Текст книги "Собака Баскервилей. Долина Страха"

– Ребята, – заговорил он, – в городе есть человек, который ищет неприятностей, и вам нужно позаботиться, чтобы он получил их. Это Джеймс Стенджер из «Геральда». Видели, как он снова раскрывает пасть против нас?

Послышались одобрительный шепот и негромкие ругательства. Макгинти достал из жилетного кармана газету.

– «Закон и порядок!» Вот как он озаглавил свою статью. «Засилье террора в угольно-железорудном районе. Двенадцать лет прошло с тех пор, как первые убийства доказали существование в нашей среде преступной организации. С того дня эти грубые нарушения закона никогда не прекращались и теперь достигли такого уровня, что превратили нас в позор цивилизованного мира. Для того ли наша великая страна радушно принимает иностранцев, бегущих от деспотизма в Европе, чтобы они сами тиранили тех, кто предоставил им убежище? Чтобы под священной сенью звездного Флага Свободы воцарились террор и беззаконие, которые пробудят в нас ужас, если мы прочтем об их существовании в самой упадочной монархии Востока? Эти люди известны. Организация отнюдь не тайная. Долго ли нам это терпеть? Можно ли вечно жить…»

Ну, я прочел достаточно этого вздора! – Председатель швырнул газету на стол. – Вот что он говорит о нас. Я спрашиваю, как мы ответим ему?

– Убить его! – раздался десяток яростных голосов.

– Я возражаю против этого, – сказал брат Моррис, человек с высоким лбом и гладко выбритым лицом. – Братья, наша рука слишком тяжело опустилась на эту долину, и настанет время, когда все люди объединятся в самозащите, чтобы раздавить нас. Джеймс Стенджер – старик, уважаемый в городе и округе. Его газета поддерживает все здоровое в долине. Если этот человек будет убит, в штате поднимется такой переполох, что нас уничтожат.

– Ну и как они уничтожат нас, мистер Робкий? – воскликнул Макгинти. – С помощью полиции? Так ведь одна половина полицейских состоит у нас на жалованье, а другая боится нас. Или с помощью судов? Разве не судили нас раньше, и что из этого вышло?

– Это дело может повести судья Линч, – ответил брат Моррис.

Его предположение было встречено общим гневным криком.

– Мне достаточно только шевельнуть пальцем, – воскликнул Макгинти, – чтобы в город явились две сотни людей, которые из конца в конец очистят его. – Внезапно он повысил голос и грозно нахмурил густые черные брови. – Послушай, брат Моррис, я уже довольно долго присматриваюсь к тебе. У тебя нет мужества, и ты стараешься лишить мужества других. Для тебя настанет тяжелый день, брат Моррис, когда твое имя появится в повестке дня, и я думаю, что мне следует внести его туда.

Моррис смертельно побледнел и рухнул на стул, как будто у него подкосились колени. Он поднял дрожащей рукой свой стакан, выпил и только после этого ответил:

– Прошу прощения, высокий магистр, у вас и у всех братьев из ложи, если сказал лишнее. Я верный член ордена – вы все это знаете – и страшусь, как бы ложу не постигло зло; это и заставляет меня говорить взволнованно. Но я доверяю вашим суждениям больше, чем своим, высокий магистр, и обещаю больше не вызывать раздражения.

При этих покорных словах суровое лицо магистра смягчилось.

– Очень хорошо, брат Моррис. Мне самому было бы жаль, если бы пришлось преподать тебе урок. Но пока я занимаю это кресло, мы будем дружной ложей на словах и на деле. А теперь, ребята, – продолжал он, оглядывая общество, – скажу, что, если Стенджер получит все, чего заслуживает, неприятностей не оберешься. Издатели поддерживают друг друга, и все газеты в штате начнут призывать полицию и войска. Но полагаю, вам удастся сделать ему очень серьезное предупреждение. Займешься этим, брат Болдуин?

– Конечно! – пылко ответил молодой человек.

– Сколько людей возьмешь?

– Пятерых и еще двух охранять дверь. Пойдешь ты, Гоуэр, ты Мэнсел, ты, Скэнлен, и двое Уиллоби.

– Я обещал новому брату, что он тоже пойдет, – сказал председатель.

Тед Болдуин взглянул на Макмердо, и по глазам его было видно, что он ничего не забыл и не простил.

– Ладно, пусть идет, если хочет, – мрачно отозвался Болдуин. – Этого достаточно. Чем скорее примемся за дело, тем лучше.

