Текст книги "Теория бобра"

В моем воображении со скоростью молнии мелькают две картины. Олави с физиономией, выкрашенной ярко-голубой краской. И другая – мужчина в ковбойском наряде с гигантским рожком мороженого во рту, лежащий на полу перед огромным бобром.

– Да, я с ними встречался.

– С ними? Вы имеете в виду…

– Я имею в виду четырех мужчин, которых я там встретил.

Салми щелкает языком.

– И что было дальше? – спрашивает он.

– Мы поговорили.

Оба полицейских молчат.

– Вы поговорили, – после паузы произносит Ластумяки. – О чем?

– Я хотел убедить их, что используемая ими бизнес-модель рассчитана на краткосрочную перспективу, – отвечаю я.

Ластумяки и Салми снова переглядываются.

– Что это значит?

– Если предприятие занимается откровенно убыточной деятельностью…

– Я не об этом, – прервал меня Ластумяки. – Вы сами признались, что пытались их убедить. Но как? Каким образом вы их убеждали? Угрозами?

– Разумеется, нет, – отвечаю я совершенно искренне. – Я предложил им свою помощь.

Судя по всему, мой ответ сбил полицейских с толку. Оба, и Салми и Ластумяки, явно задумались над следующим вопросом, а может быть, и о направлении разговора в целом.

– В «Сальто-мортале» погиб человек, – наконец прерывает паузу Ластумяки.

– Неприятная новость. – В моих словах нет ни капли лукавства.

– Владелец парка, – говорит Салми. – Возможно, вы его помните.

– Прекрасно помню, – подтверждаю я.

– Ему еще Клинт Иствуд нравился, – произносит Салми. – «Хороший, плохой, злой». Джесси Джеймс. Кто выхватит пистолет первым.

– Именно, – киваю я, хотя и не понимаю, как все это связано между собой.

– На судмедэкспертизу очередь, – снова включается в разговор Ластумяки, – и результаты немного задерживаются. Но мы пока что изучаем, так сказать, индустрию парков приключений. Не исключено, что убийца разгуливает у нас под носом. Не могу объяснить, почему мы так думаем, чтобы не навредить расследованию, но основания для этого есть.

Я храню молчание. Ластумяки и Салми все это время пристально смотрят на меня, и я начинаю испытывать раздражение, даже усталость. Собственно, они этого и добиваются.

– Вы ведь неплохо разбираетесь в этой сфере, – выдержав паузу, говорит Салми. – У вас нет каких-то предположений, почему такое могло произойти?

Этим вопросом я задаюсь с самого утра.

– Нет, – отвечаю я. – У меня нет абсолютно никаких предположений.

После моих слов в кабинете повисает тишина. Только теперь я понимаю, насколько тихо в парке. Ластумяки как будто читает мои мысли. Он снова поднимает большой палец, но на этот раз показывает им себе за спину.

– Как-то очень тихо у вас в павильоне, – замечает он. – Парк еще не открылся?

– Открылся.

– Но, когда мы сюда пришли, у кассы никого не было.

Боюсь, Ластумяки и Салми уже знают о ситуации в парке и о том, почему она сложилась именно так.

– Мы потеряли своих клиентов. Они перебрались в «Сальто-мортале», – говорю я.

– Вот как? – бросает Салми.

– Да, паршивые дела.

– А это не наводит вас ни на какие мысли?

Я понимаю, что Салми имеет в виду. И не могу сказать, что мыслей по этому поводу у меня не возникало. Их у меня было столько, что я среди ночи даже потащился в парк к конкурентам. Но сейчас, в присутствии полицейских, не лучшее время делиться своими соображениями.

– Я не имею к этой смерти никакого отношения, – говорю я совершенно искренне.

