Текст книги "Ночной скрипач"

– Здравствуй, старик. Узнал меня? – ровным и твёрдым голосом произнёс чёрный силуэт. В голосе этом были холод и жестокость.

Да, Виктор Петрович его узнал: он хорошо помнил, как его нож, пробив кость черепа, вошёл в мозг этого душегуба. Ещё немного, и эта мразь добралась бы до школьницы. Он прикончил маньяка. И вот теперь, восстав из мёртвых, насильник и убийца стоял перед ним. Шанин помнил, как Рыдающие несли по ночной улице труп в мешке, окропляя его своими «слезами». Но что было с телом потом? Что было после того, как его забрали? Мысли в голове стали выстраиваться в единую систему – так собирается мозаика, и некоторые детали начинают достраиваться сами собой.

– Да, это я, – усмехнулся живой мертвец. – Неужели ты удивлён?

Теперь Шанин мог лучше разглядеть своего соперника: высокий и статный молодой человек, только теперь его волосы, утратив цвет, выглядели снежно-белыми, кожа была мертвенно-бледной, а глаза казались просто чёрными дырами на узком лице. Его плащ бешено развевался на ветру. Посланник Тьмы, не иначе. Мёртвый Костя Ряхлин, бывший в детстве и подростковом возрасте абсолютным неудачником, позднее ставший насильником, безжалостным истязателем и убийцей, теперь вернулся в этот порочный увядающий мир в новом амплуа – кто бы раньше мог о таком помыслить?

– Ты думаешь, наверное, что они и в самом деле в тебе нуждаются? – заговорил Ряхлин, в то время как Виктор Петрович сохранял молчание. – Считаешь, что делаешь полезное дело, выполняя свою работу? Напрасно. Ты мыслишь старыми категориями, на то ты и старик. Подобные мне будут всегда – жадные до крови, плоти и похоти. Были, есть и будут. По крайней мере, до тех пор, пока существует человечество. Но, похоже, положение его теперь крайне неустойчиво. Да ты и сам это видишь. Мы лишь пешки в их большой игре. Да, они могут дать кому-то особую силу и возможности, как они дали их нам с тобой, могут предложить даже бессмертие и вечную молодость, но в любой момент они могут изменить своё решение, и тогда все наши надежды и устремления рассыпятся, как карточный домик. Нас наделили небывалыми возможностями и сказали: «Фас!» Мы лишь подневольные участники их экспериментов – только и всего. Это как гладиаторские бои. И…

– Да. И мы с тобой сразимся, – наконец вступил в диалог Шанин. – Заканчивай философствовать, парень. Соберись и приготовься к бою. Будем жить настоящим, и сейчас нас ждёт поединок.

– Ты прав, – сказал парень. В его руке вдруг появилось тонкое серпообразное лезвие – сталь сверкнула в свете луны и звёзд. – Я – оживлённый труп, а ты – сверхчеловек из живой ещё плоти. Они уже сделали ставки.

– Чёрт с ними, – бросил Шанин и достал свой огромный нож.

Оба замолчали и ещё больше сблизились. Теперь между ними оставалось всего несколько метров. Несколько метров до кровавой схватки.

«Ряхлин, ты всегда был неудачником. Неудачником ты и сдохнешь», – произнёс в голове молодого человека голос рыжей девушки без глаз.

«Иди ты к дьяволу, сука!» – ответил он ей.

«Мы все уже у него на службе, мой милый…»

«Сгинь!»

– Ну, держись, старик, – сказал Ряхлин, и эта фраза стала сигналом к бою.

Ряхлин, как хищный зверь, бросился на своего соперника. Однако реакция у стоявшего в оборонительной позе Шанина была что надо: он в мгновение ока ушёл с линии атаки, и острейшее серпообразное лезвие противника только полоснуло воздух. Шанин, немного развернувшись, сам попытался нанести удар, но его соперник предугадал это действие и отбил атаку. Они ринулись друг на друга, их острые лезвия встретились, и во тьму полетели искры.

