Текст книги "Любовь и страдания принцессы Марицы"

Глава 5

Джозеф вошел в гостиную, где его ожидала Марица.

– Его королевское высочество заснул, принцесса.

– Вы уверены, что я ему не понадоблюсь, Джозеф?

– Да, ваше королевское высочество. Сегодня доктор активно потрудился. – Он помолчал, потом, вздохнув, добавил: – Но боюсь, ваше королевское высочество, никакой доктор не принесет ему большой пользы.

– Я тоже это понимаю, Джозеф, – ответила Марица, – и все же, если его королевское высочество верит в лечение, ни в коем случае нельзя его прекращать.

Слуга посмотрел на нее своими добрыми, понимающими глазами. Он лучше, чем кто-либо, знал, что, когда принц Фридрих не был занят своим лечением, консультациями с врачами и целебными водами, приступы его ярости становились еще чаще. Больше всего от этого страдали он сам и принцесса. Джозеф никогда никому не говорил о тумаках, которые доставались ему, когда он раздевал принца или укладывал его в постель после крепкого подпития. Не отличаясь высоким ростом, Джозеф, однако, обладал огромной физической силой. Он научился уклоняться от ударов в голову и ловко уворачиваться, если принц целил ему в грудь.

Принц Фридрих, как пьяный, так и трезвый, ясно отдавал себе отчет, что без Джозефа он пропадет. Несмотря на то что принц по натуре был хулиганом, он умел ценить мужество, и ему нравилось, что его слуга не раболепствует перед ним.

С Марицей же все обстояло иначе. Она была женщиной, и поэтому от нее требовались кротость, послушание и, как считал принц, раскаяние. Ведь именно из-за женитьбы на ней он стал калекой.

– Если вы уверены, что я не понадоблюсь его королевскому высочеству, – прошептала Марица, – я навещу герцогиню.

Джозеф взглянул на часы.

– Если вы намерены вернуться к пятичасовому чаю, ваше королевское высочество, у вас еще очень много времени.

Марица улыбнулась и вышла из комнаты. Она сегодня чувствовала себя счастливой, несмотря на то что Фридрих очень грубо обошелся с ней за завтраком.

Впервые за все время их брака его оскорбления и колючие словечки не задели ее, так как в мыслях она была далеко, в таинственном мире за туманом. Пока принц Фридрих принимал свои процедуры, она не читала, а сидела в уродливой, безобразной приемной и видела только мерцающую воду озера и глаза лорда Эркли, глядящие в ее глаза. Ей сейчас казалось невозможным, что она осмелилась говорить с ним так, как не говорила еще ни с кем, тем более с мужчинами.

Завтра она опять поедет с ним, и она знала: что бы лорд ни говорил о необходимости жить сегодняшним днем, она жива, пока может ездить с ним верхом и знать, что они наедине.

Марица подошла к номеру герцогини и, когда горничная открыла ей дверь, с радостью увидела, что герцогиня одна,

В небольшой передней не было ни мужской шляпы, ни трости, а из салона не было слышно никаких голосов.

– Ее королевское высочество принцесса Марица! – воскликнула она. – Я так надеялась на это!

Марица прошла через всю комнату, и, когда она наклонилась, чтобы поцеловать герцогиню в щеку, старая женщина сказала:

– Ты великолепно выглядишь, дитя мое, и, по-моему, даже изменилась. – Затем, глядя своими проницательными глазами в лицо Марице, добавила: – Ты счастлива! В чем дело?

Марица засмеялась:

– От вас невозможно ничего утаить. Я действительно очень счастлива, ведь я так замечательно провела утро!

– Ездила верхом с лордом Эркли.

– Вы уже знаете!

– Конечно, знаю! Ты не допускаешь мысли, что здесь, в отеле, все всем известно? Мой слуга Анри выгуливал собаку и увидел, как вы отправляетесь на прогулку.

– Как это удивительно – снова быть на лошади!

– И в компании такого обаятельного мужчины, – закончила герцогиня мысль принцессы.

Марица покраснела, и герцогиня сказала:

– Я не дразню тебя. Я так рада, что ты хоть на время отрешилась от своих забот.

