Текст книги "Спекулянт. Подлинные и занимательные истории продавца антиквариата"

Пятнадцатого мая 2013 года исполнилось сто лет Марии Моисеевне Фирштейн.

Это первый и, боюсь, последний человек в моей жизни, которого я знаю лично, достигший столетнего возраста. Абсолютно уникальное явление. Вековая бабушка в прямом смысле. А кто из вас знает хоть одного столетнего лично?

Уверен, что это повод для краткого описания ее судьбы. Она сама и ее сын – мой друг Аркадий – часто рассказывали различные истории из ее жизни: обычные для того времени и невероятные для нашего. Что-то забылось, что-то осталось.

Родилась Мария в Житомире, в Украине, за чертой оседлости. В семнадцать лет поехала в Киев и там окончила уже забытый сегодня институт по специальности «Еврейский язык (идиш) и литература». (Идиш: еврейский язык германской группы, исторически основной язык ашкеназов, на котором в начале XX века говорило около одиннадцати миллионов евреев по всему миру.)

После института ее отправили в Днепропетровскую область преподавать в еврейской школе села Покровское. (Осенью 1763 года Иван Сирко встретился на Муравском шляхе с большим отрядом татар, разгромил их, взяв многих в плен, после чего вернулся в Сечь. Эта битва произошла в районе Покровского в день Покрова Пресвятой Богородицы. В память об этой победе позднее слободу и назвали Покровской.)

Тогда таких еврейских школ было много по всей Украине. Много было и еврейских колхозов. Познакомилась и вышла замуж за председателя еврейского колхоза в Покровском – Исаака Золотаря. Сохранила свою фамилию Фирштейн.

В 1933-м начался голодомор. Им повезло, в Покровском было голодно, но выжить было можно. Умудрялись даже отправлять родителям Марии в Житомир посылки с хлебом. Иногда, открыв посылку, родители Марии вместо хлеба находили кирпич.

В 1936-м у Марии с Исааком родился сын – Аркадий Исаакович Золотарь (с 1972 года мой хороший друг). Товарищ предупредил Исаака о готовящихся репрессиях. Исаак не стал долго раздумывать о своих заслугах перед Родиной и мучительно вспоминать, чем он мог провиниться перед родной советской властью, а переехал с семьей в город Днепропетровск. Были тогда и прозорливые люди.

В городе он нашел работу бухгалтера на каком-то заводе. В 1939-м Исаака призвали на финскую. Два или три месяца Мария ждала письма, но однажды утром на улице вместо письма встретила своего мужа, шедшего домой. Невредимого. «Как я бросилась к нему…» Исаак получил военную профессию – водитель танка, или просто – танкист.

В 1941 году Исаак пошел добровольцем на фронт. Ему было тридцать пять лет. «Прошел одну войну, пройду и другую с Божьей помощью». Пошел, конечно, танкистом. Их собрали на четвертом этаже школы. Мария с ребенком пошла его провожать.

– Папа, – крикнул ему пятилетний сын, – ты куда? Пошли домой!

Так они видели его в последний раз. Только два письма получила от него Мария. В последнем письме он подробно писал, как они попали в окружение, как застрелился его друг – не хотел попадать в плен к немцам. А они вышли. И вышли с оружием и документами, что было тогда очень важно. Писал, что формируют новое войсковое подразделение и ему дают танк. Танкист Исаак Золотарь не вернулся с войны, как и миллионы других солдат.

Тем временем Мария стала добровольцем работать в Днепропетровском военкомате: оформлять «эвакуационные листы». Но немцы очень быстро накатили. Однажды вбегает ее тесть Иосиф: «Ты что тут сидишь? Скорее! Надо переправляться через Днепр! Немцы!»

Погрузились все на плот: Мария с сыном и родители мужа, Иосиф и Зельда. Плывут. Вокруг тоже плоты с людьми. Немцы бьют. Взрывы вокруг. Взрываются плоты. Летят куски людей. Им повезло – переправились. Там погрузились в кузов грузовика, людей уже немного было выживших. Едут и вдруг видят – сзади немецкие мотоциклы. Орут шоферу: «Гони!» Чудом проскочили. Едут, а вокруг горит пшеница, поля горят. Марии это запомнилось. В колхозе работала – к земле привязалась.

Родители Марии с двумя дочерями – сестрами Марии – оставались в Житомире. Когда началась эвакуация, они прибыли на вокзал с младшей дочерью и попали под бомбежку. От ужаса происходящего семилетняя девочка тронулась умом. Решили вернуться назад в свой дом. Больной ребенок! Пришли немцы. Через какое-то время немцы велели всем евреям собраться с вещами, якобы для переселения в другое место. Пришли и родители Марии с дочкой. Всех отвели за город в поле и расстреляли.

