Текст книги "Смерть длиною в двадцать лет"

Когда они вошли, дверь сама медленно захлопнулась за ними. Стукаясь локтями о стены, они потащили пьяного хозяина дома через тесную прихожую.

– Давайте-ка сюда, – предложил таксист, кивнув на первую попавшуюся дверь.

Свет, проникавший в окно с улицы, позволял разглядеть очертания кресла. Они усадили бесчувственного Розенкранца в кресло, и Пеллетер потянулся, растягивая мышцы рук и поясницы. Сердце бешено стучало от физического напряжения.

– Прибавить бы полагается за такое сверх положенной платы, – сказал таксист. Голос его прозвучал в тишине пустынного дома как-то особенно громко.

Пеллетер достал из кармана деньги и протянул их таксисту, не разбираясь в купюрах.

– Да вы-то чего? Он должен платить!

Пеллетер поискал лампу и нашел возле двери газовый светильник, который зажег при помощи своих спичек. Комната оказалась вполне обычной, стандартной гостиной.

– Вы можете ехать. Я тут дальше сам справлюсь.

Таксист только пожал плечами. Он возил инспектора сегодня целый день, но, похоже, не страдал любопытством, и к тому же близилось время ужина. Попрощавшись, он вышел.

Пеллетер подошел к окну. Он знал, что хорошо виден из уличной темноты на фоне освещенной комнаты, но его это вполне устраивало. Это могло дать тому, кто за ним следил, обманчивое ощущение успокоения. Впрочем, единственным, что он мог видеть сейчас за окном, было отъезжающее такси. В свете его фар ни у ограды, ни на улице Пеллетер не увидел ничего. Возможно, тот, кто прятался в тени, уже ушел.

Отойдя от окна, Пеллетер некоторое время задумчиво смотрел на обмякшего в кресле Розенкранца. Сегодня ему стало ясно, что писатель действительно сильно любил Клотильду. А это кое-что значило. Это многое значило.

Пеллетер огляделся. Комнатой, скорее всего, почти не пользовались – это было видно по абсолютно новой мебели и по незатоптанному ковру на полу. Единственным признаком обитания здесь были два встроенных в стены книжных шкафа по обе стороны камина, набитые книгами на французском, английском и испанском. На столике-тележке для напитков в углу не было ни одной бутылки – только покрытые густым слоем пыли бокалы.

Вернувшись в прихожую, Пеллетер обнаружил там сегодняшнюю почту, валявшуюся прямо на полу. Он собрал ее и просмотрел. Оказалось, что почта была не только за сегодня, а за несколько последних дней – счета, письма из Америки, большой конверт с напечатанным на машинке адресом известного журнала. Все это Пеллетер сложил аккуратной стопкой на столике в прихожей.

Напротив по коридору располагалась столовая, ее Пеллетер мог разглядеть прямо из гостиной. Это была крохотная комнатка, и почти все пространство занимал обеденный стол. Через нее он прошел дальше, в кухню, где было так темно, что ему пришлось снова зажечь спичку в поисках лампы. Светильник здесь был всего один – свисал с потолка прямо над кухонным столом. Клотильда содержала свою кухню в чистоте. Нигде – ни на стенах, ни на полу – ни пятнышка. Ящички на всех шкафчиках начищены до блеска, как и кастрюли со сковородками, аккуратно составленные одна в другую. Над керамической раковиной – водопроводный кран. То есть писатель-американец явно старался обеспечить молодую жену роскошью, которую она непременно должна была оценить.

Из кухни еще одна дверь вела в главный коридор. Из него одна дверь выходила на задний двор, а другая в кабинет Розенкранца. Писатель оставил там зажженную настольную лампу, озарявшую тусклым светом бумаги и книги, беспорядочно разбросанные повсюду, даже на полу. На письменном столе в рамочках стояли фотографии Клотильды и какой-то пожилой супружеской четы – должно быть, это были родители писателя.

Судя по всему, Розенкранц и Клотильда жили в согласии и были счастливой парой, каковой они и представлялись окружающим. Во время встречи с Пеллетером Клотильда была озабочена и расстроена смертью отца, даже сбита с толку и растеряна, но она не выглядела тогда испуганной. То есть вроде бы никакой причины для бегства.

Пеллетер подошел к маленькому окошку между двумя книжными шкафами и сквозь щелочки жалюзи глянул во двор. Там он не увидел никого и ничего. Значит, его предполагаемый «хвост», если таковой был, действовал в одиночку, что, в свою очередь, означало, что он не опасен, так как для эффективной слежки всегда требуются два человека. А думать можно было на кого угодно – перед глазами Пеллетера за эти дни проплыло уже достаточно действующих персонажей. Он погасил лампу на письменном столе Розенкранца и вышел из комнаты.

