Текст книги "Ни любви, ни роботов"

Искушения св. Пантелеймона

Св. Пантелеймон был известен кротостью и благочестием. Никогда не случалось ему возвысить голос, выйти из себя или потерять терпение.

Но Б-г хотел испытать его и послал ему на 23 февраля сборную модель «Пиратский корабль» без ножниц и клея производства Народной Республики Китай.

– Зри, сын мой, – сказал св. Пантелеймон своему чаду с обычной для него кротостью, разложив на столе элементы конструкции. – Корабль соберу!

Жена св. Пантелеймона, матрона славная и премного благочестивая, по научению сатаны же закатила глаза к потолку тут и приняла вид насмешливый, но св. Пантелеймон был твёрд в своей решимости и немедленно соединил детали 1-19 и 1–2, невзирая на занозы.

Сперва, как всегда бывает, когда замышляет диавол против праведника, всё шло гладко.

Св. П-мон взвеселился и захотел распространить радость свою на ближних:

– Часто ругаем мы народ Китайской Республики за дурное знание ремесла и ересь, а корабль сей сделан с толком и прилежанием и вскоре станет забавой сыну нашему! – сказал он.

– Ты бы клеил всё это, что ли, а не то развалится твоя лодка на шесть, – заметила жена.

– Не реки под руку, ибо стоит перепутать сообразную последовательность инструкции, и невозможно станет продолжать, – с привычной кротостью отвечал ей св. П-мон, тут же заметив, что крепление мачты 30–31 спрятано под палубой, так что достать его теперь возможно только ценой усилий.

«Укрепи и направь!» – прошептал с досадой св. П-мон и изощрил персты свои в щель.

Палуба стояла прочно, прижимая собой детали с 15-й по 22-ю (запомни, читатель, сии роковые числа!), образующие днище и нос. Запустив под неё пальцы и двигаясь на ощупь, св. П-мон наконец исхитрился вдвинуть деталь 30–31 в положенный паз, откуда она сразу же выпала на радость отцу лжи.

Призвав всю кротость свою, св. П-мон перевернул ковчег и тряс его, пока деталь 30–31 не вывалилась на свет Б-жий, после чего смазал её клеем и вновь принялся алкать паза, а благочестивая жена его, наученная сатаной, вновь насмешливо закатила глаза к потолку.

Наконец, Свет одолел тьму и деталь 30–31 заняла положенное ей место под палубой, а зависимые детали с 15-й по 22-ю (о, запомни их, читатель!) не сдвинулись ни на йоту.

Св. П-мон возблагодарил Создателя и принял решение с двойным тщанием проверять порядок предстоящей сборки, дабы предвосхитить промахи китайских инженеров и не давать духу зла ни единого шанса, и тут же обнаружил, что задняя мачта собирается по тому же принципу, только на этот раз для установки ответной детали не предусмотрено даже маленькой щели.

«Ах ты ж дудка!..» – сказал про себя св. П-мон, привычная кротость которого не позволяла произносить подобные слова вслух, и, собрав всё отпущенное на его долю смирение, принялся разбирать корму.

Читателю, незнакомому с устройством сборной модели «Пиратский корабль» без ножниц и клея производства Народной Республики Китай, не понять выпавшие на долю мужа сего тяготы и страдания. Безусловно, оно и к лучшему, ибо жаден человек до чужого несчастья. Укажем лишь, что только Божья помощь да нечеловеческие кротость и смирение помогли св. Пантелеймону расшить и оттянуть склеенные прежде элементы кормы и через образовавшуюся щель утвердить наконец крепление задней мачты.

«И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени, и сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими [царствами] и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её; итак, если Ты поклонишься мне, то всё будет Твоё».

Утвердив заднюю мачту же, обернул модель долу и в ужасе узрел, что колебания корпуса ослабили нажим палубы и злополучные детали с 15-й по 22-ю (вот страшные номера!) выехали из паза и упали, как умершие в полете птицы, внутрь корпуса корабля, почти собранного корабля, глухо зашитого со всех сторон корпуса корабля, и только сквозь пушечные порты можно видеть, как хаотически пересыпаются они во тьме корабельного трюма.

