Текст книги "Терпкий вкус страсти (Сильнее страсти)"

– И дала ее Марко.

Катерина покачала головой:

– Она находится вместе с другими бумагами у Лиона на верфи. А Марко больше не возвращался в эту комнату. Он увлекся живописью, и Танцующий Ветер уже приносил ему не радость, а боль.

– Почему?

– Однажды я спросила его об этом. Он сказал, что прекрасно знает, что никогда не сможет создать ничего столь же совершенного по красоте и силе. И понимание своей беспомощности наполняло его печалью. – Катерина помолчала, глядя на статуэтку. – Это вызывало печаль и у меня. Я знала, что потеряю его, как и Лиона, когда он подрастет. Больше никогда Марко не был моим, таким, как в те годы, когда мы проводили долгие часы в этой комнате.

Катерина замолчала, печально глядя в темноту. В комнате стало тихо. Санчии хотелось хоть немного облегчить скорбь Катерины, но она понимала, что слова утешения бесполезны.

– Мне кажется, Марко очень любил тебя. У него было такое нежное сердце.

– Да, но больше всех на свете он любил Бьянку. Мне не следовало пытаться разлучить их. Но я думала, что так будет лучше для всех. – Катерина закрыла глаза. – Теперь я не знаю, права ли была. Все так перепуталось.

– Да, все перепуталось.

Санчия вышла из состояния оцепенения и накрыла руку Катерины своей. Катерина вздохнула. И на какой-то миг Санчии показалось, что она поступила слишком опрометчиво – лучше ей убрать руку. Но Катерина снова откинулась на каменную стену, и ее пальцы сжали в ответ пальцы Санчии.

– Это такой эгоизм оплакивать сына, когда столько людей умерло. Но страдание невыносимо… – Она помолчала, и ее голос задрожал от боли:

– Марко!

Санчия почувствовала слезы на своих щеках, ее собственная боль слилась с болью Катерины. Ее плечи задрожали, и она зарыдала, сотрясаясь всем телом, оплакивая сразу всех – Пьеро, Бьянку, Марко… и всех тех людей в городе, чьих имен она даже не знала.

* * *

На следующее утро, когда измученные Катерина и Санчия покинули комнату в башне, где хранился Танцующий Ветер, они снова встретились лицом к лицу с чудовищем, несущим смерть.

Сначала они решили съездить за водой на виноградники, запрягли лошадь в повозку, и Катерина повела ее через город.

Мандара замерла. Копыта лошади гулко стучали по мостовой, а повозка скрипела, двигаясь по узким пустынным улочкам, ведущим к воротам.

Всюду сновали крысы и метались хищные птицы. Санчия увидела трупы людей, сваленные в кучу в сточных канавах или лежащие на ступеньках, как это описывала Катерина.

Ворота города уже не охранялись и стояли широко распахнутыми. Они прошли по мосту и повернули к северу, на дорогу, ведущую к виноградникам, когда до них донесся стук копыт одинокого всадника.

– И этот сбежал, – сказала Санчия, когда они приблизились к винодельне. – Сколько мужчин работало на винном дворе?

– Один или два в это время года. Конечно, во время сбора винограда их бывало намного больше. – Катерина направила лошадь с повозкой к стойлу у стены и громко окликнула:

– Эй, есть кто? Леонардо!

Ни звука в ответ. Катерина усмехнулась:

– Похоже, нам никто не поможет. – Она спрыгнула с повозки. – Я надеялась, что нам повезет больше. Сами мы сможем заполнить только маленькие бочонки. – Она прошла к виноградникам. – Я буду подкатывать бочонки, а ты тяни воду из колодца и наполняй их.

Поднимать бадью с водой оказалось не так уж трудно после того, как Санчия вошла в нужный ритм. Трудности начинались тогда, когда бадья оказывалась наверху и ее надо было вытягивать через край. Но тяжелее всего было закатывать бочонок на повозку – это оказалось почти непосильным делом для Санчии и Катерины. Пот струился у них по лицам, и темные круги обозначились под мышками, когда они загрузили последний бочонок.

Катерина вытянулась на повозке, дыхание ее было прерывистым.

– Боже, как я рада, что это кончилось. Я никогда не думала, что вода может быть такой… А что с твоей рукой? Она кровоточит!