– Я была потрясена, совершенно потрясена, когда Фридрих предложил мне это! – ответила Марица. – Я хотела порадовать вас еще вчера, но боялась даже говорить об этом, пока все не свершилось.

– На случай, если бы Фридрих изменил свое решение, – сухо сказала герцогиня. Марица кивнула:

– Не представляю, кто подсказал ему, но главное, он разрешил мне покататься сегодня и сказал, что я поеду и завтра.

Герцогиня молчала. Потом, как бы с трудом подбирая слова, она спросила:

– Что ты думаешь о лорде Эркли?

– Он так добр и так не похож на всех мужчин, которых я когда-либо знала.

– Меня он очаровал!

– Он был у вас!

– Да. Он пришел вчера после того, как ты передала ему мои слова. Мы говорили о его матери, и я думаю, если бы Лелия могла его видеть сейчас, она бы им гордилась.

– Он очень умен, – заметила Марица.

– Что не имеет ни малейшего значения для большинства его знакомых женщин.

– Я всю жизнь слышала, что мужчины не любят умных женщин.

Герцогиня улыбнулась:

– Это зависит от того, как они себя держат. Больше всего мужчина не любит, когда женщина пытается утвердить свое превосходство над ним и доказать, что она умнее его.

– Другими словами, ей следует быть кроткой и послушной, – сказала Марица. – Это чисто немецкая точка зрения.

– Я не это имею в виду, – отрезала герцогиня. – Француженки правили Францией со времен Дианы де Пуатье, но они делали это умно, используя всевозможные женские уловки, закрывающие мужчине глаза на то, что им манипулируют.

– Я не хочу никем манипулировать, – улыбнулась Марица. – Мне приятно, когда мужчина учит меня, потому что я так мало знаю.

– Я уверена, что такой урок доставляет удовольствие каждому мужчине, – сказала герцогиня, – особенно если это урок любви.

Немного смутившись тем, что разговор принял такой поворот, Марица сменила тему:

– Я не хочу говорить о себе. Я устала от этих разговоров. Поговорим лучше о вас, сударыня. Навещал ли вас король?

– Он придет завтра на чашку чая, – ответила герцогиня, – и это значит, что все хорошенькие женщины, ожидающие его в своих надушенных будуарах, будут готовы выцарапать мне глаза.

Это было сказано с таким удовлетворением, что Марица не удержалась от смеха.

– Они действительно душат свои комнаты?

– Конечно! И вместе с тем носят совершенно неприличные так называемые "платья для чая", мало чем отличающиеся от ночных рубашек!

По выражению лица Марицы герцогиня поняла, что она думала не о короле, а о женщинах, пытающихся заманить в ловушку лорда Эркли.

– Эти любовные похождения несерьезны, – мягко улыбнулась герцогиня. – Это просто времяпрепровождение. Любовь, настоящая любовь, совершенно иная, и она не нуждается в надушенных будуарах и соблазнительных платьях для чая.

Марица ничего не ответила, но у герцогини было такое лицо, как будто она и не подозревала, что такое чувство, как любовь, может родиться в сердце принцессы.

– Не отчаивайся, дитя мое, – утешила ее герцогиня. – Все проходит, особенно несчастье.

– Я не должна думать ни о чем, кроме того, чтобы Фридриху было лучше, – мужественно сказала Марица. И как бы отгоняя от себя дурные мысли, она сменила тему разговора. – О, я хотела спросить вас, ведь вы всех знаете. Слышали ли вы когда-нибудь о баронессе фон Кеттлер?

Герцогиня сразу как-то напряглась и с удивлением взглянула на Марицу.

– Баронесса фон Кеттлер? – повторила она. – А почему ты меня спрашиваешь о ней?

– Кто-то упомянул в разговоре ее имя, – неуверенно ответила Марица, – и я… мне интересно, кто это такая.

– Я расскажу тебе все о ней, – сказала герцогиня, – во всяком случае все, что вообще можно знать о столь необыкновенной женщине.

– А чем она необыкновенна?

– Вернее было бы сказать, что она сделала необыкновенную карьеру, – сказала герцогиня. – Ходят слухи, что начинала она певицей или танцовщицей в захудалом кафе, но никто не уверен, что это правда.