Шок святого был столь силён, что даже супруга его поостереглась возводить очи горе, как научал её сатана, и вместо того повернулась спиной и как бы невзначай лукаво загремела посудой.

«Что делаешь Ты, Г-поди! – взмолился святой. – Пошли же ношу мне по силам!..»

И вновь бросился св. П-мон в пучину труда, истекая потом, глотая слезы, направляя сквозь пушечные порты судна своего лезвие ножа и пинцет, тща орудиями сиими вернуть детали с 15-й по 22-ю на их место, и был почти успешен, но цену этого «почти» знает лишь тот, кто на себе испытал козни диавола, ибо когда спустя два часа встали детали на место, узрел святой, что нарушен их порядок и составляет теперь: 15, 16, 17, 19, 18, 20, 21, 22, что ни при каком раскладе не позволяет закончить модель.

«Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или́, Или́! лама́ савахфани́? то есть: Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?»

Словно молния озарила ум святого отшельника. Ясно увидел он перед собой две дороги, два пути. Первый же – немедленно истребить сборную модель «Пиратский корабль» без ножниц и клея, топча её сандалиями, одновременно хуля и ругая Того, чей Мир вмещает Народную Республику Китай со всеми её фабриками и мануфактурами. Другой же путь – выдавить треклятые части с 15-й по 22-ю обратно из паза, перемешать на днище трюма и попытаться заново установить их в щель.

Замер св. П-мон на распутье, выбирая дорогу свою.

Замерла благоверная супруга его перед лицом страшной минуты.

Замерли часы на стене.

Отделилась от крана и замерла в воздухе капля воды.

Замер злорадно и затаил зловонное дыхание своё диавол, ожидая, какой путь выберет святой, ибо каждый из путей вёл в ад, но второй нёс ещё и боль.

Разошлись тучи, пролился на землю Свет и слетел Голубь, сошли ангелы шестикрылы и вострубили трубы. Не оставил Г-дь раба своего и внушил верное решение.

– Вот, – сказал св. Пантелеймон, сгребая судно со стола, заворачивая в скатерть и передавая его своей добродетельной супруге. – Скрой блядину сию от греха!

– Аминь! – сказала жена его, и царь тьмы не смущал более своими наветами её чистого чела.

* * *

– …В ГУЛАГе очень хорошо люди жили. Свободы и тут нет. Море да рестораны. А там – тайга! Природа! С утра до вечера на воздухе, с утра до вечера среди своих!.. Счастливое время!.. Думать ни о чём не надо: конвой привёл на прииски – работаешь на приисках… А тут голову сломаешь… (Читает карту вин.)

– Сирийским беженцам очень повезло. У кого дома разбомбили. Это кажется, что мы тут как в раю живём… (Ковыряет вилкой омара.) Здесь такая коммуналка, вы не представляете!.. А налоги? А страховка? А там бомбой раз! И никаких хлопот у них…

– Рабы на галерах неплохо устроились. Греби себе – ни за что не отвечаешь!.. Ну, стегнут тебя плетью… Разве это проблема? Ты греби хорошо, и никто тебя стегать не будет. Я за яхту 500 евро просто за место в марине плачу, ещё в море не вышла – уже 500 евро в день отдай!.. А раба по морю бесплатно возят… Вот вам и социальная направленность… (Поливает устрицу уксусом.)

– В Северной Корее очень хорошо. Может, не знаю, магазинов таких нет, как у нас… Шанели этой… Сил уж нет от этой Шанели… Но как там стариков уважают! Вы не представляете, как северные корейцы чтут свою культуру! Какие песни у них!.. А тут… (Горестно прихлёбывает розе.)

– Нет, есть те, кому и здесь прекрасно. Цыгане, сироты, извращенцы всякие… И беженцы. Беженцы, беженцы без конца. Я не понимаю, почему мы их кормим. (Трёт трюфель в икру.) В советское время я работала секретарём отдела дружбы народов – мы такого не позволяли. Если бы не Путин, не знаю, беженцы бы уже всю Европу съели. Да они её и так скоро съедят… Очень хорошо в Венесуэле. Здоровый быт, социальное общество, богатый фольклор. Очень низкие цены на бензин… Le taxi? Побегу, а то минута простоя – пять евро. Сумасшедшие тут цены на всё… И не говорите… И не говорите… Пять евро! В Венесуэле за такие деньги такси тебя месяц будет ждать и ещё спасибо скажет!.. Господи, если бы я могла выбирать!..

