Текст книги "За городом. Вокруг красной лампы (сборник)"

– Это опасно?

– Со временем может сделаться и опасным. Вам не нужно много ходить.

– О, в самом деле? А если я пробегу полмили, то это будет для меня вредно?

– Это будет очень опасно.

– А милю?

– От этого вы почти наверное умрете.

– А больше этого у меня ничего нет?

– Нет, но если сердце слабо, то, значит, и все слабо, и так долго прожить нельзя.

– Вы видите, адмирал, – заметил мистер Метакса в то время, когда доктор прятал опять свой стетоскоп в шляпу, – мои замечания были отчасти верны. Я очень сожалею о том, что мнение доктора не в вашу пользу, но так как это относится к делу, то должны быть приняты некоторые предосторожности.

– Конечно. Значит, освидетельствование кончено?

– Да, и мы можем сейчас же приступить к делу. Я очень желаю быть вам полезным. Как вы думаете, доктор, сколько времени может, по всей вероятности, прожить этот джентльмен?

– Ну, это довольно щекотливый вопрос, – сказал мистер Прауди, как будто бы в замешательстве.

– Ничуть, сэр. Говорите прямо! Я слишком часто видел смерть лицом к лицу, а потому и не боюсь ее теперь, если бы она даже стояла так близко, как вы.

– Хорошо, хорошо; разумеется, я должен сказать средним числом. Ну, скажем, два года? Я думаю, что два-то года вы проживете.

– За два года вы получите тысяча шестьсот фунтов стерлингов пенсии. Ну, я сделаю для вас все, что могу, адмирал! Я дам вам две тысячи фунтов стерлингов, а вы можете передать мне вашу пенсию до вашей смерти. С моей стороны, это будет только спекуляция. Если вы умрете завтра, то я потеряю свои деньги. Если предсказание верно, то я тоже потеряю часть денег. Только в том случае, если вы проживете немного дольше, я верну свои деньги. Вот все, что я могу для вас сделать.

– Значит, вы хотите купить мою пенсию?

– Да, за две тысячи фунтов стерлингов.

– А если я проживу двадцать лет?

– О, в таком случае моя спекуляция будет гораздо удачнее. Но ведь вы слышали мнение доктора?

– Вы мне выдадите деньги сейчас же?

– Тысячу вы получите сейчас. А другую тысячу я попрошу вас взять мебелью.

– Мебелью?

– Да, адмирал. Мы дадим вам за эту сумму великолепную обстановку. Обыкновенно все мои клиенты берут половину мебелью.

Адмирал сидел в страшном недоумении. Он пришел сюда за тем, чтобы достать денег, и ему было очень горько идти назад, не получив их и не имея возможности помочь своему сыну, который нуждался в каждом шиллинге, и этим выручить его из беды. С другой стороны, он уступал так много и получал так мало. Но все-таки что-нибудь. Не лучше ли взять что-нибудь, чем идти назад с пустыми руками? Он увидал на столе чековую книжку в желтом переплете. Ростовщик открыл ее и обмакнул свое перо в чернила.

– Ну, что же, написать мне чек? – спросил он.

– Я думаю, адмирал, – заметил Уэстмакот, – что нам лучше погулять и позавтракать, прежде чем мы решим это дело.

– О, мы можем сделать это и сейчас. Было бы нелепо откладывать дело. – Метакса говорил с жаром и сердито смотрел своими прищуренными глазами на невозмутимого Чарльза.

Хотя адмирал мало понимал в денежных делах, но он видел на своем веку много людей и научился читать их мысли. Он увидал этот ядовитый взгляд и заметил также и страшное нетерпение, которое проглядывало у комиссионера, несмотря на то что он принял на себя небрежный вид.

– Вы говорите правду, Уэстмакот, – сказал он. – Мы немножко пройдемся, прежде чем решим это дело.

– Но, может быть меня не будет в конторе после полудня.

– Ну, так мы назначим другой день.

– Но почему же вы не хотите решить дело сейчас?

– Потому что я этого не желаю, – отвечал очень коротко адмирал.

– Очень хорошо. Но помните, что мое предложение имеет силу только на нынешний день. Если вы не примете его сейчас, то я отказываюсь.

– Ну, так я его не принимаю.

– А мое вознаграждение! – закричал доктор.

– Сколько нужно вам дать?

– Гинею.

Адмирал бросил на стол один фунт стерлингов и один шиллинг.

