Текст книги "За городом. Вокруг красной лампы (сборник)"

Глава VIII
Огорчения впереди

Большое собрание, которое было устроено миссис Уэстмакот и на котором обсуждался вопрос об эмансипации женщины, прошло с большим успехом. К ней присоединились все молодые девушки и замужние женщины из южных пригородных местностей; место председателя занимал человек с весом – доктор Бальтазар Уокер, и самым видным лицом, оказавшим поддержку делу, был адмирал Гей-Денвер. Какой-то застигнутый темнотою мужчина вошел в залу с темной улицы и крикнул что-то в насмешливом тоне с дальнего конца, но был призван к порядку председателем, удивлен теми негодующими взглядами, которые устремили на него еще не добившиеся эмансипации женщины и, наконец, выведен вон Чарльзом Уэстмакотом. Были приняты энергичные решения, которые было постановлено представить многим стоящим во главе правления государственным людям, и собрание разошлось с твердым убеждением, что дело эмансипации женщины очень подвинулось вперед.

Но среди всех этих женщин, присутствовавших на собрании, была одна, которой оно не принесло ничего, кроме огорчения. Клара видела дружбу и близость ее отца со вдовой, и у нее было тяжело на душе. Эта дружба все росла, и, наконец, дошло до того, что они виделись каждый день. Ожидаемое собрание послужило предлогом для этих постоянных свиданий, но теперь собрание уже прошло, и, несмотря на это, доктор все-таки обращался постоянно за советами к своей соседке. Он все говорил своим обеим дочерям о том, какой у нее сильный характер, какая она энергичная, о том, что они должны поддерживать с ней знакомство и следовать ее примеру, так что, наконец, он почти не говорил ни о чем другом. Все это могло быть объяснено только тем удовольствием, которое испытывает пожилой человек в обществе умной и красивой женщины, если бы притом не было таких обстоятельств, которые придали в глазах Клары особенное значение этой дружбе. Она не могла забыть, что Чарльз Уэстмакот, говоря с ней как-то вечером, намекнул на то, что его тетушка может опять выйти замуж. Он, наверно, что-нибудь знал или заметил, если решился высказать такое мнение. А затем и сама миссис Уэстмакот сказала, что она надеется в скором времени переменить свой образ жизни и принять на себя новые обязанности. Что же могло это означать, как не то, что она надеется выйти замуж? За кого же? Кроме своего маленького кружка, она, кажется, ни с кем больше не видалась. Она, вероятно, намекала на ее отца. Это была ужасная мысль, и все-таки с этим нужно было считаться. Как-то раз вечером доктор очень засиделся у своей соседки. Прежде он всегда заходил к адмиралу после обеда, а теперь он чаще ходил в другую сторону. Когда он вернулся домой, то Клара сидела одна в гостиной и читала какой-то журнал. Когда он вошел, то она вскочила с места, подвинула ему его кресло и побежала за туфлями.

– Ты что-то бледна, моя милая, – заметил он.

– О нет, папа, я совсем здорова!

– Хорошо ли идут дела у Гарольда?

– Да. Его компаньон, мистер Пирсон, еще не приехал, и все дело лежит на нем.

– Это хорошо. Он, наверно, будет иметь большой успех. А где Ида?

– Должно быть, в своей комнате.

– Она недавно была на лужайке с Чарльзом Уэстмакотом. Он, кажется, страстно влюблен в нее. Его нельзя назвать талантливым, но я думаю, что он будет для нее хорошим мужем.

– Я уверена в этом, папа. Он человек благородный, и на него можно вполне положиться.

– Да, я думаю, что он не способен сделать что-нибудь дурное. С первого взгляда видно, какой это человек. А если он не даровит, то это не важно, потому что его тетушка миссис Уэстмакот очень богата; она гораздо богаче, чем можно думать, судя по его образу жизни, и оставляет ему по завещанию большой капитал.

– Я очень рада этому.

– Это между нами. Я – ее душеприказчик, а потому мне известны ее распоряжения. А когда же твоя свадьба, Клара?

– О, еще не скоро, папа! Мы еще не назначали времени.

– Но, право, я не понимаю, к чему откладывать. У него есть средства к жизни, которые с каждым годом увеличиваются. А если вы оба убеждены, что дело окончательно решено, то…

– О папа!

