Текст книги "Неприкасаемые. Легион. Хранители. Том 1. Карма"

Проводив храброго Китано и возглавляемую им змейку взглядом, и убедившись, что за ними никто не побежал – площадь была зачищена, он, жалея, что не может кричать, как его друг, тихо, но твердо проскользнул в дверь. Никто не знает, что случилось там внутри, но, когда Джон уже отстрелял весь боекомплект, и, будучи раненным в плечо и руку, под свистом пуль, пытался сообразить – что лучше, застрелиться из своей Беретты, где у него оставался единственный патрон или подорвать себя гранатой. Захватив на тот свет парочку этих отморозков. Но он неожиданно осознал и почувствовал, что все звуки стихли. И только Зак негромко повторял, подходя к нему – алга, алга… Неся в руке, нанизанную на мачете голову Властелина По, которую он снес с его шеи с вздувшимися венами и жилами одним ударом. Словно представив себя былинным казахским воином, батыром, одним из которых он мечтал стать в детстве. Батыры, оживавшие в историях, которые ему неторопливо рассказывал его ата, наполняя особым, сакральным смыслом ту степь, раскинувшуюся вокруг их аула. Ту самую степь, по которой теперь так буднично проезжали грузовики и машины, или шли куда-то редкие путники. Но он уже давно не верил в сказки, с тех пор, как не вернулся его ата из своего последнего путешествия, и оставил своего взахлеб плачущего внука у своей могилы. И сам он стал кем-то другим, яростным и страшным, перерубив с шеей По и все связи с собой прежним.

Никто не знает, как и с какой жестокостью Зак убил всех, почти всех бандитов – на счету Джона и двух его погибших бойцов было человек пять убитыми, только пять, как он подтвердил, не охотно, но подтвердил. Их застали врасплох, почти обезумевших, и сразу ранили всех четверых, и они могли только отстреливаться, пытаясь укрыться за телами покойников, все еще не в состоянии прийти в себя. И никто не знает, как долго рубил Зак железное тело этого безумного По, который устроил тут собственное, индивидуальное чистилище, отправляя таким страшным образом на тот свет тех заложников, за которых он не дождался выкупа. РубилПо его собственным мачете, с которым он накинулся на Зака, и которое он ловко выхватил из его тисков, а не пальцев. А По, все не мог понять, как этот боец с такими же безумными глазами, как у него, положил в одиночку весь его отряд. И когда Зак зашел им с тыла, его внутренние демоны уже не дремали, они рвались из него, громко крича и требуя своей дани – отмщения и страшной жатвы, которую он собрал, и уже весь в крови, чужой крови, медленно поднимал Джона и другого раненого бойца с пола. Он пнул голову По, которая отлетая от них, вертелась, словно голова куклы, вырванная из своего туловища, дополнив коллекцию отрубленных конечностей из этого кровавого музея с протухшими экспонатами.

Зак шел со спасенными им бойцами, шатаясь, к выходу, потом опять к входу, и опять к выходу. Когда его вывел из транса Марсель, крича, что один из заложников погиб. Та самая девушка, на теле которой был маячок. Красивая девушка с родинкой на лбу. Решившая идти последней, пропуская вперед всех и прикрывая их собой. Умерла от выстрела в спину, который произвел один из парней этого шамана, которого он на площади, в самом начале своего ритуала послал в нокаут ударом своей ноги. И тот очнулся в разгар битвы, и побежал в сторону уходящей змейки, возглавляемой Китано. Убил бы больше, но Марсель, уже встречая Китано и заложников, забежал в этот дом, или как показалось ему, кровавый туннель, и прикрывая заложников, и молясь и клацая зубами, уже расстреливал уцелевшего бандита из своей винтовки, не целясь в оптический прицел, но уверенно посылая в его грудь пулю за пулей.

