Текст книги "Замуж – не напасть. Любовный роман"

ГЛАВА 20

Борьба за жизнь

Арсений ни на шаг не отходил от постели Раисы единственного существа, которое было ему дороже самой жизни. Время от времени на мгновение она приходила в сознание. Через силу открывала глаза, в них было столько боли и сострадания, отчего у него самого наворачивались слезы.

Окончательно Раиса очнулась через пару дней. Увидев Арсения, она улыбнулась ему. От этой улыбки веяло тишиной и умилением, и сама она казалась нежной, хрупкой, но беззащитной. Он смотрел на нее с бесконечной любовью и нежностью.

– Не волнуйся милая, все будет хорошо. – Он взял ее руку, неподвижно лежащую поверх простыни и прижал к своим губам. Осторожно положил ее назад и отошел к окну. В одно мгновение свежий ветерок принес чудесный аромат леса, который стоял неподалеку от больницы. Рая вдыхала этот аромат полной грудью, подставив лицо к солнцу открытого окна, прислушиваясь к веселому чириканью птиц, летавших в воздухе, они навеяли на нее воспоминание.

И тут она вспомнила. Боль сдавила ей грудь. Она отчаянно пыталась приподняться, но Арсений сразу же остановил ее.

– Нет, нет, Рая! Ты еще слишком слаба!

– Игорь… голос ее прерывался. – Игорь… его больше нет! – Голос её поднялся до крика. В нем было столько страданий. Арсений боялся возврата болезни, схватил в обе ладони ее свисавшую бледную руку, – успокойся Рая, ты не должна волноваться, тебе надо сейчас думать о себе и о своем сыне! —

Рая сжала руку Арсения и слегка приподнялась. Ее черные волнистые волосы разметались по плечам, лицо было бледным и на щеках не было того персикового румянца, взор затуманился.

– Он, он умер? Его уже похоронили? Скажите мне, умоляю вас! Не жалейте меня… Я знаю его похоронили. Его уже нет!

– Да, – тихо проговорил Арсений, – Игоря похоронили вчера.

Она резко отпустила руку Арсения и снова упала на подушку, стараясь подавить подступившие к горлу рыдания.

– Рая, постарайся быть мужественной, хотя бы ради ребенка! В мире еще так много всего осталось. Жизнь не кончилась…

– без него у меня нет жизни… – Она ничего больше не сказала, и продолжала всхлипывать. Она выглядела такой несчастной в этой своей униженной судьбе, что, не выдержав, Арсений опустился рядом с ней на колени и обхватил ее руками.

– Успокойся, Раиса, не мучай себя. Все у тебя еще впереди.

Шли минуты, а она все так же плакала.

Арсений упрекал себя, что не имел возможности уберечь ее от страшной вести. Пусть бы она узнала, но несколько позже.

Наконец-то Рая нашла облегчение в слезах, они как бы подлечили раны ее сердца. Она чувствовала себя сломанным деревом, которое без надобности спилили и выбросили. Охваченная горем, она подумала о своей смерти, но вдруг почувствовала острый стыд, эти мысли заставили ее покраснеть. – Как я могла подумать об этом, сынок? Прости меня, ты моя плоть от плоти любимого человека, и ты его продолжение, она нежно погладила свой живот, и первый раз за все время улыбнулась.

Ее улыбка благотворно отразилась на Арсении, он почувствовал душевное облегчение и подумал: болезнь оставила ее и теперь все страшное позади. По мере улучшения состояния Раи тревога Арсения уменьшалась.

Горе Раи не забылось, но оно утратило прежнюю остроту. Она смотрела в будущее спокойно, с ясным бестрепетным мужеством. Теперь она думала о предстоящем рождении ребенка, со страхом и смущением опасаясь, что когда-нибудь он упрекнет ее за то, что у него нет отца. От таких мыслей на ее глазах появлялись слезы.

Арсений смотрел на нее. Лицо ее осунулось, глаза немного запали, и это придавало всему ее облику еще большую задумчивость и нежность.

– Почему так внезапно врывается смерть и разбивает вдребезги все, что казалось самым светлым и радостным в жизни и внезапно крушит все надежды? Да, жизнь – это борьба, если хочешь что-нибудь добиться, надо за это драться, – думал он.

Во время пожара у Аксиньи случился сердечный приступ. Тося поставила ей диагноз обширный инфаркт миокарда и госпитализировала ее.

– Я предупреждаю вас, Аксинья Васильевна, с кровати не вставать, не делать резких движений и ни каких отрицательных эмоций!

