Текст книги "Искусство наследования секретов"

– Откуда мне знать? Он там родился, а некоторые люди… ну, они не в состоянии привыкнуть…

– Что вы имеете в виду?

Телефон снова зазвонил.

– Прошу прощения, леди Шоу, – сказала миссис Уэллс. – Но телефон все время звонит. Почему бы вам не прочитать эти материалы, а потом мы могли бы продолжить беседу, – и, не дав мне шанса ответить, секретарша сняла трубку.

Отвергнутая, я направилась к выходу.

Вернувшись в гостиничный номер, я обнаружила на своей аккуратно заправленной кровати посылку. В коробке оказалась целая стопка маминых альбомов. К посылке прилагалась записка от ее менеджера, Мадлен Рид:

«Таких коробок много. Я попыталась найти, по вашей просьбе, самые ранние работы Каролины, но рисунки не датированы. Я судила по стилю и проработанности изображений. Те, что я отобрала и посылаю Вам, выдают еще не умудренную опытом руку молодого художника. Но они все равно очень ценные. Уточните, что вам нужно. С уважением, Мадлен».

Альбомы были разного размера и форм. Тот, что лежал сверху, был квадратным, десять на десять дюймов. Я отвернула коричневую картонную обложку и увидела маму в линиях птицы, нарисованной черным карандашом. С распростертыми крыльями, она словно готовилась слететь со страницы. Да, Мадлен была права. В этом рисунке не было той утонченности и своеобразия, что отличали поздние мамины работы. Но в нем все равно сквозила уверенность – и в формах крыльев, и в изогнутой линии клюва, и в наклоне головы.

Это, несомненно, была рука мамы. «Интересно, сколько ей было лет, когда она его нарисовала?» – подумала я, представив, как она сидит в лесу, прислонившись спиной к стволу дерева, и делает набросок. Мне захотелось перенестись в прошлое, поглядеть на нее… всего минуточку. Эх, если бы я могла путешествовать во времени!

Что бы мне сказала мама сейчас? Кому мне доверять, а кому не верить? Как мне поступить?

Несмотря на увлеченность рисованием, мама была очень практичной женщиной. И в эту минуту она, без сомненья, сказала бы мне: «Перестань оглядываться назад, займись лучше бумагами Хавера!» Хотя, скорее всего, их подготовила миссис Уэллс.

Я так и сделала. Будучи особой, не больно искушенной в банковском деле, я, тем не менее, сумела разобраться в цифрах, интересовавших меня в тот момент больше всего – в прибыли и доходах от ренты. И они оказались весьма солидными. Мне требовались советники. Много помощников и консультантов. И моей задачей было возглавить предприятие.

Это было пугающе. Но не невозможно.

С внезапно накатившей на меня самонадеянностью я открыла ноутбук и начала составлять списки. Вещей, которые мне нужно было понять. Вопросов, по которым следовало проконсультироваться. Своих преимуществ. И слабых мест.

Это было только начало.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Встреча с «Примадонной Реставрации» была назначена на час пополудни. Я решила воспользоваться случаем и прогуляться от церкви к поместью. Дорожка петляла по лесу, среди рослых деревьев с густыми, раскидистыми кронами. В воздухе витал запах листьев, земли и влажной прохлады. Крошечные цветы – по-моему, пролески – усеивали прогалины, на которое падало солнце. Птицы щебетали и перекликались на все лады. Такого многоголосого концерта пернатых мне еще слышать не доводилось. Голубые сойки резко взмывали ввысь, оповещая лесных обитателей о моем присутствии, голуби мило ворковали, а несколько незнакомых мне птах насвистывали свои песенки, потом на время замолкали и снова заходились свистом.

«Почему мама изображала этот лес на свой лад – с пронзительными, злобными глазами, выглядывавшими из-за каждого поворота?» – закрался голову вопрос. Ведь как я ни силилась, но никакой угрозы не ощущала.