Наконец, Виктор Петрович сильным движением руки оттолкнул от себя Ряхлина, а затем с внезапным напором атаковал соперника. Парню пришлось защищаться от сильных, размеренных и чётких ударов, наносимых твёрдой рукой старика. Но вскоре и Шанину пришлось обороняться: молодой человек нападал яростно и быстро. В какой-то момент в обороне пожилого бойца возникла брешь, и Ряхлин тут же направил в это место силу своего удара. Но нет, ему не удалось достать старика, и теперь он сам оказался в невыгодном положении. Виктор Петрович нанёс своему противнику мощный удар в скулу, и Ряхлин отлетел к бетонным плитам, крепко стукнувшись о них головой.

«Сопливый ты мудак, – произнёс женский голос в голове молодого убийцы. – Соберись давай и трахни старика. А потом, когда с ним покончишь, трахнешь меня, свою сладкую Людочку. Я буду ждать тебя дома».

Мерзкий смешок.

Ряхлин вскочил на ноги, оправил свой длинный плащ. Он сделал это вовремя. Шанин был уже в нескольких шагах, поигрывая своим широким лезвием. Старик устремился на противника и попытался ударить, но промахнулся. Тогда ударил Ряхлин, и его удар на этот раз попал в цель. Виктор Петрович припал на одно колено и низко опустил голову. Из левого бока у него текла кровь.

«Так-то, Костя! – снова голос рыжеволосой. – Добивай старика! Чего ты ждёшь?!»

«Заткнись!» – Ряхлин тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от голоса в мозгу.

«Добей, добей, добей…»

Старик, хрипя, уже почти распластался у бетонных плит. Ряхлин приблизился и собирался нанести последний сокрушительный удар. Он уже замахнулся, когда тело старика вдруг резко дёрнулось и переместилось в сторону. Удар и жгучая боль в правой руке: изогнутое орудие убийства отлетело далеко в сторону. А затем двое противников, сцепившись, покатились по бетону. У Ряхлина была невыигрышная позиция: старик оказался сверху, и он был вооружён. Огромный нож плясал совсем близко перед лицом, и Ряхлин чувствовал хриплое стариковское дыхание у себя на лице, видел, как раздуваются побелевшие ноздри стариковского носа, и как капает кровь из чужого рта. Теперь Шанин сжимал соперника своей железной рукой, в другой руке был зажат нож. Однако Ряхлин не сдавался: он пытался держать дистанцию. Улучив момент, он ударил старика по яйцам. Могучая хватка слегка ослабла, но лишь на мгновение. Парень задыхался, сильные пальцы сдавливали ему горло. Из последних сил он рванулся вперёд, ударив Шанина лбом в область носа. Шершавые пальцы разжались, тело над ним обмякло, и Ряхлин, оттолкнув противника, перекатился в сторону.

Голову Виктора Петровича пронзила боль, мгновенно распространившаяся из лицевой части прямо в мозг. Из носа заструилась кровь. Но что есть боль и кровь, когда в нём столько силы? Он мог драться и дальше. Однако теперь он был безоружен, а инициативу перехватил этот проклятый щенок.

«Прыткий оказался, однако, молодой сучёнок…»

Шанин сплюнул кровью, утёр ладонью нижнюю часть лица. Боль продолжала распространяться по всему телу. Он развернулся и увидел, как на него прыгает соперник: полы плаща взметнулись, отлетели в стороны, лезвие сверкнуло во мраке.

Ещё секунду назад Ряхлин был уверен в своей явной победе, но внезапно ощутил, как что-то холодное пронзило ему живот. Ноги противника подбросили его тело вверх, а затем он тяжело упал на бетон прямо у края недостроенного этажа высотки. Едва он успел развернуться, чтобы оказаться лицом к лицу с врагом, как тот вновь пригвоздил его к бетону и принялся наносить короткие, но смертоносные удары ножом – в грудь, в бок, в живот… Внутри взрывалась боль, горячая кровь брызгала во все стороны, заливая белый бетон, а на небе вдруг стало больше звёзд. Небосвод, казалось, опустился ниже, став доступнее.

