Текст книги "Кодекс хореканца: успешная карьера в 50 шотах"

Шот № 14 Гуси, гуси, га-га-га!

За полтора года жизни в Avenue, полностью освоив всю систему работы, я стал стар… Я стал старшим барменом! Мысленно вернувшись в тот день, когда я впервые переступил порог этого легендарного заведения, я похвалил себя за отличную работу, целеустремленность и упорство.

Тельцы, а именно под этим знаком зодиака мне суждено было родиться, вообще отличаются трудолюбием и упорством, граничащим с упертостью. Но эти благородные качества уравновешиваются изрядной долей лени. Не знаю, как другие знаки, но Телец может разлениться до такой степени, что даже его непоколебимая вера в необходимость непрестанного движения вперед начинает сладко посапывать. Поцелуй в ушко не способен пробудить Тельца ото сна, а потому судьба действует с ним как тореадор, дразня его красной тряпкой с вышитой на ней картой новых непокоренных земель.

Тельцам свойственно работать головой, и там, где пасует интеллект, помогает крепкий лоб, пробивающий любые преграды. Основное препятствие Тельца, как, полагаю, и вообще всех знаков зодиака, – зона комфорта. Достигнув определенного уровня благоустроенности, Тельцы наслаждаются жизнью и тем, какие они умнички, красавчики и трудяжки. В общем, ничего особо дурного в этом нет, но зависать на внутренних Мальдивах весьма непродуктивно. Тут я, однако, оговорюсь, что даже самому неутомимому джедаю Хорекании время от времени необходим отдых. Есть те, кто категорически не умеет и даже побаивается брать паузу для передышки, но это тот случай, когда надо себя заставлять. Начнет страдать ваше тело – пострадает и дело. Нет ничего фатального в том, чтобы, покорив очередную вершину, устроить на ней небольшой пикник и насладиться видом. Месяц, другой, лишь бы ваша пятая точка не пригрелась на насиженном месте.

Итак, за полтора года, что я осваивал тонкости барного мастерства и искусства общения, жизнь вокруг не остановилась. Фредерик уволился и переехал в Швецию, а Глен – в Новую Зеландию. У Алекса родилась дочь, и он с семьей перебрался в пригород, где стал управляющим традиционного английского паба. Конечно, и без них скучать мне не приходилось, но в отсутствие определенного менторства и мотивации я стал понемногу сбавлять обороты своего развития, а потом и вовсе как-то приуныл. Я перестал понимать, какие возможности внутреннего роста ждали меня на работе, перестал чувствовать вкус и творческий потенциал каждой смены, как ощущал это еще недавно, в начале своего восхождения.

Мой календарь, каждый день которого был окрашен в праздничные тона новизны и радости открытий, стал показывать «день сурка». В мой двигатель внутреннего сгорания словно бы перестало поступать горючее, и потому я не горел работой, а именно сгорал на ней от заученности и ежедневной сказки про белого бычка. В моем случае – тельца. Но и как в случае с Древним Римом спасли меня гуси. Запутались в моем маленьком зоопарке? Тогда слушайте.

Однажды за мою барную стойку подсел человек с сигарой. Нет-нет, это не Арнольд вернулся за чашечкой моего неповторимого эспрессо, хотя этот пожилой человек чем-то напоминал моего дорогого гостя. Наверное, его американский флер сыграл свою роль. Барная культура ведь неслучайно зародилась именно в Америке, стране, составленной, по меткому выражению сатирика, «из лучших выпускников своих стран». Американцы и без того общительный народ, а уж поболтать с барменом по душам – это обычный ритуал для них. Аналог визита к психотерапевту. В общем-то, даже самому никудышному американскому бармену, после нескольких лет работы за стойкой, можно смело давать степень по психологии. Не каждый практикующий психолог может похвастаться такой обширной и разнообразной практикой, какую имеют бартендеры.

В американцах мне помимо прочего нравится и то, что при входе в бар свой социальный статус они оставляют за его стенами и всегда держатся очень просто. Бармен может спокойно чувствовать себя наравне с гостем, да и темы-то порой затрагиваются в разговоре весьма личные. Степень доверительности общения зависит от умения бармена уловить настроение гостя и задать нужный тон беседы.

По американской традиции я поздоровался с моим гостем за руку. Он представился именем Сидней и, услышав мое непривычное для его уха имя Бек, спросил, откуда я. «Из Таджикистана», – ответил я, чем озадачил моего гостя. Как показала моя лондонская практика, далеко не весь мир был в курсе существования такой республики, поэтому мне всегда приходилось добавлять к своим координатам указание – Советский Союз. Уж это-то название знали все. Да и человеку всегда приятнее иметь дело с тем, кто происходит из страны, существующей на географической карте его воображения. Таджикистан же для большинства моих собеседников был так же реален, как Неверлэнд из сказки про Питера Пэна. Но стоило мне произнести магические слова «The Soviet Union», как на лице моего гостя появилась довольная улыбка.

Следующий заданный вопрос казался ему закономерным, он спросил, люблю ли я водку. Он заранее знал ответ, ведь в представлении американцев любой русский любит водку не меньше родины, а некоторые даже больше. После моего формального кивка Сидней задал вопрос о моих предпочтениях. Они были весьма стандартны, но это почему-то обрадовало его еще больше. Вообще он говорил со мной с видом человека, нашедшего того, кого искал и кому должен открыть тайну, которая перевернет всю его (то есть мою) жизнь. С ловкостью фокусника, вытаскивающего из своего цилиндра кролика, мой собеседник достал бутылку водки и спросил, пробовал ли я такую. Сказать по правде, я не только не пробовал, но даже никогда не слышал названия той водки. С его разрешения я взял ее и стал жадно изучать. На стильной матовой бутылке красовалась надпись: «Grey Goose. Distilled and bottled in France».

Выпустив облако ароматного сигарного дыма, он спросил, не хочу ли я продегустировать напиток и сравнить его с ассортиментом, представленным у нас. Дегустация в баре в рамках профессионального этикета всегда приветствовалась, и я с удовольствием принял это заманчивое предложение. Всего в один глоток уместилось мое путешествие прямиком до Луны и обратно. Это была самая нежная на вкус водка, которую я когда-либо пробовал, а советского человека уж чем-чем, а водкой точно не удивишь. Она была такой легкой, не обжигала гортани, как это обычно бывает, не шокировала рецепторы. В моей рюмке словно был мед. Уже потом я узнал, что родиной этой чудо-водки был город Коньяк, где коньячный мэтр Франсуа Тибо разработал свой уникальный рецепт по специальному заказу моего гостя. Да, передо мной сидел легендарный Сидней Франк, создатель всемирно известных на сегодняшний день брендов Grey Goose и Jägermeister. К сожалению, оценить масштаб его личности я смог только в 2006 году после его смерти и появления Википедии.

В тот день Сидней сказал мне, что история и вкус напитка могут быть безупречны, но, если бармены не будут искренне верить в него, он никогда не «выстрелит». Эта простая мысль стала для меня откровением, но еще больше меня поразило то, что мой гость сам лично обходил ключевые лондонские бары, чтобы поделиться вкусом и философией своего детища.

Будучи уже состоявшимся бизнесменом и миллионером, он не смущался и не ленился совершать променады по всему Лондону и с десятков барных стульев проповедовать свою миссию. А ведь он вполне мог поручить это кому-то из своей команды.

Думаю, он знал, что никто, кроме него, не сможет рассказать о плоде его вдохновения так же страстно и искренне. А ведь именно неподдельные эмоции заряжают сильнее всего. Когда вы приняли свою первую рюмку напитка из рук его создателя и ваша дегустация сопровождалась его вдохновенным рассказом, поверьте – вы стали верным поклонником бренда, а значит, вы столь же пылко и горячо будете рекомендовать его другим.

Спустя много лет, вспоминая это удивительное знакомство, я осознал, что причина провалов многих брендов – снобизм и мания величия их создателей. Тот, кто знает формулу успеха, не станет заноситься, потому что он знает, что, карабкаясь к вершине, однажды мы все равно спустимся вниз и встретимся с людьми, которых игнорировали на подъеме.

Ваш продукт – это вы сами. Выстрелит он или провалится, зависит только от вашего отношения и к нему, к окружающему миру, но самое главное, к себе самому. Когда вы берете на себя ответственность за то, кем являетесь, вам гораздо проще взять на себя ответственность за то, что вы делаете, создаете или продаете. Вкладывая душу в продукт или процесс, вы награждаете его уникальной добавочной стоимостью. И это работает гораздо лучше любых маркетинговых приемов.

Годы спустя привычку Сиднея Франка лично обходить топовые бары и угощать барменов своим продуктом назовут партизанским маркетингом, который станет одним из популярных методов продвижения бренда. Сидней Франк вовсе не был маркетологом. У него даже не было высшего образования, потому что в молодости он попросту не мог позволить себе такую роскошь, как учеба в университете. Его вышибли оттуда за неуплату, а спустя годы бренд Grey Goose купила компания Bacardí за ни много ни мало 2 млрд долларов.

Его история напомнила мне анекдот, который, как говорят, имеет реальный прототип. Дело было в начале XIX века. Тринадцатилетний еврейский мальчик эмигрировал в Америку и первым делом отправился в синагогу просить работу. Ему сказали, что если он обучен грамоте, то его примут туда служкой. Но парень был неграмотный, и его отправили восвояси. Расстроенный, он на последние деньги купил апельсин, выжал из него сок и продал его. На полученные деньги купил два апельсина и опять выжал сок. Мало-помалу он накопил на фруктовую лавчонку, потом на крупный магазин и в итоге стал фруктовым королем Америки. К нему пришел журналист, чтобы взять интервью. Он спросил о том, как ему удалось достичь такого успеха, как долго он учился и какой университет закончил, но наш герой признался, что неграмотен. Журналист был поражен и сказал потрясенно: «Такой человек и неграмотный! Представляю, каких высот вы бы достигли, если бы знали грамоту!» «А я знаю, – ответил миллионер, – я был бы служкой в синагоге».

Вот такие шутки выкидывает с нами судьба, намекая на то, что в борьбе за успех важен внутренний огонь, который разжигается вовсе не от красных дипломов и профессорской мантии. От них, конечно, вреда не будет, но и польза не гарантирована. Знаете, что общего у слов «диплом» и «успех»? Тогда увидимся в следующей главе. Не переключайте(сь)!

Лонг дринк № 4 Мои универы

Вопрос, заданный в конце предыдущей главы, напоминает загадку Шляпника из сказки Льюиса Кэрролла: «Что общего у ворона и письменного стола?» Автор признавался, что отгадки загадка не имеет, но время спустя предложил версию остроумного ответа: «Их никогда не ставят не той стороной и с помощью того и другого можно давать ответы, хоть и плоские». По мне так диплом и успех не имеют ничего общего. Конечно же, бывают исключения, и я искренне верил в них, решив получить полноценное высшее образование.

Впрочем, решение это было продиктовано не жаждой во что бы то ни стало выбиться в люди, а чувством долга перед родными и близкими. Казалось бы, это весьма сент-джеймсская, то есть благородная мотивация, но на самом деле бессмысленное бремя. Чувство долга – дурной проводник на жизненном пути. Это не продуктивный, а напротив, сдерживающий фактор. Не подумайте, что кто-то из моей семьи пытался прорабатывать меня и наставлять на путь истинный, говоря, что пришло время бросить баловство в баре и заняться «серьезным делом». Ничего подобного. Но совесть (не путать с внутренним голосом!) нашептывала и стыдила меня, говоря, что моя семья вложила в меня так много – молодость, любовь, время и силы. Разумеется, они вправе рассчитывать на достойные плоды своих трудов. Я понимал, что не могу разочаровать их, снискав славу первого Нарзи без высшего образования. Совесть терзала и обгладывала меня, а внутренний голос перестал подавать признаки жизни. Совесть – это не поводырь, она не дает советов, а просто взвинчивает тебя до предела, чтобы потом спокойно сбагрить в отдел по стратегическому планированию и исполнительному производству. Но вся беда была в том, что в моем внутреннем штатном расписании еще не сформировался подобный департамент, а потому совесть загоняла меня в глубокую эмоциональную трясину.

Это был тот период моей жизни, когда усталость, сомнения, апатия и тревога подтапливали котел, в котором меня варили заживо. К тому времени я уже проработал в Avenue достаточно для того, чтобы с закрытыми глазами ориентироваться на уровне head bartender / supervisor, и мне там стало тесно. За барной стойкой я чувствовал себя как переросток за школьной партой.

Шот № 15 Бек на месте

Да, пусть на своем месте, но не на бегу. Я чувствовал какую-то тщетность всех своих попыток двигаться дальше. Конечно, спады и подъемы бывают у каждого, из них и состоит жизнь. Самое важное сохранять стабильное внутреннее упорство в достижении поставленных целей. Но бывают состояния, когда даже попытка сконцентрироваться требует невероятных физических и эмоциональных усилий. Даже такие упертые персонажи, как я, иногда слетают в кювет лени и демотивации. Тот период, о котором я говорю, и вовсе был стартовым, когда я еще не был так закален и вынослив, как сегодня.

Гости спрашивали меня, хочу ли я открыть свое заведение, и я всегда отвечал утвердительно. Вот и весь разговор. Да, я искренне хотел открыть свой бар или ресторан, но это желание словно тонуло в тумане неопределенности и непонимания себя самого. Вялые амбиции тех дней несравнимы с хореканским огнем, который полыхает внутри меня сегодня. Тогда это было слабое пламя газовой горелки, теперь сокрушительная огненная волна.

…А теперь позвольте представить вам еще одного персонажа, отравляющего нам жизнь. Это закадычный собутыльник внутренней шмыги, рубаха-парень Маньяныч. У него испанские корни («маньяна» в переводе – «завтра»), но он совсем не мачо, а любитель британского сериала «Завтра не наступит никогда». Так вот этот самый Маньяныч и возглавил мой едва оформившийся отдел по стратегическому планированию и исполнительному производству. В Испании есть такое выражение «mañana por la mañana», аналог нашего «после дождичка в четверг». Исчерпывающий ответ на любой дедлайн, мощь которого расширяет границы завтра до бесконечности. Если шмыга парализует нас, то этот товарищ подбадривает тем, что все еще успеется и завтра – лучший день для всех начинаний. Мы ждем завтра, а приходит только сегодня, и, снова переворачиваясь с боку на бок, мы ждем новый день как Годо, который все никак не придет. Маньяныч руководит не только отдельными гражданами, но и целыми странами, откладывающими реформы или прогресс на потом.

Под прессом давящего на мозг кредитора – того самого чувства внутреннего долга, я предпринял несколько попыток получить высшее образование в разных областях, никак не связанных с делом гостеприимства. Если вы спросите меня зачем, я не смогу дать вам внятный ответ. Не смог бы точно сформулировать его и тогда. Пробуксовка на работе заполнила мысли туманом, разрядила навигатор, показывавший цель и пункт моего назначения, и я весьма смутно и мутно представлял себе, где я и куда иду. Нечто похожее уже было раньше, но теперь эти же проблемы я переживал на новом уровне и они казались мне неразрешимыми. Не имея ни малейшего понимания как быть, я попросту пошел туда, куда шли все.

Компьютеры стремительно завоевывали мир и готовились взять верх над всем человечеством. Цифровая журналистика тогда только набирала обороты, специальность считалась крутой и перспективной. Как баран, идущий за зомбированным стадом, я отправился изучать то, к чему у меня совершенно не лежала душа.

Остановив свой выбор на журналистике, я параллельно окончил курсы Гильдии барменов Великобритании и припечатал все это дипломом школы вина. На месте я не сидел, но все происходящее со мной казалось бегом на месте.

За месяцами осознанности или за мощным рывком неизбежно наступает эмоциональный спад. Не встречал людей, чей внутренний огонь не нуждался бы в регулярной подпитке горючим. И речь не о том горючем, которое всегда найдется у бармена под рукой. Именно в такие жизненные периоды многие люди сходят с дистанции. Один такой спад чуть не стоил мне высылки из Хорекании раз и навсегда.

Однажды я пришел на смену не в духе. Это настроение тогда вошло у меня в привычку. Тупик, в котором я находился, выводил меня из себя. Разумеется, этому негативу должен был найтись выплеск, и я срывал всю собственную неудовлетворенность жизнью на коллегах. По правде говоря, меня бесило вообще все, и, конечно, внешнее было в первую очередь проявлением внутреннего. Меня раздражали неопытные и медлительные сотрудники, ошибки которых мне приходилось исправлять, новые менеджеры, задававшие тупые вопросы и отвлекавшие меня от работы.

В тот день мой срыв привел к серьезной словесной перепалке с коллегой – коренным европейцем южноафриканского происхождения. Два упертых Тельца, оба отличавшиеся легко воспламеняемым темпераментом, мы спорили и орали друг на друга, задыхаясь от бешенства. Но я в тот день оказался злее. Мой мозг был затуманен яростью, и я мало что соображал. Если бы эта история закончилась печально, то, наверное, мой защитник в суде настаивал бы на том, что я был в аффекте и не отвечал за свои действия. Схватив полуторакилограммовую пластиковую дубину-пресс для изготовления мохито, я метнул ее в своего противника. Он ловко увернулся, а дубина закончила свой полет, сбив с ног милую анорексичную Ванессу, менеджера ресторана.

Уверен, что именно союз наших с Ванессой ангелов-хранителей смягчил силу удара. Она уцелела, а дубина вернулась в меня бумерангом: меня уволили в одночасье. Два с половиной года безукоризненной работы в Avenue, безупречная профессиональная репутация и исключительно положительная характеристика со стороны руководства – все это кануло в Лету в два счета. В эти два мгновения Маньяныч и шмыга резко отрезвели и остановили свою подрывную деятельность. Верно говорят, что тьма может нагнетаться бесконечно, но достаточно небольшого лучика света, чтобы рассеять ее. Резкая вспышка света и внезапное просветление накрыли меня.

Два урока по цене одного. Из этого инцидента я вынес две истины. Первая условно называется «хотите – верьте, хотите – нет». Мы можем верить во что угодно или все отрицать, бравировать своими возможностями, строя карьеру или уныло идти на дно. Но что бы мы ни делали и ни думали, у каждого из нас есть слепая зона, в которой мы не вольны что-то решать. Это место обитания тех, кто присматривает за нами. Они бестелесны и не видны глазу, но мы у них постоянно на виду. Пусть они не помогают в решении бытовых сиюминутностей, но в главном на них можно положиться. Именно ангелы-хранители уберегли меня от необратимых последствий моего импульсивного броска. Я был ослеплен гневом, а они зорко следили за мной, уберегая.

Зрение у них отменное, но различают они только черный и белый цвета. Вот и мы вслед за ними считаем жизнь черно-белой зеброй. Важно одинаково принимать все головокружительные взлеты и позорнейшие падения, потому что все они тщательно спланированы нашими ангелами-хранителями для нашего же развития и только во благо. Сейчас, когда я пишу эти строки и оглядываюсь назад, то понимаю, что благодарить судьбу нужно не только за удачи, но и за ошибки, которые порой дорого нам обходятся. Ошибки и падения болезненны, но именно они делают нас сильнее, мудрее и увереннее в принятии решений. Ошибка оберегает нас от ошибок в будущем. Если мы, конечно, выучили ее урок. Черная полоса – просто еще один шаг на пути непрерывного саморазвития, а не конец света. Как и белая полоса – не залог вечного блаженства.

Увольнение должно было обернуться для меня катастрофой, а на деле оказалось очередным трамплином. В тот момент, когда за мной навсегда захлопнулись двери Avenue, за которыми остались карьера, приятели, враги, амбиции и разочарования, я на самом деле вышел на новую ступень, сам того пока не сознавая. Пусть работы я лишился, но главного у меня было не отнять. Багаж знаний и опыта, пара-тройка весомых дипломов Гильдии барменов и винной школы и три золотых зуба в придачу. Последнее, конечно, не добавляло солидности, но и не портило картину. Я был и остался оригиналом и упертым Тельцом, таким, каким впервые пересек порог Avenue. Свою индивидуальность я не потерял, а, напротив, усилил ее профессионализмом и мастерством. Это давало мне неплохие шансы на трудоустройство в любое заведение премиального сектора. Мне хватило двухнедельной передышки, чтобы прийти в себя и понять, куда плыть дальше.