Текст книги "Прятки со смертью"

Глава 12

В приличный утренний час я набрала мобильный Зака и оставила сообщение. Ответа не получила и, решив, что его мобильный не в порядке, позвонила в номер гостиницы, затем – на ресепшен, и мне сообщили, что он не выписался. Неотвязная мысль, стоит ли рассказать Заку, что Флойд Линч, возможно, не убийца, и Карло, продолжавший странно на меня поглядывать, нервировали меня.

Но я так и не нашла в себе сил посмотреть видео. Как это объяснить? Например, как ощущать опухоль, которая, скорее всего, пустяковая, но не чувствовать готовности показать ее доктору.

Карло вышел зачищать и красить забор заднего двора, а я отправилась в спортзал и поработала со свободными весами, но упражнений мне показалось недостаточно.

Это был тот самый день, когда я решила спуститься к старому руслу поискать камушки и проветрить голову, хотя жара стояла африканская. И позволила насильнику-убийце затащить себя в его фургон.

Я вытянула из стойки для зонтиков свою тросточку для ходьбы, которую брала с собой, когда мы ездили на Маунт-Леммон искать мумии. Я не то чтобы хилая, просто трость нужна для равновесия и защиты от изредка встречавшихся ядовитых змей – гремучников. В свой пыльный рюкзак я положила бутылку с водой и садовые перчатки. Мобильный сунула в боковой карман свободных штанов. И направилась вниз по Голдер-Ранч-роуд к сухому руслу Каньяда-дель-Оро-Уош, что тянулось под мостом.

Есть у меня личный сигнал тревоги, который в моменты опасности частенько выручал: дергающийся сбоку на шее нерв. Не знаю, почему он не задергался, когда я заметила на мосту белый фургон, старый и грязный, и его водителя, высунувшегося из окна и смотревшего вниз на сухое русло реки. Может, садилась моя внутренняя аварийная батарейка.

Бог с ней, с интуицией, но мне следовало сразу обратить внимание на нарушение правил: парковка на мосту запрещена. Я же спокойно поставила рюкзак у скелета дерева, принесенного водой давным-давно, когда реки еще были полноводными. Натянула садовые перчатки и начала тыкать в камни тросточкой, время от времени подбирая симпатичные осколки кварца или инкрустированного слюдой гранита, чтобы сложить в рюкзак.

Фургон привлек мое внимание снова, когда медленно поехал вниз по утрамбованной грунтовке с широкой дороги, бегущей недалеко от русла. Пока я делала вид, что ищу камни, он сделал разворот в три приема и стал так, чтобы проще было уехать отсюда вверх по крутому склону. Пока что никаких жутких подозрений – место не назовешь глухим, здесь народ иногда дрессирует собак.

Однако человек, вылезший с водительского сиденья, не был похож на типаж «брось-палку-пусть-собака-бежит». Вот тогда подал сигнал тревоги нерв на шее, но я продолжала вести себя так, словно меня занимают только камни, и подмечала, как незнакомец открыл задние двери фургона, что-то там приготовил – мне не было видно – и прикрыл их, не захлопывая. Затем повернулся и стал наблюдать за мной.

Глянув на номерной знак машины, чтобы на всякий случай запомнить, я перевела взгляд на мокрый песок под ногами и продолжила тыкать тросточкой там и здесь и выкапывать камни помельче. Но я почувствовала, когда он начал движение, легко спустился вниз по берегу сухого русла, делая вид, что просто глазеет вокруг, но неумолимо подходя все ближе и ближе.

Еще один нервный узел угнездился под ложечкой – тот, что давно не давал о себе знать. В такую ситуацию, как сейчас, я не попадала уже много лет и, честно говоря, испугалась. Затем повернулась к нему, потому что бояться было слишком поздно.

