Текст книги "Ускользающий ангел"

– Я осмотрю дом, – сказала девушка, – а потом мне бы хотелось переговорить с вами.

– Я буду тут, мисс Ула, не беспокойтесь. На чердаке осталась часть ваших вещей, которые не удалось распродать. Я убрал их туда на всякий случай.

Одарив старика улыбкой, Ула, не в силах больше ждать, поспешила к черной двери и, отворив ее, вошла в дом.

Сразу же ее охватило такое чувство, что родители рядом и ей больше нечего бояться.

Комнаты первого этажа были совершенно пустые, если не считать нескольких вытертых ковров и застиранных занавесок, за которые нельзя было выручить и гроша.

Перед глазами Улы, однако, стояла картина того уютного, дышащего любовью дома, каким он был при жизни ее родителей.

Вот ее мать расставляет вазы с цветами в гостиной, а отец в соседней комнате за письменным столом готовит воскресную проповедь.

Но надо подняться на второй этаж.

Хотя в спальне родителей больше не было широкой кровати и простой мебели светлого дерева, Уле казалось, сами стены здесь излучали свет, которым была наполнена жизнь двоих людей, беззаветно любивших друг друга.

То же самое девушка ощутила в соседней комнате, некогда принадлежавшей ей, такой уютной и радостной.

– Я вернулась домой, – произнесла вслух Ула, проходя по коридору к узкой винтовой лестнице, ведущей наверх.

Чердак был завален предметами их обихода, кухонной утварью, которые не удалось продать.

На стене висели платья, принадлежавшие Уле и ее матери, по-видимому, оказавшиеся слишком тесными для деревенских женщин.

Или, может быть, суеверия не позволяли им носить одежду умершей?

– По крайней мере мне есть что надеть, – сказала себе Ула.

Но тут же подумала, что одежда эта вряд ли подходит для девушки, собирающейся зарабатывать на жизнь работой в поле.

Только такое занятие и можно найти в округе.

Но Ула, окруженная светлыми воспоминаниями, больше не тревожилась по этому поводу.

Вот книги ее отца, в большинстве своем, религиозные трактаты, и, самое ценное, его личная библия.

Взяв эту книгу, Ула с любовью вглядывалась в выведенное на обложке твердой рукой отца его имя. В это время снизу донесся какой-то звук. Сразу же, словно затравленное животное, девушка застыла на месте, напряженно вслушиваясь.

Донесшиеся шаги были слишком стремительными, чтобы они могли принадлежать Грейвзу.

Вероятно, старик ошибся. У людей, искавших Улу несколько дней назад, хватило ума предположить, что рано или поздно она вернется в отчий дом. Проявив терпение, они дождались ее, и Ула при этой мысли ощутила, как ее захлестнула паника.

Оглядевшись вокруг, она увидела, что спрятаться можно только за поставленными посреди чердака ящиками. По всей видимости, они были полны треснувшей посуды и прочей рухляди, подобной той, что был завален пол чердака.

Словно лисица, скрывающаяся от охотников, Ула стремительно бросилась к этим ящикам и, согнувшись, притаилась за ними. Она постаралась сжаться, стать маленькой и незаметной, и тут на лестнице послышались шаги.

Дверь отворилась, и кто-то вошел на чердак. Ула почувствовала, как бешено заколотилось сердце. Ей казалось, оно готово выскочить у нее из груди. Переполненная отчаянием, девушка мысленно обратилась с мольбами к отцу:

– Спаси меня… папа… спаси меня… Ты привел меня к цыганам, помог добраться до дома… не дай им схватить меня… пожалуйста… папа!

Каждый ее нерв дрожал от страха. Ула поняла, что человек, выследивший ее, сейчас стоит в дверях и оглядывает чердак, пытаясь найти ее.

Вдруг он негромко произнес:

– Ты здесь, Ула?

Какое-то мгновение девушке казалось, что она грезит наяву, и эти слова ей послышались.

Вскрикнув, она выскочила из-за ящиков и увидела среди нагромождения старых вещей как всегда элегантного маркиза Равенторпа.

Некоторое время они лишь молча смотрели друг на друга. Затем маркиз раскрыл объятия, и Ула, забыв обо всем на свете, бросилась в них.

Она прильнула к нему, а он, обняв ее, завладел ее губами.

Он целовал ее пылко, страстно, неистово, все крепче прижимая к себе.

Казалось, только так он мог выразить охватившие его чувства, для которых не находилось слов.

