Текст книги "Северные моря в истории средневековой Европы. Эра викингов и эпоха Оттонов. 300–1100 годы"

Это впечатление свободной торговли, совсем не похожей на ту, что господствовала в римские времена, усиливалось тем, что эти два века на северных морях были относительно мирными. В противоположность набегам, фортификации на берегах и конфликтам ранних веков, после 550 года на северных морях довольно долго не было никакой агрессии. Мы знаем о некоторых набегах монархов Нортумбрии в Ирландском море, о нападении пиратов на остров Эгг, о конфликтах между пиктскими господами и их оркнейскими вассалами, а также о ряде экспедиций фризов против франков на нижнем Рейне. Также нам известно, что Ивар Широкие Объятия погиб, сражаясь в «Карельских заливах». Но все это местные эпизоды. В те века не существовало военно-морской организации, в позднеримском смысле этого слова. Стены – валы – римских времен в Британии и Галлии не только не ремонтировались, но даже не использовались. Только в славянском мире были укрепленные поселения. Это был век беззакония, на что справедливо указывают Беда и Григорий Турский, но на всем его протяжении моря не кишели пиратами. Торговля шла свободно, и торговцы не испытывали никакого беспокойства. Ничего подобного в будущие века больше не было.

В эти годы появилось другое экономическое явление, тесно связанное со свободной и развивающейся торговлей Северной Европы. Я имею в виду перемены в области сельского хозяйства. Следует отметить, что римляне в поздней Римской империи не достигли успеха в этой отрасли экономики. Их система вилл не была эффективной для продвижения сельскохозяйственных новшеств, а система государственной регламентации крестьянства вкупе с высокими налогами никак не стимулировала производство. В результате в сельских местностях североевропейских провинций Римской империи стала наблюдаться убыль сельского населения. Этот процесс не смогли остановить и уж тем более повернуть вспять даже германские laeti и foederati. Миграционный период уничтожил систему вилл везде, кроме Южной Галлии и Испании. Более того, он привел много новых поселенцев в такие регионы, как Бретань, Англия, Галлия, Фландрия и Рейнская область, тем самым отчасти решив проблему убыли населения. Славяне, вторгнувшись в Центральную Европу, тоже заполнили опустевшие территории. Но сначала миграции вызвали хаос и трудности и не изменили аграрную ситуацию к лучшему в заметной степени.

К концу VII века, после сравнительно мирного периода, в сельском хозяйстве Северной Европы начались перемены. Они имеют три основных аспекта. Во-первых, имело место расширение аграрных поселений в регионы и на почвы, которые отвергались прежней римской аграрной практикой. Во-вторых, в сельском хозяйстве начали использоваться новые методы. В-третьих, появились отдельные личности и организации, занимавшиеся трансформацией сельской местности. Эти перемены были внимательно изучены во Франции – Блоком, в Бельгии – Куртом, в Англии – Крофордсом, а в Германии – многими специалистами, интересующимися сельским хозяйством. Регионы, в которых мы в этот период замечаем аграрные перемены, тоже весьма показательны. Это долина Луары, равнина Фландрии, долины Мааса и Шельды, долина Эйссел в Голландии, заросшие лесом регионы Лотарингии, Мидлендс и восточные части Британии и речные долины и фьорды Норвегии. Таким образом, нет определенной национальной модели. Перемены имели место среди смешанных германо-галло-римских групп в Бельгии, Лотарингии и Восточной Британии, а также среди чистого германского населения в других местах.

Первая черта сельскохозяйственных перемен – использование новых почв. И здесь взгляд на римскую практику может оказаться весьма поучительным. В Британии и Галлии римляне концентрировали свое земледелие в тех регионах, где были легкие почвы, преимущественно те, что уже давно культивировались. Такие почвы идеально подходили для использования легких средиземноморских плугов и не требовали очистки. Только в отдельных, строго ограниченных районах, таких как Болотный край в Восточной Британии, и вдоль некоторых рейнских границ они вроде бы пытались культивировать тяжелые глинистые почвы или очистить для земледелия лесистые участки Северной Европы. Такие почвы, которыми пренебрегали римляне, начали обрабатываться в конце VII века. Исследования в районе Кембриджа, в Британии, обнаружили англосаксонские поселения, расположенные на таких тяжелых глиняных почвах. Аналогичная картина в долине Мааса и его притоков: римские виллы располагались вдоль дорог на возвышенностях, а фермы VII века – близко к рекам в долинах Арденн. В районе Луары та же модель новых поселений вдоль рек являет контраст с римской аграрной системой вилл. В Лотарингии в этот период отмечается экспансия поселений в лесистую местность гор Юра и Вогезы, которой пренебрегали римляне.