Ластумяки и Салми на минуту замолкают, ни один из них не произносит ни звука. Потом, по-видимому, обменявшись телепатическими сигналами, они одновременно приходят в движение. Ластумяки поднимается со стула, словно собирая себя из фрагментов. Салми, взлетев со стола, замирает, что после его безостановочного болтания ногами кажется даже странным. Почему-то оба, выпрямившись в полный рост, выглядят моложе и стройнее, и снова ничем не отличаются от обычных посетителей нашего парка.

– Что ж, вот мы и познакомились, – говорит Ластумяки. – Думаю, мы еще зайдем вас проведать.

– Да и вообще тут приятное местечко, – добавляет Салми.

И снова, словно повинуясь какому-то внутреннему сигналу, полицейские одновременно поворачиваются и выходят из кабинета. Я слышу их шаги; потом опять становится тихо. Встаю со стула, выглядываю в окно и наблюдаю, как гости идут к своей машине. Видавший виды трехдверный небольшой белый «БМВ» заводится и трогается с места, затем разгоняется на покрытой снегом парковке, несколько раз взбрыкивая задом, и, наконец, мчится вперед. Как будто за рулем только что получивший права новичок.

Пакет с пищевыми отходами стоит за дверью на коврике в прихожей. Он набит под завязку и воняет на всю квартиру. Лаура Хеланто принесла его из кухни, потому что утром я о нем забыл. Вообще-то забывчивость мне не свойственна, но я не хочу пускаться в объяснения. С пакетом в руке возвращаюсь в морозную темноту и бросаю пакет в контейнер. Остаток вечера и даже ночью в постели меня не покидает ощущение, что зловонный пакет все еще стоит посреди гостиной, непосредственно под носом у каждого из нас – Лауры, Туули и даже Шопенгауэра. И что все мы знаем об этом, но стараемся говорить о чем-то другом.

2

Эсе мое предложение понравилось. Точнее, привело его в такой восторг, что я, шагая два дня спустя вместе с ним в утренней тишине к складу в западном углу парка, испытываю невольное беспокойство.

Я стараюсь держаться от него чуть поодаль и даже слегка забегаю вперед. И тому есть серьезная причина. Вообще говоря, мне как руководителю давно стоило бы порекомендовать подчиненному надежное средство от метеоризма, но меня всякий раз останавливает одна и та же мысль: судя по всему, самому Эсе это не мешает, на его работе не отражается – так с какой стати мне вмешиваться? Однако теперь, когда в носу у меня жжет, горло перехватывает, а глаза слезятся от миазмов, исходящих словно бы от протухших пирожков с мясом, мне представляется, что я пренебрег своими обязанностями. Если мой работник таскает у себя в кишках ядерный реактор, разве я не должен протянуть ему руку помощи?

– Разведывательная служба парка требует инвестиций, – прерывает Эса мои раздумья о расщеплении атомного ядра. – Я, конечно, сделал все возможное в рамках выделенного бюджета. Но если получить отдельное финансирование на разведку и на контрразведку, то я мог бы создать разведслужбу и взять на себя непосредственную реализацию этих задач. Такая независимая служба была бы ценна еще и тем, что выявляла бы в наших рядах «кротов» и двойных агентов.

Если «кротов» и агентов не обнаружится, на практике предложение Эсы обернется тем, что он будет шпионить сам за собой, защищать парк от собственных потенциальных атак и сам себя ловить за совершенные преступления. Не хочу даже думать об этом. У нас сейчас дела поважнее.

Эса открывает дверь на склад, и мы заходим внутрь. Склад просторный, высота – как в игровом павильоне. Это необходимо по вполне рациональным соображениям. Мы храним здесь все – от запчастей к аттракционам до вещей, забытых в парке нашими посетителями. Часть помещения отведена для ремонта и наладки, а также хранения всевозможных инструментов. Эса ведет меня к давно списанному пиратскому кораблю, поднимает щит, закрывающий пушечную амбразуру, и вытаскивает продолговатую сумку камуфляжной расцветки. Он ставит сумку на пол и расстегивает молнию. При этом сам издает звук, похожий на треск молнии, – к счастью, я успеваю задержать дыхание. Эса способен нанести серьезный урон здоровью любого, кто с ним общается, зато он уже неоднократно доказывал, что парк для него больше, чем просто работа, – он здесь по зову сердца.

