Текст книги "Архив Шерлока Холмса. Открытие Рафлза Хоу (сборник)"

– И вы сохранили это в тайне!

– А что мне оставалось делать? Мне угрожал полный крах. Если бы мне удалось продержаться три недели, все было бы хорошо. Муж ее горничной, вот этот джентльмен, актер. Нам пришло в голову… Мне пришло в голову, что на это короткое время он мог бы стать моей сестрой. Всего и делов-то было, показаться раз в день в карете. Все равно в комнату сестры никто не заходил, кроме горничной. Устроить все это было совсем не сложно. Сестра умерла от водянки, которой страдала долгое время.

– Это определит коронер.

– Ее врач подтвердит, что последние несколько месяцев ее симптомы указывали на такой конец.

– Хорошо, продолжайте.

– Тело нельзя было оставлять здесь. В первую ночь мы с Норлеттом отнесли его в старый сарай с колодцем, которым уже давно никто не пользуется. За нами, правда, увязался ее любимый спаниель. Он всю ночь тявкал под дверью сарая, поэтому я решил, что нужно подыскать какое-то более безопасное место. От спаниеля я избавился, и мы перенесли тело в церковный склеп. Я не думаю, что это является осквернением останков или неуважением к усопшей, мистер Холмс.

– Ваше поведение я считаю безнравственным, сэр Роберт.

Баронет нетерпеливо тряхнул головой.

– Вам легко читать морали, – сказал он. – Вы на моем месте, может быть, и повели бы себя по-другому, но я не хочу мириться с тем, что в последнюю секунду все мои планы и надежды идут прахом, и не попытаться как-то спасти их. Мне показалось, что не будет ничего предосудительного, если мы на какое-то время положим ее в гроб кого-то из предков ее мужа. Как-никак, это ведь все еще церковный склеп. Мы вскрыли гроб, и вместо костей, которые были внутри, положили туда ее. Старые останки мы не могли оставить просто так на полу, мы их вынули, и ночью Норлетт спустился в подвал и сжег их в печи. Вот и вся история, мистер Холмс. Хотя, как вы так все провернули, что мне пришлось признаться, я, честно говоря, не понимаю.

Холмс какое-то время молча думал.

– В вашем рассказе есть одно слабое место, сэр Роберт, – наконец произнес он. – Ваши ставки на скачках, а следовательно, и надежды на будущее не были бы затронуты, даже если бы имущество ваше перешло в руки кредиторов.

– Лошадь считается частью имущества. Какое им дело до моих ставок? Я уверен, что они бы даже не отправили Принца на скачки. Главный мой кредитор, к сожалению, – мой злейший враг. Это мерзавец Сэм Брюэр, которого я как-то отходил хлыстом на Ньюмарет-хит. Вы что, думаете, он пожалел бы меня?

– Что ж, сэр Роберт, – сказал Холмс, вставая, – делом этим, несомненно, должна заниматься полиция. Я свой долг выполнил – выяснил факты, и на этом мои обязанности заканчиваются. Что касается моральной и нравственной стороны вашего поведения, не мне вас судить. Ватсон, уже почти полночь, я думаю, нам пора возвращаться в нашу скромную обитель.

Сейчас уже известно, что эти необычные события закончились на более мажорной ноте, чем того заслуживали действия сэра Роберта. Принц Шоскома победил на дерби, чем принес своему азартному владельцу восемьдесят тысяч фунтов. Кредиторы не стали торопить события, дождались скачек и полностью вернули свои деньги. Расплатившись с ними, баронет смог снова занять прочное положение в жизни. И полиция, и коронер снисходительно отнеслись к этой истории, и счастливый обладатель лошади-чемпиона отделался лишь порицанием за несвоевременную регистрацию смерти сестры, никак не повлиявшим на его будущую карьеру. Сейчас тени прошлого забыты, и сэра Роберта, вероятно, ожидает почтенная и обеспеченная старость.

Открытие Рафлза Хоу

{95}95
  Повесть (или маленький роман) «Открытие Рафлза Хоу» была написана в декабре 1890 г. в Вене, куда А. Конан Дойл, приняв решение стать окулистом, приехал вместе с женой на четыре месяца слушать курс лекций по глазным болезням. Сам писатель впоследствии не слишком высоко отзывался об этой повести; «<…> а еще написал короткую книжку “Деяния Раффлза Хоу”, не слишком значительную вещь, но давшую мне возможность оплатить текущие расходы, не покушаясь на те несколько сотен фунтов, в которых заключалось все мое земное состояние» (Конан Дойл А. Воспоминания и приключения: Пер. с англ. // Конан Дойл А. Жизнь, полная приключений. – М.: Вагриус, 2003. – С. 99).
  Российский биограф А. Конан Дойла говорит, что «<…> это был его первый опыт в жанре “чистой фантастики” <…>» (Чертанов М. Конан Дойл… – С. 176), и, наоборот, ставит ее довольно высоко: «“Открытие Раффлза Хоу” (так в данном переводе – А. К.) вовсе не плохой роман. Он гораздо интереснее и психологически убедительнее, чем какая-нибудь “Тайна Клумбер-холла” (мистическая повесть А. Конан Дойла; вышла в 1889 г. – А. К.); он продолжает тенденцию “Гердлстонов” (“Торговый дом Гердлстон”, роман А. Конан Дойла, вышел в 1890 г. – А. К.) – попытка найти романтику в неромантичном. Но Дойл эту линию отверг. То ли ему казалось, что романтики в его тексте слишком мало, то ли отсутствие перестрелок и драк, по его мнению, делало книгу скучной, то ли он уже понимал ясно, что его самая сильная сторона – создание обаятельных, ярких и симпатичных героев, – а в “Раффлзе Хоу” их не было <…>». В “Корнхилл” ее не взяли, удалось пристроить в журнал “Полезные советы Альфреда Хармсуорта <…>” (там же, С. 177).
  Первая публикация – в лондонском издательстве «Cassell and Company, Ltd.» в 1891 г., а также в журнале «Alfred Harmsworth’s Penny Paper Answers», в трех номерах с декабря 1891 по февраль 1892 г.


[Закрыть]

Глава I. Двойная загадка

– Боюсь, он не придет, – вздохнула Лора Макинтайр.

– Почему?

– По такой-то погоде? Жуть.

Как будто в подтверждение ее слов на уютно занавешенное красными шторками окно с тихим колючим треском налетел снежный вихрь, ветер завыл и засвистел в облепленных снегом ветвях больших вязов, растущих по краю сада.

Роберт Макинтайр оторвался от эскиза, над которым работал, взял лампу и всмотрелся в темноту. Высокие скелеты голых деревьев покачивались и трясли ветками, едва различимые за порывами метели. Его сестра, сидевшая у камина с вышивкой, опустила руки и посмотрела на брата, профиль которого четко обрисовался на фоне яркого желтого света. Лицо было красивым: молодое и ясное, четкий обвод скул, волнистые каштановые волосы, зачесанные назад и ниспадающие вниз локонами, чуть завивающимися наружу на концах, – таким обычно и представляешь себе художника. Едва заметные складки у глаз, легкое пенсне в изящной золотой оправе и черный вельветиновый пиджак, по плечу которого разлился теплый свет, свидетельствовали также об определенной утонченности. Только в контуре губ его было что-то такое… какой-то неопределенный намек на грубость, некая возможность слабинки, портившие, как считали некоторые, в том числе и его сестра, красоту и изящество его лика. Но ведь, как он сам не раз повторял, в каждом смертном собраны нравственные пороки и телесные недостатки всех его неисчислимых предков, так что лишь редкий счастливчик может сказать, что на этом облике природа не запечатлела ни одного из старых долгов его семейства.

Надо сказать, что этот безжалостный кредитор не пожалел и леди, хотя безупречная красота верхней части ее лица и оттеняла возможное несовершенство нижней. Волосы у нее были темнее, чем у брата, настолько темные, что эти тяжелые букли казались совершенно черными, если только свет не падал на них наискось. Изящный чуть-чуть капризный контур лица, четкие брови и умные и одновременно веселые глаза по отдельности были безупречны, но вместе не производили такого впечатления. То ли в самом лице, то ли в выражении чувствовался какой-то недостаток, который, если хорошенько всмотреться, заключался в излишней закругленности и отвислости нижней губы. Этот изъян был почти незаметен, но из-за него лицо, которое могло бы считаться прекрасным, было всего лишь симпатичным. Очень расстроенной и слегка раздраженной казалась она, когда откинулась на спинку кресла и, оставив на коленях мотки разноцветного шелка и серокоричневое суровое полотно, свела за головой белоснежные руки с розовыми локотками.

– Я знаю, он не придет, – повторила она.

– Глупости, Лора! Конечно же, он придет. Чтобы моряк испугался непогоды!

– Ах! – она подняла палец, внимательно прислушиваясь, и лицо ее озарила радостная улыбка, которой в следующий миг суждено было смениться выражением горького разочарования. – Это всего лишь папа, – пробормотала она.

В передней послышались шаркающие шаги, и в комнату нетвердой походкой вошел невысокий тощий мужчина в стоптанных домашних тапочках. Мистер Макинтайр-старший вид имел бледный и хмурый, на изможденном невеселом лице торчала жидкая рыжая бороденка с седоватыми прядями. Удары судьбы и плохое здоровье оставили свои следы на его облике. Десять лет назад он был одним из самых крупных и богатых производителей ружей во всем Бирмингеме, но долгая череда финансовых неудач сильно истощила его состояние и в конечном итоге довела до суда по делам о банкротстве. Смерть жены, случившаяся в тот самый день, когда было объявлено о его несостоятельности, переполнила чашу печали оружейника, и с тех пор его мертвенно-бледное лицо с заострившимися скулами не покидало удивленно-отстраненное выражение, свидетельствующее о нездоровом сознании. Упадок его был таким полным, что семье пришлось бы прозябать в полной нищете, если бы оба ребенка не получали двести фунтов в год собственного дохода, который обеспечивала им последняя воля одного из дядюшек по материнской линии, сколотившего неплохое состояние в Австралии. Лишь эти деньги и переезд в тихий деревенский район Тэмфилд за четырнадцать миль от большого и шумного города позволяли им хоть как-то сводить концы с концами. Однако перемена эта была горька и мучительна для всех: для Роберта, потому что заставила его забыть о роскоши, столь дорогой его артистичной натуре, и начать ломать голову над тем, как превратить то, что раньше было не более чем праздным увлечением, в средство заработка; и в еще большей степени для Лоры, которая содрогалась от одной мысли о жалости старых друзей, и после бурлящего жизнью Эджбастона{96}96
  …Эджбастона… – Эджбастон – пригород Бирмингема.


[Закрыть] находила тихие проселки и сонные поля Тэмфилда невыносимо скучными. Горечь детей усугубляло поведение отца, жизнь которого теперь превратилась в одну сплошную жалобу на судьбу. Хоть на какое-то время забыть о постигших его несчастьях старшему Макинтайру помогали то молитвенник, то бутылка.

Впрочем, кое-что в Тэмфилде все же вызвало интерес у Лоры, но и этого она в скором времени могла лишиться. Семья решила перебраться именно в эту тихую деревушку лишь потому, что их старый друг, преподобный Джон Сперлинг, был назначен сюда приходским священником. Гектор Сперлинг, его старший сын, несколько лет был помолвлен с Лорой, которая младше его на два месяца; дело уже даже шло к свадьбе, но грянувшее банкротство нарушило их планы. Гектор, младший лейтенант королевского военно-морского флота, сейчас находился в увольнении, и не проходило вечера, чтобы он не проделывал путь от дома священника до поместья «Элмдин», в котором жили Макинтайры. Но сегодня им прислали записку, в которой сообщалось, что его неожиданно вызывают на службу и что завтра вечером ему надлежит вернуться на корабль, стоящий в Портсмуте. Молодой офицер обещал заглянуть хотя бы на полчаса, чтобы попрощаться.

– А где же Гектор? – спросил мистер Макинтайр, посмотрев по сторонам.

– Не пришел, папа. Ты же видишь, какая погода. На поле снегу, наверное, фута два намело.

– Не пришел, говоришь? – проворчал старик, опускаясь на диван. – Так-так, осталось только им с его отцом от нас отвернуться, и можно ставить точку.

– Как ты можешь даже думать о таком, отец? – возмутилась Лора. – Они всегда были нашими самыми верными друзьями. Что бы они подумали, если бы услышали тебя?

– Знаешь, Роберт, – сказал он, не обращая внимания на возражение дочери, – я думаю, мне сейчас не помешает капелька бренди. Чуть-чуть. Полглоточка будет в самый раз.

По-моему, я сегодня из-за этой вьюги простудился.

Роберт с серьезным видом продолжал что-то рисовать в альбоме, но Лора оторвалась от работы и посмотрела на отца.

– Боюсь, у нас ничего нет, отец, – сказала она.

– Лора, Лора! – скорее с сожалением, чем со злостью покачал он головой. – Ты же уже не девочка. Лора, ты – взрослая женщина, хозяйка дома. Мы тебе доверяем. Мы на тебя надеемся, а ты оставляешь своего бедного брата без капли бренди, я уж не говорю о себе. Господи, Лора, что бы сказала твоя мать! А если несчастный случай? А если он заболеет? А вдруг апоплексический удар? Лора, это с твоей стороны очень безот… безответс… Нельзя так, Лора. Ты совсем не думаешь о нашем здоровье.

– Я к бренди почти не прикасаюсь, – бросил Роберт. – Для меня Лора его может не запасать.

– Как лекарственное средство оно незаменимо, Роберт. Главное, употреблять, а не злоупотреблять… Но я, пожалуй, схожу в «Трех голубей» на полчасика.

– Отец, дорогой, – воскликнул молодой человек, – ты же не собираешься выходить куда-то в такую ночь! Если тебе так уж нужно бренди, я могу послать Сару. Давай я пошлю Сару, или сам схожу, или…

Бум! На раскрытый альбом перед ним упал маленький бумажный шарик, прилетевший со стороны сестры. Он его развернул и поднес к свету.

«Ради всего святого, пусть идет!» – было написано на бумажке.

– В любом случае, одевайся потеплее, – продолжил он. Маневр был проделан с таким мужским простодушием и так неумело, что это повергло в ужас его сестру. – Да там, похоже, и не так холодно, как кажется. По крайней мере, не заблудишься, и уже хорошо. Тут и идти-то всего сотню ярдов{97}97
  …всего сотню ярдов. – Чуть больше девяноста метров (1 ярд – 0,9144 м).


[Закрыть].

Продолжая вполголоса корить дочь за нерадивость, старый Макинтайр с трудом натянул на себя теплое пальто и замотал длинную тощую шею шарфом. Резкий порыв холодного ветра, ворвавшийся в дом, когда он открыл входную дверь, заставил задрожать свет ламп. Брат и сестра прислушались к медленно удаляющемуся по садовой дорожке поскрипыванию шагов родителя.

– Старик совсем плох… Он становится невыносим, – наконец произнес Роберт. – Не нужно было его отпускать. Выставит себя посмешищем.

– Но сегодня же последняя ночь, когда Гектор дома, – стала оправдываться Лора. – Было бы ужасно, если бы они встретились и Гектор что-то заметил. Я только поэтому и хотела спровадить его.

– И ты сделала это как раз вовремя, – заметил ее брат, – потому что я услышал, калитка скрипнула, и… Ну вот, видишь!

С улицы донесся веселый возглас, за которым последовал жизнерадостный стук в окно. Роберт вышел из комнаты и впустил в дом высокого молодого человека. Его черная бобриковая куртка была вся усыпана блестящими кристалликами снега. Громко рассмеявшись, гость встряхнулся, как большой ньюфаундленд, потопал ногами, оббивая налипший снег, и вошел в маленькую комнату.

О профессии Гектора Сперлинга говорила каждая черточка его лица. Гладко выбритая верхняя губа и подбородок, небольшие бачки, прямой решительный рот и дубленые щеки, привыкшие к непогоде, – все указывало на военно-морские силы Великобритании. Каждый день пятьдесят таких лиц можно увидеть за общим обеденным столом в столовой Портсмутского военно-морского училища. Лица эти похожи друг на друга больше, чем бывают похожи родные братья. Все они отлиты по одному образцу, все являются продуктом системы, которая с младых ногтей учит уверенности в себе, закаляет волю, воспитывает мужественность. В общем-то, это вполне достойные представители сильной половины человечества. Возможно, они чуть менее воспитанны и не так начитанны, как их сухопутные собратья, но это честные, энергичные и отважные люди. Фигура у вновь прибывшего была прямая, высокая и ладно скроенная. Глаза – внимательные, серые. Быстрые, точные движения выдавали в нем человека, привыкшего как командовать, так и подчиняться приказам.

– Получила мою записку? – спросил он, войдя в комнату. – Опять приходится уезжать раньше срока, Лора. Как мне это надоело! У старика Смитерса не хватает людей, и он срочно требует меня обратно. – Гектор сел рядом с девушкой и положил коричневую руку на ее белоснежную ручку. – На этот раз задание не будет долгим, – продолжил он. – Нас отправляют с летучей эскадрой… Мадейра, Гибралтар, Лиссабон и домой. Я думаю, вернемся уже в марте.

– А мне кажется, ты как будто только вчера вернулся, – сказала девушка.

– Бедная моя! Но это ненадолго. Время быстро пролетит. Роберт, смотри, заботься о ней, пока меня не будет. Это последний раз, Лора, обещаю! К черту деньги. Другим людям и меньшего хватает. Дом нам покупать не нужно. Зачем нам свой дом? В Саутси{98}98
  …Саутси… – Пригород Порстмута. В Саутси А. Конан Дойл жил и работал врачом в 1882–1890 гг.


[Закрыть] можно снимать прекрасные комнаты за два фунта в неделю. Макдугэлл, наш казначей, только что женился, так он вообще за жилье платит всего тридцать шиллингов. Ну что, не испугаешься такого, Лора?

– Конечно, нет!

– Мой почтенный старик вечно так осторожничает. От него только и слышишь, что «Жди! Жди! Жди!». Я ему както сказал: тебе хорошо бы артиллерийским расчетом командовать. Но сегодня я с ним серьезно поговорю. И думаю, смогу убедить. Вот увидишь! А ты должна со своим стариком поговорить. Роберт тебя поддержит. Вот, погляди, это список портов, в которые мы будем заходить, здесь указаны даты. И смотри, чтобы в каждом из них меня ждало письмо от тебя.

Он достал из кармана кителя листок бумаги, но вместо того, чтобы отдать девушке, уставился на него с выражением безграничного удивления на лице.

– Что за черт! – воскликнул он. – Посмотри, Роберт.

Как думаешь, что это?

– Поднеси ближе к свету… Хм, как будто банкнота в пятьдесят фунтов. Не вижу ничего необычного.

– Наоборот! Ничего более необычного со мной еще не происходило! Ничего не понимаю…

– А знаешь, Гектор, – воскликнула тут мисс Макинтайр, заглянув ему в глаза, – со мной сегодня тоже произошло кое-что очень странное. Могу поставить пару перчаток, что мое приключение намного удивительнее твоего, хотя, к сожалению, оно не закончилось так же приятно, как твое.

– Хорошо, принимаю пари. Роберт, будешь нашим судьей.

– Изложите свои дела, – молодой художник захлопнул альбом и, подперев голову руками, принял комично-важный вид. – Уступаем дорогу леди! Начинай, Лора, хотя, по-моему, я догадываюсь, о чем ты хочешь рассказать.

– Это случилось сегодня утром, – сказала она. – Да, кстати, Гектор, забыла предупредить: тебе это точно не понравится. Но не волнуйся, этот бедняга наверняка сумасшедший.

– Так что же с тобой случилось? – спросил молодой офицер, отрываясь от банкноты и переводя взгляд на невесту.

– Нет, ничего такого, но все же нужно признать, что это было очень-очень странно. Я вышла погулять, но, когда пошел снег, спряталась под навесом, который оставили рабочие у ограды того большого Нового Дома. Строители уже уехали, а хозяин должен появиться только завтра, но навес стоит до сих пор. Так вот, я сидела там на каком-то ящике, и тут на дороге показался человек. Он подошел и зашел под тот же навес, что и я. Это был спокойный мужчина с бледным лицом, очень высокий и худой, вряд ли старше тридцати. Одет он был скромно, но держался как джентльмен. Он что-то спросил меня о деревне и людях, которые тут живут. Я, конечно же, ответила, постепенно мы разговорились и стали болтать на самые разные темы. Время пролетело так быстро, и разговор был таким приятным, что я совсем забыла о снеге, пока этот человек не обратил мое внимание на то, что он прекратился. И только я собралась идти, что бы вы думали, он сделал? Встал прямо передо мной, печально и задумчиво заглянул мне в глаза и сказал: «Интересно, а стали бы вы со мной разговаривать, если бы у меня не было ни пенни?» Не правда ли, странно? Я так испугалась, что, прежде чем он успел добавить хоть слово, юркнула мимо него и чуть ли не пустилась бегом по дорожке. Гектор, не хмурься, когда я сейчас вспоминаю, как он держался и разговаривал, я понимаю, что он не имел в виду ничего дурного, просто думал вслух и вовсе не хотел меня обидеть. Я совершенно уверена, что этот бедолага – сумасшедший.

– Хм! Что-то мне кажется, что в его сумасшествии просматривается определенная методичность{99}99
  …в его сумасшествии просматривается определенная методичность… – Цитата из «Гамлета» В. Шекспира: «Хотя это и безумие, но в нем есть метод», – говорит Полоний о Гамлете.


[Закрыть], – заметил ее брат.

– Определенная методичность просматривалась бы в том, как я отделал бы этого мерзавца, если бы он мне встретился, – кровожадно произнес лейтенант. – В жизни не слыхивал о подобной наглости!

– Ну, я же предупреждала, что тебе это не понравится! – Она положила ладонь на рукав его грубой ворсистой куртки. – Не бери в голову! Я же никогда в жизни больше не увижу этого несчастного. По нему было видно, что он не из здешних мест. Но ты узнал о моем маленьком приключении, теперь мы послушаем твой рассказ.

Молодой человек похрустел банкнотой, провел другой рукой по волосам, как человек, которому стоит больших трудов собраться с мыслями.

– Это просто глупая ошибка, – сказал он. – Нужно разобраться и все уладить. Хотя как уладить? Ума не приложу. Я шел в деревню, когда стемнело, и увидел коляску, застрявшую в канаве. В ней сидел какой-то парень. Наверное, он не заметил канавы, потому что она была засыпана снегом. Одно колесо до половины ушло в грязь, и вся его посудина дала такой крен на правый борт, что второе колесо зависло в воздухе, а сам он еле держался на своем сиденье. Конечно же, я помог ему, и скоро он выбрался на дорогу. Было темно, поэтому он, должно быть, решил, что я какой-нибудь бродяга, потому как и пары слов мне не сказал. Прежде чем укатить, он сунул мне в руку вот это. Я даже не взглянул на бумажку и совершенно случайно не выбросил ее там же, решив, что это какой-нибудь рекламный листок или что-то в этом роде. К счастью, я все же не выбросил ее, а сунул в карман. И увидел, что это, только сейчас, когда хотел достать список. Ну вот, теперь вам известно столько же, сколько и мне.

Брат с сестрой удивленно посмотрели на черно-белую помятую банкноту.

– Да, этот твой путешественник, наверное, Монте Кристо какой-нибудь, или, по меньшей мере, Ротшильд! – сказал Роберт. – Боюсь, Лора, ты проиграла пари.

– О, я этому даже рада. Никогда еще не слышала, чтобы кому-то так повезло. Какой удивительный человек, вот было бы здорово с таким познакомиться.

– Но я не могу принять эти деньги, – не без сожаления произнес Гектор Сперлинг. – Конечно, кто же откажется от благодарности, но надо же и честь знать. Да и вообще, наверное, он просто ошибся… Хотя все равно собирался мне что-то крупное дать, не мог же он перепутать монету с бумажкой.

Наверное, я найду этого парня и верну ему деньги.

– Жаль, – заметил Роберт. – Должен признаться, я несколько иначе воспринимаю эту историю.

– А мне кажется, ты просто ведешь себя, как Дон Кихот, – сказала Лора Макинтайр. – Почему бы тебе не посмотреть на все это с его точки зрения? Ты оказал помощь незнакомому человеку… Может быть, даже большую, чем думаешь. Вот он и захотел, чтобы твой добрый поступок тебе надолго запомнился. Я не вижу причин, почему ты не можешь оставить деньги себе.

– Ладно, ладно! – смущенно засмеялся моряк. – Это ведь не такая история, чтобы… В кают-компании о таком не станешь рассказывать.

– В любом случае, тебе завтра утром уезжать, – напомнил Роберт. – Ты все равно не успеешь найти своего загадочного Креза{100}100
  …Креза… – Крёз (595–546 до н. э.) – последний царь Лидии, богатство которого вошло в поговорку.


[Закрыть], так что придется тебе самому решать, как распорядиться этими деньгами.

– Знаешь, Лора, – воскликнул Гектор, – спрячь-ка их в свою корзинку с шитьем. – Будешь моим банкиром. Если объявится их законный владелец, я направлю его к тебе. Если нет, будем считать это вознаграждением за спасенное имущество, хотя, если честно, не по душе мне это. – Он встал и бросил банкноту в коричневую корзинку с разноцветными мотками пряжи. – Ну все, Лора, я должен сниматься с якоря, обещал старику быть дома не позже девяти. На этот раз вернусь я скоро. И навсегда. До свидания, Роберт! Удачи!

– До свидания, Гектор! Bon voyage![9]9
  Счастливого пути (фр.).


[Закрыть]

Молодой художник остался рядом со столом, а сестра его вышла проводить любимого до двери. В полумраке прихожей ему были видны их фигуры и слышен их шепот.

– Значит, когда я вернусь, любимая?

– Да, Гектор.

– И ничто не разлучит нас?

– Ничто.

– Ничто на всем белом свете?

– Ничто.

Роберт осторожно прикрыл дверь. Через миг скрипнули петли, и раздались быстрые удаляющиеся шаги, приглушенные снегом. Гость ушел.