Санчия опустила глаза: из небольшого пореза на правой ладони капала кровь.

– Не знаю. Должно быть, порезалась об один из ободов на бочонке. А может быть, это просто заноза. Пустяки. Катерина нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что это пустяки? – Она наклонилась, подняла юбку и начала отрывать кусок от нижней рубашки. – Я видела, как от такой же занозы слег здоровый, сильный мужчина. Ты что – хочешь лечь на смертное ложе, глупая?.. – Она взглянула на Санчию в изумлении.

Санчия смеялась. Она так смеялась, что у нее едва хватало сил держаться за повозку, чтобы не упасть на землю.

– Катерина, ты не можешь… – Смех продолжал рваться из ее груди.

– Не вижу ничего забавного.

– Катерина, во имя господа бога, если я и лягу на свое смертное ложе, то уж, конечно, не от занозы! Ведь вокруг чума!

Катерина усмехнулась.

– Что ж, я рада, что ты отнеслась к этому с юмором, – сдержанно сказала она, но уже в следующую секунду неудержимо рассмеялась вместе с Санчией, и слезы побежали по ее щекам. – Я не подумала. – Она покачала головой. – Заноза, Святая Мария, маленькая заноза…

– Мы не должны смеяться, – остановила себя Санчия. – В этом нет ничего смешного. Но почему-то меня душит смех.

– Однажды Лоренцо говорил о том, как природа умеет сопротивляться. – Катерина вытерла щеки тыльной стороной ладони. – Возможно, смех – это тот способ, которым наша природа пытается сохранить в нас здоровое начало, когда вокруг так много ужасного. – Она покачала головой. – Как бы там ни было, мне от этого стало значительно легче. А теперь дай мне все-таки твою руку и позволь завязать ее. Уж если тебя не убила чума, то было бы большой глупостью позволить, чтобы это сделала маленькая заноза.

Санчия протянула руку и терпеливо ждала, когда Катерина вытащит занозу и перевяжет рану.

– Я подумала, Санчия, что тебе лучше не возвращаться в город, – сказала вдруг Катерина, низко наклонившись, чтобы завязать узелок на повязке. – Ты можешь спастись здесь, вдали от города. Это ведь не твой дом. У тебя нет никакой ответственности перед Мандарой.

– Но я нужна тебе.

– Да, ты нужна мне, – сказала Катерина тихо. – И бог знает, как я не хочу, чтобы ты ушла. Мне легче с тобой.

Санчия кивнула, взволнованная. Женщина, стоявшая перед ней, была уже не той элегантно одетой, с королевской осанкой правительницей Мандары. Янтарного цвета шелковое платье Катерины перепачкалось, лицо покрыли глубокие морщины усталости и печали. Но еще никогда Катерина не выглядела столь величественной, как в эту минуту.

– И мне легче с тобой. Это означает, что мы должны оставаться вместе. – Она мягко обняла Катерину за плечи. – А сейчас нам пора идти.

– Да, пора идти. Тем, кто остался в городе, нужна вода.

– А где мы поставим ее?

– На ступеньках собора. Мы возьмем в замок только два бочонка, а остальные оставим им.

– Может быть, ее надо поделить?

– А кто будет делить? Священник сбежал, а нам надо ухаживать за больными. – Катерина подошла к повозке. – Мы будем ездить каждый день и привозить свежую воду. – Она устроилась на место кучера. – До тех пор, пока колодец не пересохнет или не загрязнится. Но меня не удивит, если это произойдет очень скоро. Кажется, божья благодать оставила Мандару.

* * *

В эти дни жизнь Санчии происходила в каком-то водовороте однообразных тяжких дел – подвозка воды, обмывание мертвых, изготовление гробов.

И ей казалось, что все это будет продолжаться бесконечно.

Только один человек выздоровел на ее глазах после болезни, остальных косила беспощадная смерть. Она была всюду, и Санчия знала, что скоро ужасная Медуза доберется и до нее.

Если уж такие невинные дети, как Пьеро и Бьянка, ушли из жизни, нет сомнения, что такой грешнице, как она, пощады не будет.

* * *

– Я ходила на площадь, чтобы разыскать лекаря для юного Донато. Но все напрасно. – Катерина усталыми шагами вошла во двор и опустилась на колени рядом с Санчией перед телом конюха, умершего минуту назад. – Позволь мне помочь тебе с этим. – Она начала обмывать тело. – Как странно, что мы уже давно не чувствуем зловония, – безразлично произнесла она и подняла глаза. – Лекарь убежал из города.