Очень взрослый контент

– Называй меня «Продакшен».

– Хорошо, Продакшен! А я – Пост… Или СиДжи.

– Хорошо, СиДжи. Я натягиваю свой гигантский хромакей…

– Он грязный? Я хочу, чтоб он был грязный!

– Он очень грязный, детка!

– О да!..

– Он грязный, как сама грязь, ткнёшь в него своей пипеткой – увидишь не фон, а все мои проекты начиная с 89-го года…

– Уф!..

– Подожди. Я достаю оператора…

– Делай это медленно!..

– Очень медленно достаю очень медленного оператора… У моего медленного оператора всего один, но о-очень большой прибор…

– О да!..

– Он вертит свой большой двадцатикиловаттный прибор так и сяк, выбирая, куда бы его воткнуть, чтобы осветить хромакей… может, спереди?.. может, сзади?

– Он делает это первый раз?..

– О нет!.. Он знает, как причинить боль!.. Он долго думает и… Втыкает свой прибор… сбоку!

– А-а-а-а!!! Скажи, скажи, что ближняя половина хромака горит, а дальняя скрывается в темноте?

– …мало того. В павильоне сквозняк…

– Боже, да!..

– …хромак болтается, как ссаная тряпка, а боковой свет выхватывает каждую складочку и каждый шрам на грязном-грязном полотне!..

– О!.. О!.. О!..

– Ну как?

– Боже, ты король!…… А дальше?..

– Хочешь ещё? Не много для первого раза?

– Не останавливайся!.. Сделай мне больно, Продакшен, заставь меня рыдать!..

– Я достаю каскадёров…

– О да!..

– Их много и каждый пришёл не с пустыми руками…

– Сука, да!..

– Они принесли верёвки. Очень толстые, очень длинные и очень мохнатые верёвки…

– Они хотят подвесить актрису?

– Хотят подвесить нежную и трепетную актрису, которую тебе предстоит кеить…

– Боже, у неё длинные волосы?

– Актриса с длинными распущенными волосами и в полупрозрачном платье с лентами…

– О!..

– Каскадёры начинают обматывать её своими верёвками…

– О!..

– Каскадёры совершенно не стесняются своего занятия. Верёвок много, актриса не может уже и пальцем пошевелить, а они продолжают добавлять всё новые петли… А ведь потом, на посте, кому-то придётся вычистить каждую из этих толстых волосатых верёвок, да?..

– О, я знаю, кто это будет!..

– Вычистить все эти толстые грязные верёвки…

– О да, не жалей меня!..

– Наконец каскадёры вздёргивают верёвочный кокон, внутри которого задыхается длинноволосая актриса…

– О боже, да!..

– …и тут оказывается, что постановщики облажались с фоном и кокон не попадает на хромакей!

– Да-а-а-а-а!!!!……..

– Ну… как ты там?

– Боже, Продакшен, ты король!..

– Ну что, хватит с тебя?

– …. Подожди…

– Что, ещё?!

– Да. Хочу реальную жесть.

– СиДжи, это может быть опасно…

– Души меня. Отделай меня как котлету. Я хочу, чтоб на всю жизнь остались следы…

– Ну, хорошо… Если ты сам хочешь жести… Выбери хотя бы стоп-слово.

– Стоп-слово: «доп».

– Окей. Я слышу «доп» и прекращаю…

– Ты не услышишь. Я хочу быть клиентоориентированным, как сучка.

– Чёртов псих… Ну, ладно. Начинается постпродакшен…

– Да!..

– День проходит – ничего. Два проходит – ничего…

– Дедлайн всё ближе?

– Дедлайн всё ближе…

– Ох…

– Наконец приходит письмо…

– От кого?

– От Постпродакшен-менеджера…

– Уф!.. Постпродакшен-менеджер – это такая жестокая отмороженная психопатка, кипящая внутренней злобой от разрушенной допубертатным инцестом половой идентичности?