Противник стоял в трех метрах. Около ста восьмидесяти сантиметров ростом, приблизительно шестьдесят килограммов, худощавый, движения резкие, порывистые, глаза с покрасневшими веками и угреватая кожа свидетельствовали о хроническом злоупотреблении спиртным. Прямые волосы не столько длинные, сколько давно не стриженные. Чуть за тридцать. Рубашка без рукавов с надписью «Университет Аризоны», бечевка на шее, оранжевые нейлоновые шорты с отделкой, когда-то белой. Без трусов. Зеленые шлёпки с потрескавшейся резиной вокруг пальцев от привычки сгибать подошву вперед-назад, как он делал сейчас. Но самым заметным и впечатляющим, хуже, чем эрекция, по которой я поняла, что он не денег просить шел ко мне, была полоска скотча, прилепленная к его рубашке спереди.

Я приготовилась к его следующему шагу, которым стала бессмысленная беседа о геологии, – он надеялся раскрепостить меня. Пока она продолжалась, я прикинула свои возможности:

1. Удирать со всех ног и уповать на то, что не поймает.

2. Обезвредить прямо здесь и вызвать копов.

3. Установить его личность.

Надо было выбрать второй пункт. Какого черта я еще раздумывала? Может, все дело в том моменте, когда он потянул за бечевку на шее и вытащил из-за выреза футболки упакованный в фольгу презерватив? Вот это и взбесило. Потому, когда он сделал шаг вперед и выбил из моей руки камень, я решила перейти к пункту три: попытаться выяснить, сколько раз он проделывал это раньше и где спрятаны тела, прежде чем он заручится поддержкой адвоката. Видите, я не просто струсила, в моих действиях присутствовала кое-какая логика.

Я позволила ему выкрутить мне руку за спину, залепить рот полоской скотча и заставить идти к фургону с приложением достаточных усилий, чтобы сопротивление выглядело правдоподобным. Уже внутри машины я перевела дух и поразмыслила, не сделала ли какой глупости. По пути в фургон мне представилась возможность оценить его физические данные и сопоставить с моими, и сравнение мне не понравилось. Плюс мне, похоже, светило что-то вроде драки в телефонной будке.

Но тренировки с Бакстером сделали свое дело. Насильник схватился за трость, которую я держала перед собой на вытянутой руке, словно защищалась от рычащей собаки, и порезал руку лезвием, встроенным снизу. Когда он пришел в себя от неожиданности и кинулся, я была настолько сконцентрирована, что чувствовала движение воздуха. Резко увернулась, и он врезался в стенку фургона. Я поворачивалась быстрее, чем он ожидал, выигрывая время и пространство для того, чтобы использовать трость как можно эффективнее.

Он откатился к тому борту, у которого были сложены инструменты, и выхватил плоскогубцы. Если удачно швырнет – мне конец.

Мое лезвие сработало раньше, чем он смог как следует взяться за плоскогубцы: я зацепила инструмент в месте соединения и выдернула у него. Настал его черед остановиться и перевести дыхание. К несчастью для меня, когда мы оба перестали двигаться, он по-прежнему блокировал дверь.

– «Мы все ходим круг за кругом, и конца тому не видно», – пробурчал он слова какой-то песни, затем пососал ладонь, и мне показалось, что его глаза на мгновение потеряли фокус, будто его вдруг заворожил вкус крови.

Я заговорила и поняла, что скотч все еще свисает с уголка моего рта. Дернула за край и поморщилась от боли, когда лента неохотно отлепилась от моей щеки. Я пришлепнула ее липкой стороной к металлическому борту, затем потянулась и нащупала пальцами завиток моих белых волос, разметавшихся, когда в борьбе на берегу слетела шляпа. Застать его врасплох, выудить хоть какую информацию.

– Тебя они привлекают, да? Нравятся женщины в возрасте?

– Вообще-то, ты немного молода для меня, – ответил он, сгорбившись и раскачиваясь. – Но в этот раз все по-другому.