– Он все равно бы не помог. – Санчия пожала плечами. – Но его это тоже вряд ли спасет. – Она взглянула на Катерину. – Мы ведь все обречены, не так ли?

– Возможно, но меня возмущает, что этот сукин сын даже не попытался оказать болезни сопротивления, а просто сбежал. – Она бросила мокрую тряпку обратно в таз с водой. Все, кто еще способен был двигаться, сбежали, – оставив своих мертвых и умирающих. Город пуст.

Санчия растянула чистую простыню над телом Донато. Она считала, что должна прочесть над ним молитву, но не могла вымолвить ни слова.

– Кое-кто из больных вскарабкался по ступенькам собора и лежит там, умоляя господа бога и всех святых о помощи. Сомневаюсь, что бог ответит на это. Может быть, ты сходишь, посмотришь их?

– Я одна?

Катерина кивнула:

– Вскоре я не смогу помогать тебе.

Санчия вздрогнула, ее взгляд пробежал по лицу Катерины. А она-то считала, что ее сердце уже окаменело после всех тех ужасов, что довелось пережить. Оказывается, она ошибалась.

– Когда?

– Когда я заметила маленький нарыв под мышкой? Прошлой ночью.

Но и эти два дня Катерина продолжала делать свое дело, поддерживаемая, возможно, лишь одной силой духа. Только сейчас, глядя ей в лицо, Санчия впервые заметила пот, струившийся по ее щекам. И болезненную складку вокруг губ.

– Я не пойду, я не хочу оставлять тебя.

– А я и не думала, что ты уйдешь. – Улыбка внезапно осветила лицо Катерины. – Сначала я хотела послать тебя к тем, кто больше нуждается в помощи, но потом я поняла, что заслужила право провести последние минуты рядом с близким мне человеком. У меня нет желания умирать одной в окружении четырех стен. – С той же ясной улыбкой она дотронулась до руки Санчии. – Не пройдешь ли ты со мной в мой сад… друг мой?

Санчия медленно поднялась и взяла Катерину под руку. Бережно и нежно поддерживала она ее, пока они шли сквозь залитый солнцем розовый сад Катерины.

* * *

– Почему он не приехал снова? – проговорил Лион, глядя на обугленный скелет «Танцора», стоящий в доке. – Он заявил, что вернется поджечь верфь. Почему же он не появился, как обещал?

Лоренцо пожал плечами:

– Возможно, Борджиа щелкнул пальцами, и он тотчас помчался к нему. Дамари достаточно умен, чтобы отложить в сторону свои личные антипатии, если того требует ситуация.

– А может быть, он хочет заманить меня в Солинари, где подготовил какую-то ловушку?

– Базала сказал, что, когда он напал на верфь, с ним была лишь небольшая группа людей. Не думаешь ли ты, что он собирает силы…

– Мне все это не нравится, – решительно произнес Лион. – Все вместе. Что-то тут не так.

Лоренцо вновь окинул взглядом черные остовы сгоревших кораблей и мрачное, суровое лицо друга.

– Дамари знал, куда нанести самый чувствительный удар. Он рассчитывает на то, что ты придешь в ярость и потеряешь способность здраво рассуждать.

Руки Лиона натянули поводья.

– Допустим, ты прав, и это сделано для того, чтобы побольше задеть меня, – сказал он хрипло. – Но я не понимаю одного…

Лоренцо вопросительно посмотрел на нега

– Почему он не поджег корабли и верфь в тот день, когда появился здесь и обнаружил, что я отплыл на «Танцоре» в Геную? Это был такой удобный случай. Почему он замахнулся тогда, а ударить решился только сейчас?

– Он хотел уничтожить и «Танцора»?

Лион покачал головой:

– Я так не думаю.

– Значит, нам имеет смысл ехать в Солинари и на месте разобраться, что к чему.

Лион молча смотрел на «Танцора».

– А что, если замысел Дамари заключался в том, чтобы увести нас прочь от Мандары? Лоренцо недоверчиво фыркнул:

– Думаешь, он мог получить разрешение и поддержку Борджиа и напасть на город?