– Нет. Милая девочка с татуированными плюшевыми мишками на плече.

– Хм… И что она пишет?

– «Мальчики, привет! Клиент, похоже, всё ещё не вышел из запоя, так что монтаж пока не утверждён, но есть и хорошие новости: оказалось, что наш ролик не для ТВ, а для интернета, и дедлайна у него нет…»

– Эй, мы так не договаривались!..

– «…так что жду от вас обновлённого тайминга, где в графе «срок производства» стоит «вечность»…»

– Доп! Пожалуйста! Стоп-слово! Три-три – нет игры!.. Кончай это, серьёзно! Доп! Доп! До-оп!!

– «…кстати, о допе. К сожалению, денег мы вам не заплатим совсем, потому что они кончились. Возможно, если вы будете очень-очень послушными, мне удастся что-то подкинуть вам со следующего проекта, который мы начнём сразу, как только сдадим этот, чего, напоминаю, не случится никогда…» Ты ещё не понял? Это не игра, это всё на самом деле!.. Добро пожаловать в ад, сучёнок!

– Нет, сука!!!.. НЕТ! Сука!!. доп!…. доп!…… доп!.. доп!.. доп!…… до-о-оп!…

Три зелёных яблока

– Пришлите, пожалуйста, три зелёных яблока.

– Сколько?

– Три.

– Скинула.

– По ссылке пылесосы…

– А нужно?

– Зелёные яблоки.

– Блин… ладно… проверь почту.

– Спасибо, но нужны зелёные яблоки.

– Они зелёные.

– Да, но это ботинки.

– Три зелёных яблока?

– Да.

– Проверьте почту!

– Хвоя, жаба и морковь…

– Всё верно. Можете с этим работать?

– Нет.

– Нет?!

– Нет. Когда я пишу «три зелёных яблока» – это не метафора, это в самом прямом смысле три зелёных яблока.

– Но морковь зелёная.

– Да. Но нужна не морковь.

– А те пылесосы, которые я утром присылала? Можно из них попробовать что-то сделать?..

– Нет.

– Блин, вот почему вся Москва с любыми исходниками работает, вот что присылают – из того и делают, а вам всегда что-то этакое подавай?!.

– Ну, в принципе, если не важен результат…

– Ладно. Запросила у клиента…

– Спасибо.

– Можем пока начать работу без яблок?

– Нет.

– Почему?

– Без яблок яблочный джем не сваришь…

– Получила! Лови!..

– Что-то не вижу…

– Не туда смотришь!) Не в почте, а на улице, за окном!..)

– Ого! В наш двор въезжает десятитонный бортовой «КамАЗ»!

– Во, это оно!)

– Подождите… Тут не яблоки, тут полный кузов… говна!..

– Не обращай внимания!) Это клиентское говно от другого проекта!

– А яблоки тоже в кузове?

– Да, яблоки тоже в кузове.

– В говне?

– Слушай, ты мне весь день ешь мозг – то не так, да сё не сяк… Наконец, – сама проверила! – положили как просил, ровно три зелёных яблока. Что опять не так?!

– (трёт переносицу) Хорошо… в порядке бреда, а вот ты или клиент… можете как-то… не знаю, отфильтровать всё это?.. или, может, нырнуть в это говно и вынырнуть назад уже с яблоками?..

– По. таймингу. первая. презентация. джема. вчера. вечером.

– Ладно, я понял…

– Значит, всё ок? Работаешь?

– Буль-буль-буль-буль-буль!..

Цветы, растущие под снегом

– Мама, я боюсь темноты!

– Стыдись, Сашими-тян! Ты должен быть смелым, как папа.

– Наш папа юрист…

– Да. Папа юрист. Он работает с рекламными роликами.

– Что страшного в рекламных роликах?

– Ты смотришь ролики глазами обычного человека, поэтому тебе не страшно. А юрист должен думать обо всех фриках и параноиках, которых пугает, раздражает и оскорбляет даже собственная тень. Юрист должен быть уверен, что сможет защитить рекламный ролик от любого из этих больных ублюдков.