– А какого возраста тебе нравятся? – спросила я, тоже чуть покачиваясь, чтобы не затекли мышцы в тесном фургоне.

– Достаточно старые, чтобы, когда они исчезают, не объявляли в «Эмбер алерт»[11]11
  «Эмбер алерт» (AMBER Alert) – сокращение от America’s Missing: Broadcasting Emergency Response Alert. В некоторых странах система оповещения о пропаже людей, а также система распространения информационных бюллетеней, выданных на подозреваемых в похищении людей.


[Закрыть] и не клеили их фотки на пакеты молока. Женщины, по которым никто не будет скучать.

– Рассказываешь кому-нибудь, чем занимаешься? – вела я игру.

Он покачал головой как будто с сожалением:

– В последнее время нет, если не считать Интернета. Но там никто всерьез не воспринимает. Все верят в основном всяким бредням. – Он открыл рот, чтобы продолжить, но захлопнул его.

Значит, мой черед.

– Как ты делаешь это?

– Ты что, правда хочешь знать?

– Конечно.

Он присвистнул, будто этот случай действительно отличался от предыдущих. Мое признание сделало его словоохотливым.

– Ну, у каждого свои мульки… Я, например, могу пустить немного крови, ты видела ее на полу, но обычно так не делаю. Вместо этого я ломаю кости.

– Ты ломаешь им кости. Звучит знакомо.

– Не может быть. Я единственный, кто так делает. Это мой «автограф».

– Уникальный, – подбодрила его я.

– Целиком и полностью. А ты, оказывается, смелая старая шлюшка. Похоже, я сегодня повеселюсь круче, чем думал.

– Ты, кстати, здорово здесь все оборудовал для этого.

– Ага. Сказать, как я называю свой фургон?

– Ну-ка.

– «Визги на колесах», – засмеялся он.

Он был нетипично словоохотлив для серийного убийцы, словно ему доставляло удовольствие делиться своими секретами.

Я улыбнулась, якобы впечатленная его остроумием.

– Мог бы управиться со мной прямо здесь, и никто бы не узнал.

Он покачал головой, принял позу поудобнее.

– Блин, нет, слишком рискованно. Я… Погоди… ты решила, я тупой. Даже не думай, что выберешься отсюда. Это ты идиотка.

– Может, ты и прав. Но почему ты так уверен?

– Во-первых, мы все еще в моем фургоне, а во-вторых, я крупнее тебя, хоть ты и порезала меня бритвой.

Пока он говорил, я начала вращать трость с лезвием одной рукой, в то время как вторая – пальцы вверх, большой палец оттопырен. Высота кузова была достаточной для меня, чтобы подняться на одно колено, продолжая крутить лезвие медленно и плавно. Вращение позволило мне сфокусироваться на точке, в которой я могла ощутить плотность воздуха между нами. Я отсчитывала секунды, одновременно прикидывая, как получше обездвижить его. Отвлеку внимание одним или двумя незначительными порезами и затем сломаю ключицу.

Мужчина наблюдал за мной. Заботливо вытерев ладонь о нейлоновые шорты, он сказал:

– Эй, это похоже на движения ниндзя. Врубаешься? Ниндзя-старушенция, ха!

– Я тебе сейчас покажу старушенцию, – прошипела я и метнулась вперед.

Клянусь, я не хотела этого, но он поднялся в тот же момент, и лезвие полоснуло его не в той точке на бедре, в которую я целилась. С любопытством уличного зеваки он смотрел, как артериальная струя выдала добрых пятнадцать сантиметров и мгновенно залила желобки в полу.

– О черт! – вырвалось у меня.

– Помоги мне… – простонал он, откинулся спиной на дверь и отключился.

– Я что, похожа на парамедика? – заорала я в пустоту, но швырнула тело навзничь, сорвала с его шеи бечевку, стряхнула презерватив и сделала жгут вокруг бедра выше раны.