– Не знаю, что он задумал, но дело представляется мне весьма странным. – И Лион вдруг резко повернулся к своему отряду:

– На коней! Мы возвращаемся в Мандару!

17

Санчия сидела на ступеньках часовни, прислонившись головой к каменной стене, когда Дамари въехал во двор.

Закатное солнце освещало его сзади, и сначала была видна только его коренастая темная фигура в кроваво-красном ореоле. Затем, когда он подъехал ближе, она узнала его. Но ничуть не удивилась. Его появление здесь, среди смерти и ужаса, казалось вполне естественным.

– А, Санчия! Как приятно увидеть тебя. – Дамари осторожно объехал ее. – Надеюсь, ты извинишь меня, что я не могу подойти поближе. Это всего лишь мудрая предосторожность. Скажи, ты уже заболела?

– Возможно. – Санчия слабо покачала головой. – Я не знаю.

– А госпожа Катерина?

– Умерла. Вчера. – Она помолчала. – Думаю, что это было вчера. Они все умерли. Марко, Бьянка… Пьеро.

Он кивнул:

– Прекрасно. На это я и рассчитывал. А теперь, если ты не возражаешь, я закончу свои дела в замке. Я скоро вернусь к тебе.

Миновав двор, он быстро поднялся по ступенькам и вошел в замок.

Санчия вновь откинулась назад, прислонившись спиной к нагретому камню. Скоро она спустится на площадь и посмотрит, остался ли в городе кто-нибудь живой. Но пока ей не хочется двигаться, ей так удобно сидеть здесь, у часовни. Она не чувствовала себя одинокой рядом с Катериной и Пьеро.

– Очнись и пожелай мне счастливого пути, Санчия.

Она открыла глаза и увидела Дамари, который приторачивал знакомый ей ящик из красного дерева к седлу своего жеребца. Танцующий Ветер!

– Видишь, он опять у меня. Я говорил тебе, что получу его назад.

Торжествующий вид Дамари удивил ее. Неужели он не понимает, как мало значит сейчас эта статуэтка, чтобы ее потеря могла кого-то взволновать.

– Ты не верила мне, не так ли? – Он взглянул на нее, завязывая веревку. – Я в самом деле очень рад, что ты увидела мой триумф. Я боялся, что здесь не останется никого в живых, кто бы мог восхититься моей находчивостью.

– Никого нет в живых.

– Да и ты полуживая. Так и должно было случиться. – Он улыбнулся. – Скажи мне, мальчик умер сразу? Думаю, он был болен, когда мои люди положили его в повозку.

Пьеро. Он говорил о Пьеро.

– Не сразу. – Она попыталась сосредоточиться на том, что он говорил. – Это ты выкрал Пьеро?

– Один из моих наемников, естественно. Это и в самом деле был великолепный план. Я узнал, что чума вспыхнула в одной из моих прибрежных деревушек неподалеку от Солинари, и было нетрудно занести ее сюда. И кто мог бы подойти для этой цели лучше, чем ребенок, которого ты прижимала к груди? Мой осведомитель рассказывал мне, что вы вдвоем переселились в замок. Оставалось только выкрасть ребенка, увезти его из города и перевезти в Фонтану. Мы продержали его в зараженном доме около двух дней, чтобы быть уверенными, что он тоже заболел.

Это и в самом деле был Дамари – такое же чудовище, как сама смерть. Его ужасные слова как будто разбудили ее, помогли стряхнуть апатию и слабость. Она выпрямилась:

– Кто ты – человек или дьявол? Неужели существо, рожденное женщиной, может творить подобное зло?

– Это было необходимо, чтобы выполнить замысел как можно быстрее и лучше. – Дамари спокойно продолжал:

– Я вернулся в Пизу, чтобы устроить пожар на верфи Андреаса и выманить его и добрую половину его людей из Мандары. Затем я послал своих людей с повозкой и приказал оставить ее в нескольких милях от города. Когда чума дала знать о себе, я отправил один из своих отрядов сюда, чтобы они не дали выйти тем, кто хотел бежать из города.

– Не дали выйти?