В сумке именно то, что я и ожидал увидеть.

Загримировавшись, идем к кривому зеркалу «Банан», которое давно не используется и простаивает на складе. Еще раз убеждаемся, что мы готовы к операции. Вид у нас, как у заправских наладчиков. Хотя я – в рабочем комбинезоне, светлом парике и с накладными усами ему в тон – пожалуй, выгляжу так, будто меня оторвали от ремонтно-наладочных работ для участия в съемках музыкального клипа в стиле хеви-метал полувековой давности. Эса преобразился еще больше. Что странно, поскольку он всего лишь зачесал волосы назад и нацепил огромные очки. Теперь его не отличить от серийного убийцы из фильмов семидесятых годов прошлого века. Впрочем, Эсе я этого не говорю. Просто замечаю, что мы, пожалуй, готовы, и предлагаю отправляться в путь.

– Какое у нас будет кодовое слово?

Что он имеет в виду, я не вполне понимаю и собираюсь попросить разъяснений, но Эса меня опережает.

– Если придется отступать, – говорит он, – нам нельзя раскрывать свою личность. Слово должно быть простым и в то же время редким. Предлагаю «панда».

– Да, это редкое слово, – соглашаюсь я, пытаясь одновременно придумать какую-нибудь фразу из лексикона механиков-ремонтников, в которой слово «панда» прозвучало бы органично. Идея, конечно, отличная, но непонятно, как ее использовать. Успокаиваю себя тем, что «панда» нам вряд ли пригодится.

Киваю Эсе, ощущая губой тяжесть наклеенных усов. Эса разглядывает меня сквозь очки серийного убийцы.

Мы отправляемся на дело.

Парк приключений «Сальто-мортале» стоит все там же, и габариты у него все те же, но теперь он буквально подавляет окрестности, словно всевластный император. Впрочем, он и есть император, по крайней мере, среди парков приключений.

Стоянка переполнена, поэтому машины посетителей брошены в таких местах и положениях, которые свидетельствуют о непреодолимом желании прорваться в парк. Некоторые торчат из сугробов почти вертикально, какие-то загорожены другим транспортом, так что потом всем потребуются часы, чтобы разъехаться, часть машин загнана в канаву и на лед небольшого озерца, который уже пошел трещинами. Чем ближе к воротам, тем громче шум и гам со всех сторон – судя по голосам, парк пользуется популярностью не только у детей.

Мы с Эсой не кричим и даже не разговариваем, когда заходим в павильон и предъявляем свои пропуска местному сотруднику. На вид ему лет двадцать пять, и он чем-то напоминал бы Олави, если бы тот изрядно не посинел после нашей встречи. Сотрудник долго рассматривает наши карточки, затем кивает. Эса потрудился на славу, изготовив отличные пропуска: теперь мы механики по обслуживанию оборудования компании Component Installation Automatic[5]5
  «Автоматика для установки компонентов» (англ.).


[Закрыть] Яакко Бурне и Ээмили Хунт. Насколько я понимаю, сокращенно наша липовая компания называется CIA, но ее истории я не знаю. Впрочем, аббревиатура мне почему-то смутно знакома[6]6
  CIA (Central Intelligence Agency) – ЦРУ (Центральное разведывательное управление) (англ.).


[Закрыть]. Я стараюсь не думать об этом, пока мы входим в парк и направляемся к месту преступления.

Откуда же еще, как не отсюда, начинать собственное расследование?

