Текст книги "Morbus Dei. Зарождение"

VIII

Перед ним раскинулась маленькая, заснеженная деревня, как миниатюрная диорама, какую Иоганн видел однажды у коробейника.

Дома, старые и обветшалые, почернели от времени и словно сжались посреди промозглого холода и белых отвесных гор, обступивших деревню. Крупные сосульки говорили о том, что зима окончательно вступила в свои права. Из труб поднимался дым, но людей видно не было, и повсюду царила тишина, даже более глубокая и гнетущая, нежели в доме.

Лист огляделся. Леса вокруг деревни взбирались по крутым склонам и терялись в низко висящих облаках. Впечатление создавалось тягостное, путник чувствовал себя в ловушке. «Только люди выберут подобное место для жизни, – подумал он, – зверь не станет по доброй воле забираться в эту теснину».

Иоганн медленно двинулся по тропе, ведущей между домами. Снег скрипел под ногами – звук неестественно громкий, как будто лишний.

Внимательнее присмотревшись к домам, Лист невольно остановился. Вновь он увидел эти символы – как на потолке в комнате и на сарае, – вырезанные над дверьми и окнами, местами даже подкрашенные красным цветом.

Они обладали какой-то притягательной силой. Глядя на них, Иоганн даже не почувствовал морозного ветра, от которого жгло лицо и вырывало пар изо рта…

Он с трудом отвел взгляд и заставил себя идти дальше.

Становилось темнее, последние солнечные лучи скрылись за вершинами гор. Лист ускорил шаг. Было что-то зловещее в этой деревне, в горах, в тишине. Он всегда полагался на свой внутренний голос и инстинкты, а с той минуты, как он вышел из дома, они говорили ему одно.

Убирайся из этого места, и как можно скорее.

Но Иоганн не стал прислушиваться. Нужно было хотя бы разыскать своих спасителей и в благодарность предложить свои услуги. Если им вообще нужен был…

Кузнец. Ты теперь подручный кузнеца, не забывай.

Кузнец… Иоганн невольно улыбнулся.

Далее тропа резко обрывалась. Он оказался перед кладбищем, в центре которого расположилась мрачного вида церковь. У заснеженных надгробий горели небольшие лампы, отбрасывая слабые отсветы на старые могилы. У наружной стены даже мерцали свечи в плоских камнях, каких Иоганн не видел уже много лет. Он подошел ближе и наклонился: фитили в выемках с воском истрепались и едва тлели. Но старые камни вполне отвечали духу долины.

Церковь с кладбищем располагались на окраине, дальше начинался лес.

Стало совсем темно, и только огни на кладбище, дрожащие на холодном ветру, давали немного света. Иоганн замерз и снова ощутил слабость. Просто не верилось, что в деревне никого не было, кто-то ведь зажег эти свечи… Лист истосковался по разговорам, хорошей еде, женскому теплу – тем простым радостям, которые прежде принимал как должное.

Холод пробирал до костей. Иоганн решил вернуться в дом. Он мог разжечь огонь в печи, еще немного поспать, а утром продолжить поиски.

Путник развернулся и уже двинулся в обратный путь, как вдруг услышал неясное бормотание. Человеческий голос. Звук доносился из большого дома слева от кладбища. Иоганн почувствовал облегчение и быстрым шагом направился к массивной двери.

Над дверью была прибита толстая коряга с грубо вырезанным ликом: искривленный в жуткой ухмылке рот выкрашен кроваво-красным цветом. В зрелище этом, весьма зловещем, не было и намека на гостеприимство.

Голоса сделались громче. Убежище для живых, или скорее выживших, – Иоганн сам не понял, почему такая мысль пришла ему в голову.

Он открыл дверь…

* * *

Тяжелый и задымленный воздух, стены, покрытые копотью и освещенные лишь несколькими масляными лампами. Иоганн оказался в деревенской харчевне.

Разговоры оборвались, повисла тишина. Слышен был только треск поленьев в очаге на кухне да завывание ветра в дымоходе.

