Текст книги "Ускользающий ангел"

Она думала, дядя закричит на нее еще громче. Но граф, шагнув к ней, изо всей силы ударил ее по лицу.

Не ожидавшая этого девушка упала, ударившись при этом головой о ножку кресла. Перед глазами у нее разверзлась темнота.

К Уле медленно возвращалось сознание. Первое, что она услышала, был голос ее кузины Сары, – Что случилось, папа? Я видела; как ты привез Улу назад, но почему она лежит на полу?

– Полагаю, она упала в обморок, – проворчал ее отец. – Сейчас приведу ее в чувство.

Ула услышала его шаги и догадалась, что граф направился к столику с напитками, стоящему в углу кабинета.

– Она очень бледна, – заметила Сара, впрочем, без всякой жалости.

– Я брызну на нее воды, – сказал граф. – Она быстро придет в себя. Сара вскрикнула.

– Нет, папа, ни в коем случае! Ты испортишь ее платье, а оно гораздо красивее тех, что есть у меня, и невероятно дорогое. Я хочу забрать его себе. Уверена, потребуется лишь немного удлинить его, я ведь выше ростом.

Ула не шевелилась. Она ощущала слабость, у нее болела голова, и ей совсем не хотелось видеть своего дядю и Сару.

Девушка услышала, как граф поставил графин с водой на столик и сказал:

– Будь проклята эта девчонка! С ней одни хлопоты.

– Надеюсь, папа, ты примерно выпорешь эту негодницу за ее отвратительный поступок, – злобно заметила Сара.

– Именно так я и намереваюсь поступить, – ответил отец, – но скоро сюда прибудет принц Хасин со специальным разрешением архиепископа Кентерберийского на брак.

– По-моему, Ула не заслуживает счастья становиться принцессой, – пожаловалась Сара.

– Она может именовать себя как угодно до тех пор, пока будет оставаться в Кумаре, – ответил граф. – Не думаю, что жизнь у нее будет особенно сладкой, учитывая, что там у принца есть три жены, которые только и ждут, как бы выцарапать ей глаза!

Ула затаила дыхание, с ужасом поняв из этих слов, что принц – мусульманин.

В этом случае ему полагается иметь четырех жен, и она станет всего лишь одной из них, судя по всему, самой младшей.

Первое время девушка никак не могла поверить, как человек, называющий себя христианином, может уготовить ей такую судьбу.

Затем она поняла, что граф согласится на все, лишь бы его племянница исчезла из Англии, чтобы он никогда больше не видел ее.

Ее мысли словно передались Саре, так как та сказала:

– И правда, когда Ула уедет, нам можно будет больше не беспокоиться о ней. Ты виделся с маркизом, когда забирал ее?

– Нет, разумеется, – ответил граф. – Я знал, что Равенторп будет в Эпсоме, где несколько его лошадей участвует в заездах.

– Это ты мудро придумал, папа, а когда завтра утром принц женится на Уле, маркиз уже ничего не сможет предпринять.

– Ты действительно полагаешь, он способен на это? – спросил ее отец.

– Он стал возводить ее в ранг первой красавицы только потому, что был зол на меня, – ответила Сара. – Как только Ула исчезнет с моей дороги, я верну маркиза себе.

– Надеюсь, ты права, – сухо заметил граф. – С таким человеком, как Равенторп, надо действовать быстро.

Но дочь не слушала его.

– Я хочу это платье, папа. Ула чувствовала, что Сара рассматривает ее.

– Пусть Улу отнесут наверх и разденут. После этого можешь забить ее до смерти – мне все равно!

– Не стоит вызывать недовольство принца Хасина, – возразил граф. – Он хочет отвезти к себе в Кумар английских лошадей, и я собираюсь ему кое-что показать перед тем, как состоится бракосочетание.

– Что ж, мне нужно только платье Улы, – сказала Сара, – хотя если его высочество подарит мне несколько алмазов, я отказываться не буду.

– Положись на меня, – ответил граф. Их разговор прервал донесшийся из-за двери голос:

– Вы звонили, милорд?

– Да, Ньюмен, – ответил граф. – Распорядитесь, чтобы мисс Форд отнесли наверх, раздели и положили в кровать.