– Конечно. Болезнь не должна была распространиться. Борджиа и его святейшество очень боялись, что поднимется большой шум, если эпидемия вырвется за пределы города. – Он улыбнулся. – Я убедил их, что этого не произойдет. Засел в горах, и когда трусливые крысы выскальзывали из города, их встречал мой заградительный отряд. Мы уничтожали их стрелами. Я очень старался держать моих людей на безопасном расстоянии. А тех, кто вынужден был близко подходить к зараженным, я тоже уничтожал.

– Но ты здесь.

– О, я не боюсь заразы. – Он указал на свое покрытое рубцами лицо. – Если бы я должен был умереть от какой-нибудь болезни, то оспа уже забрала бы меня, когда я был ребенком и эта сука Катерина убедила мужа выслать меня и мою мать из Мандары в зараженную оспой деревню. Нет. Я рожден для великих дел. Возглавлять армию, созидать империю.

Санчия покачала головой.

– Ты умрешь здесь, как и все остальные. Все умерли здесь.

На какой-то момент ее уверенный тон заставил Дамари перемениться в лице:

– Только не я. Меня ждет другая судьба. – Он завязал последний узел и вскочил в седло. – Ты еще не чувствуешь запаха дыма?

– Нет.

– А я чувствую. – Он поднял голову и принюхался. – Я поджег замок и сад. А мои люди поджигают город. Еще одна предосторожность его святейшества. Он особенно настаивал на этом. Естественно, мы сожгли и деревушку Фонтану после того, как взяли мальчика из зараженного дома.

– Лион…

– Ты удивляешься, почему я позволил Лиону Андреасу уехать, несмотря на то, что он может распространить болезнь? – Он усмехнулся. – Риск, конечно, имелся. Но мне необходимо было выманить его отряд, чтобы я мог войти в замок без сопротивления. Если бы он заразил кого-нибудь чумой, то мы бы пустили слух, будто он бежал из города, боясь заболеть, и это его вина, что болезнь обрушилась на ничего не подозревающих людей. – Дамари улыбнулся. – А теперь я вернусь в Солинари, и Лион наверняка попадется в расставленную мной ловушку.

Он глянул на нее сверху, и огонек удовольствия загорелся в его тусклых глазах.

– Я в самом деле был бы рад взять тебя с собой. У меня осталось в памяти, как хорошо мы проводили время в моей тюрьме. Не часто удается встретить женщину такую храбрую и такую стойкую. Но, к сожалению, я должен лишить себя этого удовольствия. Борджиа будет недоволен, если узнает, что я оставил в живых хоть кого-то из тех, кто случайно узнал об участии его и его отца в этом деле.

– Ты собираешься убить меня?

– Я уже убил тебя, – ответил Дамари. – Через несколько часов все будет кончено. Прощай, Санчия. Если тебе повезет, то огонь оборвет твою жизнь раньше, чем это сделает чума. Я слышал, что это весьма мучительная смерть.

– Да. – Она снова закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя страшные воспоминания. – Да, это очень больно.

Она услышала, как застучали копыта коня по мостовой, когда Дамари выехал со двора. И через несколько минут первый легкий запах гари коснулся ее ноздрей.

* * *

Они обнаружили первые три трупа в семи милях от Мандары.

Лион посмотрел на скрюченный в судорогах труп ребенка лет восьми, лежащий на дороге. Стрела пронзила его тоненькую шейку и впилась в деревянное колесо повозки, стоящей рядом.

Лоренцо застыл возле него.

– Мужчина, женщина и двое детей лежат дальше на дороге.

– Стрелы!

Лоренцо кивнул:

– Повозка забита мебелью и домашним скарбом. Похоже, что все складывали в страшной спешке, как попало. Они, очевидно, покидали город, не думая уже о том, что придется вернуться.

– И остались лежать на дороге мертвыми. – Лион отвернулся от ребенка, пригвожденного стрелой к колесу. – Ничего не взято. Почему же их убили?

– Приказать похоронить их?

– Нет! – Лион выпрямился в седле. – Позже. Нам сначала надо понять, почему они бежали из Мандары. Скорее!

Спустя милю они обнаружили еще два трупа, потом опять целую семью. После этого Лион перестал считать мертвецов, что в беспорядке лежали на дороге, и только непрестанно понукал коней.

Сначала они увидели зарево в ночном небе, потом взметнувшиеся ввысь языки пламени.

Лион первым добрался до вершины холма и застыл пораженный, не в силах оторвать взгляда от зловещей мрачной красоты, открывшейся ему.