Дорожка привела меня к двери кухни, что я – памятуя о том, что сельчане приходили в свое время в усадьбу – сочла вполне логичным. Я обошла кухню, и, не обнаружив Джокасты, обратила взор на сады. Погода установилась прекрасная – безветренная и теплая. На небе не было ни облачка, и вид, открывавшийся с вершины холма, заставил меня онеметь от восхищения. Поля уже переливались зеленой муравой. Хаотично рассеянные коттеджи с соломенными кровлями походили на затейливые грибы под желтыми шляпками. Я направилась по краю террасированной зоны садов к руинам аббатства, которое еще не видела. Едва я обогнула угол изгороди, аббатство сразу предстало моим глазам – серое и какое-то печальное. Большая его часть действительно лежала в руинах; устояли лишь задняя стена, да часть южной. Они мрачно чернели пустыми глазницами окон, витражные стекла которых пошли на отделку усадьбы. Обрушившуюся северную стену притеняла сосновая роща.

На ухоженной делянке трудилось несколько человек. «Должно быть, это и есть тот самый Аптекарский огород, который заложили монахи», – догадалась я. И, подойдя поближе, поприветствовала людей:

– Здравствуйте!

Полная женщина, благоразумно надевшая для полевых работ слаксы и большую, садовую шляпу, призванную защитить от солнца ее светлую кожу, резко выпрямилась. Но не сказала ни слова, а застыла с лопаткой в руке. Остальные вскинули глаза, однако работать не прекратили.

То, как женщина молчаливо, но придирчиво рассматривала мою персону, слегка деморализовало меня. Она явно знала, кто я такая. Вопреки словам Самира о том, что лекарственные растения выращивали ведьмы, Ребекка заверила меня, что это вотчина местных жителей. К тому времени, как я приблизилась к самшитовой границе, женщина так и не заговорила.

– Здравствуйте! – повторила я, уже более нетерпеливо. – Вы, должно быть, из клуба садоводов Сент-Айвз-Кросса, верно? А я – Оливия Шоу.

Мои слова повисли в воздухе. Не зная, что сказать дальше, я кинула через плечо взгляд на усадьбу:

– Похоже, я унаследовала этот дом.

– Да, да, – пробормотала женщина и, стряхнув с перчаток грязь, запрокинула назад голову – чтобы еще тщательнее изучить меня из-под полей своей шляпы. Очки, угнездившиеся на ее переносице, сверкнули: – Да, мы о вас слышали. Я – Гортензия Стоунбридж, председатель клуба садоводов.

– Ах, вот как! – Та самая, грозная Гортензия! У нее был такой серьезный, деловитый вид, какой напускают на себя многие англичанки в определенном возрасте. На ее лице почти не было морщин, но дряблость кожи на подбородке навела меня на мысль, что ей уже давно за семьдесят. – Рада нашему знакомству, миссис Стоунбридж. Я знаю, что ваш клуб уже долгое время ухаживает за этим садиком.

– Да, – моя новая знакомая сняла шляпу, обнажив густую шевелюру серебристых волос. Похоже, миссис Стоунбридж стеснялась своей седины. – А вот то, что я – сотрудник местного органа по охране окружающей среды, вам вряд ли известно. Учтите! Если вы задумаете производить какую-либо перестройку в усадьбе, вам потребуется разрешение. Вы должны понимать, что поместье Розмер – бесценная жемчужина нашего графства. И мы всеми силами его бережем.

– Я в курсе. Меня уже просветили о зданиях, поставленных на учет как исторические или архитектурные памятники, – нервно скрестив руки, я снова покосилась через плечо. «Стоит ли сказать этой грымзе о том, что здесь скоро появится Примадонна Реставрации? Или я лишь наврежу самой себе?» – подумала я. И вслух заявила: – Я пока еще не знаю, как поступлю с поместьем. Мое решение зависит от того, что скажут мне консультанты.

– Гм-м, – поджала губы миссис Стоунбридж, и пятна помады в кисетных морщинках стали заметней. – Поживем – узнаем. Мне неприятно видеть Розмер в запустении.

– Мне тоже.

Голубые глаза женщины, поблекшие с возрастом, остановились на моем лице с нескрываемой неприязнью.

– Вы похожи на свою бабку.

– Мне уже об этом говорили. Вы ее знали?

– Да, – уперев в пояс сжатую в кулак руку, миссис Стоунбридж отвернулась.

