Текст книги "Архив Шерлока Холмса. Открытие Рафлза Хоу (сборник)"

– Я бы предпочла не обсуждать подобные вопросы, – бесстрастно произнесла мисс де Мервилль. – Да будет вам известно, я знаю обо всех трех случаях из жизни моего жениха, в которых он становился жертвой женских интриг, и совершенно уверена, что он искренне раскаивается в том зле, которое, может быть, неосознанно совершил.

– Трех случаях! – вскричала моя спутница. – Дура! Господи, какая же вы дура!

– Мистер Холмс, я прошу вас закончить этот разговор, – отчеканил ледяной голос. – Я выполнила просьбу отца и встретилась с вами, но я не намерена выслушивать оскорбления этой особы.

Со страшным проклятием на устах мисс Винтер бросилась вперед и наверняка вцепилась бы в волосы этой женщины, если бы я не поймал ее за руку. Я потащил ее к двери, и мне еще очень повезло, что я смог усадить ее в кеб без скандала, потому что она просто обезумела от злости. Откровенно говоря, Ватсон я и сам с трудом сдерживался: что-то неописуемо раздражающее было в какой-то непробиваемой отстраненности и холодной любезности этой женщины, которую мы хотели спасти. Итак, Ватсон, теперь вы опять в курсе дела. Совершенно очевидно, что мне придется придумать новый ход, поскольку этот гамбит{56}56
  …гамбит… – Начало шахматной партии, когда ради получения активной позиции жертвуется фигура. Фр. gambit от ит. dare il gambetto – дать подножку.


[Закрыть] не сработал. Я буду держать с вами связь, Ватсон, так как более чем вероятно, что вы тоже сыграете свою роль в этой партии, хотя вполне возможно, следующий ход сделают они, а не мы.

Так и произошло. Они нанесли удар… Вернее сказать, он нанес удар, поскольку я отказываюсь верить, что леди могла знать о том, что произойдет. Думаю, я могу показать тот камень на мостовой, на котором я стоял, когда взгляд мой упал на рекламный щит у газетного ларька, и мое сердце сжалось от ужаса. Случилось это между Гранд-отелем и Чаринг-Кросс-Стейшн, где одноногий торговец продавал вечерние газеты. Листок, который привлек мое внимание, был напечатан через пару дней после нашего последнего разговора с Холмсом. Страшный заголовок черными буквами на желтой бумаге гласил: «ПОКУШЕНИЕ НА ШЕРЛОКА ХОЛМСА».

По-моему, на какое-то время я потерял способность двигаться. У меня сохранились лишь смутные воспоминания о том, как я схватил газету, и, кажется, торговец, которому я не заплатил, что-то кричал мне вслед. Страшную заметку я прочитал, стоя у двери какой-то аптеки. Вот что в ней говорилось:

«Как нам только что стало известно, знаменитый частный сыщик сегодня утром подвергся нападению убийц и сейчас находится в крайне тяжелом состоянии. Пока что подробности происшествия не сообщаются, но случилось оно, похоже, в двенадцать часов на Риджент-стрит рядом с рестораном «Кафе ройял». Нападение совершили двое вооруженных палками мужчин, которые нанесли несколько ударов по голове и телу мистера Холмса, причинив травмы, признанные врачами крайне тяжелыми. Его доставили в больницу «Чаринг-Кросс», откуда, по настоянию самого пострадавшего, перевезли в его квартиру на Бейкер-стрит. Свидетели нападения описывают совершивших его злодеев как прилично одетых мужчин. Спасаясь от преследования, нападавшие забежали в «Кафе ройял», откуда вышли с противоположной стороны и скрылись на Глассхаус-стрит.

Несомненно, они являются членами одного из тех преступных сообществ, которым талант и деятельность пострадавшего доставляли столько хлопот».

Разумеется, едва дочитав заметку, я тут же запрыгнул в кеб и помчался на Бейкер-стрит. В прихожей я столкнулся с сэром Лесли Оакшоттом, знаменитым хирургом, чей брум стоял у дверей дома.

– Непосредственной опасности нет, – сказал он. – Две рваных раны кожного покрова черепа и несколько сильных ушибов. Пришлось наложить швы и вколоть морфий, но думаю, вы можете с ним поговорить. Только не переутомляйте его.

Заручившись разрешением, я, стараясь ступать как можно тише, вошел в полутемную комнату. Мой несчастный друг не спал, хриплым голосом он произнес мое имя. Штора на окне была спущена на три четверти, но один косой солнечный луч падал на забинтованную голову раненого. На белом марлевом компрессе проступало алое пятно. Я сел рядом с ним и склонил голову.

– Ну-ну, Ватсон. Не переживайте, – пробормотал он слабым голосом. – Все не так плохо, как кажется.

– Слава Богу!

– Я кое-что понимаю в бое на палках, как вам известно. С одним противником я бы справился, но их было двое.

– Что я могу для вас сделать, Холмс? Это, несомненно, тот мерзавец подослал их. Одно ваше слово, и я пойду и вытрясу из него душу!

– Все тот же старый добрый Ватсон! Нет, мы ничего не можем сделать, разве что наши друзья из Скотленд-Ярда найдут этих людей. Но можно не сомневаться, что уже сделано все, чтобы полиция их никогда не нашла. Подождите… У меня возник план. Во-первых, нужно сильно преувеличить мои раны. У вас будут спрашивать обо мне. Наплетите им с три короба, Ватсон. Скажите, что я в бреду и вряд ли протяну еще неделю… Говорите, что хотите. В общем, жмите на педали. Чем мрачнее будут ваши прогнозы, тем лучше.

– А как же сэр Лесли Оакшотт?

– О, с ним я все улажу. Он будет меня видеть в самом худшем виде, я об этом позабочусь.

– Что-нибудь еще?

– Да. Передайте Шинвелу Джонсону, чтобы он спрятал ту девушку куда-нибудь, потому что эти громилы теперь захотят найти ее. Им, разумеется, известно, что она в этом деле связана со мной. Если они не побоялись напасть на меня, так ее уж и подавно не пропустят. Это срочно, Ватсон.

Сделайте это сегодня же.

– Я сейчас же отправлюсь к ним. Еще что-нибудь?

– Положите мою трубку на стол… и табачную туфлю. Спасибо. Приходите ко мне каждое утро, будем составлять план дальнейших действий.

Тем же вечером я попросил Джонсона отвезти мисс Винтер в тихий пригород и проследить, чтобы она пожила там, пока опасность не минует.

Шесть дней публика была уверена, что Холмс находится на пороге смерти. Отчеты о его здоровье шли один мрачнее другого, в газетах строили самые зловещие предположения. Хорошо, что я каждый день виделся с ним и знал, что состояние его на самом деле не так уж плохо. Крепкое тело и огромная сила воли моего друга просто творили чудеса. Он быстро шел на поправку. Мне иногда казалось, даже быстрее, чем хочет мне показать. Одной из особенностей его характера была скрытность, не раз становившаяся причиной различных драматических эффектов, из-за которой даже его самый близкий друг никогда не знал, какие у него планы в действительности. Он довел до крайности известный постулат о том, что береженого Бог бережет. Я был ближе к нему, чем кто бы то ни было, но даже я всегда ощущал дистанцию, которую он сохранял между нами.

На седьмой день сняли швы, но вечерние газеты сообщили о начавшемся рожистом воспалении. Те же вечерние газеты напечатали статью, которую мне в любом случае пришлось бы показать Холмсу. В ней говорилось, что в списке пассажиров принадлежащего судоходной компании «Кьюнард» парохода «Руритания», отправлявшегося в пятницу из Ливерпуля, значится барон Аделберт Грюнер, которому понадобилось уладить неотложные финансовые дела в Америке накануне свадьбы с мисс Виолеттой де Мервилль, единственной дочерью… и так далее. Холмс выслушал эту новость с холодным и хмурым выражением лица, верный признак того, что для него это стало неприятной неожиданностью.

– В пятницу! – воскликнул он. – Значит, у нас всего три дня. Думаю, этот мерзавец хочет себя обезопасить. Но у него это не выйдет, Ватсон. Клянусь Богом, не выйдет! Ватсон, я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.

– Для этого я и прихожу сюда, Холмс.

– Хорошо, тогда посвятите следующие двадцать четыре часа изучению китайского фарфора.

Он ничего не объяснял, и я не стал задавать вопросов. Долгие годы дружбы с Холмсом научили меня тому, что он зря слов на ветер не бросает. Но, выйдя на Бейкер-стрит, я неожиданно задумался: а как мне выполнить столь странное задание? В конце концов я заглянул в Лондонскую библиотеку на Сент-Джеймс-сквер, нашел своего друга Ломакса, работавшего там помощником библиотекаря, и отправился домой с увесистым томом под мышкой.

Говорят, хороший следователь за время работы над делом набирается таких знаний, что может запросто допрашивать свидетеля-эксперта в той или иной области, но после окончания дела напрочь все забывает за неделю. Я, разумеется, не хочу сказать, что сделался крупным специалистом по керамике, но весь тот вечер и всю ночь с короткими перерывами на отдых, а потом и все утро как губка впитывал знания и запоминал имена и фамилии. Я изучил биографии и стиль великих мастеров и постиг тайну циклического обозначения годов{57}57
  …тайну циклического обозначения годов… – В древнем Китае, а также в Японии, Корее, Монголии и Тибете, в бытовой жизни применялась циклическая календарная система, где годы объединялись в циклы, каждый из которых охватывал 60 лет и состоял из пяти двойных столбцов, соответствующих пяти стихиям, или «небесным ветвям»: дереву, огню, земле, металлу и воде. Каждая стихия была представлена в двух состояниях: мужском (нечетные столбцы) и женском (четные). Цикл делился на двенадцать периодов, которым также соответствовали «земные ветви», получившие названия животных: мыши, коровы, тигра и т. д.


[Закрыть], узнал характерные особенности фарфора времен Хунъу{58}58
  …времен Хунъу… – Хунъу – девиз правления Чжу Юаньчжана (1328–1398) – императора династии Мин в Китае в 1368–1398 гг.


[Закрыть] и проникся красотой стиля Юнлэ{59}59
  …Юнлэ… – Девиз правления Чжу Ди (1360–1424) – императора династии Мин в Китае в 1403–1424 гг.


[Закрыть], перечитал письмена Тан Инь{60}60
  …письмена Тан Инь… – Тан Инь (1470–1524) – китайский художник, каллиграф и поэт династии Мин.


[Закрыть] и осознал красоту ранних династий Сун и Юань{61}61
  …ранних династий Сун и Юань. – Империя Сун – государство в Китае, существовавшее в 960—1279 гг.; правящая династия – Чжао. Династия Юань – императорская династия в Монголии и Китае (1271–1368, в Китае – с 1280 г.)


[Закрыть]. Напичканный всеми этими знаниями, вечером следующего дня я снова зашел к Холмсу. Он уже вставал с постели, хотя по тому, что писали о его здоровье, об этом никто бы не догадался. Мой друг сидел в своем любимом кресле, подпирая рукой забинтованную голову.

– Холмс! – воскликнул я. – Если верить газетам, вы умираете.

– Это именно то впечатление, – сказал он, – которое я хочу создать. Ближе к делу, Ватсон. Вы выполнили мое задание?

– По крайней мере, попытался.

– Хорошо. Вы сможете поддержать разговор на эту тему? – Думаю, смогу.

– Тогда подайте мне вон ту коробочку с каминной полки.

Он снял крышку и вынул из коробки какой-то небольшой предмет, очень аккуратно завернутый в легкий восточный шелк. Когда он его развернул, я увидел изящное маленькое блюдце изумительно красивого темно-синего цвета.

– С этим предметом, Ватсон, обращаться нужно очень бережно. Это подлинный фарфор «яичная скорлупа» династии Мин{62}62
  …династии Мин. – Династия Мин правила в Китае после династии Юань, в 1368–1644 гг.


[Закрыть]. Даже через Кристис не проходило ничего подобного. Полный комплект стоит огромных денег… Более того, считается, что, скорее всего, во всем мире существует только один полный комплект и находится он в императорском дворце в Пекине. От одного вида этой штуки у любого настоящего знатока должно захватить дух.

– И что мне с этим делать?

Холмс вручил мне визитную карточку, на которой было написано: «Доктор Хилл Бартон. Хаф-мун-стрит, 369».

– Сегодня вечером вас будут звать так. Вы зайдете к барону Грюнеру. Я кое-что знаю о его привычках, так что к половине девятого он, вероятно, будет свободен. О вашем визите мы сообщим ему заранее. Вы скажете, что хотите предложить ему предмет из совершенно уникального сервиза династии Мин. При этом можете оставаться врачом, поскольку эту роль вам будет нетрудно сыграть. Вы – коллекционер, и этот комплект случайно попал к вам в руки. Вы слышали об увлечении барона и не против выгодно продать это блюдечко.

– Какова его цена?

– Уместный вопрос, Ватсон. Конечно же, вам гарантирован провал, если вы не будете знать истинной стоимости своего товара. Это блюдечко раздобыл для меня сэр Джеймс, и взято оно, насколько я понимаю, из коллекции его клиента. Я думаю, можно без преувеличения сказать, что другого такого в мире нет.

– Я мог бы заметить, чтобы комплект оценивал эксперт.

– Превосходно, Ватсон! Сегодня вы просто в ударе. Предложите «Кристи» или «Сотби». Ваш такт не позволяет вам самому назначить цену.

– А если он не захочет принять меня?

– Захочет. У него ведь страсть к коллекционированию, причем в самой острой форме. Особенно его интересует эта тема, в которой он считается настоящим знатоком. Садитесь, Ватсон, я продиктую письмо, которое вы ему пошлете. Его ответ нам не нужен. Вы просто напишите, что собираетесь зайти к нему, и укажите, с какой целью.

Это был превосходный документ, краткий и вежливый, но составленный так, что просто не мог не разжечь любопытства у истинного знатока. Послали его с районным курьером, и в тот же вечер я, с бесценным блюдцем в руке и карточкой на имя доктора Хилла Бартона в кармане, отправился на задание.

Прекрасный дом с превосходным парком свидетельствовали о том, что барон Грюнер, как и говорил сэр Джеймс, очень богат. Эти владения были созданы южноамериканским золотым королем. Длинная извилистая подъездная дорожка, обсаженная с обеих сторон редкими кустами, выходила на большую квадратную покрытую гравием площадь, украшенную статуями. Это была постройка времен великого подъема. Вытянутое в стороны невысокое здание с башенками по углам, хоть и выглядело настоящим архитектурным кошмаром, впечатляло своими размерами и основательностью. Важный, как епископ, дворецкий впустил меня и передал лакею в плисовой ливрее, а тот провел меня к самому барону.

Он стоял перед огромным открытым шкафом между двумя окнами, в котором хранилась часть его китайской коллекции. Когда я вошел, он обернулся. В руках барон держал маленькую коричневую вазу.

– Прошу вас, присаживайтесь, доктор, – сказал он. – Я тут как раз просматривал собственные сокровища и думал, могу ли я позволить себе пополнить их. Возможно, эта небольшая вещица седьмого века династии Тан{63}63
  …династии Тан… – Династия Тан правила в Китае в 618–907 гг.


[Закрыть] покажется вам любопытной. Ручаюсь, вы еще не видели изделие более тонкой работы! Полюбуйтесь на эту роскошную глазурь. Блюдце Мин, о котором вы писали, у вас с собой?

Я бережно распаковал его и передал ему. Он сел с ним за стол, придвинул лампу (на улице уже начинало темнеть) и принялся его изучать. Пока он был занят осмотром, на его лицо падал желтый свет, и я получил возможность рассмотреть его повнимательнее.

Это был действительно очень красивый мужчина. Одним из первых красавцев Европы он считался не зря. Роста среднего, но превосходно сложен, в его фигуре были и изящество, и сила. Смуглое лицо, почти восточного типа, с большими карими томными глазами, которые, несомненно, с легкостью могли растопить любое женское сердце. Волосы смоляного цвета, такие же черные усы, короткие и тонкие, тщательно напомаженные, торчали вверх. Черты лица симметричные и приятные. Из общей картины выделялся только рот, прямой, с плотно сжатыми губами. Именно таким представляешь себе рот безжалостного убийцы: жестокий, непреклонный и страшный, словно тонкий разрез на лице. Напрасно усы свои он направлял вверх, потому что рот этот был сигналом об опасности, который природа подавала его жертвам. Голос у него был приятный, манеры – идеальные. Что касается возраста, то я бы дал ему чуть больше тридцати, хотя, как потом выяснилось, на самом деле ему было сорок два.

– Изумительно… Просто изумительно! – наконец заключил он. – И вы говорите, что у вас есть еще шесть из этого комплекта? Меня удивляет, что я до сих пор не знал о существовании этих прекрасных вещиц. Насколько мне известно, в Англии есть только один подобный комплект, но он точно не продается. Позвольте спросить, откуда у вас это, доктор Хилл Бартон?

– Это имеет какое-то значение? – спросил я, изо всех сил стараясь придать своему голосу безразличную интонацию. – Как видите, предмет подлинный, а что касается денег, то меня вполне устроит та цена, которую назовет эксперт.

– Хм, – на миг его темные глаза подозрительно вспыхнули. – Очень странно. Имея дело с предметами такой ценности, обычно хочешь знать все о товаре. Это не подделка – видно сразу. Насчет этого у меня нет сомнений. Но если – я должен учитывать все возможные варианты – если впоследствии окажется, что вы не имели права этого продавать?..

– Я могу дать вам гарантию, что никаких претензий подобного рода не возникнет.

– Разумеется, в таком случае возникает вопрос, чего стоит ваша гарантия.

– На это вам ответят мои банкиры.

– Да, и все же ваше предложение кажется мне очень необычным.

– Решать вам, – безразлично сказал я. – Я обратился сначала к вам, поскольку считал вас настоящим знатоком и ценителем, но уверен, что найти других покупателей будет несложно.

– А кто вам сказал, что я знаток?

– Вы же написали книгу на эту тему.

– Вы ее читали?

– Нет.

– Надо же! Очень интересно! Вы – знаток и коллекционер, в вашей коллекции имеется очень ценный экземпляр, однако, дабы узнать, что на самом деле находится в ваших руках и какова истинная стоимость этой вещи, вы даже не удосужились заглянуть в книгу, в которой об этом говорится. Как вы это объясните?

– Я очень занятой человек. Я доктор и у меня есть практика.

– Это не ответ. Если у человека есть страсть, он найдет на нее время, чем бы другим ни занимался. В вашем письме вы назвали себя настоящим знатоком.

– Так и есть.

– Вы позволите задать вам несколько вопросов, чтобы проверить это? Должен вам сказать, доктор – если вы на самом деле доктор, – все это становится все более и более подозрительным. Вот ответьте на мой вопрос, что вам известно об императоре Сему и как он связан с Сесоином возле Нары?{64}64
  …об императоре Сему и как он связан с Сесоином возле Нары? – Город Нара был столицей Японии в 710–784 гг. Император Сему, правивший Японией в 724–749 гг., сделал буддизм государственной религией, построил множество буддистских монастырей и храмов по всей стране, в т. ч. храм Тодай-дзи в Наре, в сокровищнице которого Сесоин хранились императорские драгоценности.


[Закрыть] Господи, неужели этот вопрос вам кажется сложным? Расскажите что-нибудь о династии Северная Вэй и о ее месте в истории керамики{65}65
  …о династии Северная Вэй и о ее месте в истории керамики. – Династия Северная Вэй правила Северным Китаем в 386–534 гг.; широко финансировала развитие искусств, многие произведения этого периода сохранились до нашего времени.


[Закрыть].

С видом крайнего возмущения я вскочил с кресла.

– Это уж слишком! – вскричал я. – Я пришел оказать вам услугу, а не сдавать экзамен, словно школьник. Мои познания в этих вопросах могут уступать разве что только вашим, но я не собираюсь продолжать беседу в таком тоне.

Его это ничуть не смутило. Но добродушие исчезло из глаз. Неожиданно они засверкали. В чуть приоткрывшемся плотоядном рту блеснули зубы.

– В игры со мной решили поиграть? Вы – шпион. Агент Холмса. Хотели меня провести? Я слышал, этот парень умирает, так он, значит, теперь подсылает своих приспешников, чтобы следить за мной. Вы явились сюда без приглашения, и, клянусь Господом, выйти отсюда вам будет труднее, чем войти.

Он вскочил, и я немного отошел назад, готовясь отразить атаку, потому что от злости барон словно обезумел. Скорее всего, он с самого начала что-то заподозрил, и этот допрос подтвердил его опасения. Продолжать хитрить не имело никакого смысла. Он запустил руку в один из выдвижных ящиков и чем-то яростно загремел. Но тут внимание его, должно быть, привлек какой-то посторонний звук, потому что он замер и внимательно прислушался.

– Ага! – закричал он. – Ага! – и бросился в комнату за его спиной.

В два шага я подскочил к открытой двери, и увиденное мной навсегда врезалось мне в память. Окно, выходящее в сад, было распахнуто настежь. Рядом с ним, напоминая какого-то страшного призрака, с окровавленными бинтами на голове и хмурым бледным как мел лицом стоял Шерлок Холмс. В следующий миг он выпрыгнул в окно, и я услышал, как он с хрустом приземлился на лавровые кусты, растущие внизу. Взревев от гнева, хозяин дома в приступе бешенства прыгнул за ним к открытому окну.

И тут… На все ушло не больше секунды, но я ясно видел, что произошло. В листве за окном мелькнула рука, женская рука. В тот же миг барон испустил ужасный крик. До конца моих дней не забыть мне этот вопль. Он прижал обе руки к лицу, стал бегать по комнате и жутко биться головой о стены. Потом он упал на ковер, начал кататься, корчиться и кричать.

– Воды! – Голос его разносился по всему дому. – Ради Бога, воды!

Я схватил кувшин, стоявший у небольшого столика у стены, и бросился к нему на помощь. В тот же миг в комнату вбежали дворецкий и несколько слуг. Помню, что один из них упал без чувств, когда я, опустившись на колени рядом с раненым, повернул его ужасное лицо к свету лампы. Серная кислота уже начала свое разрушительное действие и стекала с его ушей и подбородка. Один глаз уже побелел и сверкал, второй был совершенно красный, словно горел огнем. Черты лица, которыми я восторгался лишь несколько минут назад, теперь напоминали прекрасный портрет, по которому художник провел мокрой грязной губкой. Они смазались и потеряли цвет, отчего лицо сделалось нечеловеческим, ужасным.

В нескольких словах я объяснил, как произошло нападение. Кто-то из слуг полез через окно, кто-то выбежал на лужайку перед домом, но уже почти совсем стемнело, к тому же начался дождь, и скоро они вернулись ни с чем. Раненый бесновался и бушевал, между воплями от боли он выкрикивал имя той, которая сделала такое с ним.

– Эта чертова кошка Китти Винтер! – надрывался он. – О дьяволица! Она за это заплатит! Заплатит! О Господи, я не вынесу этой боли!

Я протер его лицо маслом, наложил на выжженную плоть марлевый компресс и приказал принести шприц с морфием. От перенесенного шока у него из головы вылетели все подозрения в мой адрес, он цеплялся за мои руки, словно надеялся, что я был в силах заставить снова видеть эти остекленевшие глаза, напоминавшие теперь глаза мертвой рыбы. Я бы не выдержал и прослезился, глядя на изуродованное прекрасное лицо, если бы не вспомнил ту порочную жизнь, которая привела к столь жуткой перемене. Было отвратительно ощущать прикосновение его горящих рук, и я почувствовал значительное облегчение, когда мне на смену явился семейный врач барона в сопровождении специалиста по ожогам. Прибыл и полицейский инспектор, которому я вручил свою настоящую карточку. Было бы бесполезно и даже глупо скрывать свое имя, потому что в Скотленд-Ярде меня знали в лицо почти так же хорошо, как самого Холмса. Наконец я покинул этот дом боли и страха. Через час я уже был на Бейкер-стрит.

Холмс сидел в своем любимом кресле и выглядел ужасно бледным и обессилевшим. И дело было не только в его ранах. Даже этого сильного человека со стальными нервами потрясли события того вечера. Он с ужасом выслушал мой рассказ о том, какие перемены произошли с бароном.

– Расплата за грехи, Ватсон… Расплата за грехи! – негромко произнес он. – Рано или поздно она всегда приходит. Бог свидетель, нагрешил он достаточно, – добавил Холмс, беря со стола коричневую книгу. – Вот книга, о которой говорила та женщина. Если она не сможет помешать браку, то и ничто другое не сможет. Но она помешает, Ватсон. Должна помешать, потому что ни одна уважающая себя женщина не смирится с этим.

– Это дневник его любовных похождений?

– Скорее, дневник его распутства. Хотя не имеет значения, как это называть. Как только женщина рассказала нам об этой записной книжке, я сразу понял, какое мощное оружие может попасть к нам в руки, если удастся заполучить ее. Тогда я не стал говорить об этом, потому что женщина могла ненароком проговориться и выдать мои планы. Однако я запомнил ее слова и стал думать, как можно использовать полученные от нее сведения. А потом это покушение на меня дало мне возможность сделать так, чтобы барон посчитал меня выбывшим из игры. Все это было к лучшему. Я бы выждал еще немного, но его поездка в Америку заставила меня поторопиться. Ясно, что он не оставил бы здесь такой компрометирующий документ. Поэтому нам пришлось действовать немедленно. Влезть к нему в дом ночью и выкрасть дневник было невозможно: он постоянно настороже. Однако оставался шанс сделать это вечером, если бы точно знать, что внимание его отвлечено. Тут на сцену вышли вы с вашим голубым блюдцем. Но мне нужно было наверняка знать, где хранится книга, потому что у меня имелось всего несколько коротких минут, так как мое время напрямую зависело от ваших познаний в китайском фарфоре. Поэтому в последний миг я и позвал с собой девушку. Как я мог догадаться, что находится в том небольшом пакете, бережно упрятанном под ее плащом? Я-то считал, что она пришла помочь мне, а у нее оказались собственные планы.

– Он догадался, что это вы меня послали.

– Я этого и боялся. Впрочем, вы достаточно долго его отвлекали, чтобы я успел найти книгу, хотя и не достаточно долго, чтобы дать мне уйти незамеченным. А, сэр Джеймс, рад вас видеть!

Еще до моего возвращения Холмс успел вызвать нашего друга аристократа. Он с глубочайшим вниманием выслушал отчет сыщика о последних событиях.

– Вы просто творите чудеса! Я восхищен! – воскликнул сэр Джеймс, дослушав до конца. – Но, если эти раны действительно так страшны, как говорит доктор Ватсон, то можно считать, что брак не состоится, и нам даже не придется использовать эту ужасную книгу.

Но Холмс покачал головой.

– Женщины такого склада, как де Мервилль, ведут себя по-другому. Если она увидит в нем изувеченного мученика, она станет любить его еще больше. Нет, нет. Нам необходимо уничтожить его моральный облик, а не физический. Но эта книга заставит ее образумиться… Я не могу себе представить, что еще могло бы помочь нам. Здесь все написано его рукой. Она не сможет оставить такое без внимания.

Сэр Джеймс ушел вместе с книгой и драгоценным блюдцем. Поскольку мне тоже было пора, я вышел на улицу следом за ним. У подъезда его ждал роскошный брум. На ходу дав указания извозчику в шляпе с кокардой, он запрыгнул внутрь, и экипаж с грохотом умчался. Хоть наш знакомый и высунул край плаща, чтобы прикрыть герб на дверце, свет лампы, пробивавшийся из полукруглого окошка над нашей дверью, все же позволил мне разглядеть его. От удивления я ахнул. Потом развернулся и взбежал по лестнице обратно к комнате Холмса.

– Я узнал, кто наш клиент! – закричал я с порога. – Холмс, вы не поверите, это…

– Это надежный друг и настоящий джентльмен, – произнес Холмс, жестом сдерживая мой пыл. – Давайте удовлетворимся этим навсегда.

Мне не известно, как использовали дневник барона Грюнера. Возможно, это сделал сэр Джеймс. Хотя более вероятно, что столь деликатная задача была доверена отцу юной леди. Во всяком случае результат полностью удовлетворил наши ожидания.

Через три дня в «Морнинг пост» появилась заметка с сообщением о том, что свадьба барона Аделберта Грюнера и мисс Виолетты де Мервилль не состоится. Та же газета опуб ликовала и протокол первого слушания по делу мисс Китти Винтер, обвиняемой в нанесении увечий посредством серной кислоты. Благодаря обстоятельствам, которые всплыли на суде, был вынесен самый мягкий приговор из предусмотренных законом за подобное преступление. Шерлоку Холмсу угрожало обвинение в квартирной краже со взломом, но, когда цель благородна, а клиент достаточно именит, даже суровый британский закон становится гуманным и гибким. На скамью подсудимых мой друг так и не попал.