Текст книги "Красная луна"

Глава 13

Сероглазый Макс живет в старой части Олд-Маунтина. Сюда пока еще не добрались новые веяния. На улице выстроились в ряд прямоугольные одноэтажные дома с обязательным бетонным крыльцом и неизменным кленом слева от потрескавшейся подъездной дорожки. Перед домом Макса припаркованы грузовик и три легковые машины – все сплошь «шевроле». Залитое лунным светом небо пересекают телефонные провода. Гудят фонари. Патрик не успевает постучать: дверь сразу же приоткрывает мужчина с морщинистым лицом. Видимо, отец Макса. Он приглашает Гэмбла зайти и говорит, что мальчики внизу.

Стены подвала обшиты сосновыми досками. Там пахнет нафталином. На стене висят три оленьих головы и лакированная радужная форель. На полке стоят шеренгой пивные кружки и потемневшие от времени софтбольные кубки. Из колонок стоящего на маленьком древнем холодильнике ноутбука доносится музыка группы «Майнор трит». Патрик громко топает по ступенькам, и в его сторону одновременно поворачивается с десяток бритых голов. Кто-то кивает в такт музыке, кто-то смотрит на него без всякого выражения. Эти ребята такие одинаковые, почти неразличимые. Вот один из них выходит вперед. Это Макс.

– Мы рады, что ты пришел.

Патрик замечает у него в ложбинке на шее ярко-красный шрам от трахеотомии. Словно там свернулся маленький червячок. Воздух в подвале сухой. А на полу лежит ковер с длинным ворсом, так что, когда они пожимают друг другу руки, между пальцами проскакивает искра. Патрик от неожиданности смаргивает, и «спасибо» буквально застревает у него в горле. Мальчишки по очереди представляются: вот парнишка со скошенным, словно бы срезанным, подбородком; вот другой – все лицо у него усыпано угрями; вот настоящий качок, у которого жилы на шее похожи на фортепианные струны. Все они скользят носками по ковру, и во время каждого очередного рукопожатия Патрика слегка ударяет током.

Поздоровавшись, парни возвращаются к прерванным занятиям: они мечут дротики, играют в настольный футбол, бродят по Интернету. В углу примостился старый телевизор. Рядом – опутанная черными проводами игровая приставка. На экране застыл оскалившийся солдат. Двое мальчишек берутся за геймпады, и картинка оживает. Это стрелялка под названием «Ликанские войны». Место действия – Волчья Республика, нужно переходить с уровня на уровень, убивая как можно больше ликанов-повстанцев и собирая по дороге энергетические контейнеры и оружие (серебряную пилу; пулемет, с шелестом расстреливающий патроны).

Они собираются несколько раз в месяц, объясняет Макс. Никакого официоза. Просто им нравится тусоваться вместе. Чувствовать себя среди друзей и единомышленников. Патрик не знает, как ответить. Можно ли спросить, что именно их объединяет? Почему они вместе? На всякий случай он пока ограничивается одним-единственным словом:

– Круто.

Разговор перескакивает на школу. Макс спрашивает, нравится ли там Патрику. И начинает рассказывать: этот учитель совершенно бестолковый, а зато тот – очень умный, но ему мешают чересчур либеральные взгляды. Глаза Макса бесцеремонно впиваются в собеседника, а средний палец постоянно ударяет по ладони в такт словам.

– Пить хочешь?

Патрик кивает. Интересно, что ему предложат? Пиво? Но нет, все присутствующие потягивают кока-колу и лимонад. Холодильник забит этим добром. Гэмбл открывает банку, а Макс вдруг щелкает пальцами.

– Да, пока я не забыл! – Он повышает голос: – Ребята! Ну-ка все посмотрите на меня и послушайте!

Кто-то убавляет громкость, музыка затихает, видеоигра снова останавливается, все головы поворачиваются к Максу.

– Не забудьте, в следующую среду в четыре часа мы едем в «Цветок пустыни» – это дом престарелых на Райли. Сначала уборка территории, затем – культурная программа. Ты, Дэн, за ужином играешь на фортепиано.

Бритые головы согласно кивают, а потом снова начинает щелкать настольный футбол, возобновляются разговоры и видеоигра.

