Текст книги "До конца своих дней"

Нет, остается только идти вперед и надеяться, что каким-то чудом она останется жива.

И Гинни пошла дальше, вернувшись к берегу протоки и решив, что зыбучие пески ее пугают меньше, чем прячущиеся в лесу гады. Протока дважды раздваивалась, уходя в таинственную темную даль, но Гинни продолжала идти вдоль своего берега. Нет уж, ей и здесь достаточно темно, судьбу она испытывать не собирается.

Ветви деревьев переплетались у нее над головой, образуя свод, который не пропускал солнечные лучи и поддерживал внизу высокую влажность. Это было совсем ни к чему человеку, недавно промокшему насквозь. Под деревьями не было ни малейшего дуновения ветерка. Стояла тишина, как в склепе. Гинни продолжала брести вперед, и ей казалось, что она уже умерла и скоро попадет в ад.

Потом она почувствовала запах дыма, хотя не сразу его узнала, от страха и тяжелого духа болота ее органы чувств практически отказали. Но когда впереди проглянула посеревшая от времени дощатая стена, в ней возродилась надежда. Выйдя из леса, она увидела на полянке деревянную лачугу. Не то чтобы это был признак цивилизации, но, возможно, первый ее форпост на пути к дому.

Не глядя под ноги, Гинни побежала к домику. И, споткнувшись о корень дерева, потеряла равновесие и с разбегу шлепнулась в протоку. Отплевываясь, она встала на ноги и побрела к берегу, радуясь, что на ней амазонка, а не платье с несколькими нижними юбками. С нее хватит намокших и невыносимо тяжелых ботинок! Она схватилась за торчащий корень дерева, чтобы вылезти на берег. Вдруг сзади раздался громкий всплеск.

Аллигатор?

Кровь застыла у нее в жилах, и она стала поспешно карабкаться на берег, моля Бога, чтобы аллигатор не успел ее схватить. Но корень надломился под ее тяжестью, и она упала назад, в воду, с еще более громким всплеском.

Но все же успела расслышать смех. Страх исчез, уступив место негодованию. Гинни ухватилась за остаток корня. Тот шорох, который она слышала, когда повстречалась со змеей, наверно, были шаги крадущихся за ней мальчишек.

Однако, выбравшись на берег, она их не увидела. Видимо, они поняли, в какой она ярости, и сбежали.

Гинни махнула на них рукой. Главное, что она нашла дом, обитатели которого, может быть, ей помогут. Она задержалась на минуту, чтобы привести в порядок одежду – нельзя же все-таки явиться к незнакомым людям пугало пугалом. С другой стороны, может быть, ее тем более пожалеют и придут ей на помощь.

Выпрямившись, она пошла к хижине, с каждой минутой ускоряя шаг и в уме готовя месть Рафу. Как только она окажется в Розленде, она пошлет за полицией и потребует, чтобы Раф и эти дьяволята тоже провели остаток своей жизни в тюрьме.

При этой мысли на ее губах появилась довольная улыбка. И тут она увидела покосившееся крыльцо, полуоткрытую дверь и поняла, почему ей почудилось что-то знакомое в запахе дыма.

Стоило, умирая от страха, продираться через болото, чтобы выйти туда, откуда пришла – назад, к лачуге Рафа!

Глава 11

Эдита-Энн осторожно прикрыла за собой дверь кабинета дяди Джона. Ее беспокоило состояние его здоровья, он опять кашлял кровью, и его кожа была жуткого желтого цвета. Но когда она хотела вызвать врача, ее отец сказал, что в этом нет никакой надобности.

Эдите-Энн было жалко дядю. Они с Амандой всегда были добры к своей осиротевшей племяннице. И их дом был ее домом. Ей было страшно подумать, что дядя Джон умрет, тем более после того, как так неожиданно умерла тетя Аманда.

– Черт бы ее побрал! – услышала она голос Ланса откуда-то дальше по коридору. Хотя она и влюблена в Ланса, Эдита-Энн огреет его щеткой, если тот разбудит с таким трудом заснувшего дядю Джона. Приподняв юбки, Эдита-Энн поспешила по коридору, заглядывая в каждую комнату, пока наконец не обнаружила Ланса в спальне Гинни.

Это отнюдь не улучшило ее настроения.