Дальше на север модель повторяется. В Зеландии и Фландрии начали строить дамбы и польдеры. Это мероприятие в следующие века кардинально изменило облик этих низких берегов. Дальше вглубь территории, вдоль реки Эйселл, также в VII веке наблюдается перемещение на тяжелые глинистые почвы, которые раньше не обрабатывались. Дальше на север, вдоль западного побережья Норвегии, археологи тоже отметили обработку новых территорий. Это стало возможно благодаря продвижению поселенцев в регион фьордов и гор, до этого почти необитаемых, и вырубки первобытного леса, покрывавшего эти равнины.

Главная причина успеха этого движения на новые земли – усовершенствованные сельскохозяйственные инструменты и практики – вторая черта перемен. Римляне обычно использовали легкий средиземноморский плуг – маленький, но важный инструмент для рыхления. Однако в северной части Европы постепенно вошел в употребление новый тяжелый колесный плуг. Хотя такой тип плуга был известен в Реции во II веке и мог использоваться в Римской Британии, его всеобщее использование на больших пространствах, вероятнее всего, началось только при Меровингах. Помимо усовершенствованного плуга изменилось и тяговое усилие, к нему прилагаемое. Римляне использовали ярмо – сравнительно неэффективную упряжь. Хомут, возможно доставленный захватчиками из Центральной Азии, все изменил. Теперь лошади, впряженные в тяжелый плуг, могли эффективно обрабатывать тяжелые глинистые почвы, девственные и богатые. Эти два технологических новшества, тяжелый плуг и хомут, прекрасно сочетались. К ним можно добавить третье – трехпольную систему, которая основывалась на том, что в Северной Европе, в отличие от Средиземноморья, бывают и летние, и зимние дожди. Воспользовавшись этим преимуществом, можно выращивать дополнительный урожай через год, применяя сложную систему ротации полей. Правда, нам точно не известно, использовалась ли трехпольная система до Каролингов. Но даже тогда она часто совмещалась с двухпольной системой в разных частях Галлии. Если она действительно существовала в этой части Западной Европы в рассматриваемый период, то вполне могла, вместе с глубоким плугом и хомутом, лежать в основе аграрных перемен, о которых мы говорили.

Давайте подведем итоги. В римские времена система вилл являлась основой ведения сельского хозяйства в большинстве регионов Западной империи, за исключением тех небольших участков, где сохранилась более примитивная кельтская система небольших полей. Однако система вилл исчезла вместе с крахом Римской империи во всех регионах, расположенных к северу от Роны и Луары. Как уже отмечалось, на ее месте стала появляться система деревень. Однако вовсе не новая система деревень была ответственна за новые очищенные земли и новые сельскохозяйственные практики, появившиеся в VII веке. Скорее здесь передовыми оказались монастыри. Судя по всему, именно они в долине Мааса, во Фландрии и даже, возможно, в долине Луары возглавили очистку земель от деревьев и кустарников, возделывание новых почв и внедрение усовершенствованных аграрных техник, что впоследствии копировали их соседи. В других местах – на реке Эйссел, в Лотарингии, Англии и Норвегии – не было никаких примеров для подражания, разве что отдельные крестьяне. Они, как американские пионеры, медленно вели тяжелые работы по вырубке лесов и осушению болот. В некоторых районах эти мелкие крестьянские собственности – класс, новый в Европе, – прокладывали путь, который впоследствии привел к существенному аграрному росту.

Здесь необходима осторожность. К VIII веку был сделан только первый шаг в огромной работе по расчистке земель, стоявшей перед европейцами, да и то лишь в ограниченных районах. Большие части Англии и континента располагались за пределами мест, где шли аграрные перемены. Во многих из таких мест аграрные перемены начались только при Каролингах. Другим пришлось ждать до XI и XII веков. Но, по крайней мере, в конце VII века было положено начало. Начавшийся при поздней империи процесс упадка сельского хозяйства и сокращения численности сельского населения был остановлен и даже повернут вспять. Появилась надежда на лучшее будущее.

