Текст книги "Отзывчивое сердце"

Герцогиня в ужасе всплеснула руками.

– Воры и грабители! – воскликнула она. – Да, Сильвестр, ты действительно прав. Мне нужно будет переменить место, куда я прячу свои драгоценности. Горничная до того рассеянна, что частенько забывает убирать на ночь брошь или серьги.

– Чтобы не потерять ничего ценного, лучше заранее принять все меры предосторожности, – заметил герцог. Его тон вновь стал насмешливым.

Герцогиня протянула к нему руку.

– Сильвестр, не играй сегодня в карты, – попросила она. – Хочешь, поедем в Оперу? Или на концерт, устроенный леди Элизабет Фостер, – там будет кое-кто из твоих друзей.

Герцог улыбнулся старой даме. Клеоне даже показалось, что он поддался уговорам, но тут он коротко рассмеялся и отвернулся.

– Не пытайтесь держать меня в узде, бабушка. Я к этому не привык, – сказал он. – Я пообедаю с вами дома, а потом отправлюсь в «Уайтс» или «Уоттьерс».[21]21
  Названия великосветских клубов для мужчин.


[Закрыть] Вы же знаете, у меня руки чешутся от нетерпения поскорее взяться за карты! Au revoir,[22]22
  До свидания (фр.).


[Закрыть] Клеона. Ваш покорный слуга, бабушка.

Уже на пороге он поклонился им обеим и вышел.

Герцогиня стояла и глядела ему вслед. Куда-то внезапно исчезли властность и сила; Клеона видела перед собой лишь усталую, преисполненную горечи женщину, ведущую безнадежную борьбу.

– Почему он играет в карты? – Вопрос, пожалуй, был дерзок, но девушка не смогла удержаться и не задать его.

– Не знаю, – ответила герцогиня. – Сильвестр никогда раньше таким не был. Он всегда был спокойным и разумным, но где-то с год назад его словно подменили. Это случилось… да, после того, как ему не позволили пойти в армию.

– Не позволили? Кто не позволил? – не поняла Клеона.

– Родственники и опекуны, – пояснила герцогиня. – Он хотел сражаться против Наполеона, но разве можно было это допустить? Он – единственный сын и наследник такого громадного состояния. Тогда-то он и пристрастился к карточной игре. Все бы ничего, но три месяца тому назад день за днем он начал проигрывать крупные суммы. Ну какое состояние это выдержит? В конце концов, молено растранжирить даже самое огромное. Многие говорили мне о его глупости, но что я могу поделать, что?

Голос герцогини дрогнул. Не задумываясь, Клеона обняла ее за плечи и помогла сесть. Словно бы устыдясь собственной слабости, герцогиня чуть тряхнула головой и вновь стала прежней.

– Я тут напридумывала Бог знает что! – резко заговорила она. – Мальчик сам разберется в своих делах. Ему двадцать пять или двадцать шесть? Просто в его жизни наступила такая полоса. Она минует, и Сильвестр поймет, какую он совершил глупость. Во всяком случае, сегодня он обедает с нами, а не с этой женщиной.

– С какой женщиной? – спросила Клеона, едва ли ожидая ответа на свой вопрос.

– О, просто певичка из Воксхолла. Мне говорили, что она красива, но сама я так не считаю. Эти южанки сейчас в моде, и с ними носятся, точно это новые аристократы. Шлюха она и есть шлюха, как ее ни одень и куда ни посади, – раздраженно проговорила герцогиня и добавила: – Но я не должна беседовать с тобой на эту тему. Забудь, что я тут наговорила. Должно быть, старею и начинаю болтать все подряд, не думая о последствиях. Ну да ты, по-моему, девочка разумная. Ты же понимаешь, что у всех мужчин бывают легкие увлечения на стороне. Никто не осуждает их за это, если дело не заходит слишком далеко.

– А что значит «слишком далеко»? – спросила Клеона, почти не рассчитывая на ответ.

– «Слишком далеко» – это когда заходит речь о женитьбе, – сказала герцогиня, поднимаясь на ноги. Голос ее стал почти таким же скрипучим, как у попугая. – Женитьбе на женщине не своего круга, низкого происхождения, которой следует помнить свое место.

Она приложила руку ко лбу.