– Актриса?

– О, это слишком вежливое выражение! – сухо сказала герцогиня. – Впервые ее заметили, когда она подцепила, другого слова не подобрать, бедного старого барона фон Кеттлера, очень богатого вдовца, занимавшего к тому же высокое положение в обществе.

– Он женился на ней?

– Он женился на ней и представил ее свету с торжествующим видом фокусника, вынимающего кролика из шляпы, – ответила герцогиня.

– Принята ли она в немецком высшем обществе? Я никогда раньше о ней не слышала.

– Конечно, не в тех кругах, в которых вращаетесь вы с Фридрихом, – произнесла герцогиня, – но вне королевского двора никто не посмел бы закрыть дверь перед бароном фон Кеттлером.

– А баронесса немка?

– Нет, нет! Я этого не говорила! В ней течет очень много кровей, полагают даже, что она турчанка, египтянка или мавританка – одному Богу известно, кто же именно! Однажды, кажется, она сказала, что ее отец поляк.

– А она красива?

– Не в моем вкусе, – сказала герцогиня довольно сухо, – но она, безусловно, очень эффектна, с раскосыми глазами, рыжеволосая и с чувственными манерами, напоминающими мне змею.

Марица изумленно слушала. Если баронесса была именно такой, почему тогда генерал фон Эхардштейн грозил Фридриху пригласить в Мариенбад баронессу, если он не выполнит условия кайзера?

Принцесса вспомнила слова генерала:"Она очаровательная женщина и в прошлом оказала нам неоценимую услугу". Вдруг ее осенило, что это была за услуга! Она сказала дрожащим голосом, почти шепотом:

– Вы думаете, баронесса занимается шпионажем?

– Без сомнения, – ответила герцогиня. – Она замешана во всех интригах секретной службы Берлина! – Увидев испуганное лицо Марицы, она продолжала: – Баронесса посеяла такую смуту среди молодых парижских дипломатов, что президент грозил прекратить существование салона Кеттлер. – После короткой паузы она добавила: – Был грандиозный скандал – не помню уже, из-за чего именно – в Испании. Все было замято, и никто уже не вспоминает об этом, но виновницей скандала была баронесса.

– Зачем же тогда?.. – начала Марица и осеклась.

Теперь вся картина происходящего складывалась перед ней, как мозаика. Конечно, визит барона фон Эхардштейна и адмирала фон Сендена к Фридриху имел отношение к королю Эдуарду и лорду Эркли. Они прекрасно знали, что Фридрих знал лорда Эркли и что несколько лет назад лорд Эркли гостил в Вильценштейне. По заданию кайзера они поручили Фридриху раздобыть какую-то информацию, и, потерпев фиаско на званом обеде, Фридрих решил обратиться к помощи жены. Теперь она понимала, почему он так настойчиво выспрашивал у нее, что ей говорил лорд Эркли. Теперь она понимала и то, почему ей было разрешено и завтра поехать с ним на прогулку.

Сначала ей показалось совершенно невероятным, что ее хотят заставить шпионить за кем-то, тем более за англичанином, ведь в ней самой текла английская кровь. Потом ей стало ясно, что немцы считают ее абсолютно лояльной к нации своего мужа и к "высшей стране", за принца которой ей "посчастливилось" выйти замуж. Сначала все это шокировало принцессу, но потом она подумала, что с самого начала надо было догадаться, что после того, как кайзер три года не общался с Фридрихом, он не стал бы искать с ним контакта без какой-нибудь скрытой причины.

Подавленная тем, что она узнала, Марица машинально встала и подошла к окну. Герцогиня наблюдала за ней, затем спокойно произнесла:

– Самое мудрое, Марица, дитя мое, всегда смотреть в лицо фактам, как бы неприятны они ни были.

– А если факты шокируют и вызывают отвращение?

– Эстерхази всегда были мужественными людьми.

– Дело не в мужестве, – ответила Марица, – а в том, что ищешь выхода из положения и чувствуешь свою беспомощность.

– В подобных обстоятельствах, – резонно заметила герцогиня, – я всегда поступала так, как подсказывало сердце.

