Текст книги "Сыновья волка"

В.: Ничего пока нельзя сделать. Продлите срок до ноября.

Гость: Это вам дорого обойдется.

В.: Дьявол вас побери, я знаю. Молодой идиот не пострадает, уверяю вас.

Гость: Но как вы предполагаете...

В.: Это мое дело. А теперь уходите.

Гость, не возражая, вышел и увидел меня, застывшую посередине холла. От неожиданности он отступил назад, но быстро оправился и прошел мимо с легким поклоном. Он был высок, модно одет, но взгляд, искоса брошенный на меня, показался мне хитрым, хотя, возможно, этот человек не заслуживал такого суждения.

Я прошла в библиотеку и поговорила о делах с мистером Вольфсоном. Он был, как всегда, ласков и много шутил. Разумеется, я не стала упоминать услышанный разговор, хотя мне было любопытно до крайности. Очевидно, мистер Вольфсон имеет вексель какого-то бедного молодого человека и хочет дать ему дополнительное время для уплаты долга, даже рискуя все потерять. Как это на него похоже.

Второй подслушанный разговор полностью изменил приятное впечатление от первого. Я была наверху в коридоре этим же утром рядом с комнатой Джулиана. Дверь была прикрыта, не говоря уж о том, что оба брата кричали во весь голос.

Они, наверное, уже давно бранились, и я попала лишь на заключительную часть ссоры. Как бы мне хотелось прийти на пять минут раньше и услышать то, что вызвало такую бурю.

– Ты не сделаешь этого! Я тебе не позволю! Я не сразу поняла, что это кричал всегда такой тихий Джулиан. Второй голос я узнала сразу.

– И каким образом ты собираешься меня остановить?

Джулиан понизил голос, и я услышала только «не один». На это Фрэнсис разразился восклицаниями, выражавшими крайнюю досаду и раздражение.

– Я тебя честно предупредил, Джулиан! Ты ползучий гадкий трус, но ты мой брат!

К счастью, его походка была такой же громкой, как и голос. Я услышала его шаги по ковру и поняла, что надо прятаться, и как можно быстрее. Я рванула ручку и заскочила в соседнюю комнату, быстро закрыв за собой дверь. В панике я совсем забыла, что у братьев комнаты расположены рядом.

Не кто иной, как Говард, подсказал мне, что я нахожусь в апартаментах Фрэнсиса. Называется – из огня да в полымя! Череп возвышался на стопке книг на письменном столе. У меня не было времени рассматривать Говарда, хотя его белый оскал привлекал внимание своей чудовищной, но дружеской ухмылкой. Я думала лишь о том, что скажет Фрэнсис, если увидит меня здесь.

Слышно было, как дверь комнаты Джулиана открылась и захлопнулась. Притвориться, что я проверяю результаты уборки? Можно, но не избежать сарказма Фрэнсиса, я ясно представила набор его комментариев. Укрыться можно было под кроватью или в гардеробной. Но что, если он останется в своей комнате на несколько часов? И найдет меня в самом неудобоваримом виде?

Однако опасность миновала. Шаги прогремели мимо двери.

Выждав несколько минут, я решилась выйти и сломя голову пробежала в свою комнату. Почему-то у меня сложилась уверенность, что они говорили об Аде.

Я никак не могу избавиться от мысли об участии Фрэнсиса в эпизоде с цыганами. И имею на это убедительные доводы. Но что-то не сходится. Я чувствовала себя как перед надвигающейся грозой, когда воздух застоен, становится душно, нечем дышать и нервы напряжены. У меня это чувство не впервые, я и раньше ощущала нечто подобное и всегда относила за счет депрессии. Нет, дело не в нервах. Зло витает в доме. Дом, показавшийся поначалу раем, стал источником заразы. Что случилось, что изменило его? Неужели возвращение Фрэнсиса?

* * *

10 сентября

Заброшен мой бедный дневник. События, конечно, происходили, но не было ни малейшего желания их описывать. Сомнений нет, я была права – атмосфера в доме все сгущается, и не я одна это чувствую.