Старшая сестра Марии еще до войны вышла замуж за работника Житомирского горкома. После прихода немцев он возглавил партизанский отряд, а его жена – сестра Марии – стала связной этого партизанского отряда. Немцы поймали ее, пытали и расстреляли. Все это Мария узнала много позже, после войны, когда приехала в Житомир и нашла свидетелей гибели своей семьи.

Полгода Мария с сыном и родителями Исаака добирались до Казахстана. Сначала попали в Астрахань. Поселили их в бывшей немецкой слободке. Местных немцев оттуда давно депортировали. Помнит, что дома были очень ухоженные, добротные, с садиками, уезжать не хотелось. Но погрузили их в вагоны и повезли дальше, в Казахстан.

Погрузили их, как я понял из ее описания, в крытые бункерные вагоны типа хоппер, с наскоро вырубленной узкой дверью для входа в вагон (бункерный грузовой вагон для перевозки сыпучих грузов: угля, руды, цемента, зерна, балласта. Кузов имеет форму воронки, в нижней части расположены люки (по-английски – «хопперы»), через которые груз высыпается при разгрузке под действием силы тяжести, что способствует быстрой разгрузке. Груз выгружается в междурельсовое пространство, крышки разгрузочных люков открываются вручную).

Эшелоны шли с долгими остановками несколько месяцев. От поезда далеко не отпускали. У Марии были два узелка с вещами. Она эти вещи меняла на еду. Когда началась дизентерия в вагоне, дед раздобыл какие-то доски и соорудил подобие укрытия вне вагона. Поскольку вагон имел форму перевернутой трапеции, то в торцах вагона можно было такое укрытие сделать. Это их и спасло. Там они жили, рискуя ежеминутно упасть на рельсы, под колеса.

Дед Иосиф взял с собой из дома две бутылки вина: «Война будет недолгая, а как победу праздновать без вина?» Это вино по каплям он добавлял в воду для питья внуку Аркаше. Только ему. Другим членам семьи не давал. В вагоне от дизентерии умерло много людей и абсолютно все дети. Из детей выжил только Аркадий.

Приехали наконец. Погрузили всех в грузовики и повезли. Привезли в поселок. Выделили дом для Марии с семьей. Практически без крыши, пол земляной. Усталые были невероятно. Постелили все пожитки на пол и легли спать. Дед Иосиф вдруг стал просить пить. Жена ему отвечает, что устала очень, потерпи, дескать, до утра. Сил нет идти на улицу за чистым снегом, а потом растапливать его. Зельда не могла себе простить этого всю оставшуюся жизнь. «Лучше бы прямо ему в рот снега напихала». Ночью дед умер. Сообщили о его смерти представителю власти. Тот велел завернуть тело деда в простыни и отнести в означенное место. Так они и сделали. Но на следующий день нашли труп деда в арыке. Голым. Украли простынь и всю одежду. Каждая тряпка была на вес золота. Тогда сами вырыли могилу и похоронили его.

У Марии от голода опухли ноги. Не могла ходить. Целый месяц Зельда выхаживала ее. Кое-как встав на ноги, Мария пошла работать в школу. Преподавала она немецкий язык. (Идиш – это язык, который возник на немецкой основе. До XIX века авторы, естественно, считали, что они пишут на немецком. Понятие идиша как языка возникло только в XIX веке. В этот период стали называть этот язык ашкеназ, иногда тойч или тайч.)

Грань между языком и диалектом – чисто политическая. Есть на эту тему замечательное выражение известного историка идиша Макса Вайнрайха: «Что такое язык? Язык – это диалект, у которого есть армия и флот». Поэтому мы говорим, что голландский язык – это другой язык, а не диалект немецкого. Поэтому мы говорим, что украинский и русский – это два разных языка, а не диалекты какого-нибудь славянского языка.

Работала Мария только за еду. Платили жмыхом. (Жмых – макуха, колоб, дуранда, избоина, жмак – продукт, получаемый после отжима растительного масла на прессах различной конструкции из прошедших подготовку семян масличных культур: подсолнечника, рапса, льна и др. Обычно служит кормом для сельскохозяйственных животных как один из компонентов комбикормов.) Там, в Казахстане, и нашла Марию похоронка. Муж ее Исаак Золотарь пропал без вести осенью 1941 года.

