сейчас? Тянет на литературу и меланхолию. Меланхолия. Слово-то какое противное, тьфу. Откуда у меня этот идиотский жаргон? Нет, надо с этим кончать. Внешность у меня теперь другая, это понятно. Но внутренне-то я меняться не собираюсь. Не было такого уговора! Надо пойти и срочно набить кому-нибудь морду. Чтобы ощутить давно забытые ощущения.

Антон остановился, вынул руки из карманов и огляделся. Оказалось, что он забрел в какой-то парк или сквер. Пустой и по-осеннему голый. Антон глянул на наручные часы – половина одиннадцатого утра.

– Будний день, – негромко сказал он. – Утро. Все на работе. Никого нет вокруг.

Он медленно двинулся по аллее и очень скоро заметил какого-то гражданина довольно внушительных размеров. Гражданин этот сидел на асфальте, несмотря на то что рядом торчала из земли лавочка, и строил шалашик из опавших листьев и каких-то веточек. На небритой физиономии гражданина застыла детская сосредоточенность.

– Псих какой-то, – решил Антон. – Вот он-то по морде и получит. И правильно, чего он не в специализированном помещении находится, а на улице? Портит людям настроение, и вообще. Может быть, он опасен?

Скорым шагом Антон приблизился к гражданину, подошел вплотную и занес руку над склоненным затылком. Гражданин никакого внимания на Антона не обращал, полностью увлеченный своим дурацким делом.

С тяжелым вздохом Антон опустил руку.

– Не могу, – тоскливо проговорил он. – Не могу, и все. Какая-то ерунда в башке вертится. Относительно того, что нельзя обижать беззащитных. И злобы никакой на этого дурня нет. Вот если бы он бросился на меня.

Гражданин, достроив шалашик, насадил на длинную палочку большой желтый лист и, негромко что-то напевая, стал размахивать у себя перед носом палочкой, будто флажком. Антон присел рядом на скамейку и достал сигареты.

«Буду бороться сам с собой, – твердо решил он. – Не уйду отсюда, пока не получится у меня двинуть этого психа по башке. Или по шее. Хотя это и против принципа гуманности. Гуманность. Слово-то какое противное. Где я его только подхватил?»

– Эй! – крикнул Антон, легонько толкнув гражданина ногой. – Ты кто?

Гражданин поднял голову и долго, по-детски доверчиво смотрел на Антона.

– Я сторож Семенов, – проговорил наконец гражданин, – То есть я раньше был сторож Семенов, а теперь я просто мальчик Витя. А вы кто, дядя?

– Конь в пальто, – силясь вызвать в себе раздражение, ответил Антон.

Гражданин мальчик Витя открыл рот.

– Вы не похожи, дядя, – сказал он. —Что?

– Вы на лошадку не похожи, – захихикал гражданин мальчик Витя.

Антон вздохнул. С утверждением, что он не был похож на лошадку, поспорить было трудно.

– А сколько тебе лет? – спросил он у гражданина тем особенным голосом, которым люди обычно разговаривают с детьми.

– Не знаю, – беспечно ответил гражданин мальчик Витя. – Наверное, пять.

– Гм, – хмыкнул Антон. – Пять. Что ж ты тогда без мамы гуляешь? Не боишься?

– Не боюсь, – признался гражданин мальчик Витя и, изобразив плаксивую гримасу, выпятил подбородок, густо покрытый сероватой щетиной. – Я раньше много чего боялся: зомби, выходцев с того света, милицию, капитана Ряхина, «обезьянника», покойника в женской розовой ночной рубашке. А сейчас ничего не боюсь. Я построю себе шалашик и буду в нем жить. Вот.

– Ты же построил себе шалашик, – заметил Антон, кивая на произведение из веточек и павших листьев.

Массивное лицо гражданина мальчика Вити расплылось в улыбке, а глаза сверкнули веселым недоумением.

– Ты, дядя, наверное, немножко чокнутый, – сказал он. – Как же я буду жить в этом шалашике, если шалашик такой маленький, а я вон какой большой?

– Гм, – сказал снова Антон.