Воцарилась такая тишина, что Марица могла слышать биение своего сердца. Герцогиня дала ей совет, который в данном случае был единственно правильным.

Она отвернулась от окна и сказала:

– Я должна идти. Фридрих отдыхает, но я могу ему понадобиться, и вы же знаете, ему не нравится, что я бываю у вас.

– Фридрих или не Фридрих, я надеюсь, ты еще зайдешь, – ответила герцогиня.

– Вы же знаете, что обязательно зайду… и благодарю вас.

– Не за что, дитя мое, не стоит благодарности.

Герцогиня пристально смотрела на Марину, когда она выходила из комнаты. После того как принцесса повернулась и улыбнулась на прощанье, герцогиня еще некоторое время сидела с закрытыми глазами. Она молилась, и какое-то шестое чувство, которое приходит с годами, говорило ей, что ее молитвы будут услышаны.

Всю оставшуюся часть дня до обеда Марица металась от одного решения к другому, так и не понимая, что же ей делать. Первой мыслью принцессы было поставить Фридриха перед фактом и сообщить ему, что она все знает, а также сказать ему, что она не опустится до того, чтобы стать орудием в руках кайзера или чьих-то еще.

Если ее мужа и использовали подобным образом, то она не позволит ему вовлечь себя в эту авантюру. И в то же время она могла понять, как безнадежно пытается Фридрих вернуть себе былой авторитет в глазах императора, как хотелось ему вновь стать в Берлине той влиятельной фигурой, которой он когда-то был.

"Даже если он с успехом выполнит это задание, большой благодарности от них ждать не приходится, – мелькало в голове у Марицы, – а когда он больше не будет им нужен, они просто вытрут об него ноги".

Прожив в Германии три года, принцесса хорошо знала, как безжалостен и бесчеловечен кайзер и все его ближайшее окружение. Эти генералы сильно падали в ее глазах оттого, что не могли сами выполнить свою грязную работу ив мирное время использовали для этих целей человека в таком состоянии, как Фридрих. Она смутно припоминала шум, который был поднят в газетах из-за марокканского дела, и предполагала, что именно этим делом интересуется сейчас генерал фон Эхардштейн.

Принцесса была уверена, что, если король Эдуард и поделился с лордом Эркли своими тайными замыслами и надеждами на будущее, лорд ни при каких обстоятельствах не расскажет о них ни Фридриху, ни ей. Да и как можно позволить вести себя подобно баронессе фон Кеттлер? Из слов герцогини было ясно, что баронесса – шпионка высочайшего класса. Но как могут мужчины быть настолько безумны, чтобы поверять женщине, как бы они ни были в нее влюблены, важные государственные тайны? Как же это могло быть? Как могут мужчины не понимать, что отвечать на любой вопрос женщины крайне неосторожно?

Вдруг она догадалась, и краска залила ее лицо. Марица была очень неопытна в вопросах интимных отношений между мужчиной и женщиной. На родине ее всюду сопровождала матушка, и, хотя во многих домах Эстерхази были молодые люди, с которыми девушка могла потанцевать и обменяться шуткой, там считалось неприличным вести какие-либо вольные беседы или делать даже косвенные намеки, которыми изобиловала речь любого француза.

Марице не было и восемнадцати лет, когда она вышла замуж, и, хоть она была очень образованной девушкой, чувства ее еще не проснулись. Никто бы не поверил, но в двадцать один год она еще ни разу не целовалась по-настоящему и не знала прикосновения мужчины. Прочитав множество книг, она все же очень слабо представляла себе, что мужчина делает с женщиной. Хотя принцесса и подозревала, каким способом баронесса добывала информацию у молодых дипломатов, всех подробностей она не знала, да и сама мысль об этом приводила ее в смущение. Однако над ней, как дамоклов меч, висела проблема, спросить ли Фридриха напрямик, что он от нее хочет и что ей будет, если она откажется.

За обедом Марина не могла есть, так как нервы ее были на пределе, заговорить же с мужем она так и не решилась. Принц все больше и больше пьянел, и от крепкого бордо лицо его стало еще краснее, чем обычно. Едой он был недоволен, а во взглядах, которые он время от времени бросал на Марицу, ей виделась ничем не прикрытая ненависть.