Они с Марселем вернулись за телами павших товарищей, несмотря на то, что их рвало и они испытывали страшную слабость, и были бледные, как сама смерть. Они, уже валясь с ног и изнемогая от напряжения и смертельной усталости, установили взрывчатку везде, где только могли. И потом, дойдя до дальнего конца одного из этих страшных домов, Зак смеялся глухим, потусторонним смехом, когда нашел пару пустых банок, с черепом и костями. Он понял, что они все, весь их отряд находился под воздействием боевого отравляющего вещества, который подействовал на них таким жутким образом – заставив их видеть тех жутких призраков, которые, казалось, собирались разорвать их на части. Чертов шаман установил химические ловушки, защищаясь от прихода непрошенных гостей…

Они уже приближались одной большой группой к внешней стене города, перенеся туда трупы двух товарищей и одного заложника, когда Зак нажал кнопку дистанционного взрывателя и эти два рукотворных Аида взлетели на воздух, разорванные и разнесенные в клочья и осколки мощным зарядом, и как показалось ему, силой его гнева. И впереди уже маячили в воздухе их транспортные вертолеты с одним боевым, в качестве сопровождения. А во все другие отряды Легиона уже шла информация о том, что отряд Джона побывал в аду, но Зак вернул их обратно.

А после было разбирательство и взятие его под арест. И уже бывший легионер отсидел в одиночке почти полгода за самоуправство и не подчинение приказу Центра, но для своих, он все равно был героем, который сразился с демоном и выжил. И не бросил своих товарищей на верную смерть. И не его вина, что погибли люди Джона и тот заложник, как говорили в Легионе те, кто сам участвовал хоть раз в подобных операциях и понимал, какую мясорубку прошел их отряд. Понимая, что война всегда возьмет свою дань в виде случайных или закономерных потерь. А Зак, вернувшись за своими, и убив всех врагов, установив новый, пускай негласный, но стандарт. Но Зак не думал ни о каких стандартах или прочей ерунде. Он пытался осознать, что произошло с ним там, и пока не понимал, почему его охватил такой гнев. И ярость. Ведь с теми врагами, он убил что-то и в себе, как он сам понимал, лежа на койке и уставившись пустыми глазами в потолок камеры. Он лишь надеялся, что он был отравлен газом, и поэтому дал своим демонам одержать над собой верх.

Той же ночью, тайно, его на выходе встретил Асраил, сообщив, что он перевел на его счет приличную сумму, словно извиняясь за этих скупцов из управляющего комитета Легиона, и давая понять, что он один оценил по достоинству его подвиг. Он услышал, что с Легионом для него покончено навсегда, его объявили погибшим. И он и правда почти не погиб – в своей камере он испытывал такие дикие боли и видения, что считал, что он уже давно в аду. Но Асраил, пожимая ему руку, хлопая и удерживая возле себя тактично, говорил, что теперь, с его уникальным опытом, он стал самым настоящим бойцом, который не боится, ни ада, ни его чертей. И что его состояние скоро пройдет, и через пару дней он действительно, к своему глубокому удивлению, полностью поправился и плюнул на все, понимая, что только Асраил может понять и использовать его таланты, навыки и гнев должным образом. И что он жив только потому, что его спас Асраил. А учредители Легиона могут идти куда подальше со своими правилами, он будет теперь спасать людей без этих дурацких ограничений и приказов тыловых крыс.

А Толстый Джон, Китано и Марсель, навсегда запомнили Зака, одного из самых грозных и опасных бойцов Легиона. Настоящего друга и легионера. Творя вокруг его фигуры целую мифологию, и повсеместно употребляя такие слова, как, например, алга, и другие, которые он озвучивал на своем родном языке, обращаясь к ним, к своим боевым товарищам и братьям по оружию.

Глава 10.

Тест на прочность.