А для Улы словно раскрылись небеса, и из бездны страха и отчаяния она оказалась поднята к ослепительному свету.

Все происходящее было прекрасно и восхитительно. Маркиз целовал и целовал ее, и Ула вдруг подумала, что такого просто не может быть, и, значит, она грезит наяву.

Их учащенное дыхание слилось воедино, сердца бились в унисон. Наконец маркиз отпустил Улу и произнес дрогнувшим голосом:

– Я нашел тебя! Где ты была? Я сходил с ума от беспокойства!

Глядя на нее, он думал, какая она прекрасная, излучающая неземной свет. Со светлыми волосами, волнами ниспадающими на плечи, девушка была как никогда похожа на ангела.

– Ты… нашел меня, – промолвила Ула, – а я думала… что больше никогда… не увижу тебя!

Ее голос был наполнен такой нежностью, что маркиз, не удержавшись, снова поцеловал ее. Теперь, уже вкусив сладость ее невинных губ, он целовал Улу нежно, сдерживая овладевшую им страсть.

Обретя наконец дар речи, Ула, запинаясь, спросила:

– Почему… ты здесь… и почему искал меня?

– А что еще ты от меня ждала? – спросил маркиз. – Ты поступила очень умно, спрятавшись здесь, но тебе следовало знать, что я обязательно приду на помощь.

– Я… я думала, что даже если ты захочешь… то все равно… не успеешь. А я скорее… умерла бы, чем вышла бы замуж за принца Хасина.

– А я убил бы его, только бы он не стал твоим супругом! – воскликнул маркиз.

Тон, каким он произнес эти слова, заставили Улу изумленно посмотреть на него. Она сказала:

– Я думала… может быть… ты будешь рад тому, что… избавился от меня. Маркиз еще крепче обнял ее.

– Как тебе в голову мог прийти такой вздор? – спросил он. – И как у тебя хватило жестокости заставить заливаться слезами всех, кто тебя любит, особенно мою бабушку и Вилли?

Ула не отрывала от него взгляда, не в силах поверить в его слова, а маркиз продолжал:

– Я не находил себе места, так сильно переживал, так как нигде не мог найти тебя! – Ты меня искал?

– Ну конечно! – ответил маркиз. – Я искал повсюду: в лесах, в полях, в деревнях, искал каждый день от рассвета до заката. И наконец Вилли подсказал мне то, до чего я должен был бы додуматься сам: ты вернулась домой.

– Это… сказал Вилли?

– Ты как-то говорила ему, что по ночам представляешь себе, будто ты дома, и настанет день, когда ты вернешься туда.

– И ты нашел меня.

В ее словах было заметно облегчение. Но тут же Ула испуганно вскрикнула:

– Дядя Лайонел! Он посылал… людей на поиски… они были здесь… возможно, они снова вернутся. Ты должен спрятать меня… Пожалуйста… пойми, закон не на твоей стороне.

– Знаю, – сказал маркиз, – и именно поэтому я собираюсь спрятать тебя так надежно, что твой дядя никогда не сможет угрожать тебе, и тебе больше не придется бояться его.

Непроизвольно прижавшись к нему, Ула сказала:

– На словах… это прекрасно… но сможешь ли ты… осуществить задуманное?

– Да, и очень просто, – тихо проговорил маркиз. – Мы с тобой не мешкая поженимся.

Какое-то мгновение Уле казалось, что она ослышалась. Она посмотрела на маркиза, как никогда счастливого и искреннего, а он сказал:

– Все устроено. Дело лишь за тобой.

– Я… я ничего… не понимаю.

– Сначала скажи, – спросил маркиз, – как ты добралась сюда из Чессингтон-холла без денег, в одном домашнем платье?

Улыбнувшись, Ула чуть отстранилась от него.

– Посмотри на меня.

Взгляд маркиза не отрывался от ее лица.

– Смотрю, – сказал он. – Я почти забыл, какая ты красивая: такая милая, нежная, чистая! Моя бесценная, как выразить мне всю свою любовь, как сказать тебе, насколько ты не похожа на всех прочих женщин?

– Ты… говоришь это… серьезно? – прошептала Ула.

– Я многое хочу сказать тебе, – ответил маркиз, – но время не терпит. Не можем же мы стоять здесь до конца жизни.

Внезапно до Улы дошел комизм происходящего.

Маркизу Равенторпу, владеющему множеством роскошных особняков, приходится признаваться в любви, стоя на чердаке под низкой крышей в окружении сломанных стульев и всякого хлама.