– …то я, право, не понимаю, к чему откладывать. Да и Ида тоже должна через несколько месяцев выйти замуж. И вот теперь я желаю знать, что я буду делать, когда меня покинут обе мои спутницы.

Он говорил небрежным тоном, но взгляд его был серьезен, и он вопросительно смотрел на свою дочь.

– Дорогой папа, вы не останетесь одиноким. Пройдет несколько лет, прежде чем я выйду за Гарольда, а потом, когда мы повенчаемся, вы будете жить вместе с нами.

– Нет, нет, моя милая. Я уверен, что ты говоришь это от всего сердца, но я пожил на свете и знаю, что такие планы никуда не годятся. В доме не может быть двух хозяек, а мне в мои года, свобода необходима.

– Но ведь вы будете совершенно свободны.

– Нет, моя милая, человек не может быть свободен, если он – только гость в чужом доме. Не можешь ли ты придумать что-нибудь другое?

– Так мы останемся с вами.

– Нет, нет. Сама миссис Уэстмакот говорит, что первая обязанность женщины – это выйти замуж. Впрочем, она указывает на то, что брак должен быть заключен при условии равенства как той, так и другой стороны. Я желаю, чтобы обе вы вышли замуж, но мне желательно бы, чтобы ты, Клара, посоветовала мне, что мне-то делать.

– Да ведь мы не спешим, папа. Подождем. Я покуда еще не хочу выходить замуж.

Доктор Уокер был сбит с толку.

– Ну, хорошо, Клара, – сказал он, – если ты не можешь ничего мне посоветовать, то я думаю, что мне придется самому позаботиться о себе.

– Так что же вы намерены сделать, папа? – Она сама шла навстречу опасности, как человек, который видит, что на него сейчас падет удар.

Он посмотрел на нее и не решился высказаться.

– Как ты похожа на твою покойную мать, Клара! – воскликнул он. – Когда я смотрел на тебя, то мне показалось, что она встала из могилы. – Он наклонился к ней и поцеловал ее. – Ну, моя милая, ступай к сестре и не беспокойся обо мне. Еще ничего не решено, но ты увидишь, что все устроится к лучшему.

С грустью на душе пошла Клара наверх: теперь она была уверена, что скоро случится то, чего она так боялась, – что ее отец сделает предложение миссис Уэстмакот. При ее чистой и глубокой натуре память матери была для нее священною, и когда она думала о том, что другая займет ее место, то это казалось ей поруганием святыни. Но этот брак казался ей и еще хуже, если смотреть на него с той точки зрения, какая будущность ожидала ее отца. Вдова могла очаровать его своею опытностью, смелостью, силою характера, непринужденностью в обращении – Клара допускала в ней все эти достоинства – но она была убеждена в том, что миссис Уэстмакот не годится в подруги жизни. Она достигла такого возраста, в котором трудно менять свои привычки, а затем она была совсем не такая женщина, которая захотела бы изменить их. Мог ли выдержать такой впечатлительный человек, каким был ее отец, постоянный гнет жены – женщины с таким твердым характером, в натуре которой не было ничего нежного и мягкого. Когда о ней говорили, что она пьет портер, курит папиросы, а иногда даже и длинную глиняную трубку, бьет хлыстом пьяного слугу, держит у себя в комнатах змею Элизу, которую она имела обыкновение носить в кармане, то это считали только эксцентричностью. Но все это сделается невыносимым для ее отца, когда пройдет первый пыл увлечения. Следовательно, ради него самого, а также и из уважения к памяти матери, не нужно допускать этого брака. А между тем как могла она не допустить его? Что могла она сделать? Не могут ли помочь ей в этом Гарольд или Ида? Но крайней мере, она скажет об этом сестре, и, может быть, та ей что-нибудь посоветует.

Ида была в своем будуаре, крошечной, оклеенной обоями комнате, такой же чистенькой и изящной, как и она сама; ее низкие стены были увешены овальными украшениями из Имари и хорошенькими маленькими швейцарскими полочками, на которых стояла голубая посуда из Kara или белоснежный кольпортский фарфор. В низком кресле у стоящей на столе лампы с красным абажуром сидела Ида в прозрачном вечернем платье из mousseline de soie, и красный свет лампы падал на ее детское лицо и золотистые локоны. Когда в комнату вошла сестра, то она вскочила с места и бросилась к ней на шею.

