Текст книги "Сказка из Ленинградской коммуналки"

– Прошу! – радостно сказал Денис, поднимаясь по белоснежным ступеням и проводя рукой по рельефным стенам. Тень покорно последовала за хозяином и оказалась в белом зале. Эта танцевальная комната является одной из самых известных в особняке – её часто можно увидеть на свадебных питерских фотографиях или же в известных фильмах. Интерьер здесь изысканный, белые стены, потолки с позолотой и лепнина в стиле Людовика XV. Панно на стенах белого зала чередуются с парными колоннами, а в капители вписаны лиры. Посередине висит массивная люстра с хрустальными подвесками, которые начинают издавать прекрасный звон, стоит до них только дотронуться.

Тень с широко распахнутыми глазами рассматривала это помещение, пока парамоня быстро спрыгнул с её рук и начал шастать по подоконникам. Хайлов подошёл к белоснежному камину и взглянул в висевшее над ним зеркало.

– Когда-то мадмуазель Брусницына была на твоём месте, – начал говорить Денис, смотря на девушку сквозь зеркало. – Она попросила меня о вечной молодости и красоте. И я доставил ей это зеркало прямиком от графа Дракулы. Всегда, когда она смотрелась в него, она видела себя в двадцатилетнем возрасте.

– Это же нечестно, – хмыкнула девушка и подошла к Денису. Тень посмотрела в своё отражение и подумала, что уж лучше оно показывало бы её в двадцатилетнем возрасте, чем с такими впалыми щеками, как сейчас.

– В глубине души она хотела лишь того, чтобы её самолюбие тешили. А зеркало идеально с этим справлялось, – ответил Хайлов, поправляя воротник своей рубашки. В этот момент кот громко замяукал и выжидающе сел на подоконник. – Совсем забыл я про тебя, парамоня!

Хайден щёлкнул пальцами, и на месте прожорливого кота появился парень. Он был достаточно высокого роста и из-за этого уже успел удариться о барельеф. У парамони были тёмные кудрявые волосы, больше похожие на гнездо, карие глаза с пляшущими чёртиками, а одет он был в мешковатую одежду родом из двухтысячных.

– Ну наконец-то, – радостно произнёс парамоня и, подбежав к Хайлову, пожал ему руку. Затем он посмотрел на девушку уже менее безразличным взглядом и облизнулся по-кошачьи. Тень лишь скривила лицо на это и отвела взгляд в пол. – Приятно познакомиться, миледи. Меня вообще Артемон зовут. Парамоня – это подвид.

На самом деле такие существа, как парамони, не редкость в нашем мире. Они по своей сущности являются котами, которые гуляют сами по себе. Но когда у них появляется хозяин, то он может превращать котяру в человека. Такие парамошки живут по несколько тысяч лет, да и к тому же девять жизней имеют. Артемон около двадцати лет назад был обычным парнем, который мечтал о вечной жизни. Пришёл на Ротонду, положил записочку, а Хайден тут как тут! Вот и живёт Артемон свою вечную жизнь какого-то парамони, а человеком становится, лишь когда Хайлов соизволяет ему перерождаться в такого.

– Это Тень. Своего имени она называть боится, думает, что везде Яга подслушивает, – усмехнулся Хайден и, развернувшись на носках, пошёл в сторону двери. – Давайте живее за мной. Нас ждут великие дела.

Глава 6.
Лебединое озеро

Экскурсию по Желтогорску никто Лёне не предложил, попробовать местные деликатесы – тоже. Гостеприимство проявилось лишь в приглашении культурно посидеть в гостях у Юры. Не скажу, что Красавцева там прямо-таки охотно ждали, но после его фразы: «Ребят, а давайте весь стол за мой счёт – проставлюсь» – Лёня стал самым званым гостем. Идея, где же ему взять столько еды за небольшие деньги, пришла в голову мгновенно.

– Чертильник! – вскрикнул Лёня, когда Антип резко появился перед ним на тротуаре. – Пугать зачем так?

– Привыкай, здесь и ни такого насмотришься, – усмехнулся Вербин и хотел похлопать страдальца по плечу, но вспомнил про четыре красно-белых пакета в руках. – Забирай.

