Текст книги "Прятки со смертью"

Глава 9

Существуют особые, отведенные специально для копов «точки», где твоего имени могут не знать, зато сам ты можешь быть спокоен, что тебя прикроют, потому что за барной стойкой всегда наготове ружье. Винил на передней панели барной стойки местами полопался, освещение скверное, а о кухне лучше сильно не задумываться. Кроме полицейских, в такие места простой люд, разумеется, тоже ходит. Например, пожилые пары с фиксированным доходом, которые выглядят так, будто уже сказали друг другу всё десятки лет назад. Каждый знает, что это безопасное место с надежным стандартным меню и однодолларовыми «счастливыми часами».

Названное Лаурой заведение оказалось недалеко, примерно в миле от «Шератона», в отдельно стоящем старом здании у дороги – из тех немногих в Тусоне, которые еще не снесли ради очередного торгового центра.

Я добралась туда первой и узнала пару помощников из офиса шерифа, правда, вспомнила только имена. Уолли и Клифф оба прекратили жевать свои гамбургеры достаточно надолго, чтобы поднять жирные ладони в приветствии, как сделал и бармен – один из тех жизнерадостных олухов, которые напоминают раскормленного ребенка.

Не теряя из виду бармена, я заняла столик у стены, раскрашенной под кирпичную крошку. Официантка подошла прежде, чем мне удалось отлепить маленькую белую тесемку, скреплявшую салфетку, в которую завернуты приборы. Под тридцать, хотя молодежь, чем я старше, кажется моложе. Фигура легкоатлета, афроамериканка. Живи я по-прежнему в округе Колумбия, последнее можно было бы не уточнять, но в Аризоне не много людей с черным цветом кожи.

Я вполне могла бы дождаться Коулмен, да и спешки никакой не было, но, подняв обе руки и держа их как весы, сказала:

– Водку и лед в разных стаканах.

Общепринятый максимум в коп-барах – два легких пива. Услышав мой заказ, копы обернулись. Проигнорировав их, я обвела взглядом помещение, отметив похвальные грамоты от «Special Olympics» и «Toys for Tots» на дальней стене и дежурную выставку фотографий радостно гримасничающих посетителей. Я чувствовала облегчение оттого, что ушла от Зака и встретилась с кем-то для «полицейского» разговора.

Коулмен, наверное, забронировала самолет, поскольку явилась до того, как я прикончила напиток, так что не оставила шанса заказать вторую порцию без ее ведома. Она села, прислонила черную сумку к ножке стула и взглянула на мой стакан. И хотя я добавила еще немного льда в водку, нужды оправдываться не почувствовала.

«Зафиксировав» мой алкоголь, Коулмен оглядела помещение, других копов и как будто осталась недовольной: то ли класс ей показался низковат, то ли просто не понравилось.

– Так почему же вы все-таки перешли из мошенничества в убойный? Обычно делают наоборот, – спросила я.

– Почувствовала, что должна так поступить, – чуть заметно пожала она плечами и чуть приподняла уголок рта, сопроводив этими жестами свой «неответ».

Для человека, с такой готовностью откликнувшегося на приглашение встретиться, она слишком юлила и смотрела чуть мимо глаз. Под предлогом поскрести пальцами под короткими кудрями, Лаура провела рукой по бледно-розовой родинке на правом виске, словно полагала, что это ее единственный изъян, и хотела его скрыть. Кроме этого моего впечатления, возникло еще и предположение, что в старших классах она была из тех девочек, что ездят на нарядных платформах во время костюмированных шествий.

Вернулась официантка.

– Решили, что еще будете заказывать? – спросила она таким тоном, будто здесь действует норма, сколько раз она должна подходить к столу.

Странно, но, проведя последние два дня в обществе серийного убийцы и расчлененных трупов, ни одна из нас не нашла в себе мужества или сил воспрепятствовать давлению напористой обслуги. Мы уклонились от борьбы и заказали по салату тако. Когда Коулмен закрыла меню, я заметила имя на обложке:

– «Кантина Эмери», – прочла вслух я. – Это ирония?