«Дурацкое положение, – закуривая, чтобы скрыть смущение, подумал Антон. – Разговариваю с психом, а тот меня чокнутым называет».

Он отвернулся от «мальчика» и посмотрел туда, где за невысокой оградой сквера начиналась городская улица с оживленным автомобильным и пешеходным движением. Машины, словно стремясь обогнать одна другую, катились по проезжей части. Прохожие, словно стремясь обогнать машины, бежали по тротуару, натыкаясь друг на друга, выныривая и снова пропадая в пестрой мешанине.

«Анна, – подумал Антон, – вот и она так же, как и все они, бежит по своим делам. А я словно из общей жизни выпал раз и навсегда. Когда я первый раз жил, все было в порядке, я понимал что к чему и меня понимали. А сейчас? Анна, которая два года назад не стала моей женой только потому, что меня убили в случайной драке, считает меня дураком, даже этот дурак считает меня дураком. Анна…»

Антону на мгновение показалось, что он увидел Анну, спешащую куда-то в людском потоке. Он даже вскочил со скамейки и открыл рот, чтобы ее окликнуть, но вовремя опомнился.

Конечно, это была не она. Не станет же Анна, его Анна, разгуливать по улицам в… Антон прищурился, всматриваясь. Ну да, в каком-то странном комбинезоне, похожем на те, которыми экипируются сантехники.

Это, наверное, совсем другая девушка.

Но как похожа. Она вновь исчезла в толпе, потом совершенно неожиданно появилась у широких двустворчатых дверей, над которыми бледными неоновыми огнями светилась надпись – «Рекламное агентство „ПОПКОРН“». Открыла двери и вошла.

«Попкорн», – Антон попытался припомнить, где он слышал это слово, но не смог, хотя почти уверен был, что слышал и слышал недавно.

* * *

А капитан Ряхин, вызванный в кабинет полковника Ухова, ужасно страдал. С одной стороны, Ряхин мучился мыслью, что вот его, как какого-то нерадивого штрафника, распекает старший по званию, распекает первый раз в жизни, стращает уставными наказаниями, ругаясь при этом неуставными словами; а с другой стороны, все же он, капитан Ряхин, раскручивая сложнейшее и, несомненно, важнейшее дело, вправе предпринимать даже самые смелые решения, чтобы в конце концов это дело раскрутить.

Все это и пытался высказать Ухову капитан, но Ухов, пока что находившийся в состоянии крайнего служебного негодования, ничего не хотел слушать.

– Бардак развели в отделении! – орал полковник. – Бордель развели! Это где это еще видано, чтобы из «обезьянника» задержанные бегали? Да я вас под статью подведу!

– Гражданин Семенов вовсе не задержанный, – угрюмо возражал капитан Ряхин. – Гражданин Семенов является проходящим по делу в качестве свидетеля, и поэтому…

– Тогда какого хрена его надо было в «обезьянник» запирать? – перебил полковник. – А если бы он заяву кинул на нас? Греха потом не оберешься.

– Гражданин свидетель Семенов, – пытался договорить Ряхин, – находился в наличествовавшем у него состоянии сильнейшей моральной травмы, приведшей его к также наличествовавшему состоянию легкого помешательства по причине вышеупомянутой травмы. Поэтому я посчитал целесообразным поместить его туда, где за ним был бы осуществляем надзор и уход.

– Хороший надзор осуществляли над ним, если он сбежал! – выкрикнул полковник. – Причины бегства установлены?

– Нет, – потупился Ряхин. – По свидетельству дежурных сотрудников Елина, Галыбко, а также сержанта Иванова, гражданин свидетель Семенов внезапно пришел в состояние крайней обеспокоенности, в связи с чем произвел несанкционированное передвижение по помещению отделения с неожиданным выходом из оного. Рапорта дежурных я принял.

– А сами рапорт написали? – отдуваясь, спросил полковник Ухов.

– Нет, – сказал капитан, и голос его дрогнул.