– Хорошо, милорд.

– Ее нельзя помещать в прежнюю спальню, – продолжал граф. – Пусть ее отнесут в комнату, в которой нет ее одежды. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они сбежала. Вы понимаете?

– Да, милорд.

– Отнесите ее в Дубовую комнату, что в конце коридора на втором этаже, и скажите горничным, чтобы те скорее раздели ее, так как леди Сара хочет получить это платье. Мисс Форд должна быть заперта в этой комнате, ключ от которой пусть принесут мне.

– Да, милорд.

– Если она снова убежит, – добавил граф, – каждый, кто поможет ей в этом или не попробует помешать, будет немедленно уволен без рекомендаций! – Понятно, милорд.

Ньюмен в сопровождении одного из лакеев подошел и склонился над девушкой. Ее взяли за руки и за ноги, вынесли из кабинета и стали поднимать по лестнице.

Наверное, с безразличием думала Ула, теперь уже всей челяди известно, что произошло нечто чрезвычайное.

Она слышала, как в коридоре перешептывались служанки.

– Мисс Форд следует отнести в Дубовую комнату в конце коридора, – распорядился Ньюмен.

Он приказал раздеть и запереть Улу и повторил слова графа о том, что каждый, кто поспособствует ее бегству, будет немедленно уволен.

– Она в обмороке, – заметила одна из женщин, когда мужчины уложили девушку на кровать.

– Похоже, его милость ударил ее, – ответил Ньюмен, – и она, должно быть, падая, ударилась обо что-то головой.

– Бедняжка! Как жестоко с ней обошлись!

Ула узнала голос Эми, молодой горничной, очень милой и доброй девушки.

– Поосторожнее, Эми, – предостерег ее Ньюмен. – Если мисс Уле снова удастся бежать, нам всем придется несладко.

– А я вот что скажу, мистер Ньюмен: стыдно смотреть, как его милость обращается с нею! Хуже, чем с последней служанкой, а ведь это его племянница.

– Лучше держи эти мысли при себе, – посоветовал Ньюмен, – или скоро тебя выставят за дверь. Пошли, Джеймс.

С этими словами мужчины покинули комнату, и Эми вместе с другими служанками раздела Улу.

Девушка решила как можно дольше притворяться бесчувственной, надеясь выиграть время и найти какой-нибудь выход. Она позволила снять с себя красивое платье, на которое положила глаз Сара.

Затем Улу одели в принесенную из ее спальни старую ночную рубашку, всю в заплатах.

Девушка лежала, не шелохнувшись, до тех пор, пока служанки не ушли и в замке не повернулся ключ.

Только тогда она открыла глаза и окинула комнату полным отчаяния взором, ища путь к спасению.

Однако Ула сразу же поняла, что бежать из комнаты можно было бы только в том случае, если бы у нее были крылья, и она смогла бы улететь в окно.

В доме, выстроенном в георгианском стиле, были очень высокие потолки, и уже окна второго этажа находились так далеко от земли, что Ула, выпрыгнув вниз, если и не разбилась бы насмерть, то непременно сломала бы себе руку или ногу.

Усевшись на кровати, она оглядела массивный шкаф из красного дерева, ночной столик, умывальник с фарфоровым кувшином и тазиком, стулья и прочие предметы обстановки, находящиеся в комнате.

Комната эта была гораздо лучше той, которую Уле выделили первоначально в крыле для прислуги на третьем этаже.

В то же время девушка заметила, что шкаф совершенно пуст. Хотя служанки и оставили в комнате ее старое простенькое фланелевое платье и домашние туфли, бежать, если и возникнет такая возможность, было не в чем.

– Что мне делать? Что делать? – шептала Ула.

И снова она мысленно послала мольбу маркизу Равенторпу, призывая его прийти на помощь и спасти ее.

Ула понимала, что это невозможно. Но ведь маркиз уже спас ее, когда она сбежала из Чессингтон-холла без гроша в кармане, собираясь попасть в Лондон.

Он один раз спас ее от принца Хасина, возможно, каким-либо чудом ему удастся сделать это снова.

За долгие часы, проведенные в полном одиночестве, Ула решила, что скорее умрет, чем позволит принцу прикоснуться к ней, хотя как лишить себя жизни, она не имела понятия.