Ангелла выслушала эту историю, правда со слов Толстого Джона, переданных Властой, конечно. И Джон, наверняка, приукрасил реальные события парой своих баек, уделив особое место своей заднице, которая якобы поведала ему, прямо перед входом в проклятый город, что двоих из его отряда ждет сегодня свидание с ангелами, и он был бы рад ей не верить, да смотри ж ты… Все случилось, как и она предсказывала. Правда не знала Ангелла и о том, что случилось после этой операции с Закарией, но она уловила главное – в Легионе появилась своя легенда – человек, нарушивший устав и приказы Центра, бросившись спасать своих товарищей. Явив при этом неслыханную жестокость. За что и был изгнан из Легиона. И брошен за решетку. Асраилу, которому, как она понимала, зная его самомнение и тщеславие, нужна была такая легенда, как новая игрушка, или услужливый паж, играя с которым он мог тешить свое самолюбие и осуществлять свои пакостные планы. И он вполне мог воспользоваться своим влиянием, пустить в ход любые инструменты – интриги, шантаж и подкуп, чтобы вытащить Закарию из тюрьмы Легиона. С целью либо насолить всем, либо замышляя что-то тревожное и опасное не только для Неприкасаемых, но и для обычных смертных. Но как можно проникнуть в его замыслы… Ведь зачем-то он притащил этого Зака в Прагу, и она все больше склонялась к этой своей идее, или версии. Что тот боец, разметавший водителя и его пассажира, как стремительный ураган, вырвавший с корнем пару нездоровых и кривых деревьев, был Заком. Ей хотелось в это верить. Вновь писательница в ней опять ожила, опытная халтурщица, которая плетет искусно нити повествования и переплетает их в невиданный клубок, в котором объединялись на первый взгляд совсем не логичные вещи и явления. «Ведь главное – сохранять все время интригу», – подумала она, и грустно осознала, что с ней случилась профессиональная деформация. И чего теперь ожидать…

Она отвлеклась от этих грустных размышлений и неразрешимой пока для себя загадки, и представила мысленно, как выходит эта группа, этот потрепанный отряд Легиона со спасенными людьми, из города где ожили самые страшные кошмары, которые только можно представить себе. И брели прочь, на подгибающихся ногах, раненные и измученные, оставляя позади себя развалины, полыхающий огонь и черный дым, поднимающийся прямо к небу. И к ним уже подлетали спасательные и транспортные вертолеты, и над всем этим звучала мелодия, которую обычно исполняют, когда провожают в последний путь павших бойцов Легиона. Его гимн. Трогательная и грустная музыка, но в то же время, подтверждающая, что все случилось не зря. Потому что появилась надежда, хотя бы в сердцах спасенных людей.

Она встала и опять подошла к глобусу и пыталась представить себе на нем место операции. Но спрашивать Власту было бесполезно, она опять скажет, указывая диаметрально противоположные географические положения, что события произошли "где-то там". Она вдруг поняла, с ней произошло озарение, когда она сейчас наблюдала за Вайдой, который слегка отойдя от шока, который он пережил, слушая историю, рассказанную его дочерью. Очень эмоционально изображающей своими большими руками, да и всем телом, то полет вертолета, то проезд пикапов по песку, то действия бойцов Легиона, которые сражались со своим врагом. И она поняла, смотря, как Вайда, перед тем, как заварить то ли чай, то ли какую-то настойку, шепчет что-то про себя, и делает руками какие-то пассы, что Легион столкнулся там, в проклятом городе с кем-то могущественным, кто руками того самого По, проводил страшные и очень кровавые ритуалы. В этом заброшенном городище. И принося жертвы каким-то свирепым богам. Или не богам??!! Но кто из Неприкасаемых мог так низко пасть, чтобы взять на себя эту роль. Может быть, Асраил? И почему именно он? Она опять подгоняет эту странную реальность под свои когнитивные шаблоны? Ангелла покачала головой и решила собрать больше информации, чтобы и эта загадка прояснилась с ее помощью. Во благо как самих Неприкасаемых, так и людей. Или просто для ее успокоения.

Она подошла к Власте, которая, была до сих пор оживлена, и что-то бормотала себе под нос, смотря на нее своими телячьими глазами и повторяя про себя, что хорошо подобранное оружие может решить почти любую жизненную ситуацию. Оружие? Да, она и забыла ту эпичную фразу, которой дочь Вайды плавно вторглась в их беседу с Хранителем.