– Голова болит. Пора пойти отдохнуть, – сказала она. – Позже мы поедем по магазинам, а сейчас я отправляюсь к себе.

Герцогиня прошествовала из комнаты с высоко поднятой головой, но Клеона знала, чего это ей стоило. Внезапно она рассердилась на герцога за то, что он так расстроил старую даму. Она слишком стара для сильных переживаний.

– Он отвратителен! – громким шепотом сказала девушка.

Она припомнила приятный голос, обаятельную улыбку и мимолетное выражение, появившееся в его глазах, когда он увидел, как она входит в комнату перед ленчем. Твердо решив не думать о нем, Клеона взяла со стола книгу и села в кресло. Но едва она успела прочитать страницу, как дверь распахнулась и дворецкий объявил:

– Ваша светлость, прибыл граф Пьер д'Эскур.

Клеона встала.

– Ее светлость удалилась к себе, – сказала она.

– Надеюсь, это не означает, что вы отошлете меня прочь, – раздался голос с иностранным акцентом, и граф Пьер д'Эскур вошел в комнату.

Он был хорош собою на французский манер – темноволосый, смуглолицый, с глазами, прикрытыми тяжелыми веками. Поднося руку Клеоны к губам, граф сказал:

– На самом деле я приехал, чтобы увидеть вас и попросить прощения за наше поведение прошлой ночью.

– Мне нечего прощать, – машинально ответила Клеона.

– Хотелось бы поверить, – произнес он. – Я всю ночь лежал без сна и вспоминал, каким презрительным взглядом вы окинули нас, когда мы подъезжали к дому, возвращала, от игорного стола. Не такой должна была быть ваша первая встреча с Лондоном.

– Я слишком устала в дороге, чтобы что-либо замечать, – сказала Клеона.

Сообразив, что граф все еще удерживает ее руку, она попыталась высвободить ее.

– Вы столь же добры, сколь и прекрасны, – пробормотал он и вновь поцеловал ей пальцы.

Внезапно у нее возникло странное ощущение: будто она играет в какой-то пьесе, а эта сцена заранее сочинялась и репетировалась и была такой же надуманной и не естественной, как плохое театральное представление.

– Да, вы прекрасны! – повторил граф, и Клеона почувствовала, как по ее телу пробежала легкая дрожь.

Глава 4

– Dites moi,[23]23
  Скажите мне (фр.).


[Закрыть] почему до сих пор вы ни разу не осчастливили Лондон своим приездом? – с доверительным видом спросил граф, усаживаясь, как отметила Клеона, рядом с ней на диван, а не на стул с высокой спинкой, на который она ему указала.

– Я живу в Йоркшире, – нерешительно ответила она. – Бабушка пригласила меня приехать в Лондон, и я, конечно, подчинилась.

– Naturellement,[24]24
  Естественно (фр.).


[Закрыть] – одобрил граф. – Но вы, свободный человек, а не рабыня, и у меня такое чувство, что обыкновенно вы не делаете того, чего не хотите.

При этом он пристально посмотрел ей в глаза, и Клеона с трудом заставила себя отвернуться.

– Не будем говорить обо мне, – проговорила она. – Расскажите мне о себе, это гораздо интереснее.

– Зачем утомлять такую юную и жизнерадостную особу, как вы, столь печальной histoire?[25]25
  Историей (фр.).


[Закрыть] – тихо спросил граф. – Неужели вы и впрямь хотите услышать, как отправили на гильотину моих родных, конфисковали мои земли, разграбили и сожгли мой дом? Я бежал в Англию в чем был, радуясь тому, что остался в живых.

«Он говорит как-то уж слишком гладко, – подумала Клеона, – словно снова и снова повторяет одни и те же слова». Тем не менее, в ней шевельнулась жалость к этому человеку. Она догадывалась, что в беззаботном и веселом обществе, в котором вращался граф, мало кто проявлял интерес и сочувствие к его невзгодам.

– Сейчас вы вовсе не выглядите бедным, – мягко заметила она.

Граф улыбнулся.

– Неужели я должен говорить вам, что использовал собственную голову? – спросил он. – К тому же мне повезло с друзьями. Теперь я могу вернуться домой и спасти то, что еще осталось. У меня есть основания надеяться, что о моих делах хлопочут перед самим Бонапартом.