– Ты совсем не такого ожидал, так ведь? – понизив голос, спрашивает Макс.

Патрик и сам толком не понимает, чего именно он ожидал. Может быть, громких выкриков. Флага со свастикой.

– Вы, ребята, за здоровый образ жизни, что ли?

– Не совсем.

– Тогда кто вы такие?

– Мы называем себя «Американцы».

Они обсуждают иммигрантов. Ситуацию в стране. Шансы Чейза Уильямса стать кандидатом в президенты. Чуть ли не каждое предложение Макс заканчивает словами «так ведь?». Словно постоянно исправляет собеседника, проверяет, одинаковых ли взглядов они придерживаются.

Речь заходит о терактах. Патрик признается, что не понимает: почему Сопротивление появилось именно сейчас, такая большая сильная группировка и так неожиданно?

– Какое там неожиданно, – недовольно морщится Макс. – Это продолжалось годами. Началось, еще когда нашим родителям было столько же лет, сколько сейчас нам с тобой, во времена Противостояния. – И, загибая пальцы, он перечисляет: неудавшиеся взрывы на Таймс-сквер, попытка устроить эпидемию сибирской язвы, бомбы в посылках, стрельба в торговом центре, газовые атаки в метро. – Почти везде экстремисты так или иначе потерпели неудачу. Несколько трупов, несколько заголовков в газетах, а потом внимание общественности переключается на репортажи об очередном цунами или землетрясении. И только сейчас этим вечным неудачникам наконец-то удалось провернуть нечто значительное. И ты, друг мой, оказался тут замешан. Причем умудрился остаться в живых. Это просто удивительно. Ты теперь часть истории. Живой символ их поражения, наша надежда. – Голова Макса раскачивается, как воздушный шарик, с каждым предложением его голос становится все громче.

Патрик ненавидит, когда о нем так говорят: словно он не человек, а воплощенная идея. Именно поэтому Гэмбл и не общается с журналистами. Он меняет тему и спрашивает Макса, опасны ли, по его мнению, простые ликаны. Может, не следует стричь всех под одну гребенку и поголовно причислять к экстремистам?

– Не могу похвастаться, что лично знаю многих ликанов, – говорит он, – но они вроде бы в большинстве своем живут самой обычной жизнью. И особенно не жалуются. Вполне довольны, никому не причиняют вреда.

Макс неодобрительно качает головой и кладет руки на плечи Патрику.

– Послушай. Они представляют угрозу для здоровья людей. И омерзительны с биологической точки зрения. Никогда об этом не забывай, ладно?

– Ладно.

Макс отпускает его. Патрик допивает колу и трясет пустой банкой, требуя добавки. Вместе они идут к холодильнику.

– А теперь расскажи мне про своего отца, – просит Макс.

– Что именно ты хочешь знать? – уточняет Патрик, открывая банку и слизывая пену.

– Все.

Гэмбл не понимает, что именно рассказывать. Кит Гэмбл, его отец, носит тяжелые мотоциклетные ботинки «Левайс» и белые футболки. Пальцы у него вечно в синяках, а под ногтями грязь. Несколько раз в месяц отец сам стрижет себя перед зеркалом: подбривает виски и шею, а на макушке оставляет короткие волосы – обычная прическа морских пехотинцев. В колледже Кит Гэмбл учился на биохимика. Этакий одаренный разгильдяй. Именно там, в Калифорнийском университете в Дэвисе, он и познакомился с Нилом Десаи, своим лучшим другом. Их там прозвали Кирком и Споком в честь персонажей «Звездного пути». Киту скучно было горбатиться в лаборатории, он повсюду расхаживал в мотоциклетных ботинках, носил на поясе нож, его захватывали грандиозные идеи, но гораздо меньше привлекало их воплощение в жизнь. А Нил носил брюки цвета хаки, носки и сандалии. Этот добросовестный трудяга собирался сделать карьеру в области ветеринарной биохимии.

Отец в конце концов нашел применение своим плохим оценкам и гениальным способностям в пивоваренной компании «Энкор стим». Он водит «додж рамчарджер» и мотоцикл. На лбу у него маленький шрам в форме ромба – на рождественской вечеринке ударился об открытую дверь шкафа. Это был один из самых страшных моментов в жизни Патрика: папа с удивленным лицом вдруг падает на пол, между пальцами у него сочится кровь. Вокруг нависают люди. Впервые в жизни он видел тогда отца смущенным и раненым.

Кит Гэмбл учился в колледже целых шесть лет. Курсе на втором у него закончились деньги, и он записался в армию. Сейчас отца снова призвали: он старший сержант в калифорнийском подразделении, которое расквартировано в Туонеле, это на востоке Республики. Он командует отрядом из двадцати пяти солдат. А всего в их подразделении семь тысяч служащих. В прошлый раз отца призывали очень давно, когда еще были живы бабушка с дедушкой. Но тогда в Республике все было спокойно: никто не выходил на демонстрации и не швырялся камнями в американцев, протестуя против оккупации. В газетах не писали о солдатах, погибших при взрыве самодельной бомбы или от когтей и клыков ликанов во время уличных стычек.

Они с папой разговаривают по скайпу, обмениваются эсэмэсками, переписываются по электронной почте. Отец шутит, что раньше у него не было ни единого седого волоска, а теперь вся голова побелела. Жалуется, что чувствует себя стариком среди всех этих юнцов, многие из которых ненамного старше Патрика. Пишет, как ему тут не по себе, как хочется поскорее оказаться дома. А что касается непосредственно службы… «Здесь только несколько смутьянов. И именно про них говорят в новостях. Остальные граждане (а это в общем и целом большинство) нам рады. Помни, быть ликаном – вовсе не значит быть чудовищем. Никогда не забывай об этом, сынок».

Еще отец пишет, что по ночам ликаны воют вокруг лагеря, а за пределами базы слышны выстрелы. Один раз прямо возле их вездехода взорвалась бомба. Машина дважды подпрыгнула, ее занесло вправо, и они съехали с дорожной насыпи. Но к счастью, отделались лишь парой царапин. Потом долго звенело в ушах. «Сердце у меня так и подпрыгнуло. Я же за этих мальчишек отвечаю, а опасность совсем близко. Береги себя, парень. Я тебя люблю».

Отцу пришлось временно уволиться из «Энкор стим». Он работает там технологом: расхаживает в белом рабочем комбинезоне среди пузатых медных чанов в облаках пропахшего дрожжами пара, по сто раз проверяет, как идет процесс брожения, окатывает емкости из шланга, размешивает содержимое бочек, записывает в блокнот температуру и концентрацию отдельных ингредиентов, а иногда устраивает экскурсию толпе туристов в белых кроссовках и с рюкзачками. Волосы у папы вечно пахнут солодом. Он постоянно разглагольствует о зерне и дубовых бочках, вворачивает в разговор словечки вроде «гидрометр» и «этиленгликоль».

Столько всего можно рассказать об отце. Но Патрик не успевает произнести и двух фраз, как дверь наверху открывается и кто-то с топотом спускается к ним. Та самая рыжая девчонка, Малери.

Гэмбл замолкает. У него в животе словно разверзлась огромная дыра, сквозь которую вытекает кровь.

Не глядя на Патрика, она подходит прямо к Максу, обнимает его за шею и громко чмокает в щеку. Тот морщится, краснеет, стряхивает ее руку и оглядывается по сторонам, словно такое проявление любви его смущает. В комнате все затихли, слышно лишь взвизгивание электрогитары.

– Это моя девушка, Малери, – поясняет Патрику Макс.

Только тогда она поднимает глаза и равнодушно говорит:

– Приятно познакомиться.

И взмахивает рукой. Ее ногти, выкрашенные ярко-красным лаком, похожи на стоп-сигналы.

Глава 14

Наконец-то Клэр добралась. Даже не верится. Столько дней прошло, но вот он – придорожный знак «Ла-Пайн, население 5799 человек». Буквы мерцают в серебристом свете полной луны.

Ей удалось расшифровать отцовскую записку. И вот она здесь. Помог акроним на дурацкой поздравительной открытке. Из первых букв нарисованных карандашом созвездий сложилось: «ищи мириам десят двадцат батл крик ла паин орегон».