Несчастье Ады вполне понятно. Хотя, надо сказать, она пытается справиться с собой. Дэвид уже вышел на работу. На его голове все еще белая повязка, что прибавляет романтизма его живописной фигуре. Он очень похудел за время болезни, это трогательная худоба. Он проводит много времени с жеребцом по кличке Сатана, я слышала от слуг, что Дэвид просто чудеса творит, покоряя этого зверя, но храбрость его граничит с безумным безрассудством, как будто он намеренно хочет сломать себе шею.

Не знаю, сколько это продлится. Даже несмотря на то, что Дэвид столько времени проводит на пастбище с Сатаной, они с Адой видятся почти каждый день. Лучше бы они этого не делали. Но я не могу заставить себя рассказать мистеру Вольфсону о несчастной молодой паре.

Услышав о нападении цыган, мистер Вольф-сон сначала пришел в ярость. Я редко видела его в таком гневе. Он клялся всякими словами, что отомстит ему, наверное имея в виду главаря банды. И была удивлена, услышав от одной из служанок, что цыган отослали прочь, выгнали грубо, но не преследовали. Когда я спросила об этом мистера Вольфсона, он пожал плечами и с сожалением произнес:

– Ничего нельзя было поделать, дорогая. Участники похищения удрали давно, а старуха клянется, что разгневана на них не меньше моего. Ты бы видела ее, Харриет. Это было как хорошее представление – она рыдала, ползала на коленях, клялась всеми своим богами, потрясала руками. Не исключаю, что она говорила правду.

Джулиан? Тот оправился очень быстро, но был необычно тих и молчалив, слишком покорен, даже для него. Он больше не заговаривал со мной о прошлом деле, но не спускал глаз с Ады. Мне кажется, он по уши в нее влюблен.

Фрэнсис пьет постоянно. Несколько раз в неделю он ездит в Миддлхем и быстро возвращается. Он держит бутылки у себя в комнате, и слуги сплетничают об этом. Я от него держусь подальше, насколько это возможно, и надо признаться, он не делает попыток приблизиться – ни ко мне, ни к Аде. Если бы я была романтична, то решила бы, что он топит угрызения совести в вине, но надо иметь слишком сильное воображение, чтобы приписать такое Фрэнсису. День за днем я жду, что он объявит о своем отъезде, уже сентябрь, и он должен скоро отбыть. Я жду этого, как избавления от тяжкой болезни. Как только он уедет, мы вернемся к прежней спокойной уютной жизни.

* * *

15 сентября

Фрэнсис все еще здесь. Мне начинает казаться, что он не уедет никогда. Если это случится, мы все сойдем с ума. Сегодня произошла еще одна страшная ссора между ним и отцом. Возможно, были и другие, о которых я просто не знала. Но на этот раз их голоса разносились по всему дому. У меня не было желания прислушиваться. Схватка между ними подобна встрече двух ураганов.

Если Фрэнсис будет продолжать в том же духе, то просто убьет своего отца. Но почему мистер Вольфсон не отошлет его? Может быть, это не в его силах?

* * *

18 сентября

Сегодня от Джулиана я услышала пугающие новости: оказывается, цыгане все еще в наших краях. Он осторожно упомянул об этом за обедом (Фрэнсис не присутствовал). Я не могла сдержать разочарования и досады.

– Нет причин для тревоги, – сказал мистер Вольфсон, бросив ужасный взгляд на бедного Джулиана, который, казалось, готов был прикусить свой язык, – вероятно, забрел медник или случайный попрошайка.

– О, разумеется, – подхватил с излишним энтузиазмом Джулиан, – слугам все бродяги со смуглой кожей кажутся цыганами.

Мистер Вольфсон переменил тему, а я с тревогой посмотрела на Аду. Она, кажется, совсем не испугалась. Она настолько погрузилась в свое несчастье, что ее мало что трогает.

* * *

21 сентября

На этот раз все зашло слишком далеко! Надо действовать, и немедленно! Но как? Я не могу пойти к его отцу. Будет взрыв, который уничтожит или потрясет все основы семьи.