В садовых перчатках было непросто завязать узел, но инстинкт помогал мне. С некоторым усилием я перекатила его на спину и села, скрестив ноги, рядом на занавеску от душа, чтобы не запачкаться кровью, образовавшей лужу на полу.

Он приходил в себя медленно, живой, но слишком слабый от резкого падения давления. Однако у меня не было времени для оказания экстренной медицинской помощи пострадавшему. Вместо этого я сломала ему мизинец, и он дернулся назад с воплем.

– Что, больно? – поинтересовалась я. – А теперь слушай. Я случайно порезала тебе бедренную артерию. Можешь не смотреть. Я наложила на ногу жгут, чтобы замедлить кровопотерю, но саму артерию не перетянула. – Взглянула на свои часы и продолжила: – Через тридцать минут ты в любом случае умрешь. А теперь рассказывай, где ты прятал тела.

– Я же умираю от потери крови.

– Умираешь. Только медленно. Говори, где тела.

– Там, на верхней полке, есть набор для шитья.

– Сначала побеседуем, потом я помогу тебе сохранить ногу. Я знаю как, но ты должен поработать со мной.

– Тебя засудят за это.

Я подумала, что он, возможно, прав, только ему это знать не обязательно.

– Это самозащита. В худшем варианте убийство, совершенное случайно в результате неправомерного действия. Скажи, где тела.

– А я заявлю, что это ты на меня напала.

– Посмотри на себя. А потом на меня. – (Он застонал.) – Я начинаю злиться, а ты умираешь. Довольно бестолковая трата времени. Быстро говори, куда выбросил тела, трахальщик чертов.

– Тела… – Он помедлил, будто соображая, что сказать. Затем начал что-то ныть, и я подалась вперед, достаточно, чтобы с отвращением почуять кислый запах выдохшегося пива и услышать что-то вроде: – Ты покойница…

Это было довольно самонадеянно для человека в его положении. Но оказалось, это я переоценила его немощь и зря расслабилась. Он качнулся влево и боднул меня головой так, что из глаз полетели искры. Пока я приходила в себя, он перекатился, придавил меня своим весом, но на большее его не хватило: потерявшим от ранения силу рукам удержать меня не удалось. Зубами – единственным оставшимся у него оружием – он вцепился мне в плечо. Я завизжала, но была прижата к стене со скрещенными ногами, не в состоянии ни отшвырнуть его, ни отпрянуть в сторону. Жесткий деним моей рубашки не продержится долго, и тогда он прокусит мне кожу. Надо было что-то предпринять, но боль отвлекала, поскольку он, как коралловый аспид, впивался все сильнее и сильнее.

Мысленно уже подсчитывая цену моего деяния и оплакивая потерю мира и покоя, обретенных в пустыне, я горестно застонала, прогнулась и потянулась вниз, к его ногам.

Я позволила себе только одно слово шепотом «чертпобери», затем задержала дыхание, крепко закрыла глаза и рот в ожидании струи крови и стащила с его ноги жгут.

Вот и снова я это сделала, позже пришла мысль. Только на этот раз у меня не было даже именного жетона. Дерьмо!

Глава 13

Что заставило меня ухватиться за этот шанс? Допрашивать его до того, как он получит поддержку и защиту правосудия, – моя логика растворилась в запахе теплой крови. Логика. Все верно, я пыталась выяснить, куда он девал тела. Или было в этом еще и немножко желания убедиться в том, что я по-прежнему физически достаточно сильна и в состоянии свалить такого парня без посторонней помощи?

У меня будет много времени поразмышлять об этом. А сейчас я отползла в дальний конец фургона, где меня не могла достать кровь, все еще бегущая по канавкам ребристого пола, и позволила себе очухаться от шока средней тяжести, сконцентрироваться на дыхании и унять сердцебиение. Пользуясь тем, что рядом с машиной нет ни души, я завопила так громко, как только могла, и это немного успокоило. А затем наступило время заняться музыкой. Ненавижу музыку.