– Ланс Бафорд, – прошипела она, – перестань кричать, а то я с тобой не знаю что сделаю!

Он не обратил на нее внимания – мужчины вообще были склонны не обращать на Эдиту-Энн внимания.

– Ее нет! – рявкнул он, стукнув кулаком по спинке кровати. – Я ей сказал не выходить из дома, но когда она кого слушалась! Всегда поступает так, как ей взбредет в голову!

Надо как-то его успокоить, пока он в ярости не сломал кровать. Эдита-Энн взяла Ланса за руку.

– Успокойся, Ланс. Расскажи мне, что случилось, только не кричи.

Он поглядел на нее, только сейчас осознав, с кем говорит. И сказал тише, но все равно дрожащим от бешенства голосом:

– Я увидел около конюшни ее кобылу, она вся в мыле и дрожит. И сразу понял, что она меня не послушалась. Кинулся в ее спальню – и вот, пожалуйста, ее кровать даже не разобрана. Убежала, видно, как только я от нее ушел!

Эдита-Энн представила себе, как ее кузина лежит где-то со сломанной ногой – если не со сломанной шеей, – и побледнела. Она, может, и завидовала Гинни, но вовсе не хотела, чтобы та попала в беду.

– Надо организовать ее поиски.

– Поздно. – Ланс покачал головой, отнял у нее руку и ухватил столбик кровати так, словно хотел его задушить. – Она, наверно, уже в руках Латура.

Тут Эдита-Энн перестала жалеть Гинни. Если она с красавцем Латуром, то что о ней тревожиться? Эдита-Энн помнила, как тот поцеловал ее кузину при всех, что бы там ни говорил Ланс, а Гинни явно получила от этого поцелуя большое удовольствие. Скорее всего Гинни со своим мужем сейчас упиваются любовью, нимало не заботясь о том, что ее хватились дома.

Эдита-Энн отлично помнила, хотя Гинни об этом, очевидно, забыла, что, поскольку Ланс проиграл турнир, Гинни проиграла ей медальон своей матери. Эдита-Энн давно мечтала завладеть этим медальоном, не говоря уж о том, как приятно выиграть пари у Гиневры-Элизабет. То, что Гинни сбежала, захватив это напоминание о любимой тетке Эдиты-Энн, привело ее в негодование. Разве это справедливо, чтобы бедный Ланс стоял посреди ее спальни в такой растерянности? Почему это ее кузина всегда получает то, что ей нужно, а ему – и, конечно, ей, Эдите-Энн, – достаются только объедки? С какой стати она будет смотреть, как он понапрасну вздыхает о женщине, которой наплевать на его чувства? Ланс заслуживает счастья, и она знает, кто способен дать ему это счастье.

– Она убежала к своему мужу, – заявила Эдита-Энн, считая, что чем скорей Ланс смирится с неизбежностью, тем быстрей они начнут строить свое совместное будущее.

– Что ты несешь! – воскликнул Ланс. – Она просто поехала кататься, а Латур наверняка ее подстерег и похитил.

Как Эдите-Энн надоело, что мужчины упорно считают ее кузину хрупкой фарфоровой куклой! А она просто притворяется хрупкой, чтобы добиваться своего. Может, пора схитрить и ей, Эдите-Энн?

– Не знаю, – сказала она, придвигаясь к Лансу. – Не очень-то она возражала против того, чтобы выйти за него замуж. По-моему, ей даже хотелось, чтобы мистер Латур победил.

Глаза Ланса сузились.

– Я видела ее около конюшни, – продолжала плести интригу Эдита-Энн. Она понимала, что поступает ужасно, но как иначе заставить Ланса забыть Гинни? – Кто знает, может, это она надрезала у тебя подпругу.

Ланс отшатнулся, словно в него выстрелили.

– Не может этого быть, – сказал он, но в его голосе не было уверенности. – Я же мог разбиться насмерть.

Эдита-Энн отвернулась, вдруг он поймет, что это она надрезала подпругу? Она плохо разбиралась в верховой езде и не сознавала, какой опасности подвергала Ланса. У нее на уме было одно – не дать ему жениться на ее кузине.

– Да нет, – качая головой, сказал Ланс. – Это, конечно, сделал Латур.