– Пишите! – приказал полковник. – Относительно бегства, ети твою бабушку в тульский самовар, и относительно того бардака, что вы в «обезьяннике» устроили! А иностранного инвестора кто оскорбил? – вспомнил полковник, глянув куда-то в бумаги, и побагровел. – Этот… Фил Мак-Фил два часа назад у меня был. Хотел на вас заявление писать в ООН. Насилу я его отговорил. И чего вы, спрашивается, с зарубежным гостем не поделили? Душевнейший человек. Подарил мне две бутылки водки, выпил со мной и песен попел. Смотри, Ряхин, – пригрозил толстым пальцем Ухов, оставляя тон официальной беседы, – смотри у меня! Служил ты хорошо, но что-то в последнее время своевольничать начал. Ох смотри! И объясни мне толком, по-человечески, что ты там такого еще натворил в «обезьяннике»? Мне дежурный только что звонил.

Лицо капитана Ряхина потемнело.

– Товарищ полковник, – начал он. – Взамен находящегося сейчас в розыске важного свидетеля Семенова мною был обнаружен не менее важный свидетель Ленчик. По странному Течению обстоятельств свидетель Ленчик также находится в наличествующем у него состоянии сильнейшей моральной травмы, приведшей его к также наличествовавши ую… щем.., состоянию легкого помешательства по причине вышеупомянутой травмы. Поэтому, как в случае со свидетелем Семеновым, я посчитал целесообразным поместить свидетеля Ленчика туда, где за ним был бы осуществляем надзор и уход.

– Опять в «обезьянник»? – взревел полковник Ухов.

– Свидетель лично просил поместить его в «обезьянник», – поспешил заверить Ряхин, – даже написал заявление, которое в письменном виде. Я распорядился создать свидетелю человеческие условия.

Полковник Ухов тяжело поднялся из-за своего стола и, не обращая больше внимания на капитана, трусцой выбежал из кабинета. Двигаясь с той скоростью, на которую только был способен, он миновал лестничные пролеты двух этажей, спустился в подвал и скоро достиг того участка отделения, где располагался «обезьянник».

Дежурный поспешно вскочил со стула и вытянулся во фрунт.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – гаркнул он, растерянно моргая. – За время вашего отсутствия в «обезьяннике» никаких происшествий.

– Дурак, – пропыхтел задохшийся от непривычно торопливого передвижения полковник Ухов. – Когда это я в «обезьяннике» присутствовал? А ну открой.

Дежурный загремел ключами. Пока он открывал дверь, Ухов через решетку успел заметить перегораживающую половину камеры цветастую матерчатую ширму. Последний раз лязгнул замок, решетчатая дверь распахнулась, полковник влетел в «обезьянник» и оторопело остановился, увидев на ширме приклеенную табличку, на которой детским почерком было выведено: «Прошу стучаться».

Полковник пожал плечами и постучал костяшками пальцев в перегородку.

– Да-да, – ответили ему.

Осторожно отодвинув полог, полковник заглянул за ширму.

На нарах, покрытых голубеньким байковым одеялом, полулежал худенький мужичок в больничной пижаме и чихал газету. Голые ноги с оттопыренными розовыми пальцами мужичок грел у небольшой электроплитки, на которой весело посвистывал желтый эмалированный чайник. Под нарами изумленный полковник заметил тазик, где в мыльной воде плавала какая-то тряпка, выстиранные носки висели на веревочке, аккуратно протянутой от решеток окна к наморднику на лампе дневного света.

Заметив Ухова, мужичок отложил газету, зевнул и свесил ноги на пол, точно угодив ступнями в притаившиеся домашние шлепанцы.

– Ты кто? – прохрипел полковник.

– Важный свидетель, – ответил мужичок, – Ленчик меня зовут. Меня охраняют от покушения агентов ФСБ и поэтому содержат здесь, в специально предназначенном для этого месте. А ты кто?

– Я – полковник Ухов! – рявкнул Ухов, понемногу приходя в себя.

– Нормально, – оценил Ленчик и снова зевнул. Потом вдруг прищурился на полковника и проговорил: – Две свиные котлетки и баранье ребрышко. Диеты не соблюдаете, товарищ полковник. Много мясного очень вредно есть.

Обескураженный полковник отступил, опустив полог Ширмы, за которой тотчас раздался смачный зевок, и зашуршали газетные листы.