– Власта, ты мне нужна. Смотри на меня. Ты упомянула, что Асраилу и его бойцу понадобится оружие. Что ты имела в виду? – Ангелла почти хмуро смотрела на Власту, настраивая ее на конструктивную беседу.

Та сразу собралась и живо поделилась с Ангеллой своей мыслью о том, что вряд ли эта парочка везла с собой оружие через границу, и теперь, если они что-то затевают, им понадобится оружейник. И одного такого подпольного торговца оружием она знала. Фрэнка. Тощего, плохо пахнущего верзилу, над которым она всегда подшучивала. Он торгует огнестрельным оружием, и не только. Боеприпасами, амуницией, средствами связи, холодным оружием. У него было несколько контейнеров за городом. И к нему вечно приезжают всякие темные личности. И у него всегда бывают самые последние модели стрелкового оружия, самые мощные и убийственные.

Ангелла задумалась и посмотрела на Хранителя, который, казалось, сообразил суть вопросов и поведения его гостьи, и уже заварив свой чай, переводил свой тревожный взгляд с Власты на Ангеллу.

– Ниточка, конечно, слабая. Да и надежд мало, что это тот самый оружейник, к которому поедет боец Асраила. Хотя попробовать можно. И даже нужно, – Ангелла словно соскучилась, и устала сидеть на одном месте, и теперь ей требовался оперативный простор. И возвращение к активным действиям.

Она кивнула Власте, и та уловила ее импульс – надо ехать к этому торговцу оружием. Она знала адрес и у нее была машина. Подарок Толстого Джона – праворульной Мини с Юнион Джеком на крыше. Она уже выбежала из комнаты и из дома, кидаясь к машине, закрытую куском брезента, которую она припарковала между двух мусорных контейнеров. Ангелла задержавшись у своих книг на полке, и уже почти вышли из комнаты, когда Хранитель, словно вспомнив про что-то важное, хлопнул себя по лбу и включил на удивление ловко свой планшет, который он вытащил из-под своей накидки-мантии. На экране показались на мгновения какие-то цветы в банках, и он бросил грустный взгляд на розу, с которой слетали лепестки.

Он убрал планшет, и подбежал к Ангелле с каким-то приборчиком в руках, который также достал из-под мантии, и этот девайс очень походил на тестер для определения беременности.

– Или так, или я тебя уложу в капсулу!!! – закричал он отчаянно, встав перед ней в двери и не пуская ее наружу, расставив в стороны руки и ноги, словно защищая от нее свои годовые запасы сгущенного молока. Ангелла закатила глаза, и сердито взяла в руки этот приборчик. У них просто не было времени, чтобы возиться с капсулой, лежать в ней и дожидаться, пока датчики считают показания остающейся энергии в ней.

Уж лучше так. Вайда проводил ее в туалет, и она вышла спустя буквально минуту, жалея, что раньше в арке не выпила больше пива. Она, слегка смущаясь, протянула тестер Вайде, и он взглядом настоящего ученного впился в него, качая головой.

– Ой, что-то будет… Роза увядает. Уровень заряда ниже 30%… Любое столкновение может кончиться фатально для тела… У тебя почти не осталось энергии! Тебе срочно нужно на подзарядку! Вниз, в капсулу! – он, округлив свои глаза, слегка приблизился к ней, игнорируя обычную дистанцию, которую должен соблюдать.

Но Неприкасаемая, задвигая тревоги смертного на задний план, и не обращая внимания на его опасения, замышляла что-то более важное и интересное. Она посмотрела на Хранителя таким ледяным взглядом, что он сразу отступил назад, увидев в ее глазах признаки чего-то очень пугающего, и поникнув головой, разводил руками. Потом Ангелла быстро смягчилась, справившись с приступом гордости, присущей ее Семье, и крикнула Хранителю уже с порога.

– Прости меня, Вайда, прости свою капризную пациентку… Но время не терпит! Там готовится что-то очень страшное… Как вернемся, я залягу в капсулу хоть на целый год!

