Текст книги "Отзывчивое сердце"

Глава 12

Клеону разбудило солнце. Сквозь иллюминаторы оно светило ей прямо в глаза. Первые мгновения она просто наслаждалась солнечным теплом, но внезапно вспомнила обо всем, что случилось накануне. Опасность была позади, а долгий и крепкий сон за ночь восстановил ее силы. С чувством радостного волнения Клеона вспомнила руки герцога, обнимавшие ее, и прекрасные, волшебные, безумные слова, которые он успел сказать прежде, чем она заснула в его объятиях.

На мгновение девушка засомневалась, уж не приснилось ли ей все это. Но даже теперь она ощущала на губах прикосновение его губ и отбросила сомнения: это не игра воображения, а реальность. Он любит ее так же, как и она его! Затем на ум Клеоне пришла еще одна мысль, и словно чья-то холодная рука сжала ее сердце. Она поняла: это конец!

Она быстро вскочила с постели, но едва ступила на голый дощатый пол, как почувствовала, что ее не держат ноги. Однако пол не качался и не было слышно шума на корабле – должно быть, они прибыли в порт.

Клеона подошла к иллюминатору и убедилась, что так оно и есть. Яхта стояла у причала в Дувре… Клеоне стало легче на душе: наконец-то они свободны от преследований Бонапарта. Отходя от иллюминатора, она случайно взглянула в зеркало и ахнула: на ней не было плаща, он лежал на одном из стульев, а значит, герцог видел ее перепачканное грязью лицо, покрытые пылью волосы и разодранные остатки того, что прежде было дорогим и прелестным вечерним платьем… Мысль об этом привела ее в ужас.

Она нетерпеливо позвонила в колокольчик, вызывая юнгу. Через несколько секунд он уже стучался в дверь.

– Входи, Джим, – откликнулась Клеона, припомнив розовощекого деревенского парнишку, прислуживавшего им, когда они плыли во Францию. Как она выяснила тогда, мальчик был из деревни, находящейся в поместье герцога Линкского.

– Доброе утро, мисс, – сказал он с явным деревенским выговором. – Оно и вправду на редкость доброе. Его светлость велели мне отдать вам это письмо, как проснетесь.

Он вручил Клеоне записку. Дрожащей рукой она приняла ее. Что случилось? Куда он отправился, если счел нужным написать? Она зачарованно глядела на записку и ругала себя за то, что долго спала.

– Его светлость сказали, мисс, – флегматично продолжал Джим, – чтоб вам подали завтрак и приготовили горячую ванну, когда проснетесь. Что желаете вначале?

– Ванну, пожалуйста, – рассеянно сказала Клеона.

Она не заметила, как ушел Джим, и даже не осознала, что несколько минут спустя он вернулся с жестяной ванной, установил ее в центре каюты и начал наполнять, таская горячую воду большими медными кувшинами.

Клеона не слышала и не видела ничего, кроме записки, которую держала в руках. Снова и снова она читала и перечитывала слова, написанные прямым, энергичным, четким почерком, как теперь она понимала, очень характерным для него.

«Любимая моя, умница моя, чудесная, замечательная Клеона! Я еду к мистеру Питту – он живет недалеко отсюда – и увожу с собой Нечто Чрезвычайно Ценное, то, что ты вручила мне вчера вечером. Как только придешь в себя и сможешь ехать дальше, незамедлительно отправляйся в Лондон. Я приказал подать тебе карету. То, что мы едем раздельно, даже к лучшему, не будет никаких пересудов. Я прибуду на Беркли-сквер следом за тобой.

Да благословит тебя Господь, душа души моей! С нетерпением жду нашей встречи».

Клеона читала записку со слезами на глазах. Раньше она и представить себе не могла, что кто-нибудь может написать ей такое или что любовь, вспыхнувшая в ней огнем, окажется взаимной. Затем, твердо сжав губы и чувствуя в душе отчаяние, она решительно стала готовиться к возвращению в Лондон.

Она выкупалась и вымыла голову, так что снова засияли рыжевато-золотистые волосы, а кожа стала свежей и чистой. Притом, что сердце ее сжималось от отчаяния, Клеона была голодна и поэтому съела завтрак. Джим, принесший ей яичницу с ветчиной, ухмыльнувшись, сказал:

– Ежели будет мало, так можно еще принести.

К счастью, ей не пришлось вновь облачаться во вчерашнее платье, превратившееся в лохмотья. Среди вещей, уложенных горничной для Парижа, оказалось платье, которое герцогиня сочла недостаточно нарядным. Поэтому его оставили на яхте. Шляпы к нему не было, но Клеону это не волновало. Она быстро оделась и вышла на палубу. В руке она несла плащ, в котором приехала из Парижа. Улыбнувшись, она вручила его капитану.

– Возможно, вы захотите сохранить этот плащ на память, – сказала она. – Он принадлежит Наполеону Бонапарту. Быть может, с годами, когда мы будем вспоминать долгую войну с Францией, он станет вызывать интерес.

– А по-моему, война еще не закончилась, – негромко отозвался капитан, принимая забрызганный грязью плащ.

– Вы считаете, что военные действия начнутся снова? – спросила Клеона.

– Уверен, мисс, – подтвердил капитан. – Пока мы ожидали в Кале его светлость и вас, я тут наслушался разговоров. Мне кажется, лягушатники не успокоятся, покуда не начнут вторжение в нашу страну. Что ж, пусть попробуют! До тех пор, пока у нас есть британский флот и адмирал Нельсон, мы им покажем! В конечном счете, победа будет за нами.

– Ваши слова вселяют в меня уверенность, капитан, – сказала Клеона. – Я встречалась с Наполеоном Бонапартом. По-моему, это безжалостный и самоуверенный человек, который не остановится, пока не завоюет весь мир.

– Нашу страну ему не завоевать никогда, – уверенно заявил капитан, – до тех пор, пока будет жив хоть один англичанин, способный стоять на ногах и сражаться пусть даже голыми руками.

– Я должна ехать в Лондон, – торопливо проговорила Клеона, сообразив, что затеянный ею из вежливости разговор может затянуться.

У причала ее ожидала карета герцогини и те же самые верховые, что сопровождали их во время путешествия в Дувр. С чувством облегчения Клеона заметила, что отдохнувшие лошади рвутся вперед.

Вскоре карета уже выехала из города и быстро помчалась по проезжей дороге. Было совершенно ясно, что, если в дороге обойдется без происшествий, в Лондоне они окажутся часов через пять.

Обнаружив, что лошадьми правит Джебб, она позаботилась о том, чтобы так и случилось, уговорив его на деле продемонстрировать резвость лошадей. К Линк-Хаусу они подкатили даже на десять минут раньше.

Клеона вышла из кареты и быстро спросила:

– Его светлость уже вернулся?

– Нет, мисс, – ответил мажордом. – Правду сказать, мы не ожидали, что вы и ее светлость вернетесь так скоро.

– Ее светлость задержалась в Париже, – сказала Клеона. – Она вернется примерно через день.

– А его светлость? – спросил мажордом.

– Он вот-вот должен приехать, – ответила Клеона. – Я хочу переодеться. Пришлите мне, пожалуйста, наверх поднос с холодными закусками.

– Да, мисс. Я немедленно позабочусь об этом, – отозвался мажордом.

Клеона взбежала вверх по лестнице. По дороге из Дувра она рушила переодеться в одно из платьев, в которых прибыла в Лондон. Однако уже беглый взгляд, брошенный на шкаф в спальне, сказал ей, что ее старомодные одеяния исчезли.

Она сняла платье, в котором ехала из Дувра. Оно было слишком неподходящим для нового путешествия. Пришлось надеть элегантный дорожный наряд бирюзового цвета вместе с плащом, подбитым перьями марабу и отделанным широкими бархатными лентами. Их качество явно говорило о том, что они из Франции.

Клеона быстро переоделась, ничего не объясняя помогавшим ей служанкам, потом подошла к маленькому бюро и написала записку. Ей пришлось бы мучиться над словами и комкать бумагу лист за листом, если бы не пять часов дороги, за которые она обдумала, что именно написать.

«Когда вы получите эту записку, меня здесь уже не будет. Пожалуйста, не пытайтесь меня отыскать. Я поступила очень дурно по отношению к вам и ее светлости, приехав в Лондон. Могу сказать лишь одно: я не та, за кого меня принимают. Со временем вы узнаете, что произошло с Леони Мандевилл, и, быть может, сумеете простить стыдящуюся и раскаивающуюся Клеону».

Она подписалась, встала, и тут ее поразила неожиданная мысль. Деньги! Ей понадобятся деньги! Ужасно, что придется еще раз обмануть тех, кто по отношению к ней проявлял одну лишь доброту. У нее не было при себе ни единого пенни.

Одну из служанок она послала к секретарю герцога.

– Передай мистеру Грейфрайару, что я еду за покупками, – сказала она, – и спроси, не может ли он одолжить мне пять гиней.

Пока одна служанка искала мистера Грейфрайара, другую Клеона отправила за книгой, которую якобы оставила в библиотеке. За время их отсутствия девушка вытащила из комода ночную сорочку, смену нижнего белья и свежую муслиновую шейную косынку-фишю для платья, добавила сюда туалетные принадлежности, щетку, гребень и несколько носовых платков, обшитых кружевом. Оставалось найти, во что положить все это, ибо просьба принести какой-нибудь саквояж несомненно вызвала бы подозрение. Внезапно она вспомнила, что перед самым отъездом в Париж мадам Бертен прислала ей новую шляпу. Распаковать коробку не было времени, и Клеона велела одной из служанок поставить ее на шкаф до своего возвращения. С облегчением она обнаружила, что шляпная коробка так и стоит там. Вытащив шляпу, она переложила ее на полку в шкафу.

При мысли о том, что никогда не наденет ее, никогда больше не будет выглядеть элегантной и модно одетой, Клеона невольно испытала сожаление.

«Я не должна жалеть о таких пустяках, – сурово сказала она себе. – Со всем этим покончено».

Она сложила вещи в шляпную коробку и как раз завязывала ее, когда вернулась служанка с деньгами от мистера Грейфрайара.

– Что-нибудь не так, мисс? – спросила она, увидев шляпную коробку.

– Боюсь, в этой шляпе нужно кое-что переделать, – беспечно ответила Клеона. – Я еду за покупками, так что завезу ее мадам Бертен. Спасибо, вы мне очень помогли.

Она вышла из спальни с коробкой в руках, несмотря на предложение служанки помочь ей.

Спустившись в холл, она с облегчением увидела, что мажордома там нет, а стоит лишь один из лакеев.

– Найдите мне, пожалуйста, наемный экипаж, – обратилась она к нему.

– Наемный экипаж, мисс? – Лакей был поражен. – Не лучше ли запрячь коляску? Ждать придется недолго.

– Нет, мне некогда ждать, – твердо сказала Клеона. – Наемный экипаж и побыстрее, пожалуйста.

Лакей подчинился. Он выбежал на Беркли-сквер и через несколько минут вернулся с экипажем, какие Клеона не раз замечала на улицах, когда ехала в карете герцогини.

Она уселась в экипаж, прекрасно понимая, что лакей, закрывший за ней дверцу, шокирован тем, что она едет одна. Она попросила его сказать кучеру адрес мадам Бертен, но как только Линк-Хаус скрылся из вида, Клеона постучала в окошко, чтобы привлечь внимание кучера, и велела ехать на каретный двор в северной части Лондона.

Она осознавала, что в такой поздний час пополудни найти дилижанс, отъезжающий в Йорк, будет непросто. Однако ей повезло. Когда она прибыла к шумному и оживленному месту, куда все дилижансы северного направления привозили пассажиров и набирали новых, оказалось, что дилижанс, обычно отъезжавший в полдень, задержался из-за того, что коренник потерял подкову. Вот-вот дилижанс должен был отправиться в путь.

Клеона торопливо заплатила за место четыре гинеи, сообразив, что придется экономить на еде в пути, дабы хватило денег нанять экипаж на последние несколько миль до дома.

Не успела она перевести дыхание, как дверцы захлопнулись, кучер протрубил в рог, и шесть лошадей неторопливо начали двигаться по улицам, где золоченые кареты знати двигались бок о бок с телегами угольщиков, с матерящимися ломовыми извозчиками и гуртами скота, пригнанного в город.

Высунувшись из окошка, чтобы взглянуть на Лондон в последний раз, Клеона видела и нищих, и опрятно одетых горожан, и глазеющих по сторонам провинциалов. Дилижанс проезжал мимо рынков на открытом воздухе, где можно купить кроликов, лаванду, цветы, овощи, испеченные фрукты, ленты и воду в ведрах.

Очень скоро лавки, гам, стук, шум и грязь Лондона остались позади.

«Все это я видела в последний раз», – подавленно сказала себе Клеона. Дилижанс уже выехал за пределы города. Мимо проплывали зеленые поля со зреющими хлебами, мирно пасущиеся огромные стада и фермеры на медленно движущихся тяжелых телегах.

– Все кончено, – прошептала Клеона. – Кончено навсегда.

Внезапно выдержка оставила ее, и на глаза набежали слезы. Никто не заметил ее подавленного состояния. Соседи по дилижансу, видимо, бывалые путешественники, уже начали готовиться ко сну. По исходившему от них запаху эля и бренди Клеона догадалась, как они коротали время, дожидаясь, пока перекуют лошадь, и вот теперь их клонило ко сну. Лишь маленький мальчик в углу, ковырявший в зубах, с враждебным видом рассматривал ее элегантный плащ.

Она сняла шляпу еще в наемном экипаже и повесила ее; на руку, чтобы не выглядеть чересчур нарядной среди сельских жителей и торговцев, обычно путешествующих в дилижансах.

В душной и жаркой карете, набитой людьми, Клеоне было холодно и одиноко, как никогда в жизни. Она вынула из сумочки записку герцога и развернула ее. Слова, написанные на бумаге, навсегда запечатлелись в ее памяти. Она могла прочитать их даже с закрытыми глазами. Очень скоро она спрятала записку и постаралась отвлечься, обдумывая, что скажет родителям, когда вернется домой.

Она была готова рассказать им правду, но знала, что даже им не поведает о своей любви к герцогу и его признаниях. Как могла она оказаться такой слепой, думала Клеона, и не сообразить, что он за человек. Она попыталась собрать воедино все разрозненные обрывки произошедшего, но разобраться во всем было слишком сложно. Она лишь знала, что он – вовсе не пьяница и мот, за которого она его принимала, а человек действия, не пожалевший ни жизни, ни чести ради любимой страны.

Она попыталась представить, что сказал мистер Питт, когда герцог привез ему список, украденный ею со стола Наполеона Бонапарта. Что вообще представляет собой этот список? В голове у нее роилось множество вопросов, на которые она не знала ответа и теперь не узнает никогда, так что всю жизнь ей придется мучиться от любопытства.

Дилижанс сделал остановку в Болдоке, а затем – в Бед>opfle, чтобы переменить лошадей. Солнце садилось, и не полыхало пожаром, когда они вновь тронулись в сторону Хантингдона. Должно быть, они проехали мили четыре, она услышала конский топот и, взглянув в окно, увидела, как мимо промчались запряженные цугом лошади, тянувшие за собой фаэтон с высоко поднятым сиденьем. Он показался ей знакомым.

Она успела кинуть лишь мимолетный взгляд, но при виде широкоплечего человека в сдвинутой набок шляпе, правящего фаэтоном, у нее упало сердце. Кровь прилила к щекам и тут же отхлынула, заставив ее смертельно побледнеть. Она твердила себе, что это глупо, но через несколько секунд внезапно заскрежетали тормоза, послышался крик кучера, и дилижанс резко остановился. Проснулись пассажиры.

– Это что ж такое? – со страхом спросила толстая женщина в углу, а мужчина с острыми чертами лица раздраженно сказал:

– Какого черта мы здесь остановились? Не езда, а сплошные остановки.

Снаружи послышались голоса, затем дверца дилижанса распахнулась, и один из кучеров спросил:

– Есть тут мисс Говард?

Клеона онемела от изумления. Если это герцог, а она почти не сомневалась в этом, тогда как он узнал ее фамилию?

– Так есть или нету? – опять спросил кучер. – Здесь какой-то джентльмен в фаэтоне говорит, что у него дело к мисс Говард. Так что ежели она тут, просьба выйти побыстрее.

У Клеоны вырвалось сдавленное восклицание. Тотчас на нее устремились глаза всех пассажиров.

– Это вы мисс Говард? – обратился к ней человек с острыми чертами лица.

– Да, это я, – еле слышно произнесла Клеона.

– В таком случае прошу вас, мадам, покинуть дилижанс как можно быстрее и позволить нам продолжать путь.

Ничего не оставалось, как только подчиниться. Трепеща, Клеона повесила шляпу на руку, пробралась между соседями и сняла с верхней полки шляпную коробку. Кучер помог ей выйти из дилижанса.

Она взглянула вперед. Посреди дороги, так что объехать его было невозможно, стоял фаэтон. Четыре вороные лошади грызли удила и слегка пятились назад.

Клеоне показалось, что она никогда не сумеет одолеть расстояние от дилижанса до фаэтона, но каким-то образом ей это все-таки удалось. Сидевший позади грум спрыгнул на землю, взял у нее шляпную коробку и помог взобраться на сиденье рядом с герцогом.

Клеона с отчаянием взглянула на герцога и увидела угрюмое выражение лица, твердо сжатые губы. Но разворачивая лошадей, он неожиданно улыбнулся ей, и Клеона растаяла. Она знала, что рядом с ним превращается в мягкий воск.

Какое-то время они ехали молча; герцог сосредоточенно правил лошадьми. Наконец он спросил:

– Почему ты убежала?

– Я должна была это сделать, – тихо ответила Клеона. – Вы не понимаете.

– Думаю, что понимаю.

– Как… как вы узнали мою фамилию?

– Когда я вернулся домой, меня ожидал сэр Эдвард Мандевилл, – сказал герцог. – Должно быть, вы разминулись с ним на несколько минут.

– Сэр Эдвард? – еле слышно выдохнула Клеона и прижала холодные пальцы ко рту.

– До него дошли слухи, – продолжал герцог, – о том, что его дочь Леони обвенчалась в Ирландии. Он искал некую мисс Клеону Говард, которая, как он считал, могла бы все ему объяснить.

– О! – Больше Клеона ничего не могла сказать. Она сидела словно парализованная. Произошло то, чего она и боялась.

– Быть может, – заговорил герцог суровым голосом, – ты сумеешь мне все объяснить, но потом, не сейчас. Сначала я должен показать тебе кое-что.

Он легонько коснулся кнутом лошадей, и они рванули вперед, полетели так, словно на ногах у них выросли крылья.

Клеона печально размышляла о том, с какой бы радостью она мчалась в высоком фаэтоне рядом с герцогом, подставляя ветру лицо, при других обстоятельствах. Даже теперь, несмотря на подавленное настроение, сердце ее восторженно забилось.

Герцог свернул с большой дороги и ехал теперь по узкой, которая внезапно вывела к утопающей в зелени деревушке; с уютного вида трактиром из красного кирпича, а затем к огромным кованым воротам, по обе стороны которых стояли каменные столбы и две маленькие аккуратные сторожки. Они въехали в ворота, проехали еще немного по аллее, после чего герцог остановил лошадей.

– Джексон, возьми вожжи, – велел он груму, спрыгнул на землю и, подойдя к фаэтону с другой стороны, подхватил Клеону и спустил ее вниз. На мгновение ей почудилось, что он не сразу ее отпустил, но девушка тут же с грустью сказала себе, что это всего лишь ее собственная неуклюжесть. К удивлению Клеоны, герцог повел ее по мягкой траве между деревьями и шагал до тех пор, пока аллея и фаэтон не скрылись из вида. Они стояли на небольшой полянке, глядя на лежащую внизу долину.

Клеона впервые увидела Линк. Девушка сразу поняла, что это он – громадный каменный дом с окнами, радужно переливающимися в лучах заходящего солнца. Его высокие трубы темным силуэтом выделялись на фоне вечернего неба. Рядом располагалось серебристое озеро. Все оказалось еще прекраснее, чем она себе представляла. Клеона неотрывно смотрела на открывшееся ей сказочное зрелище. Ей казалось, что это мираж, стоит только отвернуться, и он исчезнет. В этот миг она услышала негромкий голос герцога:

– Чинить постройки, заботиться об арендаторах, строить школы и не забывать о стариках. Разве не этого ты от меня хотела?

Клеона стиснула руки.

– Не смейтесь надо мной, – чуть не плача, сказала она. – Откуда мне было знать, что все это лишь притворство?

– Дорогая, ты не могла этого знать. Если бы знала ты, мог бы узнать и граф, а это была бы уже катастрофа, – ответил герцог. – Но мне нравится твое негодование и, конечно же, твое беспокойство обо мне.

– Я обманула вас, – произнесла Клеона, – и мне очень стыдно.

– А я обманул тебя и ничуть не стыжусь, – отозвался герцог. – Я горжусь – горжусь тем, что благодаря тебе моя миссия во благо Англии вместо полнейшего поражения увенчалась блестящей победой.

– Это правда? – тихим голосом спросила Клеона, по-прежнему глядя не на него, а на лежащее внизу озеро.

– Знаешь, что это был за список?

– Нет. Откуда мне знать? – ответила Клеона.

– Это был список тайных агентов Бонапарта в Англии. Мистер Питт с самого начала был убежден, что он согласился заключить мир только для того, чтобы выиграть время для строительства кораблей и разработать план вторжения в нашу страну. Он разослал своих шпионов с целью найти таких, кто ради денег и будущих милостей готов предать свою страну. Сложность заключалась в том, чтобы обнаружить предателей. Я взялся выполнить эту задачу и благодаря тебе успешно с ней справился.

– Я очень, очень рада, – тихо сказала Клеона. – А теперь, когда все закончено, могу я ехать домой?

– Ты действительно этого хочешь? – спросил герцог, глядя на опустившую глаза девушку, – Когда я провожал сэра Эдварда, он собирался ехать в Йоркшир, дабы выместить свой гнев если не на тебе, то на твоих родителях.

– Бедный папа! Это я во всем виновата. Ну почему я согласилась на такой сумасбродный план? Что нам теперь делать?

– Я уже думал над этим, – ответил герцог. – В моем распоряжении имеется, по меньшей мере, сорок приходов. Твой отец может выбирать любой из них, если ты согласишься исполнить мою просьбу.

– Какую именно? – В первый раз Клеона подняла на него глаза.

Лукавый, взгляд, улыбка и выражение, которому она не осмеливалась дать название, заворожили ее.

– Ты действительно хочешь, чтобы я сказал это? – негромко спросил он.

– Мне кажется, – дрожащим голосом проговорила Клеона, – что вы пытаетесь меня или подкупить, или шантажировать.

– Я готов и на то, и на другое, – заявил герцог, – лишь бы заставить тебя поступить так, как мне хочется.

– Не могу. Неужели вы не понимаете, что я не могу, – запротестовала Клеона. – Я – самозванка, лгунья, я вкралась в доверие к вашей бабушке, притворяясь той, кем никогда не была. Да, конечно, я сделала это ради Леони, она полюбила и желала только одного: выйти замуж за своего Патрика. Но все равно, я не должна была так поступать, да еще весело проводить время!

Герцог рассмеялся.

– Какое же ты еще дитя! – сказал он. – Неужели ты и вправду думаешь, что было бы лучше, если б ты мучилась каждую минуту пребывания в Лондоне?

– По крайней мере, тогда я бы чувствовала, что расплачиваюсь за свои грехи, – объяснила Клеона, – а не радуюсь им.

– Что ж, теперь тебе придется расплачиваться за них, – заметил герцог. – Я заставлю тебя за все полностью расплатиться. Ты выйдешь за меня замуж, будешь жить в Линке и подсказывать мне, как наилучшим образом распорядиться деньгами. Чарльз, Фредди и Энтони вернули мне все свои выигрыши до последнего пенни, разумеется, совершенно случайно.

– Я догадалась об этом, когда подслушивала на потайной лестнице, – сказала Клеона.

Герцог в изумлении уставился на нее.

– Подслушивала на потайной лестнице! – воскликнул он. – Бог мой, Клеона, есть ли конец твоим прегрешениям, твоей предприимчивости? Ты самая восхитительная из всех, кого я знаю! Я твердо уверен в одном, с тобой мне никогда не придется скучать, хотя временами наверняка захочется поколотить.

– Если вы намерены жестоко обращаться со мной, – сказала Клеона, – пожалуй, мне лучше вернуться в Йоркшир и предстать перед сэром Эдвардом.

– Ты специально дразнишь меня, – пожаловался герцог. – И, по-моему, Клеона, ты кокетничаешь со мной.

Клеона рассмеялась счастливым смехом.

– Может быть, – созналась она. – Но это так не похоже на то, что я пыталась проделывать до сих пор.

– И больше никогда не будешь пытаться, – решительно заявил герцог, – ни с кем, кроме меня. Ясно?

Клеона хотела ответить, но внезапно он обнял ее и приблизил свои губы к ее губам.

– Ты ненавидела меня, – заговорил он, – ты презирала меня и ничуть не скрывала своего презрения. А теперь я жажду услышать, что ты испытывала ко мне совсем другое чувство; мне страшно назвать его даже самому себе. Клеона, ты скажешь то, что мне хочется услышать?

В последний раз Клеона попыталась воспротивиться и его чарам, и желанию собственного сердца полностью подчиниться человеку, которого когда-то избегала.

Он все крепче прижимал ее к себе, и она слышала биение его сердца.

– Скажи мне, Клеона, – настаивал он. – Скажи, потому что я хочу быть уверен – абсолютно уверен, что ты выходишь за меня замуж не из-за титула.

Девушка понимала, что он ее дразнит, но страстная нотка, прозвучавшая в его голосе, заставила ее затрепетать. Оттого, что ему вообще могла прийти в голову такая нелепая мысль, Клеона почувствовала, что вот-вот рассмеется, но прежде дрожащим голосом она прошептала:

– Я л-люблю тебя, Сильвестр, л-люблю всем с-сердцем!