Сегодня в доме настолько сгустилась атмосфера вражды, что отец и братья еле сдерживались. Обстановка накалялась. И после ужина при первой возможности я вышла в сад. Воздух был свеж и ароматен, дул легкий ветерок. На западе виднелись последние полосы заката – розовые, светло-золотые и розовато-лиловые, на краю небесного свода краски переходили от светло-голубого к темно-синему. Яркая звезда одиноко глядела сквозь черные очертания елей. Постепенно небо стало бархатно-синим. Нервы мои успокаивались. Он скоро уедет, говорила я себе, напрасно я себя взвинчиваю. Все Должно вот-вот кончиться.

И тут высокая темная фигура выдвинулась из-за темных сосен. Ужасна была неожиданность нападения после умиротворения, начинавшего охватывать мою душу, я не могла пошевелиться от страха, даже потеряла голос. Потом, опомнившись, все-таки повернулась, чтобы бежать, и открыла рот, чтобы крикнуть. Но опоздала. Слишком долго стояла без движения. Человек одним прыжком настиг меня. Одна рука обхватила меня, второй он зажал мне рот. Как только он до меня дотронулся, я узнала его. Сначала я испытала громадное облегчение и перестала сопротивляться – пока не поняла, что причин для спокойствия чет. Воздуху не хватало, стало трудно дышать. Когда он ослабил немного пальцы, которыми зажимал мне рот, я опять хотела крикнуть, он же вновь стиснул меня так, что заныли ребра, и хотя я не потеряла сознания, но лишилась всякой способности к сопротивлению. Мои ноги оторвались от земли, и я почувствовала, что меня несут в темноту елей.

Он постоял немного, как будто в нерешительности. Потом начал опускать меня на землю, и тут я снова принялась сопротивляться.

– Проклятье, – буркнул Фрэнсис невнятно, – если будешь продолжать в том же духе, я могу причинить тебе боль.

Я хотела сказать, что он уже ее причинил, но его пальцы снова зажали мне рот.

– Давай поговорим спокойно.

– Ты... ты возбужден... – сказала я глупо. Я не собиралась кричать, было так приятно снова свободно дышать.

– Пьян, ты имеешь в виду. Не надо высокого стиля. Но не настолько пьян, как бы хотелось.

– Ты совсем сошел с ума?

– Нет, просто сожалею.

– Фрэнсис, что ты собираешься делать?

– А какого дьявола ты подумала... – Он вдруг замолчал, в тишине слышен был учащенный стук моего сердца. Он рассмеялся. – Будь я проклят... Ты подумала... Впрочем, должен признать, это дьявольски хорошая идея. Хотя я планировал небольшую приятную беседу, но это не сработало. Вижу теперь, что беседы не получится. Тогда я продолжу похищение, моя прелесть. Заброшу тебя на плечо и уволоку в свою берлогу, а потом вернусь за Адой.

– Ада? При чем здесь Ада?

Он снова начал смеяться, его так рассмешили мои слова, что я с трудом разобрала сквозь смех его слова:

– Я чем-то похож на турка, понимаешь. Люблю разнообразие.

– Фрэнсис, прошу тебя... Ты сам не понимаешь, что творишь... Ты просто не в себе... то есть пьян. Отпусти меня, и я никому ничего не скажу.

– И моему отцу?

– Никому на свете. Его это ранит.

– Ранит его, а? А ты не хочешь этого?

– Никогда.

– Как трогательно... – И снова последовало молчание, а мое сердце от возродившейся надежды забилось спокойнее. – Нет, – вдруг сказал он резко.

– Фрэнсис...

– Нет. Если я сейчас не возьму тебя, то никогда не смогу этого сделать. Будет слишком поздно. Я себя выдал, и в другой раз ты не подпустишь меня близко...

Он держал меня, не сознавая свою силу. Я не могла даже стоять на собственных ногах, только беспомощно клонилась к нему на грудь, пришпиленная его длинными ручищами.

– Харриет, пойдем со мной. Не могу же я тащить тебя силой, и я не хочу причинить тебе боль. Пойдем со мной. Обещаю, ты не пожалеешь. Я все тебе объясню...