– Тогда вам действительно повезло, – заключила Клеона.

– Не настолько, насколько мне бы того хотелось, – сказал он вполголоса. Глаза его говорили красноречивее слов.

Клеона встала.

– Пожалуй, мне следует справиться, не нужна ли я ее светлости, – проговорила она.

– Helas![26]26
  Увы (фр.).


[Закрыть] Мои слова чем-то обидели вас? – быстро спросил граф.

– Нет, конечно нет, – ответила она. – Просто…

Он взял ее за руку и вновь усадил на диван.

– Просто вы испугались, – сказал он. – Le suis fou…[27]27
  Я глупец (фр.).


[Закрыть] На мгновение я позабыл о том, как вы молоды и простодушны. Вы такая прелестная, такая желанная, что это… как сказать по-вашему, ударило мне в голову. Мои чувства передались вам. Вы такая sympatique,[28]28
  Здесь: чуткая (фр.).


[Закрыть] так все понимаете!

Клеона высвободила руку.

– Граф, вы слишком далеко заходите, – запинаясь, проговорила она. – Да, я смущена и, может быть, немножко… испугана.

Он засмеялся. Это был мягкий, ласкающий смех.

– Вы очаровательны, – сказал он. – Вы не возражаете против того, что я говорю? Ибо я буду говорить это и дальше! Никогда не встречал я существа столь очаровательного но всех отношениях. Вы пленили меня! С первой минуты, как я увидел вас…

– Нет, нет, это неправда, – вмешалась Клеона, перебивая его страстную речь. – Когда вы увидели меня впервые, я была грязной, усталой, растрепанной, и вы наверняка подумали: «Что это за деревенская девчонка и что она делает на Беркли-сквер?»

Граф засмеялся, откинув назад голову.

– Вы неподражаемы, – сказал он. – Нет, я так не думал. Я думал, как прелестно ваше бледное личико с огромными усталыми глазами под очень старомодной шляпкой, которая вам очень идет. Жаль только, что не я, а кучер ее светлости удостоился чести первым показать вам Лондон. Но здесь еще столько интересного, столько увлекательного! Мисс Клеона, позвольте мне познакомить вас с Лондоном так, как это может сделать лишь иностранец. Ведь эти англичане не чувствуют красоты собственного города, а часто – даже его веселья и возбуждения. Когда я прибыл сюда, все мне было внове и поэтому казалось таким excitant.[29]29
  Возбуждающим, волнующим (фр.).


[Закрыть] Таким я и хочу показать вам Лондон.

Его предложение звучало так искренне, что Клеона не могла не откликнуться.

– Вы очень добры, – вежливо сказала она, – но что скажет ее светлость?

– Ее светлости это не понравится – Граф чуть улыбнулся. – Но даже ее светлость едва ли рассчитывает на то, что герцог будет постоянно сопровождать вас. Он неуловим, наш веселый друг Сильвестр. Вы позволите мне сопровождать вас?

Он подался вперед и взял обе ее руки в свои. Лицо его оказалось совсем близко от ее лица. Клеона чувствовала, что он прилагает огромные усилия, чтобы очаровать, а быть может, и увлечь ее. Она говорила себе, что этот человек слишком прыток, что нужно быть осмотрительной и держаться от него подальше. В то же время ее волновала и восхищала сама мысль о том, что с ней флиртуют, за ней ухаживают так, как никогда бы и в голову не пришло тем немногим неуклюжим молодым людям, которых она встречала в Йоркшире, или даже более воспитанным деревенским сквайрам. Никто из них даже не взглянул на нее больше одного раза.

На мгновение она опустила глаза, по-женски понимая, как красивы длинные темные ресницы на фоне кожи, ставшей теперь нежно-розовой.

Затем она мягко сказала:

– Это очень любезно с вашей стороны, сэр.

Граф наклонил голову, и Клеона ощутила на тыльной стороне ладони его губы, горячие и требовательные. В тот самый момент, когда у нее мелькнула мысль, что это уж слишком, позади них отворилась дверь. Даже не поворачивая головы, Клеона знала, кто вошел в комнату.

– Черт возьми, – нетерпеливо произнес знакомый голос, – где моя бабушка? Пьер, ты погубишь репутацию девушки, если будешь сидеть с ней наедине!