Общество разошлось с криками, воплями и обрывками пьяных песен. Бар все еще был переполнен кутилами, и многие братья остались там. Члены отправленной на задание маленькой банды шли по тротуару врозь, чтобы не привлекать к себе внимания. Ночь была очень холодной, полумесяц ярко сиял в морозном, усеянном звездами небе. Молодые люди собрались во дворе перед высоким зданием. Между ярко освещенными его окнами блестела надпись, сделанная золочеными печатными буквами: «Вермисса геральд». Изнутри доносился лязг типографской машины.

– Ты, – сказал Болдуин Макмердо, – встанешь внизу, у двери, позаботишься, чтобы дорога нам была открыта. С тобой останется Артур Уиллоби. Остальные идут со мной. Не бойтесь, ребята: у нас есть десяток свидетелей, которые подтвердят, что сейчас мы находимся в баре «Дома согласия».

Время близилось к полуночи, и улица была бы безлюдной, если бы не несколько возвращающихся домой гуляк. Компания перешла дорогу, и, распахнув пинком дверь редакции, Болдуин со своими людьми побежал вверх по лестнице. Макмердо и еще один человек остались внизу. Из комнаты наверху раздались крик, вопли о помощи, затем топот ног и грохот падающих стульев. Через несколько секунд на лестничную площадку выбежал седой человек.

Там старика схватили, и его очки, позвякивая, полетели вниз по ступенькам к ногам Макмердо. Раздался глухой удар упавшего тела и стон. Старик лежал ничком, и его со стуком колотили палками. Он извивался, длинные тонкие ноги вздрагивали от ударов. Наконец все прекратили избиение, но Болдуин с дьявольской усмешкой на жестоком лице бил старика по голове, которую тот тщетно пытался закрыть руками. Белые волосы его покрылись кровью. Болдуин наклонился над своей жертвой, злобно нанося удары по открытым местам, когда Макмердо взбежал по лестнице и оттолкнул его.

– Ты убьешь этого человека, – сказал он. – Хватит!

Болдуин в изумлении уставился на него.

– Черт! Ты, новичок в ложе, не вмешивайся. Отойди!

Он занес палку, но Макмердо выхватил из кармана брюк пистолет.

– Отойди сам! – крикнул он. – Я башку тебе разнесу, если тронешь меня. Что до ложи, ведь магистр приказывал не убивать его, а что ты делаешь, если не убиваешь?

– Он прав, – сказал один из группы.

– Черт возьми! Поторапливайтесь! – крикнул человек снизу. – В окнах повсюду загорается свет, и через пять минут сюда сбежится весь город.

В самом деле на улице уже раздавались крики, а внизу в коридоре группа наборщиков и печатников набиралась мужества, чтобы вступить в бой. Оставив вялое неподвижное тело издателя на лестничной площадке, преступники сбежали вниз и быстро пошли по улице. Достигнув «Дома согласия», одни смешались с толпой в баре салуна Макгинти и шепотом докладывали через стойку боссу, что работа выполнена хорошо. Другие, в том числе и Макмердо, скрылись в переулках и окольными путями разошлись по домам.

Глава 4
Долина Страха

Наутро Макмердо проснулся с ощутимыми напоминаниями о приеме в ложу. От спиртного болела голова; рука, на которой выжгли клеймо, распухла и горела. Имея специфический источник доходов, он появлялся на работе нерегулярно; после позднего завтрака остался дома; и все утро писал длинное письмо другу. Потом взялся за «Дейли геральд». В особой колонке, вставленной в последнюю минуту, Макмердо прочел:

ПРЕСТУПЛЕНИЕ В РЕДАКЦИИ «ГЕРАЛЬД» – ИЗДАТЕЛЬ СЕРЬЕЗНО ПОСТРАДАЛ

То было краткое изложение фактов, которые Макмердо знал лучше, чем автор статьи. Заканчивалась заметка утверждением:

«Теперь дело в руках полиции, но вряд ли можно полагать, что ее усилия дадут лучшие результаты, чем прежде. Кое-кого из нападавших узнали, и есть надежда, что удастся добиться обвинительного приговора. Едва ли нужно говорить, что это преступление совершено тем бесчестным обществом, которое так долго держит в страхе всю округу и по отношению к которому «Геральд» занял столь непримиримую позицию. Многочисленные друзья мистера Стенджера обрадуются, узнав, что, хотя он был жестоко избит и получил несколько серьезных повреждений черепа, жизнь его вне опасности».