– Нет, а что? – удивилась официантка.

– Кантина. Эмери. Эмери – такое же мексиканское, как, например… Мойше, – предположила я, чувствуя, как водка стимулирует мою креативность.

– Мексиканская тема – характерный лейтмотив для Юго-Запада, – объяснила она, постаравшись придать лицу серьезность и показав ладонью на бармена. – Это Эмери, владелец. Он венгр. Меня зовут Шери. И я не венгерка.

Упомянутый венгр угодливо согнулся над барной стойкой к полицейскому, который явно находился не на службе и также явно не придерживался правила «двух легких пива». До меня долетело слово «такси».

Я подняла стакан и позвенела остатками льда.

– Шери, а вино у вас есть? – спросила Коулмен.

– Бургундское нормально пойдет после первого бокала, – ответила она.

– Чай со льдом, пожалуйста.

– Да ладно, – возмутилась я. – Попробуйте еще разок.

– Хорошо, светлое пиво. Любой марки.

Шери удалилась выполнять заказ.

– Лейтмотив? – переспросила я не оттого, что заинтересовалась, но чтобы прервать непродолжительное неловкое молчание, которое Коулмен удалось пока заполнить только пристраиванием своего жакета на спинку стула, возней с салфеткой, обернутой вокруг ее приборов, и затем полировкой своих очков этой же салфеткой.

– Все в Тусоне либо получают дипломы, либо пишут книги, – сказала Коулмен и кинула взгляд в дальний угол бара.

Там пристроилась Шери, после того как принесла нам пиво и вторую водку. Она читала вводный курс руководства по криминальному праву, прислонив его к одной из банок с маринованными свиными ножками, которые никто никогда не ест.

– Мне это известно. Я вот о чем: какая разница между лейтмотивом и очевидным мотивом? – приставала я к ней.

– Не знаю, – призналась Коулмен и впервые с момента нашей вчерашней встречи улыбнулась. Однако по-прежнему избегала прямого взгляда. И вновь провела рукой по своей родинке.

Может, у нее неприятности из-за того, что она привлекла меня и Зига без разрешения Моррисона, но Коулмен пока не готова рассказать. Мы побеседовали немного о местном офисе «конторы», о людях, которых обе знали, еще немного выпили, еще немного посплетничали, съели наши салаты, когда их подали, но Коулмен все тянула и не сразу дошла до причины, по которой с такой готовностью согласилась встретиться со мной. Дело было не в моей известности или извинении за ее упущение в следовании протоколу. Она провела четкую границу и хотела, чтобы я была по одну сторону с ней.

– Так что вы думаете о Линче? – Лаура словно пришпилила меня взглядом, пытаясь уловить реакцию, прежде чем я заговорю.

Ощущение, возникшее у меня на месте преступления, рядом с Линчем, вернулось, но я попыталась подавить его и осторожно ответила:

– Самовлюбленный, бесстыжий, омерзительный. Социопат до мозга костей. Хотя я представляла его несколько другим.

– А каково о нем мнение доктора Вайса? Я ознакомилась с данной им характеристикой убийцы по делу «Шоссе-66» в «Психологическом портрете преступника». Он считает, что Линч соответствует ей?

Я почувствовала, что впервые за день улыбаюсь искренне:

– Для полноты впечатления необходимо, чтобы название прозвучало целиком: «Теория и практика составления психологического портрета преступника. Комплексный подход к материалам дела». Зигмунду было бы ужасно приятно узнать, что кто-то читал его.

– Зигмунду? Вы имеете в виду Дэвида?

– Ну конечно Дэвида. Мы давно знаем друг друга, с тех пор как в семидесятых его откомандировали сюда помогать в создании подразделения по изучению поведенческой науки. Зигмундом мы прозвали его в честь Фрейда: знаете, как это бывает, каждый обязательно получает свою кличку.