И больше ничего. Ни единого намека, почему отец послал ее именно к своей сестре. Для Клэр тетя – настоящая загадка. Десять лет назад ее изгнали из семьи по не совсем понятным причинам. Может быть, она даже не живет по этому адресу. А если и живет, захочет ли помогать племяннице?

Девушка упорно шла на запад, постоянно сверяясь с потрепанной картой. И в один прекрасный день вдруг с горечью осознала: сбылась давнишняя мечта – она забралась за пятьсот миль от дома. Один раз ее подвезла лесбийская пара (на заднем сиденье их минивэна фыркали три мопса). В другой – фермер в толстых рабочих перчатках, в волосах у него застряла солома, а на приборной доске стояла жестянка с жевательным табаком. Клэр ночевала на крылечках, в сараях, амбарах, фургонах на колесах и на голой земле, укрывшись сосновыми ветками. Как-то утром ее разбудил град, а несколько дней спустя – что-то очень похожее на град. Оказалось, это был стук деревянных палок: дети играли в войну. «Умри, чудовище-ликан!» – вопил мальчишка, тыкая импровизированным мечом в живот противнику.

Когда не попадалось попутки, Клэр шла пешком. Иногда днем, иногда ночью. Непроглядную темень здешних равнин чуть разбавляли сияние звезд и красное свечение, исходившее от редких городков. Назывались они обычно Змеиный Холм, Лосиный Бор или как-нибудь в этом роде. Ветер все не стихал. Ерошил ее грязные волосы, торчавшие из-под шерстяной шапочки, забирался в складки одежды.

Однажды Клэр попался открытый сарай, а в нем – верстак. Два ящика с инструментами, красный и черный; вокруг разложены всевозможные гаечные ключи (простые, торцевые, реверсивные), отвертки, молотки, клещи. Она по очереди взвесила в руке несколько молотков и один, с круглым бойком и резиновой накладкой на рукояти, сунула в рюкзак. А потом увидела пару тяжелых кусачек.

Девушка пошевелила пальцами левой руки. Сухожилия болезненно натянулись, отвыкшие от работы мускулы слушались плохо, но в целом рука действовала. Несколько минут потребовалось, чтобы, неуклюже орудуя кусачками, снять импровизированный гипс. Кожа под ним была бледной и влажной, словно моллюск, которого вытащили из раковины.

И вот теперь Клэр дышит в кулак, пытаясь согреть пальцы. Дыхание вырывается изо рта белыми клубами. В небе сияет блеклая чахлая луна. Девушка старается не поднимать на нее глаза. Луна ей ненавистна. Ненавидеть безжизненный кусок скалы ужасно глупо, но Клэр ничего не может с собой поделать. Так ненавидят висящий на стене флаг или эмблему корпорации, красующуюся на гигантской дымовой трубе. Светило похоже на скалящийся череп и напоминает девушке о ее собственной природе.

Клэр никогда не принимала люпекс. Их семейный врач, который был еще и другом родителей, каждый месяц подделывал результаты анализа крови. Но Клэр видела, как люпекс действует на Стейси. Иногда, особенно на растущей луне, подруга превращалась в живой труп. Ей тогда приходилось принимать самую большую дозу. Она ходила сгорбившись, говорила заплетающимся языком. Кожа у Стейси желтела, а под глазами набухали лиловые круги. Бедняжка засыпала прямо в классе, забывала про домашние задания.

Хотя Клэр не принимает лекарство, однако не испытывает никакой тяги к трансформации. Тяга, желание – именно в этом все дело. Говорят, надо перестать себя сдерживать. Позволить зверю взять верх, спустить подсознание с поводка. Большинство ликанов способно себя контролировать. Так обычные люди держат свои эмоции под контролем: можно ведь сдержаться и не ударить в злобе обидчика, даже если очень хочется. Но не все справляются. Когда ликана одолевает стресс или сильная усталость, кто-то провоцирует или вдруг разом наваливаются неприятности, зверь может заявить о себе, вторгнуться в разум и завладеть телом. Луна же все усугубляет. Лунный фактор – так объясняют всплески суицидов и рождений, убийств и ограблений, автомобильных аварий и трансформаций.