…Они лежали в ванне. Только на этот раз была существенная разница: проститутка оказалась сверху. И теперь эта рыжая тварь пыталась утопить его в воде и пене. Тонкими, но хваткими пальцами она зажимала ему рот и нос, поэтому он задыхался. Лицо девушки было очень красивым, на бледноватых щеках проступал румянец, волосы растрёпаны, в глазах возбуждённый, похотливый, почти хищный блеск. А потом черты исказились: её глаза стали просто дырами, кожа посинела и сморщилась, покрывшись струпьями и сочащимися гнойниками, челюсть отвисла, рот неестественно расширился и удлинился, обнажив иглообразные зубы. Ставшие когтистыми пальцы вырвали у него из груди трепещущее сердце, фонтан крови залил всю ванну и кафельную плитку стен. Окружающее подёрнулось красной дымкой, и Ряхлин ушёл под воду. Он уже не мог видеть, как его рывком подняли, и жуткие челюсти сомкнулись на его лице…

Шанин, напоследок проткнув сильными точными ударами сердце и мозг оживлённого мертвеца, выдернул лезвие из плоти и бессильно откинулся на спину, распластавшись рядом со своим поверженным врагом. Он во второй раз убил этого парня. Холодный бетон неприятно давил на лопатки. Его терзала жгучая боль в ране: казалось, внутри кто-то беспощадный ворошил раскалённые угли. Несколько раз он терял сознание, но смутно помнил, как его поднимали цепкие сильные руки Рыдающих. Однако его отнесли не в «покойницкую» – место, откуда трупы отправлялись прямиком к Хозяину – а домой, прямо к нему в квартиру. Здесь-то Виктор Петрович и провалился в бездну небытия.

Он видел сны. Но это не были сны о его прошлом, детстве, молодости и любви. Ему снился глубокий заброшенный карьер с чёрной водой, по поверхности которой скользили бензиновые пятна и какие-то неопределённые предметы. Карьер на окраине города. И он, Виктор Шанин, стоял там вместе с остальными, среди которых были и люди, и Тёмные. Чего они ждали? Явления. Вот-вот из глубины должен был появиться Тёмный Бог, сам Хозяин. Шанин, как и все, не отрываясь смотрел на воду карьера – спокойную и безмятежную. Что тут может произойти? Вода отравлена, а глубоко на дне скопился всякий мусор. Внезапно, разом рассеяв все сомнения, воды вспучились, и взорам собравшейся у карьера толпы явился Хозяин. Огромная гора, бесформенное и неопределённое нечто с сотнями щупалец, словно гигантский спрут, обросший змеями. Кровь брызнула из глаз некоторых людей, кто-то упал на землю и стал корчиться, давясь кровавыми сгустками. Послышались крики нестерпимой боли: внутренности в человеческих телах выворачивались наизнанку и завязывались в тугие узлы, кожа трескалась как бумага, костному мозгу вдруг стало тесно в костях. Остальные же, преимущественно Тёмные и Рыдающие, пали ниц перед Хозяином. Шанина обдало вонючей водой вперемешку с человеческими костями. В голове раздался колокольный звон и ещё какой-то неопределённый шум. Перед взором всё поплыло, стало нечётким, расплывчатым, а потом изменившийся окружающий мир разом померк.

Почему-то Виктор Петрович именно в эти мгновения осознал свою близость к запредельному, к той черте, что разделяет реальность и неведомое. Он находился сейчас между жизнью и смертью, однако всё ещё оставался в реальном трёхмерном мире, где всё казалось таким привычным и обыденным.

Именно в таком состоянии Тёмные и проникли в сознание Виктора Шанина. Некая пелена обволокла каждую клетку его мозга. Появились голоса, всё те же, металлические и чужие, голоса, впервые прозвучавшие в его голове в ту далёкую и памятную ночь, когда он ещё не служил им. Затуманенным, пылающим болью рассудком Шанин осознавал, что его внезапная глухота, словно он оказался помещённым в вакуум, и абсолютная немая пустота в голове, будто его мозг извлекли из черепной коробки, были вызваны появлением в его квартире Тёмных. Он приоткрыл отяжелевшие веки и увидел высокие фигуры, обтянутые жёлтой кожей головы. Тогда, в первый раз, от ужаса он подскочил на кровати, словно сопливый мальчишка, увидевший выпрыгнувшего из стенного шкафа монстра. Теперь же он не мог даже приподняться на локтях – настолько ослаб. Кровь продолжала медленно вытекать из раны в боку. А под потолком уже разбухало необыкновенное зеленовато-голубое свечение.

