Текст книги "История Англии. Как народ создал великую державу"

Глава VI
Новая монархия и буржуазия

1. Суконная промышленность

За время политических потрясений XV в. Англия окончательно перестала быть производителем шерсти и превратилась в изготовителя сукна. Хотя суконная промышленность требовала намного меньше работников, чем было занято в сельском хозяйстве, она начала играть решающую роль в английской экономической жизни, что резко отличало ее от экономической жизни большинства других европейских стран и определило направление и скорость развития страны. В Средние века Англия была в большей степени сельскохозяйственной страной, чем, например, Франция. Ее города были меньше, им никогда не удавалось добиться полной самостоятельности, и они никогда так резко не противопоставляли себя феодальным землевладельцам или крестьянству. Но сельская Англия была более развита, ее крестьяне подвергались меньшей эксплуатации. И именно эта равномерность развития, эта относительная слабость специфически городского и отчасти феодального производства промышленных товаров облегчила и ускорила развитие капиталистической текстильной промышленности, которая была неизбежна при достижении определенного технического уровня.

Текстильная промышленность поначалу развивалась на Юго-Западе и в Восточной Англии, вокруг Нориджа в городах и селах долины Стор, где высокие готические церкви и дома с большим количеством окон, принадлежавшие богатым суконщикам, свидетельствуют о необычайном и давно оставшемся в прошлом процветании. Восточная Англия всегда находилась в особом отношении с Фландрией, расположенной прямо против нее по другую сторону Ла-Манша. В то время как в других частях Англии начался усиленный экспорт шерсти, в Восточной Англии он был незначительным. Вместо шерсти Восточная Англия отправляла на кораблях зерно, чтобы кормить промышленное население Гента и Брюгге.

Сельское хозяйство Восточной Англии носило смешанный характер: овцеводством в ней занимались не за счет сокращения посевной площади, а большие пространства земли здесь не отводили под пастбища для овец, как это делали в других районах, в которых экспортировалась шерсть. Местная шерсть была низкого качества, та, что производилась в Суффолке, значилась последней в списке из 44 сортов шерсти, составленном в 1454 г., и оценивалась всего в 52 шиллинга за мешок, тогда как лучшая херефордская шерсть стоила 260 шиллингов. Норфолкскую шерсть даже не сочли нужным внести в этот список. Поскольку эта шерсть была не того качества, чтобы ее можно было сбыть за границей, из нее на месте изготавливали грубые ткани еще с давних времен. Вероятно, по той причине, что она не предназначалась для экспорта и не требовалась в больших количествах, здесь меньше, чем в других местах, стремились улучшить породу овец.

Географическое положение Восточной Англии вызывало у фламандских ремесленников стремление селиться здесь, и, как мы уже видели, такие поселения начали появляться сразу же после нормандского завоевания. Постепенно переселенцы обучили местное население своим более передовым методам, и к началу XV в. в суконной промышленности произошли значительные улучшения в разнообразии и качестве новых сортов сукна. Малоизвестные теперь деревни, такие, например, как Керси и Уорстед, дали названия сукнам (каразея и камвольная шерсть), которые стали известны по всей стране и даже начали конкурировать с фламандскими сукнами на европейском рынке.

Поначалу экспортировались главным образом некрашеные сукна, которые отправляли во Фландрию для ворсования и окраски, причем большая часть прибыли оставалась в руках фламандцев. Поговорка, что они покупают лисьи шкуры у англичан за грот (4 пенса), а продают им хвост за гульден, оставалась почти справедливой, как и в те дни, когда экспортировалась необработанная шерсть. Вначале эта торговля велась купцами Ганзы, вытесненными с экспортного рынка шерсти штапельной (стапельной) торговлей, но сумевшими заполучить в свои руки новый вид экспорта. Точно так же, как штапельные купцы, которые смогли бросить вызов итальянцам и победить их в XIV в., так и лондонская компания, известная под названием Merchant Adventure, вырвала экспорт сукна из рук купцов Ганзы в XV в. Организовав «факторию» в Антверпене в 1407 г., эти купцы процветали, несмотря на враждебное отношение к ним как со стороны фламандских городов, занятых изготовлением сукна, так и издавна завоевавших себе положение штапельных торговцев, которые по-прежнему располагались в Кале.

Среди прочих преимуществ у них имелся свободный и бесперебойный доступ к сырью, которое они могли покупать дешевле, чем фламандцы, которым приходилось платить большие пошлины. Когда в 1434 г. фламандцы запретили импорт английского сукна, ответное запрещение экспорта шерсти было гораздо более разрушительным для них. После того как при Генрихе VII в 1496 г. были восстановлены нормальные торговые отношения благодаря подписанию торгового договора, известного как Intercourse Magnus, промышленность Фландрии продолжала идти на спад. Во времена Тюдоров испанское вторжение в Нидерланды и последовавшие вслед за этим ожесточенные войны довершили этот процесс и вызвали новый поток поселенцев-ремесленников в Англию. Голландия, добившаяся независимости, являлась наименее индустриализованной частью Нидерландов и в XVI в. стала скорее торговым, чем промышленным конкурентом.

Это двухстороннее развитие иллюстрируется цифрами, свидетельствующими об уменьшении экспорта шерсти наряду с увеличением экспорта сукна. В 1354 г. экспорт сукна оценивался менее чем в 5 тысяч кусков, в 1509-м – в 80 тысяч и в 1547-м – в 120 тысяч кусков. С другой стороны, пошлины на экспортирующуюся шерсть, которые в среднем составляли 68 тысяч фунтов стерлингов во времена правления Эдуарда III, снизились до 12 тысяч фунтов стерлингов в 1448 г. Такое увеличение экспорта сукна не могло происходить беспрерывно. В XIV в. и в начале XV в. экспорт быстро увеличивался, затем война и нестабильное политическое положение привели к сокращению экспортных рынков и даже к их полному упадку, и только в конце XV в. рост экспорта снова возобновился. Этот промежуточный период упадка послужил одной из главных причин роста ограничений и монополии в области экспортной торговли сукном, так как главенствующая группа торговцев попыталась компенсировать свои потери от сокращения рынков за счет получения более высокой прибыли с тех, что еще были открыты.

Но первостепенное значение имело то обстоятельство, что суконная промышленность почти с самого начала развивалась на капиталистической основе. Поскольку сукно производилось в больших количествах для экспортного рынка, мелкие независимые ткачи неизбежно подпадали под влияние купцов, которые единолично располагали ресурсами и знаниями, необходимыми для выхода на этот рынок. Производители шерсти также давно привыкли продавать шерсть большими партиями. Разделение труда и большое количество процессов, требующихся для изготовления сукна из шерсти, делали почти невозможной организацию промышленности на основе гильдий. Гильдии Нориджа, по всей видимости, настойчиво пытались подчинить своей власти ткачей окружных деревень, но не добились успеха.

Суконщики, как стали называть капиталистов, занимающихся суконным бизнесом, начали с того, что стали продавать пряжу ткачам и покупать у них уже готовое сукно. Вскоре суконщики контролировали уже все процессы. Они покупали шерсть, раздавали ее прядильщикам, в основном женщинам и детям, работавшим у себя на дому, снова забирали ее у них, вручали ткачам, красильщикам, валяльщикам и ворсовщикам, оплачивая за каждый этап по фиксированной цене вместо продажи и повторной покупки на каждом этапе процесса выработки. Устав 1465 г. отображает подробную картину всего процесса и сетования на махинации ткачей, указывавших неверный вес. Этот устав примечателен также как первый закон (Truck Act – закон в отношении методов выплаты заработной платы), предусматривающий, чтобы заработная плата выплачивалась «настоящими и имеющими законное хождение деньгами», а не «булавками, кушаками и прочими неходовыми товарами». Процент прибыли был обычно высок, и накопление шло быстрыми темпами. По мере того как промышленность из Восточной Англии начала распространяться на Сомерсет, Западный Райдинг и другие районы страны, суконщики образовали ядро капиталистического класса, более предприимчивого, более неразборчивого в средствах и более готового исследовать новые каналы инвестиций капитала, чем консервативные гильдии старых городов. Бристоль, Гулль и прежде всего Лондон стали центрами широко распространенной коммерческой деятельности, и их купцы по богатству и влиянию сравнялись со знатью.

Более высокая стадия концентрации была достигнута тогда, когда суконщики начали собирать большое количество ремесленников под одной крышей и выполнять весь процесс производства. Эта практика, живо описанная в новелле нориджского ткача Томаса Делони (1543–1600), стала широко распространенной в начале XVI в. и вызвала протест ткачей по всей стране. Некоторые из пагубных сторон такого производства описаны в предисловии к одному из законов 1555 г., который был направлен на его ограничение: «Ибо как и множество ткачей этого королевства, так и нынешний парламент сетовали, как и в иные времена, что богатые и состоятельные суконщики притесняют их всяческими способами: некоторые тем, что устанавливают и держат дома у себя разные ткацкие станки, обслуживают их поденщиками и людьми необученными, нанося тем самым урон многим ткачам, их женам и хозяйству; некоторые тем, что прибирают к рукам ткацкие станки и сдают их в аренду по такой непомерной арендной плате, что бедные ремесленники не имеют возможности прокормиться самим, ни тем более прокормить жен, родных и детей; некоторые же нанимают и платят за ткачество и за обработку сукна много меньше, чем прежде…» Закон ограничил число станков, которые суконщику разрешалось иметь у себя дома, и развитие промышленности за рамками надомного производства, видимо, было приостановлено. Возможно, добавочная прибыль, которую можно было получить путем концентрации производства, оказалась не настолько велика, чтобы вытеснить надомных ткачей, а ткацкое оборудование было не настолько дорогостоящими, чтобы позволить суконщикам обеспечить монопольный контроль.

Рост прибыли, увеличение производства товаров и международной торговли, которое в той или иной степени происходило в это время почти во всей Европе, привело к серьезному денежному кризису во второй половине XV в. Соответственно возрос спрос на золотые и серебряные деньги, как единственно приемлемое средство обмена, когда кредит находился еще в зачаточном состоянии. Сама Европа не могла удовлетворить этот спрос. Незначительное количество золота время от времени поступало в нее, но больше его экспортировалось, терялось из-за изнашивания монет или шло на столовую посуду и драгоценности. Возможно, что приблизительно к 1450 г. в обращении золота ходило меньше, чем во времена Римской империи. И хотя серебро по-прежнему добывалось, особенно в Германии, его было не так много, чтобы удовлетворить сильно возросший спрос.

Настоящий голод на драгоценные металлы и особенно на золото, самое удобное средство оплаты при международной торговле, начал служить препятствием для постоянного роста торговли. Все европейские страны пытались, правда без особого успеха, препятствовать вывозу золота в слитках. В Англии, в царствование Эдуарда IV, вывоз золота был приравнен к государственному преступлению. Именно нехватка золота и желание найти новые источники его поставок послужили импульсом к географическим открытиям, которые в XVI в. предоставили Европе новые обширные территории для исследований и эксплуатации.

Сам Колумб, который писал, что «золото – это сокровище, и тот, кто владеет им, имеет все, что необходимо в этом мире, так же как и средством спасения души из чистилища и возвращения ее к усладам рая», прекрасно понимал природу стоявшей перед ним задачи. Его путешествие послужило сигналом к началу первой, величайшей и, по сути, самой далекоидущей золотой лихорадки в мире.

2. Географические открытия

Колумб достиг Вест-Индии в 1492 г., через семь лет после битвы при Босворте. Спустя шесть лет Васко да Гама бросил якорь в Каликуте, совершив путешествие вокруг мыса Доброй Надежды. Эти события послужили кульминацией длинного ряда перемен и испытаний, изменивших отношения между Европой и Востоком и положивших начало связи Европы с Американским континентом.

В Средние века торговля между Европой и Азией осуществлялась по нескольким путям. Самым восточным был путь, который вел через Трапезунд, вверх по Дону и Волге и затем в Балтийское море. Самыми северными оконечностями этого пути были города Ганзы. Второй путь шел через Персидский залив, Багдад, Алеппо и оттуда морем в Константинополь, Венецию и Геную. Третий путь пролегал по Красному морю и вел по суше к Нилу, где итальянские весельные суда ожидали свой груз в Александрии. У всех этих путей имелось одно общее неудобство: они предполагали перевалку товаров и перевозку их по суше, на лошадях или верблюдах, в большинстве случаев на длительные расстояния. Морские путешествия шли исключительно вдоль береговой линии и в азиатской части осуществлялись только арабскими моряками и кораблями. В пути все товары перепродавались от одного купца к другому, причем каждый из них получал изрядную прибыль.

Высокая стоимость сухопутного транспорта делала невыгодной перевозку даже не слишком громоздких товаров. Так Восток для Европы стал символом «великолепия», землей, снабжающей шелками, специями и драгоценными камнями, Эльдорадо сказочных богатств. В основном торговля шла односторонним потоком, поскольку Европа не имела не слишком крупных по размеру товаров для экспорта и к тому же была вынуждена платить за товары золотом и серебром, уменьшая свой и без того скудный запас драгоценных металлов. Торговля с Востоком вызывала неодобрение государственных мужей, которые считали ее безнравственной, растрачивающей ценности в обмен на предметы роскоши. Купцы же Италии и Ганзы, которые получали товары через рейнское продолжение средиземноморских путей, а также через Россию, находили ее исключительно выгодной. Каждый маршрут ревностно охранялся монополией какого-нибудь города или группы городов, не подпускавших к нему конкурентов и действующих при надобности даже вооруженной силой.

На протяжении всего XV в. этим путям угрожали монголы, которые захватили большую часть России, и турки, которые изгнали арабов из Малой Азии и в 1453 г. захватили Константинополь. Путь через Египет, хотя и не отрезанный совсем, оставался небезопасным. Сухопутные дороги все еще сохранялись, но риск перевозок по ним значительно возрос, фрахт увеличился, а доходы упали. Кроме того, возникали национальные государства с сильными, централизованными правительствами, не пользовавшиеся старыми путями и стремившиеся создать свои собственные пути и таким образом уничтожить торговую монополию Венеции и Генуи. Среди таких государств находились Испания и Португалия, сформировавшиеся в результате борьбы за изгнание мавров, Франция, сформировавшаяся в борьбе с Англией, и несколько позже Габсбургская монархия, которая образовалась в результате обороны Восточной Европы от турок. Все новые пути были открыты государствами, а не частными компаниями и, возможно, не могли быть развиты и тот период каким-либо иным способом.

Наконец, XV в. стал свидетелем грандиозных успехов в технике кораблестроения и в судоходстве. Типичное торговое судно имело форму посудины с высокими бортами и одинарную мачту посередине. Такое судно не могло плыть против ветра и в штормовую погоду становилось почти неуправляемым. Во всяком случае, в Англии до 1400 г. корабли водоизмещением более 100 тонн строились редко. Но затем начался быстрый прогресс. В 1439 г. в списке кораблей, находившихся в распоряжении правительства для перевозки войск, насчитывалось 11 судов водоизмещением от 200 до 360 тонн. В другом таком списке 1451 г. значилось 23 корабля водоизмещением от 200 до 400 тонн. Несколько позже Уильям Канинг, знаменитый бристольский торговец, владел кораблями общим водоизмещением в 2853 тонны, включая и одно судно водоизмещением в 900 тонн.

Соответствующий прогресс произошел также и в отношении мореходности судов. Испанцы и португальцы создали каравеллы для торговли вдоль берегов Атлантического океана. Это были более длинные и узкие суда с высоким баком и тремя или четырьмя мачтами. Известный с XII в. компас был усовершенствован и получил широкое применение, астролябия была приспособлена для вычисления широты, картографы вместо мифических городов и драконов начали указывать в своих картах сведения с вполне определенной достоверностью. Наконец стало технически возможно покинуть побережье и совершать заокеанские путешествия.

Первые попытки были предприняты Португалией, моряки которой под руководством правительства занялись систематическим исследованием побережья Африки. Мыс Бохадор был достигнут в 1434 г., Гамбия – в 1446-м, Конго – в 1484-м. Когда Васко да Гама вернулся в Лиссабон из Индии с грузом, который, как говорят, окупил стоимость путешествия в шестьдесят раз, эффект был ошеломляющим. Даже при наиболее благоприятных обстоятельствах старые пути с их высоким фрахтом и десятками купцов, распоряжающихся грузами в дороге, не могли бы составить ему конкуренции. Владычество итальянских торговых городов было уничтожено, и центр тяжести Европы переместился на побережье Атлантического океана.

Дорога к мысу Доброй Надежды стала монополией Португалии. Конкуренты вынуждены были искать другой путь, так что Испания проложила маршрут на запад, открыв новый континент там, где предполагали найти кратчайший путь в Индию. Новый континент оказался богат золотом и серебром сверх всяких мечтаний. Из Мексики, из Чили, из Потоси хлынул поток драгоценных металлов, доставляемых флотилиями, которые даже после потерь груза вследствие кораблекрушений и нападений пиратов приносили огромные доходы немецким, итальянским и фламандским финансистам, Фуггерам и Гримальди, которые снаряжали и страховали их.

На самом деле ни Испания, ни Португалия не имели достаточных денежных ресурсов, чтобы эксплуатировать свои новые владения или поглощать производимые там богатства. Испанское правительство делало попытки сохранить драгоценные металлы внутри страны, но они неудержимо наводняли Европу, взвинчивали цены и стимулировали торговлю испанских конкурентов, наиболее серьезными из которых были Франция, Голландия и Англия.

Будучи еще недостаточно сильными, чтобы бросить вызов Испании и Португалии в районах, где эти страны закрепились, английские моряки вынуждены были искать для себя новые пути. В 1497 г. Джон Кабот, генуэзский моряк на службе у англичан, отплыл на судне из Бристоля, открыл Ньюфаундленд и последовал дальше вдоль североамериканской береговой линии. Постепенно европейцы осознали существование некоей массы земли, образующей барьер между Европой и Востоком, но, поскольку этот мрачный и суровый берег не сулил легких богатств, подобных тем, что испанцы отыскали на юге, все их усилия были направлены на поиск обходного Северо-западного прохода, который на протяжении целого столетия являлся заветной целью английских навигаторов. Их попытки не увенчались успехом, однако имели побочным результатом создание станций для торговли мехами на территории залива Гудзон и рыболовецких промыслов на Ньюфаундленде.

Потерпев неудачу здесь, англичане направили свои интересы на северо-восток, и в 1553 г. группа лондонских торговцев организовала одну из первых акционерных компаний с капиталом в 6 тысяч фунтов стерлингов и отправила экспедицию под руководством Ричарда Ченслора и Хью Уиллоби в обход Норвегии с севера. Корабль Уиллоби оказался затерт льдами и затонул, но Ченслор достиг Архангельска и установил регулярные торговые отношения с Москвой. Была создана Русская компания, и в 1557 г. русский посол прибыл в Лондон. Другими важными новыми торговыми областями стали Исландия и Балтийское море, где ослабление ганзейских городов привело к потере давно установленной ими монополии.

Отличительной чертой морской политики XVI в. была борьба за установление национальной монополии в прибыльных районах и захват путей, а также уничтожение монополии соперничающих держав. Это нашло отражение в господствовавшей тогда в Англии теории так называемого меркантилизма[24]24
  Меркантилизм – система доктрин, выдвигавшихся авторами трактатов XV–XVII вв., обосновывавших необходимость активного вмешательства государства в хозяйственную деятельность, в основном в форме протекционизма: установления высоких импортных пошлин, выдачи субсидий национальным производителям и т. д.


[Закрыть]. Меркантилисты стремились накопить в своей стране как можно больше богатств. С этой целью «навигационные акты» пытались ограничивать торговлю английских кораблей, дабы военно-морской флот сохранял свои силы. Экспортерам зерна выплачивались правительственные премии, так как экспорт зерна должен был способствовать развитию сельского хозяйства и ввозу драгоценных металлов, а отечественная промышленность защищалась высокими пошлинами. Этой теории правительство и буржуазия Англии придерживались вплоть до промышленной революции. До тех пор пока преобладал торговый капитал, вполне естественно было рассматривать деньги как меру богатства и национального процветания. С развитием промышленного капитала к концу XVIII в. деньги начали рассматриваться скорее, как один из видов товаров и богатство нации стало измеряться объемом производства товаров различных видов.

В XVI в. Англия главным образом экспортировала сукно и, следуя теории меркантилистов, направляла свои усилия на обеспечение страны золотом и серебром, а также на поиск новых рынков сбыта для английского сукна. Если Хаклит и позволял своему воображению обогнать практическую возможность, когда писал: «Поскольку наше главное желание – это найти широкий выход шерстяной материи, естественному товару нашего королевства, самым подходящим местом для этой цели, исходя из того, что я изучал и наблюдал, являются многочисленные острова Японии и татарские области, находящиеся неподалеку от них», то этот век, несомненно, стал свидетелем огромного роста экспортной торговли, и те регионы, которые не смогли обеспечить рынок для сукна, стали в основном выгодными для английских купцов.

В начале XVI в. экспорт неотделанного сукна постоянно возрастал вплоть до 1550 г. После этой даты, главным образом из-за волнений в Нидерландах, наступила великая торговая депрессия, послужившая сильнейшим стимулом для поиска новых рынков сбыта. Отдаленные от центра части Европы, так же как и Африка, Азия и Америка, все рассматривались как возможные рынки. Но неудачи со старыми рынками и крайне медленное увеличение спроса на новые заставили тех, кто располагал капиталом, который мог быть вложен в дело, искать фортуну в новых отраслях промышленности. В результате в конце XVI в. Англия стала свидетельницей изменений, которые можно описать как малая промышленная революция. К стремлению производить новые товары для экспорта добавился стимул для увеличения внутреннего спроса, а также тенденция изготавливать у себя многие из тех товаров, которые прежде импортировались.

В это же время, наряду с большими успехами, достигнутыми в области отделки сукна, изготовления мыла, пивоварения, кораблестроения и производства стекла, которые раньше были малоразвиты, возникает целый ряд новых отраслей. В них входило производство, в промышленных масштабах, бумаги, селитры и сахара. Что, возможно, является наиболее важным, так это то, что масштабы промышленности увеличились и был совершен новый рывок технического прогресса, а также и то, что многие из новых производств требовали довольно сложных машин, приводимых в движение водой. Многие из этих отраслей, например пивоварение, варка мыла и вываривание соли, нуждались в большом количестве угля или кокса.

Это привело к быстрому увеличению угледобычи, в которой Англия заняла ведущее место во всей Европе. Началась закладка глубоких шахт, что стало возможным благодаря применению водяных насосов и улучшению способов вентиляции. Все это означало, что процесс опускания в глубь угольных шахт, который раньше представлял собой не более чем выкапывание в земле неглубокой ямы, превратился теперь в сложную операцию, требующую больших капиталовложений. Наряду с быстрым увеличением угледобычи мы наблюдаем начало концентрирования ряда отраслей промышленности в районах, где добывался уголь. Кроме того, увеличение угледобычи стимулировало кораблестроение, так как понадобились суда, которые доставляли бы уголь из шахт в Лондон и в другие крупные города.

В основном именно благодаря распространению этой первой промышленной революции 1540–1640 гг. Англия смогла занять лидирующее место во второй промышленной революции после 1760 г. Успехи, достигнутые новыми отраслями промышленности, позволили этой стране, особенно после окончания войны с Испанией, стать великим торговым государством. Богатства, приобретенные благодаря этим успехам, укрепили силу буржуазии для ее грядущей борьбы за власть во время революции XVII в.

Поиски золота и серебра втянули Англию в длительную войну с Испанией, о которой необходимо говорить особо. В страну начали поступать слитки драгоценных металлов как в результате ожесточенной конкуренции в области торговли, так и в результате ограбления испанских и португальских флотов. Но эти богатства поступали недостаточно быстро для новых капиталистов, которые постоянно жаловались на нехватку необходимого им капитала. Но тем не менее они поступали в достаточном количестве, чтобы создать новые проблемы и вызвать глубокое обнищание широких масс наряду с небывалым обогащением купцов и промышленников. К отличительным чертам экономической жизни Англии в XVI в., таким как рост торговли сукном, создание новых отраслей мануфактурной промышленности и географические открытия, мы должны добавить и четвертую, не менее важную, непосредственно отразившуюся на жизни людей. Это была сельскохозяйственная революция, которая привела к массовой безработице и к созданию современного класса пролетариев.