Она уже привыкла к этому, но сегодняшний вечер не был похож на сотни других вечеров, когда они обедали вместе. Может быть, потому, что она испытала шок, может быть, потому, что утром она была невыразимо счастлива, но сегодня принцесса все воспринимала гораздо острее и больнее, чем раньше. Фридрих наконец заказал бренди и, быстро опустошая бокалы, наполнял их сам, считая, что официанты недостаточно внимательны.

– Ты завтра поедешь на прогулку с Эркли, – произнес он так неожиданно, что Марица даже вздрогнула.

– Да, ты сказал, я могу поехать.

– Так вот, слушай, что он будет тебе говорить, и поддерживай интересующий его разговор.

– О чем? – спросила Марица.

У нее было такое чувство, что кто-то внутри нее задает этот вопрос.

Воцарилось молчание. Должно быть, Фридрих обдумывал ответ, усилием воли заставляя себя мыслить ясно.

– Заведи разговор о Франции, – сказал он наконец. – Король Эдуард помешан на этих проклятых французах.

– Откуда ты это знаешь?

Вероятно, вопрос насторожил принца, потому что после минутного колебания он крикнул в ответ:

– Я читаю газеты или нет? Мне не хуже, чем всем остальным, известно, что королю Эдуарду гораздо милее бесшабашность и фальшивая веселость Парижа, чем разумная трезвость Берлина.

– Может быть, его величество ездит в Париж на каникулы? – осмелилась спросить Марица.

– Чтобы втереться в доверие к этим "лягушатникам", – огрызнулся принц Фридрих,– а французы знают, как ублажить старого козла. Марица промолчала, а Фридрих, распаляясь все больше, продолжал: – Они слагают о нем песни. Он обедает с актрисами и дамами полусвета. Говорю тебе, французы запоют "Да здравствует Эдуард" в другом тоне, если будут неосторожны.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Марица.

Принцесса думала, что Фридрих хочет сказать то, о чем она только подозревала, а именно, что Германия собирается пойти войной на Францию.

Вдруг сквозь пьяный угар Фридрих понял, что наговорил слишком много лишнего.

– Какого черта ты задаешь столько вопросов? – изменил он тон. – Делай, что тебе велят. Заговори с Эркли о Франции и передай мне его слова.

Марица ничего не сказала. Она просто встала из-за стола и оставила мужа наедине с очередным бокалом бренди. В спальне она внезапно почувствовала, что ей стало холодно, хотя вечер был очень теплый. Сейчас все вокруг казалось ей холодным и темным, а самое главное – беспросветным.

Первой мыслью принцессы было пойти к герцогине и попросить у нее совета, но потом она решила, что было бы нелояльно обсуждать мужа даже с таким близким человеком, как герцогиня, да еще француженкой. Только одному человеку она могла довериться, он должен был все знать не столько ради нее, сколько ради него самого. Ей казалось, прошла целая вечность, прежде чем она услышала, что Фридрих ложится спать. Он, как всегда, осыпал Джозефа ругательствами, а многие фразы звучали как неразборчивое пьяное бормотание.

Все комнаты в номере выходили на балкон. Сначала шла гостиная, которая находилась рядом с гостиной лорда Эркли, затем спальня Марицы. Из спальни принцессы дверь вела в комнату побольше, принадлежащую Фридриху, а рядом находилась маленькая туалетная комната, где спал Джозеф.

Марица подождала, когда в соседней комнате стихнет возня. Наконец Джозеф уложил Фридриха в постель, и через мгновение принц уже спал. Правда, не было никакой гарантии, что через час он не проснется и не начнет кричать, призывая кого-нибудь на помощь.

Принцесса посмотрела на часы. Не было еще и половины одиннадцатого, и лорд Эркли, вероятно, еще обедал или с королем, или на одной из тех шикарных вилл, высокопоставленные хозяева которых давали богатые балы чуть ли не каждую ночь. Но где бы он ни был, Марица надеялась только на одно, что он придет в отель через сад. Большинство балов, как ей было известно, заканчивались в казино, откуда к отелю вела тропинка, протоптанная между лужайками и клумбами.