«Ты хорошо делал свою работу», – произнёс ледяной голос в голове Виктора Петровича.

«И ты победил в схватке. Хозяин оказался доволен. Теперь ты достоин привилегий, что есть и у нас. Старый воин из рода человеческого, проси то, чего желаешь, и мы обратимся за этим к нашему Хозяину».

– Я хочу видеть… свою жену… – прохрипел Виктор Петрович ослабевшим голосом. Его окровавленное лицо казалось зелёным в свете неземного сияния. – Дайте мне… встретиться с ней…

«Хорошо», – голос в голове.

– Зачем… я был… нужен вам? Как и… все те, кто… работал на вас.

Но ответа на свой вопрос он не получил. Фигуры Тёмных исчезли, сияние под потолком иссякло, сжавшись до размеров грецкого ореха. Туман в голове немного рассеялся. Шанин хрипло выдохнул. Кто, чёрт возьми, он такой, чтобы спрашивать подобные вещи? Медленно умирающий, истекающий кровью старик. Он и так уже узнал и увидел слишком много. Для представителя «рода человеческого» – очень много. Но теперь он уже не думал об этом. У него зародилась надежда, слабо замерцавшая красивой путеводной звездой.

«Я хочу видеть свою жену. Дайте мне встретиться с ней», – уже одно это звучало как безумие. Встреча с мёртвой женой. Но разве не безумием было всё, что творилось вокруг? Привычный мир шёл трещинами, крошился и распадался на части. И сквозь трещины сочились кровь, безумие и сверхъестественный ужас. Прежним этот мир уже не станет. А что впереди? Шанину было всё равно. Он достаточно пожил на этом свете, и ему с лихвой хватило пережитого: тяжёлое детство, война, бесконечные переезды, смерть друзей и близких, а теперь вот и это… Сейчас он жил только одной надеждой. Этой надеждой была его супруга Светлана. Он не умрёт сейчас только ради одного этого, хоть он и хотел забвения. Он будет ждать.

* * *

Небо на востоке стало блекнуть. Первые признаки зари возвещали о рождении грядущего дня. Предрассветная дымка обволокла город, который полностью погрузился во тьму: этой ночью прекратилось электроснабжение. Город больше не принадлежал людям.

Глядя на бледный небосвод и исчезающую луну, Виктор Шанин продолжал ждать. За этим занятием он незаметно задремал. Когда же он вынырнул из дремоты, пульсирующая боль в теле почти отступила. В комнате произошли изменения. Повсюду – на полу, на столе, на подоконнике, на книжных полках и шкафах – горели свечи. Их огонь топил всю комнату в мягком золотистом свете. В левом углу помещения неподвижно стояла белая фигура – она бросала на оранжево-жёлтую от огня свечей стену изогнутую тень. Теперь белый призрак пошевелился и медленно двинулся к кровати, если, конечно, ему это не показалось.

– Вот она, я – твоя Света, любимый, – произнёс белый силуэт, и сердце Шанина сжалось, а затем отчаянно, тревожно заколотилось.

«Боже, неужели она…»

Он открыл рот, но не мог промолвить и слова. Всё тело онемело, сделалось непослушным, где-то глубоко внутри пульсировала слабая боль. Он либо спал, видя сон, либо уже умер. Его глаза видели то, что разум отказывался воспринимать. Да, это была его жена Светлана. По крайней мере, его глаза так видели. Судя по внешнему виду, ей было не больше двадцати лет, тяжкий груз старости исчез, забрав с собой немощь, дряхлость и глубокие морщины.

– Ты ведь ждал меня, Витенька? – обратилась она к нему, продолжая неспешно подходить к кровати. – Я вся сгораю от страсти… Возьми меня, милый… Ты же хочешь меня?

Хотел ли он её? Да он безумно её жаждал. Картинка перед глазами стала меняться: Шанин словно бы со стороны наблюдал сцену, происходившую в таинственном сиянии свечей. Парень лет тридцати лежал обнажённым на простыне, капельки пота поблёскивали на разгорячённой коже.