– Пойдемте, Уэстмакот, – сказал он, и оба они вышли из комнаты.

– Мне это не нравится, – сказал Чарльз, когда они опять очутились на улице. – Я не считаю себя проницательным человеком, но тут слишком ясно, что это – мошенническая штука. Для чего ему нужно было выходить из конторы и говорить с доктором? А эта выдумка, что у вас слабое сердце, была им очень на руку. Я думаю, что это два плута, которые действуют заодно.

– Это акула и рыба-меч, – сказал адмирал.

– Вот что я посоветую вам сделать, сэр. Тут есть один адвокат по имени Мак-Адам, который занимается делами моей тетушки. Он – человек честный и живет по ту сторону Паультри.

– Далеко ли это отсюда?

– О, по крайней мере, с милю! Мы можем взять кеб.

– С милю? Так вот мы и посмотрим, правду ли сказал этот негодяй доктор! Пойдем на всех парусах, мой сын, и увидим, кто дольше выдержит.

И тогда скромные обитатели делового центра в Лондоне, которые, позавтракав, возвращались в свои конторы, увидали странное зрелище. Посреди улицы, пробираясь между кебами и телегами, бежал пожилой человек с загорелым лицом в черной шляпе с широкими полями, которые хлопали, и в домашней паре из твида. С локтями назад, ухватившись руками за бока, около подмышек и с выпяченной грудью, он бежал по улице, а за ним с трудом поспевал какой-то широкоплечий, полный молодой человек с белокурыми усами, который, казалось, устал от этой беготни гораздо больше, чем господин постарше. Они бежали все вперед, как ни попало, и, наконец, остановились, задыхаясь от усталости, перед конторой, где можно было найти адвоката Уэстмакотов.

– Ну что? – воскликнул с торжеством адмирал. – Что вы на это скажете? Нет никакого повреждения в машинном отделении, а?

– Вы, кажется, можете бегать, сэр.

– Я ни за что не поверю, чтобы у этого негодяя был диплом доктора. Он выкупил чужой флаг, или я очень ошибаюсь.

– В этом ресторане есть справочные и адресные книги, – сказал Уэстмакот. – Мы войдем туда и справимся о нем.

Они так и сделали, но в списке докторов не оказалось доктора Прауди из Бред-стрита.

– Ведь вот какое мошенничество! – воскликнул адмирал, постукивая себя по груди. – Ну, мы напали на плутов, Уэстмакот! Посмотрим теперь, что сделает для нас ваш честный человек.

Глава XIV
На восток!

Мистер Мак-Адам, который вел дела под фирмою «Мак-Адам и Сквайр», был человеком с большим лоском, который сидел за блестящим полированным столом в самой опрятной и уютной из всех контор. Седой, любезный в обращении, с резкими чертами лица и орлиным носом, он беспрестанно низко кланялся, и казалось, что он как будто на пружине, и голова его или наклонялась для поклона, или поднималась кверху после него. Он ходил в застегнутом до верха сюртуке, нюхал табак и оснащал свою речь краткими цитатами из классиков.

– Дорогой мой, сэр, – сказал он, выслушав их рассказ, – всякий друг миссис Уэстмакот есть в то же время и мой друг. Не угодно ли понюхать табачку? Я удивляюсь, что вы пошли к этому Метаксе: уже по одной его публикации видно, что он – плут. Habet foenum in cornu. Они все плуты.

– И доктор был тоже плут. Он мне не понравился.

– Areades ambo. Ну теперь мы посмотрим, что мы можем сделать. Конечно, то, что говорил Метакса, совершенно верно. Пенсия сама по себе не может считаться обеспечением, если к ней не приложено свидетельство о страховании жизни, которое представляет собою также доход. Это никуда не годится.

Лицо его клиента выражало смущение.

– Но есть еще другой исход. Вы прямо можете продать вашу пенсию. Люди, помещающие свои деньги и пускающиеся в спекуляции, иногда делают такие дела. У меня есть один клиент, человек, занимающийся спекуляциями; очень может быть, что он примет это предложение, если мы сойдемся с ним в условиях. Конечно, я должен последовать примеру Метаксы и послать за доктором.

И адмирала опять тыкали, выстукивали и выслушивали. Но на этот раз не могло быть сомнений в том, что это настоящий доктор, так как это был член хирургической коллегии, и его отзыв, в противоположность отзыву первого, был самый благоприятный.