Граф, ничуть не смущаясь, грациозно встал и ровным, без каких-либо особенных модуляций голосом ответил:

– Я только что попросил у мисс Клеоны позволения показать ей кое-какие уголки Лондона. Разумеется, когда ты будешь чем-либо занят. Мой дорогой герцог, я вовсе не пытался занять твое место, а только выразил желание стать ее добровольным гидом в твое отсутствие.

– Не сомневаюсь, что мисс Клеона, как ты ее называешь, – раздраженно бросил герцог, – с удовольствием примет твое предложение. Если кто-нибудь думает, что я собираюсь таскаться к старым памятникам или нянчиться с зеленой провинциалкой, у того с головой не все в порядке.

Он говорил нахмурившись и глядя на Клеону.

– Я уверена, – нервно сказала она, – что бабушка ни о чем подобном и не помышляла. Это граф думает, что, пока я здесь, мне следует осмотреть достопримечательности Лондона.

– Вы найдете их чертовски скучными, вот все, что я могу сказать, – грубо ответил герцог.

Он прошел через всю комнату и, подойдя к столику с напитками, налил себе портвейна.

– Пьер, хочешь вина? – спросил он, не поворачивая головы. – Или у тебя есть другие дела? Уверен, что уже сейчас тебя дожидаются в полудюжине салонов.

– Мой дорогой Сильвестр, ты, конечно, прав, – отозвался граф. – Не буду злоупотреблять твоим гостеприимством. Я зашел только засвидетельствовать почтение герцогине, а также передать тебе сообщение.

– Сообщение? – переспросил герцог.

– Да, – подтвердил граф, – кое-кто, чье имя я не назову, ждет тебя сегодня вечером в семь.

– Да, разумеется, – ответил герцог. – Передай, что я буду непременно.

Граф поклонился с кошачьей грацией, взглянул на Клеону с невыразимой тоской и вышел из комнаты, мягко закрыв за собой дверь.

Клеона нерешительно стояла возле дивана. Она не знала, то ли ей немедленно уйти, то ли дожидаться, когда герцог заговорит с ней. После минутного колебания она робко сказала:

– Ее светлость удалилась отдыхать, когда объявили о приходе графа.

Герцог повернулся к ней. Клеона заметила, что бокал с вином остался нетронутым. Он стоял и рассматривал ее, похоже, подмечая все до мелочей, ее новое платье, волосы, уложенные по последней моде, слегка подкрашенное лицо и даже маленькие ручки, увы, по-прежнему сохранившие загар, хотя их постоянно смазывали лимонным и огуречным соком.

– Зачем вы приехали? – спросил он.

Вопрос прозвучал резко, точно выстрел из пистолета.

– Герцогиня прислала письмо, – ответила Клеона. – Она предложила мне приехать без промедления. Сэр Эдвард – мой… мой отец – был в отъезде, а поскольку мне это показалось важным, я поступила так, как меня просили.

– А бабушка сообщила, зачем она приглашает вас сюда? – продолжал спрашивать герцог.

– Н… нет, – неуверенно ответила Клеона.

– Конечно, сообщила, – обвиняющим тоном произнес герцог. – Вы приехали сюда по ее приказанию, чтобы выйти за меня замуж. Я же не идиот. Я прекрасно понимаю, что замышляет ее светлость. Ну так позвольте сказать вам откровенно: я не собираюсь на вас жениться! Так что отправляйтесь-ка назад туда, откуда прибыли.

Он вел себя настолько грубо, что Клеона задрожала. Но тут она вспомнила, что он обращается не к ней, а к Леони. Ей было прекрасно известно, какая у Леони чувствительная натура и как глубоко ее ранит подобная грубость. При мысли об этом Клеону охватил гнев.

– Я считаю, что вы, ваша светлость, чрезвычайно грубый человек, – заявила она. – Не говоря уже о том, что самодовольны до отвращения! Неужели вы полагаете, что каждая встреченная вами девушка жаждет выйти за вас замуж?

Выстрели она в герцога из дуэльного пистолета, и то едва ли удивила бы его сильнее.

– Я полагал, что вы приехали именно по этой причине, – произнес он.