– Как ты это дотащил? – поинтересовался Красавцев, принимая ношу себе. – Хотя у кого я это спрашиваю.

– Вот именно, потому что я найду выход из любой… – начал говорить чертильник, но запнулся и заскользил по застывшей луже. – Вот вроде март, а всё равно лёд и холод!

– И не говори, Антип, – подтвердил Лёня, сильнее закутываясь в пальто. Хотя таковым его и не назовёшь в местных реалиях – кашемира всего шестьдесят пять процентов, то есть греет не особо, и без подкладки. В Питере, может, и пойдёт, а за Сибирскими лесами – фиг вам. – Ещё же и Юля эта – сплошная проблема.

– Ты мне тут не сгущай краски над крымским небом. Сам виноват, ещё бы попытался её компотом закадрить, – ответил Вербин, на что Леонид вскинул брови. Пусть привыкает, что от Яги не утаить даже цвет внутренней поверхности плинтуса. – А что ты такой удивлённый? Как говорит Сазонова: «От Яги не утаить даже цвет внутренней поверхности карниза».

– Зашибись, – усмехнулся Лёня и, оглянувшись по сторонам, попытался восстановить маршрут к пункту назначения у себя в голове, но навигатор из него так себе. – А куда идти-то?

– Сейчас прямо, потом на другую улицу перейдём, – ответил Антипка, опять удивив своей проницательностью. – Зубы не заговаривай мне. Ты попробуй наглее с ней быть. Тем более у вас сейчас пати – отличная возможность познакомиться лучше.

– Сам я разберусь, что и как делать, – отмахнулся Лёня, будучи не в восторге от чрезмерного контроля.

– Не обижайся, чувак, но, если бы я был девчонкой, я бы на тебя не клюнул, – констатировал свою точку зрения Антипка.

– Спасибо, чувак! – перенял слово родом из двухтысячных Лёня и, всплеснув руками, ускорил шаг.

– Ты не дослушал. За короткий срок – нет, а вот через год, максимум два, – точно да, – закапывал себя всё глубже в словесную яму Вербин. – А этого времени у тебя нет. Поэтому я предлагаю альтернативу.

– Слушай, Антип, иди ты. Что это? – остепенился Красавцев, когда чертильник помахал перед ним пробиркой с розоватыми кристаллами.

– Что-что, подарок от Сазоновой, – ответил Антипка и сунул бутылёк в руку блондина. – Она просила тебе передать – порошок любви. Круче феромонов. Ты же не хочешь сидеть в этой морозилке полгода? А тут мы хоть чуть-чуть ускорим процесс. Ваше знакомство пройдёт более удачно.

– У него же какие-то побочные эффекты есть? – задумчиво произнёс Лёня, перебирая в голове весь пройденный академический курс алхимии. Как оказывается – в пустую.

– Чем крупнее доза, тем эффект сильнее, но становится более кратковременным. Чем меньше, тем слабее и длительнее, – объяснил Вербин, поправив солнечные очки. – Идеально для тебя сегодня подсыпать Юле одну третью бутылька и произвести хорошее впечатление наконец-то.

– Ладно, я тебя услышал, – кивнул Красавцев и нехотя положил пробирку в карман. – А что будет, если каждый день таким подпаивать?

– Ты с кем болтаешь, новенький? – спросила подошедшая Варя. Оглянувшись, Лёня увидел, что чертильника и след простыл, как и всегда.

– По наушникам, – быстро сообразил Красавцев и прикрыл ухо рукой. – Да, мам, я тебя понял. Кошку поить витаминами через день, а не каждый. Всё, я ушёл.

– Душещипательные беседы, – усмехнулась Ховроша и сделала пару шагов в сторону подъезда. Как оказалось, за разговорами с чертильником Лёнька уже дошёл до ветхой хрущёвки в восемьдесят седьмом квартале. – Ты идёшь?

Ответ не заставил себя долго ждать, и уже через пару минут Лёня стоял в узком коридоре не менее маленькой квартиры. Несмотря на это, приняли его более чем радушно. Пакеты сразу из рук забрали, даже совершенно незнакомые парни руки пожали, девочки обняли, пальто повесили – красота.