– Но мистер Латур был у всех на виду в течение всего турнира, – настаивала Эдита-Энн. Она подошла к Лансу и взялась за лацканы его пиджака. Махнув рукой на понятия о чести, она сделала последнюю попытку посеять рознь между ним и Гинни. – Ланс, мне тоже неприятно об этом думать, но боюсь, что это сделала Гинни. Для Латура. Ты же видел, как она с ним целовалась. Я убеждена, что они это вместе придумали, чтобы он мог стать ее мужем.

У Ланса расширились глаза, он представил себе Гинни в объятиях Рафа.

– Не огорчайся, – сказала Эдита-Энн, еще крепче ухватившись за лацканы его пиджака. – Раз она так с тобой поступила, она не стоит сожалений.

– Я думал, что она леди.

– Знаю, – сказала Эдита-Энн, обнимая его и гладя по спине. Бедный Ланс, какой у него потерянный вид, – Но она не единственная леди на свете. Другая девушка сочтет за честь быть любимой таким удальцом, как ты. Тебе надо понять, что она тебя недостойна, и устраивать свою собственную жизнь. А я, как ты знаешь, всегда буду рада тебе в этом помочь.

Эдита-Энн физически почувствовала, что в эту минуту он возжелал ее как женщину. Казалось, между ними проскочила искра.

– Поможешь? – хрипло спросил Ланс и, обняв ее за талию, прижал к себе. – Ты и вправду хочешь мне помочь?

Эдита-Энн чувствовала, как ее тело отвечает на его желание, как у нее учащается пульс и начинает кружиться голова.

– О Ланс, ты же знаешь, что я все время ждала, когда тебе буду нужна.

– Ты нужна мне сейчас!

Потемнев лицом от страсти, он бросил ее на постель и начал расстегивать брюки.

Эдита-Энн вдруг испугалась и попыталась что-то возразить, но Ланс навалился на нее сверху и закрыл ей рот жарким поцелуем. Для Эдиты-Энн, которая столько лет мечтала о его любви, это было даром небес.

– Я тебя хочу, – проговорил наконец Ланс, бесцеремонно шаря руками по ее телу. – Я ждал слишком долго. Хоть ты мне не отказывай.

Она покачала головой. Если она отдастся ему, он получит от нее то, чего никогда не дарила ему Гинни. И когда Ланс станет выбирать, которую из них сделать своей женой, не может же он не вспомнить, кто пришел ему на помощь, а кто его предал.

На секунду Эдиту-Энн кольнула совесть, а что, если Гинни вовсе не наслаждается любовью с Рафом Латуром? Но через секунду Ланс властно овладел ею, заставив забыть об этом и обо всем на свете.

Гинни сидела на качелях, подвешенных на крыльце, и чувствовала себя глубоко несчастной. Ее одежда была вся в грязи, волосы спутаны, кожа вся в царапинах.

Ей было ясно, что у нее нет ни малейшей надежды на спасение. Она шла и шла по берегу протоки – и куда она пришла? На то же самое место. Значит, она находится на каком-то паршивом островке, с которого невозможно сбежать. Для этого нужна лодка. В воде она уже накупалась вдоволь! Гинни содрогнулась, вспомнив про пиявку, которую ей пришлось отодрать от ноги.

Она постаралась смыть грязь с лица и рук, но амазонка, наверно, не высохнет никогда. Мокрая шерсть так и будет липнуть к ее телу – ей же больше нечего надеть. Она сняла ботинки, потому что высыхающая кожа больно сжимала ее ступни, и сбросила мокрые чулки. Зато теперь комары могли беспрепятственно впиваться в ее голые ноги.

А этим мальчишкам наплевать! Гинни сердито посмотрела на закрытую дверь. Занимаются себе своими делами и только ухмыляются, проходя мимо нее в дом или из дома. Небось, отлично понимают, как она проголодалась и как дразнят ее запахи готовящейся пищи. Но, даже когда она превозмогла самолюбие и зашла в дом, готовая разговаривать с ними по-хорошему, если за это ей дадут хотя бы кусок хлеба, они и не подумали предложить ей поесть.

Вместо этого они изобразили на лицах полное безразличие. Но это ее не остановило бы, если бы она не обратила внимание на то, что лежало у них на тарелках. Гинни совершила ошибку, спросив, что это за клейкая масса. Тут все пятеро закрыли тарелки руками, а Джуд холодно сказал ей, что они не собираются делиться с ней едой. Если мисс Воображала проголодалась, пусть сама готовит себе обед.