– Милая Кларочка! Иди сюда и садись около меня. Уже несколько дней нам не приходилось поговорить с тобой. Но что это значит, что у тебя такое расстроенное лицо? Что случилось? – Она выставила вперед указательный палец и разгладила им лоб сестры.

Клара подвинула стул и села рядом с сестрой, которую обняла за талию.

– Мне не хотелось бы огорчать тебя, милая Ида, – сказала она, – но я не знаю, что мне делать.

– Не случилось ли чего-нибудь с Гарольдом?

– О нет, Ида!

– Или с моим Чарльзом?

– Нет, нет.

Ида вздохнула с облегчением.

– Ты меня страшно перепугала, моя милая, – сказала она. – Ты не можешь себе представить, какой у тебя важный вид. Так в чем же дело?

– Я думаю, что папа хочет сделать предложение миссис Уэстмакот.

Ида расхохоталась:

– Как могла прийти тебе в голову такая мысль, Клара?

– Это верно, Ида. Я подозревала это прежде, а нынче вечером он и сам чуть-чуть не проговорился. Я думаю, что это вовсе не смешно.

– Но, право, я не могла удержаться от смеха. Если бы ты сказала мне, что эти две милые старушки, которые живут напротив нас, мисс Вильямс, помолвлены, то и тогда я бы так не удивилась. Право, это до крайности смешно!

– Смешно, Ида! Подумай о том, что кто-нибудь другой займет место дорогой мамы.

Но Ида была не так сентиментальна, как сестра, и оказалась гораздо практичнее ее.

– Я уверена, что дорогой маме будет приятно, если папа сделает то, что может дать ему счастье. Обе мы уедем отсюда, почему же папе не сделать того, что может доставить ему удовольствие?

– Но подумай о том, что он будет несчастлив. Ты знаешь, как он привык к спокойной жизни и как его тревожат всякие пустяки. Может ли он жить с такой женой, которая на всяком шагу будет преподносить ему сюрпризы? Представь себе, какой хаос будет у него в доме. Человек его лет не может изменить своих привычек. Я уверена, что он будет очень несчастлив.

Лицо Иды приняло более серьезное выражение, и с минуту она была в раздумье.

– Я верю, что ты права в этом, как и всегда, – сказала она наконец. – Я очень уважаю тетушку Чарли и думаю, что ее деятельность приносит большую пользу и что она – женщина добрая, но я не думаю, чтобы она могла годиться в жены папочке, который привык к спокойной жизни.

– Но он, наверно, сделает ей предложение, и я уверена, что она примет его. Тогда уже будет слишком поздно вмешиваться в это дело. У нас осталось – самое большее – несколько дней. А что мы можем сделать! Можем ли мы надеяться заставить его переменить свое намерение?

Ида опять задумалась.

– Он никогда не пробовал, что значит жить с женщиной, у которой сильная воля, – сказала она. – Если бы только нам удалось дать ему понять это вовремя. О Клара, я придумала, я придумала! Какой чудесный план! – Она откинулась на своем кресле и расхохоталась таким искренним, веселым смехом, что Клара забыла о своем огорчении и сама начала с ней смеяться.

– О, это будет прелестно! – проговорила Ида наконец, задыхаясь от смеха. – Бедный папа! Плохо ему придется! Но все это для его пользы, как он говорил всегда, когда наказывал нас, в то время когда мы были маленькими. О Клара, я надеюсь, что ты будешь тверда!

– Я готова сделать все на свете, моя милочка, для того, чтобы его спасти.

– Это так, и вот эта-то мысль и должна придать тебе мужества.

– Но в чем же состоит твой план?

– О, я горжусь им! Мы сделаем так, что ему опротивеет и вдова, и все эмансипированные женщины. Скажи мне, какие главные идеи проповедует миссис Уэстмакот? Ты слушала ее больше, чем я, – женщины должны как можно меньше заниматься домашним хозяйством. Это одна из ее идей, не правда ли?

– Да, если они чувствуют, что они способны к чему-нибудь высшему. Затем она думает, что всякая женщина, у которой есть досуг, должна изучить какую-нибудь отрасль науки, и, если возможно, всякая женщина должна приготовиться к какому-нибудь занятию или профессии и избирать по преимуществу такие, которые до сих пор составляли монополию мужчин. А занимать другие профессии, это значит увеличивать конкуренцию.