Затем поднялся наверх – так, для порядка, а не потому, что ожидал там что-то найти. Второй этаж представлял собой одну большую комнату с лестницей, ведущей вниз, посередине и перильцами с трех остальных сторон балюстрады. Сюда через окна попадало больше уличного света. Постель была не прибрана, створки платяного шкафа распахнуты, но это было только признаком отсутствия жены, а не поспешного бегства. Искать здесь было нечего.

Пеллетер снова спустился вниз, уже больше не изучая дом.

Розенкранц пребывал все в той же позе, даже не пошевелился за время отсутствия Пеллетера. Грудь его тяжело вздымалась и опускалась. Скорее всего, ему предстояло теперь провести в этом кресле весь остаток ночи.

Пеллетер вышел из дома, прихлопнув за собой дверь на замок. Вечер был чудесный, чистый и ясный, словно предназначенный для удовольствий. На улице Пеллетер прислушался, не раздадутся ли сзади шаги, но вокруг было тихо. У ближайшего закрытого магазина он остановился якобы разглядеть витрину, а сам украдкой глянул назад, но там не было никого. Если раньше кто-то и следил за ним, то сейчас слежку прекратили.

В вестибюле отеля Пеллетер попросил девушку за конторкой связать его с большим городом, с управлением. С этими пропавшими детьми он совсем забыл позвонить Ламберу. Оставалось только надеяться, что потерянное время не обойдется ему слишком дорого.

Девушка на минутку вышла и, вернувшись, сообщила, что его могут соединить с абонентом, когда он пожелает.

Пеллетер попросил у нее газету и сказал, что готов уже поужинать.

Она выдала ему свежий номер «Веритэ» и удалилась в обеденный зал сделать распоряжения.

Но Пеллетер даже не заметил ее ухода, так как взгляд его был прикован к кричащему заголовку:

«НАЙДЕНЫ!»

Конечно, Сервьер не смог преподать эту историю в ее простом виде. Он сделал особый акцент на том факте, что пропавшие дети были найдены не жандармами, а двумя горожанами, и вообще всячески поносил шефа Летро и местное отделение полиции за их малоэффективную работу в этот период неожиданного всплеска преступности. Видимо, он и впрямь нацелился прорваться на крупный газетный рынок и для этого выбрал самую верную тактику – поднять шум.

Пеллетер пролистал газету до конца и остановился на статье, посвященной убийству Меранже. «Веритэ» теперь уже не придерживалась идеи, что убийство Меранже как-то связано с пятью убитыми арестантами, найденными в поле. Прежде всего, потому, что Меранже и эти пятеро были найдены в разных местах и при совершенно разных обстоятельствах. Зато «Веритэ» с удовлетворением отмечала, что находящийся в настоящий момент в Вераржане старший инспектор Центрального управления Пеллетер оптимистично настроен в отношении этого дела и утверждает, что уже нашел многообещающую новую зацепку, проследить которую он намерен незамедлительно.

Об исчезновении мадам Розенкранц в газете не было упомянуто ни словом. Пеллетер надеялся, что месье Розенкранц оценит эти его старания. Порадовало Пеллетера и то, что Сервьер все-таки послушался его совета и пошел на эту маленькую хитрость. Он решил, что утром постарается подкрепить ее новой.

Закончив с газетой и направляясь в обеденный зал, он краем глаза заметил какого-то человека, сидевшего в кресле в углу. А уже через секунду тот окликнул его:

– Инспектор Пеллетер!

Пеллетер обернулся.

Человек сидел в раскованной позе, нога на ногу, и на коленях у него лежал развернутый свежий номер той же газеты. Костюм его, как всегда, имел безукоризненный вид.

– Я думаю, нам надо поговорить, – сказал Фурнье.

Глава 9
Заместитель начальника тюрьмы

Пеллетер догадался, что Фурнье, должно быть, пришел сюда раньше его и наблюдал за ним исподтишка, пока он изучал газету. Пеллетер не сделал ничего недозволенного, и все же у него осталось неприятное ощущение оттого, что его застигли врасплох. Но с этим уже ничего нельзя было поделать.

– Да, давайте поговорим, – сказал он, подчеркнуто учтивым жестом приглашая Фурнье пройти в обеденный зал.