"Я буду сидеть под ивой и ждать", – твердо сказала себе Марица. Она знала, что отсюда она увидит, горит ли свет в гостиной лорда Эркли и не напрасно ли она ждет.

Было еще тепло, но она все же вынула из комода мягкую бархатную шаль и, повесив ее на руку, вышла из номера, спустилась по лестнице и оказалась в саду. Никого не видя, принцесса пробиралась сквозь нависающие ветви ивы. Она уселась на скамейку, где встретилась с лордом Эркли в тот первый вечер, и приготовилась к долгому ожиданию. Марица пыталась хотя бы сейчас не думать о том, что узнала, а унестись мыслями в ту волшебную землю, о которой они говорили с лордом. Усилием воли она заставляла себя не смотреть на тропинку и на окна его комнаты.

Прошло, должно быть, уже часа два, и мысли Марицы были очень далеко, когда она неожиданно увидела лорда. Она почувствовала его присутствие, когда он еще не раздвинул ветви ивы. Яркие огни парка создавали впечатление, что лорд Эркли окружен нимбом.

– Я чувствовал, что и сегодня увижу вас здесь, – сказал он своим густым голосом. Она молчала, и он сел рядом с ней.

– Что вас волнует? – спросил он через некоторое время.

– Откуда вы знаете, что я волнуюсь?

– Я чувствую это – я чувствовал это еще до того, как встретил вас здесь. Мне вдруг показалось, что вы хотите видеть меня.

Эркли увидел, как глаза принцессы расширились. Потом она произнесла:

– Я действительно хочу вас видеть. Поэтому я… и жду.

– Что случилось?

Надо быть очень близкими друзьями, подумала она, чтобы не тратить время на предварительные любезности. Марица не ответила, а лорд, подождав немного, сказал:

– Дайте вашу руку.

Она подчинилась, хотя и была очень удивлена этой просьбой. Когда Эркли крепко сжал ее озябшие пальцы в своих ладонях, принцесса почувствовала, как тепло его рук придает ей силы. Она беспомощно посмотрела на него, и в этом взгляде было что-то бесконечно трогательное.

– Что случилось? – снова спросил лорд.

– Я не знаю, как вам сказать.

Согревая ее дрожащие пальцы, он сказал:

– Я думаю, нам нечего скрывать друг от друга, Марица.

– Я не хочу… шокировать вас. Он улыбнулся.

– Не верю, что вы можете это сделать.

– Вы же не знаете, что я хочу сказать.

– И все же, скажите мне. Надеюсь, вы не боитесь?

– Я… боюсь!

– Меня не надо бояться.

– Я боюсь только, что вы почувствуете ко мне отвращение.

– То, что я чувствую к вам, Марица, я даже боюсь высказать вслух. – Она сразу замкнулась. Лорд очень мягко произнес: – Скажите, что вас угнетает.

Он видел, что ей очень трудно говорить, но все же она взяла себя в руки.

– Фридриху приказано следить за вами!

– И это все?

– Он хочет, чтобы я ему в этом помогала!

– И это вас так расстроило?

– Конечно! Как я могу делать подобные вещи? Как я могу… шпионить… тем более за вами?

– Тем более за мной? – медленно повторил лорд Эркли. – А чем же я лучше других, Марица?

Принцесса отвернулась от него, и он мог видеть только ее профиль.

– Чем же? – очень мягко спросил он. Как будто по его велению она повернулась, и их глаза встретились. Лицо ее было озарено светом, проникающим сквозь ветви деревьев, и лорд ясно видел боль в ее глазах.

– Дорогая! – сказал он. – Вы не должны волноваться из-за таких пустяков.

– Как вы меня… назвали? – спросила Марица еле слышно.

– Я назвал вас "дорогая", не имея на это никакого права, – ответил лорд Эркли, – но это слово было у меня в душе с первой минуты нашей встречи. – Он увидел, что лицо принцессы засияло каким-то внутренним светом, и продолжал: – Увидев вас, я понял, что вы самая замечательная женщина из тех, кого я знал, но даже эти слова слишком слабы. Ваше сердце заговорило с моим, и мы сразу поняли друг друга без слов.

