Текст книги "Формирование цивилизованной модели российской экономики. Институциональный подход"

Характер экономических отношений определяется не только морально-нравственными качествами экономических субъектов, но и историческими условиями. Первоначально рыночные (капиталистические) отношения развивались в недрах мануфактурного и машинного производства вплоть до конца ХIХ века. Этот период можно назвать раннерыночным, диким капитализмом, когда попирались все существовавшие до тех пор законы и правила. Речь идет о периоде первоначального накопления капитала, когда богатства добывались огнем и мечом, кинжалом и ядом. В них участвовали пираты и конкистадоры, а позже европейские колонисты, уничтожившие из-за неуемной жажды богатства, в том числе золота и земли, многие высокоразвитые цивилизации. Покорители Нового Света безжалостно истребляли коренное население, не гнушаясь заражением индейцев оспой и другими смертельными для них болезнями. В эту раннерыночную воронку втягивались лица, имеющие самые разные взгляды, привычки, воспитание, интеллект, морально-нравственные качества. Это были представители разных сословий и классов, в том числе добродетельные граждане. Однако больше всего среди них было авантюристов и преступников всех мастей, для которых правосудие – не больше, чем пустой звук.

Разношерстная масса раннерыночных накопителей капитала не представляла собой нечто твердое, устоявшееся со сложившейся системой ценностей. Это был аморфный, меняющийся, хаотичный материал с преобладающими негативными морально-нравственными качествами. Они летели к богатству как бабочки на огонь, подгоняемые алчностью и крайним эгоизмом. Они не знали жалости и снисхождения, не проявляли милосердия, это были люди, запрограммированные на богатство. Они вступали в отношения по принципу «человек человеку волк». Таким было начало капитализма со звериным лицом и оскалившейся клыками пастью.

При этом следует подчеркнуть, что в России 1990-х гг. после господства административно-командной системы период дикого первоначального капитализма вновь возродился, но на качественно ином уровне. Это стало важнейшим институциональным условием формирования экономических отношений в новейшей истории России. Действительно, современное посттрансформационное российское предпринимательство прошло в своем развитии как минимум два этапа, что также оказало заметное влияние на развитие экономических отношений.

Первый этап охватывает конец 1980-х – 1990-е гг. и соответствует исходной институциональной модели экономических отношений. Мы назвали ее раннерыночной кризисной. Это название выбрано неслучайно. Во-первых, оно частично отражает условия возникновения первоначальной раннерыночной модели, когда в рынок вступают алчные и эгоистичные авантюристы, готовые на все ради собственного обогащения, использующие для этого все дозволенные и недозволенные методы. Во-вторых, данные отношения выступают как стихийные и самим своим существованием обусловливают приближение кризисной ситуации в экономике. Не случайно рассматриваемый период с момента начала перехода от социалистической к рыночной модели хозяйствования и до кризиса 1998 года характеризуется как небывалый в истории общий экономический кризис, охвативший все сферы народного хозяйства. По своей глубине, формам проявления и продолжительности он не имеет аналогов в истории.

Следование раннерыночной модели экономических отношений неизбежно приводит экономику в состояние кризиса, когда «завоевание, порабощение, разбой, – одним словом, насилие» [146, с. 726] становятся двигателем отечественной истории. Все больше ученых приходят к выводу, что российский кризис образца 1998 года был вызван внутренними, накопившимися за десять лет противоречиями, а не внешними факторами. По-другому не может быть, когда экономика функционирует по принципам кризисной модели. В этот период сформировалась особая, специфическая структура ценностных ориентаций субъектов кризисной модели экономических отношений, включающая материальный, интеллектуальный и общественный уровни.

Первоначально во время объявления всеобщей либерализации, свободы конкуренции и прочих благ рыночной экономики, которые буквально обрушились на еще недавно закрытую советскую экономику, в хозяйственную культуру стали возвращаться такие качества, как индивидуализм, практичность, частная инициатива. Многие люди стали, используя выражение К. Маркса, носить сердце в своем кошельке [146, с. 239]. Последствия возрождения этих качеств носили двойственный характер. С одной стороны, возникла свобода предпринимательской деятельности. Социологические исследования показывали, «что людям нравится нынешняя экономическая свобода – возможность заниматься любым бизнесом, покупать ценные бумаги, выезжать на работу за границу. Нравятся свобода торговли, насыщенный товарами потребительский рынок, многие другие новые «экономические реалии», появившиеся в России в 1990-е годы». Уже в 1995 году, по данным ВЦИОМ, 10 % опрошенных стали заниматься индивидуальным бизнесом («челночная» торговля, изготовление и продажа ремесленных изделий, другие виды индивидуальной трудовой деятельности); 5 % были владельцами или совладельцами частных фирм; 25 % имели акции. Около трети населения выражали желание начать свой бизнес, 10–15 % хотели бы работать в негосударственных российских, совместных и иностранных предприятиях [236, с. 73–74].