Аксинья вспомнила последний разговор с Сергеем, и сердце ее больно сжалось, – это я во всем виновата, что Сережа ушел из дома. Если бы не мой злой язык, все было бы по-другому. Сейчас бы сама была здорова, и сын не пострадал. Какую боль он перенес на пожаре, а за что? Он спасал меня – мать свою! Он простил меня, а Бог покарал за мой грех. «Я должна была, должна была знать…» Я виновата перед своим сыном, тяжко виновата, и как жить мне теперь, как искупить вину свою? – она поклялась себе, если Бог позволит выздороветь ей, дом Сергея станет домом Тоси.

Таня, как и пообещала, привезла Сергею средство от ожогов, от него через три месяца рубцы на его теле заметно уменьшились, и с этим ушла боль.

Тося почти не появлялась дома, все свободное время от работы, она находилась у Сергея, домой приходила только немного поспать. Утром снова нужно было, идти в больницу и встречаться с Аксиньей, чего она больше всего не хотела.

Аксинья при наступлении утреннего рассвета смотрела на дверь палаты и все ждала, когда войдет Тося, чтобы спросить у нее за сына.

Потапиха в отличие от Аксиньи находилась в безнадежном на выздоровление состоянии. Весть о смерти Игоря привела ее к инсульту. Она так же находилась в больнице, только палаты ее и Аксиньи разделяла стена.

Немного оправившись, Аксинья выбрала момент и навестила Потапиху. Наклонившись над ее кроватью, как гремучая змея зашипела: – ну, что, злодейка, тварь, погубила детей! Что ты этим добилась? Моли Бога, что Сережа остался жив, не то я бы тебя сейчас своими руками задушила! – и протянула к ней руки, как бы готовясь к прыжку, – а нас с Михаилом не разлучить тебе, наша любовь и на том свете не сгорит. Ты подохнешь, а я с ним буду жить в твоем доме, и спать на твоей кровати вместо тебя! – она злорадно засмеялась, – жаль, только Игоря, мало пожил! Он был рожден для моей племянницы, а не для той уродины! Если бы не эта проклятая свадьба, Игорь был бы жив и счастлив! Это ты во всем виновата, подлая твоя душа!

Смуглое лицо Потапихи было серым, нос заострился, светло-лиловые веки сморщились, рот перекошен в левую сторону. Вместо слов произносила мычание.

– Что мычишь, убийца? Мало тебя перекосило? Чтоб ты подыхала в мучениях, как Игорь в огне!

В коридоре послышались шаги, Аксинья презренно посмотрела на Потапиху, – сдохни, тварь! – и вышла из палаты.

Потапиха не ожидала увидеть Аксинью в живых, что ее еще больше потрясло. Она, как овощ лежала без движения, только слезы беспрерывно стекали по ее щекам.

Ее навещали соседи, и подруга – Мария Сергеевна, Михаил не приходил, он и слушать не хотел о ней. Горе о сыне заполонило его мощную грудь, ему необходимо было вылить из себя всю свою боль, он сколько раз собирался навестить жену в больнице, но лишь, для того чтобы убить ее.

И вот дверь в палате отворилась и Потапиха увидела искаженное лицо мужа. Он стал перед ней, стиснув кулаки, весь, дрожа от ярости. Наклонился и схватил ее за плечи так грубо, что она закричала, пытаясь освободиться из его рук, которые терзали ее плечи. Затем, он как хищник приблизил свое лицо к ее лицу, из его рта несло перегаром хмельного.

Она пыталась высказать ему все, что наболело, обвинить его в смерти сына, но кроме мычания ничего не произнесла.

Он обхватил руками ее шею и сдавил так, что она захрипела, а он сдавливал все сильнее и сильнее. Затем тело её обмякло, тогда он расслабился, убрал руки и сел рядом с ней.

– Он умер! – закричал он, – что ты сделала, тварь, убила моего единственного сына!

На его крик сбежались врачи и медсестры, – что за крик? Выйдите из палаты! Что вы себе позволяете? Вы что не видите, человек парализован! – возмутилась Тося.

Михаил посмотрел на нее черными глазами, они были полные слез. – Человек? Кто? Она человек? Дочка, ты не знаешь, что эта гадюка сожгла моего Игоря! Сына моего единственного! Это ты подожгла сеновал, ты! – он толкал своим толстым длинным пальцем в ее грудь. Он так кричал, будто сам испытывал невыносимую боль. Он смотрел на жену, сжав ладонями виски, словно боялся, что голова его не выдержит и развалится на части. Искаженное лицо Михаила ужасало медработников сильней, чем причина его отчаяния.