В оружейной есть ружья и пистолеты, на кухне много ножей, но попасть туда нет никакой возможности.

В полумиле от дома протекает быстрая речка, местами достаточно глубокая, чтобы утопиться в ее водах. Но как до нее добраться? Дверь заперта, и открыть ее невозможно.

– Господи… помоги мне… помоги мне. Должен же быть… какой-то путь к спасению. Я не могу… выйти замуж за принца!

Интересуясь восточными религиями, Ула знала, что ислам позволяет мужчине легко развестись с женой, которая ему надоела.

Если у принца Хасина уже есть несколько жен, что весьма вероятно, так как на Востоке мужчины женятся рано, ему достаточно всего лишь сказать одной из них: «Я развожусь с тобой», и он станет свободен и сможет жениться снова.

Но Ула испытала отвращение не столько от мысли, что ей придется стать женой мусульманина, сколько от того, что она будет принадлежать принцу Хасину.

Зло, которое она почувствовала, едва познакомившись с принцем, теперь, казалось, со всех сторон обволакивало ее. Девушке хотелось кричать и кричать, чтобы выплеснуть наружу обуявший ее ужас.

В пять часов вечера Ула услышала за дверью какой-то шум, и пока кто-то вставлял в замочную скважину ключ, она быстро легла на кровать и закрыла глаза.

По тяжелым уверенным шагам она сразу же поняла, что в комнату вошел ее дядя. «Наверное, уже приехал принц», – холодея, подумала девушка.

Подойдя к кровати, граф удивился, обнаружив Улу, как он решил, все еще в бессознательном состоянии.

Девушка почувствовала на себе его пристальный взгляд, услышала тяжелую одышку, вызванную подъемом по лестнице.

Она лежала не шелохнувшись. Наконец граф сказал:

– Ула, очнись! Ты слышишь меня?

Он произнес это властным требовательным тоном, и Ула едва нашла в себе силы не подчиниться приказанию.

Потом, озадаченный тем, что девушка, казалось, не замечает происходящего вокруг, граф склонился к ней и, взяв за плечи, встряхнул ее.

Он долго тряс ее, но Ула, собрав всю силу воли, приумноженную страхом перед побоями, оставалась безвольной и обмякшей в его руках.

Если она не может убежать, ей не остается ничего другого, как притворяться бесчувственной.

Выругавшись вполголоса, граф оставил свои попытки и бросил Улу на кровать.

В этот момент в комнату вошла Сара.

– Не может быть, чтобы Ула до сих пор не очнулась от обморока, папа!

– По-моему, она получила сотрясение мозга, – предположил граф, не желая признавать этого факта.

– Что ж, ей следует поторопиться прийти в себя, ведь завтра ей предстоит выйти замуж.

Отец молчал, и Сара продолжала:

– Мама говорит, я должна дать ей одно из своих платьев или вернуть то, в котором ты ее привез. Не может же она идти под венец в этом тряпье! У меня есть какое-то белое платье; мне оно не нужно, а ей, думаю, сойдет.

– Если что, принц может позволить себе купить любой наряд, какой ей только заблагорассудится, – сказал граф.

– Как ей повезло! – фыркнула Сара. – Я бы много чего не против получить.

– Если принц купит у меня лошадей по той высокой цене, которую я намереваюсь запросить, – сказал граф, – ты получишь новое платье, как только мы выедем в Лондон.

– Тогда сделаем это послезавтра, – воскликнула Сара, – или еще лучше завтра же после обеда. Я хочу как можно скорее повидаться с маркизом, и теперь, когда Ула устранена с моего пути, он скоро будет у меня в кармане – ты сам убедишься в этом, папа.

– Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь, – ответил ей отец. – А сейчас идем отсюда, нам здесь делать нечего.

Ула услышала, как ее дядя и кузина вышли из комнаты, и в замке снова повернулся ключ.

Встав с кровати, девушка опять подошла к окну.

Интересно, удастся ли ей смастерить веревку, разорвав на полосы простыню?

Но от этой мысли пришлось сразу же отказаться, до земли веревка все равно не достанет.