Такая реализация свободы предпринимательства была встречена населением России с восторгом. С другой стороны, стали проявляться самые негативные личностные качества первых предпринимателей. Их вырвавшиеся наружу алчность, вседозволенность и безнаказанность, авантюризм и неоправданный риск за счет других стали символами того времени. В одночасье все, что раньше запрещалось и считалось постыдным делом (например, забота о личном интересе и конкуренция) [57, 142], было разрешено и получило громкое название «бизнес». Подобные качества хозяев жизни как раз и обусловили характер возникающих экономических отношений, резкий рост экономической преступности, разграбление национального богатства, криминальный и полукриминальный характер предпринимательства, грабительскую приватизацию, прямое присвоение бюджетных средств, повсеместное нарушение прав трудящихся, невыплату заработной платы. Новые качества экономических субъектов и изменившиеся на этой основе экономические отношения привели к формированию в России двух живущих параллельной жизнью экономик. Так, академик Д. Львов писал: «В результате так называемых рыночных реформ в России образовалась двухслойная экономика. Она представляет собой не одну, а как бы две России. Первая – это богатая Россия, успешно продвигающаяся по пути выстраивания капиталистического общества благоденствия для избранных. Вторая – бедная Россия со множеством социальных и экономических проблем для большинства. На долю первой части России, по данным Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, приходится примерно 15 % ее населения. На долю второй – 85 %. Население первой России аккумулирует в своих руках 85 % всех сбережений, хранящихся в банках, 57 % денежных доходов, 92 % доходов от собственности и 96 % средств, расходуемых на покупку иностранной валюты. Вторая Россия получает лишь 8 % доходов от собственности и располагает 15 % всех сбережений. Столь глубокого социального расслоения населения по уровню доходов не знала еще ни одна из современных стран мира» [138, с. 19]. Такие последствия качественных характеристик российских предпринимателей сопровождались крайним экономическим экстремизмом. Как отмечает О. Богомолов, российский бизнесмен в отличие от западного стремился извлечь максимальную выгоду из всего, не останавливаясь ни перед чем. Погоня за прибылью и алчность российских бизнесменов – одна из важнейших причин инфляции [31, с. 57]. Первые российские предприниматели в большинстве своем были ориентированы исключительно на деньги, богатство, материальный достаток. Им было безразлично начавшееся сокращение объемов производства и товарооборота. Для них главным был рост собственных доходов. Низкие ставки по депозитам стали равносильны «конфискации сбережений» и обеспечивали реальный доход только банкирам. При этом из движимых алчностью лиц, собравшихся в погоне за легким богатством, образовалась длинная очередь. В наиболее выгодном положении оказались получатели природной ренты и непосредственные участники приватизации, которая осуществлялась двумя путями: путем «раздачи значительной части общественного богатства «своим» и предоставления им же возможности приобретения новой собственности за бесценок» [193, с. 59, 61]. Жестокость, с которой осуществлялись преобразования, поставила проблему физического выживания большинства населения. Она отодвинула понятия морали и нравственности на второй план. Такая модель экономики характерна для слаборазвитых стран Азии и Африки и отличается высокой степенью социального расслоения [49, с. 9].

На основе подобных низких морально-нравственных качеств образовавшегося слоя предпринимателей произошло «величайшее в истории перераспределение доходов» и социальное расслоение, которые привели к социальной напряженности, провоцировали в людях ненависть и зависть [83, с. 150; 193, с. 70]. В формирующейся ранне-рыночной, кризисной модели отношений из-за неуемной жадности, алчности одних произошло абсолютное и относительное обнищание других, как правило тех, чьим источником дохода является заработная плата (так называемые работающие бедняки) [193, с. 68] [17]17
  В 1987 году отношение оплаты труда к ВВП России составляло 58,3 %, в 1992 году – 26,9 %, в 1998 году – 29,4 %, а в 2000 году – 24,3 %. За первые десять лет реформ ВВП России уменьшился в два раза, а реальная оплата труда – в пять раз [193, с. 69, 70].