Красавцева взяли под белы рученьки пара девчонок, которых он, кажется, видел в школе, и отвели в гостиную. Из хорошо знакомых лиц – только сам хозяин квартиры. Нет, такой расклад нам не подходит, поэтому Лёня уже спешит на выход из комнаты. Поворачивает по коридору направо – Юра спорит с какой-то пухлой девчонкой. Этой идиллии он мешать не захотел, поэтому прошёл прямо в родительскую спальню.

– Тут как тут, нарисовался, – ухмыльнулся Паша, высыпав из пакета горсть фисташек.

– Вай, Лёнечка, как мне тебя не хватало! – обернувшись, слишком весело сказала Вяземская. Девушка прыгала ногами по дивану, застелённому красным паласом.

– Хорошо живёшь, – улыбнулся Красавцев, искренне радуясь благоприятному настрою Юли.

– Не то слово, – произнесла Варя, лёжа на двуспальной кровати. Вяземская пропустила всё это мимо ушей и, продолжая прыгать, раскрыла руки для объятий с прибывшим странником. Лёнька не стушевался, а быстро подошёл к Вяземской. Он обхватил её талию руками, хотя, учитывая худобу девушки, там бы хватило и одной лапы Красавцева.

– Сними меня отсюда, – прохныкала Юля, принюхиваясь к запаху парня. Шампунь у него был явно с запахом малины – приятный. Блондин, в свою очередь, последовал указу и бережно опустил пушинку на пол. – Всё, отойди от меня.

– Я говорю, она поехавшая, – подал голос Серёжа, который лежал неподалёку от Ховроши.

– Серый, завались, – практически по слогам проговорила Вяземская, подойдя к Паше, а скорее даже больше к подоконнику. Залезть на него у девушки получилось из рук вон плохо, и ей сразу же подставил своё мужское плечо Кудрявицкий. Сказать, что Лёня остался в стороне, нельзя: он приземлился по соседству с Юлей.

– Плохо чужое место занимать, новенький, – сказал Паша и наклонился вперёд, чтобы увидеть из-за Юли оппонента.

– Тут свободно было, – как ни в чём не бывало произнёс Красавцев и повторил действие Кудрявицкого. Как маленькие дети, честное слово.

– Если ты никого не видишь рядом, это не значит, что его нет. Просто тебе надо смотреть внимательнее, – проскрипел Паша, сжимая кулаки. Лёня же был абсолютно спокоен: ему бояться нечего. Юля лишь лениво переводила взгляд с одного фаворита на другого, искренне смеясь над ними.

– Это значит, что кто-то не умеет действовать и место пустует, – ответил Красавцев, прожигая брюнета взглядом. Вот аж завидую этой Юльке: сидят два красивых парня, один другого краше, ещё что-то спорят из-за тебя. Буквально лежат на блюдце с голубой каемочкой – бери на здоровье. Вяземская, к сожалению, не слышащая мои комментарии, лишь получала эстетическое удовольствие от всего происходящего.

– Лёня, брат, слишком уж много о себе думаешь, – усмехнулся Паша, приобретая свой обыденный вид мажорчика, неспособного ни на что без помощи своего достопочтенного папочки. – Знаешь, кто мой отец? Вот сиди и не высовывайся.

– А ты знаешь, кто мой? Вот и помалкивай, братик, – буквально выплюнул слова Лёня, крепко сжав челюсть и кулаки.

– Начинается жара, – прокомментировал Серёжа, наблюдая за вскипающим от злости и несправедливости Кудрявицким.

– Паш, там курьер приехал, помоги, – сказал появившийся на пороге комнаты взъерошенный Юра. – И Лёня, карточку дай свою.

– Держи, – ответил Красавцев и протянул парню свою зелёную банковскую карту. Обещал проставляться – приходится отвечать.

– Юрка, ты что-то выглядишь сейчас даже хуже, чем обычно, – промычала Юля, оперев голову о холодную оконную раму.

– Да, там Лебедь приехала, я, пока выставить её пытался, устал, как не знаю кто, – стирая со лба капли пота, ответил Романов. – Ничё у меня не получилось, к слову.

– Ничё у тебя нового, как всегда лох, – выдохнула Ховроша, провожая взглядом замолчавшую грозную серую тучу в виде Кудрявицкого.