Затем она посмотрела ему в глаза и поняла, что всякое место, где они с ним будут рядом, превратится в храм Красоты.

Ее любовь к нему не знает границ, и неважно, где звучит его признание – на чердаке ее скромного родного дома или в бальном зале Равенторп-хауза.

– Я люблю… тебя, – прошептала Ула, и по выражению в глазах маркиза без слов поняла силу ответного чувства.

– Я не хочу выпускать тебя из объятий, – сказал маркиз, – а все остальное не имеет значения. Но нас ждет много дел, а ты еще не ответила на мой вопрос.

– Ты не посмотрел на мое платье. Маркиз окинул ее взглядом: бархатный корсаж, белая блузка, пышная красная юбка.

– Цыгане! – воскликнул он. – Ты была у цыган!

– Они привезли меня сюда и разбили табор на поле, где всегда останавливались цыгане, когда я еще была маленькой.

– И они тебе ничего не сделали? – встревожился маркиз. – Ты не боялась?

– Нет, конечно же! – улыбнулась Ула. – К тому же я им прихожусь кровной сестрой.

– Когда-нибудь ты обязательно обо всем мне расскажешь, – сказал маркиз, – а сейчас нас ждет викарий, преемник твоего отца.

Поцеловав девушку в лоб, он добавил:

– Милая моя, как только ты станешь моей женой, никто не посмеет оскорблять и обижать тебя, а если кто-нибудь попытается отнять тебя у меня, я его убью!

Ула лишь смотрела на него, и глаза ее, округлившись, казалось, заполнили все лицо. Наконец она едва слышно промолвила:

– Мне не верится… что ты… действительно хочешь… жениться па мне!

– Я хочу сделать тебя своей женой, – решительно заявил маркиз. – Только так я смогу быть уверен, что ты никогда не покинешь меня и мне не придется переживать, гадая, где ты, не находя себе места от страха. Хватит с меня последних десяти дней.

– Неужели прошло уже десять дней? – спросила Ула.

– Мне показалось – десять столетий, – воскликнул маркиз, – но после того, что сказал мне Вилли, я знал, что ты непременно придешь сюда, и мне оставалось только ждать.

Он улыбнулся, и Ула вдруг обратила внимание, что циничные складки у него на лице разгладились, а в его голосе, когда он заговорил, зазвенели мальчишеские нотки:

– Пошли! Поторопись! Мы тут с тобой болтаем, а внизу тебя ждет платье.

– П-платье?

Но Равенторп уже тащил ее за руку к узкой лесенке.

Спустившись вниз, он сказал:

– Не мог же я допустить, чтобы ты венчалась со мной в старом домашнем платье, какой бы прелестной ни находил тебя в этом одеянии. Поэтому я захватил с собой целый сундук с одеждой, а когда у нас появится время, мы позаботимся о твоем приданом.

– Это сон… я знаю… это сон! – сказала Ула.

Маркиз молча увлек ее в комнату, бывшую гостиной в родительском доме, посреди которой на крошечном квадрате ковра стоял кожаный сундук.

Кто-то уже открыл его и достал белое платье, и Ула сразу поняла, что это подвенечный наряд.

На кресле была разложена белоснежная фата, похожая на легкое облачко, и венок из цветов.

– Ты и об этом… подумал? – спросила Ула. – Но почему ты был так… уверен… что найдешь меня… здесь?

Маркиз на мгновение вспомнил о тех муках, которые пережил, когда ныряльщики исследовали реку. Но все это подождет. Сейчас он хотел только одного, чтобы Ула стала его женой, и тогда их не смогут разлучить ни ее дядя, ни кто-либо еще.

Кроме того, маркиз, хотя и не говорил об этом с Улой, опасался, что принц Хасин, подобно многим восточным правителям, не остановится перед любыми самыми вероломными средствами, лишь бы удовлетворить свою прихоть.

Ему было известно, что, помимо слуг графа, в поисках Улы участвовали смуглые люди, скорее всего состоящие на службе у принца.

Поэтому маркиз спросил;

– Ты сможешь одеться сама?

– Разумеется, – улыбнулась Ула, и да ее щеке появилась прелестная ямочка. – Мне к этому не привыкать.

– Тогда поторопись, – попросил маркиз. – Увидев, как ты входишь в дом, я послал слугу предупредить викария, чтобы тот шел в церковь, и мне не хотелось бы заставлять его ждать.