– Вот видите, – услышал за своей спиной Ухов. Полковник обернулся. Перед ним стоял капитан Ряхин.

– Вот видите, – повторил Ряхин. – Свидетель действительно очень важный. Уникальный свидетель.

– Он что, – спросил полковник, – и правда видит, что у человека внутри?

– Способность развилась вследствие полученной моральной травмы, которой он травмирован, – подтвердил капитан. – Должен еще добавить, что с помощью свидетеля Ленчика мною накануне раскрыт заговор шпулыциц-моталыциц с одноименного предприятия. Наши сотрудники долгое время не могли выяснить, каким образом шпулыцицы-мотальщицы умудряются проносить через проходную краденые мотки ниток. Свидетель Ленчик только посмотрел на подозреваемую, которую я ему предъявил, и сразу все увидел.

– Неужели глотали? – удивился полковник.

– Не совсем, – несколько смущенно ответил капитан Ряхин. – Цинично использовали особенности своей женской физиологии. Дело передано в прокуратуру. Со своей стороны также могу сообщить проект дальнейшего использования свидетеля Ленчика.

– Слушаю, – устало сказал полковник.

Полог ширмы ворохнулся. В образовавшейся щели сверкнул прищуренный глаз.

– Предлагаю установить свидетеля Ленчика в городском аэропорту рядом с металлоискателем. Таким образом, мы в кратчайшие сроки покончим с преступной деятельностью преступников, провозящих наркотики.

– А он сможет? – засомневался полковник. – Свиные котлетки – это одно, а…

– Две гильзы от пистолета Макарова, – донеслось из-за ширмы. – Прямо под котлетками. Потихоньку врастают в стенки желудка. Вы, товарищ полковник, тяжесть в животе не ощущаете?

Полковник Ухов совсем растерялся.

– Ощущаю, – сказал он, – особенно по утрам. А за эти гильзы я двойную стоимость оплачивал, как за утерянные.

– Ну что? – встрял капитан Ряхин. – Даете разрешение на содержание важного свидетеля Ленчика на территории отделения?

– А задержанных куда? – спросил полковник.

– Если все свидетели будут оказывать следствию такую помощь, как свидетель Ленчик, задержанных скоро у нас вообще не будет! – возвысил голос капитан Ряхин.

Полковник Ухов устало махнул рукой.

– Ладно, – сказал он. – Хрен с ним. Пускай остается.

* * *

– Вот за что я люблю наши службы быстрого реагирования, так это за то, что они в последнее время действительно быстро реагируют, – сказал Андреев, лежа в постели со своей женой Ниной – бабой тощей, как вобла, но наследницей немалого состояния, которое, кстати говоря, и послужило причиной женитьбы бизнесмена Андреева, – только представь, что с нами было бы, если б мы с ребятами, как в старое доброе время, вызвали бы сантехников, а?

– Не представляю, – сонно ответила Нина.

Андреев приподнялся на локте, порывистым движением откинул прочь одеяло и посмотрел на Нину так требовательно, что она почувствовала на лице его взгляд и открыла глаза.

– А было – что мы утонули бы с ребятами в кипятке, – строго проговорил Андреев, – сварились бы заживо, понимаешь? Я вот руки себе обварил, и то несильно, а то мы бы… Нет, – снова укладываясь, проговорил Андреев, – хорошие Ребята. Приехали за пять минут. Вода была, правда, уже в вестибюле, но соседей – магазин подвальный – мы только-только начали затапливать. И пусть они не залупаются – соседи! – Андреев сильно повысил голос. – Им еще здорово повезло, что не две трубы одновременно прорвало! А по очереди. И мы быстро ликвидировали катастрофу. А как у них в прошлом месяце пожар был? У нас в офисе паркет потрескался в трех местах. Могли бы на них в суд подать – не подали. Только слупили двойную стоимость, конечно.

Он помолчал немного.