– Помогите мне! Боже, пожалуйста… папа… помогите мне!

Уле оставалось только молиться, вспоминая, как мудро поступила ее мать, сбежав накануне бракосочетания с нелюбимым человеком.

06 этом стало известно лишь на следующее утро, когда было слишком поздно что-либо исправить. Леди Луизу и ее возлюбленного обвенчал в церкви небольшой деревушки священник, которого пришлось поднимать с кровати, показывая специальное разрешение на бракосочетание.

Ула вздрогнула, вспомнив, что и принц Хасин заручился специальным разрешением.

Она догадывалась, что бракосочетание состоится в местной церкви, старик священник в которую назначен по личному распоряжению графа. Поэтому, даже если она заявит перед алтарем, что не хочет выходить замуж за принца, сомнительно, что священник прислушается к ее словам.

Ула провела в молитвах все время до тех пор, пока солнце не опустилось за деревья и тени не стали длинными.

Наконец девушка снова услышала, как в замке поворачивается ключ, и прежде чем она успела вернуться в кровать, дверь отворилась.

К счастью, это оказался не ее дядя, как она опасалась, а Эми, молоденькая горничная, поступившая в Чессингтон-холл приблизительно тогда же, когда она сама появилась здесь. Служанка вошла в комнату.

– Вам уже лучше, мисс Ула? – спросила она. – Мы все так переживали за вас.

– Спасибо за сочувствие, Эми, – ответила Ула.

– Я слышала, у вас завтра свадьба.

Вы хорошо себя чувствуете?

– Дело не в том, хорошо ли я себя чувствую, – ответила Ула. – Принц Хасин – злой, порочный человек, и я просто не могу выйти за него замуж.

Удивленно посмотрев на нее, Эми сказала:

– Могу понять, что вам не хочется выходить замуж за иностранца. Но вы ведь станете принцессой!

Ула села в кровати.

– Да, Эми, – сказала она, – но наш брак не будет таким, каким его понимаешь ты. Принц Хасин – мусульманин, и его религия позволяет ему иметь нескольких жен.

– Нескольких жен, мисс? Никогда не слышала ни о чем подобном!

– Мой отец, священник, ужаснулся бы от одной мысли об этом, но мой дядя граф позволяет принцу жениться на мне, так как очень хочет от меня избавиться.

– Вы очень красивая, мисс, – вот в чем беда. Во всем виновата леди Сара. Говорят, она ревнует к вам с тех пор, как вы появились здесь.

– Знаю, Эми, но сейчас мне нет дела до ее ревности. Я должна любым способом бежать отсюда.

– Это совершенно невозможно, мисс. Если я помогу вам – а мне очень хочется сделать это, – меня сразу же выставят за дверь без рекомендаций, а в наше время найти работу очень непросто.

– Понимаю, – согласилась Ула. – Знаешь, Эми, я проголодалась.

– Я как раз подумала об этом, мисс. Хотя его милость распорядился давать вам только хлеб и воду, повару вас очень жалко – как и всем нам – и когда все сядут ужинать, я принесу вам чего-нибудь вкусненького и чашку какао.

– Буду очень признательна, Эми. Большое спасибо.

– А сейчас мне лучше уйти, чтобы его милость не застал меня здесь.

Улыбнувшись, Эми выскользнула за дверь и щелкнула замком.

Ула посмотрела на запертую дверь.

И тут ей в голову пришла одна мысль.

Глава 6

Эми вернулась с ужином для Улы в половине девятого.

К этому времени девушка по-настоящему проголодалась, хотя она и боялась, что от волнения еда застрянет у нее в горле.

Однако она ничего не ела с тех пор, как позавтракала в Лондоне, и ей необходимо было подкрепиться.

Ула лежала в темноте, думая о маркизе, и когда вошедшая в комнату Эми зажгла свечи и задернула шторы, девушке показалось, это он вдохновил ее найти путь к спасению.

Принесенная Эми рыба была отменной, и служанка с удовлетворением отметила, что Ула съела почти все.

Выпив какао, Ула сказала:

– Эми, я хочу просить тебя о помощи.

– Вы же знаете, что можете просить меня о чем угодно, мисс, но я не могу выпустить вас отсюда, а комната, где хранится ваша одежда, заперта, и его милость забрал ключ от нее.

Ула подумала, что ее дядя предусмотрительно принял все меры предосторожности. Она сказала:

– Сядь, Эми, и выслушай то, что я придумала.

Служанка настороженно присела на краешек стула, боязливо глядя на Улу.

– Мне необходимо выбраться отсюда, – сказала девушка. – Если мне не удастся бежать, тогда я покончу с собой, и это не пустая угроза.

– Вы не сделаете этого, мисс, это же страшный грех!

– Знаю, Эми, и мой отец очень расстроился бы, узнав об этом. Но я не могу выйти замуж за принца Хасина.

Одна мысль об этом вызвала у Улы дрожь, но она взяла себя в руки и решительно продолжила:

– Эми, если ты храбрая девушка, я хочу от тебя вот что: когда все заснут, поднимись сюда, а если кто-нибудь спросит, куда ты направляешься, скажешь, что забыла в комнате поднос.

Увидев, что Эми внимательно слушает ее, Ула стала излагать свой план дальше:

– Завтра ты всем скажешь, что я неожиданно напала и связала тебя, прежде чем ты смогла позвать на помощь.

Посмотрев на служанку, слушавшую ее, широко раскрыв глаза, она продолжала:

– Одно обещаю точно: если мой дядя все же уволит тебя, хотя если тебе поверят, это маловероятно, ты сможешь обратиться к герцогине Рэксхем или к маркизу Равенторпу, которые, учитывая их доброе ко мне расположение, уверена, дадут тебе такое же место, какое ты имела здесь. А хозяева они не чета дяде Лайонелу.

– Вы в этом уверены, мисс?

– Совершенно уверена, – ответила Ула. – Сказать по правде, если ты откажешься, мне останется лишь броситься из окна, но я вряд ли расшибусь насмерть, только искалечу себя.

Эми в ужасе вскрикнула.

– Этого я не могу допустить, тогда я буду казниться всю жизнь… Но, мисс, я очень боюсь за вас и за себя.

– Эми, знаю, что прошу от тебя многого, – ответила Ула, – но ты ведь единственный человек, к кому я могу обратиться за помощью.

В ее голосе звучала страстная мольба, и тронутая Эми сказала:

– Я помогу вам, мисс. Его милость не имеет права так дурно обращаться с вами.

– Спасибо, – искренне поблагодарила ее Ула. – В настоящий момент я ничем не могу выразить свою благодарность, но я уверена, придет время, и тебе сполна воздается за твою храбрость.

– Если его милость обо всем догадается, такое сможет случиться только на небесах, – невесело пошутила Эми.

– Если ты будешь действовать с умом, дядя Лайонел решит, что на тебя напали, когда ты меньше всего ждала этого. В конце концов, роста ты невысокого, а граф поверит любой гадости про меня.

После некоторого молчания Эми сказала:

– Скажите, мисс, что я должна делать?

– Я хочу, чтобы ты поднялась сюда до того, как его милость ляжет спать, но тогда, когда остальные слуги уже не смогут заметить твоего исчезновения.

– Понятно, мисс, – сказала Эми. А теперь мне лучше уйти.

Служанка нервничала и то и дело оглядывалась через плечо, словно опасаясь, что их подслушивают.

Подойдя к двери, она осторожно выглянула за нее, затем поспешно выскочила из комнаты, заперев Улу.

Эми возвратилась только через полтора часа, и когда в замочной скважине повернулся ключ, Ула испуганно оглянулась на дверь, боясь, что это пришел дядя.

Но служанка, быстро проскользнув в комнату, прикрыла за собой дверь и шепотом сказала:

– Внизу я всем сказала, что отправляюсь спать, и никто не обратил на меня внимания.

– Где его милость? – спросила Ула.

– Он у себя в кабинете, и мистер Ньюмен сказал, он был совершенно пьян уже к концу ужина.

Ула решила, что это и к лучшему, а Эми продолжала:

– Мистер Ньюмен говорит, леди Сара приставала к отцу, заставляя его избить вас, как он и обещал, но его милость ответил, что вы завтра утром к прибытию принца должны быть в приличном виде.

Больше Ула не желала ничего слышать.

– А теперь слушай, Эми. Ляг на кровать. Завтра тебя должны будут найти в таком виде.

Служанка выполнила все как было сказано и подняла голову, чтобы Ула смогла завязать ей рот салфеткой.

Сдвинув салфетку на шею, Ула сказала:

– Особых неудобств это не причинит, так как салфетку тебе надо будет поправить лишь тогда, когда ты поймешь, что тебя вот-вот обнаружат.

– Когда это случится, мисс?

– Постарайся, чтобы это произошло как можно позднее. Чем дольше все сбудут считать, что в комнате нахожусь я, а не ты, тем больше у меня шансов убежать подальше отсюда.

Судя по всему, Эми поняла это, и Ула показала ей, как связать себе ноги шелковым шнуром, которым были перевязаны тяжелые шторы.

– Это у тебя получится легко, – сказала она, – а теперь – самое сложное.

Девушка взяла с рукомойника тонкое льняное полотенце и перекрутила его так, что в нем получились две петли, в которые Эми смогла без труда просунуть руки. Затем, когда служанка развела запястья, узел затянулся, и сложилось впечатление, что она крепко связана и не может пошевелиться.

– Если ты сведешь руки вместе, – объяснила Ула, – ты легко сможешь освободиться, чтобы связать ноги и заткнуть себе рот.

Она говорила медленно, чтобы Эми все поняла.

– А после всего ты просунешь руки в полотенце и ляжешь на кровать. Все решат, что ты провела в таком положении всю ночь.

Ула не стала высказывать вслух свою мысль о том, что, когда бегство раскроется, все будут настолько озабочены ее исчезновением, что никто не обратит особого внимания на то, как связана горничная.

Ула заставила Эми повторить несколько раз то, что ей предстоит сделать, и наконец успокоилась. Тогда она сказала:

– А теперь я пойду, Эми, но я возьму ключ с собой, так что, когда твои крики услышат, придется взламывать дверь.

– Его милость говорил, что хочет взять ключ на ночь себе, – ответила служанка.

– Обнаружив, что ключа у него нет, – сказала Ула, – дядя решит, что ты легла спать, оставив его у себя. А если сказанное Ньюменом – правда и он за ужином выпил много кларета и портвейна, до утра он об этом и не вспомнит.

Уле уже давно было известно, что граф, если злится или чем-то встревожен, имеет привычку изрядно выпить.

Перед тем как истязать ее, он всегда выпивал несколько бокалов вина или бренди. Его гнев распалялся еще больше, и побои становились жестокими.

Еще до возвращения Эми Ула переоделась в бледно-голубое шерстяное платье. У него был наглухо застегивающийся воротник, отделанный простеньким кружевом.

Это платье сшила ей много лет назад ее мать, и теперь оно было Уле коротковато.

Но никакой другой одежды у нее не было. Оставалось только радоваться, что служанки, принесшие из ее спальни ночную рубашку, захватили и домашние туфли.

– Ну, я пошла, Эми, – сказала Ула горничной, не отрывавшей от нее испуганного взгляда. – Молись так, как не молилась никогда в жизни, чтобы мне сопутствовала удача. И от всего сердца благодарю тебя за то, что согласилась помочь мне.

С этими словами она поцеловала Эми. Затем, отворив дверь, вышла в коридор, повернула в замке ключ и поспешила к черной лестнице.

В этот час все служанки, которым приходилось вставать рано, уже должны были подняться на верхний этаж, где они спали в тесных комнатенках с низкими потолками.

Слуги-мужчины спали внизу, и Уле надо было быть очень осторожной, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза.

Но, когда Ула спустилась вниз, из комнаты для слуг не доносилось ни звука. Девушка не собиралась пользоваться черным входом, решив выйти через маленькую дверь прямо в сад.

Дверь эта была на ночь заперта на засов, и Ула, осторожно отворив ее, вышла на свежий воздух.

Солнце уже зашло, сгущались сумерки, и на небе зажигались первые звезды, а полумесяц молодой луны только начинал подниматься над деревьями.

Но и без лунного света Ула, хорошо знающая окрестности, без труда пересекла сад и вошла в парк.

Ей хотелось мчаться во весь дух, как можно скорее удаляясь от этого места, но, проявляя разумную осторожность, она не бежала, а двигалась медленно, стараясь держаться в тени густых зарослей, так как ее светлое платье было очень заметно.

Лишь достигнув парка, где ее уже нельзя было увидеть из окон дома, девушка быстро побежала по направлению к небольшой рощице, за которой начинались поля.

Она понимала, что ей необходимо как можно дальше удалиться от Чессингтон-холла, ибо как только ее исчезновение будет обнаружено, в погоню пустятся верховые.

Не следовало забывать, что граф, почуяв что-то неладное, может приказать разбудить Эми, чтобы получить ключи от Дубовой комнаты.

Как только Эми хватятся, у графа обязательно возникнут подозрения, и начнется погоня.

– Помоги мне, Господи… пожалуйста… помоги! – взывала Ула, торопясь через поля, пробираясь сквозь рощицы.

Лунный свет становился все ярче, и, хотя дорога теперь была хорошо видна, Ула опасалась быть замеченной.

Она старалась не выходить из леса, но иглы хвойных деревьев и неровные тропинки очень затрудняли быстрое продвижение, потому что домашние туфли почти развалились и израненные ноги девушки мучительно болели.

Идти полем было гораздо проще. Наконец, после долгого пути, совсем обессилевшая, Ула увидела впереди свет, который никак не могла объяснить себе.

Он исходил из лесной чащи, где густые заросли не давали двигаться быстро.

Девушка решила, что это скорее всего костер, разведенный дровосеками, и в этом случае следует держаться от него подальше. Дровосеки, несомненно, сочтут очень странным, что молодая женщина бродит ночью в лесу одна.

Но, подойдя поближе, Ула с облегчением обнаружила, что на лесной поляне находятся не дровосеки, а цыгане.

На краю поляны стояли четыре пестрые кибитки, а вокруг костра сидели темноволосые цыгане и цыганки в ярких красивых платьях.

Ула решительно направилась к ним.

Один из мужчин, заметив ее, встревоженно вскрикнул. Тотчас же все цыгане повернулись к девушке, и взгляды их наполнились враждебностью.

Выйдя к костру, Ула сказала по-цыгански:

– Добрый вечер, друзья!

Цыгане изумленно посмотрели на нее, и один мужчина сказал:

– Кто ты и откуда знаешь наш язык?

– Я ваша кровная сестра, – ответила Ула и, протянув руку, показала маленький белый шрам на запястье.

Один цыган, высокий мужчина, поднялся с земли, и девушка решила, что это предводитель табора, или, как его еще называют, отец семейства.

Мужчина осмотрел ее запястье и обратился к своим соплеменникам. Ула поняла, что он подтверждает ее слова: она действительно обменялась кровью с цыганом и, следовательно, является их сестрой.

Приход отца Улы находился в краю, знаменитом своими сливами. Из года в год цыгане, прибывавшие в Вустершир на сбор слив, разбивали табор на лугу у дома викария. Ула с самого раннего детства играла и разговаривала с ребятишками-цыганами .

Было совершенно естественным, что Дэниел Форд сблизился с людьми, гонимыми и отвергаемыми обществом.

Одни огульно обвиняли всех цыган в воровстве, другие боялись их «сглаза» или считали, что цыгане крадут детей.

Отец Улы смеялся над этими страхами.

– Эти люди не имеют земли и крова, но они тем не менее такие же, как мы. На мой взгляд, цыгане честный, добрый, веселый народ, а то, что среди любой нации находятся воры и обманщики, – доказывать не надо.

Однако очень немногие прислушивались к его словами, и местные землевладельцы не позволяли цыганам разбивать табор в своих владениях, хотя и приглашали их не только для сбора слив, но и вообще во время обильного урожая, когда требовалась дополнительная дешевая рабочая сила.

Ула немного выучилась говорить по-цыгански. Цыгане были очень признательны ее родителям за доброту.

Когда Уле было пять лет, у предводителя табора родился сын. Дэниел Форд крестил его, и отец мальчика сказал:

– Сэр, я мало чем могу отплатить вам за вашу доброту ко мне и моему народу, но, если позволите, я соединю кровь вашей дочери с кровью своего сына. Ваша дочь станет сестрой нашего народа, и повсюду цыгане будут радушно принимать ее и помогать ей, делясь с ней последним.

Он произнес эти слова от всего сердца, и Дэниел Форд понял, что отказ будет воспринят как обида. Поэтому он разрешил вожаку цыган сделать небольшой надрез на запястье своей дочери и такой же – на руке его сына.

Затем вожак сжал две детские ручонки, и их кровь смешалась. После этого он произнес слова, восходящие корнями к глубокой древности:

– Теперь я стала цыганкой, мама! – радостно воскликнула Ула.

– Если и так, ты на нее нисколько не похожа, дорогая, – рассмеялась леди Луиза. – Но как знать, может так случиться, что однажды тебе понадобится помощь цыган… Хотя более вероятно, что это им понадобится наша помощь.

Но сейчас Ула знала, цыгане помогут ей. Вне всякого сомнения, это Господь, услышав ее молитвы, послал их.

Усевшись у костра, девушка объяснила, что ей пришлось бежать, так как ее принуждали к браку с человеком, который ей отвратителен.

– Мы направляемся в Вустершир, – сказал один из цыган. – Сначала мы будем окучивать картошку, потом собирать хмель, и только после сбора урожая слив мы двинемся дальше.

– Могу я просить вас взять меня с собой? – спросила Ула. – Только должна сразу же предупредить, что меня будут искать, так что мне придется прятаться.

– Ты поедешь в одной из кибиток, – сказала цыганка. – Моя Зокка одного с тобой роста, так что одежда тебе найдется.

– Спасибо… огромное… спасибо! Радость и признательность захлестнули девушку, Ула почувствовала, что у нее дрогнул голос, а на глаза навернулись слезы.

Маркиз Равенторп возвратился в Лондон очень поздно, так как хотя он и сказал своей бабушке, что будет ужинать у Кавендишей, множественное число употреблять он не имел права.

Когда маркиз приехал в большой дом, расположенный неподалеку от Эпсома, его ждала там только леди Джорджина Кавендиш. Ее супруг, видный государственный деятель, как и предвидел маркиз, присутствовал на важном заседании палаты лордов.

После скачек маркиз был в приподнятом настроении. Две его лошади пришли к финишу первыми, а еще одна, заявленная впервые, также бежала очень неплохо и, хотя и не заняла призовых мест, продемонстрировала хороший потенциал на будущее.

Скачки в Эпсоме не считались главным состязанием сезона, но маркиз Равенторп предпочитал их многим другим.

Вдобавок ко всему, Эпсом находился недалеко от Лондона, и маркиз знал, что, когда он соберется наконец возвращаться, дороги будут свободны, и в яркую лунную ночь его прекрасные лошади не позволят дороге домой показаться монотонной и утомительной.

Леди Джорджина выглядела очень привлекательно. Вместо своих знаменитых рубинов она надела изумрудное ожерелье, которое подчеркивало цвет ее глаз.

Слегка удлиненные, они придавали ее лицу таинственное кошачье выражение, пленившее маркиза с самой первой встречи.

И все же в этот вечер, расставаясь с Джорджиной, маркиз думал, что, как это ни невероятно, красавица разочаровала его.

Несомненно, для удовлетворения страсти мужчине большего нечего было и желать. И все же, когда маркиз выходил из будуара леди Джорджины и та прильнула к нему, сливаясь с ним теплотой своего тела, он вдруг понял, что хочет только одного: как можно скорее вернуться в Лондон.

– Когда я увижусь с тобой снова, мой прекрасный возлюбленный? – нежным вкрадчивым голосом, перед которым не могли устоять многие мужчины, прошептала Джорджина.

– Я еще не определился с моими планами, – уклончиво ответил маркиз.

– Я дам тебе знать, когда Джорджа снова не будет дома, – сказала она, – и в любом случае послезавтра я буду в Лондоне на бале в Девоншир-хаузе.

Джорджина надеялась, что маркиз скажет, с каким нетерпением он будет ждать встречи с ней, но он в этот момент думал лишь о том, как обрадуется Ула балу в одном из самых красивых дворцов Лондона.