В 1945-м Зельде пришел вызов в Москву от ее дочери Клары, которая работала в Москве на очень высокой должности – заведующей Кировским роно (районный отдел народного образования). Кроме того, Клара Золотарь была автором НОТ (научная организация труда) в системе образования Советского Союза. Зельда написала дочери, что без Марии с внуком никуда не поедет. Клара выслала вызов им всем. Вызов украли. Тогда это был ценный документ, подделав который можно было приехать в Москву. Без вызова в Москву пробраться было очень сложно. Клара выслала еще один вызов с курьером. Так они оказались в Москве.

В Москве Мария стала работать учительницей младших классов. Поселили ее в той же школе, где она и работала, – в маленькой комнатушке. Зельда осталась жить с ней и Аркадием. Без него, своего внука, она уже и не мыслила своей жизни. Мария работала, а Зельда растила внука. Так они и жили до 1963 года, когда бабушки Зельды не стало. В том же году Мария получила комнату в коммуналке в доме на Татарской улице, рядом со школой, где работала. Там она и живет до сих пор уже пятьдесят лет. Сын Аркадий не раз предлагал ей переехать в однокомнатную, где-нибудь рядом. Категорически отказывалась. Привыкла.

Потом начальные школы перевели с трехлетней системы обучения на четырехлетнюю, и Мария ушла на пенсию. На пенсии не засиделась, пошла работать в сберкассу. Операционистом. Так и работала до компьютеризации в 1998 году. Компьютеры освоить она не стала пытаться и в восемьдесят пять лет ушла окончательно на покой.

Мария Моисеевна регулярно, примерно раз в десять лет, навещала собес с просьбой о прибавке к пенсии как вдове солдата, погибшего на фронтах ВОВ (Великая Отечественная война). Несмотря на протесты ее сына, моего друга Аркадия Исааковича Золотаря, доктора технических наук, заслуженного изобретателя СССР (несколько сотен авторских, среди которых есть и «открытие»), лауреата всевозможных премий и т. д.

Последний раз она пошла в собес в 2006-м, в год столетия своего мужа Исаака. Рассказывает: «Говорю девушке, что читала о прибавке к пенсии вдовам, потерявшим мужей на ВОВ. А она, представьте себе, отвечает точно так же, как мне отвечали и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе, и при Горбачеве (бабушка Мария в ясном уме и твердой памяти). И вот сегодня, при Путине, собесовка говорит мне те же слова: “Пропал без вести, значит, может еще вернется. Жди, бабулька. Потому и прибавки тебе не положено”. Сколько еще ждать? Когда же им будет ясно, что мой муж не вернется?»

Этот рассказ неизменно вызывал гомерический хохот окружающих. Ничего не меняется в нашей стране. А кто-то не верит в процветающую российскую стабильность.

Теперь главное – секрет ее долголетия. Аркадий Исаакович, человек выдающегося интеллекта и аналитических способностей, своеобразно объяснял причину долголетия своей матери: «Она всегда старалась выжить именно сегодня. Она решала только стоящую перед ней на текущий момент задачу. Не вспоминала прошлое. Не думала о будущем. Есть день – есть проблема, концентрируйся только на ней. Любой ценой решай проблему и выживай. Думай, как выжить сегодня, – завтра будешь думать, как выжить завтра».

Может, так и выживали узники сталинских и гитлеровских лагерей? А может, это сакральная философия жизни (выживания) всего российского народа? Во все времена? Не «жить одним днем», а «выжить сегодня, чтобы было завтра». Замечу, что это абсолютно противоречит уголовному принципу выживания по версии В. Шаламова: «Сдохни ты сегодня, а я завтра».

Пятнадцатого мая 2013 года в коммуналку к Марии Моисеевне пришли трое мужчин. Из совета ветеранов Замоскворечья. Поздравили со столетием. Подарили букет цветов. Сказали, что перевели ей на книжку двадцать пять тысяч рублей.

– А я слышала, сто тысяч дарят на сто лет, – попробовала было заикнуться бабушка. Была строго одернута:

– Двадцать пять! Мало, что ль? – Выяснилось, что в Замоскворечье есть еще пара бабушек за сто лет. Но только бабушек. Мужчины столько не живут.

Мария Моисеевна Фирштейн умерла в 2015 году. Пожелаем доброго здоровья и долгих лет жизни ее внукам, и правнукам, и праправнукам! Да, праправнукам! Пожелаем, несмотря на беспредельную стабильность, царящую в нашей благословенной России.

Я знал многих людей, которые, как и мой друг Аркадий Золотарь, имели по нескольку сотен авторских свидетельств на изобретения.