По мере приближения к «Бобру» тот словно растет. Мой взгляд прикован к его морде. Кажется, я смотрю новыми глазами и на «Бобра», и на площадку перед ним. Сколько я передумал о происшествии, свидетелем которого мне довелось стать! Без преувеличения, прокручивал его в уме сотни раз. Я вспоминал события той ночи в мельчайших деталях, стараясь ни одной не упустить.

Разумеется, теперь ничто здесь не напоминает о том кошмаре. Посетители бегают, кричат и время от времени сталкиваются друг с другом на том самом месте, где лежал мой мертвый конкурент. Однако для моего расследования это не имеет никакого значения. Важно только место преступления, а еще важнее, как мне кажется, – то, как до него можно добраться.

«Бобр» возлежит посреди павильона, и до него далеко из любой точки.

Это я и сам заметил, когда отсюда убегал. Кроме того, я слышал звук удара, но не слышал, как кто-то убегает; я помнил, с какой стороны подошел тогда к «Бобру», откуда буквально через несколько секунд раздался звук приближающихся шагов и, наконец, в какую сторону я бросился наутек.

Версия, которая представляется мне наиболее вероятной, связана с самим «Бобром» и с его возможностями.

В зале шумно и оживленно. Это в какой-то степени фактор риска – мы можем не заметить слежки и появления нежелательных лиц. В то же время суматоха обеспечивает нам отличную защиту. Мы опускаем на пол тяжелые переноски с инструментами возле «Бобра» со стороны «Кенгуриных скачек». Монолитная задняя часть аттракциона тоже в какой-то степени прикрывает нас от ненужных взглядов.

Достаем инструменты.

Найдя то, что мне нужно, я оставляю Эсу в пасти у «Бобра» выполнять замеры, а сам начинаю обход. Эса приступает к работе, не дожидаясь отдельного приглашения. Он, кстати, даже не спросил, зачем мы тут оказались и почему нас так интересует именно «Бобр». Похоже, Эсе достаточно знать, что нашему парку угрожает опасность, и он без лишних слов готов встать на его защиту. И что бы там кто ни говорил об Эсе и его свойстве вырабатывать органические яды, с одним не поспоришь: редкий посетитель осмелится к нему приблизиться. Я замечаю, что время от времени утратившая бдительность публика пересекает невидимую границу зоны поражения и тут же ретируется, едва прояснится – вернее сказать, сгустится – атмосфера. Вот очередной посетитель, еле устояв на ногах, спешит выбраться на свежий воздух. Эса может спокойно заниматься замерами – никто ему не помешает.

Я тоже принимаюсь за дело.

В ту роковую ночь после звука удара я не слышал, чтобы кто-то уходил или убегал прочь. Я прекрасно помню абсолютную, звенящую тишину, повисшую в павильоне. Да и позже до моих ушей не долетало звуков, свидетельствовавших, что кто-то пробирается из павильона к выходу. Значит, вероятный убийца сумел скрыться с места преступления беззвучно. Реалистичных вариантов не так уж много. Вряд ли он удрал по веревке, привязанной к потолку: тогда я его не только услышал бы, но и увидел. Тем не менее путь отступления явно находился где-то очень близко.

В сетевой базе данных Международного союза парков приключений, а это настоящий кладезь сведений для работающих в нашей отрасли, я нашел чертежи аттракциона «Бобр» и, бывало, рассматривал их, решая разные математические задачки.

Максимальная высота «Бобра» составляет около семи с половиной метров. Однако мне нужно что-то в пределах двух с половиной – выше за несколько секунд никому не вскарабкаться, да еще метнуть стальной рожок мороженого. Время от времени я останавливаюсь, трогаю искусственный мех на стыках, глажу грызуна по макушке, пытаясь нащупать какой-то потайной лаз, люк или дверцу. Но обнаруживаю только то, что показано на чертежах, – узлы крепления, сквозной проход со сплошными стенками, пластины усиления, выступы, желоба горки, стационарные конструкции. Осмотр занимает у меня ровно полтора часа.