– У него сердце и грудь сорокалетнего человека, – сказал он. – Я могу сказать, что при его возрасте это – самый здоровый человек, какого когда-либо мне приходилось осматривать.

– Это хорошо, – сказал мистер Мак-Адам, записывая замечания доктора, в то время как адмирал вынул из кошелька вторую гинею.

– Вам нужно, как я понял, пять тысяч фунтов стерлингов. Я могу сообщить об этом моему клиенту, мистеру Эльберри, и затем дам вам знать, подходит ли ему это дело. А пока вы можете оставить здесь ваши бумаги на получение пенсии. Если я увижусь сегодня с мистером Эльберри, то завтра вы можете получить от нас и чек. Понюхайте еще табачку. Не желаете? Ну, так прощайте. Я очень рад, что мог быть вам полезным.

Мистер Мак-Адам проводил их с поклонами, потому что он был очень занятой человек, и когда они вышли опять на улицу, то у них было уже легче на душе, чем тогда, когда они вошли в контору.

– Право, Уэстмакот, я очень вам обязан, – сказал адмирал. – Вы поддержали меня, когда я нуждался в помощи, потому что я не мог измерить глубину моря, находясь посреди этих городских акул. Но у меня есть еще одно дельце, которое я могу сделать и сам, и я не хочу вас больше беспокоить.

– О, тут нет никакого беспокойства! Мне совсем нечего делать. У меня никогда не бывает никакого дела. Да если бы и было какое дело, то я думаю, что не сумел бы его сделать. Мне будет очень приятно пойти вместе с вами, сэр, если только я могу вам в чем-нибудь помочь.

– Нет, нет, мой милый. Теперь идите домой. Но только будьте так любезны, зайдите на обратном пути в первый нумер и скажите моей жене, что у меня дело устроилось и что через час или около этого я вернусь домой.

– Хорошо, сэр. Я ей скажу. – Уэстмакот приподнял свою шляпу и пошел на запад, между тем как адмирал, позавтракав на скорую руку, направил свои шаги на восток.

Идти нужно было далеко, но старый моряк бодро шел вперед и оставлял за собою одну улицу за другой. Большие, похожие на дворцы дома, в которых велись дела, уступали место обыкновенным лавкам и домам, которые становились все меньше и меньше по размерам, так же, как принимали совсем другой вид и их жители. И наконец он зашел в такие места восточной окраины города, которые пользуются дурною репутацией. В этой местности были огромные мрачные дома и кабаки, в которых слышался шум; это была такая местность, жители которой вели беспорядочную жизнь и где можно было попасть в какую-нибудь историю, что адмиралу пришлось изведать собственным опытом.

Он шел быстрыми шагами по одному из длинных, узких, вымощенных каменными плитами переулков, между двумя рядами лежащих на земле женщин с растрепанными волосами и грязных детей, которые сидели на выбитых каменных приступках домов и грелись на осеннем солнышке. На одной стороне переулка стоял разносчик с ручной тележкой, наполненной грецкими орехами, а около тележки стояла неопрятно одетая женщина, с грязным обтрепанным подолом, в клетчатом платке, наброшенном на голову. Она грызла орехи и выбирала их из скорлупы, делая время от времени замечания какому-то грубому человеку в шапке из кроличьего меха и панталонах из полосатого бумажного бархата, подвязанных ремнями ниже колен, который, прислонясь к стене, стоял и курил глиняную трубку. Неизвестно, что повело к ссоре или какой едкий сарказм женщины уязвил этого толстокожего человека, но только он вдруг взял трубку в левую руку, наклонился вперед и со всего размаха ударил ее правою рукою по лицу. Это была скорее пощечина, чем удар, но женщина испустила пронзительный крик и, приложив руку к щеке, присела за тележку.

– Ах, ты, мерзавец! – закричал адмирал, подняв свою палку. – Ты – скотина, негодяй!

– Проваливайте! – закричал этот грубиян глухим хриплым голосом дикаря. – Проваливайте отсюда, не то я… – Он сделал шаг вперед с поднятой рукой, но через минуту адмирал нанес ему три удара по руке, пять по бедру и один удар пришелся по самой середине его шапки из кроличьего меха.