– Так. Великолепно! – В Идиных голубых глазах мелькала лукавая мысль, и они так и бегали. – Что же еще? Она думает: что делает мужчина, должно быть дозволено и женщине, – не правда ли?

– Да, она это говорит.

– А относительно платья? Коротенькая юбка и юбка в виде панталон – этого она требует?

– Да.

– Нам нужно достать себе сукна.

– Зачем?

– Каждая из нас должна сделать себе костюм с иголочки, новый костюм эмансипированной женщины, моя милочка. Разве ты не понимаешь, в чем состоит мой план? Мы будем во всем сообразовываться с идеями Уэстмакот и, если возможно, даже пересаливать. Тогда папа поймет, что значит жить с женщиной, которая требует себе прав. О Клара, это выйдет у нас великолепно!

Ее кроткая сестра не нашла, что сказать на такой смелый план.

– Но так поступать не следует, Ида! – воскликнула она наконец.

– В этом нет ровно ничего дурного. Это только для того, чтобы его спасти.

– У меня не хватит смелости.

– О да, у тебя хватит! Гарольд нам поможет. Впрочем, у тебя, может быть, есть какой-нибудь другой план?

– У меня нет никакого плана.

– Ну, так ты должна принять мой.

– Конечно. Впрочем, может быть, ты и права. Ведь мы делаем это из хорошего побуждения.

– Так ты будешь поступать по моему плану?

– Я не вижу другого способа.

– Милая моя Кларочка! Теперь я скажу тебе, что ты должна делать. Мы не должны начинать сейчас же. Это может возбудить подозрение.

– Так как же хочешь поступить?

– Завтра мы отправимся к миссис Уэстмакот, будем сидеть у ее ног и усвоим себе все ее взгляды.

– Какими притворщиками мы будем считать себя!

– Мы окажемся самыми ревностными из ее новообращенных. О, это будет такая потеха, Клара! Затем мы составим себе план действия, пошлем купить то, что нам нужно, и начнем жить по-новому.

– Я надеюсь, что нам не придется выдерживать слишком долго. Право, это так жестоко по отношению к бедному папе!

– Жестоко! Это для того, чтобы его спасти!

– Я желала бы быть уверенной в том, что мы поступаем как следует. А между тем что же, кроме этого, мы можем сделать? Ну хорошо, Ида: дело решено, и завтра мы пойдем к миссис Уэстмакот.

Глава IX
Семейный заговор

Бедный доктор Уокер, сидя на следующий день утром за завтраком, и не подозревал, что его милые дочки, сидевшие по обе его стороны, были коварными заговорщицами и что он, который, ничего не зная, кушал пирожки, – жертва, против которой был направлен их хитрый замысел. Они терпеливо ждали времени, когда, наконец, им можно будет заговорить.

– Какой нынче чудный день, – заметил он. – Погода благоприятствует миссис Уэстмакот. Она хотела покататься на велосипеде.

– Значит, нам нужно идти к ней пораньше. Мы обе хотели отправиться к ней после завтрака.

– О, в самом деле!

По лицу доктора было видно, что это ему приятно.

– Знаете ли, папа, – сказала Ида, – нам кажется, для нас очень полезно то, что миссис Уэстмакот живет к нам так близко.

– Почему, моя милая?

– Да потому, что она, знаете ли, передовая женщина. Если мы будем вести такую жизнь, как она, то мы и сами подвинемся вперед.

– Помнится, вы говорили, папа, – заметила Клара, – что она – тип женщины будущего.

– Мне приятно слышать, что вы говорите такие умные речи, мои милые. Разумеется, я думаю, что она – такая женщина, которая может служить вам образцом. Чем больше вы с ней сблизитесь, тем мне будет приятнее.

– Значит, дело решено, – сказала с важностью Клара, затем разговор перешел на другие предметы.