«Что ж, все ясно…»

– А вы не расскажете мне об Аптекарском огороде? Я тут жду одну знакомую, но она пока не появилась.

На мою просьбу откликнулась другая женщина – более доброжелательная и молодая с виду, в блузке в красный горошек.

– Я покажу вам его, леди Шоу!

Миссис Стоунбридж кивнула:

– Мне пора ехать на собрание. До свиданья! Уверена, что мы еще увидимся.

– Приятно было познакомиться, – сказала я и одарила ее своей самой ослепительной улыбкой.

Женщину, вызвавшуюся побыть моим экскурсоводом, звали Энн Чоп. Аптекарский огород оказался не только старым, но и старомодным. От него веяло Средневековьем. Тысячелистник и рута, пупавки и левкои – все эти растения росли на аккуратных грядках с четко очерченными геометрическими формами. Их границами служили узенькие бордюры из низко постриженного самшита.

– Полагаю, оригинальных растений здесь не сохранилось.

– Конечно, нет. Все это много раз саживалось-пересаживалось. Но мы опираемся на карты, составленные монахами в 1298-м году.

Я уставилась на провожатую:

– В 1298-м году? Это просто невероятно!

– Это замечательно. Правда, в нашем клубе садоводов есть только копии, а подлинники хранятся в музее Шрусбери. Там чудесное собрание материалов по средневековым садам, если вас это интересует.

– Спасибо. Честно говоря, мне придется сначала изучить кое-что другое, но я признательна вам за рекомендацию.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась Энн Чоп.

Гудок клаксона заставил нас обеих обернуться. На проселочной дороге показался новенький, сверкающий, вишневый «Ленд Ровер» с женщиной за рулем. Решив, что это Джокаста Эдвардз, я помахала. И она тоже махнула мне рукой из окошка. Когда она остановилась и вылезла из машины, Энн Чоп тихо взвизгнула:

– Это что – Примадонна Реставрации?

– Думаю, она самая.

– Вы не будете возражать, если я с ней познакомлюсь? Она приехала посмотреть дом? Ой, какая она высокая, правда?

«Не менее шести футов», – прикинула я, когда Джокаста устремилась к нам с телеоператором на хвосте. Темные волосы женщины равномерно колыхались у загорелых плеч; одежда на ней была в сельском стиле, но дорогая: скромная блуза, юбка с разрезами и высокие сапоги на низком каблуке. Джокаста выглядела готовой к длительной пешей прогулке.

А еще она обладала той внешностью, что позволяла выглядеть образцово на камеру – широкий рот; прямой, четко очерченный нос и проницательный взгляд темных глаз, который она сразу же зафиксировала на мне.

– Леди Шоу? – протянулась ко мне рука. – Джокаста Эдвардс. Счастлива познакомиться с вами!

– Ох, пожалуйста! Зовите меня просто Оливией! А это – Энн Чоп; она показывала мне Аптекарский огород. Он под опекой клуба садоводов в Сент-Айз-Кроссе.

– Я – ваша фанатка, – призналась Энн. – Смотрю все выпуски вашего шоу. Мой любимый сезон «Замок Терлингтон».

– Да, это была удачная программа. Это здорово, когда все получается, правда?

– Да.

– Спасибо, что обратились ко мне, дорогая. У меня сердце разрывается, когда эти старые английские гнезда не удается спасти. Так что я постараюсь сделать все, что в моих силах, – пожав руку Энн, Джокаста умышленно развернулась так, чтобы представить меня своему оператору – мужчине под тридцать, с взъерошенными русыми волосами и короткой бородкой битника. – Это Йен. Если вы не против, он будет снимать нашу встречу. Чтобы у нас уже был какой-то материал на тот случай, если мы решим посвятить передачу вашей усадьбе. Хорошо?

На мгновение я засомневалась: а хорошая ли эта идея? Может не стоило раскрывать тайны дома? «Вдруг мне не захочется предавать их огласке?» Но, честно говоря, из-за всех этих проблем у меня уже голова шла кругом так, что разглашение семейных секретов, насчитывавших уже десятки лет, а, может, и века, показалось мне не слишком большим злом. У Джокасты был доступ к информации, которая могла мне понадобиться. И я готова была принять любую помощь.