– Значит, вы очень ошибались, – отозвалась Клеона. – Я приехала, потому что хотела увидеть Лондон, потому что много лет прожила в йоркширской усадьбе, а там порою очень одиноко, поскольку соседей мало и заняться особенно нечем. Побывать в Лондоне, увидеть свет, получить в сопровождающие ее светлость, такому любая девушка может позавидовать. Может быть, ее светлость и рассчитывает выдать меня замуж за вас или за кого-нибудь еще, меня это не волнует. Могу заверить вас с полной откровенностью: я выйду замуж, только если полюблю, если отдам сердце человеку, который любит меня только ради меня самой.

Сомневаться не приходилось: она полностью завладела вниманием герцога. Хмурый взгляд исчез; он пристально поглядел на нее, а затем спросил:

– Как вы узнаете, что этот человек женится на вас только ради вас самой? Вы богаты, а это непреодолимое препятствие в том, что касается любви! Мой герцогский герб невероятно привлекает всех, кто строит матримониальные планы.

– Это относится только к корыстным женщинам, – возразила Клеона.

– А разве бывают другие? – устало спросил герцог. – Всем женщинам нужно только одно, они хотят завладеть мужчиной, взять у него все, что он в состоянии дать, а затем начинают искать другого.

– Это неправда, – невольно вырвалось у Клеоны. На мгновение она позабыла о том, что выдает себя за Леони, и заговорила от своего имени: – Я знаю, что моя… – Она одернула себя. – М… моя… знакомая бросила все, чтобы убежать с любимым человеком. Это случилось двадцать лет назад, и они до сих пор счастливы. Она была богата, знатна, принадлежала к аристократическому роду, а тот, кого она любила, был бедным, почти нищим священником. Когда они обвенчались, родные оставили ее без денег, друзья от нее отвернулись. Но все это не имело никакого значения! Можете вы это понять? Когда люди любят друг друга, остальное не имеет никакого значения, никакого!

Герцог постоял, с любопытством глядя на нее, а затем опустился в кресло.

– Продолжайте, – сказал он. – Расскажите мне еще о любви другого рода. Я читал о ней в книгах, но ни разу не встречал в жизни. Откровенно говоря, я убежден, что это выдумка.

– Убедить себя можно в чем угодно, – ответила Клеона. – Это просто. Гораздо труднее распознать правду и иметь мужество признать ее.

– Кто научил вас этому? – спросил герцог.

Клеона с трудом удержалась от того, чтобы ответить: «Мой отец». Вместо этого она сказала:

– Вы не верите в искренность моих слов, потому что не хотите этому верить. Быть может, из-за той жизни, какую вы ведете, вам не часто выпадала возможность понять, где же правда.

Лицо герцога внезапно помрачнело.

– Что вы знаете о моей жизни? – резко бросил он. – Если уж на то пошло, какое, черт возьми, вам до этого дело?

– Никакого! Совершенно никакого, – ответила Клеона. – Но вы сами завели этот разговор. Давайте вернемся к тому, с чего он начался. Вы мне предложили – нет, велели – отправляться обратно в Йоркшир.

– У меня действительно нет никакого желания видеть вас здесь, – ответил герцог. – Более того, именно сейчас чертовски неподходящее время для того, чтобы ее светлость занялась моим сватовством. От этого и впрямь можно сойти с ума!

– Мне кажется, герцогиня беспокоится из-за ваших долгов, – заметила Клеона. – Но не тревожьтесь, они не будут оплачены моими деньгами.

При этих словах она не смогла удержаться от улыбки. Собственно, из всего сказанного ею это была истинная правда.

– Единственное, чего я хочу, – чтобы меня оставили в покое, – раздраженно заявил герцог. – Если у меня пусто в карманах, других это не касается!

– Думаю, что в вашем случае это касается сотен других людей, – сказала Клеона. – Вашей бабушки, ваших родственников, друзей, тех, кто вам служит. Сколько людей работает у вас в поместьях?

– Откуда мне знать? – ответила герцог. – Да и потом, денег еще предостаточно. Мои прославленные предки скопидомничали не один десяток лет.

Клеоне показалось, будто говорит он без особой уверенности, точно намеренно пытается поддеть ее.

Совершенно неожиданно для себя она почувствовала, что теряет терпение.