Вокруг дороги стеной выстроились сосны. Клэр шагает по белой полосе вдоль обочины. Тихо, только ее шаги шуршат по асфальту. На окраине города светится желтым вывеска Макдоналдса, но в окнах темно. В священный день полнолуния рестораны не работают, вообще почти все закрыто, кроме больниц, гостиниц и полицейских участков. И заправок. Впереди как раз ярко горит красным логотип «Тексако». Через несколько минут Клэр уже идет мимо насосов, а над головой противно стрекочут лампы дневного света.

На заправке в одиночестве скучает мужчина. Лет тридцати, худой, глаза ввалились, длинная борода, на груди блестит распятие. На ее вопрос он отвечает, что слыхом не слыхивал ни про какой Батл-Крик. Не может ли он одолжить ей свой смартфон? Стал бы он работать ночью на заправке, если бы мог позволить себе смартфон.

За окном возле дизельного насоса стоит трейлер. Водителя толком не разглядеть, темная тень в темной кабине. Но Клэр чувствует на себе его взгляд, от которого по спине бегут мурашки. В кабине мерцает красный уголек сигареты, и кажется, что это ее дым вырывается из загнутых рожками выхлопных труб. Кузов утыкан вентиляционными решетками, то и дело там мелькает черная влажная морда или вытаращенный глаз. Все ясно, везет овец на бойню.

Еще через четверть мили от шоссе ответвляется освещенная фонарями дорожка. Клэр торопливо сворачивает по ней к гостинице «Америкэн инн». На стоянке три машины. Фиолетовый «датсун», наверное, принадлежит ночному портье – женщине с крашеными черными волосами и оригинальными сережками, сделанными в виде «ловцов снов». Лицо ее покрыто морщинами. Клэр старается говорить спокойным голосом, хотя ее собеседница демонстративно оглядывается вокруг, словно ища глазами других клиентов. Нет, объясняет девушка, ей не нужна комната. Портье тяжело вздыхает, но в конце концов все-таки соглашается проверить адрес в Интернете.

– Батл-Крик, говоришь?

– Да.

– А может, Батл-Ривер?

– Нет, Батл-Крик. – Именно так сказано в папиной записке.

– Такого найти не могу, зато есть Батл-Ривер. – Голос у портье хриплый, изо рта с каждым словом вылетают призраки тысяч выкуренных сигарет. – Надо сначала идти на юг от города, а потом повернуть на запад. Довольно далеко. Миль пять, не меньше. Надеюсь, это именно то, что тебе нужно. – Она щелкает мышкой, и принтер, загудев, выплевывает листок с фрагментом черно-белой карты.

По шоссе номер девяносто семь Клэр шагает на юг. Фонарей здесь уже нет. Дома попадаются все реже, теперь они похожи на островки света в лесу. В просветах между деревьями время от времени мелькают белые клыки Каскадных гор. От шоссе отходят разные дороги, в основном гравийные, и на каждой такой развилке девушка включает фонарик и сверяется с листочком. Словно карта ежесекундно меняется.

Ноги двигаются еле-еле. И не только от усталости. Неужели отец ошибся? Вдруг он все перепутал и дал ей неверный адрес? Папа ведь очень торопился и волновался, понимал, что эта записка может оказаться последней в его жизни. Но в любом случае Клэр ничего не узнает, пока не доберется до этого Батл-Ривера. Так что ей остается только идти вперед.

Задумавшись, она не сразу замечает трейлер. А он уже почти с ней поравнялся. Темнота в свете фар чуть блекнет и из черной становится темно-синей, как застарелый синяк. За автомобилем вонючим шлейфом тянется теплый дух овечьего навоза. Через сотню ярдов машина останавливается, вспыхивают красным фары, визг тормозов похож на неуверенный вой какого-то крупного зверя.

Клэр замедляет шаг. Вспоминает того водителя из Миннеаполиса. Она тогда была не в себе, а он ей помог. Девушка застегивает куртку, его куртку. Позади длинной черно-желтой змеей вьется пустынная дорога. Когда мимо последний раз проезжала машина?

Клэр на всякий случай достает из рюкзака молоток. Подходит ближе. Вот уже слышно, как овцы внутри топчутся и цокают копытами по стальному настилу. Сквозь решетки на асфальт стекает моча. Впереди, в каких-то десяти ярдах, распахивается пассажирская дверца. На дорогу падает оранжевый отсвет. Клэр останавливается.