– Да, я хочу тебя, – сказал юноша. – Хочу слиться с тобой, раствориться в тебе…

– Я здесь. Я уже рядом, – отвечала девушка. В свете множества свечей её фигура маняще просвечивала сквозь полупрозрачную ткань лёгкой белой накидки. Она остановилась у изголовья кровати, и накидка соскользнула на пол. Молодое тело девушки словно пылало изнутри: так ложился на её нагую красоту отбрасываемый свечами свет.

«Ах, эта молодость…»

Вдвоём они вновь обрели её, преодолев барьеры времени, пространства, жизни и смерти.

Она легла рядом с ним и принялась ласкать его.

«О, эти сладкие горячие губы, нежные пальцы, гладкая кожа…»

Их голые, обливающиеся потом тела переплелись. Жар был невыносим. Казалось, комната пылала огнём.

Виктор Петрович испытывал всю гамму чувств, одновременно пребывая в постели с молодой женой и наблюдая за ней и собой со стороны. Из-под кровати поползли шипящие чёрные змеи. Они взбирались по ножкам кровати, ползали между голыми телами. Чёрными угрями скользили они по грудям девушки, ласкали вместе с пальцами и губами юноши её промежность и ягодицы. Змей становилось всё больше, они шипели всё громче, всё злее, но молодая пара, казалось, не замечала их. Даже наоборот – им нравилось ощущать прохладное и дразнящее движение на своих телах. Оба экстатично дрожали, их шумное дыхание и стоны сливались со змеиным шипением.

В углах комнаты возникли чёрные силуэты.

Молодые люди уже утопали в копошащихся скользких тварях, когда закрывший глаза и запрокинувший назад голову Шанин почувствовал, как что-то холодное и шевелящееся падает ему на лицо. Он раскрыл веки. Обезображенное разлагающееся лицо зависло над ним в каких-то сантиметрах, а из распахнутой чёрной пасти непрерывным потоком сыпались комья земли вперемешку с червями. Позвякивали цепи, кольцами обтягивающие истлевшее тело и тянущиеся к застывшим по углам комнаты тёмным фигурам, словно сотканным из мрака ночи. Но отвращения, страха перед этим перекошенным разлагавшимся лицом не было. Было другое – бесконечный, ирреальный ужас всего того, что произошло с ним в последнее время: первое появление Тёмных, их голоса в голове, то, что он делал изо дня в день, и для чего он это делал, кошмарный образ Великого Хозяина во сне…

«Ряхлин был прав. Тёмные использовали их как хотели. Люди были для них пешками, жалкими и безвольными марионетками. Тёмные и им подобные существа явились в мир людей извне и стали устанавливать свои порядки. Может быть, они использовали людей забавы ради, может, проделывая это, они испытывали ресурсы человеческого организма, а может, и то и другое сразу. Когда среди горожан стало меньше плохих людей, людей, которые причиняли боль другим, лишали их жизни, сама жизнь стала казаться лучше. Но только первое время. Людей сталкивали друг с другом как зверей, а город превратился в одну большую клетку. Всё это оказалось лишь экспериментом, который разум человека был не в силах постичь. Хаос и безумие – вот куда катился мир. Скоро эта зараза охватит другие города, целые страны и населения Земли», – это были последние мысли, промелькнувшие в мозгу Шанина, когда его мёртвая супруга принялась рвать его на части. Её объятия несли только гибель, страшную, дикую смерть. Но вопреки всему Виктор Петрович был согласен завершить свой земной путь подобным образом. Он выбрал бы такой конец из сотен и тысяч других возможных концов. Встреча состоялась: всё-таки эти твари выполнили то, что он у них попросил. И прежде чем лицо его разделилось на части, а из рваных ран хлынула горячая кровь, Виктор Петрович Шанин, захлёбываясь, успел крикнуть:

– Люблю тебя!

С этим словом на окровавленных устах старик и умер, как умерли и все его воспоминания о любимом городе – городе, каким он знал его раньше, городе, где они с супругой были когда-то счастливы.