– Мандара! – Лоренцо, окаменев, смотрел на пылающий в отдалении город.

Лион слышал, как что-то в ужасе пробормотал мужчина, ехавший за ним. В этом аду у них остались жены, друзья, близкие. Также как у него: Санчия, мать, Марко, Бьянка…

– Катерина! – хрипло произнес Лоренцо. – Их захватили в плен!

Лион почувствовал прилив надежды. Лоренцо прав. Никого из них нет в горящем городе. Он рванулся вперед и пустил Таброна в бешеный галоп.

– Лион, – закричал Лоренцо, пытаясь перекричать стук копыт. – Если это Дамари, то где же гвардия?

Та же самая мысль уже мелькнула и у Лиона. С этих холмов поджигатели и атакующие были бы хорошо видны. Но не было ничего. Ни армии. Ни лошадей. Ни катапульт. Ничего.

Ничего, только Мандара, объятая пламенем.

* * *

Лион увидел Санчию, когда они были в трех милях от города.

Она медленно брела, не глядя на дорогу. И если бы ее силуэт не вырисовывался так четко на фоне горящей Мандары, всадники растоптали бы ее.

– Санчия! – Лион поднял руку, останавливая отряд. – Боже, что здесь происходит?

Казалось, она не слышала его. Она продолжала путь. И глаза ее смотрели в какую-то невидимую точку впереди. Коричневое бархатное платье было порвано, перепачкано, волосы растрепались и покрылись сажей и пеплом.

– Санчия, – Лион спешился и двинулся ей навстречу. – Что с тобой?

Она продолжала идти вперед.

Лион встал перед ней и схватил ее за плечи:

– Санта Мария! Отвечай мне. Что с тобой? Ее невидящий взгляд в конце концов остановился на его лице.

– Лион? – прошептала она. – Я думала, что ты умер. Я думала, что все умерли, кроме Дамари. Знаешь, это несправедливо, что он остался в живых. Ему нельзя позволить жить, если все в этом мире мертвы.

– Не все, Санчия. Ты ведь жива.

Она с удивлением посмотрела на него:

– Нет, и я тоже. Дамари убил меня, точно так же, как и всех остальных. Катерину, Марко, Пьеро, Бьянку…

Судорога прошла по лицу Лиона, когда он посмотрел поверх ее головы на Маццару.

– Все умерли?

– Конечно, – ответила она, удивляясь тому, что он спрашивает. – Все мертвы.

Он почувствовал, как слезы навернулись ему на глаза.

– Ты не умерла, Санчия. Мы оба живы.

– Да, это правда, ты живой. – Она неожиданно вздрогнула, ее глаза расширились от ужаса. – Нет!

Она вырвалась из его рук и отскочила назад.

– Не прикасайся ко мне! Ты с ума сошел? Чума…

Лион похолодел.

– Чума? Ты же сказала – Дамари, Санчия!

Но она повернулась и, как ветер, помчалась назад, к Мандаре. Накидка, изорванная в лохмотья, развевалась за ее спиной, как крылья.

Лион бросился за ней.

– Боже, Санчия, остановись! Никто не собирается причинить тебе вреда. – Он схватил ее за плечи. – Санчия, любимая…

– Ты не понимаешь. – Она принялась отбиваться. – Не дотрагивайся до меня. Это смертельно. Я не хочу убивать тебя. Позволь мне уйти.

Слезы, которые он теперь не сдерживал, побежали по лицу Лиона:

– Любимая, но… – Он привлек ее к себе и принялся гладить испачканные сажей волосы. – Шшшш…

Она внезапно приникла к нему:

– Слишком поздно. Ты прикоснулся ко мне. Даже Дамари побоялся коснуться меня. Медуза…

Он подхватил ее, когда она качнулась и начала падать, теряя сознание.

* * *

Горький запах дыма исчез. Теперь воздух был пропитан ароматом сухого дерева и перебродивших фруктов.

Санчия почувствовала приятную прохладу на коже. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней Лиона, который умывал ее. В комнате царил полумрак, только слабый свет струился из двух маленьких окошек над ними.

Сияющая пыль кружилась в солнечных лучах, пробивающихся сквозь щели, и она смотрела на них как завороженная.

Два танцующих солнечных луча…

Так говорил Лоренцо о Бьянке и Марко. Но танец окончился, и те двое неподвижно лежат теперь рядом в маленькой часовне на холме.

Но откуда здесь часовня? Может быть, камни не поддались пламени, охватившему Мандару?

– Огонь! – Из ее груди рвался отчаянный крик, но горло пересохло, и лишь слабый хриплый шепот донесся до Лиона.

– Огня больше нет, – сказал он спокойно. – Ты уже не в Мандаре.

– А где?

– Мы на виноградниках. В винодельне. – Он провел влажным обрывком ткани по ее вискам. – Ты помнишь, где она находилась?

– Да. – Санчия огляделась и увидела тень, падавшую от деревянного чана, и дубовые бочонки в углу. Она вздрогнула, вдруг заметив, что лежит совершенно раздетая. – Накрой меня. Так холодно здесь.

Лион укрыл ее одеялом. И она с удивлением увидела, что на нем тоже нет никакой одежды. Странно!

– Ты узнаешь, кто я?

– Лион.

Облегчение промелькнуло в его глазах.

– А что случилось с Мандарой, помнишь?

Как она могла забыть? Как можно что-нибудь забыть?

– Чума. – Она вдруг вскочила, осознав все. – Уходи от меня! – И попыталась отодвинуться подальше. – Чума!

– Успокойся. Я здесь с тобой уже больше недели, – сказал он мягко. – Если бы я заразился, то уже был бы болен.

Она посмотрела на него и вздохнула.

– Неделю? – И закрыла глаза. – Боже мой, зачем? Ты ведь мог…

– А почему ты оставалась в Мандаре заботиться о тех, кого я любил?

– Мне надо было быть там.

– А мне надо было быть здесь. Посмотри внимательно на меня, Санчия. Похож ли я на больного?

Она открыла глаза. Он выглядел сильным и энергичным, несмотря на усталость и печаль, которые застыли на его лице.

– Иной раз болезнь протекает не обычным путем.

– А иной раз люди и вообще не заболевают. Были ли в Мандаре те, кто не заразился?

– Кажется, были. – Она покачала головой в сомнении. – Одни заболевали быстрее, другим требовалось больше времени. Я не знаю, остался ли в городе кто-нибудь живой.

– Надеюсь, что кому-то все же посчастливилось выжить, если только он не сгорел в огне. Огонь!

– Дамари и его наемники подожгли город. Я видела, как он сделал это, но я не могла даже двинуться с места. А затем я подумала, что если Дамари останется в живых, то он снова повторит то же самое где-нибудь в другом месте. Нельзя позволить ему творить такие чудовищные преступления. Так много смертей… Я тебе рассказывала о Пьеро?

– Да, ты рассказала обо всем. – Глаза Лиона ярко сверкнули в полумраке. – В беспамятстве ты говорила, говорила, вырывалась, пыталась убежать, плакала – вела себя как сумасшедшая.

– А может быть, я и вправду сошла с ума…

– Нет, – сказал он с силой. – Ты должна сохранить свою душу и свой разум. Ты – единственное, что у меня осталось. Я не смогу потерять еще и тебя. Слышишь? Ты должна выстоять!

Страсть и сила, прозвучавшие в его голосе, почти убедили ее в том, что он сможет уберечь их обоих от помешательства и смерти. Бедный Лион! Он потерял все: семью, свои корабли, свой дом. Она не должна увеличивать список его потерь, если это в ее силах.

В те последние дни в Мандаре, когда на ее глазах смерть уносила близких и она не в силах была им помочь, Санчии казалось, что она никогда уже не будет прежней, что душа ее омертвела и не способна чувствовать. Но вот сейчас слова Лиона вновь пробудили в ней желание жить.

– А почему мы без одежды?

– Я сжег всю твою одежду и то, что было на мне при нашей встрече.

Когда она, недоумевая, взглянула на него, он усмехнулся:

– Кажется, это была удачная мысль. Я ведь ничего не знаю о чуме и не знаю, как с ней бороться. – Он помолчал. – Я выкупал тебя и сам мылся горячей водой каждый день. И кажется, я принял все нужные меры предосторожности. Когда ты потеряла сознание, я приказал Лоренцо и остальным не подходить близко к нам и отнес тебя сюда. Они расположились рядом с виноградниками. Лоренцо приходит каждый день и приносит свежую еду и воду, оставляя все это у дверей. – Лион кивнул на стопу одеял у стены. – Я прокипятил их и выжарил на солнце. Если хочешь, я переделаю любое из них так, чтобы ты могла его надеть.

– Чуть позже. – Она не чувствовала никакого неудобства от того, что и она, и Лион сидели обнаженными. За прошедшую неделю она потеряла нечто большее, чем чувство стыдливости. – Как долго мы будем оставаться здесь?

– Еще неделю. Если после этого ни один из нас не заболеет, это будет означать, что ты уже не можешь никого заразить.

– Разумно. – Она посмотрела на него и вдруг почувствовала, как ее охватывает дрожь. Может быть, чудовище и пощадит ее.

Но какая несправедливость! Оно уже уничтожило невинность, доброту, стойкость.

– Катерина!.. – Санчия зарыдала. – Прости меня. Я знаю, как тяжело тебе говорить о ней. Она твоя мать, и она…

– Успокойся. – Он с нежностью прижал ее к себе, его пальцы пробежали по ее волосам. – Я знаю, она была не очень добра к тебе. Ей надо было…

– Нет, ты ничего не понимаешь, – прошептала Санчия. – Я полюбила ее. Мы очень сблизились с ней в последние дни, и мне так трудно было терять ее, почти так же, как и Пьеро.

– Как бы мне хотелось попрощаться с ними, – хрипло сказал Лион. – Я должен был сказать им всем «прости». Если бы я знал…

Санчия почувствовала, как что-то теплое капнуло ей на висок. «Если бы…» Извечные слова сожаления. Если бы можно было что-то исправить… Катерина что-то говорила о сожалении, и эти слова Санчия должна была передать Лиону и Лоренцо. Но не сейчас. Боль еще так свежа. Потом будет достаточно времени.

Боже мой, она уже способна думать о будущем? Эта мысль поразила ее. Кажется, она и в самом деле поверила, что Лион каким-то чудом спасет их обоих.

Но лучше не лелеять никаких надежд, потому что Медуза может выждать и напасть сзади, дав им только краткую передышку.

Санчия не позволит себе успокоиться до тех пор, пока не убедится окончательно, что чудовище прошло мимо.

Поздней ночью они сидели перед маленьким костерком, который разжег Лион в центре винодельни. Лион накинул на нее одно из одеял, чтобы защитить от холода, его рука лежала на ее плече, и в душе Санчии росло чувство покоя и умиротворенности.

Не отрывая взгляда от огня, она произнесла задумчиво:

– Я люблю тебя, ты знаешь об этом?

Его рука дрогнула, и он крепче прижал ее к себе.

– Нет, не знаю.

– Я поняла это в тот самый миг, когда подумала, что ты можешь заразиться чумой. До того момента я не знала, что люблю тебя, потому что моя любовь отличалась от той, про которую я читала и какой я ее себе представляла. – Она напряженно смотрела на пламя. – Это совсем не то нежное, светлое чувство, которое Данте испытывал к Беатриче, так ведь?

– Да.

– Оно потрясает душу, причиняет боль, заставляет испытывать вожделение, а затем нежность. Но все равно это любовь. Когда-то я думала, что она должна быть… – она остановилась, задумавшись, – прекрасной!

– Может быть, она прекрасна у тех людей, у которых жизнь проходит иначе, чем у нас.

– Возможно.

Они сидели некоторое время, храня молчание.

– Я подумала, что это очень важно, чтобы ты узнал о моей любви до того, как мы умрем, – произнесла она. – А мы, наверное, должны умереть.

– Мы не имеем на это права.

– Как странно. – Она положила голову ему на грудь и закрыла глаза. – Я даже не очень часто вспоминала о тебе, пока мы с Катериной ухаживали за умирающими в Мандаре. У меня не было на это времени. – Она помолчала. – Но в те мгновения, когда я думала о тебе, я думала с любовью. Я хочу, чтобы ты это знал.

– Я знаю. – Голос Лиона дрогнул, он еще крепче прижал ее к себе. – Я знаю, Санчия.

– Хорошо. – Она открыла глаза и задумчиво посмотрела на пламя костра. – И все же как бы мне хотелось, чтобы и наша любовь стала прекрасной.