– Сгорел заживо! – повторил он, – он хотел жениться на Раисе, и женился бы! Так ты, стерва, не дала ему быть вместе с любимой девушкой, подсунула ему уродину! А он из жалости к тебе, чтобы твое сердце было спокойно, пожертвовал своей любовью! Да, чтоб душе твоей вечно гореть в адском огне! Хотя ты и в аду найдешь себе укрытие, другая бы уже ноги вытянула от удушения, а ты живее всех живых!

Потапиха смотрела на мужа виноватыми глазами полные слез и не могла сказать ни слова, а просто издавала один звук: – Ми – ми!

Михаил отвернулся, он был слишком потрясен, но не ее состоянием. И снова волна горечи накрыла его, – это же надо одним махом лишила жизни сына и меня вместе с ним уничтожила! Кто я теперь без сына? Как мне жить?.. – обессиленным голосом сказал он, – о доме забудь! Тебе нет места в нем! Так и знай! – он встал, прошелся по палате, затем со злостью схватился за спинку кровати, высоко приподнял вместе с ней и резко опустил, отчего ножки кровати продавили покрытие пола.

Грузное тело Потапихи закачалось на панцирной сетке, а сама она издала непонятный звук.

– Вам лучше уйти, – сказала Тося, – идемте, я провожу вас. Простите, Михаил, как вас по отцу?

– Просто дядя Миша, – обессилившим голосом проговорил он.

– Понимаете, дядя Миша, с вашим сыном был мой муж Сережа. Он так же пострадал, но остался жив. Он мне рассказал, что ваша жена подожгла сеновал. Игорь и Сережа думали, что вы и его мать находитесь в нем и кинулись спасать. Но в сеновале никого не было. Игоря придавили горящие стропила, и вот что случилось, – она замолчала.

Михаил нахмурился, стал бледным как полотно, дрожащие пальцы словно искали, за что бы ухватиться. – Мой мальчик умер, Тося! – выкрикнул он, в его голосе было столько страдания и боли, что по ее телу пробежал холодок. Затем он замолк. Поглядел в сторону своего села, – я не могу, прости, дочка, мне нужно уйти.

На застывшем лице Михаила нельзя было прочесть ни его чувств, ни мыслей. Он медленно пошел куда-то, теперь ему было все равно.

Тося смотрела ему в след с таким чувством, словно она вынесла ему смертный приговор.

ГЛАВА 21

Способность тосковать

Спустя месяц Аксинья выписалась из больницы домой, так и не посмев поговорить с Тосей об отношениях с Сергеем.

А Тося в свою очередь была рада, что не придется с ней встречаться в больнице, а может, и вообще не увидит.

В окнах забрезжил поздний рассвет, а Аксинья все сидела и предавалась горьким мыслям; ее положение было слишком серьезно, и Тося предупредила: – никаких отрицательных эмоций и физических нагрузок. С Михаилом они не виделись со дня пожара, и сейчас, она уже не надеялась на продолжение их отношений. В смерти его сына, Аксинья виновата не меньше чем он сам, ничего бы страшного не произошло, если бы она не соблазнила его.

Но, как думает он сам?

За многие годы почти непрерывного общения с Аксиньей, Михаил так хорошо узнал ее и себя, что не видел возможности расстаться с ней легко и быстро. Это было бы слишком больно. Он мог допускать такую мысль днем на работе, но не наедине с ночью… он открыл в себе способность тосковать. За эти годы, она стала ему необходима. С Аксиньей он впервые узнал, что такое настоящее счастье, настоящая близость. Она нужна ему – с каждым часом, он все сильнее ощущал это. В этот же вечер он поехал к Аксинье.

Она услышала, как Михаил открыл дверь, и сердце у нее тревожно забилось. Взяв себя в руки, она вышла встретить его.

– Миша! – она обвила его шею, – как я рада твоему приходу, любимый мой! – она покрыла его лицо поцелуями, – я так ждала тебя, и думала не придешь!

– Прости, я не мог, – через силу сдерживая волнение, он привлек ее к груди. – Мы должны быть благоразумны. Очень уж все запуталось, много оснований для пересудов и сплетен!

– Я знаю, Миша.

– Пойми, мы не должны торопиться…. По мне, все может, остаться, как было, на ближайшее время.

Аксинья вздохнула, – знаю, любимый, знаю.