За большим столом посреди комнаты сидела группа мужчин в выходных нарядах: толстые войлочные куртки с пуговицами из оленьего рога, чистые рубашки и пестрые платки на шеях. Перед каждым стояло по массивной кружке с пивом. Все, как один, смотрели на Иоганна.

Чуть в стороне, за другими столами и вокруг печи, сидели женщины, дети и челядь. Женщины были в платьях, искусно расшитых, но мрачных, похожих скорее на траурные наряды; батраки – в простых чистых рубашках, как у Листа. Служанки прятали волосы под скромными платками.

Иоганн замер на месте, ощущая на себе любопытные взгляды. Никто не проронил ни слова.

Потом грубый мужской голос оборвал тишину:

– Да закрой ты дверь, чтоб тебя!

Иоганн послушно захлопнул дверь.

– Чего тебе надо? Убирайся к черту! – вскинулся на него один из мужчин за столом, тучный и румяный крестьянин.

Некоторые согласно покивали, что-то приговаривая себе под нос. Лист знал людей такого рода: довольно нажили, чтобы выражать недовольство, – но слишком мало, чтобы пользоваться авторитетом. И лишь один человек не проявил к Иоганну особого интереса – крупный мужчина лет пятидесяти, суровой наружности. В движениях его не было спешки, и это явно придавало весу его словам. Лист почувствовал: последнее слово в деревне принадлежало именно ему.

– Я ищу тех, кто меня приютил, – с неуверенностью произнес Иоганн.

Слова эти вызвали ропот среди обитателей деревни. Женщины сидели с напуганным видом. Крестьянин с румяным лицом нахмурился. Но прежде чем он раскрыл рот, поднял руку тот, который прежде хранил молчание.

– Если так, то ты в долгу у меня, – проговорил он с пугающим спокойствием. Голос его показался Иоганну знакомым.

– А если он один из них? – прошипела из полумрака старуха за дальним столом и сплюнула на пол.

– Вот сейчас и посмотрим, – вновь подал голос румяный и хмуро уставился на Иоганна. – Снимай рубаху!

Тот замешкал в нерешительности.

Крестьянин вскочил и ударил кулаком по столу, так что подпрыгнули кружки.

– Оглох? – закричал он.

Иоганн медленно стянул рубашку. Мужчины смотрели на него недоверчиво, женщины – украдкой. Разговоры мгновенно смолкли.

Все увидели его спину и грудь, изборожденные шрамами.

– Не красавец, чего уж там, – раздался язвительный женский голос.

Послышались сдавленные смешки. Лист чувствовал себя голым и уязвимым. С той минуты, как он открыл дверь харчевни, ничего из происходящего не поддавалось объяснению, словно в бредовом сне. Иоганн подобрал рубашку и собрался надеть, но тут снова донесся голос старухи:

– А под повязкой?

Поднялся одобрительный ропот.

– Снимай! – последовал новый приказ.

– Рана еще не совсем…

Договорить Иоганн не успел.

Крестьянин в мгновение ока подскочил к нему, схватил за горло, прижал к стене и быстрым движением сорвал повязку. Лист скривился от боли. Должно быть, присохший струп отошел вместе с повязкой. Из раны теплой струйкой потекла кровь.

Иоганн почувствовал, как внутри закипает злость. Ему ничего не стоило стряхнуть этого неотесанного крестьянина, как назойливую муху, – но он сдержался.

Только дурак выставляет силу напоказ.

Крестьянин свирепо огляделся.

– Теперь довольны? Ничего у него нет!

Он сунул Иоганну сорванную повязку и направился обратно к своему месту.

– С этого дня будешь работать на Якоба Каррера, пока не уплатишь долг, – бросил он. – И оденься, бога ради!

Затем взглянул на Якоба Каррера. Тот кивнул, повернулся к Листу и показал на один из столов для челяди.

– Твое место там!

Иоганн стиснул зубы. Таких людей, кровопийц до мозга костей, он старался обходить стороной, но удавалось это далеко не всегда. Так было и теперь. У него руки чесались показать этому мужлану, с кем он имеет дело. Однако Иоганн не стал этого делать. Для этого еще будет время, а сейчас у него другие заботы.

Он так и не разыскал ангела.

* * *

Иоганн сел за стол, кое-как заново перевязал рану и надел рубашку. Понемногу разговоры в харчевне возобновились.

За столом сидели двое батраков и две служанки – все отмечены тяжелым трудом. Они с недоверием поглядывали на Иоганна, пока тот, что сидел ближе всех, не прервал молчание.

– Я Альбин.

Голос его звучал приветливо, глаза лучились дерзким задором. Коротко подстриженные светлые волосы только усиливали впечатление, и выглядел он намного моложе своих тридцати лет.

Иоганн кивнул и представился. Остальные быстро переглянулись. Потом кашлянул сидящий рядом с Альбином батрак.

– Я Виргилий, – представился он. – А это Софи, Врони и Анна. Софи тоже работает на Каррера.

– Так значит, живой остался, повезло… – ухмыльнулась Софи.

Виргилий рассмеялся:

– Еще как! Каррер так и оставил бы тебя замерзать у порога… – Тут он выдержал паузу. – Но и она своего добьется, если захочет.

– Она? – Иоганн взглянул на него вопросительно.

Виргилий пропустил его вопрос мимо ушей.

– Что же ты умеешь делать?

– Я был подручным у кузнеца.

– Кузнецы нам без надобности.

– Не сомневайся, у Каррера найдется для него работа, – вставил Альбин.

– Я так и понял, что скучать мне тут не придется, – заметил Иоганн и вновь повернулся к Виргилию. – Ну, так кого ты имел в виду?

Тот пожал плечами.

– Она сегодня не пришла. Каррер…

– Помолчи, а то услышит еще! – перебил его Альбин и посмотрел Иоганну в глаза. – Ты еще познакомишься с ней. И не задавай столько вопросов. У нас этого не любят.

Лист понял, что Альбин не шутит, и кивнул. Потом обвел взглядом харчевню, посмотрел на большой стол посередине.

– Там сидят заправилы… – насмешливо пояснил Альбин, проследив за его взглядом. – Того, который заорал на тебя вначале, зовут Алоиз Бухмюллер, здешний корчмарь; вообще-то с ним нетрудно поладить. Рядом с ним, с красной мордой, – Бенедикт Риглер, деревенский староста. У него тут самое крепкое хозяйство. Тот, который тощий, это Кайетан Бихтер, наш священник. Нелюдимый, но заповеди Божьи чтит.

– Аминь! – хихикнула Врони. Другие тоже не сдержали усмешки.

– С Каррером ты уже познакомился. Он здесь второй после Риглера. Настоящий благодетель, как ты заметил… А с ним рядом его брат, Франц. В целом добряк. Даже не верится, что они братья.

Мимо их стола прошел Алоиз Бухмюллер.

– Хозяин, – небрежно окликнул его Альбин, – пива Иоганну, я плачу́!

Бухмюллер что-то неразборчиво проворчал и удалился. Но через некоторое время вернулся и со стуком поставил перед новичком большую кружку пива.

– За счет заведения, милости просим.

Иоганн взял кружку, поднял за здоровье хозяина и залпом отхлебнул половину.

– Неслабо, – усмехнулся Виргилий.

– Во рту сухо после горячки, – Иоганн ухмыльнулся, чтобы скрыть легкое головокружение. Потом вновь обрел серьезный вид. – Для чего нужно было снимать рубашку?

Никто ему не ответил. Все старательно избегали его взгляда.

В конце концов Альбин хлопнул Иоганна по плечу.

– Просто забудь.

Лист смерил его долгим взглядом.

* * *

– На что он тебе сдался? – спросил у Каррера Бенедикт Риглер.

– Будет работать у меня, на что ж еще? – раздраженно ответил Каррер.

– У тебя хватает рабочих рук, Якоб! – не унимался Риглер. – Или ты больше моего решил нажить?

– Больше твоего? Сейчас зима, а у меня, кроме Альбина и Софи, никого нет. Не хватает нам рабочих, ты и сам прекрасно знаешь. А нынешняя зима будет особенно суровой.

– Если сможешь всех прокормить… – продолжал Риглер.

– Это уже моя забота, а ты лучше подумай о своем хозяйстве! – Каррер глотнул пива и грохнул кружкой об стол. – Не желаю больше говорить об этом.

– В этот раз так просто не отмахнешься, Якоб.

Слова эти принадлежали Францу Карреру. Остальные уставились в стол, лишь бы не смотреть на Якоба в тот момент, когда он медленно, со зловещим спокойствием повернулся на голос.

– Это еще почему, дорогой братец?

Франц заметно побледнел, но продолжил:

– Нам тут никто больше не нужен, ты знаешь это лучше меня. И уж тем более чужаки. Чем меньше народу знает о…

Договорить он не сумел. Якоб молниеносно схватил брата за руку и сдавил так, что побелели костяшки. Франц тихо вскрикнул от боли, и Якоб разжал ладонь.

– Не смей перечить мне, братец, – ни сейчас, ни впредь.

Франц потер руку и промолчал.

– Не пристало братьям жить в раздоре, – произнес елейным голосом Кайетан Бихтер.

– Приберегите свои проповеди для следующей мессы, отче.

Якоб дал понять, что больше слушать никого не намерен. Чего еще им ждать, если его решения будут осуждать за общим столом?

Он обернулся и бросил хмурый взгляд на Иоганна.

* * *

– Ваша порция.

Бухмюллер с грохотом поставил посреди стола большую сковороду. Аппетитно запахло маслом и салом.

Альбин подмигнул Иоганну.

– Тебе повезло, что очухался в первое воскресенье месяца, – в этот день мы едим в харчевне.

Он достал из выдвижного ящика две деревянные ложки и протянул одну Иоганну.

Остальные тоже вооружились ложками, но приступать к еде не спешили. За другими столами тоже чего-то ждали: все смотрели на Кайетана Бихтера. Священник поднялся в тишине и прокашлялся, после чего медленно осенил себя крестом. Остальные последовали его примеру, и Бихтер забормотал молитву. Иоганн краем глаза наблюдал за происходящим. Вера крепче там, где нужда особенно сильна, – он убеждался в этом уже не раз. В сравнении с другими деревнями здесь всего было вдоволь, но даже дети притихли и за время долгой молитвы не издали ни звука.

Ритуал завершился всеобщим аминь, и все принялись за еду. Иоганн набивал полный рот, поглядывая при этом на Якоба. Крестьянин впивался зубами в сочный кусок мяса, сжимая в другой руке ломоть хлеба. Новичок наклонился к Альбину.

– Господа отдают нам лучшие куски, а сами довольствуются только мясом, – проговорил он с полным ртом.

Альбин пожал плечами.

– Ты откуда сюда свалился? Как будто не знаешь, как всем приходится, с тех пор как баварцы заявились в Тироль. Радуйся, что вообще голодным не остался… – Он отложил ложку, отрыгнул и погладил себя по животу. – Уф, то что надо… Хозяин! Еще два пива!

* * *

После трапезы в харчевне стало тише, разговаривали вполголоса. В тепле, после простой, но сытной еды Иоганна тоже разморило. Взгляд его, блуждая по комнате, задержался у большого стола посередине. Заправилы, как их насмешливо назвал Альбин, сидели вразвалку, закрыв глаза.

И лишь один пристально смотрел на Иоганна – священник Кайетан Бихтер. Лист был готов поклясться, что распознал страх в его глазах. Что его так напугало?

– Выпьешь с нами шнапса? – В голосе Альбина звучал вызов.

Иоганн повернул голову.

– Спасибо, мне и впрямь не помешает.

Альбин удовлетворенно кивнул.

– Бухмюллер! На всех! – крикнул он корчмарю, стоявшему у стойки.

Софи, бойкая девушка с длинными черными волосами, выглядывающими из-под платка, посмотрела на Иоганна с вызовом.

– Смотри, нашу настойку не каждый осилит.

Корчмарь поставил перед каждым по оловянной чарке.

– На здоровье! – бросил он коротко.

Тот невозмутимо кивнул и по примеру остальных поднял чарку.

– Ваше здоровье.

Иоганн выпил залпом.

«Крепковато, но в целом недурно», – подумал он. В следующее мгновение настойка раскрыла весь свой букет; горло и внутренности обожгло огнем. На глазах выступили слезы, и он невольно выдохнул. От глотки к носу поднялся гнилостный привкус. Затем скверный привкус внезапно исчез; огонь погас, уступив место приятному теплу, и в голове появилась легкость.

Занятно.

Иоганн сделал над собой усилие, чтобы не скривиться, и поставил чарку на стол. Остальные смотрели на него в изумлении.

– Еще ни разу не видела, чтобы кто-то с первого раза не срыгнул половину, – проговорила Софи с тенью уважения в голосе.

Иоганн усмехнулся.

– Хорошая выдержка.

Альбин наклонился к нему:

– Ну, если первая зашла так хорошо, я не прочь угостить тебя еще одной. Что скажешь?

– Скажу, что вам придется меня выносить.

Софи пододвинулась к нему поближе.

– И отнести ко мне в комнату.

Иоганн почувствовал, как ее рука легла ему на бедро и медленно скользнула выше. Лица батраков растянулись в ухмылках. Альбин закатил глаза.

– Софи, дай ты ему хоть пару дней, чтобы он освоился.

Служанка стиснула Листу бедро.

– В моей компании ты освоишься быстрее, чем думаешь…

Альбин и Виргилий многозначительно усмехнулись. Иоганн попытался сменить тему.

– Вы постоянно вот так всей деревней сидите в харчевне?

Софи резко отдернула руку и с тревогой взглянула на Листа.

– Только зимой, потому что…

Чья-то тень повисла над столом. Софи замолчала.

Перед ними стоял Якоб Каррер.

– Уходим!

Альбин и Софи послушно поднялись, Иоганн не сдвинулся с места.

– Ты тоже! – Якоб поднял сучковатую трость и ткнул Листа в грудь.

Тот допил остатки пива и вслед за Альбином и Софи вышел в морозную ночь. Якоб вышел последним, хлопнув за собой дверью.

Остальные смотрели им вслед.

– Карреру это еще аукнется, – насмешливо бросила старуха Зальцмюллер и снова сплюнула на пол. – И нам всем.

Никто не ответил.

* * *

На улице был жгучий мороз. Иоганн шагал следом за остальными в направлении дома, где очнулся.

Снег скрипел в ночной тишине.

Потом они свернули к большому дому, с виду ничем не примечательному. Но Иоганн узнал его. Это был тот самый дом, в дверь которого он постучал, когда только пришел в деревню.

Каррер отворил тяжелую дверь и вошел внутрь. Остальные последовали за ним.

– Альбин, покажешь ему тут все. Спать он будет в твоей комнате.

– Как скажете.

Каррер шагнул к Иоганну и посмотрел ему в глаза.

– Видал я таких, как ты… Меня лучше не злить – отлуплю палкой, как собаку.

Лист выдержал его взгляд. Каррер осклабился, отвернулся и прошел через сени в заднюю комнату.

– И держись от него подальше, Софи, поняла? – добавил он с нажимом и захлопнул за собой дверь.

Софи украдкой показала ему язык.

– Ты ему с первой минуты пришелся по душе, – шепнул Альбин.

Иоганн кивнул.

– И он мне.

– Идем, пора спать. Завтра вставать рано.

* * *

В крошечной комнате, где ютился Альбин, стояли лишь две узкие кровати и два сундука.

Тот сел на кровать и посмотрел на Иоганна.

– Еще не поздно слинять…

– За мной еще числится долг, – твердо произнес Лист и лег на свою кровать.

– Откуда у тебя эти шрамы?

– Лучше тебе не знать…

Альбин подождал немного, но понял, что ничего больше не услышит. Он потянулся и закрыл глаза.

– Ладно…

Вскоре размеренное сопение показало, что Альбин спит. Иоганн чувствовал усталость, но в голове кружило слишком много мыслей. Что происходило в этой деревне? К чему эта общая трапеза? Зачем его заставили обнажить торс? Чего они боялись?

Ответов не было. По крайней мере, пока. Иоганн закутался в грубое одеяло и погрузился в беспокойный сон.

* * *

От кромки леса дом Каррера отделяла лишь заснеженная поляна. Тени деревьев вытянулись вдоль склона.

В зарослях что-то шевельнулось. Из-за дерева выступила закутанная в лохмотья фигура. Неподвижно застыла, глядя на деревню.

Свет в комнате Альбина погас, дом погрузился во тьму. Фигура оглянулась через плечо и коротко взмахнула рукой – среди деревьев показались еще несколько силуэтов и медленно двинулись к деревне…

Morbus[4]4
  Недуг (лат.).


[Закрыть]

IX

– Иоганн, просыпайся.

Он почувствовал, что кто-то трясет его за плечо, и открыл глаза.

У кровати стоял Альбин с масляной лампой в руках и широко ухмылялся.

– Кузнецом ты, может, и мог дрыхнуть до обеда, но здесь такое не пройдет. В хлеву много работы.

Иоганн откинул одеяло. В комнате стоял жуткий холод, одежда на ощупь будто заледенела. Поеживаясь, он натянул брюки и рубашку, подхватил негнущийся плащ и поспешил за Альбином.

* * *

Хлев располагался за домом. Альбин с Иоганном шагали через сугробы, и в морозном воздухе из их ртов вырывался пар.

Альбин посмотрел в небо. Над вершинами гор уже занимался рассвет.

– Снега сегодня не будет, – сообщил батрак. – Ну да грех жаловаться.

Иоганн подвигал руками, чтобы согреться.

– Когда идет снег, не так холодно.

Альбин усмехнулся.

– Здесь всегда холодно.

Они подошли к хлеву – массивному строению из камня и бревен, с крошечными окнами, заколоченными изнутри толстыми досками.

– Больше похоже на крепость, чем на хлев, – заметил Иоганн.

– Чтобы мухи не вылетали, – усмехнулся Альбин.

Шутка часто становится прикрытием правды.

Лист не стал допытываться.

Внутри пахло скотом, соломой и мочой, но все-таки было теплее, чем снаружи. В полумраке Иоганн разглядел Софи: она уже доила корову. Перед ней выстроились три котенка, жадно вытягивая головы. Софи подмигнула новенькому, затем чуть оттянула вымя и брызнула парным молоком в широко раскрытые рты. Искупавшись в молоке, котята принялись с громким мурлыканьем облизывать друг друга.

– Им так нравится! – с восторгом воскликнула Софи и помахала Иоганну.

Тот помахал в ответ. Потом Альбин вручил ему лопату.

– Давай за дело, надо навоз выгрести…

Софи закончила с первой коровой и пододвинула скамейку к следующей. Лист подошел и помог перенести деревянное ведро. Над молоком поднимался пар.

– Мне бы тоже понравилось, – Софи двусмысленно улыбнулась.

Иоганн знал девиц такого склада, непосредственных и с добрым сердцем, однако чувствовал, что сейчас в игру лучше не ввязываться. Он улыбнулся в ответ, словно не понял ее намека, и похлопал корову по шее.

Корова была красивая, черная с белыми пятнами. Софи с нежностью погладила ее по спине.

– Это Штанцерль, моя любимица. Она больше всех дает молока.

– И не только молока.

Иоганн принялся сгребать навоз лопатой и накладывать в тележку. Когда тележка заполнилась, он выкатил ее наружу и вывалил в большую кучу за хлевом.

Уже после первого захода лоб Иоганна покрылся холодным потом. И с каждой новой ходкой он чувствовал нарастающую слабость.

Каррер не станет держать слабого работника. Соберись!

Когда Лист вывалил третью тележку, в боку снова закололо. Он сделал глубокий вдох и постарался не думать о боли.

Не получалось.

Альбин забрал у него лопату.

– Накорми свиней, а потом передохни. Скоро завтрак.

Иоганн с благодарностью кивнул.

* * *

– Ну как, есть от него толк?

Якоб Каррер сидел во главе массивного стола, точно под распятием в углу. Альбин с Иоганном тоже сели.

– Работать умеет. Один выгреб весь навоз, – похвалил его Альбин.

Лист был благодарен ему за эту ложь. На самом деле Альбин и Софи почти всю работу проделали без него – он был еще слишком слаб.

– Ну, значит, на сегодня свой кусок ты заслужил, кузнец, – последнее слово в устах Каррера прозвучало почти как оскорбление.

Иоганн посмотрел хозяину в глаза, но говорить ничего не стал. Вместо этого обвел взглядом комнату и большую печь с лежанкой. Потолок был украшен искусной росписью на религиозные мотивы. Цвета с течением времени потускнели, но рисунок по-прежнему был различим. Судя по насыщенности красок, сначала был расписан угол над распятием, и с каждым годом что-то добавлялось, пока узор полностью не покрыл потолок. Иоганн различил несколько надписей, нанесенных поверх рисунка, – вероятно, выдержки из Библии.

– Красивая роспись. Ваша работа? – спросил он Якоба.

– Отца, – в пренебрежительном тоне ответил крестьянин.

Позади них отворилась дверь.

В комнату вошла Софи, внесла большой глиняный горшок, поставила его на стол, где уже стояли несколько деревянных мисок, и села. Следом за ней появилась юная девушка с караваем румяного хлеба в руках.

– Садись уже, Элизабет, сколько можно ждать! – прикрикнул на нее Каррер.

Иоганн уставился на девушку.

Элизабет.

Он разыскал своего ангела.

* * *

Элизабет поспешно села рядом с Софи.

– Радуйся, Мария… – начал Каррер, и остальные присоединились вполголоса.

– Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус…

Иоганн украдкой поглядывал на Элизабет, погруженную в молитву. Густые темные волосы, голубые глаза, бледное лицо в веснушках, стройная фигура.

– Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных…

Но не только ее красота привлекала Иоганна. Элизабет излучала решимость, какую сложно было заподозрить в дочери такого строгого человека.

– …ныне и в час смерти нашей. Аминь.

Кто-то кашлянул и вывел Иоганна из задумчивости. Каррер уперся в него взглядом.

– Закончил, кузнец?

Тот поспешно пробормотал аминь.

Каррер вновь опустил голову.

– Святая Матерь Божья, обереги нас от бедствий и защити нас от них. Аминь.

Иоганн вместе с остальными произнес аминь. Последняя часть молитвы была ему совершенно незнакома. Так или иначе, к «Аве Марии» она не относилась.

Элизабет стала разливать по мискам густой суп и передавать по столу – сначала, конечно же, отцу, как того требовал обычай. Каррер зачерпнул ложку супа и отправил в рот. Только потом остальные принялись за еду.

* * *

После завтрака Каррер громко рыгнул, откинулся на спинку и лениво поглядел на Иоганна.

– Понравилось?

– Да, благодарю, – ответил тот и помедлил. – И за то, что взяли меня к себе.

Якоб покровительственно отмахнулся.

– Не бросать же тебя замерзать. Что поделать, голодным ртом больше… Но весной пойдешь своей дорогой.

– Вы очень великодушны, – равнодушно проговорил Иоганн.

Каррер посмотрел на него с недоверием, как будто не знал, как расценить слова пришлеца. Затем повернулся к Альбину.

– Потом заколотите амбар.

Работник посмотрел на него с удивлением.

– Что, опять? Но…

Каррер гневно ударил ладонью по столу.

– Закрой рот и делай, что говорят!

Альбин поспешно закивал, бросил взгляд на Иоганна и поднялся.

– Тогда мы лучше сейчас и пойдем.

Он перекрестился. Лист последовал его примеру, и они скрылись за дверью.

Элизабет и Софи убрали со стола и тоже вышли.

Якоб остался один. Он набил трубку и зажег от тлеющей щепки из очага. Потом поднялся и посмотрел из маленького окошка на задний двор, увидел сквозь зеленоватое стекло искаженные контуры Альбина и Иоганна, как они шагают к амбару.

Может, старуха Зальцмюллер была права… Может, не следовало проявлять к дочери снисходительность и принимать этого кузнеца… Конечно, выгоды от него больше, чем убытков. Но и хлопот он доставил немало…

Якоб глубоко затянулся, едкий дым полностью окутал его лицо.

Однако еще не поздно исправить ошибку. Конечно, придется все делать самому, но ему не привыкать…

Каррер перекрестился и вышел из комнаты.