Все утро молодые девушки сидели у миссис Уэстмакот и набирались самых крайних взглядов относительно обязанностей одного пола и тирании другого. Ее идеалом было абсолютное равенство во всем, даже в мелочах. Довольно этих криков попугаев о том, что несвойственно женщине и девушке. Все это было выдумано мужчиной для того, чтобы напугать женщину, когда она подходила слишком близко к его заповедным владениям. Всякая женщина должна быть независима. Всякая женщина должна избрать какую-нибудь профессию и подготовиться к ней. Это было обязанностью женщин насильно идти туда, куда не желали их допустить. Стало быть, они были мученицами в этом деле и пионерами для их более слабых сестер. Почему должны быть их вечным уделом корыто для стирки белья, иголка и расходная книга? Разве они не могут добиться чего-нибудь высшего – докторской консультации, профессии адвоката и даже церковной кафедры? Миссис Уэстмакот, сев на своего конька, позабыла даже и о прогулке на велосипеде, и ее две прекрасные ученицы подхватывали каждое ее слово и каждый намек с тем, чтобы впоследствии приложить все это к делу. После полудня они отправились за покупками в Лондон, а к вечеру на дачу доктора были доставлены какие-то странные свертки.

План был совсем готов, следовало только привести его в исполнение, и у одной из заговорщиц был веселый и торжествующий вид, тогда как другая была в нервном и тревожном состоянии.

Когда на следующий день утром доктор сошел вниз, в столовую, то он удивился, увидав, что его дочери встали раньше него. Ида сидела у одного конца стола, на котором стояли перед ней спиртовая лампа, какой-то изогнутый стеклянный сосуд и несколько флаконов. В этом сосуде что-то сильно кипело, между тем как всю комнату наполнял какой-то ужасный запах. Клара развалилась на одном кресле, положив ноги на другое, с книгою в синем переплете в руках и огромною картою Великобритании, разложенною на коленях.

– Это что такое? – воскликнул доктор, щурясь и нюхая. – А где же завтрак?

– О, разве ты не заказывал его? – спросила Ида.

– Я! Нет. Почему это я должен заказывать?

Он позвонил.

– Отчего ты не накрыла на стол для завтрака, Джэн?

– Извините, сэр, но мисс Ида занималась на этом столе.

– О да, конечно, Джэн, – сказала молодая девушка совершенно спокойным тоном. – Я очень сожалею, что так вышло. Через несколько минут я кончу и уйду отсюда.

– Но скажи, ради бога, что такое ты делаешь, Ида? – спросил доктор. – Запах самый отвратительный. Ах господи, посмотри только, что ты сделала со скатертью. Ведь ты прожгла на ней дыру.

– О, это кислота, – отвечала Ида самым довольным тоном. – Миссис Уэстмакот говорила, что ею можно прожечь до дыр.

– Ты могла бы поверить ей на слово и не производить опытов, – сказал ее отец сухим тоном.

– Но вот посмотрите, папа! Посмотрите, что говорится в книге: «Человек, занимающийся наукой, не должен ничего принимать на веру. Над всем нужно производить опыты». Вот я и сделала опыт.

– Конечно, ты сделала. Ну, пока завтрак еще не готов, я просмотрю «Таймс». Ты не видала газеты?

– «Таймс»? Ах господи, да ведь она у меня под спиртовой лампой. Я боюсь, не попала ли на нее тоже кислота. Газета что-то отсырела и порвана. Вот она.

Доктор с печальным лицом взял испачканную газету.

– Кажется, нынче все идет вкривь и вкось, – заметил он. – Почему это ты вдруг так полюбила химию, Ида?

– О, я стараюсь сообразовываться с тем, чему учит миссис Уэстмакот.

– Хорошо! Хорошо! – сказал он, хотя уже не таким искренним тоном, как накануне. – Ах, вот, наконец, и завтрак!

Но в это утро ни в чем не было удачи. Яйца были поданы без ложечек, поджаренные ломтики хлеба подгорели, мясо пережарено, а кофе смолот слишком крупно. Кроме того, этот ужасный запах, распространившийся по всей комнате, отравлял всякий кусок.

– Я не хочу мешать вам учиться, Ида, – сказал доктор, отодвигая свое кресло, – но я думаю, что было бы лучше, если бы ты делала твои химические опыты попозже.

– Но миссис Уэстмакот говорит, что женщины должны вставать рано и работать до завтрака.

– Но тогда они должны выбрать не столовую, а какую-нибудь другую комнату. – Доктор начинал сердиться. Он подумал, что если немножко погуляет на чистом воздухе, то это его успокоит. – Где мои сапоги? – спросил он.

