Электронная библиотека » Архимандрит Софроний (Сахаров) » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "О молитве"


  • Текст добавлен: 28 мая 2022, 04:41


Автор книги: Архимандрит Софроний (Сахаров)


Жанр: Религия: прочее, Религия


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Но как можем мы верить в возможность воскресения для вечности после нашей смерти по телу? Все переживания наши нам кажутся связанными именно с сим телом, с его восприятиями. Даже мышление наше мы ощущаем как движение некоей энергии в нашем вещественном мозгу и сердце… Не всем давался опыт состояний молитвы, когда дух наш освобождается от материальных уз, от условий времени и пространства. Далеко до сего. Но вот, мы верим в науку наивною верою, несмотря на ее очевидную относительность. И все же ради усвоения ее последних достижений с детского возраста мы отдаем себя на десятилетия небезболезненных усилий. В своих наивысших формах духовный подвиг идет безмерно дальше всякой человеческой науки, но и в начальных стадиях он прост и даже радостен. Попытаюсь изъяснить подлинную причину отказа людей следовать Христу Истине.

«…О Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых: как же некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых? Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес. А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша… И если мы в сей только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков… Для чего и мы ежечасно подвергаемся бедствиям? Я каждый день умираю…» (1 Кор. 15, 12–14; 19, 30–31).

«Тогда подошли к Нему сыновья Зеведеевы, Иаков и Иоанн, и сказали: Учитель! Мы желаем, чтобы ты сделал нам, о чем попросим. Он сказал им: что хотите, чтобы Я сделал вам? Они сказали Ему: дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую, в славе Твоей. Но Иисус сказал им: не знаете, чего просите. Можете ли пить ЧАШУ, которую Я пью, и креститься крещением, которыя Я крещусь? Они отвечали: можем. Иисус же сказал им: чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься» (Мк. 10, 35–39).

«Иисус отошел от учеников на вержение камня, и, преклонив колена, молился, говоря: Отче! о, если бы Ты благословил пронесть ЧАШУ сию мимо Меня!.. И, находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лк. 22, 41–44).

Что есть в существе своем сия ЧАША Христова? Глубина сей тайны скрывается от нас. В нашей попытке следовать Христу путем хранения Его заповедей – мы неизбежно и непрестанно пьем некую чашу, но того, о чем мыслил и что переживал Христос в «тот час», мы не постигаем в полноте. Однако нечто аналогичное непременно совершается и с нами, как и Он Сам сказал: «Чашу, которую Я пью, будете пить» (Мк. 10, 39). Таинственна ЧАША Христа, но и наша чаша скрыта от чуждых глаз.

«И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы НЕСЧАСТНЕЕ ВСЕХ ЧЕЛОВЕКОВ», – сказал Павел (1 Кор. 13, 19). Да, это именно так и есть. Но в чем же является необъяснимым сие благословенное «НЕСЧАСТИЕ» для не последовавших за Христом? В том, что вообще все реакции Духа Христова на все, совершающееся вокруг нас, – глубоко различны, часто диаметрально противоположны духу детей мира сего. Вот пример: Иуда вышел из Сионской Горницы, чтобы предать Господа на распятие, и в тот момент раскрылись уста Его, и Он сказал: «Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем» (Ин. 13, 31). И так на каждом шагу в Евангелии мы усматриваем, что Господь жил в ином плане Бытия; там, где все преломления проходят чрез призму иного рода. И кто хочет знать о сей тайне хотя бы отчасти, тот должен взять на рамена свои крест свой и всецело предаться в волю Отца Небесного. Нет иного пути. И нет еще конца конфликту между Христом и миром сим.