Вайда, уже улыбаясь, подходил к двери, и взмахну рукой, кричал им, чтобы они были поосторожнее. Особенно Власта. "Ох уж эти бешенные Неприкасаемые. Никогда не знаешь, когда в них может проснуться их настоящая, жестокая натура", – думал он, в то же время понимал, что ему с Ангеллой крупно повезло.

А Неприкасаемая и дочь Хранителя уже выехали из квартала на том самом Мини, и ехали к объездной дороге, пробираясь по улицам города, освещенным ночным освещением. Власта в силу своих габаритов, изменила внутреннее пространство машины – он убрала задний диван и максимально отодвинула свое водительское кресло назад, и теперь была похожа на водителя дальнобойщика, который случайно попал в детский автомобильчик.

– Да, увяла моя розочка. Не дождавшись этого Зака…, – сказала Ангелла, наблюдая с улыбкой, как Власта своими большими и длинными руками, находясь у нее за спиной, ловко управляет их машинкой.

– Какая розочка? – спросила ее Власта, косо поглядывая в затылок Ангеллы, и почему-то подумала про что-то пикантное.

И Ангелла рассказала ей про то, чего Власта еще не знала. Она поведала ей про особую комнату, где хранятся десять цветков, в горшочках под огромными стеклянными колпаками. Они были не просто многолетними, их вывели самые умелые Хранители, и Вайда тоже приложил к этому свои золотые руки. Цветы были вечными, как и сами Неприкасаемые. Это были своеобразные и высокотехнологичные датчики, которые в режиме реального времени производили мониторинг уровня энергии Неприкасаемых. Забирая ничтожную долю их энергии. И у каждого из них был свой цветок, у Ангеллы – Роза, часто меняющая свой цвет, словно передавая ее настроение. То приподнятое – алое, то мрачное – почти бурое. И, конечно, с хорошо обозначенными шипами. Ну как же, ведь Ангеллу не зря другие Неприкасаемые называли за глаза Бойцовской Куклой. Ну, может только Асраил, Каталина и Гуннар всегда называли ее только по имени, обходясь без всяких прозвищ. У Асраила была Черная Орхидея. А у Гранж странный цветок, называющийся Психотрией или Горячими Губками. "Прямо как ее раздутые силиконом губы", – думала Ангелла. И эти цветы всегда находились под наблюдениями камер, которые передавали изображения на мониторы Неприкасаемых и их Хранителей, которые могли следить за уровнем своей энергии. Если под рукой не было капсулы. Но ее Хранитель, ее креативный Хранитель придумал еще и этот экспресс-тест, найдя парочку таких устройств в комнате своей ненаглядной дочки.

– Ох уж этот тест, – бормотала негромко Ангелла, а Власта напустила на себя самый невинный вид и захлопала ресницами, словно давая понять, что ее папа натолкнулся на эту идею не с ее помощью, а нашел их совсем в другом месте.

"Надо этот дурацкий тест отменить", – думала Ангела и брови ее нахмурились. Ее изредка тяготило такое заботливое отношение к ней ее Хранителя. "Каждый раз с этим тестом чувствую себя как после оргии, не зная, кто отец случайно зачатого ребенка. А я ведь даже…", – думала она, слегка смущаясь. Но в целом, он очень редко проявлял такие инициативы, и всегда был весьма деликатным.

Она молчала, задумавшись о том, почему у Моргана был такой странный цветок – Хирантодендрон или Рука Дьявола. Как-то это было слишком пафосно, на ее взгляд. Ему бы больше подошел какой-нибудь очень вонючий. Раздутый. Как и он сам. Она даже нашла такой в одном справочнике – зловонная Раффлезия. Вполне бы подошел ему, с его вечно дурно пахнущими делами и откровенными авантюрами. Власта оценила откровенность Ангеллы – она не знала раньше про цветы Неприкасаемых, и посмотрела ей в затылок благодарным взглядом. Но все равно, по ее мнению, Неприкасаемые совершали массу ненужных движений и часто все слишком усложняли.

– Странные вы Неприкасаемые. Что-то носитесь, хлопочете, как обычные люди. Сидели бы спокойно себе где-нибудь в кафе на Уолл Стрит, читали бы мысли финансовых аналитиков, потом играли бы на фондовой бирже, то на понижение, то на повышение. И зарабатывали себе миллиарды! Скупая и продавая акции…

Ангелла ухмыльнулась. Самые ушлые из них так порой и поступали, но затем было решено прекратить такие диверсии. Но она знала, что, например, Морган очень часто опекал и поддерживал некоторых перспективных финансистов и промышленников, в обмен на продление их жизни. Припадая, вернее присасываясь к их банковским счетам. Читать мысли людей – это был почти моветон, и этим средством пользовались в крайних случаях. Снисходили до этого. Но и она порой вынуждена была делать это, и понимая, что меняется, и не в лучшую сторону. Мысли смертных наполняли ее ненужной суетой, будто кто-то запускал внутрь ее рой ос или мелких муравьев, которые копошились и жалили ее, и она поскорее выходила из канала, который устанавливала, соединяясь с мозгом того или иного человека.

– Некоторые так и делали, – ответила она Власте, высматривая ее лицо в зеркальце заднего вида, прикрепленного к лобовому стеклу внутри салона. – И каких-то особых дивидендов не получили. Люди тоже очень часто ошибаются. Даже самые умелые и квалифицированные эксперты…

– Жалко, а я думала, что это мое ноу-хау, – отозвалась Власта, сразу погрустнев, словно она хотела продать эту идею кому-то из Неприкасаемых.

Ангелла вспомнила книги на полке в доме Хранителя.

– Скажи, а отец что, читает те исторические романы? Которые, мои…

– Угу, – отозвалась Власта. Она пыталась обогнать какой-то шустрый, несмотря на свои немалые размеры, BMW, но человек внутри упрямился, и не пропускал ее вперед, а другие ряды были почему-то заняты. Несмотря на поздний, час. Наконец она дожала его, отчаянно сигналя, и он пропустил их, нехотя уходя вправо. Власта умудрялась ехать очень быстро, оперируя коробкой, в которой работали только три передачи, и проходя мимо этого пижона в немецкой машине, бросила на него мрачный взгляд, воюя с переключателем передач своей большой рукой. Он хотел что-то прокричать сумасшедшему водителю этого праворульного автомобильчика, но осекся, потому что увидел габариты Власты и ее свирепое лицо, взирающее прямо на него, а не откуда-то из салона. Он открыл рот, задумался, затем пришел в себя и быстро ушел еще правее, пытаясь не думать о том, какие у этой девушки огромные руки.

– Он читает, да. Ему нравится. Заказывает в интернет– магазинах с доставкой. И говорит, что по ним, по твоим романам, можно понять, в каком состоянии ты находишься. Сколько у тебя сил. И что ты опять задумала, – Власта решила ответить на вопрос Ангеллы более информативно, убрав со своего пути эту занозу в деловом костюме и дорогой машине.

Ангелла улыбнулась. По ее книгам ее Хранитель выносил ей диагноз. Прямо как Гранж однажды. Она, Ангелла, написала как-то книгу про римского легионера, который влюбился в одну знатную и богатую даму. Но та была очень взбалмошная и пустая, в общем, особа. Которая любила только саму себя, а всеми мужчинами, включая своего импотента мужа, умело манипулировала. И вот, когда она отказала Цезарю в интимной близости, да, она посмела сказать нет этому живому божеству, понтифику и кайзеру, она гордая от своей непреклонности, ехала в ссылку, в одну из дальних провинций империи, с сожалением понимая, что что-то пошло не так. Она то дура надеялась, что Цезарь оценит ее отказ, и просто предложит более высокую цену, распознав ее достоинство и характер. И будет обращаться с еще большей страстью и почитанием, считая ее более недоступным и почти запретным плодом. Но Цезарь есть Цезарь, и он не пытаясь анализировать поступки этой красивой, но капризной дуры, а просто решил наказать ее, отправив в вечное изгнание.

Обоз этой оскандалившейся аристократки сопровождали солдаты, в том числе тот самый легионер, который продолжал смотреть на нее влюбленными глазами. Видя в ней нерушимый и чистейший храм любви. А внутри нее была лишь пустота и тараканы, которые и не дали ей сблизиться даже с этим солдатом. Который, в итоге влюбился в обычную, но очень грудастую крестьянку и женился на ней. Словно говоря себе – так не доставайся ты никому, эта дама в изгнании, с пораненными ручками, которые никогда раньше не знали никакой работы, решила в конце концов, удалиться в храм и отдалиться от всего земного, служа богам и управляя по привычке, парой жрецов, и все чаще припадая к кувшину с крепким вином.

А Гранж хохотала, прочитав роман до конца, и предположила, что у Ангеллы случился климакс, ведь, по ее мнению, через своих героев писатели прежде всего описывают свое собственное состояние и переживания. И добавила, что это "угасание половой функции было вполне закономерным и логичным явлением, ведь сколько уж годиков, вернее, тысячелетий, стукнуло нашей великой романистке". А Ангелла понимала, что Гранж, с ее острым языком и язвительным умом поняла то, что она отказывалась пока признавать – она действительно достигла определенного пика и разлада с собой. И теперь она пребывала в хорошо различимом кризисе, а ее суть, почти женская, лишалась своей чувственности, или энергии, которая так и не была никем востребована никогда. И не дополнена никем. Живым. В виду особенностей их вида… Или потому, что она сама ни к кому не пылала и не испытывала никаких чувств.

Ангелла, разогнав наконец мысли о своем подвисшем статусе, вдруг заметила, что они давно покинули пределы города и теперь ехали по дороге, вдоль которой, с одной стороны росли кусты и стояли фонари. Вдали, за забором, виднелся огромный склад, весь забитый контейнерами. Они приближались к городу, где вместо домов люди понаставили контейнеров и жили там, окружив все это хозяйство забором из металлической сетки.

Она вдруг вспомнила про тот городище, где попали в засаду Зак с Толстым Джоном, и она вздрогнула, хотя и не была пугливой. Они подъехали к воротам, и на них уставилась камера наружного наблюдения.

Власта закивала головой и высунувшись из окна, помахала в черный глазок следящего устройства рукой.

– Открывай, Фрэнк. Нам надо купить полный боекомплект для охоты на идиотов с крошечными яйцами. Как у тебя. Так что нам понадобится очень серьезная оптика.

Ангелла нахмурилась, но промолчала, может быть, у Власты с Фрэнком был такой условный код? Ворота разъехались в стороны, по направляющим дорожкам, и они заехали внутрь комплекса, уверенно лавируя среди контейнеров и остановились перед одним из них, возле которого, слегка запрокинув голову, в плетенном кресле сидел высокий и худой мужчина с трехдневной щетиной и в черном берете, далеко выставив свои худые коленки и сложив на них свои руки. Помимо головного убора, на нем были надеты камуфлированные шорты, красная рубаха, сланцы на босых ногах и полевая куртка М65. Всю эту почти идиллическую картину освещал яркий фонарь, установленный на контейнере.

Власта решительно, правда не с первого раза, вылезла из машины, и Ангелла опередила ее, подходя к Фрэнку, который, казалось, спал, или был философски настроен, и не обращал внимания на их появление. А кто же тогда открыл им ворота? Она наклонилась и поняла, почему Фрэнк застыл – на его груди виднелись следы от огнестрельных ранений. Власта громко выругалась, подойдя к торговцу оружием и заглянув в его равнодушные глаза, и поняв, что перед ними сидит мертвец. В этот момент, появившись стремительно и ловко, словно материализовавшись из портала времени, их окружил десяток бойцов в темном камуфляже и они, следуя их приказу, подняли свои руки вверх и опустились на колени.

Глава 11.

Река судьбы.

Закария находился в своем номере, который один из лакеев Асраила зарезервировал и оплатил для него. Уже попрощавшись со своим шефом, он зашел в маленький магазинчик, и купил там бутылку Бехеровки, напитка, который ему захотелось попробовать еще тогда, в баре на углу, в котором ему подсыпали наркотик в чай. Слишком большую дозу, как подумал он, очевидно один из тех мужиков посчитал его слишком высоким и сильным для обычной порции. Уже на выходе из магазинчика, держа пакет в руках, он заметил на улице перед своим отелем одну красивую и молодую женщину, невысокую и даже хрупкую, блондинку с голубыми глазами и в простом платье, облегающим ее стройную фигурку. Она сразу привлекла его внимание, и не только своей красотой и каким-то легким ореолом вокруг себя – этот нимб, или ее аура, была, скорее всего, оптическим эффектом, созданным уличным освещением и фарами проезжающих машин. Она стояла возле входа в отель, словно сканируя обстановку вокруг себя, внимательно оглядываясь по сторонам. Что-то тревожное было в ее голубых глазах – было похоже, что она только недавно перенесла стресс, или сильно устала, и теперь пыталась понять, почему таким куколкам как она, еще приходится работать. Она зашла в отель, а Закария все стоял возле входа, и потом даже отошел в глубь магазина – сработала его обычная осторожность и опыт. Кого же ищет эта красотка, может быть, его? Спустя минуту, к отелю подъехало такси, и она села в него, удалившись со своей маленькой, как и она сама, тайной.

Уже позже, в отеле, он задумался, ведь по его следам, или по следам Асраила могла идти такая охотница, или соглядатай. Или даже киллер. А он их поведал всяких. И внешностью его не проведешь. Порой вот такие куколки, не моргнув глазом, выхватывали оружие, спрятанное под одеждой, и расстреливали всех, кто находился поблизости. Или выбирали только одну цель. Не он ли был этой мишенью?

Он решил быть повнимательнее, и не терять бдительность. Закария отужинал в небольшом уютном ресторанчике при отеле и теперь отдыхал в своем номере, сидя на полу возле кровати и бездумно переключая каналы спутникового телевидения, смотря рассеянным взглядом на экран сильно вытянутого по горизонтали телевизора. Он только завтра ждал звонка от человека Асраила, который должен будет отвезти его к оружейнику, и пока просто наслаждался отдыхом.

Сам отель располагался в старинном здании, постройки XVIII века, как прочитал он в буклете, который взял на ресепшене у милой девушки в уютном холле. Ему нравилась эта старина и он жалел, что, например, в Алма-Ате, как он называл по старинке Алматы, безжалостно сносят исторические здания, заменяя их бездушными, ничего не значащими ни для жителей, ни для истории или облика города бизнес– центрами или точками общепита. Отрезая все путы и следы, которые ведут к колыбели и источнику города, его истории, делая его таким однотипно современным и унитарным. В Праге же бережно сохраняли и с умом и деловым подходом использовали все сооружения и здания, которые делало облик города, его сущность такими оригинальными и незабываемыми.

Он отвлекся от этих грустных мыслей и взглянул на стол, на котором лежали паспорт и другие документы. Как и другую логистику, аусвайс ему предоставлял Асраил, и этот был новым, свеженапечатанным. Как-то он рассказал Асраилу, что в детстве любил смотреть по телевизору на бойцов японского бусидо, и тот с тех пор ненавязчиво демонстрировал, что помнит про тот вечер. Имя в паспорте почти совпадало с именем одного из героев бусидо – НабухикоТакада Младший, и он согласно данным паспорта, был американцем японского происхождения. Да, на японца он в какой-то мере походил, особенно когда держал в руках холодное оружие. Китано бы оценил эту шутку, подумалось ему. Да, Такахаси, его друг, а вернее, брат по оружию, тот самый легионер, который вывел людей с площади того проклятого города и повел их за собой, через тот рукотворный ад. И хотя Китано, почти никогда не брал в руки холодное оружие, его взгляд был таким же острым, как отточенное лезвие катаны – самурайского меча.