[Закрыть]. И здесь причины создавшегося положения исходили из психологии людей и заключались в том, что в экономические отношения вступали не просто homo oeconomicus, а «капиталисты-хищники», как называет их Ю. Ольсевич, долгое время скрывавшие свои истинные мотивы. Они с большим азартом «при прямом и косвенном соучастии государственных структур» включились в процесс перераспределения чужой собственности путем прямого захвата, мошенничества, манипуляций с госзаказами, расхищения природных ресурсов [201, с. 40].

Двойственная природа психики человека, постоянная борьба негативного и позитивного начал в его сознании в который раз привели к тому, что в отсутствии «социальных ограничений», строгого контроля со стороны государства характер экономических отношений стал определяться не самыми лучшими качествами человека. Объявление либеральных ценностей в качестве основы нового экономического строя обернулось тем, что в обществе как на дрожжах стали произрастать «самые низменные и отвратительные страсти человеческой души – фурии частного интереса» [146, с. 10]. Это создало ситуацию, когда характер экономики стали определять люди – «звери», «склонные к агрессии и насилию», в которых «буйствуют властные силы завоевания и порабощения» [8, с. 28]. На этой основе распространились вседозволенность, заказные убийства, грабежи [120, с. 152].

Активизация «животного» начала человека, его внедрение в экономику сопровождались отсутствием элементарных знаний в области предпринимательства у большинства населения и параллельным существованием «пережитков социализма» и «капиталистического поведения». Такие качества вылились в неплатежи, рэкет (организованная экономическая преступность), бартер, уход от налогов, проблему обманутых вкладчиков и дольщиков, «силовое предпринимательство» [18]18
  Под силовым предпринимательством понимаются услуги по обеспечению безопасности богатых, выбиванию долгов и захвату собственности [44].


[Закрыть] и прочие проявления теневой экономики и экономической преступности [236, с. 72–73; 289, с. 5]. Активное использование неденежной формы расчетов и бартера в российской экономике дало основание западным ученым назвать российскую экономику виртуальной [317].

Выпущенные на волю низменные качества предпринимателей привели к тому, что они превратились в «разъяренную толпу, одержимую корыстными и злобными инстинктами, не способную управлять ни собой, ни другими» [27, с. 231]. Именно это стало определять основные контуры кризисной модели «дикого капитализма», развернувшегося в России. Последнее не могло не сказаться на эффективности экономики. Произошло резкое снижение ВВП и производительности труда. В повседневной жизни и предпринимательской среде начали процветать мещанство, показное потребление, демонстрация богатства всеми возможными способами, потребительно-паразитическое вырождение (рантьерство) [53, с. 122]. Кризисная модель экономических отношений проявлялась в том, что «быстро разбогатевшие предприниматели – «новые русские» поражали «соотечественников и весь мир не своими хозяйственными начинаниями, а демонстративной роскошью, напоминающей скорее худшие образцы купеческого разгула, чем аскезу «протестантской этики» [83, с. 149].

Идеалы «общества потребления», проявившиеся в жажде быстрого обогащения любой ценой [231, с. 125], культ денег, гедонизм, распространение эффектов Веблена, преклонение перед западным образом жизни российских нуворишей стали всеобщим явлением, предметом анекдотов и всенародного презрения. Но самое главное состояло в том, что они определяли дух российского рынка и культуру самого народа. Как и другие неискушенные слои населения под воздействием массированной переводной третьесортной рекламы предприниматели «окунулись» в мир западной утилитарной культуры: «Идеал рынка был представлен не в образе инициативного производительного труда, а в образе западного супермаркета, исключающего дефицит…» [83, с. 149]. На первое место вышла не духовность, а потребительство. Оно всегда было смыслом жизни многих людей, не только предпринимателей. Дж. М. Кейнс писал: «…миллионеры находят для себя удовольствие в постройке громадных особняков, где они содержат свою плоть, пока живы, и пирамид, чтобы укрыть ее там после смерти, или, каясь в грехах, воздвигают соборы или одаривают монастыри и заграничные миссии…» [98, с. 177].