– Я тоже это почувствовала, – прошептала Марица. – Я люблю вас всей душой, – призналась Марица, – и не могу делать то, что делала баронесса фон Кеттлер.

Лорд Эркли был очень удивлен.

– Что вы знаете о баронессе фон Кеттлер? – спросил он.

– Я слышала, генерал фон Эхардштейн грозил Фридриху, что, если он не выполнит требований кайзера, они попросят приехать баронессу фон Кеттлер. – У Марицы перехватило дыхание. – Я не знала, что он имел в виду. Мне только сегодня стали понятны его слова, когда я спросила у герцогини о баронессе фон Кеттлер.

– И она вам рассказала?

– Да, она рассказала, и мне стало ясно, о чем просил меня Фридрих.

Принцесса была потрясена, и слова ее трудно было расслышать.

– Послушайте, моя любимая, – старался он успокоить ее. – Я понимаю, почему вы так расстроены, но уверяю вас, вы никоим образом не напоминаете баронессу.

– Вы знаете ее?

– Слышал о ней очень давно и несколько раз встречал.

– Но вы не сказали ей того, что она выпытывала у вас?

– Я надеюсь, у меня достаточно опыта, чтобы не стать орудием в руках немецкой секретной службы, – ответил лорд Эркли. – И пусть ваша совесть будет чиста, моя драгоценная, ведь еще в первый вечер, когда я обедал с вами, я хорошо сознавал, зачем приглашен.

– Вы… знали? Откуда вы знали?

– Я увидел, как фон Эхардштейн и фон Сенден навещали вашего мужа, и мне это показалось весьма странным. Кроме того, хорошо известны симпатии к немцам барона Карлова.

– Вы знали… и все же захотели быть моим другом?

– Неужели вы думаете, что я хоть на секунду подозреваю вас в этом грязном шпионаже? – спросил лорд Эркли. Не дожидаясь ответа на этот вопрос, он сказал с улыбкой: – Моя миссия в Германии была несколько иной. Я должен был докладывать об отношениях при немецком дворе и в среде простых людей к Франции и Великобритании. – Марица .внимательно слушала, и лорд продолжал: – Это были не более чем впечатления от обыкновенных разговоров. Даже немецкая секретная служба, как бы она ни старалась, не могла бы найти в моей деятельности ничего предосудительного.

– Я счастлива, так счастлива!

– Клянусь вам, я не подсматривал в замочную скважину, не читал чужих писем и даже. не пытался выпытывать секреты у пьяниц или женщин! – В голосе лорда Эркли звучал едкий сарказм, но, почувствовав, что Марица дрожит, он быстро осекся: – Простите меня. Я не должен был этого говорить! Забудьте обо всем, что вас шокировало и так расстроило.

– Значит, я не смогу завтра поехать с вами на прогулку?

– Почему же?

– Потому что Фридрих будет меня выспрашивать обо всем, что вы скажете.

– Ну и что? – спросил лорд Эркли. – Или вы боитесь, что он рассердится?

– Он будет в ярости, как сегодня, когда я не смогла ничего ему сказать. – Принцесса внимательно посмотрела на лорда и сказала: – Кроме ваших слов о том, что только король Эдуард может сохранить мир в Европе. – После короткой паузы, она спросила: – Так вы говорили о короле с расчетом на то, что ваши слова станут известны Фридриху?

– Я полагал, что, если кто-нибудь вас спросит, это будет самый безопасный ответ.

– Это ужасно! – воскликнула Марица. – Как же мы можем разговаривать как ни в чем не бывало, если я знаю, что меня ждет. У меня теперь будет такое чувство, что Фридрих, генерал фон Эхардштейн, и адмирал фон Сенден, и кайзер подслушивают нас.

Лорд Эркли поднес ее руку к своим губам,

– Забудьте о них, – сказал он. – Забудьте обо всем, моя дорогая, кроме того, что я люблю вас! – Он поцеловал руку принцессы и ощутил, как легкая дрожь охватила ее. – Я люблю вас! – повторил он. – И обещаю, что не сделаю ничего, что заставило бы вас почувствовать себя виноватой.

– Но ведь это грех – любить вас.