– Я считаю, что вы бесчувственный эгоист, к тому же поразительно глупы, – сказала она обвиняющим тоном. – Что за удовольствие ночь за ночью терять деньги где-нибудь за карточным столом? Никогда не поверю, что в вашем поместье ничего не нужно делать. Там найдутся фермы, требующие починки, сырые и ветхие дома, арендаторы, которым нужна помощь, дети, которым нужны школы, старики, нуждающиеся в уходе. А как поступаете вы? Бросаете на ветер деньги, на которые можно столько сделать! Или для вас гораздо важнее открыть карты и обнаружить, что вам повезло больше, чем другому пустоголовому молодому человеку, которому тоже следовало бы позаботиться о своем поместье и своих делах?

Клеона кончила говорить, почти задыхаясь. Она чувствовала, как горят ее щеки и вздымается грудь, и это еще больше усилило ее смущение. Она вела себя непростительно невежливо! Герцог смотрел на нее словно зачарованный. Но вот он откинул назад голову и расхохотался.

– Браво! – воскликнул он. – Когда вы сердитесь, вы просто великолепны. А какая речь! Я вас поздравляю. Если б вы не были богаты, то могли бы выступать на сцене и заработать целое состояние.

Кровь отлила от ее лица. Клеона почувствовала себя обессиленной и опустошенной. Она отвернулась.

– Извините… меня, – запинаясь сказала она. – Я не должна была… так… говорить. Я… я… поддалась порыву.

– Пожалуйста, не извиняйтесь, – отозвался герцог. – Вы меня заинтересовали. Кто вас всему этому научил? Неужели поместье сэра Эдварда содержится в образцовом порядке? Или вы видите на своих землях столько недостатков, что заподозрили об их существовании и на моих?

– Извините, – опять повторила Клеона.

– Я же сказал, не нужно извиняться, – ответил герцог. – Не ожидал обнаружить такие глубокие мысли и познания о нуждах бедных у столь богатой и избалованной девушки, как вы. Откуда они у вас?

– Простите меня, ваша светлость, – заговорила она, делая реверанс – Мне нужно справиться, готова ли бабушка ехать. Мы должны посетить сегодня множество лавок.

– Поговорим в другой раз, – сказал герцог. – Пожалуй, вам не стоит возвращаться в Йоркшир. Вы занимаете меня своими идеями. Хочется услышать от вас еще что-нибудь.

– Уверена, что ваши друзья гораздо интереснее, – ответила Клеона. – Могу лишь просить у вашей светлости прощения за то, что говорила столь откровенно.

– В таком случае позвольте мне также быть откровенным. Держитесь подальше от графа Пьера д'Эскура. Знакомство с ним не принесет вам ничего хорошего.

Клеона уже направилась к двери, но тут замерла на месте и обернулась.

– По-моему, вы говорили, хотя, может быть, я и ошибаюсь, что он ваш друг.

– Большой друг, – подтвердил герцог, лениво глядя на нее и даже не пытаясь встать.

– В таком случае, – продолжала Клеона по-прежнему тихо, – думаю, что вы, ваша светлость, позволите мне самой выбирать себе друзей, как вы выбираете своих.

Не оглядываясь, она вышла из комнаты и, уже закрывая за собой дверь, услышала смех герцога.

– Отвратительный человек! – громко сказала она, поднимаясь по лестнице. – Отвратительный!

В то же время она не могла не признать, что разговор доставил ей удовольствие. Спор с герцогом и сознание того, что он удивлен ее словами, что мало кто осмеливался так с ним разговаривать, воодушевили Клеону.

«А все оттого, что мне нечего терять», – сказала она себе и поняла: да, именно это и придало ей мужество заговорить откровенно. Если бы она встретила герцога в собственном облике, дочери бедного викария, то никогда бы не осмелилась разговаривать на равных с человеком столь знатным. Если же на ее месте и впрямь оказалась бы Леони, той бы и в голову не пришло сказать такое.

Поднявшись на второй этаж, Клеона направилась к спальне герцогини. Перед дверью стояла ее горничная.

– Ее светлость спит, мисс, – сообщила она Клеоне. – Мне приказано разбудить ее через двадцать минут. После того, как ее светлость проснется, она не заставит себя долго ждать.

– Тогда я пойду к себе и надену шляпку, – улыбнулась Клеона.