В итоге я возвращаюсь в пасть «Бобра» и сталкиваюсь лицом к лицу с Эсой, который, похоже, все еще занят замерами. Говорю, что не нашел того, что искал, и предлагаю уходить. Эса резко поднимается с корточек, быстро оглядывается по сторонам, идет прямо на меня и, косясь то вправо, то влево, говорит тихим голосом, почти шепотом:

– Это было так очевидно, что я заподозрил засаду. Но нет, все так и есть.

Ничего не отвечаю. Я на самом деле не понимаю, о чем он.

– Левый верхний зуб «Бобра», – говорит Эса. – Он на два сантиметра ниже, чем надо.

Я бросаю взгляд налево. Ряд зубов, по два метра каждый. С виду прочные и ровные. Прошу Эсу продолжать замеры и выполнять прочую работу, входящую в его компетенцию как сотрудника компании Component Installation Automatic, пока я займусь зубом.

Направляюсь в пасть «Бобра».

Она невелика. Позади зубов вообще нет места. Ротовая полость внезапно заканчивается, дальше – стенка. Поворачиваюсь и смотрю на то место, где верхний левый зуб прикрепляется к десне, то есть на шов, который их соединяет. Эса прав. Между зубом и десной имеется зазор сантиметра два шириной. Поднимаю руку и щупаю его изнутри. Вспоминаю чертеж и кое-что понимаю.

Тем временем мои пальцы натыкаются на бумагу. Или на что-то, на ощупь похожее на бумагу. Я вытаскиваю находку. Обертка от протеинового батончика. Одно очевидно: ее не могли здесь оставить несовершеннолетние посетители парка, поскольку зазор между десной и зубом находится на высоте ста восьмидесяти сантиметров. Пока не понимаю почему, но находка представляется мне важной. Засовываю ее в карман комбинезона и поворачиваюсь.

Если зуб опускается на два сантиметра ниже, чем положено по чертежу, значит, металлическая дуга в каркасе пластикового нёба спущена на эти же два сантиметра. Следовательно, другой ее конец не упирается в стенку, а стало быть…

Небольшой участок стенки должен быть подвижным.

Оглядываюсь. Меня от посторонних глаз прикрывают зубы «Бобра». Весь вид Эсы говорит о том, что он со знанием дела выполняет обязанности механика-наладчика и полностью контролирует ситуацию. Подозреваю, что он задействовал все свои мощности, чтобы держать посетителей и непрошеных гостей на почтительном расстоянии. То есть немного времени у меня есть.

Вот она, металлическая пластина, узкая и длинная, высотой во всю стенку, а шириной всего каких-нибудь тридцать сантиметров. Ходит настолько туго, что человек, не знакомый досконально с чертежами, ни за что не догадается, в чем ее назначение и как ее сдвинуть. Я еще немного вдавливаю пластину внутрь, и она потихоньку отходит в сторону. Напрягаю все силы и продолжаю давить. «Бобр» по большей части собран как пазл, но в этом месте из-за почти незаметного дефекта конструкции его детали совмещаются не идеально. В стенке, расположенной в задней части рта, теперь есть отверстие шириной в тридцать сантиметров. Достаю фонарик, включаю…

И проскальзываю во внутренности «Бобра».

Изнутри «Бобр» впечатляет меньше, чем снаружи. В особенности если хоть немного разбираешься в оборудовании для парков приключений и кое-что знаешь об их конструкции. Те же обтекаемые формы, французский дизайн. Но я тут не для того, чтобы восхищаться конструкторской мыслью: пора заниматься делом. Стараюсь работать быстро. Прохожу всего «Бобра» от пасти до хвоста и здесь, в хвосте, обнаруживаю искомое. Останавливаюсь и прислушиваюсь к себе. Чувствую, как кожу ласкает легкий ветерок: хвост «Бобра» как-то связан с внешним пространством. Ложусь на бетонный пол и направляю луч фонарика туда, откуда, как мне кажется, идет поток воздуха. Я вижу еще более тесный, прямо скажем, крохотный лаз, который буквально через несколько метров резко поворачивает влево. Поворот настолько крутой, что сразу становится ясно – мне туда не пролезть. Я слишком рослый и недостаточно гибкий. Но ведь есть кто-то, кто…