Электричка

Валерий шёл по притихшей деревенской улице. У него во рту всё ещё ощущался медовый привкус губ любимой девушки. Свидание удалось на славу, собой он остался доволен. Ленка была покорена роскошным букетом, который он ей подарил. Они болтали обо всём, гуляли, купались, слушали музыку, танцевали и целовались, целовались, целовались… Сейчас, пока он не спеша шёл к платформе, у него немного кружилась голова – от любви, от объятий и поцелуев, от вина, музыки и танцев. Кружили голову и пряные запахи свежего летнего вечера. На всё медленно опускались сумерки, от ещё недавно палящего солнца осталось лишь ослабевающее с каждым шагом розовато-красное зарево. Где-то надрываясь вопил закипающий чайник, плакал ребёнок, брехала собака.

Очень не хотелось Валерию покидать этот зелёный цветущий рай, где жила его любимая, где приторно пахли мёдом травы, где на километры простирались знойные дали, где было не счесть звёзд на ночном небе. Но воскресенье неумолимо подходило к концу, завтра начнётся новая рабочая неделя, а вместе с ней бешено закружится хоровод дел и проблем, начнётся суета, и нервы будут напряжены до предела. В общем, всё как обычно. При такой жаре завтра в городе будет как в аду. А метро станет Преисподней, где у людей плавятся мозги в черепных коробках, где все превращаются в однородную безумную массу, руководствующуюся только примитивными инстинктами и стремящуюся обогнать, обмануть время. Напрасно. И глупо.

Скоро ночь возьмёт своё. В кустах наперебой стрекотали сверчки. Дорога, казавшаяся размытой призрачной линией, стала подниматься на небольшое возвышение. Здесь по обеим сторонам разросся кустарник, и жидкий свет фонарей едва пробивался сквозь густую листву. Вдалеке впереди застывшими светлячками уже маячили огни платформы.

Вот он минул живую изгородь и оказался прямо у шоссе. Здесь было шумнее, оживлённее: мелькали машины, призрачно волочились невзрачные фигурки людей. Народ с явной неохотой понемногу стекался к остановке. Никто не горел желанием ехать в город, идти на работу, спускаться в метро, толкаться и тесниться в автобусах, трамваях и маршрутках. Но люди, уподобившись каким-то вялым насекомым, всё ползли и ползли, разбредались по длинной платформе с неработающей уже кассой. Кто-то с кем-то прощался. Обрывки фраз, возгласы, смех.

Поднявшись по узкой потрескавшейся лестнице, Валерий сел на скамейку рядом с дедулей-одуванчиком. Подслеповато глядя на стену деревьев прямо перед собой, тот что-то бормотал себе под нос. Поклажа у «одуванчика» была нехитрая: видавший виды рюкзак и старенькая, с разболтанными колёсиками, забитая под завязку тележка. Старик не обратил на Валерия ни малейшего внимания и продолжал шамкать беззубым ртом, всё так же пялясь на растущие через рельсы деревья, будто видел там что-то особенное и важное, что-то понятное только ему. Мимо, по-придурочному гогоча, пронеслись подростки. Светофор вдалеке у переезда переключился с жёлтого на зелёный. Через несколько минут, буравя сумрак ярким прожектором, показался пассажирский поезд. Без опознавательных надписей, он пронёсся стремительно, почти незаметно. Пролетел, являя сторонним взглядам разрозненные фрагменты быта пассажиров – радостных и печальных, чем-то занятых и отдыхающих, разгуливающих по вагонам и неподвижно стоящих у окон. Маленькие красные огоньки последнего вагона растворились в тёмной дали, растаял шум колёс, и снова показались деревья и платформа напротив. Справа кто-то громко ругался матом по телефону. Валерию уже начинало надоедать здесь сидеть: читать книгу при таком тусклом свете он не мог, а вдаваться в подробности жизненных перипетий незнакомцев желания у него не было. До нужной ему электрички оставалось чуть больше получаса. Ещё ждать и ждать. Жаль, что Лена не пошла его проводить. Светофор загорелся зелёным.

«Наверное, товарняк со стороны Москвы пойдёт. Может, позвонить Ленке?»

Валерий уже полез в рюкзак за телефоном, когда издалека до его слуха донёсся сиплый и короткий сигнал электрички.

«А эта откуда здесь взялась?»