Палка была не тяжелая, но она была настолько крепка, что оставила красные рубцы на тех местах, по которым ударял адмирал. Этот грубый человек взвыл от боли и бросился вперед, махая обеими руками и лягаясь своими подбитыми железными гвоздями сапогами, но адмирал еще не утратил проворства, и у него был верный глазомер, так что он отпрыгивал назад и в сторону, продолжая осыпать ударами этого дикаря, своего противника. Но вдруг кто-то охватил его руками за шею, и, обернувшись назад, он увидал грязный подол платья той женщины, за которую он заступился.

– Я поймала его! – кричала она пронзительным голосом. – Я буду его держать! Ну, Билл, теперь выколачивай из него требуху!

«Я поймала его!» – кричала она пронзительным голосом.

Она схватила адмирала так крепко, как мужчина, и ее руки сжали горло адмиралу точно железным кольцом. Он сделал отчаянное усилие, чтобы высвободиться, но все, что только он мог сделать, это – повернуть ее вперед, так, чтобы поставить ее между своим противником и собою. Оказалось, что это было самое лучшее, что только он мог придумать. Негодяй, сам себя не помня и обезумев от полученных им ударов, ударил со всею силою в то самое время, когда голова его противника перевернулась перед ним. Послышался звук, похожий на тот, который производит камень, ударяясь об стену, затем глухой стон, руки женщины разжались, и она упала на мостовую без признаков жизни, а адмирал отскочил назад и опять поднял свою палку, готовясь к нападению или к защите. Впрочем, ни того, ни другого не понадобилось, потому что в эту самую минуту толпа черни рассеялась, так как сквозь нее протолкались два констебля, рослые люди в касках. При виде их негодяй бросился бежать, и его сейчас же заслонили от полицейских его приятели и соседи.

– На меня было сделано нападение, – говорил, задыхаясь, адмирал. – На эту женщину напали, и я должен был защитить ее.

– Это Салли Бермондсей, – сказал один из полицейских, наклоняясь над массой в разорванном платке и грязной юбке. – На этот раз ей досталось порядком.

– А он был коренастый, плотный и с бородой.

– Ах, это Дэви Черный. Его четыре раза судили за то, что он бил ее. На этот раз он ее чуть-чуть совсем не укокошил. На вашем месте, сэр, я предоставил бы этим людям самим разбираться в своих делах.

– Неужели же вы думаете, что человек, который служил королеве, может стоять спокойно и смотреть на то, как бьют женщину? – закричал с негодованием адмирал.

– Конечно, вы можете поступать, как вам угодно, сэр. Но я вижу, что вы потеряли ваши часы.

– Мои часы! – Он пощупал свой живот. Цепочка висела, а часы исчезли.

Он провел рукою по лбу.

– Я ни за что на свете не хотел бы расстаться с этими часами, – сказал он. – Их нельзя купить ни за какие деньги. Они были подарены мне судоходной компанией после нашего африканского крейсерства. На них есть надпись.

Полисмен пожал плечами.

– Это все оттого, что вы вмешались в чужое дело, – сказал он.

– А что вы мне дадите, если я вам скажу, где они? – сказал стоявший в толпе мальчишка с резкими чертами лица. – Дадите соверен?

– Конечно.

– Ну хорошо, где же соверен?

Адмирал вынул из кармана соверен:

– Вот он.

– Так вот где тикалка! – Мальчик указал на сжатый кулак лежавшей без чувств женщины.

Между пальцами блестело золото, и когда их разжали, то увидали хронометр адмирала. Эта интересная жертва душила своего покровителя одной рукою и грабила его другой.

Адмирал оставил полисмену свой адрес, удостоверившись, что женщина была только оглушена ударом, но не убита; и затем опять пошел своею дорогой, может быть, еще более утратив веру в людей, но тем не менее в очень хорошем расположении духа. Он шел с раздувающимися ноздрями и сжатыми в кулаки руками ему было жарко, и у него шумело в ушах от волнения, испытанного во время схватки, но в то же время его радовала мысль, что в случае необходимости он еще может принять участие в уличной драке, несмотря на то что ему уже за шестьдесят лет.