Отойдя к окну, Михаил смотрел во двор, на окутанные сумерками деревья. Мысль о будущем страшила его.

– Давай-ка поужинаем, – спокойно сказала Аксинья.

Наконец, он отвернулся от окна, – просто позор, до чего скверно устроена жизнь! Разве я думал, что когда-нибудь со мной такое случится?

Аксинья накрыла на стол, приготовила любимую глазунью Михаила, поставила жарить свинину и вымыла салат, – ну, вот все готово, через несколько минут мясо поспеет! – Она любовалась Михаилом, ей нравилось, как он с аппетитом ест, и не переставала, гадать о том, как теперь обернется ее жизнь, женится он на ней, или будет прозябать с Варькой?

«– Что же, – подумала она, наконец, пока он меня не бросает – и то хорошо, а я его не брошу», – она вздохнула, и с улыбкой глядя на него, поставила на стол фарфоровую чашку с жареной свининой, от которой исходил невероятно вкусный аромат.

Михаил взглянул на чашку, от восторга хлопнул в ладоши, и потер ладони, – эх, какое мясцо, давно не ел такого!

– Кушай, дорогой, мясо свежее, парное!

После вкусного ужина Михаил прилег на диван, откинув посеребрённые волосы с высокого лба, лежал на подушке усталый и хмурый. – Какая злая ирония судьбы, Ксюша!

Аксинья подсела к нему. С болью в душе посмотрела на его большую голову, погладила жесткие волосы, – бедный мой, как трудно тебе, – она припала к его груди.

– Мой сын, мой Игорь! Как он мог, узнать, что я был у тебя?

– Я так думаю, – отозвалась она, – жена заметила твое отсутствие на свадьбе и сказала Игорю, что ты у меня. Да, это только она, мерзкая тварь, могла впутать сына! – она резко встала, – очень жалею, что не придушила ее, когда она приходила ко мне!

Михаил изумленно нахмурил брови, – вы что дрались?

Аксинья вспомнила, как это было, и разлилась в звонком смехе, – дракой, Миша, это не назовешь, так бабье хулиганство! Тогда она предупредила меня: – сожжет нас с тобой заживо, если ты еще придешь ко мне. Поэтому я ждала ее прихода и заранее подготовилась, не то поджарились бы мы с тобой вместе!

– Да, Ксюша, Игорь из жалости к матери пытался сохранить семью, за что и поплатился!

– И, что теперь, Миша, ты намерен делать, сохранишь семью?

– О какой семье ты говоришь, Ксюша? Все, никого и ничего не осталось, и меня похоронили вместе с сыном!

Аксинья наклонилась к нему и прильнула к его груди, – Миша, я понимаю, как тебе тяжело и больно, но время лечит и жизнь продолжается, ты сильный, ты справишься, а я помогу тебе, мы вместе справимся!

– Спасибо, Ксюша, за поддержку, – он обхватил ее и крепко прижал к себе, – ты права, вместе мы справимся!

Эти слова дали ей надежду на право думать о замужестве.

ГЛАВА 22

Улар под дых

Прошло три недели после знакомства братьев с Татьяной и Галиной. Они оба влюбились в одну девушку и оба думали о встрече с ней. Владислав держал в тайне свои чувства от Ярослава. Сейчас они взяли очередные отпуска и вновь приехали в село.

– Ярослав, может, не стоит сегодня идти к их дому, время не для гостей!

– Влад, мы не в гости, просто ради любопытства! А вот и дом номер пятнадцать! Здесь проживают наши девушки.

– Ага, Ярослав, как бы ни так! – засмеялся Влад, – о предупреждении Юлиана забыл, чтобы Таню с Галиной не трогать!

– Ах да, забыл! И все-тки нам не раз придется беседовать с сельской братией! Я думаю, хорошая беседа с ними пойдет им же на пользу! – братья громко рассмеялись.

– Влад, а я встречался с Таней в Центре у нее дома.

Влад резко повернулся к нему, – врешь! Не могла она встретиться с тобой! – и сердце его застучало, точно молот. Дыхание срывалось. – Мы с тобой договаривались, не будем ей навязываться, пока она сама кого-нибудь из нас выберет!

– Прости, Влад, не мог я сдержаться, не мог справиться с собой! Для меня и день не день и ночь не ночь! Я намерен добиться ее и ни кому не уступлю!.. Даже тебе, брат.

– Убежден, Таня не стала говорить с тобой, а если, и заговорила, то для того, чтобы ты быстрее оставил ее в покое! Я видел, она смотрела на тебя, как на клоуна!