Сняв для начала напитавшиеся кровью садовые перчатки и подцепив за край топа комбинезон, я отстегнула боковой карман и вытащила мобильный телефон. Было очень важно держаться невозмутимой и контролирующей ситуацию, как будто я по-прежнему профессионал. Я прочистила горло и несколько раз прорепетировала: «Привет, Макс. Это Бриджид Куинн. Привет, Макс. Это Бриджид Куинн», пока наконец смогла говорить без запинок. Номер Макса был в памяти телефона, и мой дрожащий большой палец завис над кнопкой «Вызов», – я все еще прикидывала, в каком свете все это представлю.

Затем подумала, может, не звонить Максу, а лучше сначала известить Карло. Объяснить все ему прямо сразу, прежде чем кто-то другой создаст у него неверное впечатление о том, что здесь случилось. Я продолжала медлить, скованная видением мужа, спускающегося к сухому руслу и обнаруживающего меня залитой кровью.

Нет, так нельзя. Может, лучше будет незаметно проскользнуть домой, отмыться и затем, уже без всякой крови, разумно и спокойно изложить, что произошло в процессе самозащиты.

И опять я медлила.

Пока я сидела в фургоне, не сводя глаз с мерзкого трупа, вспомнила момент, когда Пол, под виолончель и трюфельное масло, разглядев фотографию с места преступления, сообщил мне о том, что даже мысль о моем существовании на этом свете ему невыносима.

Я уверена, есть люди, испытавшие в жизни свой Момент. До него ты был одним человеком. Затем в кабинете врача, или дома, или на работе – не важно где – кто-то, кому ты всегда доверял, входит и выдает что-то вроде бесцеремонного комментария. Никто и не заметит, но тебя он ранит в самое сердце, лишая душевного равновесия, убивая того, прежнего человека. Думаешь, что ты сильный, и не подозреваешь, насколько хрупок, пока тебя не разобьют. Происходит это так легко и так быстро… Пол был для меня одним из таких Моментов. Этот стал другим, и после него уже ничто не могло объяснить или оправдать, что я наделала.

C тупой болью в животе я подумала о Карло и о том, что просто не выживу, если исчезнет единственный лучик счастья в моей жизни. Я слишком долго его ждала и не избавлюсь от него так, как в прошлом гнала любого штатского. Если я потеряю мужа, то перестану существовать сама. Будет намного проще не говорить Карло или кому-либо еще обо всем.

А что, если сказать, будто просто запаниковала? И слегка… спятила. Я оторвала взгляд от тела, захлопнула телефон, который выдал такой же мягкий щелчок, как закрывающаяся дверь, и опустила его назад в карман.

И ввязалась в игру, которая, не исключено, стала глупейшей ошибкой в моей жизни.

Я обдумала возможности, остановилась на трех, сделала выбор. Разработала план.

Этап первый. Раскрыла двери фургона, выглянула наружу. После тусклого салона фургона отраженный песком свет ударил по глазам. Затем вернулось в фокус высохшее русло. Я выскочила, распрямила спину и достала литровую бутыль воды из своего рюкзака. Сняла перчатки и бросила их на песок. Отмыла с лица кровь, затем полила рубашку, размазав по ней кровь равномерно, чтобы она выглядела не темнее джинсовой ткани. Сделала все это не на песке, а в низком кустарнике под мостом. Надо спрятать следы на случай, если будут проводить тщательный осмотр места происшествия. Подобрав шляпу, убрала под нее окровавленные волосы. Не нужно было фотокамеры, чтобы знать: если кто-то сейчас наблюдает за мной, по крайней мере издалека, то видит просто испачкавшуюся женщину, разморенную жарой.

По мосту прошла машина, направляясь на запад. Достаточно быстро.