* * *

Глубока моя любовь и благодарность к Церкви, в недрах которой открывалось мне Божество Иисуса Христа и образ явленного Им человечества. Сей «образ» видим мы в жизни отдельных людей, как и в нас самих, – умаленным; полная реализация его, образа, принадлежит будущему веку, но и нечастые в истории приближения к нему вызывают восторг в душе. Нормально христианину жаждать уподобиться Господу: обнять мир любовью, как Он обнимает его; подобно Ему не иметь врагов, т. е. быть свободным от ада ненависти к кому бы то ни было, согласно Его, Христа, заповеди: «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас; да будете сынами Отца Небесного» (Мф. 5, 44–45). Но никто из сынов Адама не может жить так своею силою. Сие возможно не иначе, как если Дух Святой наполнит сердце человека присущей Ему вечностью. Без Него мы не можем сохранить заповеди Божией (ср.: Ин. 15, 5).

* * *

Да, жажда уподобиться Господу естественна христианину. Однако «тесны врата и узок путь», ведущие в сию божественную жизнь (ср.: Мф. 7, 14). Змея, чтобы сбросить с себя ставшую ненужною шкуру, проходит через узкие щели; так и всякий человек, чтобы спастись, должен пройти через весьма «тесные врата», чтобы совлечься «кожаных одежд», приобретенных в падении нашем (ср.: Быт. 3, 21).

Тот, Кто сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14, 6), дал нам такие заповеди: «Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 26–27; 33; Мф. 16, 24–23). Из этих слов видим, «КТО есть сей» (Мф. 21, 10). Если бы Христос в Своем

ИПОСТАСНОМ бытии не был единосущным Отцу и Святому Духу Богом, явившимся в плоти нашей, а только подобным нам тварным существом, то онтологически не могли бы Ему прийти такие идеи. Если бы Иисус Христос не был Богом по существу своему, то достаточно было бы сей заповеди, чтобы и все прочее содержание Евангелия стало бы неприемлемым. Два тысячелетия опыта Церкви неизменно подтверждают «великую благочестия Тайну: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе» (1 Тим. 3, 16). Воспринятый верою как безначальный Господь, Христос становится для нас Светом вечности, и слова Его открывают нам недомысленные глубины Бытия Божиего.

По неведомому для меня Промыслу я был допущен к ногам избранника Бога Вышнего – Силуана. Наблюдая его подвиг, благоговейно слушая его наставления, и я, ничтожнейший из людей, смог отчасти узреть тайну пути ко спасению. На конце дней моих я дерзаю поведать о том, что ревниво скрывал прежде. Я говорю здесь в тех пределах и о тех формах, в которых мне было дано жить Бога.

На других страницах пишу я о моем страшном преткновении: о самовольном и гордом удалении от Откровения, данного нам во Христе. Но Отец, да будет Имя Его благословенно во все века, явил мне Сына Своего во Свете незаходимом, и тем дал мне восчувствовать мой грех с такою силою, что я десятилетиями рыдал, припадая к земле лицом в моем отчаянии от моего безобразия. Мой акт отхода от Бога предстал мне в своей инфернальной мерзости, и я ощутил острый стыд за себя; я стал отвратительным для себя самого; я презирал себя, и мое презрение нашло себе сродного спутника: ненависть. Я не скажу, что я ненавидел отца моего или мать и прочих сродников или друзей. Мне доставало ненависти к самому себе, а о других я как-то и не думал. Моя тоска по Богу причиняла мне великую боль, настолько, что я забывал о всем остальном, пребывая наедине с Ним. Не знаю я, простил ли мне Господь вполне мой грех, но сам я не могу простить себе того, что сделал. Чрез мою личную трагедию – я жил трагедию Праотца Адама в его вековом потомстве: в сменяющихся поколениях насельников земли. Этим каналом приходила ко мне молитва за весь мир.

Я жил спонтанно, без анализа моих переживаний. Мне было не свойственно подсматривать за собою. Я просто отдавался нашедшей на меня Божией силе. Но я не смел подумать, что Он Сам творит во мне молитву: я переживал сию силу как мою собственную. И лишь когда отошел от меня огонь покаяния, тогда я уразумел, что Христос давал мне благословение приближаться к Нему.