– Оу!.. Это действительно страшно… Если бы я был юристом, я бы просто ел мозги продакшену до тех пор, пока они не сделают ролик, который не пугает и не возмущает вообще никого на свете…

– Стыдись, Сашими-тян! Твой папа противостоит мракобесным демонам, а не трахает мозг честным специалистам.

– А если мракобесных демонов слишком много?

– Тогда папа достаёт меч и во славу справедливости рубит всех, кого не может одолеть в суде.

– Когда я вырасту, я тоже буду смелым юристом! Можно мне конфетку?

– Нет, но если ты быстро уснёшь, я завтра дам поиграть тебе папиным боевым топором…

– Алекса-сэнсэй, когда мы сможем снимать?

– Терпение, Фукусима-тян, мне осталось лишь хорошо осветить хромакей…

– Агентству и клиенту нравится, как освещена сцена…

– Приятно слышать!..

– Я просто подумала… Стоит ли тратить время на хромакей?

– Не понимаю тебя. Объяснись?

– Клиент всё равно ничего не смыслит в хромакее. Сейчас он счастлив, так давайте снимать? Какое нам дело, как будет кеиться материал? Никто не обвинит нас, все шишки посыплются на студию графики, а время, которое мы сэкономим… Ай! Алекса-сэнсэй, зачем вы обнажили меч?!

– Я должен высветить хромакей идеально, так я понимаю свой долг! Ты предлагаешь мне бесчестие?! Будь ты самураем, я бы уже зарубил тебя! Иди назад и передай, что Алекса будет работать над хромакеем столько, сколько потребуется, и каждого, кто попробует мне помешать, я зарублю вот этим самым мечом!..

– Нижайше прошу выслушать, Алекса-сэнсэй! Агентство, и клиент, и продакшен в ярости от моей ошибки! Они просят вас работать над хромакеем столько, сколько нужно, даже если мы не успеем сегодня снять больше ни кадра!.. Обо мне не беспокойтесь, в буфете я уже выпила яд…

– Эй, ротозеи, слышали? Быстрей зажигайте свои кососветы, я не хочу подвести славных клиентов! И помните – если я увижу хоть одну морщинку по фону, клянусь Буддой, вы узнаете, что с клинком я управляюсь не хуже, чем с камерой!.. Ох, демоны!.. Приятно слышать, что операторская честь для людей всё ещё не пустой звук!..

– Якудза-сэнсэй, вы совсем продрогли, ветер сегодня такой холодный… Крайний дубль был очень хорош, агентство счастливо, клиент умоляет вас слезть с подвески, пока трос не отдавил вам звёздную жилу… Может, закончим уже с натурой и перейдём в тёплый павильон?

– Брось, дубль был ужасен. Я верю, что способен порадовать зрителя более тонкой игрой.

– Вы очень строги к себе… И потом, это всего лишь реклама…

– Всего лишь?! Мои роли в самурайских сериалах скучны и однообразны, а в рекламном трейлере «Маджонг-Три Сюрикэна» я смогу раскрыть перед зрителями весь свой драматический потенциал!.. Дай мне руку, девочка, и попроси запустить камеру… Я думал над этой сценой и хочу попробовать ещё одну краску… Гм… [Включается камера, Якудза-сэнсэй произносит текст. Осветители плачут.] Ну, как? Лучше? Тогда попросите монтажера взять крайний дубль и проверить, хорошо ли я кеюсь. Я повишу пока здесь вот так… Скажите, чтоб не торопился, невежливо подгонять профессионалов… Чёрт, я ног не чувствую… Святые будды, кажется, я синею от холода, интересно, не повлияет ли это на кей?..

– Что ты делаешь, Йена-тян?!

– Оставь меня, Хиросима! Я проявила небрежение и должна умереть!

– Но в чём твоя ошибка? Скажи, хотя бы для того, чтоб я не повторила её!

– Как я уже сказала, я проявила небрежение. Мне нужно было выложить материал для студии графики. Я выучила наизусть их технические требования…

– Верно, мы все так делаем…

– Не перебивай, Хиросима. Я собрала все ролики по проекту, четыре раза всё проверила и лично выложила на фтп…

– ?..

– В папке вертикальной пятнашки для маршруток префектуры Фудзи пэкшот оказался на два кадра длиннее.

– О боже!..