Теперь он направился к местностям, находящимся на берегу реки, и в неподвижном осеннем воздухе слышался освежающий запах смолы. Люди в синих шерстяных куртках и остроконечных шапочках, какие носят лодочники, или белые парусиновые костюмы служащих в доках начали заменять собою бумажный бархат и бумазею земледельцев. Магазины с выставленными в окнах морскими инструментами, продавцы канатов и красок и лавки, где продаются матросские костюмы, с длинными рядами болтающихся на крючках клеенчатых плащей, – все это указывало на близость доков. Адмирал ускорил шаг и выпрямился, когда увидал, что то, что его окружало, напоминает море. Наконец, между двумя высокими мрачного вида набережными он увидал грязную воду Темзы и целый лес мачт и труб, поднимавшихся с этой широкой реки. Направо шла тихая улица со множеством медных дощечек на домах и с той и с другой стороны и проволочными шторами на всех окнах. Адмирал медленно шел по ней, пока ему не бросилась в глаза дощечка с надписью: «Судоходная компания св. Лаврентия». Он перешел через дорогу, отворил дверь и очутился в низкой конторе с длинным прилавком на одном конце и множеством сделанных из дерева частей корабля, которые стояли на подставках и были прикреплены гипсом ко всем стенам.

– Что, мистер Генри в конторе? – спросил адмирал.

– Нет, сэр, – отвечал пожилой человек, сидевшей на высоком табурете в углу. – Он сегодня не приезжал в город. Я вместо него могу вести переговоры о каком угодно деле.

– А что, нет ли у вас вакантного места для старшего или второго офицера?

Управляющий конторой посмотрел подозрительно на этого странного просителя.

– А есть у вас свидетельство?

– У меня есть всевозможные морские свидетельства.

– Ну, так вы для нас не годитесь.

– Почему же?

– Но вашему возрасту, сэр.

– Даю вам честное слово, что зрение у меня так же хорошо, как и прежде, и что я совершенно здоров.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Почему же мой возраст может служить препятствием?

– Ну, я должен говорить с вами откровенно. Если человек ваших лет, у которого есть свидетельство, не поднялся выше чина второго офицера, то это значит, что на нем лежит какое-нибудь пятно. Я не знаю, отчего это происходит, – от пьянства, дурного характера, нерассудительности, но что-нибудь должно быть непременно.

– Уверяю вас, что ничего нет, но я теперь выброшен на берег, и мне хотелось бы опять вернуться к старому делу.

– О, вот в чем дело, – сказал управляющий, смотря на него подозрительно. – Сколько времени вы были на последнем месте?

– Пятьдесят один год.

– Как!

– Да, сэр, пятьдесят один год.

– И все на одной службе?

– Да.

– Значит, вы начали служить ребенком.

– Я был двенадцати лет, когда поступил на службу.

– Однако какое странное управление делом, – сказал управляющий, – если позволяют уходить людям, которые служили пятьдесят лет и еще могут служить. Кому же вы служили?

– Королеве. Да благословит ее Бог!

– Ах, вы служили в королевском флоте? А какой у вас чин?

– Я – адмирал флота.

Управляющий перепугался и соскочил вниз со своего высокого табурета.

– Мое имя – адмирал Гей-Денвер. Вот моя карточка. А вот мой формуляр. Я, понимаете ли, не хочу никого столкнуть с места, но если у вас есть свободное место, то я с удовольствием возьму его. Я знаю плавание от Тресковых берегов до самого Монреаля гораздо лучше, чем лондонские улицы.

Удивленный управляющий просмотрел синие бумаги, которые подал ему его посетитель.

– Не угодно ли вам сесть, адмирал? – сказал он.

– Благодарю вас. Но я попросил бы вас не упоминать о моем чине. Я сказал вам потому, что вы меня спрашивали. Но так как я сошел с палубы, то теперь я просто мистер Гей-Денвер.

– Могу я спросить, – сказал управляющий, – вы тот самый Денвер, который одно время командовал флотом в Северной Америке?

– Да, это я.

– Так это вы отвели одно из наших судов, «Комус», от скал в залив Фунда? Тогда директора назначали вам триста гиней за спасение корабля, но вы отказались от денег.

– Это было такое предложение, которого не следовало делать, – сказал адмирал суровым тоном.

– Ну, вам делает честь, что у вас такой образ мыслей. Если бы мистер Генри был здесь, то он сейчас бы устроил вам дело. Я сегодня же доложу директорам, и они будут гордиться тем, что вы у нас на службе, – я в этом уверен и надеюсь, что вы получите гораздо более подходящее для вас место, чем то, о котором вы упоминали.

– Я весьма благодарен вам, сэр, – сказал адмирал, и очень довольный этим разговором, он отправился в обратный путь.