– И вообще, чего вы там сидите? – спросил Джуд. – Вы же вроде собирались убежать.

И они рассмеялись. Гинни ничего не оставалось, как сказать им, что она решила остаться хотя бы для того, чтобы отравить им жизнь. С самодовольной улыбкой она заявила, что идет к себе в комнату.

Тут они замолчали. Но, выйдя в коридорчик, Гинни поняла, что понятия не имеет, где ей можно лечь спать. Может быть, предполагается, покраснев, подумала она, что как жена Рафа она будет спать с ним в одной постели? Она нащупала в узком темном коридорчике три двери. Первая дверь справа открывалась в кладовку, в которой все еще зияла дыра в потолке. Что это они тут вытворяли? – мельком подумала Гинни, но тут же сказала себе, что это ее не касается, чем меньше она будет знать об этих обормотах, тем лучше.

Она открыла следующую дверь. Здесь была довольно большая комната, в которой стояло несколько коек. Глядя на них и на царивший в комнате беспорядок, Гинни решила, что здесь, по-видимому, спят эти дьяволята. Она собралась уже закрыть дверь, когда перед нею вдруг возник Джуд.

– Чего это вы шарите у нас в комнате? – воинственно спросил он.

– Я не шарю, я пытаюсь найти свою комнату.

– Врете вы все, – глумливо сказал он, потом показал на третью дверь. – Вон та.

Открыв дверь, Гинни увидела маленькую комнату, в которой стояли только шкаф и узкая кровать. На кровати лежал набитый соломой матрас, а поверх него – изношенное до дыр одеяло. Но, во всяком случае, кровать была предназначена одному человеку. Может, на ней будет и не очень удобно, но по крайней мере спать она будет одна.

Но сейчас, сидя на крыльце, Гинни думала, что ей, наверно, будет страшно там одной.

«Я не привыкла, чтобы меня игнорировали», – думала она, раскачиваясь на качелях. Сколько она слышала от мужчин комплиментов, а Раф Латур назвал ее мокрой крысой. Его ухмылка, его обидные слова доказывали, что он не считает ее привлекательной женщиной. Она ему нужна только для того, чтобы сторожить этих разбойников, которых он называет детьми.

«Ему надо было похитить Эдиту-Энн, – сердито подумала Гинни. – Та научилась готовить и убирать дом, она и здесь быстро привела бы все в порядок».

Почему-то эта мысль вызвала у нее укол ревности, но Гинни приписала его многолетнему соперничеству с кузиной. Чему тут завидовать? Эдиту-Энн заставляют работать – не прислугу.

Но теперь-то ее положение улучшится! Кузина сполна воспользуется отсутствием Гинни, чтобы настроить против нее папу, а может быть, и Ланса.

«Это мой Ланцелот», – подумала Гинни, и ей стало жалко себя еще более. Ланс стал для нее воплощением всего того, что она утратила, всего, что у нее отняли.

Закрыв глаза, Гинни дала простор воображению, вот на острове появляется Ланс, обнимает ее сильной рукой за плечи и уводит из этого унылого болота.

Но воображение сыграло с ней скверную шутку, когда Ланс наклонился, чтобы ее поцеловать, она увидела перед собой смуглое лицо с правильными чертами и прошептала: «Раф!»

И тут же в ужасе открыла глаза.

Сначала она увидела вытащенную на берег пирогу, потом человека, который, стоя к ней спиной, что-то из нее доставал. « Раф!» – опять прошептала она. Но когда человек выпрямился, у нее упало сердце, не он.

По дорожке к ней шел с чугунком в руках человек почти одного с ней роста, хотя по годам намного ее старше. У него была густая седая борода, но волос на голове совсем мало. Он как-то неуклюже горбился, но было непонятно, годы ли его сгорбили или он сгибался под тяжестью чугунка. У него было загорелое лицо – видимо, он много времени проводил на открытом воздухе. Когда он подошёл ближе, Гинни заметила, что в глазах его поблескивает насмешливый огонек.

– Я тут приготовил гамбо, – сказал он, растягивая слова, как все южане. Вдобавок в его речи чувствовался французский акцент. – Проголодались, небось?