– И все-таки не понимаю, – заговорил он снова. – Как эти трубы прорвать могло? И что за напасти на «Попкорн» мой навалились в последнее время. То крысы, то трубы прорывает. Ребята рассказывали, что за полчаса до катастрофы приходила какая-то девка из местного ЖКХ. Говорила – с профилактическими работами. А как ушла, так у нас вода и начала свистеть изо всех дыр. Хорошо хоть компьютеры не пострадали. Как думаешь, девка та – сантехник – виновата в том, что трубы прорвало? Если да, то я ее в порошок сотру. А? Нина, ты спишь?

Нина действительно спала и поэтому на вопрос своего супруга ответить не могла. Но Андреев не успокоился и несколько раз довольно сильно пихнул ее в бок.

– А? – в испуге вскинулась Нина. – Что еще случилось?

– Пока ничего, – ответил Андреев, – спи-спи. Я просто думаю. То есть размышляю вслух – как могло получиться так, что у меня в офисе прорвало трубы, если мы только что делали ремонт. Ну, после происшествия с крысами. И всю сантехнику меняли на новую, а? Может быть, фирма, которая нашим ремонтом занималась, схалтурила? Да, – окончательно утвердился в своем мнении Андреев. – Не иначе. А как еще? И фирма виновата, и девка-сантехник. Случайность, скажешь ты? – спросил он Нину, как будто она пыталась возразить. – Случайность? Нина, ты спишь?

– А?!

– Спи-спи. Я просто вот никак не могу понять – то, что у нас случилось, ну, с трубами. Это случайность или просчет ремонтников? Или сантехников? На случайность вроде бы не похоже. Ладно бы одна труба полетела, но сразу две! Совершенно новые. Нет, я на этих сволочей точно подам в суд. На ремонтников! И на сантехников. То есть на ЖКХ. И слуплю с них бабки. Вот завтра же пойду и напишу заявление. И отдам в суд. Нет, сегодня напишу заявления, чтобы времени не терять, потому что времени у меня мало, а дел полно. Слышишь, Нина?

– Андреев! – в очередной раз просыпаясь, взмолилась Нина. – Ты мне дашь поспать или нет?! Мне, между прочим, завтра на работу тоже.

– И мне на работу, – резонно ответил Андреев. – Только я решаю очень важные и насущные проблемы. То есть вопросы. Подавать мне в суд или не подавать?

– На кого?

– На фирму, которая у нас дома ремонт делала?

– Подавай на кого хочешь, – проговорила Нина, закрывая глаза и укрываясь с головой одеялом, – только оставь, пожалуйста, меня в покое. Я безумно устала, и ты еще.

– Да спи, спи, – сказал Андреев. – Я тебя бужу, что ли? Просто интересно, почему ты так наплевательски относишься к моим делам? Нина. Нина, ты спишь или нет?

Нина проговорила что-то из-под одеяла, но что именно – разобрать нельзя было. Андреев вздохнул, соскочил с кровати и прошлепал босыми ногами к письменному столу. На ощупь нашел листок бумаги, ручку и, подхватив вес это под мышку, направился в кухню.

Там он уселся за стол, ненадолго задумался и вывел сверху в правом углу:

«Заявление».

Потом подумал еще и подписал:

«В городскую прокуратуру…»

Отложив ручку, он закатил глаза в потолок и принялся составлять в уме начальную фразу своего заявления. Эта начальная фраза, как решил Андреев, должна в полной мере отражать то справедливое негодование, бушевавшее сейчас в его душе, и к тому же зацепить внимание того, кто будет это заявление читать. Составлял фразу Андреев довольно долго, вариантов за это время успел придумать, проработать и отвергнуть множество, но искомое сочетание слов так и не Нашел. Поэтому начал он пространно:

«Как известно, муниципальные службы быстрого реагирования в последнее время характеризуются тем, что реагируют действительно быстро, и совершенно ясно, что из этого следует…»

Андреев снова задумался. Что следовало из того, что службы быстрого реагирования реагировали быстро, было на самом деле совершенно не ясно. Но тем не менее Андреев решил не сдаваться и довести свою мысль до конца.

Чтобы подстегнуть мысль, он собрался закурить. На столе сигарет не было. Андреев прошлепал в прихожую, пошарил по карманам пальто, нашел сигареты и еще какую-то странную штучку размером со спичечную коробку и похожую на таракана.