– Варя, а ты на кухню прогуляться же хотела? – произнёс Лёня, стоило конкуренту скрыться за дверью.

– Я? Нет вроде… – отрицательно замотала головой Варя, удивлённо смотря на пантомиму Красавцева, которой он хотел донести: «Ты, пожалуйста, умоляю, иди туда, за дверь. Здесь я и Юля». Не поймёт такое только Романов, а Ховроша-то у нас сообразительная. – Точно, спасибо, что напомнил! Серёжа, помоги мне бутерброды с колбасой нарезать.

– Что я-то сразу? – спросил парень, но, почувствовав то, как его резко схватили за руку и начали тащить с кровати, он решил выбрать путь наименьшего сопротивления.

– Я с вами! – весело сказала Вяземская и, упорхнув с подоконника, направилась за едой. Лёнька обреченно вздохнул, но Варя показала ему из-за спины пять пальцев. Вероятнее всего, означающих: «Что ты шухеру наводишь? Сейчас всё устрою, отправлю её к тебе. Будет через пять минут, Ромео».

Ответ устроил Красавцева более чем, пять минут наедине с одиночеством – что может быть прекраснее для меня и ужаснее для Лёни? Хочется буквально крикнуть ему: «Ало, Земля вызывает, идеальный момент подсыпать порошок». Я зря, что ли, его из личных запасов выделяла? Ну да, Яга об этом не знает. Ну да, это плохо, так поступать нельзя и бла-бла-бла. Но, в конце концов, нечисть я или кто? Могу же сделать хоть что-то втихую. Могу. Вот и делаю это, на благо народа, между прочим.

Лёня, то ли услышав мои мысли, то ли сам доперев головой, вытащил из кармана джинсов бутылёк. Аккуратно открывая крышечку сосуда, он тихонько переворачивает содержимое в стакан Вяземской и своей рукой, растущей не из того места, высыпает весь порошок. Сорок восемь тысяч врубелей просто в пустоту! Моя полугодовая зарплата!

Осознав свою оплошность, это белобрысое нечто отодвинуло стакан в сторону.

– Так кто твой отец? – раздался голос Вяземской, закрывающей дверь.

– Врач-нейрохирург, – ответил Красавцев, пока Юля улеглась на свой любимый подоконник и положила голову на колени Лёни. – Неожиданно.

– Лови момент, – хмыкнула девушка, удобнее устраиваясь на новой подушке. Красавцев легонько провел Юле рукой по волосам и, получив в ответ только тихий «фырк», а не часовую тираду, продолжил перебирать локоны. Мягкие, шелковистые, намного приятнее, чем у той же Сиши. – Почему ты переехал сюда? Жила бы я в Питере, то никогда бы оттуда не уезжала.

– Отцу друг рассказал, что здесь в больнице нет специалистов, и он решил перевестись сюда, – ответил Лёня, наблюдая, как мирно лежавшая до этого девушка резко открыла глаза, – чтобы людям помогать.

– Провинциальную жизнь увидеть захотелось? – усмехнулась Вяземская ответу блондина. Что удивительно, его слова были сущей правдой. Его папа действительно решил поработать в местной больнице, но только по выходным, чтобы всё успевать в Боткинской. – Здесь нет смысла жить тебе. Столице нас не понять.

– Что за неуважение к малой родине? – поинтересовался Красавцев, глубже зарываясь рукой в каштановых волосах.

– Если хочешь сильно, поживи тут месяц-два, но не дольше. Ты не сможешь просто. У нас здесь люди другие, к ним подход нужен, – говорила, точнее, практически тараторила Вяземская, перебирая в руках шнурки от капюшона своей толстовки. – Иногда кажется, что здесь все чужие среди своих. Но это под каким ракурсом посмотреть. Здесь нам, местным, хорошо, а ты волком одиноким выть будешь. Уезжай.

– А если я нашёл причину остаться? – сказал самую из всех существующих в мире смазливых фраз Лёня и чуть наклонился в сторону лица девушки.

– Это не причина, а предлог, – ответила Вяземская и резко встала, чуть не ударив плечом парню в нос.