Фурнье сложил газету, аккуратно разгладив ее на каждом сгибе, так что, когда он закончил, она выглядела как новенькая. Он оставил ее на кресле и вместе с Пеллетером направился в обеденный зал.

Пеллетер уселся лицом к входу и расстелил на коленях салфетку, как будто пришел сюда только ради ужина. Он старался ничем не выдать своей заинтересованности, хотя на самом деле внимательно наблюдал за каждым движением Фурнье.

Заместитель начальника тюрьмы сел напротив – на то самое место, где два дня назад сидела Клотильда-ма-Флёр Розенкранц. Лицо его выражало решимость человека, не намеренного больше откладывать важный разговор.

Он как раз собрался начать его, когда сзади подошла девушка, которая дежурила за конторкой. Не заметив ее, Фурнье начал:

– Вы не можете ходить по тюрьме, где вам заблагорассудится. Это просто неприемлемо!

– Господин инспектор!..

Фурнье вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, увидел девушку, растерянно разведшую руками.

– Там телефон…

– Ах, ну да!.. – воскликнул Пеллетер, снимая с колен салфетку. – Вы меня извините, месье Фурнье. Я отойду всего на одну минуту. – И, вставая из-за стола, сказал, обращаясь к девушке: – А вы, пожалуйста, сообщите шеф-повару насчет ужина на двоих.

Фурнье, словно испуганный таким поворотом событий, бросил растерянный взгляд на девушку, потом на Пеллетера, потом опять на девушку.

– Нет, я не останусь ужинать.

– Ну конечно же останетесь! – возразил ему Пеллетер. – У вас такие насыщенные утомительные дни были последнее время. А я вернусь через минутку.

Испуг и растерянность Фурнье сменились досадой, но Пеллетер уже вышел из зала и спешил к телефону, чья снятая трубка ждала его на конторке дежурной.

– Алло! Ламбер? Это я… – сказал он в трубку. – Да, мне нужно, чтобы ты нашел мне кое-кого… – Он назвал в трубку имя. – Проверь все отели… Он с женой, поэтому не будет особенно старательно скрываться… Позвони мне, когда отыщешь его. Или в отель, или свяжись со мной через Летро. Только не упускай его из виду! Отлично… Хорошо… Да.

Пеллетер повесил трубку и вернулся в обеденный зал.

Фурнье сидел, как и прежде, спиною к входу. Сидел, вытянувшись в струнку, распрямив плечи. Пеллетер заговорил сразу же, еще находясь у него за спиной, но на этот раз ему не удалось неожиданностью сбить заместителя начальника тюрьмы с толку.

– Еще раз прошу прощения, но телефонные звонки нельзя игнорировать. Ведь никогда не знаешь, вдруг сообщат что-то важное. И никогда нет уверенности, что ты сможешь связаться с этим человеком в другое время, что у вас обоих в тот момент будет под рукой телефон… – Он сел и опять постелил на колени салфетку. Продолжал с беззаботным видом болтать обо всяких пустяках, зная, что это должно еще больше разозлить Фурнье и вынудить его сделать какой-нибудь неверный шаг. – Нет, можно, конечно, пользоваться телеграфом, но с телеграммами хлопот еще больше, чем с телефонными звонками, так что… Позвольте, так о чем вы говорили-то?

Поджав губы, Фурнье выдыхал через нос. Сдавленным голосом он снова начал:

– Вы не можете ходить…

– Ах, ну да, я не могу ходить по тюрьме, где мне заблагорассудится! Согласен, но у меня был сопровождающий, и мне сказали, что вы очень заняты.

– Это не имеет значения. В тюрьме существует незыблемый порядок, и для его соблюдения необходимо следовать неукоснительным правилам.

– Ой, ну да, конечно, – поспешил согласиться с ним Пеллетер все с тем же невозмутимым видом. – А кстати, где вы были сегодня?

– В результате наших поисков мы вскрыли множество проблем, с которыми пришлось разбираться, пусть даже это и не был нож, которым зарезали арестанта. Управление порядком в тюрьме, знаете ли, задача сложная даже и без всяких дополнительных происшествий. Вот, например, вы не можете держать там своего человека. Это также неприемлемо.

– Моего человека?

– Да. Которому вы поручили изучать папки с делами.

– А-а… Так это не мой человек. Это подчиненный Летро. Вот с Летро и разбирайтесь по этому поводу.

Фурнье презрительно хмыкнул.

– Летро? Знаете, здешний начальник полиции, конечно, хорошо справляется со своей работой, но у нас маленький городок, и работы у него, прямо скажем, не много. И все здесь знают, что этим расследованием руководите вы.