«В отличие от патента, авторское свидетельство в СССР не сохраняло за автором исключительное право на использование изобретения. Понятие было введено в “Положении об изобретениях” от 30 июля 1919 года». Это означало, что только государство имело право распоряжаться любым изобретением. Но за авторское свидетельство советский изобретатель получал денежное вознаграждение. Обычно это было тридцать – пятьдесят рублей, что было хорошим стимулом, учитывая месячный заработок обычного инженера в сто рублей.

По негласному правилу изобретатели всегда вписывали в состав авторов изобретения своих руководителей. Выдающимися изобретателями соответственно становились чиновники высокого ранга: руководители заводов, НИИ и прочие большие начальники. Их вписывали в состав авторов изобретений автоматически. Сотни авторских свидетельств обычно имели научные руководители студентов и аспирантов.

Были, разумеется, как и в любой деятельности, фанаты, старающиеся получить как можно больше «авторских». Эти сумасшедшие тратили практически все рабочее время на придумывание никому не нужных изобретений. Начальство это приветствовало. Повсеместная имитация бурной деятельности тоже явилась фактором, приведшим к краху СССР.

В середине семидесятых я поступил в аспирантуру головного института (ВНИИНМАШ) при Госстандарте СССР. Моим руководителем была доктор технических наук профессор Софья Васильевна Лашко – выдающийся ученый и прекрасной души человек. Она была автором ряда монографий в области технологии пайки металлов, основателем своей научной школы и признанным лидером страны в этой области.

Со всех концов Союза регулярно приезжали к ней специалисты со своими проблемами, и я не раз наблюдал, как она блестяще решала поставленные задачи. Никому в голову не приходило оплачивать этот ее дополнительный труд. Все для блага страны. В СССР не было равных ей ученых в области технологии пайки металлов. Монография «Пайка металлов», написанная Софьей Васильевной в соавторстве с мужем Н. Ф. Лашко, была издана пять раз с 1959 по 2008 год. Полвека в строю для научной книги при современных темпах научно-технического прогресса – это какой-то запредельный успех!

Когда передо мной встал вопрос получения первого в жизни авторского свидетельства, она отправила меня в Дом научно-технического творчества в начале улицы Кирова (ныне Мясницкая). Там усталые дяди по вечерам совершенно бесплатно консультировали всех желающих научиться правильно оформлять авторские свидетельства. Я встретил небольшую очередь из изобретателей, которые сразу стали делиться со мной своими идеями. Через пару минут стало ясно, что это психически больные люди, другими словами, простые городские сумасшедшие. Это послужило мне на пользу, когда подошла моя очередь. Видимо, нормальные товарищи приходили туда нечасто.

Я узнал, что авторские свидетельства обычно выдаются на способ, устройство или вещество (штамм). Открытия бывают крайне редко. Для составления заявки на изобретение необходимо найти близкий прототип своему изобретению. Он всегда есть. В формуле изобретения надо сначала упомянуть принцип или идею прототипа, затем обозначить свое изобретение и после обязательной фразы «отличающийся тем, что» изложить принцип или идею своего изобретения. Мною, в заслуженном соавторстве с Софьей Васильевной Лашко, за годы учебы в аспирантуре были получены авторские свидетельства и на устройства, и на вещества (припои).

За способ контактно-реактивной резки металлов я получил звание «Заслуженный изобретатель СССР» и значок, на котором было написано «Изобретатель СССР». Значок я носил в провокационных целях. Услышав стандартный вопрос: «Что же ты изобрел?» – Я показывал пальцем на значок и говорил: «Тут же написано – СССР!»

Но были и другие, особо привилегированные изобретатели. В нашем отделе был такой только один. Он был член КПСС, русский, проверенный на партсобраниях, настоящий советский патриот. Его регулярно вызывали в первый отдел, а первый отдел был на каждом солидном предприятии, как щупальце КГБ. Начальник первого отдела – обычно не ниже подполковника КГБ в отставке – предлагал нашему патриоту ознакомиться с заявкой на патент, которая была подана недавно в одной из стран – соперников СССР: США, Японии, ФРГ или Великобритании. Если это представлялось интересным, то наш патриот немедленно подавал аналогичную заявку на авторское свидетельство в СССР. Изобретения как бы случались одновременно.

Промышленный шпионаж в СССР был на высочайшем уровне. И не ради денег, а токмо ради процветания страны. Мне это рассказывала Софья Васильевна, а она знала все. Без ее консультаций не обходилось. Однако она отказывалась ставить свое имя под ворованными изобретениями. Она была чистоплотным человеком. Кстати, было понятно, почему патриот обязан быть русским – тут никакого антисемитизма, просто евреи уже начали потихоньку эмигрировать.