Только Сам Дародатель Бог доподлинно знает, в какой мере Он изливал на меня радость познавать Его любовь. Благодаря старцу Силуану и мои духовные очи раскрылись, чтобы увидеть, что заповедь Христа возлюбить Его до ненависти к себе есть Откровение о законе Божественной Любви: той, которою Сам Он возлюбил нас.

Если бы заповеди возлюбить Бога всем существом нашим и ближнего, как самого себя, – исходили от какого бы то ни было пророка, человека по тварной природе своей, то в них не было бы смысла, нами искомого. Но мы приняли сие от Бога пред нами. Хранить их мы можем не иначе, как «совлекшись ветхого человека» и «облекшись в нового» (ср.: Кол. 3, 9—10; Еф. 4, 24): Христа, с небес сшедшего (1 Кор. 13, 47).

Когда мы живем в духе евангельских предписаний, тогда мы уже обожены, потому что безначальная жизнь пронизывает нас. Нам заповедано – любить. Любовь же соединяет в бытии. Полнота любви приводит к тому, что мы любим до забвения о самих себе. «До забвения», т. е. до ненависти к себе.

* * *

Содержание жизни напряженно молящегося человека – подобно безбрежному океану живой воды. Наш дух непрестанно обогащается, но не столько количеством новых слов или понятий, сколько углублением уже пережитых стяженных опытов. На предыдущих страницах я пытаюсь привести некоторые примеры тонкой и в то же время глубокой аскетической брани с убивающими нас страстями. Годами и даже десятилетиями длящиеся многие смены состояний страдания или утешения, Свыше сходящего, воспитывают все же наш дух, делая его более способным к новым формам мышления и восприятия бытия вообще: ум привыкает безвидно мыслить весь мир, сердце же – молитвенно, с любовной болью носить в себе сей мир в его совокупности. В подобном акте духовного синтеза пребывает зрелая молитва христианина, предстоящего Богу всем умом, всем сердцем (ср.: Лк. 10, 27) в их слиянии воедино. Бессильный выражать словом все, что он носит в себе, подвижник нередко молится без слов, но опять-таки в глобальном разумении всего познанного им, или в полном погружении в Боге до забвения о земле. В беспорядочном внешне описании процессов жизни человеческого духа – речь идет о постепенном переходе из индивидуальной формы бывания в ипостасно-персональный образ бытия в Боге вечном. Систематизированное, аналитическое очертание восхода к сей жизни – дать невозможно. Не находим мы сего и в творениях святых великих отцов нашей Церкви. Схоластическая систематизация материала возможна до некоторой степени в концептуальных богословских трудах, но никак и никогда в живых словах о подлинной жизни нашего духа.

Да пребудет слава Богу, Спасителю нашему, во все века непреложною.

Молитва – путь к познанию

«Боже, Ты знаешь безумие мое, и грехи мои не сокрыты от Тебя» (Пс. 68, 6)… Ныне я живу в уничиженном виде, Ты же, Христе, зовешь меня к вере и принятию Откровения, что Отец любит нас, как любит Он Тебя, Своего Единородного Сына: «Сам Отец любит вас, потому что вы возлюбили Меня… Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их: да будут все едино, – как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино; да уверует мир, что Ты послал Меня… и возлюбил их, как возлюбил Меня» (Ии. 16, 27; 17, 20–23).

Безмерно велико дерзание наше по вере во Христа. Недаром блаженный Павел говорит, что «безумие Божие сильнее человеческой мудрости». Что плотскому рассудку кажется совершенным безумием – то для верующих есть премудрость, и сила, и жизнь, и свет (ср.: 1 Кор. 1, 18–30; Кол. 2, 14; 3,18–19).

Но если для всякого человека дерзание быть христианином есть акт, превосходящий меру человека, то что скажу я о себе? Мне от детских лет усвоилось сознание моего ничтожества; я даже пред людьми бездерзновенен. И все же: посетил меня малый Свет, и я поверил во Христа Бога. Затем последовало более обильное излияние Света в связи с моей в Него верой, и вера моя углубилась новым познанием.