Его губы неловко мазнули по моей щеке, и я ощутила сильный запах алкоголя. Я была совершенно беспомощна. Даже головой не могла двинуть, она была крепко прижата к его плечу. Зная, что сопротивление бесполезно, я смирилась.

– Фрэнсис, не надо... Дай мне время...

– Нет времени, – сказал он мне на ухо. – Он не позволит мне. Он меня остановит любым способом.

– Я тебя остановлю! – вдруг раздался рядом другой голос, полный драматизма.

Я видела лишь зыбкую тень, но это, конечно, был Джулиан. Кто еще мог прийти за мной, увидев, что ночь наступила, а я не вернулась из сада?

– Довольно, брат, – холодно сказал Джулиан. – Харриет, ты не пострадала?

Все еще пребывая в железных объятиях Фрэнсиса, я умудрилась пролепетать несколько слов, которые, по-видимому, означали отрицание. Потом прошипела:

– Фрэнсис, пусти меня сейчас же!

Я почти физически ощутила ход его мыслей. Он мог побороть двух таких, как Джулиан, но для этого надо было освободить меня. А я сейчас же побегу с воплями о помощи. И он принял решение.

– Я прошу прощения, Харриет. – Он опустил меня, и ноги мои, наконец, коснулись земли. – Боже мой, вы, наверное, неправильно поняли мою шутку. Меня подвело мое чувство юмора...

– Оно непростительно, – процедила я сквозь зубы, – и я не...

– Вы не... что? – вежливо осведомился он.

– Я... ничего.

Он сыграл на моем нежелании поднимать шум. Как много Джулиан смог услышать, я не знала, но вряд ли что видел – было слишком темно. Я подошла к нему.

– Благодарю тебя, Джулиан, – я старалась говорить спокойно, – пойдем в дом.

Я оставила своего освободителя в холле и отправилась к себе.

Что же мне теперь делать?

* * *

22 сентября

Я ничего не стану предпринимать. Наверное, я сошла с ума. Могло ли это быть лишь одной из «шуток» Фрэнсиса? Когда я его встретила на следующее утро за завтраком, он посмотрел мне прямо в глаза и спокойно приветствовал, как будто вчера ничего не произошло. Я не могу понять, что все это значит. Надо сделать над собой усилие и просто забыть обо всем.

* * *

26 сентября

Сегодня мы впервые почувствовали, что лето закончилось. Погода до сих пор стояла ясная и теплая, что необычно для этой части страны, насколько мне известно. Но когда я проснулась, небо было затянуто серыми тучами и резкий ветер срывал желтые листья с деревьев. Такая погода вполне соответствовала моему настроению. Как бы мне хотелось, чтобы мистический ветер пронесся и сорвал все мертвые листья мыслей, облепившие мою голову!

Я решила совершить прогулку, пребывание в доме стало невыносимым. О цыганах ничего не было слышно, а больше бояться было некого. Я решила прокатиться до руин, надеясь, что древние развалины успокоят мое беспричинное волнение и тревогу. Прогулка пошла мне на пользу – первая часть ее, по крайней мере. Холодный ветер, казалось, вымел паутину мрачных мыслей из моей головы, у меня улучшилось настроение. Рано или поздно абсурдная привязанность Ады сойдет на нет, Фрэнсис уедет в Эдинбург. И тогда мы с мистером Вольфсоном возобновим наши приятные беседы в библиотеке, а там и Ада с Джулианом...

Я грезила наяву и не заметила, как лошадь взобралась на холм и прошла к воротам через густую траву. Она прекрасно знала мой любимый маршрут. Умное животное остановилось, и я увидела, что во дворе уже кто-то есть. Фрэнсис сидел на большом камне у противоположной стены. Он был погружен в собственные мысли и меня не заметил. Его отношение ко мне в последнее время было безупречно – он был почти ласков со мной. Но тем не менее я не хотела встречи с ним наедине.

Неожиданно перед нами появилась одна из собак. Я уже не боюсь их, знаю, что они не тронут меня. Фрэнсис нагнулся и поднял камень.

– Убирайся отсюда, зверь! – крикнул он.