Электричка шла явно не по установленному расписанию. Ну и ладно. Наоборот хорошо – добраться домой раньше. Только вот остановилась бы она где надо. И не было бы на ней контролёров. А если она ещё и некоторые остановки будет проезжать с ветерком – так и вообще отлично. Нужно было рискнуть. Люди на платформе тревожно зашушукались, некоторые вставали со своих мест. Похоже, не только он один был в недоумении. В конце концов, в нынешние времена электричка не по графику – случай едва ли удивительный, впрочем, как и её продолжительное отсутствие.

Состав приближался, заскрипели тормоза, заскрежетали сцепления между вагонами – один за другим, снижая скорость, они проплывали мимо. Контролёров Валерий не заметил, мало было пассажиров. В одном из вагонов, похоже, полностью отсутствовало освещение.

«Ладно, надо ехать».

Валерий поднялся вместе со старичком-одуванчиком. Вагоны дёрнулись и остановились, с шорохом разошлись заклинивающие двери. Валерий помог старику подняться в тамбур, предварительно закинув туда тележку: расстояние от платформы до пола тамбура оказывалось почти полуметровым. И как так можно строить? Двери за спиной захлопнулись, плотоядно клацнув. Закрылись, отсекая свежий загородный воздух от душного тамбурного зловония. Электричка тронулась.

* * *

Уже в тамбуре Валерий мельком взглянул на наручные часы. Секундная стрелка застыла на месте. Часы стояли. Ладно, время можно посмотреть и в телефоне, а заодно и звякнуть Ленке. Да и на расписание электричек тоже не помешало бы взглянуть – мало ли какие могут быть изменения.

Он раздвинул рукой одну из тамбурных дверей, учтиво её придержал, пропуская в вагон старичка-одуванчика с тележкой. На смятом, морщинистом лице старика появилась благодарная улыбка, его выцветшие голубые глаза обильно слезились. «Спасибо», – проскрипел «одуванчик» и уселся тут же, у дверей.

Редкие пассажиры рассредоточились по своим местам: худой лысый мужчина с рыбьими губами и сильно оттопыренными ушными раковинами; уткнувшаяся в книжку дородная тётка с коротко остриженными, крашенными в свекольный цвет волосами; невзрачный пучеглазый мужик в неприметной серой одежде; миловидная девушка-блондинка со смелым вырезом на груди; непрестанно жующая семечки беззубая старуха в зелёном платке; кто-то непонятный в низко надвинутом капюшоне толстовки; «одуванчик» с тележкой и он, Валерий. Ну, не самая неприятная подобралась компания в поздний час. Да и какая, в общем-то, разница? Каждый здесь занят своим делом и не обращает на остальных внимания. Когда он сюда вошёл, никто не повёл и ухом. Разве что сидящая через сиденье блондинка на несколько секунд оторвала взгляд от дисплея своего драгоценного смартфона и посмотрела на вошедшего пассажира. Так, зыркнула без интереса, мельком. А потом накладные ресницы снова опустились, взгляд замер на экране. По крайней мере, никто не дебоширит, не орёт, нет визгливых, носящихся по всему вагону детей, и можно спокойно добраться до города, погрузившись в чтение книги.

Валерий разместился почти в середине вагона. Он не услышал, как сказали «осторожно, двери закрываются, следующая остановка…» Возможно, просто не обратил внимания. Электричка плавно, без толчков и дёрганий, набирала ход, платформа исчезла, а вместе с ней и огни деревни. На секунду мигнуло освещение.

«Так, нужно всё-таки изучить график электричек. Мало ли…»

Он достал телефон, нажал на кнопку. Экран не загорелся. Значит, аккумулятор опять барахлит. Не опять, а снова – этот сбоящий аккумулятор уже давно нужно было поменять. Как и много чего ещё было нужно. Вечно он всё оставляет на потом. Валерий вытащил из телефона плоскую продолговатую штуковину, мимолётно ощутив пальцами её тепло, затем вставил обратно, щёлкнул крышкой корпуса. Сидящая через сиденье девушка опять взглянула на него. На этот раз её взгляд задержался на нём дольше, как будто в ней проснулся интерес. Но затем она вновь опустила голову, золотистая чёлка скрыла один глаз. Блондинка поменяла позу, и груди её слегка колыхнулись в такт движениям…

«Что за дурацкие пошлые мысли?»