Общество стало страдать от ненасытного потребления новой элиты. Началось резкое падение морального облика граждан, забывших о традиционных российских ценностях доброты, солидарности, милосердия, взаимопомощи. Предприниматели, которыми двигали жажда наживы, эгоизм, непомерная алчность, принесли в экономику жестокость по отношению к работникам, с одной стороны, и обман клиентов и деловых партнеров – с другой. Особенно пагубно трансформация деловых ценностей отразилась на отношении к труду как исходному качеству материального уровня в структуре качеств экономического субъекта. Предпринимательский негативизм, открывшиеся способы легкого обогащения привели к забвению уважения к труду, массовым банкротствам предприятий, невыплатам заработной платы. Работники убеждались в том, что трудиться в поте лица своего бесполезно, все равно богатыми становятся торгаши и бездельники, а не честные труженики. Успех стал пониматься «не как воздаяние за труд, реализацию способностей, упорство, самопожертвование, образование, приложение собственных усилий, а умение с выгодой использовать обстоятельства» [83, с. 149]. С этим связан и резкий рост занятости населения в банковской, финансовой и торговой сферах, ориентированных на получение быстрого и легкого дохода [236, с. 83]. Наличие подобных качеств предпринимателей и отсутствие государственного контроля привели к тому, что люди, не приближенные к бывшей номенклатуре или недостаточно «предприимчивые», проникались идеями о возможности быстрого и легкого обогащения с помощью приватизации, финансовых пирамид, иждивенчества, азартных игр или нарушения законов. При этом СМИ играли не роль воспитателя честного и благородного предпринимателя, а активно пропагандировали, что «героями» нашего времени являются криминальные авторитеты, безработные игроманы, любители казино и легкой жизни. Соответственно, резко изменился престиж отдельных профессий. Следствием реализации рассматриваемой модели экономических отношений стала и до сих пор остается нехватка квалифицированных рабочих, инженеров и даже учителей и врачей, особенно в сельской местности.

В раннерыночной кризисной модели экономического развития деловые отношения строились не на основе объективных конкурентных преимуществ, а на принципах близости к государственным структурам. По выражению А. Ослунда, «люди с наиболее выгодными связями выигрывали независимо от того, каким моральным нормам они следовали» [205, с. 104]. В середине 1990-х гг. Россия представляла собой «уникальное квазигосударство», отстаивающее «исключительно частные или групповые интересы» [282, с. 104]. Наличие развитых неформальных связей с властями сейчас, а тогда в особенности, было наилучшим методом конкурентной борьбы, основанном на коррупции, политической нестабильности, низком уровне доверия и нормативно-правового обеспечения предпринимательской деятельности [13, с. 43]. Лоббирование интересов определенных кругов в российском парламенте на фоне увеличения расходов, дефицита бюджета, неэффективной налоговой системы привели к финансово-валютному кризису 1998 года [224, с. 12]. После него в России сложился «кланово-олигархически-криминальный тип экономики», «система экономического фаворитизма»: олигархические структуры определяли 25–30 % ВВП (вместе с теневой экономикой – 51–60 %), в то время как малый бизнес обеспечивал только 10–12 % ВВП (15–17 % – с теневой экономикой), а государственные предприятия – 23–24 % ВВП [196, с. 47; 204, с. 89].

Отказ от государственной собственности привел к тому, что основной сферой деятельности, даже в отличие от первых российских предпринимателей – купцов, была не торговля, а расхищение и «перераспределении неохраняемой либо плохо охраняемой собственности» [196, с. 47]. Это стало причиной не только расцвета экономической преступности, но и определило ее направленность. Основные правонарушения в сфере экономики были связаны именно с переделом собственности. Преступная мораль предпринимателей привела к тому, что типичными правонарушениями того времени стали криминальное давление и убийство «партнеров», нарушение прав инвесторов и акционеров, особенно миноритариев, мошенничество, финансовые пирамиды [19]19
  Однако при этом Россия находилась в числе стран – лидеров по количеству миллиардеров [284, с. 10].


[Закрыть] [73, с. 60; 284, с. 9, 11]. При этом большая часть противоправных действий носила полукриминальный характер, основываясь на изобретательности и изощренности предпринимателей и властей: «масштабное перераспределение национального богатства в рамках приватизации, валютные и кредитные операции, игры на разнице между внутренними и мировыми ценами на сырье и товары народного потребления», «массовый вывод активов с приватизированных предприятий». Такие виды деятельности получили название непроизводительного и деструктивного предпринимательства. Неизбежные конфликты между предпринимателями разрешались путем крышевания. Этот вид «бизнеса» оказался настолько прибыльным, что им занялись «не только организованные преступные группы, но и представители государственных правоохранительных структур» [284, с. 9].