Встаю и возвращаюсь в пасть «Бобра». Перед отверстием, через которое я сюда забрался, внимательно смотрю под ноги и ступаю осторожно. Через узкую щель вижу, что Эса ковыряется в корнях переднего зуба.

– Оранжевый уровень тревоги, – говорит он, не оглядываясь, словно чувствуя, что я уже вернулся. – Еще одна бригада механиков-ремонтников в северо-восточном секторе. Не исключено, что это контрразведывательная группа, просто замаскированная, как и мы. Возможно, нам придется ответить на кое-какие вопросы. Я-то стреляный воробей, умею вести себя на допросе, но волнуюсь за вас.

Приятно, что Эса обо мне переживает, но некоторые детали вызывают сомнение. Протиснувшись обратно в пасть «Бобра», я пытаюсь вставить на место съемную пластину.

– По-прежнему северо-восток, – докладывает Эса. – Двое мужчин, подтверждаю.

Нахожу нужный паз вверху, а затем, к своему облегчению, и внизу. Наконец пластина встает на место.

Вслед за благоухающим Эсой я иду в вестибюль, а затем и на улицу. Мой организм совершенно отравлен выделяемым Эсой биогазом, мои фальшивые усы готовы вспыхнуть в его парах ярким пламенем, а парик, судя по ощущениям, уже полыхает, однако я чрезвычайно благодарен Эсе.

Он снова помог мне, и, надеюсь, это приведет меня к успеху.

3

– Никак не могу решить, – говорит Лаура Хеланто.

Я смотрю на нее через стол и словно впервые за весь вечер ее замечаю. На улице темно, мягкий свет от абажура многократно отражается в окнах. Запах жареной салаки по-прежнему наполняет кухню, хоть мы и съели все до последнего хвостика. Осталось только чуточку картофельного пюре. Лаура зачесала волосы наверх и заколола их как-то по-новому. В первый момент кажется, что у нее на голове что-то вроде ирокеза. Но изумляет не только прическа. Впервые за все время нашего знакомства я не имею ни малейшего понятия, о чем Лаура только что рассказывала. То есть я понимал, что она о чем-то говорит, но содержание ее монолога прошло мимо меня.

– А ты что об этом думаешь? – спрашивает Лаура Хеланто и подпирает голову руками, поставив локти на стол.

По ее тону и выражению лица я понимаю, что рассказывала она о чем-то важном. От этого не легче. Я должен проявить интерес, показать, что мне не все равно. И мне действительно не все равно, просто… я не знаю, о чем мы говорим.

– Есть еще и третий вариант, – говорит Лаура Хеланто. – С него я и начала.

– Именно, – отвечаю я, ступив тем самым на путь, с которого нет возврата. Вдобавок я теряю всякую возможность как-то разузнать, о чем, собственно, идет речь.

– Очевидно, он самый сложный из всех, – продолжает Лаура, – но в случае успеха может получиться что-то совершенно новое.

– Ты как никто умеешь справляться с трудностями, – говорю я совершенно искренне. – Меня это с самого начала в тебе восхищало.

– То есть третий вариант?

Лаура смотрит мне в глаза, не отводя взгляда и не моргая.

– Разумеется, я не могу сказать…

– Я не жду, что ты будешь решать за меня, речь не об этом, мне не нужны рекомендации и советы. Просто я хочу услышать, что ты думаешь.