Валерий быстро опустил глаза и принялся остервенело вбивать крышку в корпус: в одном месте она заедала. Так, готово. Он нажал на кнопку, подождал несколько секунд. Экран его телефона упрямо молчал.

«Да что ж такое…»

Размеренно грохотали колёса, за окном сплошной чёрной стеной проносился бесконечный косматый лес. Табло над дверьми вместо времени показывало какую-то чушь из перемешанных букв и цифр. Оглядевшись кругом, Валерий обратился к сидящему поблизости, только на противоположной стороне вагона, лысому пассажиру.

– Добрый вечер. Не подскажете, сколько сейчас времени?

Худощавый мужчина медленно повернул свою яйцеобразную голову, а вместе с ней повернулись и уши-локаторы.

«Посмотреть, что ли, сложно? Или, может, он немой?»

Валерий подошёл ближе. Пассажир невозмутимо поднял руку, и Валерий посмотрел на серебристые наручные часы незнакомца. Выяснилось, что и его часы не шли. Внезапно Валерия обдало холодком, а на лбу выступила испарина.

«Что это? Начинающаяся истерия? Паника? Так, держать себя в руках!»

– Странно, – сказал Валерий. – Ваши тоже остановились…

Фраза его прозвучала как-то неудобно, как будто не к месту была сказана. Лысый пассажир не откликнулся.

«Да что за бред, ёлки-моталки…»

– Я говорю, часы остановились. У меня, у Вас, – сказал уже громче Валерий, но лысый, утратив к нему всякий интерес, уставился в окно.

В сердцах Валерий махнул рукой и двинулся по коридору между сиденьями. Пучеглазый мужик в серой ношеной куртке так же буравил взглядом тьму за окном. Было в его выпученных глазах, щетине, всклокоченной шевелюре и драной куртке что-то безумное, дикое, что ли. Но Валерий всё равно спросил. Никакой реакции. Ноль эмоций. Мужик даже не моргнул.

«Так-с… Добрый вечер, добрый…»

Ещё только зайдя в вагон, Валерий посчитал окружающих пассажиров вполне адекватными. Но теперь, начиная иметь дело с каждым из них в отдельности, он стал замечать в этих людях ростки ненормальности. А он ещё, кажется, недавно собрался тут читать… Чёрт возьми, должен же ему кто-то ответить! Валерий отвернулся от по-прежнему безучастного пассажира с вылупленными глазами. Не отрываясь от смартфона, блондинка сидела всё в той же позе, нога на ногу. Свежая, близкая, доступная… У него почему-то дико колотилось сердце, будто он собирался признаться незнакомке в любви или поцеловать её.

«Смелее, парень! Тряпка ты или кто? Давай, спрашивай…»

– Э-э-э-м… – неуверенно начал он. – Не подскажете, сколько времени?

Блондинка покосилась на него, не выпуская телефона, свободной рукой оголила одну из округлых грудей, оказавшуюся чрезмерно пышной. Вместо соска – циферблат с хаотично крутящимися стрелками…

Валерий отшатнулся, ему вдруг стало плохо, кругом пошла голова. Нет. Такого быть не может. Он уснул у Ленки, а не поехал в Москву. Да, они долго занимались любовью, измотались вконец и оба уснули. И что за дурацкий сон ему снится? А завтра ещё на работу рано вставать…

«Проснись!»

Он не шёл – плыл по коридору. Плыл тяжело, как-то неправильно, словно раненая птица.

«Проснись же, чёрт тебя подери! Ну же!»

Он остановился у тамбурных дверей. Старичок-одуванчик вошёл в электричку вместе с ним. Вроде бы он производил впечатление адекватного человека. Конечно, он очень старый, полуслепой, полуглухой, с трясущимися иссушенными руками. Но адекватный, нормальный. Не то что эти… «Одуванчик» непременно должен был ответить на вопрос. Только вот старикашка, как и все они, глазел в окно. Внутри поднялось раздражение. Валерию хотелось закричать на весь вагон: «Да что вы зенки-то свои вылупили в это грёбаное бесполезное окно?! Ни черта ж ведь не видно! Сколько времени, мать твою за ногу?! Сколько, дьявол вас всех дери, времени?!!!» Вполне обычный ведь вопрос.