Но их не оказалось в углу у его кресла. Он искал их по всей комнате, и ему помогали в этом три служанки, которые нагибались и смотрели везде – и под книжными шкафами и под комодами. Ида опять вернулась к своим занятиям, а Клара к своей книге в синем переплете; они сидели, погруженные в свое дело, не обращая ни малейшего внимания на возню и шум в комнате. Наконец, громкие радостные восклицания возвестили о том, что кухарка отыскала сапоги, которые висели в передней на вешалке вместе со шляпами. Доктор, весь раскрасневшийся и запыхавшийся, надел их и поспешил присоединиться к адмиралу для утреней прогулки.

Когда захлопнулась дверь, то Ида громко расхохоталась.

– Видишь, Клара, – воскликнула она, – наши чары начинают уже действовать. Вместо того чтобы идти в третий нумер, он пошел в первый. О, мы одержим большую победу! Ты очень хорошо играла свою роль, моя милочка; я видела, что ты была как на иголках и тебе хотелось помочь ему, когда он искал свои сапоги.

– Бедный папа! Это так жестоко с нашей стороны! А, впрочем, что же нам делать?

– О, он будет еще больше ценить комфорт, если мы заставим его немножко пострадать от недостатка комфорта! Ах, химия, какое это ужасное занятие! Посмотри на мою юбку! Она вся испорчена. А этот отвратительный запах! – Она растворила окно и высунула из него свою маленькую головку с золотистыми локонами.

Чарльз Уэстмакот копал землю по другую сторону садовой решетки.

– Здравствуйте, сэр, – сказала Ида.

– Здравствуйте! – Этот рослый человек оперся о свою мотыгу и посмотрел вверх на нее.

– Есть у вас папиросы, Чарльз?

– Конечно, есть.

– Бросьте мне в окно штуки две.

– Вот мой портсигар. Ловите!

Портсигар из моржовой кожи упал с глухим ударом на пол. Ида открыла его. Он был битком набит папиросами.

– Это какие папиросы? – спросила она.

– Египетские.

– А какие есть еще сорта?

– О, «Ричмондские жемчужины», затем турецкие, кембриджские. Но зачем вам это нужно?

– Вам до этого нет дела! – Она кивнула ему и затворила окно. – Мы должны запомнить все эти сорта, Клара, – сказала она. – Мы должны учиться говорить о таких вещах. Миссис Уэстмакот знает все сорта папирос. Ты получила твой ром?

– Да, милочка, вот он.

– А вот и мой портер. Пойдем теперь наверх ко мне в комнату. Этот запах невыносим. Но мы должны его встретить, когда он вернется. Если мы будем сидеть у окна, то увидим, как он пойдет по дороге.

Свежий утренний воздух и приятное общество адмирала заставили доктора позабыть о неприятностях, и он вернулся домой около полудня в отличном настроении. Когда он отворил дверь передней, то на него еще сильнее, чем прежде, пахнуло отвратительным запахом химических составов, – запахом, который испортил ему завтрак. Он растворил окно в передней, вошел в столовую и остановился, пораженный тем зрелищем, которое представилось его глазам.

Ида все еще сидела за столом перед своими флаконами; в левой руке она держала закуренную папиросу, а на столе стоял около нее стакан портера. Клара с другой папиросой развалилась в большом кресле, а кругом нее на полу было разложено несколько географических карт. Она положила ноги на корзинку для угольев, и у самого ее локтя стоял на маленьком столике стакан, наполненный до краев какою-то темно-красною жидкостью. Доктор смотрел попеременно то на ту, то на другую из своих дочерей сквозь облако серого дыма, но, наконец, его глаза с изумлением остановились на старшей дочери, отличавшейся более серьезным направлением.

– Клара! – выговорил он, едва переводя дух. – Я не поверил бы этому!

– В чем дело, папа?

– Ты куришь?

– Я только пробую, папа. Я нахожу, что это немножко трудно, потому что я еще не привыкла.

– Но скажи, пожалуйста, зачем ты…

– Миссис Уэстмакот советует курить.

– О, дама зрелых лет может делать много такого, чего молодая девушка должна избегать!

– О нет! – воскликнула Ида. – Миссис Уэстмакот говорит, что для всех должен быть один закон. Вы выкурите папироску, папа?

– Нет, благодарю. Я никогда не курю утром.