Этап второй. Я снова надела садовые перчатки, забралась в фургон, собираясь обыскать тело на предмет ключей, но мне повезло. Он оставил их в замке зажигания, чтобы удрать как можно скорее. Я проверила мост – нет ли гостей, и отделение для перчаток – нет ли бумажника, страховки, регистрационного свидетельства машины, чего-нибудь, что помогло бы установить его личность и породить вопросы. Все, что я нашла, – это конверт из плотной, желтоватой бумаги, двадцать на двадцать пять, провалившийся между водительским сиденьем и консолью переключения передач. Я бросила его на землю у фургона, чтобы на него случайно не попала кровь.

Вернулась к задней части фургона и открыла дверцу маленького шкафчика, прикрученного к стенке. Среди прочего хлама мне попалась розовая коробка «Кукла Барби», о принадлежности которой я старалась не думать, и канцелярский нож. То, что надо. Выдвинув лезвие, макнула в кровь, сделала несколько пробных порезов на запястьях трупа и бросила его рядом с телом, будто бы он сам себе вскрыл артерию.

Я едва не забыла свою тросточку, лежавшую в одном из желобов, но на необработанном дереве пятна крови теперь так и останутся.

Помня о том, что каждая секунда для меня – упущенный шанс, я тщательно огляделась в поисках любых доказательств моего пребывания здесь. Как будто все чисто.

Этап третий. Забралась на водительское сиденье и внимательно посмотрела вокруг, не наблюдает ли кто за мной. Убедившись, что берег пуст, запустила двигатель и вывела фургон на грунтовку, бежавшую по краю берега. К счастью, русло и дорога резко поворачивали влево, и я ехала вдоль изгиба, пока не убедилась, что машину теперь не будет видно с моста, у которого, как известно, я обычно собираю камни. Повезло еще и в том, что здесь берег реки был высок и обрывист.

Я осторожно подвела фургон вплотную к краю обрыва, где виднелся просвет между мескитовыми деревьями, которые упорно цеплялись за почву, несмотря на эрозию песка под ними. Когда же почувствовала, что колеса с водительской стороны начали опасно провисать, то, не выключая скорости, дернула ручной тормоз, перелезла через консоль и выбралась через пассажирскую дверь. На левом берегу реки было бы сподручнее: я смогла бы надавить на газ тростью. Вместо этого отпустила тормоз, толкнула открытую пассажирскую дверь и мысленно помолилась за силу, которая мне понадобится, и за то, чтобы фургон не только полетел вниз, но и опрокинулся: кувыркание машины при падении объяснит состояние трупа.

Сработало. Минивэн пролетел около двух с половиной метров до русла реки и перевернулся так, что к моменту удара о мягкий песок оказался на крыше; двигатель продолжал урчать. Сдерживая дыхание и биение сердца, я стояла достаточно долго, прислушиваясь, не заметил ли кто из случайных свидетелей происшествие и не бежит ли с криками к сухому руслу. Не было слышно ни звука, кроме одного запоздалого глухого удара, словно мешок с цементом свалился в задней части фургона. Тело подонка, сообразила я, которое, наверное, за что-то зацепилось, потом упало.

Чуть меньше пятнадцати минут заняло у меня путешествие от точки принятия решения к точке невозврата.

В идеале, прежде чем вэн обнаружат, пройдет минимум неделя: разложение и активность насекомых уничтожат порезанную артерию. Если нет, произошедшее может быть квалифицировано как самоубийство некоего Джона Доу. Вряд ли будут смотреть так уж тщательно и, скорее всего, не установят, что некоторые порезы нанесены уже посмертно: покойника поместят в морозилку морга, и никто о нем не спросит.

Без обуви я осторожно вернулась к месту встречи, оставляя следы, которые говорили только о моем присутствии в старом русле, но таща за собой рюкзак, чтобы стереть следы насильника у моста. Это привело меня к месту недолгой стоянки фургона, и я увидела на песке конверт. Терять время, изучая содержимое, или унести его отсюда – оба действия были рискованными. Я подобрала конверт и положила в рюкзак.