– Да, конечно. Пусть снимает. Я не против.

Мы не стали обходить весь дом, но я провела Джокасту по тому же маршруту, по которому на прошлой неделе водил меня Самир – по задней лестнице на третий этаж, а затем вниз. На всем пути Джокаста что-то записывала в свой блокнот. В бальном зале она задержалась, дав Йену время на съемки, а мне – понаблюдать за тем, как ее оценивающий взгляд скользил по стенам и своду. Потом она велела Йену заснять ванну, упавшую сквозь провалившийся потолок на пол нижнего этажа. А затем я, зажав нос, показала им разрушенную комнату, в которой кто-то разводил костер.

В комнате Виолетты мы снова остановились, и Джокаста громко ахнула:

– Это же Энгр!

Я глянула через ее плечо:

– То-то мне стиль показался знакомым.

Джокаста зашла в комнату и медленно обошла ее по кругу, рассматривая картины.

– Невероятно! – в коридоре она вздернула голову: – А где-то еще сохранились произведения искусства?

– Я тоже задавалась этим вопросом. Но, похоже, никто не знает. Библиотека также пуста.

Джокаста поджала губы:

– Почему все вынесли, а в спальне Виолетты картины остались?

Я лишь пожала в замешательстве плечами и развела руками:

– Без понятия.

Джокаста снова сделала пометку в блокноте:

– За этой историей кроется что-то большее. В ней есть какая-то нестыковка.

– В ней многое не сходится, – согласилась я.

– Возможно, копание в ней вскроет какие-нибудь неприятные или отвратительные семейные тайны, – допустила Джокаста. – Подобное случается сплошь и рядом. Вы готовы к такому обороту? К тому, что может всплыть нечто такое, о чем вы даже не подозреваете?

– Знаете, еще месяц назад я даже не подозревала о существовании этой усадьбы. Так что я не вижу резона цепляться за общепринятую версию событий.

– Да, пожалуй, верно, – нависнув над перилами, Джокаста снова оглядела бальный зал. – Вы знали свою мать. Что, если секреты касаются и ее?

– Думаю, у мамы была своя тайна. Иначе она бы не уехала отсюда, разом от всего отказавшись.

Кивнув, Джокаста снова начала обходить комнату. Медленно, внимательно все изучая. Встав у кровати, она помолчала, а потом пустилась в воспоминания:

– Эта комната в точности такая, какой я представляла себе графскую опочивальню. Когда я была маленькой, графиня устроила бал для всех девочек графства. Наверное, для того чтобы мы почувствовали вкус к жизни на другом уровне, поняли, как следует одеваться и держать себя. Мне было двенадцать, я танцевала в голубом платьице и больше никогда в жизни не ощущала себя такой красивой…

– А моя мама была на том балу?

– Конечно! Тогда ей было лет двадцать или около того. И она казалась нам такой прекрасной, такой гламурной… как какая-нибудь кинозвезда. Принцесса Грейс… печальная, немного отстраненная, очень добрая.

Мне не составило труда вообразить маму обходящей зал в сопровождении холеного, красивого пажа, под восхищенными взглядами юных девушек.

– Спасибо вам за этот рассказ. И за то, что помогаете мне составить представление о бабушке. А то о ней разное говорят.

– Графиня была незаурядной, выдающейся личностью. Ее либо любили, либо ненавидели. К концу жизни она стала еще более эксцентричной, то и дело впадала в крайности… Со стороны это казалось помешательством. А так – обычная старческая деменция.

– А с моим дядей вы были знакомы?

– Вы имеете в виду Роджера? Он вроде жил в поместье одно время, но я его не помню.

Мы продолжили обход дома. И закончили его у основания величественной лестницы. Коты в этот раз нам на глаза не попадались. Возможно, они стали более осторожными. Издавая благоговейные возгласы, Йен произвел круговую съемку всего пространства. У меня самой сердце вновь затрепетало от восторга. Резные узоры на дереве так красиво играли в лучах света, струившегося сквозь разноцветные витражные стекла. Рубиновые, сапфировые и топазовые блики скользили по лестнице и стенам. И создавалось впечатление, будто мы внутри калейдоскопа.