Ула рассмеялась, до сих пор не в состоянии поверить в свое счастье.

Затем, когда маркиз оставил ее одну, она сбросила с себя цыганскую одежду и облачилась в белое подвенечное платье, превосходившее красотой даже наряды, купленные герцогиней.

О таком платье мечтает каждая девушка.

К счастью, в одном из оставшихся в комнате шкафов сохранилось зеркало на двери.

Встав перед ним, Ула смогла кое-как заколоть волосы и прикрепить к прическе фату и венок.

Затем, наполненная радостным возбуждением, чувствуя себя так, словно весь мир перевернулся, она открыла дверь и начала спускаться вниз по лестнице.

Маркиз ждал ее в гостиной, и, взгляну в на него, Ула подумала, что это самый красивый и элегантный мужчина в мире. Но теперь к тому же он был наполнен еще какой-то теплотой, исходившей от самого сердца, которой раньше ей так не хватало.

Теперь он любил, и все скрытые достоинства словно бы проявились под действием этого чувства. Теперь маркиз Равенторп был именно таким, каким хотела его видеть Ула.

Он был готов совершить великие дела не только ради нее, но и ради других людей, потому что, как сказал бы ее отец, его осенила божественная сила.

Уле хотелось высказать свою любовь, но, когда их взгляды встретились, она поняла, что никаких слов произносить не нужно.

Они уже настолько слились, соединились друг с другом, что даже святое таинство брака не могло сблизить их еще больше.

Взяв Улу за руку, маркиз вывел ее на улицу, где их ждал фаэтон. Подняв девушку на руки, маркиз посадил ее в экипаж.

На запятки вскочил конюх, кроме того, Ула заметила впереди двух верховых, готовых проводить экипаж до церкви.

Она поняла, что это не только защита от возможного нападения разбойников.

Эти люди здесь затем, чтобы ни граф, ни принц Хасин, ни кто-либо еще не смогли помешать исполнению планов маркиза.

Лишь несколько изумленных местных жителей наблюдали за тем, как фаэтон подкатил к церкви. Маркиз, положив поводья, обежал экипаж и спустил Улу на землю.

– Я люблю тебя! – с чувством произнес он. – И когда мы с тобой поженимся, я смогу тебе доказать, насколько сильно.

Он взял Улу под руку, и когда они вошли в церковь, знакомую ей с детства, под ее своды поплыли торжественные звуки органа.

Уле казалось, ее родители рядом, она чувствовала их присутствие, когда их с маркизом навеки соединили вместе прекрасные слова брачной клятвы.

Когда маркиз надел ей на палец кольцо, Уле послышались ангельские голоса, воспевающие их любовь.

Молодые опустились на колени, принимая благословение. Ула сказала себе, что счастливее ее не найдется женщины на свете.

Она не только встретила человека, которого полюбила, но и этот человек полюбил ее от всей души.

Ула поклялась, что вся жизнь ее теперь будет наполнена признательностью Господу за этот незабываемый день.

Новобрачные вышли из церкви, и маркиз снова поднял свою жену в фаэтон. Они поехали, но не назад в ее дом, как ждала Ула.

– Куда мы направляемся? – спросила она.

Не в силах сдерживаться, она крепче прижалась к своему супругу и положила руку ему на колено.

Маркиз с улыбкой взглянул на нее. Ула прочла его мысли и поняла, что он, как и она, счастлив их соединению, которое никто не сможет нарушить.

– Мы проведем ночь в доме, который уступил мне на время лорд-лейтенант графства, мой друг, – ответил маркиз. – Там нас никто не сможет найти, никто не потревожит.

Улыбнувшись, он продолжал:

– А завтра мы направимся в мой особняк в Оксфордшире, который отныне будет твоим, моя бесценная. Потом у нас будет настоящее свадебное путешествие. Мы отправимся в ту страну, которую ты выберешь.

– В это… нельзя поверить, – прошептала Ула.

Тут она вскрикнула.

– Цыгане! Надо дать им знать, что со мной все в порядке.

– Об этом я уже подумал, и пока ты переодевалась, я послал одного из конюхов сообщить им, что ты выходишь замуж, а также выразить нашу с тобой признательность в практичной форме.

– Надеюсь, они не оскорбятся, когда им предложат деньги.

– Я попросил конюха вести себя как можно более тактично, – ответил маркиз, – кроме того, он передаст, что отныне все цыгане желанные гости в моих владениях.

– Лучшего подарка для них нельзя и придумать! – воскликнула Ула.

Они приехали в дом, где жил маркиз, дожидаясь Улу.

Дом был очень красивый и уютный, и позднее Ула узнала, что лорд-лейтенант приготовил его для одного из своих родственников, на время уехавшего за границу.

Все в доме блистало чистотой и свежестью, и Ула подумала, что это самое подходящее к данному случаю место.

Их обслуживали прекрасно, и слуги казались совершенно незаметными. Когда молодые пообедали, маркиз повел Улу наверх.

Они вошли в украшенную цветами спальню, в которой стояла широкая кровать под балдахином с шелковым пологом, нежно-голубым в цвет глазам Улы.

– Какая прекрасная комната! – воскликнула она.

– Дорогая, я решил, – сказал маркиз , – что ты захочешь снять подвенечное платье, поэтому распорядился принести сундук и достать вещи.

Его молодая жена улыбнулась.

– Ты обо всем подумал!

– Я думаю о тебе, – ответил он. – Разве могу я думать о чем-либо еще, ведь ты именно такая, какой я всегда желал видеть мою жену.

Ула вдруг вспомнила о Саре. Маркиз, словно прочтя ее мысли, сказал:

– Забудь о ней! Всем нам свойственно ошибаться, и отныне твоя задача, моя прелесть, следить за тем, чтобы я совершал ошибки как можно реже.

С этими словами он снял с головы жены венок, фату и, вытащив шпильки, позволил ее волосам упасть на плечи.

– Сегодня ты как никогда похожа на ангела, – сказал он, – моего ангела, который до конца дней моих будет оберегать и вдохновлять меня.

– Неужели… я смогу? – спросила Ула.

– Да, ты это делаешь с тех пор, как я встретил тебя, – ответил маркиз, – и я уже совсем не тот человек, что был прежде.

– Я люблю тебя… таким… какой ты есть, – прошептала Ула.

Не в силах совладать с собой, она прильнула к нему. Маркиз начал целовать ее, и Ула почувствовала, что он расстегивает ей платье. Когда роскошный подвенечный наряд с легкостью вздоха упал на пол, маркиз взял свою жену на руки и отнес ее на кровать. Ула легла на мягкие подушки, которые показались ей воздушным облачком, и снова подумала, что происходящее – это сон. Когда маркиз присоединился к ней, она поняла, что это не сон, но восхитительная действительность, и снова вся душа ее наполнилась благодарственными молитвами.

Но, когда она ощутила прикосновение губ маркиза, его рук, с нежностью дотронувшихся до нее, в ее мыслях остался только он, он один.

– Я… тебя люблю… люблю! – шептала она.

– Я боготворю тебя, – ответил он, – и буду боготворить, моя любимая, до конца своих дней!

Произнося эти слова, маркиз ощутил, как под его рукой тело Улы затрепетало, впервые пробуждаемое любовью, и решил, что прекраснее этого нет ничего на свете.

– Ты не боишься? – спросил он.

– Н-немного!

– Я буду нежен и ласков.

– Я не… боюсь… тебя.

– Тогда чего же, мое сокровище?

– Вдруг ты… найдешь меня… скучной… разочаруешься… и перестанешь любить… тогда я снова… останусь совсем одна!

– Ангел мой, это невозможно!

– Почему?

– Потому что люблю я тебя не только за твою красивую внешность; я обожаю твое доброе сердце и еще больше то, что зовется душой, поэтому я всегда буду любить тебя.

– Разве я заслуживаю таких… таких чудесных слов?

У Улы из глаз брызнули слезы, и она спросила:

– Ты правда считаешь… что я заслуживаю тех похвал, что ты мне говоришь?

– Для меня ты сияешь подобно путеводной звезде во мраке – и за этой звездой я буду следовать до конца жизни. – О, милый… милый… я люблю тебя!

Маркиз поцеловал скатившиеся по щекам Улы слезы.

Затем он еще крепче прижал ее к себе, и она ощутила, как их тела и души слились воедино.

Ула поняла, что это божественная сила любви, не мягкая и нежная, как она считала прежде, а опаляющая жаром солнца.

Она ощущала этот жар, заполняющий ее, разливающийся от груди к губам, готовый слиться с пламенем, охватившим ее мужа.

Она понимала, что любовь – это могучая непреодолимая сила, которая заставляет людей совершать великие деяния Охвативший ее восторг не поддавался описанию.

Божественная сила любви унесла их в неведомую даль, где их ожидали только радость и счастье.