Что я думаю? Я думаю об огромном «Бобре». Об убийстве, в котором меня подозревают. И о том, что здесь и сейчас, за кухонным столом, мне надо срочно что-то сочинить.

– На данный момент, – отвечаю я, стараясь казаться как можно более убедительным, – третий вариант представляется мне наиболее очевидным.

– Хенри, – тяжело вздыхает Лаура, – я ничего не говорила ни о каком третьем варианте.

Я сижу молча, пюре кажется более желтым, чем было минуту назад.

– Ты вообще меня не слушаешь.

– Прости, – говорю я. – Не могла бы ты повторить все с самого начала…

– С самого начала?

Что-то в облике Лауры подсказывает мне, что я снова выбрал неверный путь. Прежде, чем я успеваю исправить свою ошибку и объяснить, к какому именно месту в рассказе Лауре следует вернуться, чтобы я наверняка все хорошо понял, она придвигается через стол еще ближе ко мне, ее голова уже под абажуром.

– Я рассказывала о своем новом проекте. Весьма вероятно, что мое предложение утвердят. Окончательное решение будет принято на следующей неделе, но мне уже задали некоторые уточняющие вопросы, из которых я делаю вывод, что работа достанется мне.

– Отличная новость, – говорю я.

– Да, по-моему, тоже. Но мне не нравится повторять одно и то же по несколько раз.

Я молчу.

– О чем ты так увлеченно думаешь, – спрашивает Лаура, – что даже меня не слушаешь?

Я не знаю, что ответить. Лгать Лауре Хеланто я ни в коем случае не хочу.

– Я думаю о парке.

– О чем же именно?

– О финансовых делах.

– О финансовых делах?

– И об оборудовании, – киваю я как можно энергичнее, поскольку кивок относится ко всему перечисленному.

Какое-то время Лаура молчит.

– Печально, – говорит она наконец. – Я думала, там все в порядке.

– Во многих отношениях так и есть, – подтверждаю я.

– Это хорошо.

Пауза. Кажется, Лаура о чем-то напряженно думает.

– Я заметила, что уже какое-то время вообще не вспоминала о парке, – говорит Лаура. – Он ушел куда-то в прошлое, хоть я и проработала там несколько лет. И давно не разговаривала ни с кем из сотрудников, даже с Йоханной. Хотя это нормально, мы и раньше часто подолгу не общались.

Надеюсь, что я ничем не выдал своего облегчения. Достаточно одной фразы, брошенной Йоханной: «Ни одного клиента за всю неделю» – и клубок начнет разматываться.

– Хенри, я знаю, как парк важен для тебя. И как ты въедлив во всем. Но ведь это может вызвать у тебя стресс. Ты думал об этом?

– Нет.

– Вот! – восклицает Лаура. – А знаешь, каким удивительным образом можно побороть стресс?

Найти убийцу, думаю я, разгадать источники финансирования «Сальто-мортале». Разумеется, я не произношу этого вслух. Напротив, признаю, что совершенно не в курсе способов борьбы со стрессом.

– Обращать внимание на других людей, – говорит Лаура настолько проникновенно, что я понимаю: она все еще обижена на меня за то, что я пропустил ее рассказ мимо ушей. – Уделять время мне и думать еще о чем-то, кроме своего парка. У тебя ведь теперь есть семья.

Разумеется, Лаура Хеланто права. И я с ней совершенно согласен. О чем и сообщаю. Лаура неуверенно улыбается. Ее рука скользит ко мне по столу, и я инстинктивно беру ее в свои.

– Все самое трудное позади, Хенри. Давай немного расслабимся.

Что бы ни значило «расслабимся» Лауры, это явно не то, чем заняты мои мысли, когда я просыпаюсь ранним утром. Шея ноет, голова болит, и я изо всех сил стараюсь не ворочаться, не сгибать и не вытягивать ноги, как бы мне этого ни хотелось. Мое внимание занято тем, чтобы удерживать тело в неподвижности. Это не мешает моим мыслям галопом разбегаться сразу в нескольких направлениях, и чем дальше, тем резвее. Лаура едва заметно шевелится, но по-прежнему дышит глубоко и ровно – она крепко спит, и я возвращаюсь к тому, о чем думал минуту назад.