Даже если бы Гинни все утро не бродила по болоту и не осталась бы без обеда, у нее все равно потекли бы слюнки от божественного запаха, который шел из чугунка. Перец, лук, пряности и – Боже, неужели креветки? – напомнили ей о потрясающем гамбо Лавинии. Если бы Гинни и в самом деле была крысой, как обозвал ее Раф, она пошла бы за этим человеком, как крысы шли за флейтистом из Гамельна, готовая умереть за ложку его гамбо.

Кроме того, бедняга нес чугунок обеими руками, так что было естественно встать и открыть ему дверь.

Дети опять возились около плиты, или планируя очередной поджог или готовя очередное несъедобное варево. Они поглядели на Гинни со своей обычной враждебностью, но выражение их лиц сразу изменилось, когда они увидели, кто с ней пришел.

– Гемпи! – закричал младший и бросился к старику, явно собираясь обнять его за ноги. Чувствуя опасность, Гинни поспешно взяла чугунок из рук Гемпи.

Он оказался тяжелее, чем она думала, а вблизи из него еще вкуснее пахло. Дети окружили своего гостя, а Гинни отнесла чугунок на стол и собралась заглянуть в него – а может, и попробовать похлебку, – пока остальные не обращают на нее внимания.

Но только она взялась за крышку, как Гемпи хлопнул в ладоши. Гинни поспешно отдернула руку и покраснела.

– А ну, живо, – говорил старик детям, и Гинни поняла, что он хлопнул не ей. – Чем быстрее накроете на стол, тем быстрее сядем есть.

Дети мгновенно повиновались, и Гинни даже подумала, что старик, наверное, им родственник – может быть, дед. Впрочем, скорее всего они были так же голодны, как и она. Гинни с удовольствием сама накрыла бы на стол, если бы знала, как это делается, и если бы была уверена, что дети позволят ей дотронуться до своих тарелок.

А вдруг ее не пригласят к столу? В желудке Гинни все заныло, и она приготовилась к худшему. Но Гемпи пододвинул к ней стул, а когда она на него села, сам сел напротив нее. Дети наблюдали это с явным неудовольствием, но ограничились сердитыми взглядами и ничего не сказали. Сами они тоже расселись вокруг стола.

Джуд потянул руки к чугунку, и тут Гинни не удержалась:

– Неужели ты собираешься есть с такими грязными руками?

Джуд отдернул руки, виновато на них посмотрел, но тут же огрызнулся:

– У нас тут все попросту, носы не задираем. Грязь она грязь и есть, ничего в ней нет плохого.

– Джуд, – сурово сказал Гемпи, – иди вымой руки. И вы все тоже.

Когда мальчики вышли из комнаты, Гинни виновато улыбнулась Гемпи.

– Я им не нравлюсь, – сказала она, словно это и так не было очевидно. – Не умею я ладить с детьми. Мне почти не приходилось иметь с ними дела.

Гемпи кивнул.

– А они видят перед собой заносчивую даму. На то, чтобы узнать, какой вы человек на самом деле, нужно время.

Он наклонился и снял с чугунка крышку. Вдохнув изумительный аромат, Гинни забыла про все на свете.

– Ой как пахнет! Что вы туда положили? – спросила она, словно ей было не все равно. Она съест это с наслаждением, даже если он скажет, что положил туда старые подметки.

Гемпи улыбнулся и налил ей в тарелку похлебки.

– Да всего понемногу, – ответил он. – В основном креветки и крабы.

Тут вернулись дети и сели на свои места. При этом каждый сумел как-нибудь показать Гинни, что она тут лишняя. Она заметила, что Джуд не особенно старался отмыть руки, но решила больше не обращать на него внимания. Какое ей дело? Если хочет заболеть – пожалуйста!

С трудом сдерживая нетерпение, она ждала, когда Гемпи нальет в тарелки остальным. При этом он представлял ей детей:

– Этот отличный парень – Патрик, – сказал он, наливая старшему, который был так похож на Рафа. – Он у нас мечтатель, да? Поэт.

Мальчик покраснел, слова Гемпи его, видимо, смутили. Гинни стало на минуту его жалко, и она даже хотела сказать ему, что в его возрасте Раф тоже был мечтателем, но Гемпи уже представлял Джуда.