Торопиться было некуда. Она дошла до дверей собственной спальни и остановилась, вспомнив о привидении. Конечно же, это был сон, но какой яркий; она словно вновь увидела темный силуэт на фоне окна. Повинуясь безотчетному порыву, Клеона отворила дверь загадочной комнаты. Все ее вещи уже перенесли в ее спальню, а мебель покрыли чехлами. Клеона прошлась по комнате. Разглядывать здесь было нечего, разве только белые панели и довольно интересную гравюру, портрет одного из герцогов Линкских.

Решив, что все-таки это был сон, девушка уже собиралась повернуться и уйти к себе, но внезапно ей пришла в голову неожиданная мысль. Она провела пальцами по всем краям и выступам панелей. Что, если здесь есть скрытая пружина?

Только она подумала, что это опять игра воображения, как вдруг ее пальцы нащупали какую-то выпуклость. Она сильно нажала на нее, и часть панели бесшумно отошла в сторону, словно была хорошо смазана.

Клеона тихо ахнула. Сквозь отверстие была видна крутая узкая лестница. Так вот, значит, каков секрет ее ночного призрака! Кто-то, не ведая, что из-за дымившего в другой спальне камина гостью поместили на ночь здесь, спустился по этой самой лестнице. Зачем он это делал и куда ведет лестница? Сейчас не было времени искать ответ на этот вопрос. Вот-вот герцогиня будет готова ехать с нею дальше. Нужно будет найти время и выяснить, где же заканчивается лестница и зачем кто-то пожелал ею воспользоваться.

Она вернула панель на место. Та закрылась совершенно бесшумно. Теперь ничто не напоминало о существовании потайной двери. Клеона решила, что «призрак», кем бы он ни был, видимо, позднее поднялся по лестнице и вышел из комнаты, даже не заметив ее присутствия. При мысли о том, что кто-то тайком ходит по дому, ей стало не по себе.

Клеона вспомнила о лакее, уронившем тарелки, когда за завтраком она рассказала о привидении. Но откуда лакею знать о существовании потайной лестницы? Знает ли о ней герцог? Клеона решила ничего не говорить ему, пока не разузнает все сама.

Она выскользнула из комнаты и заторопилась в свою спальню. Умом она понимала, что должна бы чувствовать радостное возбуждение при мысли о предстоящей покупке платьев, шляпок и всяческих аксессуаров, видимо необходимых для появления в светском обществе, но теперь гораздо больше ее занимала потайная лестница. Интересно, давно ли она здесь существует?

Особняк был старым, очень старым. Об этом ей говорила герцогиня. Первоначально он был возведен в годы правления Карла II,[30]30
  Карл II (1630–1685) – английский король с 1660 г. С его приходом в Великобритании вновь была восстановлена монархия.


[Закрыть] достраивался при королеве Анне[31]31
  Анна Стюарт (1665–1714) – английская королева с 1702 г. последняя из династии Стюартов.


[Закрыть] и подновлялся каждым следующим герцогом вплоть до настоящего времени. Лестница эта, размышляла Клеона, могла вести в потайную каморку, когда-то служившую укрытием для католического священника; впрочем, могло найтись множество причин, по которым хозяевам дома потребовался потайной ход. Все это было чрезвычайно интересно: Она дала себе слово в свободное время обязательно почитать историю герцогов Линкских и попробовать отыскать ключ к этой тайне.

Пока же она решила никому ничего не говорить. Приятно было сознавать, что ей известно нечто такое, о чем не знает никто в доме кроме нее и «призрака», даже сам герцог.

– Ну, чем ты занималась, пока я спала? – спросила герцогиня, когда в мягко пружинящей карете они ехали по Бонд-стрит.

– К вам заходил с визитом граф Пьер д'Эскур, мадам, – ответила Клеона.

– Не доверяю я этому человеку, – резко сказала герцогиня, – несмотря на все его изысканные манеры.

– Почему ваша светлость ему не доверяет? – спросила Клеона.

– Не только потому, что он имеет наглость волочиться за любой женщиной любого возраста, лишь бы на ней была юбка, – отвечала герцогиня. – В нем есть что-то фальшивое. Может, слишком уж часто он вспоминает о своих благородных предках. Может, как я подозреваю, он преувеличивает размер и ценность поместий, которых лишился во время революции. А может, просто потому, что он, по-моему, плохо влияет на герцога.