– Не курите? Но, может быть, это папиросы не того сорта, какой вы курите. Какие это папиросы, Клара?

– Египетские.

– Ах, вам надо купить «Ричмондские жемчужины» или турецкие папиросы. Мне хочется, чтобы вы, папа, купили мне турецких папирос, когда поедете в город.

– И не подумаю. Я полагаю, что это совершенно не годится для молодых девушек. В этом я совсем не схожусь с миссис Уэстмакот.

– В самом деле, папа? Да ведь вы же советовали нам во всем подражать ей.

– Но с ограничениями. Что это такое ты пьешь, Клара?

– Ром, папа.

– Ром? Утром? – Он сел и протер себе глаза, как человек, который старается стряхнуть с себя какой-нибудь дурной сон. – Ты сказала – ром?

– Да, папа. Люди той профессии, которую я хочу избрать, пьют все поголовно.

– Профессии, Клара?

– Миссис Уэстмакот говорит, что всякая женщина должна избрать себе профессию и что мы должны выбрать себе такие профессии, которых всегда избегали женщины.

– Да, это верно.

– Ну, так я хочу поступить по ее совету и буду лоцманом.

– Милая моя Клара! Лоцманом! Это уже слишком!

– Вот прекрасная книга, папа: «Маяки, сигнальные огни, бакены, каналы и береговые сигналы для моряков в Великобритании». А вот другая: «Руководство для моряка». Вы не можете себе представить, как это интересно!

– Ты шутишь, Клара. Ты, наверно, шутишь!

– Совсем нет, папа. Вы не можете себе представить, как много я уже узнала. Я должна выставить зеленый фонарь на штирборте, красный на левом борту, белый на топ мачте и через каждые четверть часа пускать ракету.

– Ах, это должно быть красиво ночью! – воскликнула ее сестра.

– А затем я знаю сигналы во время тумана. Один сигнал значит, что корабль идет штирбортом, два – левым бортом, три – кормою, четыре – что плыть невозможно. Но в конце каждой главы автор задает ужасные вопросы. Вот послушайте: «Вы видите красный свет. Корабль на левом галсе и ветер с севера, какой курс должен взять этот корабль?»

Доктор встал с места и сделал жест, выражавший отчаяние.

– Я решительно не могу понять, что сделалось с вами обеими, – сказал он.

– Дорогой папа, мы стараемся подражать в нашей жизни миссис Уэстмакот.

– Ну, я должен сказать, что результаты мне не нравятся. Может быть, твоя химия не причинит тебе вреда, Ида, но твой план, Клара, никуда не годится. Я не могу понять, как подобная мысль могла прийти в голову такой рассудительной девушке, как ты. Я решительно должен запретить вам продолжать ваши занятия.

– Но, папа, – сказала Ида, в больших голубых глазах которой был виден наивный вопрос, – что же нам делать, если ваши приказания расходятся с советами миссис Уэстмакот? Вы же сами говорили, чтобы мы слушались ее. Она говорит, что когда женщины делают попытки сбросить с себя оковы, то их отцы, братья и мужья первые стараются опять заклепать на них эти оковы и что в этом случае мужчина не имеет никакой власти.

– Разве миссис Уэстмакот учит вас тому, что я не глава в собственном доме?

Доктор вспылил, и от гнева его седые волосы на голове поднялись, точно щетина.

– Конечно. Она говорит, что глава дома – это остаток темных веков.

Доктор что-то пробормотал про себя и топнул ногою по ковру. Затем он, не говоря ни слова, вышел в сад, и его дочери могли видеть, как он в сердцах ходил взад и вперед, сбивая цветы хлыстиком.

– О, милочка! Как великолепно ты играла свою роль! – воскликнула Ида.

– Но это жестоко! Когда я увидела в его глазах огорчение и удивление, то я едва удержалась, чтобы не броситься ему на шею и не рассказать обо всем. Как ты думаешь, не пора ли нам кончить?

– Нет, нет, нет! Этого далеко недостаточно. Ты не должна выказывать теперь свою слабость, Клара. Это так страшно, что я руковожу тобой. Я испытываю незнакомое мне чувство. Но я знаю, что я права. Если мы будем продолжать так, как начали, то мы можем говорить себе всю жизнь, что мы спасли его. А если мы перестанем, – о Клара! – то мы никогда не простим себе этого!