Комбинируя вероятности, которые я вычислил, с конкретными фактами, которые я установил, – еще раз отмечу: одно без другого было бы невозможно! – я сумел выстроить версию, хоть в какой-то степени поддающуюся проверке.

Мелькает мысль, что мне вряд ли удалось бы описать столь неординарный подход, скажем, на семинаре страховых математиков, где мне как-то довелось выступить с коротким докладом о методике расчетов вероятностей при прогнозировании обязательств по страхованию доходности акций. При всей важности этой методики она не позволяет просчитать преимущества, которые дает та же маскировка, когда приходится выдавать себя за сотрудника фиктивной компании по техническому обслуживанию и ремонту оборудования. К тому же она оставляет за скобками такие обстоятельства, как давление со стороны полиции, угрозы со стороны преступников и финансовое положение парка приключений.

Я делаю глубокий вдох. Таращусь в потолок, утюжу его взглядом. Смотреть там не на что, и это, кажется, помогает размышлениям.

Моя версия заключается в следующем: кто бы ни убил стальным рожком мороженого любителя Дикого Запада, владельца парка «Сальто-мортале», этот человек был к нему близок. Как в прямом, так и в переносном смысле.

Он проник в парк и выбрался из него через «Бобра». В этом сомнений нет: иначе той ночью я что-нибудь услышал бы, да и увидел. К тому же я убедился, что данный маршрут быстр и удобен для убийцы, если тот удовлетворяет нескольким обязательным условиям: он достаточно силен и гибок, отлично осведомлен об устройстве «Бобра», а также о том, как найти в конструкции брак. Предположение, что злоумышленник долго ждал, прячась за зубами «Бобра», и за это время съел протеиновый батончик, выглядело вовсе не таким невероятным, каким мне показалось поначалу.

Трудно представить, что в обычных обстоятельствах взрослый человек полез бы в пасть «Бобра» ради того, чтобы перекусить, а потом еще не поленился тщательно спрятать обертку. Кстати: изнутри обертка сохранила запах какао, а снаружи – все еще липкие шоколадные отпечатки пальцев.

Когда злоумышленник увидел приближающегося к «Бобру» Хяюринена, он двинулся вперед. Но Хяюринена это не остановило, он не свернул и не бросился бежать. Стало быть, знал преступника. Кроме того, Хяюринен не кричал, да и вообще не повышал голос, иначе я бы услышал. Похоже, он просто остановился. И получил свое мороженое.

Идем дальше. Кому была выгодна смерть Хяюринена? И что я знаю о парке и людях, которые управляют «Сальто-мортале»? Я прекрасно помнил и свой первый визит, и разговор в офисе, и мужчину, сидевшего напротив за столом, того самого, кого поначалу явно возмутило то, что Хяюринена позвали к нам в переговорную. И как потом, что еще более важно, он пришел в бешенство, когда Хяюринен потребовал проверить финансовую документацию «Сальто-мортале».

Нико Орел.

Не менее важным является и другое. Конечно, самонадеянно делать серьезные выводы только на основании внешности, лишь по тому, как человек входит, подбирает что-то с пола и садится. Но в случае с Нико Орлом это не просто предположения. У него подходящая комплекция. Невысокий, стройный, жилистый, вероятно, гибкий. Большие сильные ладони и пальцы, как раз такие, чтобы надежно удерживать тяжелый предмет и им воспользоваться. Я перебираю в уме известные мне факты, анализирую вероятности и, чем больше делаю расчетов, тем яснее представляю себе, как Нико Орел реализует свой план занять императорский трон, стать владельцем «Сальто-мортале».