– Да, но это Летро послал своего офицера в Мальниво.

Фурнье от досады стиснул зубы. Глаза его горели злостью.

– Знаете, я не намерен…

В этот момент появился хозяин отеля с двумя тарелками горячего дымящегося супа.

– А-а, инспектор!.. И месье Фурнье!.. Рад, рад, очень рад! Вот, пожалуйста, кушайте, вам обязательно понравится. Приятного аппетита!

Поставив перед ними тарелки и умиротворенно сложив руки, он постоял немного, потом, попятившись, удалился.

Пеллетер взялся за столовый прибор.

– А какая проблема с… как вы говорите, «моим» человеком?

– Он отвлекает мой персонал от работы и вообще вмешивается в установленный порядок. Я не могу допустить, чтобы посторонний человек постоянно требовал показать ему все бумажки, которые мы оформили за последние два месяца.

«Молодчина Мартен! – подумал Пеллетер. – Как хорошо, что я определил туда именно его. Такая хватка! Надо будет, кстати, отозвать его оттуда завтра же утром».

– Я вам говорил уже, что если вы настаиваете на сотрудничестве, то вам придется научиться верить мне на слово. Доверять всему, что я скажу.

– Тогда вы, может быть, скажете мне, что вам известно о мертвых телах пятерых арестантов, зарытых на фермерском поле в десяти милях от тюрьмы?

Задав этот вопрос, Пеллетер с невозмутимым видом принялся за трапезу, но глазами продолжал изучать Фурнье.

– Что-о? Вы это серьезно? Я не позволю над собой потешаться!

Все с той же невозмутимостью Пеллетер сказал:

– Нет, я совершенно серьезно.

Он достал из кармана свой блокнот, раскрыл его на страничке с записанными номерами погибших арестантов и пододвинул его к Фурнье.

– Вот об этом вы что-нибудь слышали?

Не прикасаясь к блокноту, Фурнье изучил глазами записи.

– Нет, мне об этом ничего не известно.

Пеллетер продолжал есть свой суп и внимательно наблюдать за Фурнье. Заместитель начальника тюрьмы по-прежнему злился, но теперь уже, кажется, не на Пеллетера. Он растерянно отвел взгляд. Судя по его озадаченному виду, он был откровенно удивлен этим открытием. Он-то считал, что держит все события в тюрьме под контролем, а оказалось, знал далеко не все.

– А когда это было сделано? – спросил он, снова устремляя взгляд на Пеллетера. – Может, это произошло несколько лет назад…

То есть до его назначения, хотел он сказать.

– Нет, это произошло за последние несколько недель.

Фурнье снова отвел взгляд. Когда он опять посмотрел на инспектора, злости на его лице уже не было – только какой-то заговорщицкий вид.

– Вы должны понять… начальник тюрьмы… – Он замялся, вероятно пытаясь решить, настало ли время выступить против начальства. – Вы понимаете, начальник тюрьмы начинал свою карьеру в Мальниво с надзирателя. Годами вышагивал по коридорам, стоял с винтовкой на посту, по многу часов сидел в холодном караульном боксе. Образования у него нет, он даже в школе не учился. Из Вераржана почти никогда не выезжал, разве что изредка выбирался в большой город или на несколько деньков отдохнуть на побережье. Для него заключенные – это враги, которых все время нужно держать под контролем. Враги и больше ничего… И они враги, это действительно так, я не спорю, но с ними нельзя вести себя с позиции одной только силы и демонстрации власти… Я изучал процесс управления. Я работал в частном секторе, занимался грузоперевозками и знаю, что все должно планироваться заранее, все нужно сначала рассчитывать на бумаге. На бумаге! И я всегда именно так и поступал. И все эти расчеты обязательно должны быть адресованы конкретным людям… На судах или в доках… Конкретным людям, понимаете? Конкретным!.. И в тюрьме должен действовать тот же принцип. Потому что арестанты тоже люди. Но они вместе с тем представляют собой нечто вроде груза, который нужно транспортировать, складировать, сохранять, охранять. А это означает большое количество бумажной работы. А также усердие и знание своего дела.

Он сейчас говорил вполне искренне и раскрывался прямо на глазах. Пеллетер молчал, не желая прерывать эту исповедь. Но Фурнье принял его молчание за сочувственное желание выслушать. Все-таки они, в некотором роде, были коллегами.

– А начальник тюрьмы привык действовать только силой, только демонстрацией власти, – продолжал Фурнье. – Ему совсем не свойственна ни тонкость ходов, ни хитрость.