– Плохо влияет? – удивилась Клеона. – Не верится, чтобы кто-нибудь мог повлиять на герцога.

– Вот тут ты как раз и ошибаешься, – раздраженно бросила герцогиня. – С тех пор, как Сильвестр подружился с графом, он стал еще безрассуднее и безответственнее. О, я знаю, по отношению к графу он часто ведет себя грубо и вызывающе, но они неразлучны. Судя по тому, что я слышала, а мне известно почти все, о чем толкуют в свете, именно граф познакомил моего внука с этой певичкой, которая отнимает у него столько времени.

– Граф предложил показать мне Лондон, – сказала Клеона.

Герцогиня хмыкнула.

– Он из тех, кто охотится за приданым, уж мне ли не знать эту породу! А у тебя очень большое состояние, девочка.

– Может быть, вы предубеждены против него?

– Я предубеждена? – воскликнула герцогиня. – Если б это не было правдой, я бы надрала тебе уши за такое предположение. Разумеется, я предубеждена против всех этих беспутных приятелей без гроша за душой, которые присосались к моему внуку. Будь я мужчиной, перестреляла бы их всех: графа Чарльза Ковентри, Энтони Джевингема, Фредди Фаррингдона. Все они глупы как пробка. Уж казалось бы, Сильвестр должен это сообразить.

Герцогиня говорила с такой горечью, что Клеоне стало ее жаль.

Она любит его, подумала девушка, и страдает из-за его безразличия и глупости.

– О чем еще говорил граф кроме того, что предлагал тебе свои услуги? – спросила герцогиня.

– По-моему, для этого он и заезжал, – ответила Клеона. – Ах нет! Я совсем забыла. Еще у него было сообщение для герцога.

– Что еще за сообщение? – нахмурилась герцогиня.

– Он сказал, – пояснила Клеона, чувствуя, что лучше бы ей не повторять эти слова, – что одна безымянная особа будет ждать его светлость в семь часов.

– Безымянная, как же! – ядовито сказала герцогиня. – Уж мне-то известно ее имя. Это та самая писклявая итальянская певичка. Значит, сегодня мы его больше не увидим. Я и впрямь надеялась, что он пообедает с нами. Черт побери этого графа! Я готова придушить его собственными руками.

Герцогиня долго пребывала в отвратительном настроении. Делая для Клеоны покупки, она критиковала каждую мелочь и придиралась к продавцам, едва ли не доводя их до слез. Только когда они возвращались домой, герцогиня соблаговолила почти что извиниться.

– У меня, старухи, отвратительный характер, дитя мое, – произнесла она. – Придется тебе мириться с этим.

– Мне очень жаль, что мои слова огорчили вас, – отозвалась Клеона. – Будь я умнее, не стала бы говорить о графе.

– Не сказала бы ты, сказал кто-нибудь другой, – возразила герцогиня. – И без того невесело быть старой. А если вдобавок еще и не знать, что происходит! Я люблю знать обо всем. Правду сказать, я решительно намерена знать обо всем, и если смогу что-то исправить, то сделаю это. Да что там, никаких «если»! Я обязательно сделаю это!

У герцогини был такой воинственный вид, что девушка не нашла в себе ни желания, ни мужества с ней спорить. Она понимала, что планы старой дамы обречены на провал. Любопытно, что бы подумала герцогиня, если б узнала о разговоре, произошедшем между нею и герцогом. Разумеется, герцогиня сочла бы неприличным то, что двое молодых людей обсуждают подобные темы. Ее бы это не просто рассердило, а возмутило. Герцогиня принадлежала к тому же поколению, что и родители матери Клеоны, считавшие, что молодые ничего не смыслят и должны с благодарностью соглашаться на наиболее подходящие и выгодные браки, устраиваемые для них, невзирая на их собственные чувства.

Карета остановилась. Выбежавшие лакеи расстелили красный ковер, открыли дверцу, помогли герцогине и Клеоне выйти и проводили в теплый и уютный дом. Казалось невероятным, что всего лишь несколько дней тому назад она, Клеона считала пределом роскоши жизнь в Мандевилл-Холле, а уж в своей полудеревенской жизни ничего подобного не видела.