– Ну, Юля, – вздохнул Красавцев и уныло последовал за девушкой. Пара (хотя таковыми их, несмотря на количество, язык не поворачивается назвать) ушла в соседнюю гостиную и растворилась в противоположных концах с разными людьми и мыслями.

Кудрявицкий времени не терял: забрал у курьера коробки пиццы и героически донёс их до пятого этажа (не без помощи Юры). Паша быстро прошёл в спальню, но здесь было пусто, лишь один стакан ананасового сока скрашивал картину. Не подумав, Кудрявицкий мигом выпил мою полугодовую зарплату и сел думать на подоконник о вечном. Открою маленький секрет: выпивший влюбляется в того, кого увидит первым.

Ждать долго не пришлось – на пороге материализовалась Катя Лебедева. От благородной птицы в ней только фамилия, а так она была шарик полметра на метр, с круглыми очками и вьющимися волосами, сплетёнными в плотную косу. Ботан-обыкновенный, домашний, который мог забыть на сие мероприятии только тетрадку в рюкзаке Юры или голову от любви к Паше. Потому что несчастный Кудрявицкий – смысл учёбы Кати в Желтогорске, а не в приличной столичной гимназии, куда её так усердно звали.

– Ой, Пашенька, и ты тут, – сказала очевидное Лебедь, покручивая косу у себя в руках.

– Катя! – вспомнил имя одноклассницы Кудрявицкий и, резко взмахнув руками, начал зачитывать строки стиха:

 
«Безумец! Слышу твой голос своевольный
Локонов русых нашедший зарю!
Часто я мыслил в воображенье
О руках, устах – представлял Лебёдушку мою;
И с той первой нашей осени твоё виденье
Тащу в башке своей, ценю я и люблю».
 

– Это мне? Это Лермонтов? – воодушевлённо спросила девушка, приложив руки к груди.

– В душе не чаю, кто это, но в школе на литературе рассказывал, – честно ответил Паша и, спрыгнув со своей сцены, подбежал к Лебедю. Он приблизился к её лицу, их дыхания сплелись воедино и… вы взрослые ребятки, поняли, что Паша и вот это чудо, простите, поцеловались.

– Какого лешего! – воскликнул через пару минут Кудрявицкий, отпрянув от девушки. В себя пришёл наконец-то. Паша начал судорожно вытирать рот рукой и приходить в себя от ужаса, в первую очередь от масштаба проблемы.

– Ты чего, бегемотик? – ласково, с подлинной нежностью и беспокойством спросила Катя, сделав шаг вперёд.

– Не подходи ко мне! – прикрикнул Кудрявицкий, изрядно напугав этим Лебедя. У бедняжки даже слёзы на глазах выступили, а уши покраснели. – Вот же, как же!

И ещё тысяча междометий нецензурного характера была впереди. Конечно же, благодаря этому за спиной Кудрявицкого появился призванный его бранными словами чертильник. Вербин сидел себе на карнизе, никого не трогал и, щёлкая семечки, просто ржал над всем происходящим. Нет, мне тоже было бы смешно, если бы не мои сорок восемь тысяч врубелей!

 
                                    * * *
 

На самом деле моя жизнь не сразу началась с того, что я родилась парадоксальной занудой и скептиком. Детство у меня было, как у всех, – озорное, непослушное, в котором еда казалась в разы вкуснее, а воспоминания ярче. Тогда я считала, что проблем в принципе не существует: живёшь в красивом деревянном тереме, на столах всегда много пирогов, меда да осетрин, в любое удобное время тебя музыканты развлекают с Петрушкой. Боярская жизнь – она издревле отличалась беспечностью, об этом можно было судить хотя бы потому, что отец толком не работал, а только вёл с Василием Ивановичем беседы о делах насущных. Мама от него несильно отличалась любовью к труду. Она посылала крепостных за травушками-муравушками невесть куда, потом сидела вечерами отвары всякие варила. Мы же с Емелей, как говорится, били баклуши: гуляли дни напролёт, даже с крестьянскими детьми играли, в праздники на ярмарку вместе ходили. Всё, как у всех было, обычная размеренная жизнь. Продлилась она только недолго – началось смутное время, голод, болезни. Дом, как таковой, потерял своё значение. По всей идее создания института семьи он должен был противостоять всем невзгодам, происходящим вокруг него, но проблемы, будто бы чёрная оспа, проникли внутрь и заразили всё окружение.

Семья была, но общаться между собой стали реже. От того дома сейчас не осталось ни дощечки, ни любви. Время убило во мне человеческое начало и отобрало надежду на счастливую жизнь рядом с семьёй. Вы всё ещё думаете, что жить пятьсот лет – это хорошо? Тут люди за шестнадцать лет умудряются отношения с родителями испортить, что уж говорить о нескольких столетиях. Вон, Юлька дома появляется, по-моему, только чтобы в чистую одежду переодеться и собаку на прогулку забрать.

Сейчас Вяземская как раз прокрутила ключи в замочной скважине как можно тише, чтобы не привлечь к себе внимание лишний раз. Зайдя на порог белоснежной двухэтажной квартиры, она осознала всю бессмысленность своих действий: в идиллии Максима Алексеевича с, как он выражается, Мусечкой никому и дела не будет до пришедшего в десять утра подростка.

– Милый, я уже разогрела омлет из доставки! Спускайся скорее! – отозвался звонкий голос Анжелики из кухни. Вроде бы её зовут так. Может быть, и Анжела, и Ангелина, и Анджелина. Впрочем, позволю себе использовать все формы этих похожих имён в силу незнания. И, честно, мне кажется, что даже самому Максиму невдомёк её имя, потому что вместо него в адрес мачехи из его уст звучат уменьшительно-ласкательные конфигурации. Нет, я, конечно, ленивая и не фанат готовки от слова совсем, но заказывать омлет на завтрак – это высший пилотаж. Как эта блондинка ещё с микроволновкой справилась – остаётся загадкой.

Юлю куда больше волновал вопрос, как пройти в комнату тихо, не вызвав особых подозрений. План был хороший, но успехом не увенчался благодаря вылетевшему из комнаты псу с радостным лаем.

– Бакс, тише, Бакс! – прошипела в сторону лабрадора Вяземская, но ему было всё равно. Бакс, весело шевеля хвостом в разные стороны, подбежал к хозяйке, радостно запрыгивая передними лапами на Юлю. Максима Алексеевича долго ждать не пришлось: он в одно мгновенье появился на лестничном пролёте. – Миссия провалена.

– Неужто мы соизволили прийти домой? – усмехнулся отец, застёгивая пуговицы на бежевой рубашке. – Заинька моя, пеки каравай, у нас праздник!

– Что случилось, зайчик? В доставке пиццы такой позиции нет, – высунулась из-за широкой арки женщина, удивлённо смотря на происходящее. Назвать её откровенно тупой нельзя было, смотрелась она со стороны достаточно статной, умеющей правильно себя подать и угодить всем выгодным для себя людям, особенно мужу. – Ой, явилась.

– И вам доброе утро, – кивнула Юля, стягивая с ног кроссовки. – Кофе дома нет?

– Конечно есть. И кофе, и яичница, и скатерть-самобранка. Уж, извини, сильно не готовились – без заморской кабачковой икры сегодня, – ответил Максим Алексеевич, спустившись на первый этаж к дочери.

– Ничего страшного, мне и капучино хватит, – отмахнулась Вяземская, вешая пуховик в шкаф.

– У неё ещё наглости хватает хамить, – неодобрительно цокнула Анжелика, на что Бакс громко гавкнул в её сторону и зарычал. – Какая противная псина.

– Псина противная – это ты, а у Бакса аллергия на таких, – огрызнулась Юлиана и, сев на корточки, погладила пса по голове.

– Да как ты смеешь, – ответила блондинка, притопнула ножкой и, задрав голову, ушла на кухню.

– Аня, ты выражения выбирай! – сказал отец, смотря грозным взглядом на Вяземскую.

– Моё имя Юля, меня так назвала мама, и по-другому быть не может, – произнесла девушка и, почесав собаку за ухом, встала на ноги. – А где я была ночью, это не твоё дело.

– Марш на кухню! – рыкнул Вяземский, когда желваки под его кожей заходили, а озлобленный взгляд пал на не менее яростного Бакса. – А ты тут сиди!

– Каждый раз одно и то же, – вздохнула Юлиана и, степенно пройдя в кухню, села на барный стул. – Ладно, сегодня я ночевала у Вари.

– Именно поэтому Паши вчера вечером тоже не было дома? – отозвалась Анжелика, наливая мужу чашку кофе.

– А вы сильно расстроены, что мы отсутствовали вместе с Пашкой? – удивлённо вскинула брови Юля, следя взглядом за движениями мачехи. – Вы же только и ждёте объединение капиталов с Кудрявицкими.

– Ты тему не переводи, – протараторила Анжелика и, заметив заинтересованный взгляд Вяземской, продолжила: – А ты завтрак сегодня не заслужила, я на тебя не заказывала.

– Не сильно и хотелось, – усмехнулась Вяземская и налила воды в пустой стакан, одиноко стоящий рядом. Максим Алексеевич чуть не отрезал часть тарелки вместе с завтраком и кинул многозначительный взгляд на дочь. – У нас появился новый одноклассник, поэтому он решил нас сводить в ресторан на Карла Маркса. И из-за этого Паши тоже не было дома.

– Как зовут одноклассника? – кивнул отец, отпивая кофе из кружки. – Остыл уже.

– Одноклассник? Ты серьёзно? – возмущённо произнесла Анжелика, нервно перемешивая смузи из сельдерея. – У тебя дочь ходит непонятно где и с кем, ещё и Пашеньку тащит за собой, а тебя интересует это? Она прогуливает, не ходит на тренировки.

– У «она» есть имя, – произнесла Юлиана, проводя пальцем по горлышку стакана. – Одноклассник Лёня, приехал из Питера, теперь за одной партой сидим.

– Эй, меня кто-нибудь слышит? – произнесла блондинка, помахав руками перед Вяземскими. – Мне звонила Александра Вячеславовна и жаловалась на то, что твоя дочь отлынивает на тренировках – никакого прогресса.

– Это правда? – удивлённо вскинул брови отец и, получив в ответ утвердительный кивок, громко кинул вилку с ножом на стол.

– Ну не получается у меня, что я поделаю, – проговорила себе под нос Вяземская, рассматривая лак на ногтях.

– Твои выходки у меня – вот здесь уже, – прикрикнул Максим Алексеевич, показав рукой на шею. – На уме у нас только одно – гулянки и никакой учёбы. Когда ты последний раз была на олимпиаде по математике? Когда на областных соревнованиях по спорту?

– Если ты чего-то не знаешь, это не значит, что этого нет, – прошипела Юля, пока отец удивлённо вскинул брови. – Ну, по крайней мере, я над этим работаю.

– Работает она, – посмеялась Анжелика, отпив своей зелёной гадости. – Ты только сидишь на шее.

– Сказала женщина, не заработавшая в своей жизни ни копейки, – передразнила мачеху Вяземская, на что она немедленно поперхнулась. – Это карма к тебе пришла.

– Юля! – стукнул кулаком по обеденному столу отец и встал со стула. – Ты наказана, никаких гулянок месяц, только учёба.

– Хорошо, – спокойно кивнула Юлиана и немедленно сбежала из кухни.

– Что это сейчас было? – удивлённо спросил Максим Алексеевич, смотря на жену.

– Милый, не обращай внимание, это дети. Может, тебе пустырник налить, а то ты переволновался из-за девочки, – ласково произнесла женщина, поглаживая Вяземского по мускулистым плечам.

– Давай, – согласно ответил мужчина и, устало вздохнув, поцеловал кисть Анжелики.

– Бакс, мы идём гулять! – прозвучал задорный голос Юли из прихожей.

– Ты меня вообще не слышишь? – крикнул отец, изрядно напугав бедную белобрысую особу.

– С вашим отношением к Баксу – у него уши завянут! О собаке нужно заботиться, – отозвалась Вяземская, а пёс весело гавкнул для придания пафоса. Щелчок входной двери – и головная боль Максима Алексеевича убегает на очередные поиски приключений.

– Это никогда не закончится, – вздохнул мужчина, жалобно склонив голову к Анжелике на плечо. Нечего ребёнка было заводить, раз лень воспитывать.