Текст книги "Русская жена эмира"

Прошло совсем немного времени, и ущелье вновь расширилось. Николаев узнал это место: они близились к пещере, как вдруг советник заметил лошадей. Он не мог поверил своим глазам. Неужели это караван?

– Смотрите, там лошади стоят! – стали кричать солдаты на скаку.

Таксынбай вскинул правую руку, и отряд замедлил движение. Затем обернулся к солдатам и велел держать ружья наготове на случай засады. Так они стали приближаться к пещере. И вдруг донесся чей-то голос:

– Мы здесь, мы здесь! – среди скал махал какой-то человек с желтой тряпкой в руке.

Отряд принялся разглядывать этого человека.

– Кто это может быть? – удивился Николаев.

– Судя по одежде, похож на дервиша, – ответил рядом стоявший командир.

Это оказался помощник Даврона, а сам вожак лежал на скалистом склоне недалеко от пещеры.

Велев солдатам оставаться на месте, Николаев с Таксынбаем сошли с лошадей и поднялись по склону к дервишам. Хотя дервиши улыбались, но вид у них был довольно странный. Лица в шрамах, халаты забрызганы кровью. Даврон держался за грудь, по всей видимости, был ранен.

Оба изумленных командира опустились рядом.

– Славу Аллаху, что вы нашли нас, – вырвалось из груди дервиша. – Мы чудом остались живы. В эти два дня мы испытали много трудностей и предательство…

– Кто напал на вас? – вскрикнул Таксынбай.

– К моему великому сожалению, это мои погонщики, – тихо сказал Даврон и опустил голову, чувствуя огромную вину за случившееся. – Должно быть, вы уже видели их тела на тропе. Они, одурманенные золотом, бросились на нас, и все же мы одолели их в этой схватке. О том, что они замышляют что-то недоброе, я почувствовал еще раньше и потому не сразу привел дервишей к пещере. Прежде мне надо было выведать их намерения. Из-за этого я целый день вел погонщиков по ложному пути, то есть мы кружили на одном месте. Когда они догадались о моей уловке, то набросились на нас. Двоих мы сразу свалили и отправили на тот свет. Третий хотел бежать, однако и его догнали. Так нам удалось уберечь казну от врагов.

– Самое главное, казна цела? – воскликнул Николаев.

– По воле милосердного Аллаха, цела и невредима.

Николаев широко улыбнулся и в душе произнес: «Господи, благодарю тебя за спасение!» Виктор не мог бежать, ведь в Бухаре его ждала любимая женщина.

– Где груз? – почти крикнул Таксынбай.

– Он в пещере, где ему положено быть.

У командира словно огромный камень свалился с души. Он так заликовал, так забилось сердце, что хотелось вскочить и удариться в безумный пляс. «Ладно, дома буду танцевать», – сказал он себе.

– Весь груз в пещеру занес мой помощник, – добавил Даврон. – Бедняга всю ночь трудился один, а я не мог совсем ничем помочь.

Советник бросил взгляд на пещеру, вход в которую был завален крупными и мелкими камнями. Его лицо расплылось в улыбке. «Значит, будем жить», – подумалось ему, а затем он похвалил дервиша:

– Должен признаться, ты сильно напугал нас, Даврон. И все же ты молодец! Твоя верность его Высочеству потрясла нас до глубины души. Не зря люди называют тебя святым. Я вижу, ты ранен. Тебе нужна помощь?

– Один из нападавших успел ударить меня ножом в грудь. Из меня вытекло много крови, и я ослаб. Но это не страшно. Мне помогают молитвы, да еще имеется кое-какая мазь. Сейчас мой помощник сделает новую повязку.

– Давай я сделаю перевязку, меня этому учили в армии.

– Не стоит, мой друг – умелый лекарь.

Дервиш помог своему хозяину снять халат.

Николаев и Таксынбай спустились вниз. У мусульман считалось неприличным глядеть на раздетое тело человека, даже по пояс. Затем Таксынбай вспомнил о своих воинах и объявил им короткий отдых.

Спускаясь с коней, солдаты оглядывались вокруг. Они уже догадались: если караван стоит пустой, без хурджунов, то груз спрятали в этом ущелье. Где-то совсем рядом. Интересно, в каком месте? А может, на каменистом склоне, где сидят дервиши? Отныне головы всех солдат занимала лишь одна мысль. И некоторые стали догадываться, что дервиши спрятали золото в пещере и завалили вход камнями. Сейчас его не отыскать взглядом. Ну ничего, пока нужно просто запомнить это ущелье, а затем вернуться сюда со своей родней.

Даже сам Таксынбай думал о том же. Причем ему было уже известно примерное место пещеры, ведь туда глянул Одылбек, когда Даврон сказал, что казна уже на месте. Командир охраны улыбнулся про себя: «Значит, не напрасной была моя верная служба эмиру, и вот обернулась сказочной удачей. Он вернется сюда с братьями. Надо запомнить дорогу к этому ущелью».

Пока дервишу делали перевязку, Николаев бродил вдоль склона и также думал о тайнике: «Вроде, вход в пещеру дервиш завалил основательно: со стороны совсем незаметно. Плохо другое: теперь о золоте знают многие. Алимхан будет сильно рассержен. Что делать с этими свидетелями, ведь им известно примерное место клада. Этот вопрос пусть решает сам правитель. Моей вины здесь нет. Виноват только Даврон: он подобрал ненадежных людей и чуть не погубил все…»

Бесшумно Николаев подошел к командиру охраны, который сидел на камне и разглядывал ущелье.

– Можно узнать, чему ты улыбаешься? – спросил советник у Таксынбая, и тот вздрогнул, будто его уличили в чем-то неприглядном.

– Радуюсь, что груз цел и невредим. Теперь могу спокойно воротиться домой, к своей семье.

– Но радоваться еще рано, потому что твои солдаты узнали великую тайну Бухары. А это никак недопустимо. Отныне наше дело – доставить всех этих солдат в Бухару, и пусть эмир сам решает, что делать с ними. Гляди, чтобы на обратном пути никто из них не сбежал. Если кто-либо вознамерится бежать, догнать и на месте убить.

– Не сомневайтесь, я буду следить за этим. Не тревожьтесь, господин советник. Кроме этого, я сегодня же всем объявлю, что если кто-либо проболтается об этом ущелье, то я лично вырежу весь их род. Верьте мне, это сильно напугает их.

В ответ советник лишь усмехнулся и сказал:

– Мы скоро тронемся в обратный путь, а пока мне надо допросить Даврона и установить подробности этого дела. Кажется, ему уже перевязали рану.

И Николаев снова поднялся к дервишу, сел рядом и справился о его самочувствии.

– Обратную дорогу я осилю с божьей помощью – за это можете не бояться.

– Даврон, мне нужно знать до мелочей историю о вашем нападении.

– Понимаю! Расскажу все по порядку. Эта злосчастная история началась еще на пути к пещере. Моему помощнику удалось подслушать, как один из погонщиков, этот негодяй, толкал остальных к захвату каравана. Тогда я задумался, и стало ясно, что вести всех к пещере весьма опасно: прежде следует выведать, кто еще на стороне заговорщика. Для этого нужно было время, и поэтому целый день я водил их по кругу, делая вид, будто не могу отыскать ту пещеру. Но вскоре эти негодяи напали на меня и моего помощника. Чудом мы смогли отбиться и убить самих. Только потом мы двинулись к пещере, и мой верный друг Курбан стал заносить в пещеру хурджуны. Совсем не просто было одному человеку поднять столько мешков наверх. На это ушло много времени. Что бы я делал, не будь его… В конце он завалил пещеру, перед вашим приходом. Потому нас так долго не было. Вы, кажется, не верите моим словам?

– Что ты, Даврон, верю, ведь сам эмир доверяет тебе. Мне просто по долгу службы положено знать такие мелочи.

Выслушав рассказ дервиша, Николаев не смог усомниться в правдивости его слов: по времени все сходилось.

– Мы должны благодарить Аллаха, который уберег вас от явной гибели. Это большая удача. И казна цела.

– Я только этим и занимаюсь, вознося хвалу Всевышнему. Но прошу одно: не будем проклинать этих грешников, которые осмелились посягнуть на святые сокровища Бухарского эмирата! Золото совсем помутило их рассудок, они обезумили и не ведали, что творят. Моя вина в том, что я очень доверился этим людям. Они и раньше возили мои товары в другие края, и все было честно.

– Меня удивляет твоя безграничная доброта даже к таким злодеям.

– Всегда надо помнить о греховной сущности самого человека. Лишь единицы могут устоять перед таким соблазном.

– В твоих речах есть доля истины. Однако нам пора трогаться в обратный путь. Сможешь сидеть в седле или сделать для тебя носилки?

– Обо мне не беспокойтесь.

Впереди ехал Одылбек и Даврон с помощником, за ними – вереница лошадей, и замыкал пустой караван Таксынбай с солдатами.

Когда на знакомой тропе они опять увидели трупы дервишей, Даврон обратился к Одылбеку:

– Я понимаю, что это изменники и они заслужили смерть, однако они мусульмане и не могут валяться на дороге, как собаки.

– Ты прав, – ответил ему Одылбек и остановил караван, махнув рукой Таксынбаю. Едва тот прискакал, купец велел похоронить дервишей среди скал, засыпав тела камнями.

– Мы не должны оставлять после себя следов, – добавил еще советник.

Слуга есть слуга

Убитых дервишей солдаты, взяв их за ноги, потащили к скалам. Там тела стали обкладывать камнями до тех пор, пока не выросла горка. Когда был опущен последний камень, то Даврон окликнул к себе помощника и сказал:

– Вон, видишь, лежит сухая ветка. Воткни ее над могилой этих несчастных и привяжи к ней белую тряпочку. Пусть люди знают, что здесь могила, иначе по неведению могут осквернить.

Дервиш быстро выполнил поручение.

– А теперь, братья мои, давайте помолимся за души этих несчастных, – предложил Даврон, не сходя с лошади.

– А стоит ли читать над ними заупокойную молитву, ведь они большие грешники? – усмехнулся Таксынбай.

– Да, они согрешили, однако пусть Аллах будет им судья.

Даврон зачитал молитву и затем вознес ладони к лицу, произнеся: «Амин». Конники сделали то же самое.

Отряд тронулся дальше. Лишь через день быстрой езды отряд с пустым караваном вышел на равнинную местность с зелеными полями и садами дехкан. Там можно было встретить людей, и потому такие места обходили стороной.

В тот день – это было к вечеру, и уже начинало темнеть – Николаев сидел под своим шатром и ел в одиночестве, когда подошел Даврон со своей чашкой. Он медленно опустился на песок.

– Почтенный Одылбек, я к вам с просьбой, – заговорил дервиш. – Мой дом недалеко от этих мест. В нашем кишлаке живет старый лекарь по имени Ходжи Табиб. Он искусный врачеватель, и мне нужна его помощь. Моя рана не заживает, кровь иногда сочится из нее, и силы мои тают. Боюсь, что до Бухары не дотяну. Отпустите меня туда. Я возьму у лекаря всякие настои из трав, мази и затем догоню караван.

Николаев не сразу ответил, ведь он имел приказ: до Бухары никто не смеет отлучаться от каравана. Как быть?

– Может быть, ты как-нибудь продержишься до Бухары?

– Досточтимый советник, вы же меня знаете, я не из слабых духом людей, и коль прошусь, то дела мои плохи.

Советник вновь задумался, и снова заговорил дервиш:

– Я верю только Ходже Табибу: он не раз спасал меня от смерти. Я всегда ездил к нему.

– Хорошо, когда желаешь ехать в кишлак?

– Завтра, с рассветом.

– Пусть будет по-твоему, хотя, сам понимаешь, что я не должен этого делать. Таков приказ эмира.

– Весьма благодарен, – тяжело вздохнул дервиш. – Верьте мне, я вас не подведу и к вечеру догоню наш караван.

– Желаю скорейшего излечения.

В знак благодарности дервиш склонил голову, затем тяжело встал на ноги и вернулся под свой навес, где ждал его брат по вере. Советник проводил его взглядом, видя, как второй дервиш помог Даврону сесть на коврик под навесом. Затем они принялись за еду, держа чашки на коленьях и вынимая из бульона замоченные куски лепешки.

Николаев отложил чашку в сторону: даже мясо не лезло в горло. Он все еще думал о дервишах. Спустя минуту он велел своему солдату вызвать командира отряда.

От горячего бульона лицо Таксынбая сделалось мокрым. Он сел рядом с полковником, вытер лоб рукавом и был готов слушать. Но прежде советник отослал своего охранника: «Погуляй, у нас есть разговор». И тот удалился к поварам, которые мыли посуду прямо в казане.

– Таксынбай, – тихо заговорил советник, – этой ночью надо будет лишить жизни дервишей. Это приказ эмира. Почему и зачем, сам догадаешься. Мне и самому это неприятно, но…

– Раз эмир решил их казнить, значит, так нужно. Правителю виднее.

– Вот именно, он должен думать о благополучии миллионов бухарцев, а уж затем о судьбе отдельных людей. Так следует рассуждать государственным мужам, – успокоил себя советник.

– Мне ясно: казна Бухары превыше всего, даже верного слуги.

– Сделай это бесшумно, когда они спокойно лягут спать. Но будь с ними осторожен: Даврон не такой уж простой человек, каким кажется. Недавно он подходил ко мне. Сказал, что желает ехать в свой кишлак к какому-то лекарю для лечения. Мне думается, это его уловка, чтобы сообщить своей родне о пещере.

– Точно, он хитрит. В этом я не сомневаюсь. Как-то наш эмир сказал мне, что Даврон очень богат, хотя является дервишем.

– Все должно случится, когда дервиши будут в глубоком сне. Тела закопайте подальше, а утром солдатам скажете, что Даврон с помощником отправились в свой кишлак на лечение его раны.

– Воля нашего государя будет исполнена!

И командир зашагал к солдатам под большой навес. На лице Таксынбая была улыбка: «Наконец-то справедливость восторжествовала, да будет славен эмир! Каждый бродяга должен знать свое место, он не может быть выше господ благородных кровей. Разве мыслимо, чтоб оборванец стоял выше, чем начальник его личной охраны, тем более мой отец долгие годы был главным министром Бухарского эмирата!»

Когда Таксынбай ушел, Николаев окинул взглядом бескрайнюю степь. И ему вспомнилось, как перед уходом каравана из Бухары они с эмиром обсуждали судьбу Даврона. Это происходило в его кабинете. Алимхан сидел за большим столом, где красовались изящные вещички из цветного стекла и золото.

– Поверь, друг мой, – тяжело вздохнул эмир, – я делаю это с огромным сожалением, давая тебе такое поручение. Хотя Даврон мой верный слуга, и все же он человек и наделен мирскими слабостями. И самое главное, казна Бухары стоит намного больше, чем жизнь слуги.

– Я не эмир, и мне трудно судить об этом.

Говоря такие слова, Николаев невольно задумался о себе: «Ведь я тоже буду знать место казны, как и Даврон, не ждет ли и меня такая же участь? Чем я лучше этого дервиша? Да, мы хорошие друзья, и он доверяет мне, но этого недостаточно. Иногда интересы страны оказываются превыше всего, и эмир сам в этом признался. Что же делать? Может, отказаться? Но я уже дал согласие, и идти на попятную как-то стыдно, будто я трус. А может, эмир не собирается убирать меня, ведь скоро я буду нужен ему? Кто будет защищать стены Бухары от большевиков. Нет, сейчас он меня не тронет. Но это может случиться позже. Вот тогда я сбегу с Натальей. Но прежде я получу награду от эмира – не меньше десяти килограммов золота».

Вспомнив об этом разговоре, Николаев успокоил себя. Так что пока можно быть спокойным.

По своему обыкновению дервиши ложились спать рано, сразу после вечернего намаза, но сегодня молитва затянулась. Они по памяти читали суры из Корана, сменяя друг друга, а затем легли на теплый песок, сложив под голову свои холщевые сумки.

– Да, Курбан, я забыл сказать тебе, завтра утром я поеду в свой кишлак к одному лекарю, а наш караван я догоню к вечеру.

– Учитель, возьмите меня с собой.

– Не могу, Одылбек не позволит, он и меня не желал отпустить.

Дервиши вскоре заснули.

Утром, едва открыв глаза, Николаев первым делом вспомнил о дервишах. Их навес исчез, как и они сами. Тогда советник поднялся на ноги и стал разглядывать степь, пока в ста метрах не заметил свежий бугорок земли.

Большие жертвы

До Бухары оставалось три дня пути, и вечером отряд остановился недалеко от городка Саран. В полночь, когда солдаты дремали, Одылбек разбудил рядом лежащего охранника и велел позвать к нему Таксынбая.

Командир явился заспанным, сел рядом и тревожным голосом спросил:

– Господин советник, что-нибудь стряслось?

– Ничего особенного. Сейчас мне надобно ехать в Саран и кое с кем свидеться. Ты пока присмотри за отрядом. Я вернусь быстро.

Николаев взобрался на коня и в ночи ускакал в сторону того городишка. Там стоял полк, которым командовал Юнусбай. Полковник бывал здесь не раз и проводил учения с командирами и солдатами. Как обычно, такие мероприятия заканчивались для советника эмира двухдневными угощениями, где было и вино. Ему нравилось такое гостеприимство.

Казармы полка стояли на окраине города и были окружены высокими глинобитными стенами. В такие часы улицы были безлюдны, и лишь где-то слышался голос ночного сторожа.

Николаев остановил коня у больших ворот и сошел на землю. Затем постучался большим дверным кольцом, оттуда раздался голос караульного: «Кому это не спится в такую ночь?» Полковник велел немедленно позвать старшего командира. «Скажи ему, что из Бухары прибыл важный человек».

Вскоре часть двери со скрипом отворилась, и его впустили туда. Два солдата завели незнакомца в караульную комнату. Там было светло, с потолка свисала лампа.

– Здесь я – командир, то есть за старшего, – ответил человек, сидевший на тахте, застеленной цветастыми одеялами. На вид ему было лет тридцать, и, судя по дорогому халату, он был из богатой семьи. Погонов на нем не было, и потому невозможно было узнать, в каком он чине.

Николаев снял чалму и спросил:

– Узнаешь меня, я русский полковник, проводил у вас учения?

– О, как же, как же, конечно, узнал! – мигом вскочив с места, быстро поправил сморщенное одеяло и предложил гостю сесть. Про себя же подумал: неужели это советник эмира? Вроде похож, но почему в мусульманской одежде и почему такой большой человек явился в полк один?

Следуя восточной вежливости, Николаев поинтересовался, как идет служба, как дела. И тут молодой командир вытянулся и по форме доложил обстановку, из чего следовало, что их солдаты исправно несут службу и все в порядке. Затем осторожно осведомился у столичного гостя:

– Господин советник, может быть, вы удостоите нас чести и будете гостем в нашем доме? Мой отец, купец Сардорбек, мы будет несказанно рады, будет щедрое угощение.

– В следующий раз, а теперь скажи: сколько нынче людей в казарме?

– Около двухсот человек.

– А где остальные, ведь в вашем полку должно быть две тысячи?

– Остальные дома, ночью они уходят спать домой. Сами понимаете, семейные люди, да и как спать без жены.

– А ты женатый?

– Да, у меня две жены. Недавно вернулся от одной из них, – ответил командир, стыдливо улыбаясь.

– Ну и армия, как ни учи… – гость махнул рукой. – Я приехал по срочному делу, мне нужен ваш командир, полковник Юнусбай. И как можно скорее.

– Сейчас, сейчас, я мигом! Он живет недалеко.

Пока Николаев ждал, в комнату вошел молоденький солдат, постоянно кланяясь важному гостю. Он ловко расстелил на тахте старенький дастархан и поставил чайник. Затем спешно удалился и снова явился с двумя лепешками: «Господин, угощайтесь, сейчас начнем готовить плов».

– Кроме чая, ничего не надо, я скоро уйду.

Солдат оставил гостя одного, и через короткое время в комнату вошел полковник Юнусбай, в военном халате с погонами и саблей на боку. Это был человек лет пятидесяти, с лицом монгольского типа и жиденькой бородкой. Он был удивлен и вместе с тем невероятно рад такому гостю. Мужчины обнялись, как того требует обычай, после чего Юнусбай сразу же обиженно произнес:

– О, мой друг, почему вы не прибыли прямо в мой дом? Почему вы обидели своего друга, чем я не угодил вам?

– Я надеюсь, вы не обидитесь. Дело очень срочное, я тут оказался случайно – ехал с отрядом мимо и вспомнил про вас. Мои люди ждут меня в степи, иначе непременно бы погостил у вас. Я сейчас напишу записку нашему почтенному эмиру, и вы лично доставите ее в Бухару, в резиденцию Его величества.

– Вы это говорите вполне серьезно? Правителю славной Бухары? Вы не шутите? – спросил Юнусбай и уставился на гостя, не веря его словам.

– Да, именно ему и никому больше. Он ждет этого письма. Сам не могу. Так надо, не задавайте лишних вопросов: дело весьма важное.

– О, мой друг, но я не могу так просто явиться к эмиру.

– Вот мой перстень, по нему вас сразу впустят в резиденцию эмира. Дальше отдадите письмо секретарю по имени Нодыр и скажете, что это письмо от меня. И оно будет доставлено эмиру, если даже он спит. Я уверен, что Его величество высоко оценит вашу услугу.

– О, ради нашего повелителя я готов на все. Для меня это великая честь.

Николаев раскрыл халат, вынул из полевой сумки листок бумаги, перо и принялся писать на русском языке: «Ваше величество! К сожалению, так случилось, что ваш замысел не удался полностью. Дервиши испортили дело, и теперь о том месте знает весь отряд Таксынбая. С дервишами все получилось, как задумали. Теперь я с отрядом возвращаюсь в Бухару и беспокоюсь, как бы кто-нибудь не сбежал с пути. Вышлите мне навстречу надежную охрану. Ваш Одылбек».

Далее Николаев положил записку в конверт и протянул Юнусбаю, который сидел рядом. Тот взял письмо, и его сердце забилось сильнее: такого важного дела ему никогда не поручали, да и эмира он видел всего три раза, во время смотра войск. Командир полка вытер вспотевший лоб и засунул письмо внутрь халата.

Когда они вышли из казармы, гость вскочил в седло и спросил у Юнусбая:

– Кто с вами поедет в Бухару?

– Вот этот командир и еще три солдата.

– Вот еще что. Почему вы отпускаете своих солдат ночевать домой? А если внезапно нагрянут Советы, как вы будете собирать полк? А ведь враги могут незаметно прийти в город ночью со стороны степи. Когда вернетесь домой, срочно наведите порядок. А теперь, не теряя времени, скачите изо всех сил в Бухару.

– Будет исполнено, – отдал честь Юнусбай и добавил: – Клянусь вам, что все будут спать в казармах.

Так Николаев ускакал в степь и вскоре в ночи заметил маленький огонек – этот костер разжег для него Таксынбай, чтобы по нему он смог найти отряд в степи.

Как только Николаев сошел с коня у костра, командир доложил обстановку в двух словах: все спокойно, солдаты спят кучкой, их охраняют мои верные люди.

– Слава Богу, что у нас все хорошо. Через два дня будем дома. И тогда первым делом я напьюсь вина, – улыбнулся полковник.

Но Таксынбай ждал от него другой речи: может, полковник расскажет ему, почему среди ночи он умчался в Саран? Что это за новая тайна и почему надо скрывать от него, самого доверенного человека эмира? Ведь ему ведомо немало секретов царского двора. Тем более теперь, когда их связывает великая тайна и они должны быть вместе. Какой же этот русский высокомерный!

Вместо этого советник сказал ему:

– Иди спать, Таксынбай, а я буду дежурить. Но прежде обойди караульных: люди могли заснуть от усталости, все-таки весь день в седле.

– Только недавно беседовал с каждым, – сухо ответил командир.

Таксынбай возненавидел Николаева еще больше, хотя виду не подал. Он зашагал к своему коврику и лег под открытым небом, как все обитатели военного лагеря. Обида не давала ему заснуть: «Ничего, я покажу этому русскому, когда вернемся в Бухару. Я посмотрю, куда денется его надменность, когда я сообщу эмиру о его любовной связи с женой самого правителя. Да за такие дела эмир зарубит его на части». Эти сведения он получил от служанки Натальи-ханум. Начальник охраны давно намеревался рассказать об этом эмиру, но вот вопрос: поверит ли эмир словам служанки? И все-таки нужно сообщить. Идея о мести немного успокоила его, но сна все не было. Рядом на спине похрапывал его помощник с открытым ртом. Командир толкнул его в бок, и тот резко поднял голову и уставился на Таксынбая:

– Что случилось, господин, на нас напали?

– Не храпи, мешаешь спать.

– Слушаюсь, будет исполнено, мой командир! – и отвернулся к нему спиной.

И внезапно в голову Таксынбаю пришла страшная мысль: «Может, эмир хочет и его отправить на тот свет? Как это случилось с преданным Давроном, – стал размышлять командир. – Неужели и меня… после стольких лет верной службы?»

И впервые Таксынбай почувствовал себя маленьким человеком, которому могут спокойно перерезать горло, как это сделали с дервишами. А ведь он считал себя очень важным лицом, даже выше министра. «А впрочем, мне нечего бояться за свою жизнь: теперь эту тайну знает весь отряд. Не убьют же всех? Напрасно я пугаю себя всякими домыслами».

Таксынбай успокоился и вскоре заснул.

С восходом солнца весь отряд встал в три ряда с босыми ногами на свои молитвенные коврики, и люди начали молиться. Затем солдаты съели по чашке рисовой каши, и весь караван помчался дальше по степи. Уже не было надобности им скрываться от людей, теперь возникла другая задача: никто из солдат не должен сбежать.

Так минул еще день пути, и до прибытия в столицу оставалось совсем немного.

Был полуденный зной, когда Николаев, который ехал во главе каравана, увидел вдалеке всадников. Они двигались им навстречу. Одылбек поднял руку, и караван остановился.

Когда всадники стали близиться, Николаев разглядел среди них Низома – молодого командира артиллерийского отряда. Они были хорошо знакомы, и Низом почитал русского полковника как своего учителя по военному делу. Однако советник был слегка удивлен, ведь он ждал совсем других людей. Таксынбай оказался рядом, желая узнать о причине задержки. Низом отдал им честь на российский манер. Затем командир артиллеристов с широкой улыбкой на лице рассказал, что у них закончились учения в Саране и теперь они возвращаются в Бухару. При этих словах он подмигнул Николаеву, и тот все понял: значит, это дело поручено ему. Услышав это, Таксынбай легко вздохнул: «Вот зачем советник ездил в Саран. Значит, там шли учения… Но зачем из этого надо было делать тайну? Эх, какой глупый этот полковник, – усмехнулся про себя Таксынбай. – Разве это тайна? Он даже не догадываешься, какими секретами эмира владею я, они ничто в сравнении с твоими учениями, о которых болтают даже на базаре».

– Если вы едете в Бухару, то присоединяйтесь к нам, – предложил советник артиллеристам, – будет веселее. Становитесь в конец каравана, за отрядом Таксынбая.

– А вы, учитель, здесь по каким делам?

– Низом, тебе не следует задавать лишних вопросов. Ты же знаешь, у военных людей могут быть тайны. Я сам учил вас этому.

– Извините меня, господин советник, спросил об этом просто так. Да, у нас есть хорезмский рис, может, вечером сготовим плов, вот только мяса нет.

– Это хорошая затея, – сказал Таксынбай, – от плова я никогда не откажусь. А мясо у нас есть, целых два барана.

– Может, у вас и вино имеется? – в шутку спросил Николаев.

– Для моего учителя найдется.

– Это настоящий подарок для меня. Трогаемся в путь! – скомандовал полковник.

Когда стало темнеть, большой отряд остановился на ночлег в степи. И сразу все принялись за приготовление торжественного обеда, ведь завтра они уже будут сидеть в кругу семьи. Низом сразу предупредил, что плов будут готовить его люди: в его отряде есть искусный повар, которому нет равных во всей Бухаре, не считая поваров самого эмира.

Народу стало больше, и плов готовили в двух котлах. Люди, утомленные долгой ездой, отдыхали, сидя на земле и ведя беседы.

Советник эмира, Таксынбай и Низом устроились от солдат отдельно: командирам не положено быть с низшими чинами в дружеских отношениях, иначе приказы будут исполняться плохо. Перед ними расстелили маленькую скатерть с кувшином вина и ломтями арбуза на подносе. Затем Низом разлил напиток в пиалы, и все разом утолили жажду. Закусили арбузом и вскоре опять выпили кисловатое вино, которое в такую жару оказалось им гораздо приятнее, чем сладкое.

После Низом взялся рассказывать забавные истории. Таксынбай хохотал от души, утирая рукавом выступившие на глазах слезы. Сам рассказчик смеялся довольно сдержанно, а полковник лишь улыбался.

Вдруг Николаев насторожился, обернувшись в сторону солдат:

– Таксынбай, два твоих солдата громко спорят, как бы не подрались.

– Сейчас каждому врежу по морде – сразу успокоятся!

Как только он ушел, Николаев тихо спросил Низома:

– Какие у тебя планы на вечер?

– По приказу эмира, этой же ночью все люди Таксынбая должны заснуть вечным сном. Мой человек, повар, всыплет в их котел ядовитое зелье, которое усыпляет. Мои же люди и мы с вами будем есть из другого казана. И когда солдаты Таксынбая заснут крепким сном, мои люди отправят их в мир иной. Они даже ничего не почувствуют.

– А что будет с Таксынбаем?

– Он больше не нужен нашему эмиру.

– Тебе известна причина этой расправы?

– Государь поведал мне, что Таксынбай со своим отрядом готовит заговор. По возвращению во дворец они намерены захватить власть. Поэтому этих людей нельзя пускать в Бухару. Признаться, эта весть так удивила меня, что я не смог сдержать себя и спросил: «Повелитель, неужели такое возможно в нашей благородной Бухаре?» В ответ правитель лишь грустно кивнул головой. Видимо, он сам был потрясен. Он еще сказал, что и вам тоже угрожает смертельная опасность. Я должен уберечь и эмира, и вас, моего учителя, от этого подлого Таксынбая, ведь он способен на все…

Низом хотел еще что-то сказать, но вернулся командир охраны и доложил Николаеву, чтобы он закрыл рот этим болтливым солдатам. Тогда Низом снова разлил вино, и, как только все выпили, Таксынбай сам принялся за анекдоты о Ходже Насреддине.

Прошло не более получаса, как к Низому тихо явился повар и, склонив голову, тихо сообщил:

– Господин, плов уже готов, подавать?

– Наконец-то, а то так заждались, что от голода в животе урчит. Но сначала подай нам, начальникам, а после воинам славного Таксынбая, которые служат при дворе и имеют счастье лицезреть нашего эмира каждый день. Хотя подожди, нашим почтенным гостям я принесу сам.

Низом ушел и вернулся с солдатом, который держал в руке две тарелки горячего плова, а третий был у самого Низами. Сначала поднесли кушанье самому старшему по должности – Одылбеку. Затем – Таксынбаю и лишь затем Низом поставил блюда плова перед собой. Восславив Аллаха, они принялись есть руками, умело отправляя в рот горстки риса. Таксынбаю плов сразу понравился, и он стал его расхваливать: «Очень удачный плов. Без сомнения, не будь здесь кунжутного масла, плов был бы иным». Низом закивал ему головой: «Истину говорите».

Николаев не сразу тронул еду, его тревожила мысль: «А вдруг и в моей тарелке усыпляющий порошок? Как быть?» И быстро успокоил себя: «Нет, эмир не поступит со мной, как с Таксынбаем, – ведь я единственный, кто знает место пещеры, у меня карта». Только после этого Николаев принялся за плов.

Прошло какое-то время, и лагерь начал погружаться в сон. Прямо на месте один за другим стали засыпать солдаты Таксынбая, сидевшие полукругом. Они сидели отдельно от артиллеристов. А ведь им хотелось еще попить горячего чая. Но сон слипал глаза, и голова клонилась на грудь.

Таксынбай держался дольше, хотя глаза тоже смыкались и вновь открывались. Он уже слушал Низома мутным взглядом. И когда ему стало совсем невмоготу, он сказал: