Текст книги "Отзывчивое сердце"

Глава 8

В холле герцогиня довольно хохотнула и, к удивлению Клеоны, взяла ее под руку.

– Мы спутали им все карты! – с ликованием заявила она. – То, что мы с тобой отправимся во Францию вместе с ними, – этого они никак не ожидали.

– А сможете ли вы, ваша светлость, завтра к девяти утра собраться в дорогу?

Герцогиня рассмеялась.

– В юности я привыкла путешествовать быстро и налегке. К тому же раньше обычно приходилось ездить верхом. Тогда и в помине не было ни удобных карет, ни хороших рессор, да и сами дороги были в ужасном состоянии. Нет, путешествие меня не путает, разве что некий сладкоречивый французик может столкнуть нас с утеса или подстроить так, чтобы мы утонули, пересекая Ла-Манш.

– Вам не нравится граф? – спросила Клеона.

– Закрой дверь, – велела герцогиня, когда они вошли в Голубой салон, и добавила: – Я никогда не забываю о том, что лакеи могут подслушивать за дверью. Несколько раз самолично заставала их за этим занятием. Кроме того, у меня есть подозрение, что кто-то очень интересуется всем, что говорится и делается в этом доме, но кто, понятия не имею.

Клеона раскрыла было рот, чтобы рассказать герцогине о потайной двери в стене, но поскольку та уже завела речь о Париже, она отложила свои откровения до лучших времен.

– Я не допущу, чтобы Сильвестр женился без моего согласия или поехал один, чтобы встретиться с этой шлюхой, мое присутствие не даст ему попасть в заварушку куда хуже прежней, – с горячностью говорила герцогиня. Клеона не сумела сдержать улыбки, слыша из уст старой дамы жаргонные выражения, чрезвычайно модные среди молодых щеголей.

Заметив ее улыбку, герцогиня сердито сказала:

– Вижу, ты считаешь меня старой дурой, но позволь сказать тебе, милочка, что я стреляный воробей и еще не впала в старческое слабоумие! Я не допущу этой свадьбы, пусть даже придется умереть.

– Но, может быть, герцог действительно влюблен в эту женщину, – осмелилась заметить Клеона.

Герцогиня громко фыркнула на весь салон.

– Влюблен? – презрительно бросила она. – Неужели ты и впрямь думаешь, что человек, занимающий такое высокое положение, как Сильвестр, может влюбиться в безграмотную итальянскую девку? Он может увлечься ею, но это, как всем известно, совсем не то, что полюбить. В любовной связи дворянина с особой легкого поведения нет и намека на любовь.

– Мне кажется, – медленно заговорила Клеона, тщательно выбирая слова, – несколько неловко сопровождать герцога в этом путешествии, если он считает, что его сердце принадлежит этой женщине, а вы, ваша светлость, твердо намерены погубить его роман.

– Роман! Еще чего! – отозвалась герцогиня. – Меня волнует лишь одно: не допустить, чтобы Сильвестр, который носит громкое имя и является главой великого рода, стал посмешищем, и я этого не допущу. Даже если мне придется всадить пулю в эту кривляющуюся певчую пташку.

На этот раз Клеона откровенно рассмеялась.

– Ваша светлость, вы великолепны, – призналась она. – В вас одной решимости больше, чем в пятидесяти мужчинах вместе взятых. Ей-богу, я предпочла бы, чтобы в минуту опасности меня защищали вы, а не один из изящных высокородных кавалеров, с которыми я познакомилась в Лондоне.

– Если я веду себя, как старая полковая лошадь, – сказала герцогиня, – так это оттого, что принимаю поведение Сильвестра близко к сердцу. В самом деле, не могу понять, что на него нашло. Прежде его так заботили дела поместья! Они были для него не пустым звуком. И вот теперь, буквально за несколько месяцев, он погубил абсолютно все, над чем с таким тщанием трудился мой муж всю свою долгую жизнь.

Клеоне захотелось утешить старуху.

– Может быть, когда мы окажемся в Париже, герцог образумится, – сказала она.

– На это я и надеюсь, – ответила герцогиня. – Ходят слухи, что Первый консул, а я полагаю, нам предстоит встретиться с ним, противник мезальянсов. Он создает новое дворянство, да поможет ему Господь. Хоть он и окружил себя армейскими выскочками, но, как мне говорили, стремится сохранить все, что было хорошего в старом режиме. Собственно, поэтому он и женился на Жозефине Богарне. По происхождению она значительно выше сына корсиканского крестьянина. Во всяком случае, если я буду рядом, Сильвестр не сможет все время проводить в игорных домах Парижа. Он носит герцогский титул, и если, как говорят, Первый консул принимает англичан с распростертыми объятиями, тогда к герцогу будет проявлено особое внимание, на что Сильвестр не сможет не откликнуться.

– Ваша светлость, вы все продумали, – с восхищением сказала Клеона. – Но не пора ли заняться укладыванием вещей?

– Времени у нас предостаточно, – холодно ответила герцогиня. – В этом доме служанок хватит на то, чтобы уложить вещи для целого полка, не говоря уже о двух женщинах. Тебе понадобятся все твои лучшие платья, а мне нужно взять мои лучшие драгоценности. Нельзя допустить, чтобы эти выскочки затмевали меня драгоценностями, награбленными из королевских сокровищниц всей побежденной Европы.

Несмотря на спокойную уверенность герцогини, оказалось, что за день нужно было сделать множество дел. Требовалось забрать платья, заказанные у мадам Бертен, приобрести новые ленты, перчатки, туфли и чулки. К вечеру на этаже, где располагались спальни, царила лихорадочная суета. С полдюжины служанок укладывали вещи, вынимали их и укладывали заново, ибо герцогиня раз десять меняла свое решение о том, что взять с собой, а что оставить.

В конце концов, они не пошли на прием, на который собирались отправиться вечером. «Мы будем слишком взволнованы, чтобы уловить нить разговора, – говорила Клеона герцогине. – И потом, когда я начну думать о том, какие туфли подойдут к платью из зеленого газа, плотно ли завернуты в бумагу ленты из серебряной парчи к моим лучшим шляпкам, не потускнеют ли они от морского воздуха, то музыка будет только раздражать меня». Решено было остаться дома.

Собираясь в дорогу, Клеона понимала, что если ее не будет в Англии, то исчезнет и опасность встречи с сэром Эдвардом или его приятелями. С самого первого дня своего пребывания в Лондоне девушка постоянно думала об этой опасности: ведь приятели сэра Эдварда по скачкам частенько останавливались в Мандевилл-Холле, о чем Леони благополучию забыла. Более того, во время поездки с отцом в Нью-Йорк Леони встречалась со многими людьми, которые могли запомнить ее внешность.

Клеоне часто приходило в голову, что до сих пор она чудом избежала разоблачения. За это время не возникло ни одного щекотливого момента, ничего такого, что нарушило бы ее покой; никто ни разу не усомнился в том, что она действительно богатая мисс Мандевилл.

Теперь, когда ей предстояло пересечь Ла-Манш, Клеона с благодарностью вспомнила мать, настоявшую на том, чтобы она научилась хорошо и бегло говорить по-французски. В соседней деревне жила старая француженка, спасшаяся от террора. Она поселилась у своего дальнего родственника, местного доктора. У нее не было ни гроша, так как все осталось во Франции, поэтому она охотно согласилась дважды в неделю за небольшую плату давать уроки Клеоне и Леони.

Девочки приезжали к мадам Дюма в одном из элегантных экипажей сэра Эдварда или в старой и ветхой двуколке, единственном средстве передвижения викария. Как бы там ни было, но уроки французского никогда не казались им скучными, особенно если удавалось уговорить мадам Дюма со всеми подробностями рассказать о гильотине, возведенной на Place de la Revolution; об оборванных старухах из толпы, не оставлявших свое вязание даже в тот момент, когда головы аристократов падали в корзину; о мужестве и храбрости тех, кто шел на смерть с высоко поднятой головой, с холодным и бесстрастным достоинством взирая на орущую чернь.

– Я бы ни за что не смогла держаться так храбро, если б меня вот-вот должны были обезглавить, – часто повторяла Леони, когда они возвращались домой.

– Я думаю, что в особых случаях на нас каким-то образом снисходит мужество, превосходящее наши силы, – обычно отвечала ей Клеона. – Так говорит мой отец.

– Твой отец – человек святой, – раздраженно бросала ей в ответ Леони. – По-моему, святые не так чувствуют боль, как простые смертные. Вспомни только, великомученики вовсе не обращали внимания на огонь, в котором их сжигали. Я знаю, что не перенесла бы этого. Я бы умерла от страха задолго до того, как нож гильотины коснулся моей шеи.

Клеона сочувствовала нервной и легковозбудимой Леони, но в глубине души считала, что мужество непременно дается тем, кто в нем действительно нуждается. И вот теперь, когда сборы наконец-то закончились, она подумала, что герцогиня проявляет мужество, которым можно только восхищаться. Клеона убедилась в этом, заглянув в комнату герцогини, чтобы пожелать ей доброй ночи. Старая дама лежала на подушках с очень бледным лицом. В руках она держала пузырек с нюхательной солью.

– Вам нехорошо, мадам? – обеспокоено спросила Клеона.

– Со мной все в порядке, девочка, – ответила герцогиня. – Дело в моем изношенном сердце. Временами беспокойства от него не меньше, чем от какого-нибудь бестолкового слуги. Кто же это сказал: «Дух бодр, плоть же немощна»?[51]51
  Евангелие от Матфея, XXVI, 41.


[Закрыть] Я старею, Клеона. Это чертовски неприятно, как ты и сама обнаружишь однажды.

– Надеюсь, в старости я буду хотя бы наполовину такой же решительной, как вы, – отозвалась Клеона.

Герцогиня улыбнулась.

– Молодец! Мы будем сражаться вместе, ты и я! Клянусь Небом, если мы и не одержим победу, то не сдадимся до конца!

– Откровенно говоря, я думаю, у герцога нет ни малейшего шанса победить, – сказала Клеона, – если его противник – ваша светлость.

Герцогиня протянула сухонькую костлявую руку и сжала пальцы Клеоны.

– Ты ведь поможешь мне, девочка, правда? – спросила она.

– Чем только смогу, – пообещала Клеона. – Но вы же знаете, как мало я могу.

– Вовсе нет, – возразила герцогиня. – Красивая женщина может многое. Когда ты остаешься наедине с Сильвестром, подольстись к нему. Говори, что он замечательный человек. Единственный способ отвоевать его у этой хищной интриганки, заставить понять, что она недостаточно хороша для него.

– Вы уверены, что она интриганка? – спросила Клеона. – Я не сомневаюсь в ваших добрых побуждениях, мадам, но ведь можно ошибиться, если считать, что женщина низкого происхождения не может быть искренне привязана к герцогу. Все может оказаться совсем наоборот.

– Мои осведомители приложили немало усилий, чтобы выяснить правду, – ответила герцогиня. – Надо сказать, это мне дорого обошлось. Синьорина Дория ди Форно появилась у нас в стране весьма странным образом. Собственно, никому неведомо, как и по чьей воле она оказалась в Лондоне. Благодаря успеху на сцене Воксхолла многие джентльмены были готовы искать ее расположения. Нет никаких сомнений в том, что ее самым услужливым другом является граф Пьер д'Эскур. Он-то и познакомил ее с Сильвестром.

– Как вам удалось узнать все это? – полюбопытствовала Клеона. – Я думала, джентльмены не обсуждают свои похождения в обществе леди.

– Так оно и есть, – мрачно ответила герцогиня, – но в моем возрасте я перестала быть леди, а стала просто бабушкой, которую тревожат дурацкие выходки внука, когда-то очень любимого.

– Любимого и сейчас, – мягко добавила Клеона.

– Глупости, – возразила герцогиня. – Никого я не люблю, но все еще горжусь, что принадлежу к роду Линков. Запомни, девочка. Даже если все пошло прахом, держись за свою гордость, она всегда тебя вывезет.

Герцогиня поднесла к носу нюхательную соль и добавила:

– Иди ложись спать. Нужно как следует выспаться перед тем, как отправиться в безумное путешествие, которое может завести нас неведомо куда. Ты едешь в своей новой кораллово-красной накидке?

– Конечно, – улыбнулась Клеона. – Как и вы, я хочу ослепить французов. Ну не досадно ли, что после стольких лет войны наши заклятые враги по-прежнему остаются законодателями моды? Мадам Бертен говорит, что дамы при дворе Наполеона затмевают всех, кто появляется в Кларенс-Хаусе.

– Не верю, – гневно заявила герцогиня, – и никто не сможет переубедить меня, пока я не увижу это собственными глазами.

– Теперь ждать осталось недолго, – засмеялась Клеона и, сделав реверанс, поцеловала руку герцогини. – Все это так интересно. Мне всегда хотелось побывать во Франции. Откровенно говоря, мадам, я чрезвычайно благодарна синьорине Дории ди Форно!

– Смотри только, чтобы джентльмены не слышали от тебя имени этой женщины, – резко сказала герцогиня. – Бог знает, что они могут подумать о порядочной девушке, которая не только знает о существовании подобных созданий, но и говорит о них вслух!

Улыбаясь, Клеона вышла от герцогини. Войдя к себе в спальню, она отпустила поджидавшую ее горничную и села к бюро. Она понимала, что до отъезда во Францию должна написать хотя бы матери. Письмо давалось с трудом. Употребив слово «мы», под которым подразумевала себя и герцогиню, она не лгала, хоть и прекрасно понимала: для матери это будет означать, что она и Леони едут в Париж в сопровождении герцогини.

Клеона посыпала строчки песком и запечатала письмо. Она надеялась, что никому не придет в голову удивляться, отчего мисс Мандевилл адресует письмо в дом викария, а не в Мандевилл-Холл. Впрочем, она тут же отбросила мысль о том, что слуги Линк-Хауса посмеют шпионить за кем-либо вообще, и уж тем более за близкой родственницей герцогини.

В то же время она помнила слова герцогини и свою собственную встречу с «призраком». Что, если это как раз и был соглядатай? И нет ли какой-нибудь связи между ним и лакеем, с грохотом уронившим тарелки и бесследно исчезнувшим из дома?

Клеона решила, что не покинет дом на Беркли-сквер, пока не раскроет секрет потайного хода в стене спальни, где провела первую ночь. Она взглянула на часы на каминной полочке. Было уже за полночь. Прихватив с бюро свечу в серебряном подсвечнике, она подошла к двери и выглянула в коридор. На лестничной площадке никого не было; в серебряных канделябрах догорали свечи.

Она тихо выскользнула из спальни и прикрыла за собой дверь. Остановившись в проходе, осторожно повернула ручку двери, ведущей в Лавандовую спальню, так называлась таинственная комната.

В темноте скрывалась огромная пустая кровать с пологом; свеча высветила чехлы на стульях и туалетном столике. Клеона бесшумно двинулась по толстому ковру и уже через несколько секунд нашла на панели пружину, открывавшую потайную дверь.

Узкая винтовая лестница круто уходила вниз. Держа свечу над головой. Клеона осторожно начала спускаться. Лестница была настолько узка, что полный человек просто не смог бы ею воспользоваться. Ступени заворачивали и спускались все ниже и ниже, пока неожиданно не закончились.

Клеона очутилась в крохотной комнатке, размером не более четырех квадратных футов,[52]52
  Около 3,7 кв. м.


[Закрыть] которая, по-видимому, не имела выхода. Девушка почувствовала огромное разочарование. Чего-чего, а такого она не ожидала: лестница не вела никуда. Перед ней была кирпичная стена.

Должно быть, когда-то здесь находилось убежище католического священника,[53]53
  Во времена Генриха VIII, Елизаветы I и Якова I в Англии жестоко преследовали католицизм, и тайные католики в минуты опасности укрывали своих священников в таких потайных местах.


[Закрыть] а потом выход, возможно, заложили. Во всяком случае, делать тут больше нечего.

Девушка уже собиралась повернуться и идти наверх, как вдруг услышала голоса, да так близко, что даже подпрыгнула от неожиданности.

– Так ты что, действительно решился на эту безрассудную поездку? – спросил мужской голос – Надеюсь, ты не очень-то доверяешь этому типу?

Клеона узнала говорящего. Это был Фредди Фаррингдон. Невозможно было не узнать и голос того, кто ему отвечал.

– Разумеется, я ему не доверяю. Ты что, за простачка меня принимаешь? – спросил герцог. – Но ему показалось бы чертовски странным, если б я сейчас передумал.

– Не нравится мне это. Ей-богу, не нравится, – мрачно изрек Фредди. – А герцогине с чего вдруг взбрело в голову увязаться за тобой? Да еще тащить вместе с собой малышку Клеону? Вы просто спятили!

– Ничуть, – жизнерадостно откликнулся герцог. – Веснушчатый носик – это главный козырь в антураже. Все мы знаем, почему вмешивается вдовствующая герцогиня. Если не так-то просто будет убедить их в том, что я именно тот, за кого себя выдаю, то Клеона на самом деле такова, какой кажется, – простосердечная, безыскусная английская мисс, широко раскрытыми глазами взирающая на Первого консула во всем его величии.

– Черт возьми, Сильвестр, нельзя втягивать Клеону в эту ложь! Предстоит вовсе не театральное представление в Челтнеме,[54]54
  Курорт в графстве Глостершир.


[Закрыть] сам знаешь. Если я не ошибаюсь, дело может оказаться чертовски опасным.

– Я знаю, – коротко ответил герцог. – Вот почему ты поедешь со мной. Если кто и в состоянии учуять ловушку на расстоянии пятидесяти ярдов,[55]55
  Несколько менее 5 км.


[Закрыть] так это ты, Фредди!

– Премного благодарен, – с удовлетворением ответил – Фредди. – Но у меня дела, и я не собираюсь их откладывать.

– Спорить бесполезно, – спокойно отозвался герцог. – Я уже написал Питту, что ты едешь с нами.

– Ах, вот как? – произнес Фредди. – Проклятье! Сильвестр, ты много на себя берешь.

– Извини, Фредди, – сказал герцог. – Мы отправляемся в девять утра. Предупреди Энтони и Чарльза. Весь день я пытался связаться с ними, но Хорек ходил за мной по пятам.

– Не нравится мне это, и все, – заявил Фредди. – Могу поклясться, все мы еще пожалеем, что ввязались в это дело.

– Может быть, – ответил герцог. – Но мы приложили столько усилий, чтобы добиться этого. И вот теперь, когда задуманное свершилось, я буду рад предпринять хоть какие-то действия. Мне смертельно надоело каждую ночь просиживать с Чарльзом и Энтони за карточным столом. Ты когда-нибудь замечал, как у Энтони подергиваются веки, когда он выигрывает?

– Ей-богу, Сильвестр, ты – само хладнокровие, – перебил его Фредди. – На твоем месте я бы сейчас готовил оружие. В этой поездке придется не только ручки целовать, и ты прекрасно знаешь это!

– Да, знаю, – спокойно сказал герцог. – Вот почему я чертовски рад, что больше не придется бездельничать. Собирайся, Фредди. Возьми лучшие наряды да постарайся припомнить свой французский, старина. Ты всегда говорил на нем ужасно, даже когда мы были в Итоне.

– Вот что я скажу тебе, Сильвестр, – с достоинством ответил Фредди. – Если ты рассчитываешь на своих друзей, то мог бы, по крайней мере, постараться вести себя поучтивее.

– Черт возьми! – воскликнул герцог. – А ты мог бы, по крайней мере, хоть как-то отреагировать. Нас ждет чертовски трудное дело, все мы знаем об этом. Мне б только взглянуть на этот список, большего я и не желаю.

– Можно мне сказать тебе кое-что?

– Конечно, – ответил герцог. – Говори.

– Я не верю, что у тебя есть хоть один шанс увидеть список или услышать хотя бы одну фамилию из него, – твердо произнес Фредди. – Об этом они не скажут ни слова. Может, тебе и удастся войти к ним в доверие, но не до такой степени.

– Ты пытаешься остановить меня, – сказал герцог, – но заявляю тебе, Фредди, именно здесь и сейчас: я достану этот список, даже если придется всунуть голову в петлю.

– Ставлю пятьсот фунтов против двух твоих вороных жеребцов, – предложил Фредди. – Идет?

– Идет, – согласился герцог. – Если со мной что-нибудь случится, они все равно твои. Я написал сегодня об этом моему поверенному.

– Ты серьезно? – спросил Фредди. – Черт тебя побери, Сильвестр, такая щедрость ни к чему. И ни к чему говорить так, будто в ближайшие сорок лет ты можешь отправиться в мир иной. Ей-богу, от таких разговоров мне не по себе.

– Извини, Фредди, – сказал герцог. – Но я все-таки принимаю твое пари! Однако учти, я не намерен расставаться со своими лошадьми!

– Да ты и впрямь хладнокровный человек, – заметил Фредди. – Ну, а теперь, раз я вынужден ехать с тобой, ты же прекрасно знаешь, что у меня духу не хватит сказать Питту, что я отказался, отправлюсь-ка я домой и заставлю своего камердинера уложить вещи. Полагаю, у тебя хватит места для багажа.

– Хватит, – подтвердил герцог. – Мы с тобой поедем в фаэтоне и попробуем добраться до побережья, побив рекорд принца.[56]56
  Имеется в виду принц Уэльский, с 1820 г. – король Англии Георг ГУ (1762–1830).


[Закрыть] Кстати, каков он? Четыре часа тридцать минут?

– Что-то вроде этого, – ответил Фредди.

– Бабушка и Клеона поедут в карете ее светлости, а слуги и багаж последуют за ними в другой карете. Разумеется, мы окажемся на месте задолго до них, так что у нас будет время предупредить капитана о скором отплытии и устроить еще одно-два дельца. Кстати, нужно заехать за Хорьком в Челси.[57]57
  Район Лондона.


[Закрыть] Придется тебе развлекать его, чтобы он не слышал того, что ему знать не положено.

– Боже правый! Он что, едет с нами? – воскликнул Фредди. – Не дает тебе сорваться с крючка, верно?

– По-моему, он совершенно уверен, что прочно прибрал меня к рукам. Фредди, у меня есть тост. За Францию, и пусть она обойдется тебе в пятьсот фунтов!

Наступило короткое молчание, а затем голос Фредди произнес:

– За Францию, и дай Бог мне не выиграть твоих коней, Сильвестр!

Внезапно раздался звон, заставивший Клеону вздрогнуть. Она догадалась, что мужчины бросили бокалы через плечо, и те разлетелись на мелкие кусочки. После этого они, должно быть, вышли из комнаты, ибо их голоса, толкующие о чем-то обыденном, зазвучали в отдалении и постепенно стихли.

Опомнившись, Клеона с раскаянием поняла, что подслушивала. Причем подслушивала намеренно и долго. Ей было стыдно за себя, но любопытство оказалось сильнее прочих чувств. Что все это значит? Что происходит? Один за другим в голове у нее родилось с дюжину различных вопросов, неразрешимость которых почти оглушила ее, лишая возможности подумать над ответами.

По узкой лестнице Клеона быстро вернулась наверх. Пока она поднималась, ее охватил страх: что, если она случайно захлопнула дверь и теперь не сможет выбраться? К счастью, потайная дверь оказалась открытой. Очутившись в спальне, она торопливо захлопнула ее.

На площадке перед спальней было пусто; никто не видел, как Клеона впорхнула обратно в свою комнату. Она постояла, прислонившись спиной к двери, затем медленно прошла через всю комнату, поставила свечу на бюро и, опустившись на коврик перед камином, прижала пальцы ко лбу.

Слово за словом она постаралась восстановить в памяти подслушанный разговор, но трудно было припомнить все сказанное. Ясно было одно: герцогу грозила какая-то опасность, навстречу которой он шел намеренно, разыскивая какой-то непонятный список. Но какой? И что могло быть в этом списке?

Во всяком случае, Фредди это знал, но не хотел ехать, пока герцог не упомянул имя Питта. Сначала Клеона не могла сообразить, кто это; затем точно молния сверкнуло: бывший премьер-министр! Блестящий молодой человек, который ушел в отставку и вернулся к себе в поместье, где теперь сажает яблони! Ну конечно, мистер Уильям Питт[58]58
  Уильям Питт Младший (1759–1806) – премьер-министр Великобритании в 1783–1801 гг. и в 1804–1806 гг., один из главных организаторов коалиции европейских государств против наполеоновской Франции.


[Закрыть] был премьер-министром все годы, пока шла война с Францией.[59]59
  Действие этого романа происходит между 1802 г., когда был заключен мир между Великобританией и Францией, и 1803 г., когда возобновились военные действия.


[Закрыть]

Она слышала, как один из приятелей ее отца говорил, что с наступлением мира Питту наскучила служба. Вот почему он уступил свой пост Аддингтону, своему ничем не примечательному протеже, которого никто особенно не желал видеть в этой роли.

Клеона напряженно думала. Что ей известно о мистере Питте? Она вспомнила, что как-то раз у них дома обедал член парламента от местного округа, старый друг отца, с которым тот учился в Оксфорде. Весь обед разговор шел только о политике. Девушке было довольно скучно; тем не менее, она прислушивалась к разговору, поскольку ее мать часто повторяла, что хорошие манеры требуют «выказывать интерес к тому, что интересует других».

Закрыв глаза, Клеона мысленно перенеслась в тесную, бедно обставленную столовую родного дома.

«Питт считает, – вновь услышала она слова члена парламента, – что Наполеон подписал Амьенский мирный договор только по одной причине: ему нужно выиграть время для создания военно-морского флота. Он понимает, что не сможет победить нас до тех пор, пока у него нет кораблей. Мой знакомый в прошлом месяце был во Франции и слышал, что Бонапарт приказал за год построить двадцать пять военных кораблей».

«Не верю, – возразил викарий. – По-моему, за девять лет Европа устала от войн. Народы жаждут мира и больше не возьмут в руки оружие».

«Аддингтон тоже так считает, – отозвался член парламента. – Как известно, через десять дней после подписания мирного договора, утверждая свой первый бюджет, он отменил подоходный налог, введенный Питтом. Большой флот, в Торбее,[60]60
  Порт на юго-востоке Великобритании.


[Закрыть] расформирован, морская пехота распущена, а число военных кораблей, готовых к плаванию, со ста сократилось до сорока. В следующем месяце будет демобилизовано сорок тысяч моряков. Остается лишь молиться о том, чтобы самим себе не надеть петлю на шею».

«Я убежден, что вся Европа, вкусив однажды мира, никогда не пойдет на возобновление военных действий, – упрямо сказал викарий. – Народ воспротивится этому, как бывало прежде».

«Я часто думаю, – медленно произнес член парламента, – не даем ли мы тем самым Наполеону передышку? Через пять-шесть лет у него будет двести боевых кораблей и на море он станет так же непобедим, как на суше. Ты когда-нибудь встречал людей, которые не желают быть победителями, не рассматривают победу как личное достижение, ради которого стоит пойти на любые жертвы?»

«Я буду молиться усерднее прежнего, – с расстановкой сказал викарий, – чтобы, добившись мира, Великобритания смогла сохранить его».

«Аминь!» – отозвался член парламента, но Клеона поняла, что он остался при своем мнении. Ее мать молчаливо сидела на другом конце стола и с тревогой прислушивалась к разговору.

Припомнив теперь этот разговор, Клеона смутно догадывалась, что герцог как-то связан со всем этим. Иначе зачем ему было говорить о Питте? И что это за список, настолько ценный, что он готов поставить на него двух вороных? Клеона знала, о каких конях идет речь. Они были предметом радости и гордости старого Джебба. Будь её воля, она отдала бы все на свете, лишь бы владеть ими. Что же это за список? Почему он так важен для герцога? Зачем они едут во Францию и отчего Фредди так опасается за исход путешествия?

Вопросы роились у Клеоны в голове, дразня и совершенно выводя ее из себя, поскольку ни на один из них она не знала ответа. Тем не менее, девушка была совершенно уверена, что ключи ко всем тайнам находятся в руках одного – человека – графа Пьера д'Эскура. Она не сомневалась, что именно его Фредди и герцог называли Хорьком.