– Вчера видела, как вы с ним разговаривали. И просто подумала: может, у него есть на этот счет мнение.

Передо мной будто вспыхнул свет. Теперь я поняла, что Коулмен не проинформировала Моррисона не потому, что забыла о процессуальной норме. После увольнения Вайса я оставалась единственной, к кому она могла обратиться, и гадала – почему? Я припала к напитку, изображая спокойствие и одновременно обдумывая ответ. Я не сказала ей, что Зигмунд вообще отказался распространяться на эту тему.

– Не знаю, есть кое-что неожиданное. Для начала мы представляли парня более крепкого, который мог поднять пятьдесят килограммов «мертвого» веса над головой, чтобы затолкать в кабину своей машины. Также я всегда рисовала себе убийцу «Шоссе-66» смышленее, но все, разумеется, на уровне догадок. А почему вы об этом спрашиваете сейчас?

Коулмен сделала глубокий вздох. Ее тело сжалось, словно она ждала, что я немедленно перегнусь через стол и начну ее колошматить. Она запустила руку в сумку и вытащила объемистую папку, которую положила передо мной с такой осторожностью, будто в ней лежала взрывчатка. И наконец выдала:

– Потому что у нас, похоже, самооговор.

Нельзя сорок лет лавировать в политике Бюро, не понимая, что есть что. Желание поддержать коллегу и сочувствие к Коулмен испарились, как только я осознала последствия ее слов. Полное дерьмо – так ей и сказала.

Глава 10

– Так вот зачем вы хитроумно вызвали меня с Вайсом, не получив разрешения своего шефа. Вы ходили к Моррисону, и он не купился. Тогда вы попытались привлечь на свою сторону Вайса, однако он не стал обсуждать дело без присутствия Линча в первую очередь. Теперь, когда Вайс уехал, вы пытаетесь использовать меня – чтобы подстраховаться. Вы и вправду думаете, что можете натянуть на меня эту рубаху?

– Пожалуйста… – начала было она.

Я не стала слушать.

– Хуже всего: вы дали мне позвонить отцу жертвы и сообщить, что мы взяли убийцу. – Я представила Зака Робертсона, каким только что оставила его в номере отеля с ламинированной фотографией его покойного ребенка. Видение распалило ярость, я подалась вперед через узкий стол и понизила голос: – Как вы могли пустить туда отца, как вы могли показывать ему останки дочери, замученной до смерти, сообщить, что наконец взяли убийцу, чтобы на следующий день сказать ему, мол, мы ошиблись, не бери в голову? Есть у вас хоть малейшее понятие о том, через что прошел этот человек и как теперь донести до него нашу «плохую новость»? Не-ет, Флойд Линч – тот самый что ни на есть. Он сделал это.

– Можно вас попросить хотя бы выслушать меня?

Я была склонна продолжить скандал, но не хотела повторяться. Поэтому допила остатки водки пополам с водой и удовлетворила свой гнев яростными взглядами, убрав руки под стол, чтобы никто не видел, как я ковыряю кутикулы. Пару последних лет я чувствовала себя такой умиротворенной, что совсем отвыкла от этой гадости.

Коулмен приняла мое молчание за временную уступку. Она начала с извинений за попытку манипулировать мной, но это-то меня расстроило меньше всего. Затем переключилась на папку с делом «Шоссе-66» и открыла страницу с двумя колонками: в левой – психологический портрет серийного убийцы, составленный Зигмундом, а в правой – психологический портрет Флойда Линча.

– Лично я насчитала девятнадцать пунктов. Как образец использовала таблицу Дэвида Вайса и нашла девятнадцать несовпадений.

Я взяла у нее папку, пробежала глазами страницу и увидела несколько характерных черт, которые уже подметила в Линче.

– Ладно, он не настолько психически крепок, как мы полагали. Он не столь хорошо организованный и не очень четко умеет выражать свои мысли, как нам представлялось. Подумаешь, немного не угадали. Не всегда попадаешь в точку. – Я бросила папку на стол. – К тому же Вайс в своей книге сам говорит, что психологические портреты не основание для обвинений. Только факты. А фактов у нас полно. Линч хранил журналы со всеми подробностями. Он привел нас к телу Джессики.