– Это потрясающе, правда?

Джокаста кивнула.

– Чудесный дом. Он еще удивительнее, чем запомнился мне в детстве, – оглядев галерею, Джокаста снова перевела взгляд на меня: – Но и разрушения в нем большие. На восстановление уйдет целое состояние и, возможно, годы работы. Вы пойдете на это?

– По правде говоря, не знаю, – призрак мамы замаячил на лестнице в красных, синих и желтых всполохах света, и я проследила за ее спуском по ступеням глазами бабушки. Обе ненавидели Розмер. – «Для чего же мне его спасать?» – Но мне больно видеть, как он разрушается. И еще больней думать, что однажды его не станет.

– Мне тоже, – сказала Джокаста. – Пойдемте… взглянем на сад. Возможно, следует начать с него. Его проще всего восстановить и заставить приносить деньги.

– Почему?

– Я покажу вам.

Мы вышли из дома через заднюю дверь.

– Кухня почти не пострадала, – заметила Джокаста, когда мы снова проходили мимо. – Из нее выйдет неплохое временное жилье.

Я представила себе, как живу в ней одна, рядом с пустым и безмолвным домом, и содрогнулась:

– Я бы предпочла гостевой домик. Кто-то мне сказал, что в нем несколько жилых комнат.

– Давайте осмотрим его на обратном пути, – Джокаста уже бодрым шагом маршировала с холма вниз по дороге.

Я последовала за ней, стараясь не отставать, но уклон был довольно крутым, и нога быстро отреагировала на напряжение мышечными спазмами.

– Вы не против, если мы пойдем чуть помедленней?

– Нет, конечно. Это вы меня извините, – хмыкнула Джокаста. – За мной никому не удается угнаться.

Мы остановились у подножия холма.

– Я вчера провела кое-какие изыскания, и то, что отложилось у меня в памяти, оказалось правдой. Один из ваших предков заложил в восемнадцатом веке этот сад – в классическом стиле, с фигурно постриженными кустарниками и деревьями и с регулярно разбитыми клумбами. Это было одно из красивейших мест во всем Хартфордшире; люди съезжались издалека, чтобы им полюбоваться. Во время войны сад был уничтожен, но ваша бабушка восстановила и облагородила его. Ее стараниями сад сделался «Меккой» для туристов и начал приносить приличный доход, – Джокаста повернулась к оператору: – Карта при тебе?

Йен извлек из кожаного ранца сложенный лист бумаги и передал его Джокасте. Та, развернув карту, сверилась с ориентирами:

– Так, мы находимся вот здесь. Пошли!

Джокаста устремилась вниз по тропке – запущенной, почти заросшей, но все еще различимой.

– Это террасы, – махнула рукою Джокаста. – Они вошли в моду в Георгианский «век элегантности», отчасти в результате повального увлечения всем итальянским. Молодые лорды отправлялись в путешествия по Европе и возвращались назад, очарованные Италией. Многие из них привозили с собой мавров или какое-нибудь новое растение. Вот это, – указала Джокаста, – тюльпанные деревья. Необыкновенно красивы весной. А вон проклевываются нарциссы. Похоже, через неделю с небольшим уже зацветут.

Я не преминула вообразить своего предка удалым, энергичным молодым лордом, пораженным красотой садов Италии.

– Сама я мало что смыслю в садоводстве, – призналась я спутнице. – Всегда жила в городе. А у мамы есть… то есть был… красивый сад.

– Что ж, при желании у вас появится возможность освоить эту «науку», – искривила губы в полу-улыбке Джокаста. – Наши лорды и леди обязаны знать подобные вещи. И вам придется купить себе породистую гончую.

Я рассмеялась, но зерно истины словах Джокасты было. И намек я поняла. Мне следовало расширить свои познания, если я планировала остаться.

Тропинки, петлявшие по листопадному лесу, вывели нас к длинному пруду. Грязная стоячая вода была затянута водорослями, и все равно от пруда исходил какой-то особый, мощный дух. Я замерла, захваченная удрученной атмосферой этого места, странным холодком и шепотом, веявшим от теней. Через пруд был перекинут мостик, позеленевший от времени. И я снова дала волю воображению: наверное, на нем встречались влюбленные. Достав мобильник, я сделала несколько снимков.