Ярослав сладко улыбнулся, – он явно ощутил на своих губах жаркие поцелуи Татьяны и глубоко вздохнул. – Смотри, Влад, в доме Татьяны горит свет. А за запотевшими стеклами видишь, качнулось лицо девушки? Это Таня!

– Похоже, она! Давай бросим камушек в окно!

– Ты что, Влад, с ума сошел?

У Влада расширились глаза, – что с тобой, брат? Совсем недавно ты ходил на свидание к девушкам через окно, а здесь бросить камушек испугался!

– А ты сам возьми и брось камушек в окно Галины!

– Почему Галине?

– К кому же еще? Таня моя, ну, а Галина пусть будет твоя! – нагло распорядился Ярослав.

Влад не переставал удивляться брату, – ну, и наглец! Черт с тобой, Ярослав, мне ничего не остается. Не драться же нам братьям из-за девушек! Галина тоже девушка хорошая. Я бы сказал самая лучшая из всех девушек, которых я только знал и знаю.

– Вот и молодец, Галина очень милая девушка. И не только милая и красавица, и умница, лучше, чем она тебе не найти! Мне даже кажется, они с Таней чем-то схожи! Ты не находишь?

– Нет, Ярослав, не нахожу, – отрывисто ответил Влад, – он посмотрел на освещенные окна дома, – здесь четыре окна, значит дом на два хозяина, – решил он, – в какое окно будем бросать?

– Ну, если судить о силуэте Тани, следующие два окна, принадлежат Галине, – предположил Ярослав.

– А что, если вместо Галины там проживает какой-нибудь дядя!

– Ну, в таком случае, Влад, гадать не будем, идем в гостиницу, как говорят, утро вечера мудренее.

– Гляжу я на тебя, Ярослав, ты изменился в лучшую сторону!

– Это как?

– За всю жизнь ты первый раз принял верное решение!

– Это, что решение пойти в гостиницу?

– Ну, да!

– А зачем нам, Влад, рисковать? Время позднее, Таня и так о нас думает невесть что!

– Почему о нас, Ярослав? О тебе она так думает, а я здесь не причем!

– Ах да, брат, ты у нас скромный, вежливый, сама доброта!

– Ладно, старина, в гостиницу, так в гостиницу!

Каждый вечер, когда Галина с Татьяной приезжали домой на выходные дни, Юлий дежурил у их дома, чтобы не дай Бог, кто-то из парней приблизился к ним. Вот и на этот раз, он стоял как на вахте. Его до крайности возмутило, что эти городские наглецы собираются позволить себе то, что он не может, позволить себе за десять лет. Он слышал их разговор и от злости сжимал свои огромные кулаки. Выяснять с ними отношение он не хотел, помнил, как эти двое расправились с целой дюжиной ребят. Юлий с ненавистью посмотрел в след уходящим братьям. – Это еще мы посмотрим, кому пойдет на пользу ваша беседа. Татьяна будет только моей и никто не посмеет встать на моем пути! Пусть только приблизятся, – он злорадно засмеялся, – раздавлю как мух! – сжав свой огромный кулак, и не почувствовал, как прорезал ногтем ладонь.

Подойдя к окну, он настойчиво постучал в окно.

– Кто бы это мог, быть в такое время? – Татьяна приоткрыла уголок занавески, протерла тыльной стороной руки запотевшее стекло, посмотрела в темноту, под окнами никого не было.

– Кто бы ни был, я никого не приглашала, и выходить не буду.

Стук повторился несколько раз. – Видно кто-то пришел по неотложным делам, – она, набросила на плечи ажурный белый платок, подошла к двери, – кто здесь? – но никто не отозвался. Она открыла дверь и остановилась на крыльце, – ну, и ночка! Ничего не видно!

Юлий стоял от Татьяны на расстоянии вытянутой руки и был готов в любую секунду, как хищник схватить ее и унести в свою берлогу. И никто ему не сможет, помешать, овладеть ею, после чего, она станет только его. Он представил себе, как любит ее, а она такая красивая, нежная отвечает ему взаимностью. На него нахлынула похотливая страсть, в голове вдруг загудело, сердце выпрыгивало из его могучей груди с такой силой, что он не в силах была себя сдержать.

– Кто здесь? – переспросила Таня, но не успела вымолвить больше ни слова.

Юлиан схватил ее в свои объятия и, его губы коснулись теплых губ, он пытался, повалить ее на землю.