Как бы ни был я воистину «ничто», но Нетварный Свет являлся мне именно за веру во Христа. Мой ум преодолел стену рассудка, недоумевавшего, бессильного понять, что Персона-Ипостась обладает всеобъемлющим познанием настолько, что от Него не скрывается ничто во всем космическом бытии: «Ни один воробей не упадет на землю без (воли) Отца Нашего; у вас же и волосы на голове все сочтены… И нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано» (Мф. 10, 29–30, 26)… «И нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто пред очами Его» (Евр. 4, 13).

Мои отношения с Богом носят исключительно личный характер. Вне личных отношений нет понятия о грехе; вне сего нет любви между человеком и Богом; вне сего нет и не может наличествовать бытийное познание Бога; вне сего все поглощено смертью, все утопает в самом настоящем небытии.

* * *

То, о чем я собираюсь сейчас писать, происходило более полвека тому назад. Период напряженный: весьма многое, вернее, все мне было неясным. А жизнь так коротка! И Бог так безмерно велик и далек! Кто научит меня идти к Нему прямым путем, не теряя времени на блуждания по чужим дорогам? Я, конечно, искал такого человека или таких людей, которые могли бы мне быть помощью, наставниками. Но тот факт, что снизошла на меня некая сила, дотоле мне неведомая, – молитва, которую нельзя было остановить ни днем, ни ночью, естественно сделал сию последнюю моей опорой на всякий момент. И были случаи, когда чрез молитву я получал вразумления, как я верую, от Бога. Приведу некоторые примеры, которые положили на мне печать, которые стали для меня камнями в основании моей жизни.

Не прозревая правды Божией в судьбах человечества и вообще всех людей, взятых в отдельности своей, я томился во мраке, владевшем мною. Я бывал подобен малому ребенку, во всем беспомощному. Испытывая нужду что-то понять, я становился нетерпеливым от боли душевной и ждал помощи от Бога. И Господь снисходил к моему невежеству и не оскорблялся моею дерзостью, но как мать сострадал мне и спешил с ответом. И это не один, а много-много раз. Подобным же образом Он обращался с многострадальным Иовом, бурно выражавшим свои протесты.

Вот один из моих случаев: это было во Франции, в двадцатых годах, до моего отъезда на Афон (1925). Я долго с плачем молился Богу: «Найди средства спасать мир; всех нас – развращенных и жестоких…» Особенно горячею бывала молитва за «малых сих», за нищих и угнетенных. К концу ночи, уже на исходе сил, я на время потерял молитву из-за пришедшей мне мысли: «Если я так, всею силою моего сердца, сострадаю человечеству, то как понять Бога, безучастно смотрящего на злострадания многих миллионов, созданных Им же Самим людей? Почему Он допускает неисчислимые насилия одних над другими?» И так я обратился к Нему с безумным вопросом: «Где Ты?..» И в ответ услышал в сердце слова: «Разве ты распялся за них?».. Эти кроткие слова, произнесенные Духом в сердце моем, потрясли меня: Тот, Кто распялся, ответил мне как Бог.

* * *

Короткий ответ Бога обычно заключает в себе сущность дела. Божие слово приносит в душу новое, особое чувство бытия; сердце испытывает прилив светоносной жизни; ум вдруг постигает дотоле скрытые смыслы. Прикосновение к нам творческой энергии Бога – нас новотворит. Полученное таким путем познание не подобно философской интеллекции: вместе с уразумением положения – всему существу человека сообщается иной образ существования: ведение Бога сливается с потоком молящейся любви к Нему.

* * *

Что же мыслил я в то время по получении ответа от Бога? Вот что: если Бог такой, каким явил Его распятый Христос, то все мы, и только мы, повинны во всяком зле, наполняющем всю историю человечества. Бог явил Себя в нашей плоти, какой Он есть. Но мы не просто отвергли Его: мы убили Его позорной смертью. Я увидел духом, что не отсутствие сострадания к нам в Боге – причина людских терзаний, но исключительно злоупотребление человеком даром свободы.