Собака остановилась. Она смотрела немигающим взглядом, который был вполне осмысленным, почти человеческим, переводя его с лица Фрэнсиса на его руку с камнем. Пасть широко раскрылась. Из нее вывалился язык – собака-волк как будто усмехалась. Потом повернулась и не мешкая больше удалилась через проем, ведущий к подвалам.

Тут все и случилось – неожиданно и быстро. Стена из трех-четырех каменных блоков прямо над головой Фрэнсиса пришла в движение. Я издала сдавленный вопль. Он заставил Фрэнсиса вскочить и повернуть голову в мою сторону. Никогда не забуду его взгляд, когда он увидел меня, наверное, на моем лице застыла гримаса немого страха. Я не могла предупредить его словами, да и времени не было. Но все-таки сумела поднять руку, и этот жест помог ему узнать причину моего ужаса. Он взглянул наверх, и тут же камни рухнули. Мне показалось, что обрушилась вся стена.

С проворностью, которой я от него никак не ожидала, он бросился на землю и откатился в сторону, что и спасло ему жизнь. Одновременно раздался грохот, но из-за поднявшегося облака пыли я ничего не могла видеть. Я нашла его по другую сторону груды камней. Он сидел на земле и смотрел на меня, по-видимому не узнавая от перенесенного шока. Но слава богу, кажется, он не был ранен. Потом он с трудом поднялся на ноги, держась за один из ближайших камней одной рукой, и я увидела, что его левая рука повисла.

– Я здесь, – быстро сказала я, голос мой задрожал от радостного облегчения, – это Харриет, Фрэнсис. Я помогу тебе добраться домой.

Мне кажется, он меня не видел, потому что дико оглядывался по сторонам, как будто искал кого-то. Но когда я дотронулась до него, тут же схватил меня за руку.

– Ну-ка, возьми меня за кисть двумя руками и держи крепко, как можешь.

Я повиновалась машинально, но когда он дернул руку, отпустила, боясь, что ему будет больно.

– Проклятие! – воскликнул он. – Держи и не отпускай! Дергай!

Он зло оскалился, и мне ничего не оставалось, как исполнить приказ. Послышался хруст, кость встала на место, и мне стало дурно, пальцы мои разжались. Фрэнсис, шатаясь, сделал шаг назад, прислонился к стене, медленно сполз по ней и сел на землю. Из уст его посыпались проклятия. Я поняла по его ругани, что ему лучше. И впервые задумалась о случившемся. А подумав, испугалась.

– Фрэнсис, – я подошла ближе, – кто-то столкнул эти камни.

– Неужели?

Я не обращала внимания на его сарказм, у меня были достаточно серьезные опасения.

– Нам надо скорее уходить отсюда.

– Дай дух перевести.

– Нет, нет, не время. Он может вернуться, он может попытаться...

– Нет, пока ты здесь.

Тем не менее он поднялся и отправился за лошадью. Потом обследовал место за стеной. Там, разумеется, никого не было. В густой траве не осталось ничьих следов.

– Тебе говорил Джулиан, что в окрестностях снова появились цыгане? – спросила я по дороге домой.

– Нет, но я знаю.

– Было очень неблагоразумно ездить одному.

– Почему, какого дьявола?

– Месть...

Он фыркнул:

– За что?

– Ты им испортил план похищения Ады.

– Ерунда.

– Но, Фрэнсис, если не цыгане, то кто мог это сделать?

– Харриет... – Он поймал меня за рукав, остановив лошадь.

– Что?

Мы смотрели друг на друга. От его хмурого проницательного взгляда у меня опять сильнее забилось сердце. Я почувствовала, что нахожусь на самом краю открытия, и сейчас он скажет мне правду о загадках и тайнах, окружавших нас последнее время.

– Мой отец... – начал он.

– О, Фрэнсис, ты разбиваешь мне сердце! Почему ты так недобр к нему?

Он долгое время молчал, потом неприятная гримаса исказила его черты, и он отпустил мою руку.

– Становится холодно, – сказал он наконец, – почему мы стоим здесь?

Мы вернулись в поместье. Слуги отнесли Фрэнсиса в постель, и я послала за доктором в Миддлхем.

Думаю, цыгане здесь все-таки ни при чем. Скорее всего, у Фрэнсиса есть личный враг. Или это был несчастный случай? Пожалуй, так. Если же нет, тогда то, что я видела сегодня, – явная попытка убийства.

* * *

1 октября

Тучи сгущаются, как написал бы романист. Но не стоит шутить по этому поводу, то, что случилось сегодня вечером, – еще один источник для тревоги. На этот раз это был Джулиан. Он тоже выбрал сад с розами. Интересно, знал ли он, что Фрэнсис делал Аде предложение именно там? Бедная Ада просто вне себя. Она плакала, отказав Фрэнсису, а Джулиан довел ее почти до истерики. Разница лежит в отношении к ней братьев. Фрэнсису было все равно. Джулиан, по словам Ады, был просто раздавлен.

– Оп был так несчастен, – всхлипывала она.

Пора что-то предпринять. Если так будет продолжаться, мистер Вольфсон обо всем узнает. Он наверняка одобрил бы брак между Адой и Джулианом. Но несмотря на доброту к ней, может рассердиться, обнаружив, что Ада влюбилась в грума. Звучит ужасно, но ведь это правда.

И я должна поговорить с Дэвидом и Джулианом. Убеждена, что выход будет найден.

* * *

2 октября

Ни один из моих планов не сработал. Наоборот, ситуация еще ухудшилась. Беда обрушилась со всей силой.

Уильям принес весть, что зовет мистер Вольфсон. В этом не было ничего необычного – мистер Вольфсон всегда его присылает, когда хочет видеть меня. Но на этот раз время было необычным, как и то, что обязательно должна была явиться и Ада.

Я не догадывалась, о чем пойдет речь. Разумеется, любовные объяснения моих кузенов мелькнули у меня в голове, и я подумала, что мистер Вольфсон узнал о предложениях обоих. Но здравый смысл подсказывал, что это не так; в отчаянии Джулиан мог рассказать отцу об отказе Ады, но вряд ли выдал бы ее любовь к Дэвиду. Признаюсь, меня разбирало любопытство. Но я и понятия не имела, что произойдет на самом деле.

Мистер Вольфсон, как всегда, сидел за столом. По выражению его лица ничего нельзя было угадать. Он был любезен, спокоен и улыбался Аде очень ласково. Я не сразу заметила присутствие Джулиана. Почему он так бледен? Он выглядел как побитый пес. Когда я поймала его взгляд, он, подняв брови, словно хотел о чем-то предупредить, но я ничего не поняла. Тут заговорил мистер Вольфсон, и я все внимание переключила на него.

– Мне жаль слышать, Ада, что ты больна. Я знаю, что есть вещи, которые крайне тебя тревожат, и мне больно думать, что ты не доверяешь мне. Ты знаешь мое желание сделать тебя счастливой. Чем я могу помочь тебе? – Мистер Вольфсон выждал, потом снова мягко проговорил: – Я уверен, что Джулиан и Харриет поймут, если ты захочешь поговорить со мной наедине.

Ада покачала головой и крепко ухватилась за мою руку.

– Очень хорошо, – мистер Вольфсон передвинул пресс-папье на своем столе, – тогда продолжаю. Тебе скоро исполнится восемнадцать, Ада, время подумать о браке. Признаюсь, как отец, я надеялся, что ты выберешь одного из своих кузенов. Ты думала об этом?

– Нет! – воскликнула Ада.

– Ты имеешь в виду, что не думала об этом или что твое решение было не в пользу кузенов?

– Я против... – Она не смотрела на него. – Прошу вас, пожалуйста, кузен Джон... Я не могу... Я не хочу сейчас выходить замуж...

– Сейчас или позже, это тебе решать. Но ты должна понять, Ада, что я не молод и не очень крепкого здоровья. Что будет с тобой, когда я уйду? Твои адвокаты, конечно, присмотрят за твоим состоянием, но кто присмотрит за тобой? Я был бы счастлив, если бы смог устроить твою жизнь прежде, чем... покину тебя.