Это подводит нас к финальному вопросу, касающемуся нововведений в сельском хозяйстве, – их отношения к торговому и промышленному росту, который, как нам известно, эти годы принесли на европейские земли, выходящие к Атлантическому океану. Здесь мы замечаем удивительное явление. Сельскохозяйственная революция проходила на тех участках вдоль Атлантического побережья, где активизировалась торговля, где находили самое большое количество серебряных монет, где были новые порты и возрожденные римские civitates. Представляется, что существовала тесная связь между новыми торговыми поселениями вдоль Рейна, Мааса и Шельды и новыми путями использования девственных земель и расчистки их для возделывания. То же самое справедливо для Юго-Восточной Англии, где новые торговые поселения и большое количество sceattas обнаруживаются как раз в тех регионах, аграрные перемены являлись самыми быстрыми. Заметим, что золотые монеты, найденные вдоль Луары, обычно чеканились в vici, деревнях, свидетельствуя об их аграрном процветании. Однако такие регионы, как Западная Британия, Северная Ютландия и Восточная Германия, не демонстрировавшие торговой или промышленной активности, судя по всему, не участвовали в аграрных усовершенствованиях и переменах. Потребуются дальнейшие исследования, прежде чем можно будет дать уверенный ответ на вопрос, но предварительную гипотезу можно выдвинуть уже сейчас. В этот период торговля, промышленность и аграрный рост были непосредственно взаимосвязаны. Одно стимулировало другое, и присутствие каждого явления было необходимо для общего здорового экономического роста.

Еще один важный аспект – типы судов, использовавшихся на морских торговых путях и беспрепятственно следовавших от Испании до Исландии и от Бискайского залива до Финского. Здесь опять-таки, как в случае торговли, промышленности и сельского хозяйства Северной Европы, делается акцент на рост, развитие и усовершенствование. В 550 году только в Галлии, Западной Британии, Саксонии и Англии ютов производили высококлассные суда, способные совершать долгие трудные морские переходы. Другие регионы – Ирландия, Скандинавия и Британия англов – производили суда более низкого качества – кораклы и гребные лодки, не подходящие для судоходства в Атлантике в широких масштабах. К 700 году ситуация изменилась к лучшему.

На берегах Западной Галлии в этот период два основных типа судов имели обшивку вгладь – scaphae и barcae. Григорий Турский упоминает о scaphae, торговавших с Галисией в конце VI века. Также известно, что в конце VI века barcae с галльским экипажем ходили в Ирландском море. Вероятно, эти два типа судна, так же как navis longa, упомянутые Гильдой, использовались кельтскими моряками западного берега Британии.

За Ирландским морем сложилась другая ситуация. Там в первые годы VI века главным судном был коракл. На таких судах ирландцы показали себя бесстрашными мореплавателями в Атлантике – до прихода викингов. Благодаря ирландским рассказам мы также обладаем более или менее точной информацией об этих судах в VI и VII веке и путешествиях, которые на них совершались. Некоторые из этих историй, как, например, та, что повествует о святом Брендане, по меньшей мере отчасти легендарны, но они довольно подробно описывают суда, которые имели довольно крупные размеры, мачту и могли перевозить двадцать пассажиров. На их постройку шло от двадцати до тридцати бычьих шкур, которые укладывались в два или три слоя. На них ирландские мореплаватели отправлялись даже в Испанию. Именно на коракле святой Колумба добрался до Ионы. На них же, согласно Дикуилу, ирландские монахи отправлялись в Исландию. На самом деле Коракл, имеющий небольшой вес, позволяющий ему плавать по волнам, как пробке, во многих отношениях является идеальным судном для использования в штормовой Атлантике.