Прекрасно помню общее собрание нашего института, на котором гневно клеймили «предателя», который подло подал заявление на выезд в Израиль.

Их было три – знаменитых в нашем институте еврея, они вели самые дорогие хоздоговоры, на которых жил весь институт. И вот один из них подал документы на эмиграцию. На общем собрании парторг института потребовал, чтобы оставшиеся двое евреев – его друзья и соратники по хоздоговорам – высказались по этому поводу.

Первый еврей-коллега вышел и сказал, что не осуждает, дескать, человек – хозяин своей судьбы. Он был впоследствии уволен, что благотворно сказалось на его судьбе – стал известным московским адвокатом. Другой коллега-еврей, выступая, не только осудил отъезжающего в Израиль товарища, но и потребовал, чтобы все хоздоговоры, на которых работал «предатель Родины», были немедленно закрыты и ликвидированы.

Руководство нашего института не могло так поступить при всем желании – я упоминал, что весь институт жил за счет этих договоров. Всем было ясно, что выступающий наносит пощечину, соблюдая правила игры. Он остался работать и стал со временем счастливым обладателем около трехсот авторских свидетельств.

Прошло более сорока лет. Года два назад этот человек неожиданно позвонил мне через «Фейсбук» и рассказал, что уже год, как стал пенсионером. Ему в этот момент был восемьдесят один год. Он посетовал, что плохо себя чувствует, поскольку никогда не соблюдал никакой диеты: ел и пил что хотел, спортом не занимался, режим не соблюдал, вот теперь, по его словам, и «расплачивается». Я промолчал, но подумал, что грех жаловаться – восемьдесят один год – это совсем неплохой результат в беге по жизни.

Немного истории: «В Постановлении СМ СССР 1980 года говорилось, что в 1979 году в изобретательском творчестве приняло участие 4,5 миллиона человек, ими было разработано и использовано в производстве 33,7 тысячи изобретений.

А уже в 1987 году в СССР было зарегистрировано больше всех в мире изобретений – 83,7 тысячи (в США – 82,9 тысячи, в Японии – 62,4 тысячи, в Германии и Великобритании – по 28,7 тысячи).

В 1990 году количество зарегистрированных в СССР изобретений возросло до 417 603!

С 1992 года авторское свидетельство в РФ стало опять называться патентом, как и до 1917 года. В 2018 году Россия оказалась на восьмом месте в мире по количеству оформленных патентов по данным Всемирной организации интеллектуальной собственности. РФ зарегистрировала 36 883 патента, что в 40 раз меньше патентов, чем Китай, в 20 раз меньше, чем США, в 5,5 раза меньше, чем маленькая Южная Корея».

Глава 2
Советская «кривая дорожка»

И успехами, и неудачами нашей жизни мы обязаны своим родителям.

У моих родителей близкими друзьями была чета Ханиных – Бетти и Тевель. Бетти Соломоновна тоже была врачом, как и моя мать, а Тевель Иосифович работал ведущим конструктором на сверхсекретном заводе «Сатурн».

В один прекрасный день середины семидесятых он предложил мне воспользоваться его новым знакомством. Напротив их дома сорок по Кутузовскому проспекту находилось ателье по пошиву верхней одежды. Обычное ателье. Но сшить себе что-нибудь было невозможно ни в каком ателье – очередь стояла на год вперед. СССР – это тотальный дефицит и товаров и услуг. Ханин пришел в это ателье и предложил директору выпустить стенгазету о передовиках производства в обмен на пошив пальто без очереди. Тевель Иосифович еще и немножко рисовал. А работа по социалистическому воспитанию трудящихся была намного важней любой другой работы вообще, что и привело в итоге к известному печальному концу советской системы. Директор ателье с радостью согласился и познакомил Ханина с закройщиком Львом Абрамовичем Бергером.

Я в юности окончил художественную школу и тоже немного рисовал. Потом меня не раз выручал этот навык, а у Ханина я перенял прием предлагать это свое умение в обмен на другие преференции. Любое умение в руках – это капитал, который может выручить тебя в самых неожиданных ситуациях. Так, через Ханина я познакомился с Левой Бергером, и мы дружим с ним до сих пор, хотя он в 1980-м эмигрировал в США. В свою очередь, этот самый Лева познакомил меня с заведующим обувным отделом универмага, который располагался в этом же доме. Этот «обувщик» – Марк Львович Бромберг был старше меня более чем на полвека, но это не помешало нам стать друзьями и прекрасно понимать друг друга.