– Сердцу не прикажешь, – ответил лорд Эркли.

– Я ничего не могу с собой поделать, – прошептала Марица. – Вы полностью завладели всем моим существом. Все остальное не имеет значения. Существуете только вы!

– То же самое я чувствую по отношению к вам.

– Но я замужем и поклялась быть женой Фридриху в болезни и в здравии.

– Это жестоко, это отвратительно! – горячо сказал лорд Эркли.

– Но мы ничего не можем сделать, только постараться забыть друг друга.

– Нет! Это совершенно не обязательно, – возразил он. – Вы жена Фридриха. Мы это и не отрицаем, но, любя вас, я вовсе не прошу вас быть неверной. Мне нужна только надежда, что моя любовь, возможно, даст вам хоть какое-то утешение.

– Она дает мне все… все, чего я хотела, – страстно ответила Марица. – Я была так одинока, так испугана… и Фридрих ненавидит меня!

Все это было сказано почти на одном дыхании.

– Я могу одарить вас любовью, – произнес он. – Любовью, которую вы всячески заслуживаете и которая так вам нужна, моя драгоценная.

– Мне она очень нужна, и теперь я совсем не хочу умирать, – сказала Марица. – Даже если я не смогу видеть вас, я буду знать, что вы где-то есть.

– Возможно, нам придется расстаться, – предупредил лорд Эркли, – но еще не сейчас. Пока король в Мариенбаде, для меня это хороший повод оставаться здесь.

– И мы можем видеться?

– Почему бы нет? – ободрил Эркли принцессу. – И давайте то короткое время, которое у нас в запасе, думать только друг о друге.

На миг Марица представила себе гнев Фридриха, если она не принесет ему сведения, которые он хочет получить, но потом все это показалось ей такой мелочью, и, снова повеселев, она сказала:

– Я хочу говорить с вами. Я хочу слушать ваш голос, и, может быть, мы вместе сможем убежать в тот волшебный мир, о котором мы говорили сегодня утром.

– Обязательно, – подтвердил он. – И обещаю вам, моя драгоценная, я не сделаю ничего, что бы вас расстроило.

– Я не думаю, чтобы вы были способны меня расстроить, – ответила она. – И в то же время наша любовь так священна, мне кажется, что ее послал нам сам Бог, и я не перенесу, если она…

Она не докончила, и лорд догадался, что она хотела сказать: "похожа на те романы, которые у вас были раньше".

Лорд снова поцеловал ее руку, и его губы ощутили нежность ее кожи.

– Мы очень отличаемся друг от друга, так различна и наша любовь, и наши идеалы. Я думаю, прекрасная моя, что мы всегда будем верны друг другу, – произнес он.

Принцесса посмотрела на него, их взгляды встретились, и у нее было такое чувство, будто бы он обнял ее и его губы коснулись ее. Они боялись пошевелиться, пока Марица не произнесла со счастливым вздохом:

– Я должна идти.

– Да, конечно, вы можете идти, – отвечал лорд Эркли, – ведь я не призываю вас поступать против вашей совести. Но, дорогая моя, я буду думать о вас, желать встречи с вами, мечтать о вас. – Он увидел, как засияло лицо Марицы, и продолжал: – Я с нетерпением буду ждать семи часов утра, когда увижу вас снова.

– Вы уверены, что я поеду с вами?

– Уверен ли я! Теперь уже ничто не помешает нашему счастью.

– Тогда я приду. Я хочу поехать с вами… вы это знаете!

– Я мечтаю об этом.

– Какая будет замечательная прогулка к нашему. волшебному озеру!

– Тогда не думайте ни о чем другом, – сказал Эркли. – Забудьте всю эту грязь и вспоминайте только красоту воды, туман и то, о чем мы беседовали.

– Когда я шла сюда, – произнесла Марица, – я думала: после того, что я скажу вам, вы не захотите больше меня видеть.

– Как вы могли такое подумать! – ответил он. – Ведь я люблю вас, и какое бы преступление вы ни совершили, моя любовь к вам останется неизменной. – Он продолжал, крепче сжимая ее пальцы: – Наша любовь больше и важнее, чем просто дела. Это мысли, чувства и инстинкты наших душ.