* * *

В споре моем с Ним – Он победил. Сначала залил меня горький стыд за безумно-гордую мысль: будто я сострадателен более, чем Он. От стыда пришло покаянное самоосуждение. Затем все преодолела радость. Господь не только не осудил меня за дерзость, но даже излил на мою главу обильное благословение. Позднее я понял, что и сама сострадательная молитва та была Его действием во мне.

Пойду дальше. Описать данные мне опыты духовные – задача непростая. Я жил в разорванности человека, поставленного на грани двух миров: этого – видимого, и другого – невидимого, умопостигаемого, небесного. Тем, что говорю, что я был «поставлен на грани двух миров», хочу показать, что происходившее превосходило меня: не я бывал инициатором, но Живой Бог, в святые руки Которого я впал (ср.: Евр. 10, 31). Мой дух хотя и страдал, но все же был увлечен в удивление Богу.

Опыт показал мне – насколько инертна наша природа в грехе. Даже такие молитвы, как приведенная выше, не сразу излечивают нашу падшую натуру. Под непрестанно возрастающим напором внешних событий нашего века, принимающих все более и более угрожающий характер, я опять и опять возвращался к борьбе с Богом. Теперь я отдаю себе отчет, что хотя на поверхности моя жизнь протекала без видимых от людей преступлений, но в глубине, духовно, я был и есмь тьма.

* * *

Конечная цель молитвы – неизменна в веках, но, не теряя единства инициального устремления, в ходе жизни она непрестанно меняется в своем содержании. Иногда она объемлет весь мир, в его совокупности, иногда же сосредоточивается на нуждах данного момента. Различные положения могут явиться ее импульсом: личное покаяние, сострадание ближним, просьба о помиловании их; искание просвещения в недоумениях; выражение благодарности Богу за Его благой Промысл или восторга пред Богом Спасителем. И многое другое.

Жажду Бога, Свет, от Него исходящий, и действующую в нас силу Его – как изображать? Я сознаю свою полную неспособность: вижу, что не избегаю повторений как бы того же самого. Впадаю в утомительные излишества или бываю слишком кратким.

Не раз моя молитва (если возможно так назвать то, что бывало со мною в действительности) доходила до недопустимой дерзости. Продолжая видеть царящим во всем мире кошмар насилий владык и князей земли над «своими же братьями» (см.: Мф. 23, 8), я в горечи сердца говорил: «Если Ты создал все, что существует; если без Тебя ничто не начало быть (см.: Ин. 1, 3), то все эти гнусные преступники, способные проливать кровь миллионов и миллионов людей во всей вселенной ради немногих дней извращенного удовольствия господствовать над бедными страдальцами, – то не они повинны суду, и не они ответственны… Ты, как Творец всего, единственный виновник неисчетного горя земли…» Тяжким было это искушение: я стоял на грани отчаяния и как бы безумия; дурного отчаяния: не виделось никакого исхода. И опять посетил меня Господь; Его мир коснулся сердца моего, и мысль моя потекла по иному руслу: Отец послал Сына Своего, чтобы спасти мир, и Его они убили. Но вот Он воскрес как Победитель смерти и уже как Царь вечности «совершит суд Свой над народами по правоте» (Пс. 9, 9; Евр. 10, 30).

Итак, что же? Не в пределах земли разрешается вопрос о добре и зле. Пошедшие на заклание, как овцы, «не противясь злому» (см.: Мф. 3, 39), уподобятся Сыну Отчему (Ис. 33, 7) и совоскреснут с Ним во славе неувядаемой.

Горе мне, что я вторично боролся с Богом в той же самой перспективе. Но вся моя дальнейшая жизнь нуждалась в категорическом решении вопроса, ставшего затем кардинальным для всего христианства: как реагировать на гонения со стороны князя (князей) мира сего? Господь нам дал благодать мыслить, как Сам Он мыслит: ап. Петр вел себя в Гефсиманском саду «по-человечески» (ср.: Мф. 16, 22–23). Но Христос сказал ему: «Вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую ДАЛ МНЕ ОТЕЦ?» (Ин. 18,10–11).

Таким был для меня путь непосредственного наставления Свыше чрез молитву. Так раскрывался для меня смысл послания к Ефесянам (см. 3 гл.) о глубине и широте и высоте замысла Божия о нас. Наша земная жизнь, в сущности, не более чем краткий момент, данный нам Благим Отцом, чтобы мы проникли в превосходящую разумение кенотическую любовь Христову. Вне сего пути никто не сможет «исполниться ВСЕЮ ПОЛНОТОЮ БОЖИЕЮ». Здесь мы повешены на крестах, пусть еще невидимых; но только таким образом можем мы постигнуть величие человека и неисследимую бездну Божественного Бытия. Невозможно на нашем языке выразить ниспосылаемое нам Отцом богатство крестным путем.

Бог неделим в Себе. Когда Он приходит, то приходит ВЕСЬ, и как Он есть в Своем предвечном Бытии. Мы не вмещаем Его. Он открывает нам Себя чрез ту «точку», в которую мы стучим: «стучите, и отворят вам» (Лк. 11, 9). Он говорит короткую фразу, но не хватит жизни, чтобы исчерпать ее содержание. Мы благоговейно ощущаем Его Отечество: мы видим, что Он жаждет сообщить нам Свою безначальную Жизнь: иметь нас до совершенства подобными Сыну Своему, Который есть «печать равнообразная Отца». Непостижим замысел Его о нас. Из «ничто» Он творит равных Ему богов. И все наше существо в умилении поклоняется Ему; не в страхе пред суровым Владыкой, но в смиренной любви к Отцу.

* * *

Господь сохранил меня от всяких связей, рвать которые было бы трудно. Итак, когда я стал нуждаться в свободе от какой бы то ни было ответственности за другую жизнь, я располагал ею. Я благодарил Бога за сей обо мне Промысл Его. Я был спокоен при мысли, что если я умру, то от этого никому не будет ущерба. Великим было мое счастье: я безбоязненно мог идти на всякий риск; даже до смерти. Мой ум всем вниманием погрузился внутрь, и там пребывал безысходно годами. Молитва менялась в своих формах и силе: не всегда влекла меня с одинаковой властью; по временам же я отдавался ей без насыщения. И если бы тогда (еще во Франции, до моего отъезда на Афон) я захотел ее остановить, то не смог бы. В те благословенные дни я бывал и самым несчастным на земле, и вместе блаженным до преизбытка.

Иногда незримый огонь касался верха моей головы и быстро пронизывал мое тело до ног, и пламенная молитва с великим плачем за мир овладевала мною.

Большей частью тогда я молился, стоя на коленях, прижавшись лбом к полу. Когда же изнемогало тело, я засыпал, но в моем ясном сознании я не прекращал молиться и ощущал себя спящим. Лишь проснувшись, я мог понять, что тело мое спало, потому что не всегда оно было в том положении, в котором я молился.

Два раза на улицах Парижа из-за молитвы я терял восприятие материального мира вокруг меня. Я благополучно добирался до того места, куда направлялся. Жалею до некоторой степени, что не было со мною такого свидетеля, который описал бы мое поведение в подобные моменты.

Однажды (в Париже) я был на вечере широко известного поэта, читавшего свои произведения. Было много изысканной публики. Все было организовано неключительно корректно с общественной точки зрения. В полночь я возвращался к себе. По дороге я думал: как соотносится это проявление человеческого творчества, одного из наиболее благородных, с молитвою? Войдя к себе в комнату, я начал молитву: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный…» И вот: тонкое пламя незримо и нежно пожигало на поверхности моего лица и груди нечто легкое как воздух, однако несогласное с Духом Божиим.

Внутренне я жил удивительный процесс борьбы между влечением к искусству и молитвою. Последняя победила страсть живописца, но нелегко и нескоро. Затем, в Богословском Институте, она же помогала мне сосредоточивать внимание на преподаваемых предметах. Приходилось бороться с этим своеобразным препятствием, драгоценным в самом себе. Моей жизни в институте благоприятствовало то обстоятельство, что у меня была отдельная комната над квартирами профессоров, где я мог молиться в привычной мне позиции. И все же при всем моем интересе к церковным наукам моя духовная нужда – пребывать в молитве – терпела ущерб, и я уехал на Афон.

Там, на Святой Горе, моя жизнь вошла в свою колею. Едва ли не каждый день после литургии меня наполняла пасхальная радость. И, как это ни странно, моя непрестанная молитва, подобно вулканическому извержению, исходила из глубокого отчаяния, что вселилось в сердце мое. Два состояния, кажущиеся диаметрально противоположными, совмещались внутри меня. Пишу совершенную правду. Я сам не понимал, что происходит со мною? Внешне я был благополучен не менее множества людей.

Позднее мне выяснилось положение вещей: Господь дал мне благодать покаяния (Ак. 24, 47). Да, это была благодать. Едва ослаблялось во мне отчаяние, охладевала и молитва, и смерть ощупывала сердце. Чрез покаяние мое бытие расширилось так, что духом я касался и ада, и Царства. С начала первой мировой войны (1914) слышание о тысячах смертей на фронтах в моем сознании погрузило все космическое бытие в непроницаемый мрак абсурда. Ни смерти, ни абсурда я не мог принять. Тогда внутрь меня вошла мысль-дух: все, что я познал, все, что я возлюбил и что живит и вдохновляет меня, – все положительно, и даже Сам Бог – умирает во мне и для меня, если я вполне исчезаю… Сильным было это переживание; оно приняло форму: человеческое Я может стать центром-вместилищем всего мироздания.

Я жил в двух мирах: один из них я воспринимал чрез зрение, чрез слух и другими телесными чувствами; в другом мире я только духом: там я весь «слух», весь ожидание; я напрягал мое «зрение», но иным образом видел… Сии два столь различных мира в молитве не разделялись. Днем она, молитва, текла в мире ощутимом; ночью же уносила меня в «умную сферу» (не знаю, как именовать ту беспредельность, что обнимала меня). Когда читал Евангелие, то все слова мне казались знакомыми, но что скрывается за каждым из них в Самом Бытии Божием – я не постигал. Одно мне было разительно ясно: все во Христе, Сыне Божием; и только в Нем. И Ему я молился. Призывал я также и Отца, чтобы исходящий от него Дух Истины снизошел даже до меня, чтобы наставить на всякую истину (Ии. 1, 26; 16, 13). Мое искание Сокровенного Бога встречало отзвук в Ветхом Завете: много слов находил я там для выражения моих нужд. Мне были близки негодующие взрывы Иова; и я стонал подобно пророкам, что явились до Христа; почерпал вдохновение на молитву в псалмах; но действительно учился только по Новому Завету, чрез призму которого воспринимал все прочее, откуда бы оно ни исходило. Мой голод познать Бога был неутолим: сколько бы я ни молился, как бы глубоко ни вздыхал, все равно – я не насыщался. Таковою была на Афоне моя «чаша»: горе и радость сливались в ней, растворяя одно другим. Пред моим умом не было путей: весь я был одно недоумение; и боль наполняла всего меня. Но именно в атмосфере духовной боли рождалось постижение величия Человека. И не есть ли сия святая боль один из каналов, чрез который Вышний Бог непосредственно общается с созданием Своим, давая ему постепенно знание не только о тварном космическом бытии, но и о Самом Себе?

Блаженному старцу Силуану в момент явления ему Живого Господа было дано познать всем его существом «неописуемое Божественное Смирение». Слово старца было действенным для многих, и даже для меня, тяжко-думного. Итак, благодаря старцу – мне стало очевидным, что в основе всех трагедий человеческого рода лежит падение в гордость. Страсть сия есть сама сущность ада: поистине – сатанинские глубины. Сейчас пишу и с острым стыдом вспомнил: этот богохульный и завистливый дух, задолго до встречи со старцем, однажды принес мне помысл: «Почему Христос Единородный, а не я?..» Одно мгновение, но злой огонь опалил мое сердце… Бог спас меня. Больше того: как-то приоткрылась мне тайна всех падении.

* * *

Бог спас меня, и углублялась моя любовь к Нему. Но навсегда осталось во мне сознание, что никто не спасается своею силою. Никто не может быть уверенным, что пришедший к нему тот или иной помысл не овладеет им на вечность. Господь в пустыне вышел победителем во всех искушениях от сего духа (Мф. 4, 1—11).

* * *

Бог спас меня. Но я был в ужасе от одного факта, что такие помыслы могут придти ко мне. Я думал: «Нет мне надежды на спасение… Богу невозможно принять меня на вечность таким, как я есмь (см.: Ин. 17, 21–23). Да и мне было бы слишком тяжко быть с Ним, если нужно всегда бороться со страстями».

Поразительно заботливым был о мне Промысл Божий: именно в нужный момент Господь допустил меня до встречи с Силуаном. Благодаря ему в моей внутренней жизни наступил решительный перелом. Он объяснил мне «держать ум во аде – и не отчаиваться». Велика моя благодарность к отцу и старцу моему. Я увидел, что и меня в прошлом Господь вел к тому же, но я был слишком туп, чтобы уразуметь Божие водительство. Благодаря Силуану и мне было дано начало познания путей Господних, и я с трепетом благословляю Имя Его.

* * *

«Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое»… «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня»… «Не любящий Меня не соблюдает слов Моих»… «Не принимающий Меня имеет судию себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день» (Ин. 12, 48; 14, 23, 21, 24).

И на Афоне, как и до монашества, моя молитва не раз бывала прервана богоборческими мыслями. Так, в один момент мучительного стояния на суде слова Божия я ощутил мою крайнюю беспомощность пребывать в духе заповедей Его при всех моих стараниях, и я говорил такие безумные слова: «Ты не имеешь права судить меня. Чтобы по всей правде быть моим судьею, Ты Сам должен быть поставлен в равные со мною условия… Ты бесконечен в могуществе безначального Бытия, а я в тварности моей подобен червю».

Молитва моя была обращена к Богу «вообще». Но все же я получил на нее ответ в сердце моем: «Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну потому, что Он – Сын Человеческий…» (Ин. 5, 22–27). До того времени множество раз эти слова были прочитаны мною, но они не воспринимались мною в таком смысле. Я был посрамлен; мне стало стыдно: я всегда жил в условиях значительно более легких, чем те, в которых прошла земная жизнь Христа. Воистину Он имеет право судить весь мир. Нет никого, кто превзошел бы Его своими страданиями. Внешне многие перенесли и доныне переносят ужасные пытки в застенках современных тюрем, но качественно Его ад, «ад любви», болезненнее всех прочих.

* * *

«Отец… весь суд отдал Сыну, потому что Он – Сын Человеческий». Но в чем этот суд? В том, что Он показал, что сохранить заповедь Отца возможно для человека, и это при всех положениях, какие только могут постигнуть нас в этом мире. Нет мне оправдания, когда я ссылаюсь на мою «человеческую» немощь. Подобно сему, последовавшие Христу во время Его земной жизни получили право вместе с Ним судить мир: «Разве не знаете, что святые будут судить мир» (1 Кор. 6, 2). Ап. Петр спросил Господа: «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою, что же будет нам? Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, – в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых» (Мф. 19, 27–28).


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации