Текст книги "История Англии. Как народ создал великую державу"

3. Аграрная революция

При рассмотрении какого-либо исторического периода мы можем впасть в заблуждение, если станем слишком пристально фиксировать свое внимание либо на будущем, либо на прошлом. Особенно это справедливо в отношении такого явно переходного периода, как XVI в., когда особенности феодализма вытесняются особенностями капитализма, образовывая мир, который не является ни феодальным, ни капиталистическим. В последних двух разделах мы описывали не создание капиталистического общества, а развитие условий, из которых оно неизбежно должно было возникнуть, – создание свободного рынка для производства и продажи товаров. Свободный рынок был особенно важен для земли и людского труда, а поскольку Англия оставалась преимущественно сельскохозяйственной страной, и то и другое было тесно связано между собой.

Сельское хозяйство времен феодализма в значительной мере было коллективным, основанным на пахоте плугом и совместной обработке общинных земель, как при родовом периоде. Такое коллективное сельское хозяйство не могло перейти непосредственно в капиталистическое, и мы видели, как индивидуальное крестьянское хозяйство XV в. послужило переходной формой, образовавшейся в результате распада манора. Крестьянство необходимо было раздробить на отдельные беззащитные единицы, прежде чем снова реинтегрировать в массу наемных рабочих, вовлеченных в капиталистическое производство. В этом-то и заключалось исключительное значение огораживаний времен Тюдоров.

Огораживания не были чем-то новым. Они происходили непрерывно начиная со времен «черной смерти», и не стоит полагать, будто в первой половине XVI в. это явление стало более частым, чем в середине XIV в. Огораживания проводились не во всей стране, и ни в одной части Англии земля не огораживалась полностью. До конца XVII в. большие пространства земли представляли собой открытые поля. Однако тюдоровские огораживания имели решающее значение. Количественный переход земли от открытого поля к огороженному и от пахотной земли к пастбищам, продолжавшийся до этого времени, приобретает качественный характер повсеместной экспроприации крестьянства. Это изменение совпало с увеличением населения примерно до пяти миллионов человек, что можно считать максимальным числом, которое могла прокормить земля при существовавших способах обработки. Огораживание территорий выпаса овец, проводившееся в тех размерах, которые раньше могли пройти почти незамеченными, неизбежно повлекло за собой радикальные социальные изменения. Кроме того, эти перемены совпали с началом роста цен, вызванным притоком в Европу драгоценных металлов, что привело к увеличению прибыли в два раза и к снижению заработной платы к концу века также почти вдвое. «Процветание» позднего периода Тюдоров фактически было крупнейшим переходом богатства от трудящихся масс в руки немногочисленного класса торговцев и капиталистов. Возрастание цен, в свою очередь, ускорило процесс огораживаний, поскольку земля теперь приобрела несравненно большую ценность. Арендная плата и заработная плата так сильно отстали от цен, что фермеры не могли не наживать состояния.

То, что произошло в результате огораживаний, описано Мором в его «Утопии» с непревзойденной страстностью и богатством деталей: «Ваши овцы, обычно такие кроткие, довольные очень немногим, теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей, разоряют и опустошают поля, дома и города… знатные аристократы и даже некоторые аббаты, люди святые, не довольствуются теми ежегодными доходами и процентами, которые обычно нарастали от имений у их предков; не удовлетворяются тем, что их праздная и роскошная жизнь не приносит никакой пользы обществу, а, пожалуй, даже и вредит ему. Так вот, в своих имениях они не оставляют ничего для пашни, отводят все под пастбища, сносят дома, разрушают города, оставляя храмы только для свиных стойл.

Эти милые люди обращают в пустыню все поселения и каждую пядь возделанной земли, как будто и без того у вас мало ее теряется под загонами для дичи и зверинцами. Таким образом, с тех пор как один обжора, ненасытная и жестокая язва отечества уничтожает межи полей, окружает единым забором несколько тысяч акров, он выбрасывает вон арендаторов, лишает их – или опутанных обманом, или подавленных насилием – даже их собственного достояния или, замучив обидами, вынуждает к продаже его. Во всяком случае, происходит переселение несчастных: мужчин, женщин, мужей, жен, сирот, вдов, родителей с малыми детьми и более многочисленными, чем богатые, домочадцами, так как хлебопашество требует много рук… А когда они в своих странствиях быстро потратят все, то что им остается другое, как воровать и попадать на виселицу по заслугам или скитаться и нищенствовать?»

Армия людей, лишенных земли и собственности, порожденная огораживаниями, пополнилась еще двумя категориями неприкаянных, из которых одна появилась в начале рассматриваемого периода, а другая ближе к середине. После Войны роз Генрих VII приступил к уничтожению военных отрядов приспешников, находившихся на содержании крупной знати, чтобы предотвратить беспрерывно возобновляющиеся гражданские войны. Осуществить ему это удалось отчасти потому, что знать была слишком ослаблена длительной борьбой, чтобы оказать стойкое сопротивление, а отчасти из-за того, что, поскольку волнения в стране стали менее тревожными и сеньоры обратились к мирному управлению своими поместьями, вооруженные отряды оказались для них бесполезной обузой, от которой желательно было избавиться как можно скорее.

Эти отвергнутые слуги составляли самую деморализованную часть безработных. По большей части это были заносчивые, праздные и дерзкие негодяи, которые, как и следовало ожидать, занялись разбоем, тогда как согнанные с земли крестьяне пытались по возможности найти себе какую-нибудь работу. Это были те самые люди, которые оправдывали жестокость законов, направленных против нищих.

Третий поток влился в армию безработных, когда закрытие монастырей в 1536–1539 гг. выбросило в него тысячи людей. Сами монахи в основном получили пенсии, но гораздо большему числу монастырских служек повезло куда меньше. Связь между закрытием монастырей и огораживаниями не всегда оценивалась должным образом. Будет неверным утверждать, будто монастыри не огораживали землю в своих владениях. Имеющиеся свидетельства показывают нам, что между духовными и светскими землевладельцами почти не существовало разницы в этом отношении. На самом деле большая часть монастырских земель сдавалась в аренду или управлялась местными помещиками, в результате чего монахи становились паразитирующими получателями ренты. Но после закрытия монастырей большая часть их земли попала в руки лендлордов нового типа, то есть людей, которые накопили уже довольно большой капитал и приобретали эти поместья по выгодной цене с намерением выжать из них как можно больше. Эти новые владельцы церковных земель стали теми, кто задавал тон и показывал своим более консервативным соседям пример, которому те были готовы последовать.

По этим причинам в первой половине XVI в. Англия столкнулась с проблемой огромной армии безработных, для которых не имелось возможности найти себе занятие. Со временем они или их дети поглощались расширяющейся суконной промышленностью или городской торговлей, но этот процесс был очень медленным, и правительство не могло повлиять на его ускорение. Оно принимало двоякие меры: законодательство против огораживаний и суровые уголовные законы, направленные против его жертв. Уже в 1489 г. специальным законом было запрещено сносить дома, которым принадлежало не менее 20 акров земли. Другими законами пытались установить соотношение между посевной землей и пастбищами или ограничить число овец, которых позволялось держать одному фермеру. Все эти законы игнорировались или обходились по той простой причине, что люди, которым предписывалось следить за их исполнением, мировые судьи, как раз и были теми самыми лендлордами, которые получали выгоду от огораживания. Во всяком случае, зарождающийся капитализм, сознательно или бессознательно, требовал не свободного и зажиточного крестьянства, не того, чтобы, по словам Бэкона, «плугом водила рука самого собственника», а «униженного и рабского положения народных масс, превращение их самих в наемников, а средств их труда в капитал» (К. Маркс. Т. 1).

Для этой цели наиболее эффективной служила серия уголовных законов, направленных против безработных, какими бы бесполезными они ни были в качестве средства против безработицы. В 1536 г. вышел закон, предписывавший отрезать у «закоренелых бродяг» уши, а всякий третий случай нарушения закона карался смертной казнью. В 1547 г. любой человек, который отказывался работать, приговаривался стать рабом того, кто донес на него. Его дозволялось принуждать к работе кнутом и цепью, и, если он пытался сбежать, его надлежало поймать, привести обратно и выжечь на нем клеймо. В 1572 г. был издан закон, предписывающий сечь и клеймить нищих начиная с 14-летнего возраста, которые не имели разрешения на подаяния, если только кто-нибудь не изъявлял желания нанять их на работу. В том случае, если они снова попадались на бродяжничестве, их должны были предать смертной казни, если опять-таки кто-нибудь не соглашался взять их в услужение. В случае третьего правонарушения они подлежали казни без всякой пощады как уголовные преступники.

К концу столетия стали заметны перемены. Городская промышленность поглотила большую часть безработных, а рост самих городов увеличил спрос на хлеб, мясо и другие виды продовольствия. В результате чего земледелие стало более выгодным, и вытеснение пахотных земель пастбищами для овец уменьшилось. Однако необходимо отметить, что этот процесс не сводился к простому переходу от хлебопашества к овцеводству и обратно к хлебопашеству. От мелкого крестьянского земледелия совершался переход к крупному овцеводству, а затем шел обратный переход к крупному земледелию, то есть к капиталистическому земледелию.

В последние десятилетия века наблюдалась даже некоторая нехватка опытных сельскохозяйственных рабочих, что явилось результатом огораживаний, вынудивших крестьян уйти с земли и искать работу в городах. В 1563 г. законом о ремесленниках предписывалось всем трудоспособным мужчинам и женщинам, не занятым другим трудом, в случае надобности работать на полях. Наряду с этим предусматривалось, что мировые судьи должны ежегодно собираться и устанавливать максимальную заработную плату в соответствии с тем, «изобильным или скудным выдался год». Иногда утверждалось, что этот закон не имел целью снизить уровень заработной платы, хотя на самом деле он предоставил классу работодателей возможность устанавливать максимальную заработную плату и налагать штрафы на всех тех, кто выплачивал или получал плату, превышавшую установленные нормы.

Несколькими годами позже, в 1572 г., был проведен первый закон об обязательном взыскании налога в пользу бедных. Каждый приход заставили отвечать за своих бедняков, и всякого, попадавшего в число получающих пособие по бедности, должно было отправлять к месту своего рождения. Более известный закон о бедных от 1601 г. только закрепил существующую практику и предусматривал меры по отправке их на работы по обработке «нужных запасов льна, пеньки, шерсти, ниток, железа и других необходимых изделий и материалов», а также предусматривал ученичество для детей нищих. Из этого закона развилась вся система обложения в пользу бедных, работных домов и приходского трудоустройства, просуществовавшая до тех пор, пока удар промышленной революции ее не разрушил.

Характер социального законодательства конца XVI в. указывает на то, что приближается новый этап. И хотя период первоначального накопления капитала путем насильственного и беззаконного захвата земли и других схожих методов все еще продолжался, капитализм теперь имел определенную твердую базу, и эти методы все чаще дополнялись узаконенной и более или менее мирной эксплуатацией класса неимущих. Но прогресс этот, однако, произошел не без отчаянной борьбы, и, прежде чем закончить данный раздел, необходимо сказать несколько слов о крестьянских восстаниях XVI в.

Первым из них, и наиболее вводящим в заблуждение, было «Благодатное паломничество» 1536 г. По форме оно являло собой реакционное, католическое движение Севера, возглавляемое все еще наполовину феодальной местной знатью и направленное против Реформации и закрытия монастырей. И если руководителями его были дворяне, то массовый характер восстания указывал на глубокое недовольство обездоленных, согнанных с земли или находившихся под угрозой сгона крестьян, которые составляли большую часть его рядовых участников. Правительство не имело постоянной армии, которую можно было бы выставить против восставших, и его спасло только два обстоятельства. Первым стала поддержка Юга и Востока, явившаяся, возможно, результатом воспоминаний о временах Таутона. Второй же послужила предельная наивность восставших, вступивших в длительные переговоры с правительством, во время которых их силы растаяли, а враги подтянулись со всех сторон и повстанцы столкнулись с превосходящими силами правительства и быстро рассеялись. Последовавший вслед за этим террор нанес урон как лидерам восстания, так и рядовым его участникам. На протяжении всего остального периода правления Генриха VIII Англия держалась в подчинении под страхом силы и тщательно разработанной системой шпионажа и доносов.