– Красивое место.

– Здесь есть несколько прудов и озерец. Этот пруд еще в довольно приличном состоянии. Только просит, чтобы его почистили и засадили водяными лилиями.

Я представила, как в чистой водной глади отражаются небо, облака и деревья.

– Я бы тут поставила лавочку.

– Да.

Джокаста пошагала вперед, я поспешила следом, а Йен, похоже, тоже подпал под чары места. Заметив, что оператор задержался, Джокаста крикнула ему:

– Догоняй!

Проходя мимо насаждений рододендронов, она заметила:

– Здесь будет сказка через месяц.

Участок, который, судя по всему, когда-то украшали регулярные клумбы, сменился полу-огороженным розарием. Мы остановились у края огромного поля розовых кустов, на длинных побегах которых только начинали распускаться листочки.

– Как они так хорошо сохранились? – удивилась я.

– Вовсе нет. Розы переродились в шиповник.

– У мамы был розарий. Теперь я понимаю – почему.

Джокаста посмотрела на меня:

– Думаю, в программе надо будет рассказать, что вы не знали ничего о том, что являетесь наследницей этого поместья. Еще стоит покопаться и выяснить, что с вашим дядей. И более подробно осветить историю усадьбы.

– Наверное…

– Что вам известно о ней… Я имею в виду – об усадьбе?

– Немногое. Мне запомнилось предание о возлюбленной Карла II, убедившей его даровать право наследования женщинам.

– Благодаря которому и вы унаследовали Розмер?

– Верно. А бабушке пришлось покинуть Индию.

– История полна неожиданных поворотов.

– А жизнь – сюрпризов, – добавила я.

Из розария мы попали в закуток, сравнимый с монастырскими руинами. Заросшие русла, потрескавшиеся вазоны и предавшиеся безудержному буйству кустарники не могли скрыть того, что в прошлом это место было самым романтичным в поместье – уединенным и располагавшим к созерцанию и размышлениям. Рядом протекал ручей.

– Его питает источник в центре Аптекарского огорода, – сказала Джокаста, сверившись с картой. – Это строение, похоже, служило кладовой для хранения масла, пива или еще каких продуктов, поскольку здесь заметно холоднее из-за ручья.

Старые камни оплетали плети смоковниц; но все остальные растения разрослись так, что их было не опознать.

У живой изгороди Джокаста остановилась:

– Это главная достопримечательность сада. Лабиринт.

– Лабиринт? – оживилась внутри меня семилетняя девочка. – Как мы в него войдем?

– Войти не проблема. Проблематично будет выйти. Поскольку он давно не знал ухода, а гида у нас нет, – и все же Джокаста зашла в брешь, прорубленную в изгороди, как в стене окно. – Вот это да! – восторженно воскликнула она. – Вы только взгляните!

Я заглянула в «окошко» и увидела, что оно открывалось в еще одну квадратную брешь, чуть дальше первой, а та – в следующую. Так что я смогла рассмотреть длинный путь в лабиринт, но не весь. Каждое «окошко» позволяло заглянуть лишь на немного глубже.

– Волшебно!

– О да! – Джокаста хлопнула а ладоши. – Засними это, Йен. И пойдемте назад, на вершину холма. Пока мы не слишком от него удалились.

Вынырнув из зарослей, я заметила, что мы забрались на самую верхнюю зону сада. Взгляд выхватил разрушенную оранжерею – ту самую, что я приметила в свой первый приезд сюда вместе с Ребеккой.

– Это придется снести, – заявила Джокаста.

– Нет, как же так? – застыла я, бессильно повесив руки. Все, что мы видели, снова воскресло перед глазами – искрящийся самоцветами свет на лестнице, стоячий пруд, магия лабиринта, а теперь еще и эти прекрасные останки оранжереи. Из трещин в стеклах торчали побеги растений. Они словно молили меня о пощаде. И мне передалось их отчаяние: «Неужели эта красота исчезнет?»

– Неужели на ее восстановление потребуется так много денег?

– Вы будете поражены. Но решать, конечно, вам, – Джокаста указала на гостевой домик. – Давайте взглянем на его комнаты.

Моя нога недовольно заныла, но я из последних сил заковыляла за неугомонной «Примадонной». Заметив, каких усилий мне стоила ходьба, Джокаста замедлила шаг, а я убедилась в том, что между ней и Йеном царило полное взаимопонимание. Потому что тот продолжил снимать, не дожидаясь от нее указаний и не боясь от нас отстать.

Двери в первые две комнаты гостевого домика были заперты, но третья открылась, и, переступив порог, мы оказались в запущенном, но залитом солнцем помещении с видом на усадьбу. Кирпичные стены не были ни оштукатурены, ни покрашены, старые потолочные балки тоже оставались не зашитыми. У дальней стены стоял камин с резным порталом. Похоже, это помещение служило гостиной или столовой, примыкавшей к кухне, которая, судя по раковине, была построена и оборудована в двадцатые годы прошлого века.

– Прелестно, – прокомментировала Джокаста.

– Угу, – согласилась с ней я и, заглянув за угол, обнаружила спаленку – маленькую, но тоже со стенами из открытого кирпича и окнами, смотревшими на холмы. Ванная того же возраста, что и кухня, оказалась гораздо более милой – с умывальником-стойкой и ванной на выгнутых ножках. – Душа нет, но его установка труда не составит.

Если я и допускала, что когда-нибудь вернусь к своей прежней жизни, то этот момент стал переломным. Я вдруг так ясно увидела себя в этом пространстве – пишущей очередное эссе у камина, готовящей ужин на кухне. «А, может, я и собаку опять заведу», – подумала я. И тут же представила себе рыжего ретривера, лежащего у очага.

– Здесь классно, – озвучила я свое мнение.

– Только зябко. Давайте встанем на солнце и все обсудим.

– Ну, что вы думаете? – уже на улице поинтересовалась я.

– Великолепные руины, – резюмировала моя спутница. – Одну ту лестницу окупится показывать за плату, как музейный экспонат. В лабиринт тоже можно будет водить, – Джокаста оглянулась на дом, затем обвела взглядом коттеджи и фермы. – Согласно публичным данным, аренда жилья и земельных наделов приносит около двухсот тысяч фунтов в год. Этого вам хватит на достойное проживание в гостевом домике. И даже на его ремонт останутся средства.

Я кивнула.

– Но этих денег никоим образом не хватит на реконструкцию усадьбы, которая ей требуется.

– Допустим. И…?

– Я думаю, что сад – если вы начнете с него – принесет вам более солидную прибыль.

– Как?

– За счет экскурсий. Туры с посещением садово-парковых ансамблей набирают с каждым годом все большую популярность. Автобусы с туристами съезжаются со всего мира, – уперев одну руку в бок, Джокаста махнула другой в направлении сада. – Мы привлечем ландшафтного архитектора и историка, произведем расчеты, составим смету и, когда дело наладится – возможно, через несколько лет – можно будет показывать и усадьбу. В доме имеются и красивые покои, и ценные предметы. Их тоже надо изучить и заставить работать на прибыль.

– Мне нравится идея начать с сада. Но мне не хотелось бы оставлять дом в его нынешнем состоянии. Я располагаю кое-какими средствами.

– Всегда можно скорректировать правила игры. Посвятите меня в свои планы.

– Я продала мамин дом за три с лишним миллионов долларов. Не знаю, какой сейчас курс конвертации и сколько составят мои налоговые обязательства, но думаю, что для начала я смогла бы сформировать фонд в миллион фунтов.

Джокаста моргнула. Потом откинула назад свои прекрасные волосы и зашлась громким смехом, сотрясшим все тело. И мне вспомнилась Джулия Чайлд – спонтанная, эмоциональная, умеющая находить во всем (и, прежде всего, в приготовлении пищи!) упоительное наслаждение.

– Вот это сюрприз, леди Шоу! – приобняв меня рукой, Джокаста развернула меня лицом к дому. – Возможно, этого не достаточно, чтобы закончить, но точно хватит, чтобы начать.