Когда я закинула рюкзак на плечо, то обратила внимание, что он легче, чем обычно. До того как появился преступник, я пробыла в старом русле минут десять и успела подобрать с полдюжины камней. Когда вернусь домой после столь долгого отсутствия и с такими жалкими трофеями, наверняка будут вопросы. Я взяла розовый кварц и еще несколько камней.

Этап четвертый. Вместо того чтобы возвращаться по главной дороге, я потащилась вверх по руслу ярдов сто мимо моста и пересекла Лаго-дель-Оро-Парквей. Утренний час пик миновал, поэтому вероятность того, что здесь еще могли проехать десяток машин, так же как надежда на помощь их пассажиров, была призрачной. Так что, если другая женщина оказалась бы там внизу, сейчас она бы уже лежала в фургоне с переломанными костями. А поскольку внизу случилась я, переломанным оказался мужик. Это меня слегка утешало.

Другие женщины. К несчастью, я нечаянно заставила замолчать ублюдка, прежде чем смогла выяснить все о них – этих других. Но более важно то, что новых жертв уже не будет.

Прислушиваясь к своему неровному дыханию и пытаясь на некоторое время очистить рассудок от недавно маячившей совсем рядом смерти, я снова взглянула на недалекие, в трех милях к востоку, горы. В их пурпурной, таинственной величавости было что-то необъяснимо притягательное и грозное. Именно то, что я когда-то, будучи наивным молодым агентом, и собиралась защищать.

Я перебралась через ручьи, отделяющие Лаго-дель-Оро-Парквей от окраины моего жилого микрорайона. Всего четверть мили по прямой, но по бездорожью. Ноги соскальзывали на гальке склона узкого ливнестока, а спину сводило судорогой, когда приходилось втыкать тросточку, чтобы вскарабкаться дальше. И таких уступов было шесть, каждый выше предыдущего, так что, оглядываясь на самой вершине, можно увидеть крохотную долину, которую в скалах высекла река за тысячелетие.

И больше здесь не было ничего – ничего, кроме пустынной низкорослой растительности, подсвеченной кое-где оранжево-красными цветами на макушках ферокактусов, и следов подков. Моей нервной системе, похоже, не удалось выйти из состояния повышенной боевой готовности. Напряженно вглядываясь сквозь ветви чахлого деревца в даль, за склоны пологих холмов, я держала наготове трость и стояла на цыпочках. Каждый звук, от рева мотоцикла на дороге, что бежала параллельно моему маршруту, до шороха кролика в кустах, будил нерв на шее.

Я могла бы обезвредить его в старом русле и затем вызвать подмогу. Так и надо было сделать.

Десятипроцентная влажность и дегидратация начали действовать на меня: чуть кружилась голова и подташнивало. Рубашка уже высохла, немного задубев от впитавшейся крови. Я жутко хотела пить, но не могла разомкнуть губ, опасаясь, что вместе с водой в меня попадут частички его крови: несколько капель, скорее всего, скопилось в уголках рта, а парень однозначно был чем-нибудь инфицирован.

Когда подошла к последнему перед домом ручью и стала забираться вверх по склону, я, несмотря на тошноту, закопала окровавленную тросточку в мягком песке, где ее, скорее всего, не смоет следующим ливнем.

Покончив с этим, принялась натягивать рюкзак на плечо и вспомнила о конверте. Немного любопытно, что там внутри, но надо поскорее добраться до дома и вымыться, только чтобы Карло не видел меня.

Этап пятый: Карло. Я наивно полагала, что величайший подвиг – не привлечь ублюдка к судебной ответственности, а навсегда спрятать от моего мужа и всего света ту жуть, что я только что сотворила. Убить насильника, пожалуй, было самым легким.