– А этот нас всех в могилу сведет, – со снисходительной улыбкой сказал он. – Без конца затевает проказы и других в них втягивает. Слишком любопытен и слишком самолюбив.

Совсем не похож на Патрика, подумала Гинни.

– Эта парочка – близнецы, – продолжал Гемпи. – Я с трудом различаю, кто из них Питер, а кто Поль. А они и рады морочить старику голову. Что, разве не так?

Близнецы широко улыбались. Они тоже были похожи на Рафа, но глаза их искрились весельем, которого Гинни никогда не видела у Рафа. Таких Джуду нетрудно втянуть в проказы.

– А Кристофер у нас самый маленький.

Младший мальчик с каштановыми кудрями и нежным личиком был похож на херувима. Вспомнив, что он хотел ей помочь, хотя и за обещание сладостей, Гинни решила, что этого мальчика она, пожалуй, еще смогла бы выносить.

Гемпи назвал возраст каждого, Патрику было одиннадцать лет, Джуду – десять, близнецам – восемь, а Кристоферу только что исполнилось шесть.

Глядя на чумазые мордашки детей с такой маленькой разницей в возрасте, не было Нужды спрашивать, что стало с их матерью. Или она убежала от такой жизни, или непрерывные роды свели ее в могилу. Так или иначе, Гинни была полна к ней сочувствия.

– Мама назвала нас по именам святых, – сообщил ей Кристофер. – Чтобы защитить нас от нашего дьявола-отца.

Гинни была потрясена. Она не очень-то поверила тем гадостям, что ей наговорил про Рафа Ланс, но когда сами дети говорят, что их отец – дьявол! Их мать считала, что ее дети нуждаются в защите от родного отца – хуже этого она о Рафе еще ничего не слышала. Неудивительно, что они его беспрекословно слушаются – они попросту его до смерти боятся.

– А я Гаспар Гемпен, их сосед, – продолжал старик, словно Кристофер не сказал ничего особенного. – Все зовут меня Гемпи.

– Сосед? – удивленно спросила Гинни. – А я думала, что вы их дедушка.

– Я? – Гемпи засмеялся. – Нет, я просто друг Рафаэля, очень давний друг – еще с тех пор, когда он сам был мальчиком. Я научил его находить дорогу в дельте. А теперь учу детей.

У Гинни голова шла кругом. Гемпи рисовал совсем другой образ Рафа. Она не могла понять: как можно так хорошо относиться к человеку, которого его дети называют дьяволом?

Но Ланс утверждает, что Раф – преступник. Опять же, дети его боятся. И разве он не похитил ее, Гинни?

Гемпи следил за ее лицом и, видимо, уловил ее растерянность.

– Когда-нибудь, если вы захотите, я и вас научу. Гинни внутренне содрогнулась. Нет уж, может быть, этот мягкий человек ей и нравится, но болото она ненавидит. И оставаться здесь не собирается.

Гемпи не стал дожидаться ее ответа. Повернувшись к детям, он сказал:

– Ну принимайтесь за еду.

Глядя, как дети, чавкая, пожирают гамбо, Гинни даже забыла про Рафа – так ее потрясла их неотесанность. Эти дети, может быть, и не потеряются в дельте, но вести себя за столом они совершенно не умеют. Пренебрежительно фыркнув, она протянула руку за ложкой, но рядом с тарелкой лежала только деревянная ложка. Она ненавидела деревянные вещи, даже не любила к ним прикасаться.

– Я не могу этим есть, – выпалила она. – Мне надо металлическую ложку.

Дети воззрились на нее с презрением, а Гемпи терпеливо объяснил ей, что посуды у них очень мало, но, может быть, Патрик найдет ей что-нибудь более подходящее. Мальчик неохотно встал, порылся в кухне и вернулся с погнутой чайной ложкой. Гинни его поблагодарила, старательно вытерла ложку о скатерть и наконец-то попробовала гамбо.

Вкусноты оно было необыкновенной. Даже Лавиния не умела уваривать креветки до такой мягкости и сочности и так удачно подбирать овощи. Гинни чуть не застонала от восторга.

Ели все молча, раскрывая рот, только чтобы попросить добавки. Гинни обычно наедалась одной тарелкой, но тут и она попросила добавки. Мало того, что это было так вкусно, неизвестно, когда ей придется есть в следующий раз.

Дети попросили по третьей тарелке, но Гинни чувствовала, что больше в нее не влезет. Она принялась благодарить Гемпи за угощение и вдруг почувствовала, что что-то щекочет ей руку. Глянув вниз, она увидела, что по ее пальцам ползет огромный паук. Завизжав, она стряхнула его и вскочила на ноги.

– О чем шум-то? – насмешливо спросил Джуд. – Подумаешь, какое дело – косиножка! – И он поднял паука за ногу. – От него и мухам-то невелик вред.

– Ну а если она не привыкла к паукам? – с улыбкой сказал Гемпи. – Расскажи мне лучше, как идет ремонт крыши.

Наступила тишина. Все посмотрели на Джуда. Тот отпустил паука и неохотно сказал:

– Мы еще не начали.

– Как это? – спросил Гемпи, пристально глядя на мальчика. – В болоте все время торчали?

– У нас там дела, Гемпи, – прошипел Джуд и бросил взгляд на Гинни, словно давая понять, что не хочет обсуждать эти дела в присутствии недругов. – Ты же знаешь.

Тот кивнул.

– Все это так, но дом надо содержать в порядке. Смотрите, чтобы крыша была починена до моего отъезда.

– Я и забыл, что ты уезжаешь, – тихо и огорченно сказал Патрик. – А когда?

– Скоро. Не беспокойся, я к вам еще приеду.

– А ты разве не хочешь посмотреть крепость? – спросил Кристофер. – Джуд там...

Кристофер вдруг ойкнул – видимо, Джуд стукнул его под столом ногой. Гемпи улыбнулся им обоим и сказал, что посмотрит крепость в другой раз.

– Уже темнеет, мне пора домой.

Он встал, велел детям вымыть посуду и поклонился Гинни:

– Я был очень рад с вами познакомиться.

Когда он, шаркая ногами, направился к двери, Гинни поняла, что ее опять оставляют одну с детьми. Она вскочила и пошла вслед за Гемпи. Она не представляла себе, как уговорит его остаться, но не хотела, чтобы первое дружелюбное лицо, которое она увидела за прошедшие сутки, вдруг исчезло.

Увидев, как он отвязывает пирогу, она вдруг сообразила, да ведь у него есть лодка! Она никогда бы про это не забыла, если бы не была так голодна.

– Гемпи, подождите! – крикнула она, боясь, что он сейчас отчалит. Он повернулся и, склонив голову, выжидающе на нее посмотрел. Неужели же этот добрый человек ей не поможет? Ей надо только объяснить, как все случилось, и воззвать к его благородству. Наверняка он согласится отвезти ее домой.

– Мне надо... – начала она и замолчала, увидев, как он нахмурился, видимо, готовясь услышать именно эту просьбу. – Я хотела спросить, не можете ли вы отвезти меня в Розленд?

Он покачал головой. В своем отчаянии она забыла, что он друг ее похитителя.

– Я знаю, что вы с Рафом друзья, – собрав все свое достоинство, сказала Гинни, – но неужели вы одобряете то, что он держит меня здесь против моей воли? Это же незаконно. Если вы не хотите вместе с ним попасть в тюрьму, вы должны отвезти меня домой.

– Вы его жена перед Богом и людьми. Разве не так?

Если еще кто-нибудь скажет, что эта дурацкая церемония сделала их мужем и женой, она плюнет ему в лицо. Гинни в ярости топнула ногой.

– Я вас просила по-хорошему, но теперь я требую, чтобы вы немедленно отвезли меня домой.

Гемпи усмехнулся.

– Раф меня предупреждал, что вы любите командовать, разыгрывать из себя королеву. Видно, так оно и есть.

– Вы не понимаете, – стала оправдываться Гинни и с ужасом услышала, что всхлипывает. – Я не могу жить вдали от своей семьи, от слуг и всего привычного уклада.

– Вы нужны этим малышам, Принцесса, – кратко сказал Гемпи, кивая в сторону хижины.

Задетая за живое – как ему пришло в голову употребить кличку, которую дала ей миссис Тиббс? – Гинни отрезала:

– На мой взгляд, этой шайке никто не нужен. Они прекрасно обходятся безо всякой помощи.

Гемпи пожал плечами, уперся шестом о берег и оттолкнул лодку.

– Тогда, может быть, они нужны вам.

– Нет! – крикнула Гинни, глядя, как он удаляется от берега. Как он может называть этих грязных злобных мальчишек малышами? Это же дьяволы, явившиеся из ада для того, чтобы ее мучить! Она с опаской оглянулась на хижину. Деваться некуда, ей придется провести здесь ночь. А эти чертенята уже показали, что им это так же мало нравится, как и ей.

Неизвестно только, какую пакость они придумают.

Джервис был весьма доволен собой. Пока что Латур не зарегистрировал лицензию, но, как только он это сделает, адвокат Джервиса начнет дело о признании брака недействительным. Адвокат заверил его, что они всегда могут использовать главный козырь – брак не консуммирован. Никакого брака вроде бы и нет – до тех пор, пока Гинни не начала спать с Латуром и жить с ним совместной жизнью.

Надо, чтобы Гинни вышла замуж за Ланса Бафорда еще до смерти Джона. Чтобы этого добиться, Джервис готов был сдвинуть горы.

Тогда деньги, оставленные отцом Гинни на условии, что она не выйдет замуж за человека, которого он не одобряет, достанутся Джервису. А вместе с ними и Розленд.

Усталый до предела, Раф лежал на жесткой земле, закинув руки за голову, и смотрел в звездное небо. Какая прекрасная ночь – теплая, благоухающая, как бы созданная для того, чтобы мечтать. В юности в такую ночь в его сознании роились бы образы богатства и признания, сверкающие так же ярко, как эти далекие звезды.

Но сегодня Раф не видел ярких созвездий и не мечтал о блистательном будущем – перед его умственным взором все время возникала его маленькая хижина в дельте. И это была не идиллическая картина мира и согласия. Зная детей и Гинни, он полагал, что скорее всего там идет ссора. Гинни обязательно станет чего-нибудь требовать, чтобы ей подали еду, подобрали брошенную ею на пол одежду, – а Джуд возглавит восстание. Дети дадут бой своей новой маме.

Но тут он ничего поделать не может – остается только надеяться, что Гемпи выполнил свое обещание и попытался примирить враждующие стороны.

Но Раф знал, что долго Гемпи там пробыть не мог – как и у него самого, у того тысяча неотложных дел. Так что Раф пока что мог поручить детей только заботам Гиневры Маклауд.

«Поэтому я и привез ее туда», – убеждал себя Раф. Ему нужно, чтобы кто-то присматривал за детьми, пока Гемпи будет в отъезде, он ехал к своему умирающему двоюродному брату. Если Гинни даст ему хотя бы месячную передышку – ну самое большое двухмесячную, – Раф с радостью вернет документ о так и не состоявшемся браке и согласится на то, чтобы его объявили недействительным. Если только она ему поможет и все получится так, как он замыслил, он готов считать, что они в расчете.

С большим запозданием Раф пожалел, что так разъярился в прошлый раз. Он хотел сказать ей, что не собирается требовать от нее выполнения брачного обета, но она так его разозлила, что он совсем вышел из себя. И как это такая красивая женщина ухитряется каждый раз приводить его в такое остервенение? Что ей стоит пойти ему навстречу как взрослый, ответственный человек и договориться о взаимоприемлемом решении? В результате у него руки чесались свернуть ей шею.

А теперь вот он не может заснуть от беспокойства, хотя ему необходимо выспаться и отдохнуть. Он знает детей и знает Гиневру Маклауд – это весьма взрывчатая смесь.

Дьявол! Придется завтра выкроить время и съездить домой, чтобы убедиться, что хижина стоит на месте и все в ней живы и невредимы.

Иначе его ждет еще одна бессонная ночь.

Дети были в крепости, и Джуд вслух строил планы, как навредить Этой Женщине. Они все хотели от нее избавиться, но не знали, как это сделать, не ослушавшись Рафа. Они надеялись, что ее увезет Гемпи, но тот не захотел этого сделать. Джуд твердил, что им остается надеяться только на самих себя.

Во всяком случае, надо добиться, чтобы она не путалась у них под ногами и никогда не приближалась к их крепости, на нее стоит только посмотреть, как сразу становится ясно, что такая женщина не умеет хранить тайну.