Во времена правления юного Эдуарда VI разногласия между членами совета ослабили власть правительства, вследствие чего произошел целый ряд восстаний. Наиболее значимым из них было восстание 1549 г. в Девоне и Корнуэлле и восстание того же года в Норфолке. Первое из них, как и «Благодатное паломничество», по форме было католическим, но носило более народный характер, а привилегированные классы к этому времени уже, можно сказать, объелись церковными землями, чтобы желать возвращения католицизма. Запад все еще находился в сильной оппозиции к реформации, и в Корнуэлле, где население продолжало говорить на кельтском диалекте, новый английский молитвенник стал особенно непопулярен, будучи точно таким же непонятным и еще менее привычным, чем латинский требник, который он заменил. Это восстание было подавлено немецкими наемными солдатами после ожесточенного сражения под Эксетером.

Норфолкское восстание разительно отличалось по характеру и после восстания 1381 г. было наиболее значительным из всех крестьянских войн, происходивших в Англии. Норфолк, вероятно, был самым протестантским графством в Англии, и восстание было направлено исключительно против огораживаний. В Восточной Англии, с ее наиболее сильно развитой домашней промышленностью, крестьянство все еще оставалось сравнительно зажиточным и владело землей на протяжении ряда поколений, так что оно незамедлительно давало отпор любым попыткам ее отобрать. Есть прямые свидетельства тому, что восстание назревало задолго до 1549 г., и когда оно началось по совершенно незначительному поводу, то мгновенно распространилось по всему графству.

В ночь на 20 июня группа людей в Аттлборо снесла изгороди, которыми лендлорд по фамилии Грин огородил свою землю. На следующий день Грин посоветовал этим людям снести изгородь своего соседа Кетта, с которым он враждовал. Кетт встретил людей на границе своей земли, признал свою вину, выразил сожаление по поводу того, что случилось, и предложил возглавить восстание, направленное против всей системы огораживаний.

Его участие в этом восстании остается довольно туманным. Это был землевладелец из старинной норфолкской семьи, и мы видим, что на протяжении всего восстания он использовал свое влияние на то, чтобы сделать его более умеренным и смягчить его классовый характер. По всей вероятности, он враждовал с некоторыми представителями своего класса и надеялся извлечь из восстания личную пользу. Тем не менее он оказался талантливым организатором и вскоре собрал армию в 20 тысяч человек для похода на Норидж, второй по значению город Англии. Такая цифра означала, что все графство стояло под ружьем. Это становится очевидным, когда общее количество людей сравнивают с оценками, сделанными позже правительством в отношении того, сколько мужчин можно призвать в армию из Норфолка в случае войны. В 1557 г. эта цифра равнялась 2670, в 1560 г. она дошла до 9000, и это самая высокая оценка из когда-либо зарегистрированных. Но эти цифры служили чисто оптимистическими домыслами – это были люди на бумаге, а не люди вооруженные ружьями.

22 июля был взят Норидж, и вскоре последовал разгром вооруженного отряда из 1200 человек, находившегося под командованием маркиза Нортгемптона. Правительство подготовило крупную армию численностью 12 тысяч человек, которой командовал граф Уорик, известный позднее как герцог Нортумберлендский – талантливый полководец и, возможно, самый большой негодяй из всех, кто когда-либо правил Англией. После битвы, продолжавшейся в течение двух дней, немецкая кавалерия Уорика рассеяла крестьян, а Кетт и его брат покинули поле битвы, бросив своих соратников на произвол судьбы. Уцелевшие после разгрома восставшие собрались за баррикадой из повозок и держались с такой стойкостью и упорством, что получили от Уорика личное обещание сохранить им жизни, прежде чем сложили оружие.

Братьев Кетт преследовали, поймали и повесили вместе с сотнями других. Норфолкская знать, напуганная классовым характером борьбы, требовала массовой расправы, и даже жестокость Уорика не могла их удовлетворить. В летописях восстания говорится, что Уорику пришлось напомнить лендлордам, что мятежники являются источником всех их богатств, и спросить напрямую: «Будете ли вы пахать сами и боронить свои земли?»

Несмотря на то что восстание было подавлено, оно имело чрезвычайно важные последствия. Оно помогло остановить процесс огораживаний и придать Восточной Англии преимущественно крестьянский характер, который она сохраняла долгое время и который сделал ее оплотом парламента и наиболее передовой части армии нового образца во время гражданской войны. Незамедлительным результатом этого восстания стало падение правительства протектората Сомерсета, аристократа-демагога, который скорее был склонен к тому, чтобы вступить с восставшими в переговоры, чем применять к ним репрессии, и которого лорды подозревали в желании остановить огораживания. Его сменил Уорик, но через четыре года ему также пришлось дорого поплатиться за свои зверства в Норфолке. Когда в 1553 г. умер Эдуард VI, Уорик провозгласил королевой вместо сестры Эдуарда Марии леди Джейн Грей. Мария укрылась в Норфолке, где настолько сильна была ненависть к Уорику, что здесь, в самом протестантском графстве Англии, население выступило в защиту королевы-католички против самозванца – поборника Реформации.

4. Монархия Тюдоров

Генрих VII, основатель новой монархии, был в полном смысле слова фигурой символической. Завоевав королевство с помощью оружия, он укрепил свою власть простыми методами бережливости, хитрости, дипломатии и двурушничества. Талантливый воин, он ненавидел и избегал войн, ибо это стоило денег. Талантливый делец, он управлял своим королевством и эксплуатировал его так же методично и основательно, как новые землевладельцы-капиталисты эксплуатировали свои поместья. Он являлся живым воплощением всех добродетелей и пороков поднимающейся буржуазии, которая процветала под защитой тюдоровского режима и поддержке которой этот режим был обязан своею устойчивостью.

Правление Генриха VII началось при целом ряде неблагоприятных для него обстоятельств. Против него выступала сильная оппозиционная партия, его сомнительные права на престол открыто оспаривались, а в стране не прекращались беспорядки, характерные для всего периода Войны роз. Однако у него имелись некоторые компенсирующие преимущества. Соотношение сил между короной и знатью значительно перевесилось в пользу короны, и не только благодаря физическому истреблению многих знатных фамилий и тому, что земли многих пэров Англии перешли в руки более мелких владельцев, но еще и по той причине, что массовая конфискация земель побежденных значительно увеличила состояние и доходы короны.

Но прежде всего Генриху оказывали поддержку купцы, суконщики, городские ремесленники, то есть все те, кто ценил порядок и мир и больше всего на свете боялся возобновления гражданской войны. Важно отметить, что поддержку короне наряду со средним городским сословием оказывали и те, кого мы можем называть теперь сельской буржуазией. Благодаря этой поддержке Генрих мог неуклонно искоренять всякую возможность оппозиции и заложить фундамент деспотизма, которому надлежало просуществовать целое столетие. Монархия Тюдоров опиралась на буржуазию – городских торговцев и более прогрессивную часть мелкого джентри в деревне, – которая была в XVI в. уже достаточно сильна, чтобы обеспечить господство любому правительству, обещавшему ей широкие возможности для увеличения богатства, но которая еще не набралась достаточных сил, чтобы стремиться к прямой политической власти, как это произошло в XVII в.

Генрих преследовал две основные цели. Первая заключалась в том, чтобы ослабить военную мощь старой знати. Вторая состояла в том, чтобы накопить такие богатства, которые сделали бы короля независимым в финансовом отношении. О том, насколько он преуспел в этом проекте, можно судить по тому факту, что за двадцать четыре года своего правления ему пришлось созывать парламент только семь раз, и всего два раза за последние тринадцать лет. Его первым шагом, направленным к ослаблению знати, было издание закона о запрещении свиты. Это подкреплялось монопольным правом короны на использование артиллерийских орудий, которые были значительно усовершенствованы во второй половине XV в. и теперь могли сокрушить любую средневековую крепость. Он расширил также юрисдикцию Королевского совета, создав учреждение, известное впоследствии под именем Звездной палаты, которое было правомочно расправляться с преступниками настолько могущественными, чтобы не признавать местных судов. Благодаря созданию Северного и Уэльского советов компетенция королевского бюрократического аппарата распространялась теперь и на самые непокорные области страны. Эти суды, имевшие дело главным образом со знатью, были очень популярны, и благодаря их влиянию стали постепенно восстанавливаться обычные местные судебные органы, пришедшие почти в полный упадок за время анархии предыдущих десятилетий.

Помимо ослабления старой знати, Генрих принялся создавать новую, непосредственно зависящую от короны аристократию из представителей верхушки средних сословий. Такие фамилии, как Сесили, Кавендиши, Расселы, Бэконы и Сеймуры, все были творениями Тюдоров. Законник Дадли, один из инструментов финансовой политики Генриха, был отцом того самого герцога Нортумберленда, который так жестоко расправился с повстанцами в Норфолке. На Дадли, как и на канцлера, архиепископа Мортона, возложена была главная ответственность по сбору денег, необходимых Генриху более всего остального. Для этой цели применялись самые разнообразные методы. Парламенты вынуждали голосовать за налоги для войн, вести которые Генрих не собирался. Огромными штрафами облагались представители знати, нарушившие закон, были восстановлены старые законы, а торговый люд вынуждали платить за королевское покровительство тяжелыми принудительными займами и пожертвованиями. Благодаря всем этим мерам, а также строжайшей экономии Генрих оставил после своей смерти почти 2 миллиона фунтов стерлингов, что было колоссальной цифрой, равняющейся, по крайней мере, сумме обычных для того времени поступлений в казну за пятнадцать лет.

И лишь на строительство кораблей Генрих не жалел денег. По словам Бэкона, он «любил богатство и не стерпел бы захирения торговли». То значение, которое он придавал развитию мореходства в Англии, можно видеть по тому, как редко он продавал льготы из Закона о навигации, хотя это и могло бы служить хорошим источником дохода. Политика выдачи субсидий на строительство судов, начатая Генрихом VII, продолжалась и при остальных Тюдорах; со временем был установлен фиксированный размер этих субсидий в 5 шиллингов на каждую тонну для всех новых кораблей водоизмещением в 100 и выше тонн.

Именно этот худощавый и бережливый человек, а не его более блистательные преемники, поставил на прочном фундаменте монархию Тюдоров и вывел Англию в один ряд с централизованными национальными государствами Европы. Франция, Испания и более слабое объединение южногерманских государств, сплотившихся вокруг Габсбургов, начали постепенно принимать формы, близкие к современным. С их подъемом возникает и европейская политика, значительно отличающаяся от политики феодальной. Новые государства, вместо того чтобы заботиться прежде всего о сохранении внутренней стабильности и сдерживании разрушительных сил феодальной знати, начали бороться друг с другом за верховенство в Европе. И если Англия в Средние века стояла несколько особняком в Европе, время от времени нанося удары со стороны, то теперь она стала частью Европы и была теснее вовлечена в общий водоворот политической борьбы.

Ранние годы XVI в. были заполнены различными военными конфликтами, но, по сути, борьба шла между Францией и Испанией за власть над богатыми территориями Италии и Фландрии. Англия значительно уступала этим двум соперникам по богатству и численности населения и постепенно установила для себя политику сохранения равновесия сил, которая в дальнейшем стала для английских политиков неизменной традицией. Сущность этой политики заключалась в том, чтобы не дать ни одному государству в Европе стать чрезмерно сильным, создавая и поддерживая для этой цели два приблизительно равных по силе лагеря и становясь попеременно на сторону то одного, то другого, при этом не позволяя ни той ни другой стороне рассчитывать на постоянную поддержку Англии.

Первым и одним из самых хитроумных игроков в этой политической игре был кардинал Уолси, глава правительства в первой половине правления Генриха VIII. Начиная с 1509 г., когда Генрих взошел на престол, Англия обычно поддерживала Испанию и вела войну с Францией. Эти войны не отличились сколько-нибудь выдающимися событиями, но побочным результатом их был сокрушительный разгром шотландцев при Флоддене в 1513 г. После битвы при Павии (1525), закрепившей господство Испании над Италией, положение в Европе изменилось. Испания, объединившаяся теперь с Габсбургами, полностью подчинила себе Европу, и не вызывало сомнения, что Англия, потерявшая свое значение, исключается из дележа добычи. Уолси и Генрих начали тяготеть к Франции, ускорив тем самым создание той политической ситуации внутри страны, которая определила направление и характер английской Реформации.

Прежде чем проследить за ходом Реформации, нам следует сказать несколько слов о природе механизма, с помощью которого монархия Тюдоров правила страной.

Хотя Тюдоры и опирались на буржуазию, как на своего главного союзника, они редко прибегали к помощи парламента. Парламенты созывались время от времени, для того чтобы вотировать налоги и в особых случаях, как, например, для легализации разрыва с Римом. Но они не проявляли особой независимости, не выказывали живого интереса к чему-либо и не протестовали против долгих промежутков между их сессиями. Тем не менее конституционные парламентские формы должным образом соблюдались, и именно потому, что Тюдорам нечего было опасаться парламента, теоретически его власть даже возросла. В 1589 г. сэр Томас Смит утверждал: «Наивысшая и абсолютная власть в английском королевстве заключается в парламенте… Парламент отменяет старые законы, издает новые, наводит порядок на то, что уже случилось, и на то, что еще должно случиться, изменяет права и собственность отдельных людей, узаконивает незаконнорожденных[25]25
  Обе королевы, Мария и Елизавета, были объявлены парламентом сначала незаконнорожденными, а затем снова узаконены в своих правах.


[Закрыть], учреждает формы религии… выносит приговоры или оправдывает тех, кого суверен привлекает к суду. Короче говоря, все, что когда-либо могли совершать римляне на центуриатных выборах или из дани уважения (centuriatis comitiis or tributis), все это может вершиться английским парламентом, который имеет силу над всем королевством, как над его главой, так и над его народом».

Парламент при Тюдорах как бы накапливал резервные силы для грандиозных сражений английской революции. Непосредственная власть буржуазии осуществлялась значительно более напористо лондонскими горожанами, которых Тюдоры старались обольстить и расположить к себе. Лондон, большой и беспокойный город, всегда представлял собой силу, с которой нельзя было не считаться правительству, никогда не имевшему постоянной армии.

Повседневная работа правительства возлагалась на королевских советников. По мере развития парламента феодальный Великий совет отошел на задний план и после смерти Генриха VII не созывался. Рабочий совет продолжал действовать, иногда как небольшой орган избранных королем советников, а иногда как собрание крупных баронов. Право короны назначать таких советников по своему выбору в XV в. было оспорено знатью, которая претендовала на право призываться в совет, однако Генрих утвердил за собой право самому избирать своих советников. Он набирал их из широкого круга правительственных чиновников и исключал их из числа представителей крупной знати, не сохраняя при этом определенного состава совета. При Генрихе VIII сначала Уолси, а затем Кромвель являлись наиболее близкими доверенными лицами короля, но в 1540 г. формально утвержден был Тайный совет, состоящий из высших должностных лиц правительства, который напоминал собой современный кабинет министров, с тем лишь отличием, что он был ответствен не перед парламентом, а перед королем, который тем не мене не обязан был советоваться с этим органом или принимать его советы.

Совет создал рад комитетов для особых целей, некоторые из них обосновались в Вестминстере, другие же перемещались по стране. Комитеты внимательно следили за каждым шагом управления, и, таким образом, совет со всеми его ответвлениями, помимо создания зачаточного кабинета министров, содержал в себе первые элементы бюрократии.

Мировые судьи также тесно взаимодействовали с советом, который направлял и с особой тщательностью контролировал их деятельность. Избиравшиеся из числа мелких землевладельцев, эти мировые судьи существовали по крайней мере со времен Эдуарда III, усиливая свое влияние по мере ослабления знати, которая теперь лишилась возможности выступать с политической оппозицией короне. Мировые судьи обладали властью, потому что они являлись представителями зарождающегося класса и потому что за ними стоял совет, готовый оказать им всяческую поддержку. Их называли «тюдоровские мастера на все руки», и их функции были гораздо шире, чем в наше время. Помимо руководства на судебных заседаниях им надлежало устанавливать размеры заработной платы, собирать налог в пользу бедных и администрировать этот закон, проводить ремонт дорог и регулировать торговлю и промышленность. Совет постоянно направлял им поток всевозможных директив, и они фактически превратились в исполнительный орган государственного аппарата – неоплачиваемую государственную службу с широкими, хотя и довольно расплывчатыми, полномочиями и обязанностями. Ответственность, возложенная на судей, увеличила политический вес сквайров на местах и обогатила их опытом, который они в недалеком будущем использовали уже в своих собственных интересах.