– Я не голосовала! – Она старается перекричать рев двигателя.

Никакого ответа. Мотор гудит. Девушка чувствует, как бешено колотится у нее сердце. Что делать? Бежать? Или наоборот – кинуться к дверце и напроситься в попутчицы? После двух тысяч миль еще пять – это просто пустяк. Но ночью так холодно, а Клэр так устала, и тетя, быть может, ждет племянницу. Ведь может же такое быть? Лица Мириам девушка не помнит, поскольку виделись они в последний раз слишком давно. Просто представляет себе женщину с прямой спиной. Вот она достает из кухонного буфета кружки, ставит на огонь чайник и смотрит на дверь в ожидании Клэр.

Девушка крепко сжимает рукоятку молотка и медленно идет вперед. Ей представляется водитель из Миннеаполиса: добрая улыбка, протянутая рука. Вновь появился, чтобы ее спасти. Но это, конечно, не он.

На этом человеке клоунская маска. О господи, зачем он нацепил клоунскую маску? Мужчина согнулся на пассажирском сиденье, лампочка подсвечивает его сзади. Вместо глаз – темные провалы. Ярко-красные волосы в тон растянувшимся в жуткой улыбке губам.

Блеют овцы, гудит двигатель.

– Иди сюда. Быстро иди сюда. – Незнакомец словно обсуждает цены на бензин – такой у него тихий и спокойный голос.

Именно это спокойствие и ужасает Клэр больше всего. Но убежать она не успевает – водитель прыгает из кабины прямо на нее.

Они падают. Рюкзак больно врезается в спину. Незнакомец прижимает девушку к земле. Это сон. Так, наверное, думают все, кто сталкивается с невероятным. Куда уж невероятнее: родители мертвы, дом изрешечен пулями, она прошла пешком полстраны, и вот теперь ее пытается изнасиловать незнакомец в клоунской маске. Страшный клоун навалился на Клэр всем своим весом, заслонил небо, те самые созвездия, которые и привели ее сюда.

Но от кошмарного сна можно проснуться. В кошмарном сне нельзя почувствовать, как спину холодит асфальт, как лицо обдает горячим зловонным дыханием, а костлявые пальцы лезут тебе под рубашку. Как овцы рядом блеют и стучат копытами.

Нужно трансформироваться. На какое-то мгновение Клэр даже кажется, что у нее все получится: по телу пробегает дрожь, мышцы напрягаются. Она взмахивает молотком, но тот лишь легонько ударяет негодяя по плечу.

– Ты за это заплатишь. – Он бьет кулаком прямо ей в висок. Звук получается такой, словно на деревянный пол упал бильярдный шар. Перед глазами Клэр все плывет, она словно бы зависла между двумя мирами, сил и воли ни на что не осталось. Теперь можно лишь закрыть глаза, отыскать у себя в голове укромный уголок, забиться туда и захлопнуть дверь.

Патрику это необходимо. Он мчится по шоссе с открытыми окнами, и холодный ночной воздух хлещет его по лицу. В голове проясняется. Олд-Маунтин и пригороды остались позади. Подальше от света, в темноту. Патрик Гэмбл и сам не знает, куда едет. Но ему непременно нужно двигаться. Лишь бы не стоять на месте. Лишь бы остаться в одиночестве, оказаться в единственном месте, которое всецело принадлежит ему, – в своей машине-развалюхе.

На дороге ни души. Патрик вдавливает педаль газа в пол, двигатель ревет, стрелка спидометра дрожит на восьмидесяти милях. Через минуту он снижает скорость. Старенький джип долго не выдержит.

Почти полночь, но из-за всплеска адреналина Патрик совершенно не чувствует усталости. Он вспоминает, как Малери поцеловала Макса, как потом поздоровалась с ним самим, словно с чужаком. Подняла руку. Ту самую руку. Он и раньше боялся Американцев. Но если Макс узнает о случившемся, у них появится действительно веская причина ему навредить.

– Что ты затеяла? – вслух спрашивает Патрик.

Но в ответ лишь ветер свистит в дырявой откидной крыше. