Текст книги "Горький вкус времени"

Жан-Марк снова взял Жюльетту за руку, когда толпа радостно взревела при виде подъезжающей к эшафоту тележки с королевой.

Мария-Антуанетта была одета в белое платье из пике, белую шляпку, черные чулки и красные прюнелевые туфли на высоком каблуке. Эта нарядная одежда представляла разительный контраст с ее стриженой головой, запавшими щеками и испуганными глазами.

Жюльетта попыталась проглотить душивший ее комок в горле. Она не должна упасть в обморок.

Королева должна увидеть ее.

Надо бороться с дурнотой, бороться с отчаянием. Скоро ей станет лучше. Она ведь пообещала Жан-Марку, что не лишится чувств.

Королева поднялась по ступенькам. Дойдя до эшафота, она споткнулась и наступила на ногу палачу Сансону.

– Извините, месье, – запинаясь, произнесла она. – Я нечаянно.

Жюльетта едва могла видеть сквозь пелену слез. Толпа ревела от восторга, и королева в отчаянии оглядела ее в надежде на помощь, которая не придет.

Она должна увидеть Жюльетту.

Девушка развязала ленты шляпки под подбородком и сорвала ее с головы, одновременно шагнув в сторону эшафота.

Наконец затравленный взгляд Марии-Антуанетты упал на Жюльетту. На мгновение ее искаженное ужасом лицо едва заметно осветилось.

А потом палач подтолкнул ее к гильотине.

Спустя минуту Сансон торжествующе поднял голову королевы под одобрительные крики толпы.

Но Жюльетта этого уже не увидела. Жан-Марк, расталкивая толпу, силой тащил Жюльетту через площадь к боковой улочке, где их ждал экипаж.

– Я потеряла шляпку, – безжизненным голосом сказала Жюльетта. – Наверное, уронила на землю рядом с эшафотом.

– Да. – Они вырвались из толпы, Жан-Марк обхватил ее за талию и поспешно бросился к экипажу.

– Она увидела меня. Ты видел ее лицо? Всего на минутку, но она увидела меня.

– Да, она знала, что ты там. – Жан-Марк открыл дверцу и подсадил Жюльетту в экипаж. – Домой, – бросил он кучеру и сел рядом с девушкой.

Он притянул Жюльетту в свои объятия и, когда экипаж покатил по булыжным мостовым прочь от площади Революции, стал баюкать ее. Сердце Жан-Марка разрывалось от жалости к девушке.

– Я не потеряла сознания. Я же пообещала тебе, что не…

И Жюльетта упала на его руки в глубоком обмороке.

* * *

Проснувшись, Жюльетта обнаружила, что лежит в постели Жан-Марка. Она была раздета, если не считать белого атласного капота. Жан-Марк лежал рядом с ней обнаженный, держа ее в объятиях с той же силой и нежностью, с какой обнимал в экипаже. Бархатные шторы на окнах были задернуты, а в подсвечнике на другом конце комнаты горели длинные белые свечи.

– Мне очень жаль, – прошептала Жюльетта. – Я не сдержала слова. Я не хотела причинять тебе столько хлопот.

– Лежи спокойно. – Слова Жан-Марка прозвучали грубо, но ласковый поцелуй в висок выдавал, что грубость эта – напускная.

– Это когда-нибудь кончится? – горько спросила Жюльетта. – Столько крови… – Она с минуту помолчала. – Они радовались, глядя, как ее казнят. Ты слышал, как они орали?

Жан-Марк не ответил.

– С чего им так веселиться? Неужели они не поняли? Она не была блистательной женщиной, как мадам де Сталь, она была совсем обыкновенной. Она совершала ошибки, но никогда не была по-настоящему жестокой.

Жан-Марк протянул руку и взял с прикроватного столика бокал.

– Фруктовый сок. Ты целый день ничего не ела. Выпей.

Жюльетта послушно проглотила терпкий напиток, и Жан-Марк поставил бокал назад. Затем притянул девушку ближе, прижав ее щеку к впадинке между обнаженным плечом и шеей.

– Я так устала, Жан-Марк.

– Я знаю. – Он запустил пальцы в кудри Жюльетты. – Отдыхай.

– Я хочу увидеть Катрин. Я бы хотела поехать в Вазаро и повидать ее. Как ты думаешь, можно мне это сделать?

– Да, я все устрою утром.

– Катрин… Франсуа любит ее.

– Правда?

– Да, любит, Жан-Марк. Каждый раз, когда он упоминал ее имя, я видела… Я знала, что тут что-то не так. Пришлось вытянуть из него признание.

– Удивляюсь, что тебе это удалось.

– Я просто все время приставала к нему.

– А вот теперь это меня не удивляет.

– Дофин. Я должна помочь Людовику-Карлу. Я обещала ей…

– У тебя есть время. Сначала поезжай в Вазаро и отдохни.

– Мне так хочется спать… Как странно! Я ведь только что проснулась. – Жюльетта усилием воли подняла веки. – Сок. Ты туда что-то подлил?

– Да.

– Как Франсуа в Вазаро.

– Ровно столько, чтобы ты хорошо выспалась.

– Без сновидений?

Жан-Марк поцеловал ее в лоб.

– Без сновидений.

* * *

Час спустя Жан-Марк вошел в гостиную.

– Извините, что заставил вас ждать. Но я очень благодарен вам, что вы пришли.

Франсуа не встал со стула и не поднял глаз от своего бокала с вином.

– Я не скучал. Робер все время снабжал меня запасами из вашего великолепного подвала.

– Жюльетта настояла, и мы были на площади Революции. Вы ведь не пошли туда?

Франсуа сделал еще глоток.

– Мое дело – вытаскивать их из тюрьмы, а не смотреть, как они умирают, когда у меня ничего не получается. Я решил вместо этого напиться. К несчастью, у меня на редкость крепкая голова. Однако в конце концов со мной это произойдет.

– Какого дьявола у вас ничего не вышло? У вас были деньги, время…

– И Месье, который работал против меня.

– Месье?

– Добрый граф Прованский, брат короля. Это он организовал группу два года назад. Все шло хорошо до тех пор, пока мы освобождали дворян. Что такое король без двора? – Франсуа поднес бокал к губам. – И только когда настало время срочно освобождать королевскую семью, он обнаружил, что у него нет средств. Похоже, добрый Месье возжелал стать королем Франции… У него явно есть соглядатаи и в нашей группе, и в Конвенте. Каждый раз он срывал наши попытки. О, не в открытую, конечно. Он не раскрыл моего имени и не принес в жертву ни одного из нас.

– И вы не знаете, кто шпион в вашей группе?

– У меня есть прекрасная идея на этот счет. И я составил план, чтобы убедиться в этом.

– Граф хочет, чтобы мальчик тоже умер?

– Конечно, тот ему мешает. Людовик-Карл теперь король Франции. Но я обязательно вытащу его из Тампля. Я вытащу его. Но сделать это я должен один.

Жан-Марк улыбнулся.

– Неужели вы думаете, что Жюльетта позволит вам попытаться спасти его без ее помощи? А это ставит меня в такое положение, что я неизбежно должен буду либо остановить ее, либо позаботиться о том, чтобы вы достигли вашей общей цели как можно скорее.

Франсуа медленно поднял голову.

– И что же вы выбираете?

– Я не собираюсь еще раз стоять и смотреть, как она страдает. Завтра я отправляю Жюльетту в Вазаро. Есть у нас возможность вызволить мальчика до ее возвращения?

– Сразу ничего не делается. Конвент считает, что смерть королевы заставит роялистов зашевелиться и сделать более энергичную попытку спасти ребенка. Поэтому они усилили охрану в Тампле.

– Как долго нам придется ждать?

– Возможно, месяц-другой. – Франсуа встал и покачнулся. – Я чувствую… Похоже, мне в конце концов все же удалось напиться.

Жан-Марк обхватил Франсуа за плечи.

– Проклятие, сегодня я, по-моему, только тем и занимаюсь, что служу подпоркой. – Он вздохнул, смиряясь со своей участью. – Лучше вам переночевать здесь. Я отведу вас наверх и уложу в кровать.

– Как вы добры! – Тон Франсуа был безупречно вежливым, несмотря на то, что у него подкашивались ноги. – Даже слишком добры.

– Согласен, – сухо отозвался Жан-Марк. – А мне вот кажется, что я жил гораздо лучше, когда не был столь добрым.

– Она увидит Катрин… Катрин…

* * *

Когда Жюльетта приехала в Вазаро, герань была в полном цвету, обагряя поля пламенем и наполняя пьянящим ароматом.

Катрин ждала на ступеньках парадного крыльца и бросилась к Жюльетте, как только та вышла из экипажа. Потом отстранила подругу на расстояние вытянутой руки и вгляделась в ее лицо. В тот день, когда Жюльетта выехала из Парижа, Жан-Марк послал в Вазаро письмо с нарочным, предупредив Катрин о состоянии ее любимой подруги. И действительно, Жюльетта выглядела совершенно изможденной, лишенной присущей ей энергии и живости. Но было и еще кое-что. И более существенное. Когда Жюльетта покидала Вазаро, в ней еще жил тот нетерпеливый порывистый ребенок, с которым Катрин росла в аббатстве. Теперь же в подруге, которую она обнимала, Катрин лишь улавливала еле ощутимый намек на того ребенка. Ее охватило мгновенное острое сожаление. Они обе менялись, но не вместе, как она когда-то надеялась.

– Это ужасно – то, что они сделали с ее величеством.

– Ужасные события происходят повсюду. – Жюльетта обняла Катрин за талию. – Но здесь, может быть, и нет. Мне надо почувствовать, что в мире еще есть такие места, как это.

Катрин улыбнулась и сняла с Жюльетты шляпу, любовно взъерошив темные кудри подруги.

– Ты должна переодеться и прямо сейчас пойти со мной в поле. И в следующие два дня ты будешь заниматься только тем, что работать с Мишелем и со мной.

Жюльетта лукаво посмотрела на подругу.

– Я должна отрабатывать свое содержание?

Катрин кивнула.

– Конечно, в Вазаро ведь все работают. – Она безмятежно улыбнулась. – Ты должна пособирать цветы, Жюльетта.

22

– Ты не только ничего не добился, но и превратился в чудовище, – холодно объявила Анна Дюпре. – Как ты можешь рассчитывать, что господа в Конвенте примут тебя?

– Я ничего не мог поделать, – заскулил Дюпре. – Мне пришлось спрятаться от полиции, я чуть не умер. К тому времени, когда я уже был в достаточной безопасности, чтобы пойти к хирургу, кости срослись не правильно.

– Лучше бы ты умер, чем являться ко мне в таком виде. Какая мне от тебя польза? Ты что, рассчитываешь, что я стану помогать тебе, когда это твой долг – заботиться обо мне?

– Нет, – поспешно сказал Дюпре. – Все будет так, как вы пожелаете. Я еще сумею достать для вас Танцующий ветер. Я знаю, у кого он.

– У Жан-Марка Андреаса, – ядовито произнесла Анна Дюпре. – И как же ты намереваешься отобрать его? Пока ты отсутствовал, ревностная жирондистка Корде убила Марата, и теперь у тебя нет ни покровителя, ни власти. Или ты собираешься выпрашивать место у Дантона или Робеспьера?

– Я ходил к Дантону домой, и он отказал мне, – признался Дюпре. – Заявил, что убийцы ему ни к чему.

– Однако до твоего отъезда в Испанию он пользовался твоими услугами. Я же сказала, никто не сможет выносить твоего отвратительного вида с переломанными костями.

– Но надежда еще есть. Бежав из Испании, я для начала поехал в Марсель и узнал важное. – Дюпре говорил кратко, поспешно, путаясь, заглатывая слоги, в попытке убедить мать. – У Андреаса есть кузина Катрин Вазаро, к которой он очень привязан. Возможно, это даже девушка с миниатюры на медальоне. Между Андреасом и Жюльеттой де Клеман должна быть какая-то связь.

– Ты говорил, что девушка с миниатюры – принцесса. Дюпре уже совершенно позабыл о том, что солгал матери.

– Я думаю, она принцесса, но возможно…

– Ты мне солгал.

– Нет! – в отчаянии воскликнул Дюпре. – Я думал, она принцесса. Я только сказал…

– Неважно. – Глаза матери превратились в две узкие щелки при взгляде на сына. – Как ты думаешь воспользоваться этой девчонкой Вазаро?

– Пошлю ей письмо о том, что держу в плену Жан-Марка Андреаса и что она должна явиться лично, чтобы выкупить его.

– Что, если она не отреагирует на письмо?

– Отреагирует. – Дюпре старался, чтобы его слова звучали убедительно. – Она приедет. И когда она будет у меня…

– Ты воспользуешься ею, чтобы заставить Андреаса отдать тебе Танцующий ветер. Дюпре быстро кивнул.

– Мне это не нравится, – нахмурилась Анна Дюпре. – Этот план основан на чувствах.

Она высказала собственные страхи Дюпре, но ему необходимо было убедить мать, что он еще на что-то способен.

– Она всего лишь глупая девчонка. А чувствительность – обычное явление для женщин в… – Дюпре замолчал, увидев, что мать снова обратила на него взгляд своих холодных серых глаз. – Вы – нет. Но некоторые женщины ведь не понимают, как глупо поддаваться чувствам.

– А Андреас? Судя по тому, что ты мне сообщил, я бы не сказала, что он чувствительный человек.

– Я же говорю: он к ней привязан.

– Ты совершенно лишен хитрости. – Анна Дюпре поднялась, шурша бледно-лиловыми юбками из тафты. – Я думала, что лучше обучила тебя. Забудь об этом плане, отправляйся в Париж и установи слежку за Андреасом. У всех людей есть секреты – и, может быть, мы сможем узнать об этом человеке нечто, что может оказаться полезным для нас. Это вернее, чем доверяться чувствам. Отправляйся немедленно.

– Я думал побыть у вас несколько дней и отдохнуть, – заикаясь, произнес Дюпре. – Я плохо себя чувствую. Во мне все еще сидит пуля, и по ночам у меня бывает жар. – Это было правдой, но не причиной, по которой он хотел остаться здесь. Просто он слишком долго не видел мать.

– Ты хочешь отдохнуть? Конечно. – Мать улыбнулась сыну. – Однако ты не можешь рассчитывать на то, чтобы спать в какой-нибудь моей красивой чистой кровати. Ты очень плохо себя вел. Ты подвел меня, Рауль. Ты не привез мне Танцующий ветер и солгал насчет принцессы. А где место плохим маленьким мальчикам – ты знаешь.

– Нет! – Дюпре вскочил так быстро, как только мог. – Я немедленно уезжаю в Париж. Вы правы. Я должен следить за Андреасом.

– Сомневаюсь, чтобы тебе пришлось беспокоиться о том, что кто-то тебя узнает. – Анна Дюпре презрительно поморщилась. – Тем не менее будь осторожен. Это твой последний шанс, Рауль. В следующий раз я не буду столь снисходительной.

Дюпре схватил со стола шляпу.

– Я не подведу вас. – Он заковылял к двери, волоча за собой левую ногу. – Я добуду его. Я дам вам Танцующий ветер.

Анна Дюпре подошла к зеркалу и погладила мушку в виде сердечка в углу рта.

– Вот и умник, – рассеянно произнесла она. – Да, и возьми в моей комнате из шкатулки с драгоценностями медальон. Тебе он может пригодиться, если решишь каким-то образом использовать эту девчонку Вазаро.

– Вы не станете возражать?

– Медальон теперь не имеет для меня цены. – Анна Дюпре наклонила голову и пристально посмотрела на сына. – Потому что он меня недостоин, не так ли?

«Она не собирается прощать меня, – в панике подумал Дюпре. – Она может и вообще никогда не простить меня, если я не привезу ей статуэтку. Танцующий ветер обладал властью дать моей матери то, к чему она всегда стремилась. Я сделаю ее королевой более великой, чем эта стерва Мария-Антуанетта, которую обезглавили на прошлой неделе».

– Нет, он вас не стоит, – пробормотал Дюпре, открывая дверь. – Простите, матушка. Пожалуйста… Я привезу вам Танцующий ветер. Я привезу его…

Он заковылял прочь из комнаты, остановившись лишь на минуту за дверью, чтобы справиться с приступом тошноты. Близко. Это было так близко. Что, если она уже отказалась от него? Без его долга по отношению к матери он был ничто.

Внезапно его обдало холодом при одной мысли: если он даст матери Танцующий ветер, он будет ей больше не нужен. Нет, он не должен допустить, чтобы такое случилось.

Душу Дюпре пожирал голод. Мать снова выгнала его. А голод надо утолить. Камилла. Он пойдет к Камилле, и та утолит его голод.

* * *

– Глаза, мне трудно схватить их выражение и цвет. – Жюльетта положила на кисть еще немного голубой краски. – У него такие выразительные глаза, правда? В них такое неуемное любопытство…

Катрин взглянула через плечо подруги на портрет Мишеля, стоявшего в цветочном поле.

– Но, по-моему, ты уловила их выражение. – Она уселась на траву и обхватила руками колени, задумчиво глядя на сборщиков, работавших у подножия холма. – Ты сильно продвинулась с картиной.

– Вот это просто удивительно. Никак не могу уговорить этого маленького цыгана позировать мне больше пяти минут подряд. – Жюльетта вскинула голову. – Это одна из лучших вещей, какие я когда-либо писала. Она достойна того, чтобы выставить ее в галерее. – Ее губы скривились. – Впрочем, этой радости я никогда не узнаю.

– Почему?

– Даже в этой прекрасной новой республике усилия женщин-художниц не считаются достойными того, чтобы их демонстрировать публике.

Катрин покачала головой:

– Но портрет великолепен.

– Это не имеет значения. Я могла бы обладать талантом Фрагонара или Жака Луи Давида, и все же мне не позволили бы повесить свои картины даже рядом с самой любительской мужской мазней. Это несправедливо, но такова жизнь. – Жюльетта пожала плечами. – Ну и ладно, я-то знаю, что портрет хорош.

– Ты уже почти закончила?

– Еще несколько мазков и подпись. – Жюльетта вытерла пот со лба рукавом. – Я заметила, что Мишель много времени проводит с Филиппом.

Катрин кивнула, сорвала травинку и стала жевать ее.

– С тех пор как Филипп вернулся из Парижа, он очень старается подружиться с Мишелем.

– Ты его простила?

– За то, что он Филипп? – Катрин пожала плечами. – Это не я должна его прощать, а Мишель. А Мишель не видит его вины.

– Но ты же не думаешь о нем, как прежде?

– Нет, но мы оба любим Вазаро.

– Мне это не нравится, – отрезала Жюльетта. – Если будешь продолжать в том же духе, ты кончишь тем, что выскочишь замуж за этого павлина.

Катрин смотрела в землю.

– Это… возможно. – И прибавила:

– Не скоро. Но когда-нибудь мне понадобится иметь дочь для Вазаро.

Жюльетта покачала головой:

– Ты заслуживаешь большего.

– Филипп – жизнерадостный спутник, он много работает…

– И к тому же уж точно доказал, что способен произвести на свет большое потомство. Катрин подавила улыбку.

– Только ты можешь говорить такие ужасные вещи. – Ее улыбка исчезла. – Мне нужен кто-то еще, помимо Мишеля. Мне… одиноко, Жюльетта.

Жюльетта с минуту молчала, потом бросила взгляд поверх мольберта на Катрин.

– Тогда пошли за Франсуа. Катрин застыла.

– Франсуа. Почему ты не хочешь поговорить о Франсуа, Катрин? Я же объяснила тебе, что вынудило его принять решение тогда в аббатстве, и, по-моему, ты поняла.

– Я не хочу говорить о Франсуа. Я знаю, что ты им очень восхищаешься, но…

– Ты отказываешься простить его, хотя, по-видимому, простила Филиппа. Даже после того, как я рассказала тебе, почему он не мог помочь тебе в аббатстве, ты все равно не хочешь о нем говорить. – Жюльетта посмотрела на картину. – Я думала об этом и, по-моему, знаю, почему ты так нетерпима к нему.

– Жюльетта, я не хочу…

– Потому что ты любишь его. Ты не любишь Филиппа, поэтому легко прощаешь его недостатки. – Она покачала головой. – Матерь Божия, в аббатстве Франсуа тебя даже не знал! Как он мог предать?

Катрин встала и судорожно стряхнула с платья траву.

– Ты ведь ничего не знаешь о том, что я чувствую.

– Кому же еще знать тебя, как не мне? Я не понимаю, почему… – Жюльетта нахмурилась, задумчиво глядя на подругу. – Или, может быть, дело здесь вовсе не в прощении? Он что, отказался остаться с тобой здесь, в Вазаро? Ты не смогла удержать его в своем райском саду?

– Он хотел остаться! Он сам так сказал. Я… – Катрин оборвала себя и с вызовом посмотрела на Жюльетту. – И он сказал, что в моем желании остаться в Вазаро нет ничего плохого.

– Но ты же знала, что не права, верно? – Жюльетта положила кисть. – Боже милостивый, мы все так радовались, что ты нашла покой и умиротворение здесь, в Вазаро, что боялись копнуть поглубже.

– Я люблю Вазаро.

– А кто его не полюбит? Но Франсуа все-таки уехал, правда? И ты знаешь, что и сейчас он тоже оставил бы тебя.

– Да! – взорвалась выведенная из себя Катрин. – Он здесь не останется. Он снова уедет в это жуткое место, а мне придется… – Ее глаза широко раскрылись: Катрин сообразила, какие слова только что произнесла. – Матерь Божья…

– И ты знаешь, что признаться в любви к Франсуа – значит, заставить себя уехать из Вазаро. Скажи мне, ты что-нибудь писала в дневнике, который я тебе дала?

– Я заполняю его каждый день.

– Но первая страница так и осталась пустой.

Катрин смотрела на Жюльетту блестящими от слез глазами.

– Господи, какая же ты жестокая! Зачем ты это делаешь?

– Затем, что люблю тебя, – устало произнесла Жюльетта. – И Франсуа любит тебя. Он как-то не выдержал и признался мне в Париже. Ты хоть знаешь, какая ты счастливица? Я могу прожить всю свою жизнь без любви, а у тебя она есть, но ты не хочешь протянуть руку и взять ее.

Катрин с минуту молчала.

– Жан-Марк?

– Конечно, Жан-Марк. Что тебя так удивляет? И всегда был Жан-Марк. – Жюльетта встала. – Катрин, признайся самой себе. Ты не едешь к Франсуа, потому что это означало бы покинуть твой сад. Здесь ты научилась жить без страха, но ты боишься того мира, в котором живет он. – Жюльетта схватила Катрин за плечи. – И клянусь всеми святыми, тебе есть чего опасаться! Франсуа постоянно грозит опасность в Тампле. Если он как-нибудь сам не выдаст себя, так Дантон может в любой момент решить передать его Комитету общественной безопасности. Франсуа говорит, что шпионы есть даже в нашей собственной группе. Куда бы он ни повернулся, всюду маячит гильотина.

– Нет! – По щекам Катрин катились слезы. – Почему вы позволяете ему делать это?

– Потому что мы, все остальные, не живем в уединенном саду. Мы все вынуждены постоянно рисковать.

Катрин вырвалась из рук Жюльетты и молча смотрела на подругу. Ее губы пытались что-то выговорить, но слова отказывались срываться с уст. Затем она повернулась и побежала к усадьбе.

«Пресвятая Дева, неужели это правда? – спрашивала себя Катрин. – Неужели я боюсь оставить безопасное существование в Вазаро даже ради Франсуа? Я-то думала, что стала сильной и независимой. Как же я ошибалась, как обманывалась в себе!»

Катрин распахнула парадную дверь, взбежала по лестнице в свою комнату и заперлась. Она прислонилась к стене, задыхаясь, сердце ее бешено колотилось. Здесь она была в безопасности от слов Жюльетты, от самой Жюльетты.

Господи, она же любит Жюльетту и все же отгораживается и от нее, потому что та стала угрозой безмятежности, обретенной ею в Вазаро.

Катрин бросилась на кровать и невидящим взглядом уставилась в окно напротив. Она так и лежала, пока день не сменился вечером, пока не стемнело и не пришла ночь. Однажды она услышала, как повернулась ручка двери; в другой раз в нее постучал Филипп и тихонько позвал ее. Катрин не отозвалась, и он ушел.

Уже поднялась луна и залила комнату серебряным светом, когда Катрин поднялась с кровати и медленно подошла к столу. Ее руки дрожали, пока она зажигала свечи в подсвечнике. Катрин вынула из ящика дневник. И долго сидела, глядя на его гладкую обложку.

А потом медленно открыла дневник на первой странице.

В глаза Катрин бросилась дата: 2 сентября 1792 года.

Боже милостивый, она не может…

Катрин глубоко вздохнула и протянула руку к белой перьевой ручке. Поспешно обмакнув ее в чернильницу, она принялась писать.

Колокол звонил…

* * *

– Катрин! – Жюльетта снова постучала в дверь. – Если ты не отзовешься, я буду продолжать стоять здесь, пока ты не ответишь. Уже почти полночь, и не вижу…

– Входи, – позвала Катрин. – Я отперла дверь.

Жюльетта вошла в комнату босиком, в развевающейся белой хлопчатобумажной ночной рубашке.

– Я чувствую себя очень глупо. Я пробовала открыть дверь раньше, но она была заперта, и я… – Ее взгляд упал на лежащий на письменном столе дневник, и она немедленно подняла глаза к усталому лицу подруги. – Ты сделала это?

Катрин кивнула:

– Хотя и не испытывала к тебе нежных чувств, пока писала.

– Знаю. Я чувствовала то же самое по отношению к Жан-Марку. Но теперь тебе лучше?

– Теперь лучше. Нельзя сказать, что с кошмаром покончено, но все же это помогло. Я была ужасной трусихой, правда?

– О нет. – Жюльетта опустилась на колени перед стулом Катрин и любовно обвила подругу за талию. – Нам всем нужен сад, куда можно уйти, когда боль становится слишком сильной. Посмотри на меня, я же сбежала к тебе и Вазаро.

– Но ты скоро вернешься?

– Через несколько дней. Я должна быть в Париже. Теперь у меня нет причин оставаться здесь. Твой Вазаро исцелил меня.

– Вазаро… – Катрин покачала головой. – Нет, мы сами себя исцеляем. В Вазаро нет настоящего волшебства.

– Неужели? – улыбнулась Жюльетта. – Не старайся так легко отказываться от того, во что верила.

Ладонь Катрин ласково тронула кудри Жюльетты.

– Год назад ты смеялась над волшебством.

– Возможно, я узнала, как мудро быть глупой. – Жюльетта уселась на пятки. – А ты – как глупо быть мудрой. – Она широко улыбнулась, и ее карие глаза блеснули в свете свечи. – Правда, это звучит безобразно глубокомысленно. А теперь мы должны найти способ объединить и то и другое в некой гармонии.

У Катрин неожиданно поднялось настроение.

– Оставайся сегодня на ночь в моей комнате, – порывисто сказала она. – Помнишь, как иногда в аббатстве я проскальзывала в твою келью и мы болтали и смеялись почти до утренних молитв?

Жюльетта вскочила на ноги и подбежала к кровати.

– Надевай ночную рубашку. – Она откинула покрывало и нырнула под одеяло.

Катрин засмеялась и направилась к комоду за ночной рубашкой. Она вдруг почувствовала себя юной и беззаботной, полной радости просто от того, что живет на свете.

Жюльетта болтала о портрете Мишеля, затем перескочила на более чем сомнительную оценку характера Филиппа, а потом перешла на искусство изготовления вееров.

Катрин скользнула в постель рядом с Жюльеттой и уже нагнулась, чтобы задуть свечи. Жюльетта замолчала.

Катрин обернулась к подруге.

– Жюльетта!

– Все не так, как прежде. Мы не можем вернуть этого прошлого, правда?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Прежние времена… Я думала, мы можем уйти туда, хотя бы ненадолго… Но мы теперь уже совсем не те. Мы не можем болтать и хихикать до рассвета. Не можем стать детьми.

– Нет. – Катрин поразмыслила. – Но, наверное, это и к лучшему. – Она протянула руку и взяла пальцы Жюльетты в свои. – Я думаю, наша дружба теперь крепче. Сегодня днем ты призналась, что любишь меня. А тогда ты этого сказать не могла.

Пальцы Жюльетты переплелись с пальцами Катрин.

– Я тебя действительно люблю. И если бы не это, то я бы оставила тебя жить в тишине и покое в твоем саду, где мне не надо было бы о тебе беспокоиться. – Она сделала попытку рассмеяться. – Ты же знаешь, какая я эгоистка. На следующей неделе я, наверное, скажу тебе, чтобы ты забыла все, что я сказала, и… Нет, это не правда. Я хочу, чтобы твоя жизнь была полной и богатой. Я не позволю, чтобы ты этого лишилась.

Между ними наступило молчание.

– Я тоже хочу, чтобы твоя жизнь была полной и богатой, Жюльетта. – Катрин нерешительно помолчала, а потом робко спросила:

– Почему именно Жан-Марк? Ты же знаешь, он…

– Знаю. Но это ничего не меняет.

Так они и лежали, дружески сплетя пальцы и глядя на обрамленные серебром тени комнаты.

Спустя долгое время Катрин спокойно произнесла:

– Когда ты соберешься в Париж, я поеду с тобой.

* * *

Филипп помог Жюльетте сесть в экипаж, а потом помедлил, глядя на Катрин.

– Я этого не одобряю. Ваше место здесь.

– Мое место там, где я сама решу. – Катрин улыбнулась и протянула руку. – Позаботьтесь о моем Вазаро, Филипп. И не оставьте вниманием Мишеля. Смотрите, чтобы он каждый день делал уроки.

– Хорошо. – И, поднося ее руку к губам, Филипп серьезно прибавил:

– Я стараюсь, Катрин.

– Я знаю. – Катрин позволила ему подсадить себя в экипаж и расположилась рядом с Жюльеттой.

Филипп отступил, дал знак Леону, и экипаж рывком тронулся с места.

Он загрохотал по подъездной аллее мимо лимонных деревьев по направлению к дороге. Филипп стоял, глядя им вслед, и, когда они повернули на Канны, поднял руку, прощаясь. Луч раннего утреннего солнца осветил его волосы, позолотив их.

– О чем ты думаешь? – с любопытством спросила Жюльетта, глядя в лицо подруги.

– О том, какой он красивый. – Голос Катрин звучал отстраненно. – Если бы не аббатство, я, наверное, вышла бы за него замуж и была бы счастлива. И мне никогда не пришло бы в голову желать чего-то большего, чем то, что я видела в нем, потому что во мне самой было не больше глубины.

– Ты более основательный человек, чем считалось!

– Я была нестерпимо чопорной.

– Просто чопорной. – Глаза Жюльетты озорно блеснули. – Я же тебя терпела, правда?

– Мы обе терпели друг друга. – Катрин рассмеялась. – Боже праведный, и как я только позволяла тебе заставлять меня бегать за тобой в тот склеп!.. – Смех оборвался, но Катрин удалось обуздать ужас. Она решительно улыбнулась, изгоняя воспоминания и оставляя лишь те, которыми можно было дорожить. – Временами ты вела себя по отношению ко мне возмутительно.

Жюльетта, заметив ее усилия, протянула руку, сжав пальцы Катрин с осторожной небрежностью.

– Зато это было хорошо для твоего характера. Теперь Франсуа по сравнению со мной покажется тебе святым.

Франсуа. Катрин откинулась в экипаже, испытывая смешанное чувство возбуждения и страха. Откуда ей знать, нужна ли она еще Франсуа? Жюльетта сказала, что нужна, но она могла ошибаться. Шесть месяцев – большой срок. Возможно, у него уже есть другая.

Что ж, если уже слишком поздно, у нее хватит сил принять эту новость с достоинством.

Она не могла больше жить в райском саду.

– Мадемуазель Катрин, как приятно видеть вас в добром здравии! – Робер тепло улыбнулся, придерживая входную дверь. Его взгляд устремился через плечо Катрин на улицу, где Жюльетта присматривала за разгрузкой своих красок и холстов. Неожиданно она обернулась и взбежала по ступенькам.

– Здравствуйте, мадемуазель! – Робер так и засиял улыбкой при виде девушки. – Месье Андреас будет очень рад вашему возвращению. С тех пор как вы уехали, дом кажется совсем пустым.

Жюльетта усмехнулась.

– Я уверена в одном: в нем было гораздо тише. – Она развязала ленты шляпки. – Но почему вы открываете дверь? Где слуги?

– Никого больше нет, кроме Мари и меня. Месье Андреас уволил их всех через несколько дней после вашего отъезда из Парижа.

– Как странно! – Жюльетта нахмурилась. – Я поговорю с ним об этом. Где он?

– Он еще не вставал.

– Боже правый, да ведь уже почти полдень! Он ведь всегда встает рано. – Глаза Жюльетты тревожно заметались. – Он болен? – И она бегом бросилась к лестнице. – Я должна посмотреть, Катрин. Проследи, чтобы при разгрузке не повредили портрет Мишеля.

Минуту спустя Жюльетта ворвалась в комнату Жан-Марка.

– Что случилось? Ты болен? Я же знала, мне ни за что не следовало уезжать. – Она поспешила к окну и отдернула шторы, впуская свет. – Смотри, что вышло. В доме нет слуг, ты заболел и…

– Жюльетта. – Голос Жан-Марка звучал хрипло со сна и от удивления. – Какого черта ты здесь делаешь?

– Мне пора было возвращаться. – Жюльетта подбежала к кровати и бросилась в объятия Жан-Марка. Прежде чем он успел что-то сообразить, девушка покрыла его лицо поцелуями. – Ох, Жан-Марк, я так по тебе соскучилась! Пожалуйста, не болей. Все время, пока я бежала по ступенькам, я думала: «Что, если он заболел? Что, если он умрет?» Я не вынесу, если ты…

– Тише! – Жан-Марк обнял ее и крепко прижал к себе. – Я вовсе не болен.

– Тогда почему ты еще в постели?

– По весьма уважительной причине – я лег в постель почти на рассвете.