– Это что еще за черт? – скривился он. – Откуда у меня это?

Внимательно осмотрев штучку со всех сторон, он заметил красную кнопочку на том месте, где у настоящего таракана должно быть брюшко. Немного поколебавшись, Андреев кнопочку нажал.

Ничего не произошло.

Андреев пожал плечами, вернулся на кухню и бросил штучку в мусорное ведро. Затем он уселся за стол, снова взялся было за ручку, как вдруг до его слуха донеслось странное позвякиванье.

Андреев посмотрел туда, откуда шел звук, и, округлив глаза, медленно открыл рот.

Из отворенной дверцы буфета одно за другим медленно, чуть покачиваясь, выплывали блюдца. Словно двигаясь на невидимом конвейере, они поднимались под самый потолок, а потом с маху летели вниз. Когда разбилось первое блюдце, Андреев вскочил на ноги и, пятясь, стал пробираться к двери.

Второе, третье, четвертое… Пол кухни уже сплошь был усеян осколками.

– Сервиз, – сглотнув, проговорил Андреев. – Подарочный. На двенадцать персон. С заварочным чайником.

Скрипнув, дверцы буфета растворились шире. Вереница пузатых чайных чашек во главе с большим заварочным чайником, вращаясь вокруг своей оси, как крохотные космические кораблики, поднялась под потолок, на самое место, откуда начинали свой гибельный полет вниз блюдца, и обрушилась на пол.

– Андреев! – закричала разбуженная грохотом Нина. – Ты мне дашь наконец поспать или нет? Что ты там на этот раз раскокал?

«Ничего!» – хотел крикнуть в ответ Андреев, но из горла у него вырвался только слабый хрип.

С коротким стуком дверцы буфета раскрылись настежь. Андреев увидел величаво выплывавшую по воздуху супницу – большую, размером в две Андреевых головы. Супница поднялась к потолку, но на пол не упала, описала два круга вокруг люстры, проследовала к подоконнику, ткнулась в стекло, сбив с подоконника горшок с цветами и две пустые бутылки из-под виски, а потом медленно развернулась, нацелившись округлой ручкой, похожей на сросшиеся бычьи рога, Андрееву прямо в лоб.

– Мама, – сипло пробормотал Андреев и, оглянувшись на дверь, начал отступать.

Супница спикировала вниз, но не разбилась, коротко свистнула и снова взлетела к потолку. Андреев тем временем Достиг уже порога. Не сводя глаз с взбесившегося предмета посуды, он осторожно перешагнул в прихожую.

Супница внезапно замерла, зависнув в воздухе на двухметровом расстоянии от пола, а затем, медленно вращаясь, долетела по направлению к Андрееву. Скорость вращения супницы, равно как и скорость ее передвижения, увеличивалась с каждой сотой долей секунды, и Андреев едва-едва успел отскочить в сторону и прикрыть голову руками. Супница, как тяжелый снаряд, просвистела в нескольких сантиметрах от его патлатой макушки и с оглушительным грохотом разбилась о стену за спиной Андреева. На пол звонко посыпались осколки.

– Мама, – снова повторил Андреев, выпрямляясь ц непроизвольно отряхиваясь, – а это как называется? Барабашка?

– Что происходит?

Андреев оглянулся на вышедшую из спальни Нину и пожал плечами.

– Супница разбита, – растерянно констатировала Нина. —Ты что, ею кидался, что ли?

– Я, по-твоему, дурак? – спросил Андреев, стараясь унять дрожь в руках.

– А как же она оказалась в прихожей на полу – разбитая? Сама, что ли, прилетела?

– Представь себе, да, – сказал Андреев. – Она меня чуть не протаранила. Я еле успел отскочить. Да если бы она одна. Сначала блюдца выплыли из буфета и одно за другим стали падать на пол, разбивались, естественно. Потом отряд чайных чашек под предводительством заварочного чайника тоже на пол отправился. А потом вот и супница. Честное слово, если бы не моя исключительная реакция, лежать бы мне сейчас на полу с пробитой головой.

Нина внимательно посмотрела на супруга. Перевела взгляд на груду осколков на полу прихожей и снова – в глаза Андрееву.

– Чего? – пожал плечами Андреев. – Они сами. Я до них и пальцем не притронулся. Знаешь, мне кажется, у нас в квартире барабашка завелся.

– Какой еще барабашка?

– Ну барабашка. Полтергейст. Домовой, другими словами.

– А ну-ка иди сюда, – поманила Нина своего супруга пальцем.

Осторожно ступая босыми ногами по усыпанному осколками полу, Андреев подошел.

– Дыхни, – потребовала Нина.

– Чего?! – возмутился Андреев. – Ты мне не веришь? Я не пил! Когда я успел бы, а?! Говорю тебе – я в завязке, у меня дела! Проблемы и все такое. А блюдца с чашками и супница – они сами.

– Не делай из меня дуру! – закричала Нина в ответ. – Какой еще, к черту, барабашка!

– Рогатый! – рявкнул Андреев. – С хвостом! Что с тобой разговаривать, если ты мне не веришь?

– Да как мне тебе верить, если… – начала Нина, но вдруг осеклась, увидев что-то за спиной Андреева.

Андреев посмотрел в расширившиеся ее глаза и втянул голову в плечи, боясь оглянуться.

– Что там? – полузадушенным шепотом спросил он.

– Там, – начала Нина, – там, – и лицо ее побледнело, – мамочки.

К чести Андреева надо сказать, что он вовремя сообразил, что делать, хотя целиком и полностью ситуацию оценить никак не мог. Тем не менее он схватил Нину в охапку и бросился с ней на пол.

– Нашел время! – запротестовала Нина, пытаясь выбраться из его объятий. – Пусти! Там…

– Не трепыхайся, – прохрипел Андреев и, увлекая за собой жену, как раненного на поле боя воина, пополз к противоположной стене, где опрокинул на пол высокий трехногий столик, на котором стоял телефонный аппарат.

– А теперь лежи и не поднимай головы, – скомандовал Андреев и выглянул из-за столика.

Два десятка выстроенных в несколько шеренг вилок, конвоируемые по левому и правому флангам столовыми ножами, трепыхались в воздухе, готовые в любую минуту сорваться с места, как стая хищных птиц.

– Ложись! – крикнул Андреев и сам прикрыл голова руками, уловив перемену в поведении сумасшедших вилок и ножей.

Над головой его просвистело, и ринувшиеся вперед со страшной силой вилки впились в стену, у подножия которой замерли под прикрытием трехногого столика супруги. Столовые ножи ударились закругленными концами и упали вниз угодив Андрееву по голове, но не причинив особого вреда.

– Уже все? – слабым голосом спросила Нина.

– Кажется, да, – ответил Андреев, – нет, не все, – тоскливо добавил он, увидев, как из кухни выплывает новый отряд явно враждебно настроенной утвари. – Ты недавно покупала набор для готовки шашлыка, – проговорил Андреев, напряженно вглядываясь в зависшие в воздухе стройные ряды противника. – Не помнишь, сколько в наборе шампуров было?

– Пят… пятнадцать.

– Значит, пять еще в арьергарде, – сглотнув, констатировал Андреев. – А теперь – пригнись!

Десять шампуров воткнулись в стену прихожей пониже вилок. На Андреева посыпались осколки разбитого зеркала.

– Господи! – причитала насмерть перепуганная Нина. – Что это такое? Что это за напасть?!

– Не знаю, – ответил Андреев. – Лежи тихо. Минут десять они неподвижно лежали на полу. Потом Андреев осторожно поднялся. На цыпочках подкрался к кухне и остановился, прислушиваясь.

– Вроде бы кончилось, – слабым шепотом проговорил он. – Мама. Что-то у меня голова кружится. И сердце, это самое, бьется часто. Мне бы к врачу. Помнишь, ты мне говорила, что я слишком нервный и что мне нужно психоаналитику показаться? По-моему, я созрел. И еще. Я уверен, это все тот сволочной Полуцутиков подстроил. Он меня со света сжить хочет, гад! Не иначе его купил кто-нибудь, кому не нравится, что я скоро мэром стану. Он – точно! Он и крыс наслал на «Попкорн», он и наводнение устроил там же. Теперь и до моей квартиры добрался. Лицо Андреева потемнело.

– Ладно, – проговорил он. – Не хотел я этого делать, но выбора у меня теперь нет. Придется использовать последнее средство в борьбе-с конкурентами. Позвоню-ка я одному человечку.

* * *

На этот раз свирепый отставной полковник Роман, завидев приближающегося ко входу в ресторан «THE BEST OF» Антона, щелкнул каблуками, выпятил грудь и вытянул руки по швам.

– Господин Полуцутиков там? – мрачно осведомился Антон, поднявшись по ступенькам крыльца.

– Так точно, – гаркнул Роман, борясь со страстным желанием отдать честь.

Антон кивнул и взялся за ручку двери.

– Извините, – робко покашлял за его спиной Роман. – А это… этот с вами?

– Кто? – удивился Антон. И обернулся.

– Тьфу ты, черт, – сплюнул он. – А ты чего за мной прешься?

– Мне интересно было, – плаксиво сморщившись, проговорил мальчик Витя. – Все дяди и тети, к которым я приставал, кричали и убегали, а ты со мной разговаривал. Я за тобой решил пойти. Я же не знал, что ты ругаться будешь.

– Я не буду ругаться, – пообещал Антон. – Я тебя сейчас возьму и выпорю!

Мальчик Витя вздрогнул и испуганно отступил назад, хотя был по меньшей мере вдвое больше и тяжелее Антона.

– Разрешите, я его вышвырну? – деликатно вступил в Разговор Роман.

Антон открыл было рот, чтобы озвучить свое согласие но вдруг осекся, заметив на морде Романа тошнотворное выражение угодливой готовности сию минуту выполнить все что бы ему ни приказали.

– Отставить, – сказал Антон. – Он со мной пойдет.

– Правда? – обрадовался мальчик Витя.

– Правда? – изумился швейцар.

– Правда, – подтвердил Антон.

– Осмелюсь доложить, – осмелился доложить Роман. – От этого, от вашего друга, немного того…

– Да, – согласился Антон, – пованивает. Вот ты его и помоешь, прежде чем проводить в кабинет ко мне и господину Полуцутикову. Кстати, Витя, чего это от тебя так мерзостно несет? Ты, случаем, не…

– Ага! – кивнул счастливый мальчик Витя. – Я обкакался.

* * *

Господин Полуцутиков выглядел как нельзя лучше. Круглое его лицо сияло, как и кожаные его доспехи.

– А! – закричал он, увидев входившего в отдельный VIP-кабинет Антона. – Явился! Смотри, что у меня есть!

Он распахнул пиджак, продемонстрировав заключенный в бронированную кобуру громадный потертый маузер.

– Купил, – похвастался господин Полуцутиков.

– Где ж такие продаются? – удивился Антон.

– А в музее, – ответил господин Полуцутиков. – Зашел просто посмотреть, вижу – такая пушка висит. Ну, я смотрителя в сторону отозвал, сунул ему бабок, он мне дал. Убойная штука.

– Да, – сказал Антон и присел за стол напротив Полуцутикова.

– Ну? – весело осведомился господин Полуцутиков. – Докладывай, как твои дела? Заходил к Анне своей?

– Заходил, – вздохнул Антон. – И вышел печальный, как осенний дождь.

– Ты чего? – покосился на него подозрительно Полуцутиков. – Опять?

– А, черт, – поморщился Антон, – сорвалось. Извини. Прямо не знаю, что с собой делать. Лезет из меня всякая литературщина, как фарш из мясорубки.

– Как Анна? Передал ей заказ?

– Передал.

– А она что?

– Взяла.

Господин Полуцутиков даже взвизгнул от восторга.

– Взяла?! Слушай, это замечательно! Ну, теперь Андрееву хана! Давай-ка хлобыстнем по этому поводу. Арсен!

– Да не надо, – пытался было протестовать Антон.

– Как это не надо? Надо! Арсен! Блин, не могу поверить, что избавлюсь от этого надоеды Андреева. Такая радость для меня. А ты что не радуешься?