На моих глазах выступили слезы. Но Ада сидела как каменная и молчала.

– Можешь ты выбрать одного из своих кузенов? – продолжал мистер Вольфсон чуть более жестким тоном.

– Нет... пет!

Лицо мистера Вольфсона утратило мягкость. И я не могла за это винить его. Он и так был слишком терпелив, а она упряма, как малое дитя.

– Ты заставляешь меня действовать по-другому. Ада.

Он тронул колокольчик на столе, которым обычно вызывал Уильяма. Когда дворецкий появился, он сказал коротко:

– Давай его сюда.

И я сразу поняла, что сейчас произойдет, и не удивилась, увидев Дэвида, которого тяжелая рука Уильяма втолкнула так, что грум пролетел до середины комнаты. Ада посмотрела на него и быстро отвела взгляд. Но и этого взгляда было достаточно – он был как признание.

– Давайте решать, – мистер Вольфсон презрительно скривил губы, – Ада, ты страдаешь от одного из самых постыдных чувств. Я выгоню этого слугу немедленно. Но сначала хочу, чтобы он сказал тебе, что никогда не надеялся и не смел подумать о тебе таким образом, каким, совершенно очевидно, думаешь о нем ты. – Его глаза стали как голубой лед.

Парень выглядел как загнанная в угол лиса. Глаза его бегали, пальцы судорожно мяли кепку. У меня даже появилась надежда, что Ада, увидев своего избранника в таком невыгодном свете, придет в себя. Но она вдруг посмотрела прямо в глаза Дэвида, и – произошло чудо. Вот подсказка для любого скучного поэта, когда-либо писавшего о любви. Плечи юноши распрямились, тонкие руки перестали нервно двигаться. Его глаза встретились с глазами Ады, и между ними как будто прошел луч света.

– Я не могу этого сказать. Сэр, я говорю правду. Я хотел бы, сэр, очень хотел. Вижу, что был не прав, я уеду прочь. Я бы никогда не причинил ей вреда, клянусь Небесами, – добавил Дэвид в порыве красноречия, – я молюсь, чтобы она была счастлива, сэр.

В наступившей тишине стук пальцев мистера Вольфсона по столу прозвучал как раскаты грома.

– Так ты желаешь ей счастья, – произнес он ровным голосом, и затем вдруг последовал яростный взрыв: – Ты, неблагодарный щепок! Ты уберешься прямо сейчас – с позором, без рекомендаций. Если ты снова появишься в пределах моих земель, я натравлю на тебя собак. Уильям, вышвырни отсюда этого негодяя. Сейчас же, слышишь меня?

Ада вскочила и бросилась к Дэвиду. А тот, забыв о благоразумии, боролся с Уильямом. Это была ужасная и жалкая сцена. Единственным, кого она совершенно не трогала, был Джулиан, молчаливый и бледный, он продолжал молча сидеть в углу.

Уильям наконец выдворил Дэвида из комнаты. Звук захлопнутой двери, похоже, сломил сопротивление Ады – она обмякла в моих руках, и мне пришлось опустить ее на пол. Мистер Вольфсон тяжело дышал, лицо его налилось кровью, стало багровым и безобразным, и я побоялась, что его хватит удар.

Тут открылась дверь, и вошел Фрэнсис. Запах алкоголя доносился аж за десять футов. Он оглядел нас с видимым удовольствием и покачал головой.

– Встретил только что гладиаторов у входа, – провозгласил он, – это не спортивно, отец. Уильям поборет двух таких, как Дэвид. И Ада в обмороке. Наверное, была та еще сцена. Жаль, что пропустил. Дайте ее мне, Харриет.

И впервые Джулиан опередил брата. Он нагнулся, поднял Аду и сказал спокойно:

– Ты опоздал, Фрэнсис.

Тот отошел, равнодушно пожав плечами.

Слез и истерики, которых я ждала, не последовало. Ада даже слишком тиха. И когда я пишу эти строчки, я знаю, что она лежит сейчас, глядя на полог кровати, и не видит его. Как бы мне хотелось, чтобы она никогда не встречала Дэвида.