– Все это я знаю. – Коулмен чуть поежилась.

– Сперма на ее теле совпадает с его. Он возил в своей машине жертву, убитую таким же способом, с таким же посмертным расчленением. Он знает об ушах и знает, что это была скрываемая нами информация. Никто, кроме работавших по делу, не знал об этих ушах.

Коулмен выглядела так, будто сейчас метнется через стол, чтобы физически заставить меня заткнуться.

– Он не знает, где уши, – сказала она.

– Что?

– Помните мысль Вайса о важности «трофеев» и «сувениров», насколько они ценны для убийцы? Флойд Линч не смог сообщить мне, где хранит уши. Сказал: забыл.

На секунду я задумалась и выдала «аргумент»:

– Он просто не хочет говорить вам.

– А все остальное захотел?

– Ему надо сохранить их для себя навеки. Даже если отправится за решетку до конца своих дней, он всегда будет помнить, где уши.

– Именно так они все и отреагировали, когда я рассказала им. Моррисон, прокурор Адамс Вэнс, даже Роял.

– Роял?..

Я застала Коулмен врасплох. Зигмунд был прав. Ради ее же блага я надеялась, она никогда не будет пытаться интриговать и блефовать. Она чуть запнулась:

– Хьюз… государственный защитник. – Спустя мгновение Лаура пришла в себя и продолжила: – Все сказали, что это маленький пунктик в огромной массе чертовых фактов. Они все так хотели этого задержания. Общественный резонанс колоссальный, директор лично позвонил поздравить Моррисона, так что он теперь не отступится. Помните, это ведь Бюро организовало комиссию по поимке «шоссейного» серийного убийцы несколько лет назад.

– Короче говоря, вы надеетесь, что вашу работу сделаю за вас я. Вам бы набраться храбрости и заставить Моррисона назначить дополнительное расследование. Как положено по протоколу.

Услышав последнее, Коулмен отвела глаза, но не сдалась:

– Послушайте, мы нашли тело Джессики. Что касается мистера Робертсона, это самое главное, не правда ли? Вот почему он был здесь – потому что настаивал на том, чтобы взглянуть своими глазами.

– Дорогая, вам, по-моему, лучше вернуться к своему прежнему занятию – борьбе с мошенничеством.

– Пожалуйста, не называйте меня «дорогая», я не заслуживаю этой снисходительности.

А по-моему, заслуживает. Я пропустила мимо ушей ее просьбу и продолжила:

– Конечно, мы с уважением отнеслись к желанию Зака видеть тело Джессики. Но дело в том, что этому желанию уже семь лет, так же как и жажде справедливости. Очень плохо, что Линч планирует избежать смертного приговора. Хуже уже быть не может, и все потому, что у вас не хватило мужества продавить верное, по-вашему, дело.

– Принести вам еще что-нибудь?

Коулмен и я одновременно рывком выпрямились, услышав голос: мы забыли, что сидим в ресторане. Не знаю, как долго уже Шери стояла рядом. Мы нахлобучили улыбки, которые, с точки зрения официантки, скорее напоминали злобные гримасы.

– Нет, счет, пожалуйста, – сказала я.

Шери собрала тарелки и удалилась.

– Вы не лучше Моррисона, – бросила Коулмен, скрестив руки и глядя на меня так, будто это худшее обвинение в ее арсенале.

– Чушь! – Единственное, что мне пришло на ум в этот момент.

Однако Коулмен это не прошибло.

– Так как все же насчет Флойда Линча? Что, если он невиновен в убийствах на Шоссе шестьдесят шесть?

– Невиновен? Коулмен… Он трахает мумий.

Все в помещении оглянулись на нас, и я поняла, что невольно перешла на «уличный» голос.

– Нет ни одного реального свидетельства того, что он убийца, а не элементарно нашел это тело. Мы не можем доказать, что он убил ту женщину из его грузовика. И вы собираетесь сажать за решетку на всю жизнь человека за надругательство над трупом? Само по себе омерзительное занятие, но это не является преступлением, караемым смертной казнью, – тихо договорила Коулмен.

Она была права. Людей осуждают на срок за преступления, а не за их натуру. В своей карьере мне приходилось говорить нечто подобное не один раз. Я смотрела на осанку Лауры, которую она умудрялась сохранять прямой, даже когда склонялась над столом, и ее натурально вьющиеся волосы, и ее профессионально скромные очки – и задавалась вопросом: а что, если проведенный ею анализ дела демонстрирует такое же совершенство, то же внимание к деталям?

– Вы принуждали его? Снабжали информацией? – спросила я.

– Клянусь, нет. Моррисон хотел, чтобы все шло правильно, поэтому мы делали видеозаписи всех допросов. Проверьте.

– Тогда, как думаете, почему он сознался? – Опыт подсказывал, что всякий раз такое происходит по какой-то чертовски убедительной причине.

– Этого я пока не знаю, – вздохнула Коулмен.

– А вы его спрашивали?

Пока я задавала вопросы, она снова расслабилась и огрызаться как будто не собиралась.

– Линч придерживается своей версии и, похоже, знает все детали. И, черт возьми, кажется, заучил роль наизусть. Все здесь. – Она похлопала по папке с материалами дела, вновь чуть сдвигая ее в мою сторону кончиком пальца с отличным маникюром, который она уж точно никогда не грызла. – Это не полный набор материалов по делу об убийствах, а только то, что, по моему мнению, важно для моих исследований. Пожалуйста, посмотрите… – Она сделала паузу, задержав на мне взгляд, и продолжила: – Особенно вот это видео. – Коулмен раскрыла папку и показала конверт с DVD, прилепленный к обложке изнутри. – Эта часть допроса не идет у меня из головы. Просмотрите ее, прежде чем пошлете меня подальше.

Я чуть затянула паузу, и Коулмен – ее самоуверенность как будто возвращалась – сказала:

– Понимаю, вы меня не знаете, а прошу я многого. Но даже если вам плевать на то, что пожизненное получит не тот человек, попробуйте взглянуть на все вот так. Если убийства «Шоссе-66» не дело рук Линча, значит убийца все еще на свободе. – Коулмен снова подалась через стол ко мне. Будь у меня лацканы, она бы, наверное, вцепилась в них. – Неужели вы не видите, ведь Линч отлично разбирается в деталях дела. Если убивал не он, то, уверена, он знает того, кто на самом деле убил Джессику Робертсон. Того, кто в любой момент может снова начать убивать.

Если так, она права абсолютно, и это мне категорически не нравилось. У меня оставалось одно возражение.

– А вы понимаете, что мое участие не преимущество? Разве вы не в курсе, что нас с Моррисоном объединяет только взаимная неприязнь?

Коулмен проигнорировала вопросы, зато по ее лицу сейчас стало заметно, как давит на нее бремя, которое она на себя взвалила.

– Агент Куинн, я так хотела, чтобы Флойд Линч оказался убийцей «Шоссе-66». Я хочу этого, как, наверное, никто другой. Это прекрасным образом сказалось бы на моей карьере – быть одной из тех, кто допрашивал его. Но я просто не в состоянии выкинуть из головы выражение лица Линча, когда я спросила его, где уши. Передо мной оказался абсолютно другой человек. Скорее жалкий, чем страдающий психопатией. Я полночи думала об этом. Это как… Скажем, есть условная тонна улик, свидетельствующих против него, и есть одна-единственная – она-то и не дает мне покоя, заставляя сомневаться в его виновности. Я готова на все, чтобы узнать правду, и это меня даже немного бесит. С вами когда-нибудь бывало такое?

Я не ответила, и Коулмен приняла молчание за утвердительный ответ.

– Все, о чем я прошу, – это ваше экспертное мнение: стоит ли оставлять дело открытым. Больше ничего. Если вы сочтете, что я права, я найду недостающие доказательства и как-нибудь свяжу их с делом, заставлю Линча отречься до того, как он официально признает себя виновным, – пусть пока не знаю как. – Она попыталась сурово взглянуть на меня, но глаза снова скользнули в сторону. – Ну а если вы скажете, что у меня просто ум за разум заходит… Что ж, по крайней мере, пойду высплюсь.

– У вас немного времени. Несколько дней?

Коулмен кивнула и подтолкнула папку ко мне:

– Обещайте, что не примете решения, пока не просмотрите видео?

Притягательность неизвестного оказалась слишком сильной, чтобы отказаться. Я убрала папку в сумку и сказала, что через пару дней позвоню. Хорошо, хорошо, завтра.

Глава 11

Всю дорогу обратно к Каталине я думала о минувшем дне, о том, как Зак прятал свое горе и как стоял над высохшим трупом Джессики. И как все то, что могло проясниться в баре, разбередило старые раны, которые, я надеялась, уже затянулись. Мои чувства за последние несколько дней оказались сильно разворошены.

Карло, наверное, понял, что я поглощена мыслями, и предложил съездить в ресторан «Бабз граб» за ребрышками. Мне не хотелось говорить ему о Коулмен и о том, что уже перекусила салатом тако, потому я повернула поток мыслей в направлении кухни, решив вплотную заняться готовкой. Это мне по силам. В годы службы я питалась почти исключительно фастфудом, но стряпать научилась легко, как только меня осенило, что спагетти и кетчуп изготавливают отдельно.

Я приготовила салат с креветками, грецким орехом, сушеной клюквой и тертым голубым сыром. Порцию Карло сделала много больше моей. Мы сели есть перед телевизором, о чем впоследствии я пожалела. Посмотрели часть программы по каналу «История» об этрусках, что, будь я одна, никогда не стала бы смотреть, но мне было почти интересно. Затем Карло начал щелкать пультом – может, Карло и гений, но он все еще мальчишка – и остановился на бегущей строке местных новостей. «Тринадцатилетний „глухарь“ раскрыт в Тусоне, Аризона. Задержанный сознается в серии странных убийств».

Черт.

– Хочешь ананасового шербета? – спросила я.

– Сейчас принесу, погоди минутку, досмотрю, – сказал Карло.

Вот оно, включая выпендривание Моррисона, принимающего вопросы прессы, его ответы, мне уже известные. Похищенные девушки. Мучения. Смерть. Мумии в грузовиках. Докладывала Белинда Мелой, местная журналистка, настолько похожая на Робин Миде[10]10
  Журналистка и телеведущая шоу «Утро с Робин Миде».


[Закрыть], насколько это возможно без клонирования.

– Ты заметил, в последнее время наряды женщин-телеведущих становятся все более откровенными? – попыталась я отвлечь мужа. – Эта вся в блестках штучка напоминает ту, что я надевала на коктейль.

– Флойда Линча арестовало управление шерифа округа Пима, – сообщала Белинда, – в семидесяти пяти милях к северу от Ногалеса на Шоссе девятнадцать. Почти три недели назад в ходе обычной проверки его остановили сотрудники пограничной полицейской службы. С того времени Флойд Линч признался в восьми убийствах молодых женщин. – Она повернулась, и камера пошла в сторону. – Ответственный специальный агент тусонского отдела ФБР Роджер Моррисон.

Моррисон сверкнул глазами, мол, хотелось бы прочистить горло, но времени для этого нет.

– Белинда, благодарю вас. Специальная комиссия ФБР по насильственным преступлениям отмечает четкую работу наших агентов, действовавших в тесном сотрудничестве с окружными правоохранительными органами по делу серийного убийцы, орудовавшего на магистрали, в сотрудничестве, которое привело к аресту Флойда Линча. К членам Специальной комиссии ФБР по насильственным преступлениям и группе расследования серийных убийств на магистрали присоединяются и Управление шерифа округа Пимы, Управление полиции Тусона и ФБР. Это так называемое глухое дело приблизительно двенадцатилетней давности теперь официально закрыто.

После тщательно подготовленного заявления Моррисона репортаж Белинды завершился появлением моей фотографии как агента, все эти годы безуспешно проводившего расследование дела. Теперь у них не было проблем с показом моего лица, поскольку я больше не секретный агент. Этот снимок был сделан на торжестве по случаю моего выхода в отставку.

– Смотри, это ж ты, – удивился Карло.

– Что это, гром?

Атмосферные явления – всегда верное средство отвлечения внимания в краю, где ежегодное количество осадков измеряется миллиметрами.

Карло покосился на меня. Я сидела в кресле, которое покупала себе Джейн.

– Вот куда ты вчера ездила, – проговорил он, когда камера с вертолета службы новостей показывала брошенную машину.

– Перфессер, ерунда все это. Макс просто попросил меня помочь увязать кое-какие факты и высказать свое мнение по старому делу. Я устала. Давай не будем об этом.

Реакцией была приподнятая бровь, но вопросов не последовало. Мы посмотрели серию «Закон и порядок», потому что Карло любит, когда я рассказываю ему, где в сюжете ошибки. Затем он предложил:

– О’Хари, пойдем выгуляем мопсов. – Он называет меня О’Хари (сокращенно от Мата О’Хари), потому что я ирландка и у меня загадочное прошлое, а я не возражаю против его легкой иронии.

Мы взяли каждый по мопсу, пристегнули поводки, захватили мешки для какашек и отправились вокруг квартала. Свет долгого дня едва начал тускнеть. Я ознакомила его с теми почти не существенными темами, которые являются составляющими брака. Ехать ли на крещение его внучатой племянницы в Де-Мойн? Нет. Насколько забор задней части сада нуждается в покраске «Руст-олеумом»? Да. Можно считать мимолетные брызги сегодня днем дождем? Нет, черт побери. Это все нормально и буднично.

Когда мы вернулись, на моем телефоне дожидалось текстовое сообщение от Коулмен. Она спрашивала, смотрела ли я видео. Выглядело оно так: «Смтр вид?»

«Не доставайте», – с трудом напечатала я ответ, еще не освоив сокращения.

Затем, поскольку телефон оставался в моей руке, созвонилась с Заком. Гляжу кино, сказал он. Нет, еще не решил, когда поеду домой.

Я глянула в черное окно на купленную Джейн статую святого Франциска в полный рост, сидевшего на скамейке рядом с купальней для птиц, а за ней – на уже темнеющий силуэт Маунт-Леммон: ее вид в прошлом успокоил мою душу. Из нашего окна не была видна дорога, по которой мы поднимались на северный склон. В то же время гора заставила меня представить мумии в брошенных машинах, и отныне всякий раз так оно и будет.

Стряхнув эту мысль, я соблазнила Карло пойти спать пораньше и тем самым предотвратила продолжение расспросов. Мною невозможно манипулировать. Должна признаться, есть что-то в криминальных происшествиях, некий оттенок печали, что делает меня игривой. Карло все еще поглядывал на меня с невысказанными вопросами, но через несколько мгновений воодушевился.

Позже, прислушиваясь к сопящему во сне мужу, я подумала: надо бы встать и сходить просмотреть то видео. Потом я услышала голос сестры Марии Терезы на уроке религии в моем четвертом классе: «Довольно для каждого дня своей заботы». Когда тебе десять лет, не так важно, сколько было забот и были ли они вообще. Но сегодня я поняла сестру Марию Терезу. В этот день забот было достаточно. А видео может обождать до раннего утра – утром мой дух вполне крепок, чтобы противостоять тому, что увижу на этой записи. Я встала, приняла таблетку снотворного, дабы придержать поток мыслей, и отправилась спать.