Около 550 года или незадолго до этого, согласно легенде, ирландцы начали строить, кроме коракл, деревянные суда. Святой Брендан, согласно легенде, в свое второе плавание, в южном направлении, отправился на деревянном судне. Можно не сомневаться, что легенда соответствует фактам, поскольку нам известно, согласно Адамнану, что во времена святого Колумбы ирландцы строили деревянные суда. Адамнан упоминает удивительное количество типов судов, которые ирландцы использовали в те времена, некоторые из них нам незнакомы. Это barca, caupullus, navicula, navis longa, navis onera, scapha, curragh. Barca и curragh, которые уже встречались нам у галльских берегов, а navis longa – раньше в кельтской Британии. Интересно, что они появились в Ирландии только после открытия торговых путей, снова соединивших остров с Галлией, и после того, как возобновившееся англосаксонское наступление в Британии вытеснило кельтов с западного побережья Британии и заставило искать убежища на этом острове. Возможно, простейшая классификация таких судов содержится в древних законах Ирландии. Там упомянуто три типа судна: navis longa – военный корабль, barca – океанское судно, и curragh, или коракл. Все они, кроме curragh, скорее всего, были обшиты вгладь.

Понятно, что суда всех трех типов в годы контакта с ирландскими мореплавателями доходили до Шотландии, Оркнейских и Шетландских островов. На самом деле мы находим упоминания о curraghs у этих берегов на протяжении всего VII века. Учитывая отсутствие леса на островах, только такое судно является практичным. Их, судя по всему, находили и у восточного побережья Британии – до Нортумбрии, где подобная конструкция до сих пор используется при строительстве рыболовных лодок. Они могли доходить до Норвегии. Одновременно мы находим более крупные деревянные гребные суда, которые использовали пиктские короли Буде I и Буде III в набегах на Оркнейские острова. Они, судя по всему, были оборудованы мачтами. А быстроходные navis longa, о которых упоминали Гильда и Адамнан, были созданы по образу и подобию пиктских судов, на которые Вегеций ссылался несколькими веками раньше. К сожалению, мы не располагаем точной информацией об их конструкции.

Пока суда лучших типов распространялись по Ирландии и землям пиктов, то же самое происходило в Северном море и на Балтике. Как уже отмечалось раньше, около 550 года и жители Кента, и саксонцы Англии имели парусные суда, но англы и скандинавы их не использовали. Скорее, их типичным судном, как показывают находки в Саттон-Ху и Квалсунне, было гребное судно, усовершенствованное, но все же не далеко ушедшее от балтийского корабля из Нидама. К 700 году, однако, все изменилось. На восточном побережье Англии парусники стали использоваться повсеместно. Святой Ив около 700 года, вероятно, путешествовал из Нортумбрии в далекую Бретань на паруснике, поскольку известно, что его судно ожидало попутного ветра. Нам также известно об Уилфреде, который примерно в то же время плыл через Северное море во Фризию и к устью Рейна. На Балтике археологи открыли изображение парусного судна на камне, датируемое 600 годом или сразу после него.

Нам точно неизвестно, как происходили перемены. Англы Нортумбрии могли узнать о лучшей конструкции судна через кельтов Ирландского моря или от пиктов севера. Мы знаем об активности королей Нортумбрии в Ирландском море в начале VII века, и снова в 684–685 годах, когда они устраивали морские атаки, в процессе которых могли познакомиться с судами лучших типов. В этом отношении чрезвычайно интересно, что Беда пишет о военных кораблях – navis longa. Подобные усовершенствования попадали через Кент, жители которого были в тесном контакте с обитателями побережья Нортумбрии в VII веке. Как известно от Беды, принц Нортумбрии бежал в Кент морем. Возможно, в основе перемен лежит и кентское, и кельтское влияние.

Нам также точно не известно, как эти усовершенствованные суда попали на Балтику и в Скандинавию. Меньшее судно из Квалсунна дает по крайней мере один ключ к разгадке. Это гребное судно без мачты, но его обводы напоминают узкий коракл кельтов – кобл. Возможно, оно – на полпути между крупным судном из Квалсунна и более поздним кораблем викингов из Гокстада – показывает, как кельтское влияние достигло норвежских берегов.

Но следует спросить: а как насчет других судов, отличных от navis longae и других судов, обшитых внакрой, в Северном море? На что они были похожи? Здесь нам поможет информация с Балтики. В Готланде есть серия наскальных изображений скандинавских судов. Раньше их датировали IX веком, но теперь шведские археологи относят их приблизительно к VII веку, или ко времени империя Ивара Широкие Объятия. На них показаны крупные парусники без весел, обшитые внакрой и сконструированные как осебергская ладья из Норвегии. Представляется, что они относятся к типу, который во времена викингов назывался knorr – это торговое судно. Они, судя по всему, дают нам представление о том, как выглядели английские и фризские суда в те годы. В этой связи интересно отметить, что изображенное на монетах из Дорестада времен Карла Великого судно, обшитое внакрой, имеет много общего с наскальной живописью из Гокстада. Таким образом, у берегов Восточной Англии и Фризии, а также на Балтике появились обшитые внакрой суда с мачтами и парусами, которые были лучше ранних гребных судов, использовавшихся в этих местах, хотя и произошли от них. С их появлением связь между Балтикой и Северным морем, уже известная в торговле, стала заметна и в типах судов. Основа тех быстроходных кораблей викингов, которым предстояло терроризировать берега Западной Атлантики в течение многих десятилетий, была заложена в типах судов, строившихся на Северном море и в Скандинавии.

Здесь было бы разумно рассмотреть одну опасность, которая может возникнуть при рассмотрении развития торговли, промышленности, сельского хозяйства и судоходства на землях, прилегавших к северным морям Европы в те годы. Речь идет об опасности преувеличения. Необходимо подчеркнуть, что жизненно важные перемены действительно имели место практически одновременно и повсеместно вдоль побережья от Испании до Руси, перемены, связавшие моря и земли, которые ими омываются, в одну экономическую систему, крайне важную для будущего. Между тем это были только начала, сформировавшие за два столетия, цветочки, которым предстояло принести плоды намного позже. Ирландия, к примеру, несмотря на торговлю и развитое мореплавание, в плане экономики оставалась примитивной. Там было только одно поселение, которое могло претендовать на статус города, и нет никаких свидетельств того, что существовали деньги. Только в конце эпохи викингов в IX–X веках Ирландия достигла уровня городской цивилизации, пусть даже только на побережье.

В несколько меньшей степени то же самое справедливо для Англии. В те годы она развила широко распространившуюся денежную экономику и несколько торговых центров – Хэмуит, Кентербери, Лондон, Йорк. Но они были расположены почти исключительно на побережье или в непосредственной близости к нему. Внутренние части острова оставались экономически отсталыми, что явствует из кодексов законов Кента и Уэссекса. Западный берег тоже недалеко продвинулся в экономическом плане. На этом побережье в те годы не было ни денежной экономики, ни городских центров. Только при короле Этельстане Британия достигла продвинутой экономики.

Если так было в Англии времен Меровингов, то в еще большей степени это относилось к Шотландии, Норвегии и Балтике. Какой-то объем торговли, конечно, достигал Шотландии, Гебрид, Оркнейских и Шетландских островов и Норвегии, но он был невелик. В этих регионах не было найдено монетных кладов, относящихся к этому периоду. Также археологи не нашли ни одного указания на существование торговых поселений. На Балтике то же самое. Некий объем торговли попадал в Балтику через Айдер в основании Ютландского полуострова, что помогло создать город Хедебю. Грузы везли дальше – в Бирку и Готланд. Оттуда они попадали в русскую Старую Ладогу, Гнездово, Ростов и в Центральную Азию. Таким образом была заложена основа будущих важнейших торговых путей. Но очевидно, что лишь с очень большой натяжкой эти торговые центры можно было именовать городами во времена Меровингов. Среди других моментов важным представляется практически полное отсутствие денег, за исключением нескольких монет Сасанидов и Омейядов.

В точности так же порты Северной Галлии, Фризии и Рейнской области, появившиеся в эти годы, по сути, были мелкими торговыми поселениями. Их настоящий рост был еще в будущем, так же как век важных торговых путей вдоль Рейна в Италию или через Альпы в Регенсбург и на славянский восток. Только во времена каролингского и Оттонского возрождения в эту часть Европы придут настоящий рост и развитие. Даже более основательные civitates Западной и Центральной Галлии, как Бордо, Пуатье и Тур, были мелкими и незначительными поселениями и только в XI и XII веках обрели настоящую значимость. А в таких центрах, как Брага и Корунья, городской жизни вообще практически не было.

Короче говоря, если сравнивать с городскими центрами, основанными вдоль этих берегов при поздней империи, города эпохи Меровингов были рудиментарными и примитивными. В них содержались, так же как в промышленности, судоходстве и сельском хозяйстве того периода, семена будущего величия, развития, которое превзойдет все то, что некогда мог предложить Рим, однако эти семена только начали прорастать.

Более того, даже весьма ограниченный рост в середине VIII века столкнулся с препятствием, которое уничтожило много достижений в экономической жизни, которыми можно было гордиться. Эта преграда экономическому развитию, вероятнее всего, возникла в Средиземноморье и заслуживает самого внимательного рассмотрения. Как мы уже отмечали, Южная Галлия в VI веке была связана со средиземноморским миром. Общие золотые монеты и торговля через Марсель, Арль и Нарбонну были основой этой связи. Сирийцы, везущие специи, папирус, вино, шелка и другие грузы, являлись агентами этой торговли, и их можно было встретить в самых разных частях этой земли. Отчасти благодаря этой торговле Галлия оправилась от катастроф V века, и грузы снова потянулись к Рейну и Каналу.

Однако вскоре после 600 года в Средиземноморье ситуация стала меняться. Сначала персы вторглись в Сирию и Египет, за ними пришли арабы, завоевавшие эти восточные провинции. Это завоевание и начавшаяся в результате борьба между Византией и арабами в ходе VII века стали мешать торговле между Южной Галлией и Востоком. Все меньше и меньше восточных купцов и грузов прибывало в галльские средиземноморские порты. Путь по Роне на север, необходимый для доставки грузов на Сену, Мозель и Рейн, постепенно утратил важность. Такие города, как Марсель, процветавшие ранее, пришли в упадок. Та же участь постигла Лион, Дижон и Трир на Мозеле. Торговля мрамором, которую активно вела Юго-Западная Галлия, зачахла из-за прекращения связей со Средиземноморьем. Прекратился импорт натра из Египта. Около 634 года влияние прекращения связей со Средиземноморьем ощутила Северная Галлия, где организовывалась ярмарка Сен-Дени, чтобы привлечь не только северян, но также купцов из Прованса, Италии и Испании. Во Фризии, судя по находкам золотых монет, в VI и начале VII века грузы прибывали и через Рейн – Мозель, и через Рейн – Альпы. Но после 650 года с юга Галлии больше не везли золотые монеты, хотя из рейнских регионов их поток прекратился только в 700 году. Когда в первые годы VIII века византийцы стали контролировать средиземноморскую торговлю, грузы и вовсе перестали поступать в порты Южной Галлии и вместо этого направлялись в Венецию, откуда часть их все же попадала через Альпы по Рейну во Фризию.

Это отсутствие торговли через Рону может объяснить обнаружение sceattas VII века у западного берега Галлии и в районе Марселя. Возможно, английские купцы прибыли в Марсель и далее в направлении Испании в поисках восточных товаров, которые больше не поступали в Северную Галлию, так же как фризские купцы направлялись на юг в Вормс по той же причине. В экономическом отношении Галлия оказалась разделена на ряд регионов, когда сломался ее хребет, проходивший по долине Роны к Средиземному морю. Монетный клад в Бюи, датированный VII веком, показывает, насколько местной и региональной стала экономика Галлии. Этот экономический раздел территории во многом объясняет борьбу между Нейстрией, тяготевшей к Автразии и Каналу, и Австразией, тяготевшей к Рейнской области и Германии. Государство Меровингов предчувствовало последующий раздел на Францию и Германию.

В первое время создавалось впечатление, что упадок галльской средиземноморской торговли всерьез не препятствовал коммерческому росту территорий, выходящим к северным морям. Некоторое количество средиземноморских грузов достигало Атлантики через Нарбонну – Бордо, и какую-то часть везли вокруг Испании. Подъем Венеции также благоприятно влиял на торговлю начала VIII века через Альпы и по Рейну. Пути на Балтику с Черного и Каспийского морей тоже могли помочь возместить потери от того, что по Роне грузы больше не прибывали. Как уже отмечалось, большая часть торговли, промышленности и сельского хозяйства в Северной Европе имела мало общего со Средиземноморьем. Все это было, в сущности, местным. Центральная и Южная Галлия могли пребывать в упадке, но остальная часть Атлантической Европы, торговля которой основывалась на серебряных деньгах и местной экономики, процветала.