Ниже сообщалось, что для охраны редакции направлена группа полицейских, вооруженных «винчестерами».

Макмердо отложил газету, и, когда подносил огонь к трубке дрожащей от вчерашних излишеств рукой, послышался стук в дверь – хозяйка пансиона принесла ему записку, которую ей только что передал какой-то парень. Записка была без подписи, в ней говорилось:

«Мне хотелось бы поговорить с Вами, но только не у Вас дома. Вы найдете меня у флагштока на холме Миллера. Приходите немедленно, я располагаю кое-чем, что мне важно сказать, а Вам выслушать».

Макмердо дважды перечел записку с крайним удивлением; он не догадывался, что она означает и кто ее написал. Будь почерк женским, он решил бы, что это начало одного из тех приключений, каких имел немало в прежней жизни. Но записка была написана рукой мужчины, притом хорошо образованного. После недолгих колебаний Макмердо решил выяснить, в чем тут дело.

Холм Миллера высится посреди запущенного парка в самом центре города. Летом парк служит излюбленным местом отдыха жителей, но зимой там почти никто не бывает. С вершины холма виден не только весь беспорядочно разбросанный грязный город, но и вьющаяся внизу долина с заводами и шахтами, чернящими снег по обеим сторонам, и окаймляющие ее холмы с белыми шапками, поросшие лесом.

Макмердо поднялся по извилистой, обсаженной вечнозеленым кустарником тропе к пустынному ресторану – центру летних увеселений. Рядом с ним торчал голый флагшток, а под ним стоял человек в низко надвинутой шляпе. Воротник его пальто был поднят. Когда мужчина повернулся, Макмердо узнал в нем брата Морриса, вызвавшего накануне вечером гнев магистра. Они обменялись условными жестами ложи.

– Я хотел поговорить с вами, мистер Макмердо, – заговорил Моррис с нерешительностью человека, находящегося в щекотливом положении. – Очень любезно, что вы пришли.

– Почему вы не подписали записку? – спросил Макмердо.

– Приходится соблюдать осторожность, мистер. В таких случаях не знаешь, как обернутся дела. И кому следует доверять, а кому – нет.

– Уж братьям по ложе можно доверять.

– Нет-нет, не всегда, – возразил Моррис. – Кажется, все, что мы говорим, даже думаем, становится известно Макгинти.

– Послушайте! – сурово сказал Макмердо. – Вы прекрасно знаете, что только вчера вечером я поклялся в верности нашему магистру. Уж не просите ли вы меня нарушить эту клятву?

– Если вы так на это смотрите, – печально заговорил Моррис, – могу лишь извиниться, что побеспокоил вас, попросив прийти сюда и встретиться со мной. Дела приняли скверный оборот, раз двое свободных граждан опасаются высказать друг другу свои мысли.

Макмердо, пристально наблюдавший за собеседником, несколько успокоился.

– Разумеется, я говорил только за себя. Я недавно приехал сюда, как вам известно, и все это для меня внове. Мне нечего сказать, мистер Моррис, но, если вы хотите что-то сказать мне, я готов выслушать вас.

– И передать боссу Макгинти! – огорченно заметил Моррис.

– Право, тут вы несправедливы ко мне! – воскликнул Макмердо. – Я верен ложе, говорю напрямик, но буду презренной тварью, если передам кому-нибудь то, что вы мне доверите. Услышанное останется со мной, однако предупреждаю: возможно, вы не получите ни понимания, ни помощи.

– Я давно уже не ищу ни того ни другого. Очевидно, после того, что я скажу, моя жизнь будет в ваших руках, но, как вы ни свирепы – вчера мне показалось, что вы старались выглядеть таким же свирепым, как самые худшие, – все же вы еще не привыкли к этому, и ваша совесть не так заскорузла, как у них. Вот почему я решил поговорить с вами.

– Что же вы хотите сказать?

– Пусть на вас падет проклятие, если вы предадите меня!

– Я не сделаю этого.

– Тогда спрошу: когда вы вступали в союз свободных людей в Чикаго и давали обет верности и любви к ближнему, приходило вам в голову, что он может привести вас к преступлению?

– Если это можно назвать преступлением.

– Назвать преступлением! – воскликнул Моррис дрожащим от гнева голосом. – Вы мало видели, если способны назвать это как-то еще. Разве не преступление, что вчера вечером человека, годящегося вам в отцы, били, пока кровь не обагрила его седины? Или вы назовете это иначе?

– Кое-кто сказал бы, что это война, война двух классов, где допускаются все приемы и каждый старается ударить посильнее.

– А вы думали о чем-то подобном, вступая в Союз свободных людей в Чикаго?

– Признаться, нет.

– Не думал и я, когда вступал в Филадельфии. Это было просто общество взаимопомощи и место встреч с друзьями. Потом я услышал об этой долине – будь проклят тот час, когда ее название впервые коснулось моих ушей! – и приехал сюда, чтобы усовершенствоваться! Господи! Усовершенствоваться! Со мной приехали жена и трое детей. Я открыл магазин одежды на Рыночной площади и преуспевал. Распространился слух, что я член ордена, и меня принудили вступить в местную ложу, как и вас вчера вечером. Я ношу на предплечье это позорное клеймо, и еще нечто худшее выжжено на моем сердце. Оказалось, что я попал во власть отъявленного злодея и запутался в преступной сети. Что я мог поделать? Каждое слово, сказанное, чтобы улучшить положение вещей, воспринималось как измена, вы видели это вчера вечером. Уехать я не могу; у меня нет ничего на свете, кроме моего магазина. Я прекрасно знаю, что, если выйду из общества, это грозит смертью мне и бог весть чем жене и детям. О Господи, это ужасно, ужасно!

Моррис закрыл руками лицо, и его тело затряслось от конвульсивных рыданий.

Макмердо пожал плечами:

– Вы слишком слабы для такой работы. Она не для вас.

– У меня были совесть и религия, но эти люди превратили меня в преступника. Меня отправили на задание. Я хорошо знал, что будет со мной, если посмею отказаться. Возможно, я трус. Может, мысли о моей бедной жене и детях делают меня трусом. Словом, я пошел. Видимо, это будет вечно терзать меня.

То был одиноко стоящий дом в двадцати милях отсюда, за теми холмами. Меня оставили у двери, как и вас прошлой ночью. Доверить мне эту работу они не могли. Другие вошли внутрь. Вышли они с красными до запястий руками. Когда мы уходили, в доме, за спиной у нас, пронзительно кричал ребенок. Этот пятилетний мальчик видел, как убивали его отца. Я чуть не упал в обморок от ужаса, но мне пришлось сохранять спокойное выражение лица и улыбаться, ибо я знал, что иначе они в следующий раз выйдут с окровавленными руками из моего дома и плакать по отцу будет мой маленький Фред.

Тогда я стал преступником, соучастником убийства, загубившим свою душу на веки вечные. Я добрый католик, но священник, узнав, что я ликвидатор, отказался разговаривать со мной, и меня отлучили от церкви. Вот в каком я положении. Вижу, вы идете той же дорогой, и спрашиваю: каким должен быть конец? Вы готовы стать безжалостным убийцей, или мы можем сделать что-нибудь, чтобы остановить это?

– Что бы вы хотели делать? – отрывисто спросил Макмердо. – Доносить?

– Избави Бог! Одна только мысль об этом будет стоить мне жизни.

– Так-так, полагаю, вы слабый человек и все преувеличиваете.

– Преувеличиваю! Подождите, поживете здесь дольше. Посмотрите в долину! Видите, какая туча дыма из сотни труб нависла над ней? Поверьте, туча убийств, нависающая над головами людей, тяжелее и ниже. Это Долина Страха, Долина Смерти. От сумерек до рассвета в сердцах людей царит ужас. Подождите, молодой человек, поймете сами.

– Хорошо, я сообщу вам о своих впечатлениях, когда увижу больше, – беззаботно сказал Макмердо. – Мне совершенно ясно одно: вы не тот человек, чтобы жить здесь, и чем скорее продадите свой магазин, даже если выручите десятую часть его стоимости, тем лучше будет для вас. То, что вы говорили, останется между нами, но, черт возьми, если я узнаю, что вы доносчик…

– Нет, нет! – жалобно воскликнул Моррис.

– Что ж, я запомню, что вы сказали, и, может, когда-нибудь вернусь к этому. Полагаю, вы говорили так со мной из лучших побуждений. А теперь я возвращаюсь домой.

– Минутку, – остановил его Моррис. – Возможно, нас видели вместе и захотят узнать, о чем мы говорили.

– А! Хорошо, что вы это предусмотрели.

– Я предлагал вам место продавца в своем магазине.

– А я отказался. Это касается только нас двоих. Что ж, до свидания, брат Моррис, желаю, чтобы ваши дела пошли лучше.

Под вечер, когда Макмердо сидел у печи в своей гостиной, покуривая в задумчивости, дверь внезапно распахнулась и весь проем заполнила громадная фигура босса Макгинти. Сделав условный жест, он уселся напротив молодого человека и некоторое время упорно смотрел на него. Тот отвечал таким же прямым взглядом.

– Я редко хожу в гости, брат Макмердо, – наконец заговорил Макгинти. – Слишком уж занят своими гостями. Но решил все-таки выкроить минутку и навестить тебя.

– Я горд тем, что вижу вас тут, советник. – Макмердо достал из буфета бутылку виски. – Такой чести я не ожидал.

– Как рука? – спросил босс.

Макмердо скривился.

– Напоминает о себе, но оно того стоит.

– Да, оно того стоит, – ответил магистр, – для тех, кто верен, прошел этот обряд и служит ложе. О чем вы говорили сегодня утром с братом Моррисом на холме Миллера?

Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба, но, к счастью, у Макмердо был заготовлен ответ. Он непринужденно рассмеялся.

– Моррис не знает, что я могу зарабатывать на жизнь, не выходя из дома. И не узнает: слишком уж совестливый. Но он добрый старик. Подумав, что я без работы, он решил помочь мне и предложил место продавца в своем магазине одежды.

– О, так дело в этом?

– Да.

– И ты отказался?

– Конечно. Разве я не заработаю в десять раз больше, проведя четыре часа у себя в спальне?

– Оно так. Но я бы поменьше виделся с Моррисом.

– Почему?

– Потому что я так сказал. Для большинства людей здесь этого достаточно.

– Для большинства, может быть, но для меня нет, советник, – смело возразил Макмердо. – Если вы разбираетесь в людях, то должны это понимать.

Смуглолицый гигант сверкнул глазами, и его волосатая ручища так стиснула стакан, словно он хотел запустить им в голову собеседника. Потом рассмеялся своим оглушительным, бурным, лицемерным смехом.

– Странный ты парень. Что ж, если хочешь знать причины, скажу. Моррис не высказывался против ложи?

– Нет.

– А против меня?

– Нет.

– Значит, не доверяет тебе. Но в глубине души он ненадежный брат. Мы это хорошо знаем. Поэтому следим за ним и выжидаем подходящее время, чтобы разобраться с ним. Думаю, это время близится. Паршивой овце не место в нашем стаде. Но если будешь водить компанию с ненадежным человеком, мы можем решить, что и ты ненадежен, понимаешь?

– Я не могу водить с ним компанию: мне этот человек не по душе, – ответил Макмердо. – А что касается ненадежности, то будь на вашем месте любой другой человек, он больше не произнес бы в мой адрес этого слова.

– Ладно, хватит. – Макгинти допил виски. – Я пришел дать тебе своевременный совет, и ты получил его.

– А откуда вы узнали, что я виделся с Моррисом?

Макгинти рассмеялся:

– Моя задача – знать все, что происходит в этом городе. Имей это в виду. Ну, мне пора, и скажу только…

Однако уход его был приостановлен совершенно неожиданным образом. Дверь внезапно распахнулась со стуком, и на них засверкали глазами три хмурых решительных лица под полицейскими фуражками. Макмердо вскочил и до половины вытащил свой револьвер, но задержал руку на середине пути, осознав, что ему в голову нацелены два «винчестера». В комнату вошел человек в мундире, державший в руке шестизарядный пистолет. То был капитан Мервин, служивший раньше в Чикаго, а теперь в шахтной полиции. Взглянув на Макмердо с легкой улыбкой, он покачал головой:

– Я так и думал, что наши пути сойдутся, мистер Бесчестный Макмердо. Не можешь держаться в рамках закона, да? Надевай шляпу, пошли с нами.

– Смотрите, вы поплатитесь за это, капитан Мервин, – предупредил его Макгинти. – Кто вы такой, позвольте узнать, чтобы врываться подобным образом в дом и набрасываться на честных, законопослушных людей?

– Не вмешивайтесь, советник Макгинти. Мы пришли за Макмердо, а не за вами. Вы должны помогать нам, а не препятствовать исполнению долга.

– Он мой друг, и я готов ответить за его поведение, – заявил босс.

– Как бы вам, мистер Макгинти, не пришлось отвечать за свое, – заметил капитан Мервин. – Макмердо был преступником до приезда сюда и до сих пор не сошел с кривой дорожки. Патрульные, держите этого человека под прицелом, пока я не разоружу его.

– Вот мой пистолет, – спокойно произнес Макмердо. – Думаю, капитан Мервин, будь мы с вами один на один, вы бы так легко меня не взяли.

– А где у вас ордер? – спросил Макгинти. – Черт возьми! В Вермиссе человек живет, как в России, пока такие, как вы, возглавляют полицию. Это капиталистическое попрание законности, и, полагаю, разговор о нем еще впереди.

– Делайте, советник, по мере сил то, что считаете своим долгом. О своем мы побеспокоимся сами.

– В чем меня обвиняют? – спросил Макмердо.

– В причастности к избиению старого издателя Стенджера в редакции «Геральд». Твое счастье, что это не обвинение в убийстве.

– Если это все, что вы против него имеете, – рассмеялся Макгинти, – то избежите лишних хлопот, бросив дело сейчас. Этот человек был со мной в моем салуне, до полуночи играл в покер, и я готов представить десяток свидетелей, которые подтвердят это.

– Это ваше дело, и, полагаю, вы решите его завтра в суде. А пока что пошли, Макмердо, и веди себя тихо, если не хочешь получить винтовкой по голове. Отойдите в сторону, мистер Макгинти; предупреждаю: при исполнении долга я не потерплю сопротивления.

У капитана был такой решительный вид, что Макмердо и его босс смирились. Последний тихо обменялся с арестантом несколькими словами, пока того не увели.

– Как насчет… – Он поднял большой палец, обозначая таким образом оборудование для чеканки монет.

– Все в порядке, – ответил Макмердо, соорудивший под полом надежный тайник.

– До свидания. – Босс пожал ему руку. – Я поговорю с адвокатом Рейли и возьму расходы по защите на себя. Даю слово, что тебя не осудят.

– Держать пари на это я бы не стал. Вы двое, охраняйте арестованного; если он попытается выкинуть какие-то фокусы, стреляйте. Перед уходом я обыщу дом.

Капитан обыскал, но, видимо, не обнаружил спрятанного приспособления. Потом он и его подчиненные повели Макмердо в участок. Уже стемнело, мела сильная метель, поэтому улицы были почти безлюдны, однако за этой группой последовало несколько гуляк. Осмелев в темноте, они выкрикивали проклятия арестованному.

– Линчевать проклятого ликвидатора! – кричали они. – Линчевать его!

Гуляки засмеялись, заулюлюкали, когда Макмердо втолкнули в полицейский участок. После краткого допроса, проведенного дежурным инспектором, его отвели в общую камеру. Там он увидел Болдуина и трех других участников вчерашнего нападения, их всех арестовали во второй половине дня, и они дожидались судебного разбирательства, назначенного на завтрашнее утро.

Но рука союза свободных людей дотянулась даже в эту закрытую крепость. Поздно ночью в камеру вошел тюремщик с мешком соломы для подстилки и достал из него две бутылки виски, стаканы и колоду карт. Арестованные провели веселую ночь без единой тревожной мысли об утреннем процессе.

Как оказалось, для этого и не было причин. Мировой судья не мог отправить дело в суд более высокой инстанции на основании свидетельских показаний. С одной стороны, наборщики и печатники признали, что свет был тусклым, а они были очень взволнованны и поэтому не могут показать под присягой, те ли это люди, кто напал на Стенджера. Однако они полагали, что это те самые люди. При перекрестном допросе, который вел умный адвокат, нанятый Макгинти, показания их стали еще более туманными.

Потерпевший уже сообщил, что на него напали совершенно неожиданно, и утверждал, что у человека, нанесшего первый удар, были усы. Он добавил, что это ликвидаторы, поскольку больше никто в городе ничего против него не имел, а те давно угрожали ему из-за правдивых передовиц. С другой стороны, твердые дружные показания шести граждан, в число которых входил высокий муниципальный чиновник, советник Макгинти, ясно указывали, что эти люди играли в карты в «Доме согласия» и разошлись через час после нападения.

Незачем говорить, что их оправдали и принесли извинения за причиненные неудобства, а капитану Мервину и полицейским вынесли косвенное порицание за чрезмерное усердие.

Вердикт этот был встречен аплодисментами зрителей, среди которых Макмердо видел много знакомых лиц. Братья по ложе улыбались и приветственно махали руками. Но были там и другие, они сидели, плотно сжав губы, и мрачно смотрели, как обвиняемые один за другим покидают скамью подсудимых. Один невысокий чернобородый решительный человек выразил их общие мысли, когда освобожденные проходили мимо него.

– Проклятые убийцы! – воскликнул он. – Мы еще доберемся до вас!