От неожиданности она обмерла, ошарашенная, но одержимая одним желанием найти в себе силы и удержаться на ногах. Она узнала Юлиана и была взбешена. Она схватила его за обе щеки ногтями с такой силой, и провела ими до конца подбородка, оставляя глубокие кровавые царапины.

От боли Юлий ослабил руки и она, отступив от него, применила опасный для мужчины прием, ударила его очень больно. Он не ожидал такого удара, задохнулся от боли, невольные слезы скатились из глаз. Сердце его сжалось, и он вскрикнул: – Черт тебя подери, Таня! – стараясь скрыть в себе боль, он с насмешкой сказал: – брось ты разыгрывать недотрогу, чему быть тому не миновать, что собираешься сохранить свою невинность до самой старости? – скорчившись, он держал руки в месте удара.

Тяжело дыша, Таня еле выдохнула, – ничтожество! Как ты посмел? Никогда не смей ко мне приближаться! Слышишь? Никогда! А теперь пошел вон и постарайся не попадаться мне на глаза! – она спокойно поднялась на крыльцо и скрылась в темном коридоре.

– Влад, мне послышался голос Тани.

– Я тоже слышал, вернемся, проверим.

Подходя к крыльцу дома Тани, они увидели силуэт крупного мужчины и разом спросили: – кто ты и зачем здесь?

– Ах, это опять вы, как я устал видеть ваши физиономии! Никакого покоя нет от вас! – от злости, что в нем кипела, он резко вскочил с крыльца и накинулся на Ярослава, цепляясь за его белоснежную рубашку.

Влад стоял в стороне, знал, помощь брату не понадобится.

– А, старый знакомый, Юлиан! Что ты здесь делаешь?

– Опоздал ты, красавчик! Таня только что стала моей, понятно тебе? – ехидно улыбаясь, сказал он, – а теперь можешь, убить меня, я с удовольствием умру за нее, и я рад тому, что ты никогда не узнаешь ее прелестей! А я прикоснулся, потому что люблю ее с детства, а ты пытаешься, помешать мне! Видать тебе в жизни мало морду били!

– Он не успел, договорить, удар Ярослава по лицу заставил, замолчать его. По щеке его из разбитой брови струйкой потекла кровь, черные глаза ничуть не утратили своего враждебного выражения. Взглядом полным глубокого презрения, он окинул стоявшего перед ним Ярослава и криво улыбнулся. – Злишься, что она досталась мне, а не тебе?

Этого Ярослав уже не смог снести. Он с силой ударил Юлиана, – это научит тебя уважать девушек, урод!

Перед сильным соперником Юлий чувствовал себя побежденным и что он мог сделать, это выкрикивать омерзительные слова.

– Юлий, ты сейчас говоришь так, как будто голова твоя не думает, а из сердца сочится желчь. Мне следовало бы сейчас пригвоздить тебя к стене этого дома, но я больше не дотронусь до тебя, мне противно, я боюсь, что мой кулак увязнет в твоей липкой, податливой совести! Ты просто ничтожество! Предупреждаю, если услышу о ней плохие разговоры, или увижу еще, хотя раз у ее дома, не сносить тебе головы!

Юлий со злостью ударил беретом об свою ладонь, – попадешься ты мне в темном месте! – удаляясь, пригрозил он, и ночь полностью поглотила его в своих объятиях.

– Что, Ярослав, может, зайдем к Тане, узнаем, что у нее произошло с Юлием!

– Нет, Влад, я думаю, Таня сумела постоять за себя! Ты же видел, как он корчился от боли.

– Да уж заметил, – он ухмыльнулся, – молодец Таня!

– От прикосновения губ Юлиана Таню мутило, она долго умывалась, плескала на лицо воду, с силой терла щеткой губы, но ей все ощущались омерзительные его липкие губы. Немного успокоившись, она легла в постель, но то, что с ней произошло, стояло перед глазами.

– Ничего, Таня, ты молодец, смогла себя защитить, – сказала она сама себе и засмеялась, – теперь у тебя, Юлий, охота отпадет приближаться ко мне!

Юлиан не пошел к себе в дом, а залез на сеновал. Он вскрикнул, когда в рану на щеке попала соломинка, выругавшись в три этажа, он приложил ладонь к ране.

– Ничего, Таня, зато теперь я знаю вкус твоих губ, за такое удовольствие я готов еще не раз подраться и испытать боль. И сдаваться я не намерен, не за горами мое счастье, и в этом я уверен! – успокоил он себя

.