Второй удар оказался серьезнее: мусульманские вторжения в Испанию и Южную Галлию и реакция на них. Завоевание Испании в 711 году оказалось серьезным ударом, поскольку его результатом стало почти полное исчезновение экономической жизни на северных берегах полуострова, где маленькие христианские княжества еще жались к горам Астурии. К 750 году не уцелело ни одного города, даже епископства, существовавших в этой части Испании в вестготские времена. В некоторых отношениях ситуация в Северо-Западной Галлии была даже хуже. Мусульманские захватчики и баски, двигавшиеся к северу вслед за ними, сеяли хаос в этой земле вилл и богатых виноградников. Грабежи, которые устраивали франкские солдаты Каролингов, тоже вносили свой вклад во всеобщее разрушение. В каком-то смысле вой на, которую вели Карл Мартелл и Пипин здесь, была не столько сражением с мусульманами, сколько гражданской войной между галло-римской знатью и германским франкским государством. К 750 году старая структура исчезла везде, за исключением регионов Тура и Пуату. Ни одного епископства с четко обозначенными границами не осталось в долине Гаронны. Система вилл рухнула. Прежней экономической жизни пришел конец.

Возможно, ситуацию могут прояснить нумизматические свидетельства. В конце VII и в первые годы VIII века многочисленные монетные дворы к югу от Луары чеканили серебряные и золотые монеты. Позже в Нарбонне, Провансе и на юге Аквитании такие монеты стали показателями активной экономической жизни. К началу правления Пипина III (752–768) в Южной и Западной Галлии только четыре монетных двора чеканили монеты: в Туре, Бриу, Клермоне и Пуатье. В долине Роны не было ни одного монетного двора южнее Безансона, Лиона и Труа. В катастрофические годы 711–750 юго-западный экономический якорь торговли и коммерческой деятельности Западной Атлантики попросту исчез. От Луары до Коруньи не осталось ничего. Эпоха Меровингов на северных морях завершилась. Близилась эра Каролингов.

Эта катастрофа – потому что это действительно была самая настоящая катастрофа – положила начала переменам, которые имели место в разных частях северных морей в следующие десятилетия. Эти перемены очень быстро повернули вспять тенденцию к росту и развитию, которая была заметна на Атлантике, северных морях и Балтике в течение полутора веков. Ирландия, разумеется, особенно пострадала от экономического упадка на побережье Испании и Западной Галлии, где ее купцы торговали уже два века. Вероятно, поэтому ее судоходство и торговля рухнули так быстро, и она утратила свою значимость на весь век Каролингов. В Англии наблюдался такой же развал экономики. Лидерство перешло к Мерсии, которая располагалась внутри острова и почти не имела связей с атлантической или североморской торговлей. Положение Нортумбрии ухудшалось очень быстро, и она неожиданно стала изолированным регионом. Тогда ее серебряные монеты sceattas были заменены медными stykas, имевшими только местное хождение. На землях пиктов морское господство, очевидное в VII веке, исчезает к середине VIII века, и мы на протяжении следующих веков ничего не слышали о морской активности у восточных шотландских берегов. Даже во Фризии появились медные sceattas, как в Йоркшире, хотя эта часть владений франков, которая была связана с Венецией и Италией через Рейн, пострадала меньше всего. На Балтике морская империя Ивара Широкие Объятия рухнула после поражения Харольда Боезуба в битве при Бровалле. На ее месте образовалось два королевства – Шведское, обращенное к Руси и Восточной Балтике, и Датское, интересы которого были во Фризии и Северном море. В северных морях начиналась новая эра – Каролингская. Большинство достижений прошлых лет канули в небытие. Но не все. Многие сохранились, впоследствии став основой для дальнейшего роста в эпоху Карла Великого и Людовика Благочестивого.

Остается только один вопрос, касающийся этого периода, возможно, самый важный из всех. Почему эта эпоха, наполненная экономическим ростом и развитием, а также аграрными переменами по всему побережью северных морей, кажется многим историкам веком упадка. Возможно, отчасти ответ заключается в том, что последние годы этого периода видели конец римской системы вилл, золотых монет и общества, которые пережили варварские вторжения и продолжали существовать еще два столетия в Испании при вестготах и в Южной Галлии при франках. Возможно, все потому, что подавляющая часть товаров с Востока после 716 года перестала поступать на средиземноморские берега этих регионов. Таким образом, в конце периода интерес к частям Галлии и Испании отвлек внимание от событий в других местах Северной Европы. Как уже говорилось, катастрофа, обрушившаяся на отдельные части региона в начале VIII века, имела важное влияние на другие территории северных морей, повернув некоторые процессы вспять.