– Вы хотите сказать, что этих людей убил начальник тюрьмы? – огорошил его неожиданным вопросом Пеллетер.

Фурнье смутился.

– Нет конечно… – сказал он, качая головой. – Начальник тюрьмы? Да нет, ну какой из него убийца?!

Пеллетер продолжал есть суп. Почти уже доел его.

– Я просто хочу сказать, что начальник тюрьмы некомпетентен. Вы даже не представляете, какую работу мне приходится проделывать, чтобы сохранять там порядок, и с какими вещами приходится бороться буквально на каждом шагу! Я считаю, для всего, для каждого шага, нужна должностная бумага, а начальник тюрьмы всегда этому противостоит. А потом порядок рушится, трещит по швам, какие-то вещи просто ускользают в эти щели… – Он поднял руку и уронил ее с видом полной сокрушенности.

Пеллетер отодвинул пустую тарелку.

– Ну, например, отсутствующие люди считаются присутствующими.

– Да, например, – усмехнувшись, согласился Фурнье.

Пеллетер молча ждал, когда заместитель начальника тюрьмы скажет что-нибудь еще.

Фурнье снова оживился.

– Вы не можете мною помыкать. Я работал в большом городе и сделал себе карьеру в двух других тюрьмах общегосударственного значения. – Он замолчал и распрямился на своем стуле. К еде он даже не притронулся – он черпал силы, просто рассказывая свою историю. – Отзовите своего человека.

Пеллетер достал из кармана сигару и прикурил ее, выдувая дым, повисающий над столом. Потом тихим голосом как ни в чем не бывало спросил:

– Как Меранже оказался за пределами тюрьмы?

Фурнье, удивленный этим вопросом, буквально взорвался:

– Я не знаю! Я делаю все, чтобы…

– Значит, недостаточно делаете! – рявкнул Пеллетер, в один миг преобразившись, и теперь от добродушного исповедника и разговорчивого простофили не осталось и следа.

Фурнье, сдерживая ярость, спросил:

– Вы меня в чем-то обвиняете? Считаете, я в чем-то замешан?

– Ну, не без этого, – кивнул Пеллетер.

Фурнье посмотрел на свою нетронутую еду, потом в окно, затем обвел глазами пустой обеденный зал, не в силах сосредоточить взгляд. Наконец он опять перевел его на Пеллетера и вдруг взорвался, как пороховая бочка. Его предыдущий гнев не шел ни в какое сравнение с той яростью, которая его сейчас обуяла, которая буквально сотрясала все его тело.

– Да как вы смеете?! – выкрикнул он, почти задыхаясь.

Пеллетер, спокойный и невозмутимый, выдул клуб табачного дыма.

Фурнье вскочил из-за стола, чуть не уронив стул, который не упал только благодаря стулу от стоящего сзади столика. Фурнье поправил оба стула и помчался к выходу. Через минуту с улицы донесся звук заводимого мотора и визг шин – то есть Фурнье еще не совладал со своим гневом.

Пеллетер невозмутимо наслаждался сигарой, над головой его витали клубы табачного дыма. Маленький городок Вераржан с наступлением темноты погрузился в сон.

В своем гостиничном номере, потушив свет, Пеллетер долго лежал и не мог уснуть, несмотря на то, что невероятно устал за день и за вечер.

Он все вспоминал свой разговор с заместителем начальника тюрьмы.

Фурнье был искренне удивлен, когда Пеллетер рассказал ему о пятерых убитых арестантах, найденных в поле. Меранже можно было считать шестым, а заключенного, на которого напали с ножом, – седьмым… Таким образом, напрашивался вывод, что кто-то убивает людей прямо в тюрьме. Но главный и основной вопрос, который Пеллетеру задал Мауссье, а Пеллетер задал его сегодня Фурнье, а сейчас, снова и снова, задавал самому себе, заключался в следующем:

Как эти мертвые тела оказались за пределами тюрьмы и почему при этом никто об этом ничего не знал?

Или вопрос можно было поставить иначе:

Кто вывез мертвые тела из тюрьмы и почему при этом никто об этом ничего не знал?

На самом деле Пеллетер был убежден, что Меранже убили в стенах тюрьмы. И если Фурнье действительно ничего не знал…

Пеллетер попытался припомнить всех, кого он видел за три своих визита в тюрьму, но таких людей было слишком много, и к тому же он там видел далеко не всех. Собственно, в этом и заключалась проблема – он видел далеко не всех.

Он снова и снова прокручивал это в мозгу, спрашивая себя, кто мог вывезти из тюрьмы тело Меранже, и незаметно уснул.