Сделав круг, мы остановились перед фронтальным фасадом усадьбы.

– Как же мне нравится эта развалюха, – тихо пробормотала Джокаста, запрокинув голову и скользнув взглядом по верхнему этажу. А потом, опустив глаза на меня, добавила: – Я не обладаю полной самостоятельностью в выборе материала, но я постараюсь пробить вашу тему. А пока что мы можем наметить программу действий.

Мы включили в план визиты разных подрядчиков, историков, архитекторов, садовых дизайнеров и искусствоведов. Джокаста наметила в своем календаре повторный приезд в Розмер через месяц – после отчетов всех визитеров и монтажа отснятого на пленку материала.

– Я пришлю вам разрешение на допуск, и вы сможете просмотреть его лично. Если у вас возникнет предубеждение против кого-либо из тех людей, что я подключу, говорите, не стесняйтесь. Это все лишь ради дела. Я знаю много деловых людей благодаря своему профилю, и при их содействии дело пойдет гораздо быстрее.

– Это хорошо.

– Думаю, в конце недели я смогу прислать в Розмер подрядчика – пусть посмотрит на месте, что да как. Историк ландшафтного дизайна, по-моему, по окончании учебного года собирается в Италию. Так что я постараюсь уговорить ее приехать сюда как можно скорее. Посмотрим, сможет ли она раскопать какие-нибудь рисунки и чертежи этого террасного сада и помочь нам разработать план по его восстановлению.

– Отлично!

– Ох, моя дорогая, не стоит рассчитывать только на себя, когда дело касается такой усадьбы. Ее мало спасти, ее придется еще содержать. А это довольно расточительно. Такие огромные дома требуют бесконечных денежных вложений, и вам придется изыскивать другие способы их пополнения. Одних экскурсий по усадьбе будет мало. Вы должны придумать что-либо еще.

– Что, например?

– Вы же редактор, верно? Вам не приходит на ум никаких идей, связанных с сочинительством или едой? Возможно, вам стоит…

– Организовать субботнюю ярмарку, чтобы привлечь сюда больше народа.

– Для начала пойдет.

– Можно еще попробовать открыть кулинарную школу. Или…

– Подозреваю, что вы еще много чего придумаете…

А я заподозрила, что буду вынуждена это сделать.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В гостиницу я вернулась, еле волоча ногу. Не удивительно – ведь я подвергла ее такому испытанию! И не то, чтобы меня это сильно обеспокоило, но нога, и правда, разболелась не на шутку. Я даже заколебалась: «Может, позвонить Пави и перенести ужин?»

Но, конечно же, я не смогла. Отменять встречу в последнюю минуту было бы верхом неприличия и невежливости. Тем более что я понимала: Пави заинтересована во мне – по крайней мере, отчасти. Из-за того места и должности, что я занимала в журнале. А еще в голове неотступно свербела мысль: а увижу ли я там Самира? Хотя… с чего ему там быть? Ведь ресторан не его… Я понадеялась, что мы станем хорошими друзьями, но Самир пропал и даже не звонил. Так что на дружбу с этим парнем рассчитывать не приходилось.

Ну и ладно! Мне было, чем занять мысли, и помимо этого «горячего» кровельщика. Не хватало еще влюбиться в него! Хотя… перебирая те немногочисленные наряды, что я захватила с собой, я была вынуждена признать: влюбленность стала для меня забытым удовольствием. Я давно не испытывала всего этого – неожиданные приливы симпатии, оживление и легкий трепет, которые я ощущала, вспоминая его чувственные красивые губы и ищущий взгляд бездонных темных глаз. Да… после всего пережитого, я заслужила надежду и право влюбиться.

Со дня своего прибытия в Англию я жила исключительно в джинсах и свитерах. «Джемперах», – напомнила я себе и вытащила из шкафа скромное черное платье из джерсовой ткани с глубоким V-образным вырезом, длинными рукавами и завышенной талией. Подол и рукава были отделаны тонкой вышивкой из бирюзовых и серебристых нитей. Самым большим достоинством этого платья было то, что оно меня стройнило, скрывая те лишние двадцать фунтов, что я набрала без привычной ходьбы.