* * *

На следующий день

Когда я проснулась на следующее утро, первая мысль была об Аде. Я подошла к ее двери. Но каково же было мое удивление, когда ручка не повернулась. Я поняла, что дверь заперта! Меня охватил страх. Из комнаты не доносилось ни звука.

Я постучала и услышала, как чей-то голос произнес мое имя. Это не был голос Ады, я узнала Агату, новую служанку.

– Мисс Харриет, – громко прошептала она.

– Пусти меня немедленно!

– Не могу, мисс. Не смею.

– Но почему?

– Приказ мистера Вольфсона, мисс.

Я ворвалась в библиотеку, даже не постучав. И как всегда, при виде опекуна мои жалобы замерли у меня на устах. Он выглядел печальным и озабоченным не меньше моего.

– Жаль, что тебе пришлось таким образом обнаружить истину, Харриет, – произнес он прежде, чем я успела заговорить.

Я села в кресло, на которое он указал – на свое обычное место рядом с ним, и его рука сразу дотянулась и накрыла мою дрожащую руку, лежавшую на коленях.

– С Адой все в полном порядке, – начал мистер Вольфсон. – Разумеется, она полна жалости к себе. Однако в таком состоянии, как сейчас, она способна на любую глупость. Разве ты будешь отрицать, что существует опасность, если ей предоставить полную свободу? Даже если она не осмелится на побег, то постарается поддерживать связь с этим парнем. Печальная романтическая любовная история найдет подкрепление в тайных записочках и секретных свиданиях. Ада должна прийти в себя. И сделает это быстрее, если будет изолирована от источника заразы. Она должна осознать, что заставляет страдать всех нас от своего упрямства.

Голос его был так ласков и проникновенен, что я чувствовала себя как несчастная маленькая сиротка. Мистер Вольфсон полностью и окончательно меня подчинил.

– Бедняжка Харриет, – тихо сказал он, – твое несчастье меня больше расстраивает, чем сама Ада, потому что чувство твое чисто и бескорыстно. Но это ненадолго, моя дорогая девочка. Она скоро сдастся. И как только даст мне слово, я сразу верну ключ от ее комнаты.

Я бежала от его сочувствия, как от гнева. Не знаю, что думали обо мне слуги, когда я поднималась по лестнице, словно слепая, ничего не видя сквозь пелену слез. Я провела у себя в комнате целый день, прислушиваясь. Он ведь не просил меня дать слово не разговаривать с Адой. Но я чувствовала себя связанной, потому что не спрашивала разрешения на это. Он прав, конечно. Он всегда прав.

* * *

15 октября

Ада все еще взаперти у себя в комнате. Никогда не думала, что она продержится так долго. Я вижу ее почти каждый день с улицы. Она подходит к окну и смотрит вниз, и я, несмотря на ледяной ветер, иногда хожу час и больше, чтобы только взглянуть на нее. Это стоит того – увидеть, как она помашет рукой или улыбнется. Агата уверяет, что Ада вполне здорова. Она ест, по крайней мере. Я сама готовлю подносы с едой и потом проверяю, как она ела.

Фрэнсис все еще здесь. Я его почти не вижу. Он избегает меня, как и я его.

Наша с Джулианом дружба, основанная на разделяемой грусти, растет. Он любит Аду, хотя никогда не говорит прямо, но его бледность, измученное лицо и беспокойное блуждание вокруг дома весьма убедительны. Он думает о ней, страдает даже больше, чем я, потому что его страдание усугубляется ее любовью к другому.

* * *

29 октября

Вчера я просила разрешения у мистера Вольфсона поговорить с Адой. Я была убеждена, что смогу уговорить ее. Он был добр, но тверд – он чувствовал, что она слабеет, но не здоровьем, нет. Постепенно сдается. И скоро все кончится. И что свидание со мной только укрепит ее сопротивление. Он выглядит больным и приобрел нервную привычку вертеть в пальцах различные предметы. Покидая его, я сказала упавшим голосом:

– Надеюсь, вы правы. Но так тяжело ждать.

– Ожидание – самая тяжелая вещь на свете, – согласился он.