В 1990-е гг. при кризисной модели создалось ощущение социальной несправедливости. Государство, призванное отстаивать права самых незащищенных слоев населения, «встало на путь их систематического нарушения». «Произвол властей» продемонстрировал возможность и безнаказанность нарушения законов и другими экономическими субъектами, вылившись в криминализацию общества и негативное отношение к предпринимателям. Р. Рывкина приводит данные социологических исследований середины 1990-х гг. [190, с. 108]. На вопрос «Как Вы думаете, к чему стремятся российские бизнесмены – только нажить больше деньги или также помочь обществу?» ответ «только нажить больше денег» дали 77 % опрошенных. На вопрос «Существует ли честный бизнес?» 42 % опрошенных ответили, что «всякий бизнес – обман и спекуляция» [236, с. 75].

Таким образом, в рамках раннерыночной кризисной модели экономики российскими предпринимателями двигали такие качества, как алчность, эгоизм, вседозволенность, жестокость, безудержное потребление и другие качества. Для расширения аналитических, прогностических и инструментальных возможностей анализа экономических отношений мы предлагаем все качества субъектов экономических отношений структурировать по трем уровням: материальный, интеллектуальный, общественный (рис. 1).

Из рис. 1 видно, что в конкретных исторических условиях в зависимости от качеств предпринимателей формируется определенный тип экономических отношений, складывается кризисная модель развития российской экономики. Ее развернутая характеристика представлена в табл. 3.

По данным табл. 3 видна тесная зависимость между конкретными качествами экономических субъектов (прежде всего, предпринимателей) и возникающими на их основе отношениями. В результате воздействия личностных качеств предпринимателей на характер экономических отношений в России сложилась особая модель экономики – раннерыночная кризисная. Причем качества тогдашних homo oeconomicus стали определять специфику не только базиса, но и общественной надстройки. Раннерыночные кризисные отношения создали определенный тип культуры. А. Ослунд назвал ее «экстремистской, агрессивной, авантюристской политической культурой» [205, с. 105]. Это была культура малиновых пиджаков и золотых цепей, культура полуграмотных лиц со своей специфической лексикой. Их не сдерживали нравственные и религиозные идеалы, которые отличают взаимоотношения культурных людей. Их основными аргументами в общении были напор и хамство.

Рис. 1. Структура морально-нравственных качеств экономического субъекта раннерыночной кризисной модели экономических отношений

Таблица 3. Раннерыночная кризисная модель экономических отношений в зависимости от морально-нравственных качеств предпринимателей (экономических субъектов)

Окончание таблицы 3

Низкопробными в большинстве своем были элементы массовой культуры, предлагаемые СМИ. Наряду с отдельными попытками возрождения идейных произведений киноискусства наш экран заполонили кинофильмы о преступниках. Смотря телевизор, создавалось впечатление, что половина страны ворует, а другая половина их ловит. Молодежь впитывала ненормативную лексику и привычки уголовных элементов. В этих условиях уровень культуры будущих поколений падал. С экранов телевизоров огромным потоком пропагандировались секс и насилие. Разумеется, мы не призываем к пуританству, но любое явление, получающее гипертрофированное развитие, оборачивается негативными последствиями.

Отличительной чертой культуры первых российских бизнесменов стало не только уличное, бытовое, производственное хамство, но и необязательность. Сказал – не значит сделал. Культурный уровень кризисной экономики позволяет это. Необязательность стала характерной чертой не только предпринимателей, но и политиков, чиновников, считающих возможным не выполнять свои обязательства и предвыборные обещания. Необязательность встречается на каждом шагу в простом общении граждан друг с другом. Общество сверху донизу и снизу доверху заражено этим вирусом.

Все это во многом и предопределило тенденцию не только к духовной, но и экономической деградации страны. Вместе с падением культуры резко снизился авторитет страны на международной арене.

Итак, первоначальный слой лиц, который хлынул в сферу бизнеса в 1990-е гг., определил характер возникшей раннерыночной кризисной модели рыночной экономики. Это были люди с уголовным прошлым, жадные, алчные, стремящиеся к роскоши и напускному богатству. Их беспринципность, стремление достичь богатства любыми, в том числе преступными, средствами обусловили возникновение отношений вседозволенности, применения прямого насилия против конкурентов, попирания законов, огромную дифференциацию доходов, стремление получить сиюминутную выгоду. Нечего и говорить, что данная институциональная по своей сути модель обусловила развал экономики, культуры, искусства, науки. В конечном итоге сложившиеся качества предпринимательского корпуса Российской Федерации и сформированные на этой основе отношения привели к деградации общества. Подобная модель экономических отношений не могла долго существовать. Необходим был переход к иной более совершенной модели.