– Хорошо, что ты пришла. Можешь отрубить мне голову, когда я вспорю себе живот?

– Ты знаешь, Йена-тян… Тории Мототада говорил, что полководец не может считаться великим, пока не проиграл хотя бы одну битву…

– К чему это?

– Это же твоя первая ошибка за двадцать лет?

– Да. Первая и последняя. Я не смогу жить, зная, что кто-то делал компьютерную графику на кадрах, которые не вошли в финальный монтаж.

– Хороших постпродакшен-менеджеров не так уж и много, и, истребив одного из лучших, вряд ли ты поможешь этим студии графики… Раз уж меч вынут из ножен, отруби себе пару пальцев, по одному за каждый кадр, отошли им с извинениями и пойдём читать новый бриф?..

– …..А что потом?.. Что будет, когда я в следующий раз выложу материал?.. За мной будут проверять?.. Будут ждать подвоха?.. Станут говорить – осторожней! Это та самая Йена-тян, которая в 2019-м ошиблась на два кадра?..

– Ты права. Я не подумала об этом. Кому оставишь свой бонсай?

– Возьми себе. Поливай не чаще раза в неделю. Ты готова?

– Да.

<Вжик!>

<Хрясь!>

– Аг-ш-ш-ш-ш-ш…

– Прошу простить, но мне уже достаточно саке!..

– Пожалуйста, Сеппуку-сан, выпейте ещё!

– Я бы рад, но мои почки уже не те, что в молодости…

– Как я вас понимаю!.. Мои почки тоже, увы, оставляют желать…

– А знаете, у кого по-настоящему хорошие почки? У Икебаны-сан, нашего арт-директора! Вот уж у кого почки так почки! Недавно мы проходили медкомиссию, так доктор специально раздвинул сёдзи, чтобы сказать нам – у Икебаны-сан замечательные почки!..

– Гм. Боюсь, уже нет.

– Как нет? Что это значит?

– А вы разве не слышали? Икебана-сан продал свои замечательные почки.

– Что?!.

Старик покатал в пальцах чашечку из-под саке и начал свой рассказ:

– Икебана-сан снимал ролик про сливовое вино. Ролик снимался зимой, искусные кустари создавали сад в закрытом павильоне. Каждая ветка утверждалась Икебаной-сан лично. «Икебана-сан, будет красиво, если сад будет слегка разросшимся!» – так говорил художник. Но Икебана-сан требовал идеальной симметрии. В день съёмок, когда ещё можно было внести исправления, группа буквально умоляла Икебану-сана добавить в кадр живинку. Икебана-сан был непреклонен. Он приказал выровнять по уровню каждый листок.

Когда ролик смонтировали и настала пора финальных подчисток, Икебана-сан обмакнул шёлковую кисть в китайскую тушь и написал длиннейший бриф о том, как на компьютерной графике придать саду разросшийся вид.

Продакшен был в шоке.

– Икебана-сан, но мы же говорили!..

– Вы были правы, а я нет, – просто сказал Икебана-сан. – Я признаю это и хочу исправить свою ошибку.

Рассказчик умолк, катая в пальцах чашечку из-под саке.

Собравшиеся тоже молчали, поражённые силой духа молодого самурая.

– Почему же Икебана-сан не продал дом, лошадей, повозку?..

– Икебана-сан продал дом, лошадей, повозку, всю мебель, праздничную одежду, реликвии клана и даже фамильный клинок. Ему не хватило совсем чуть-чуть. Продакшен с самого начала умолял взять расходы на себя, студия графики твердо настаивала сделать работу бесплатно. Икебана-сан, бледный как первый снег, молча положил золото на стол, учтиво поклонился и вышел, толкая перед собой тележку с диализом.

– Ну да. А как ещё он мог поступить?

Самураи помолчали.

– Давайте выпьем за самурая, который потерял почки, но сохранил честь.

– Тогда, пожалуй, и я выпью с вами.

– Правильно, Сеппуку-сан, выпьем чашечку за доблестного самурая.

– За рекламную индустрию!

– Да, за рекламную индустрию!

– За нас!

– За Икебану-сана!

– За братство талантливых, бескорыстных и беззаветно преданных долгу людей!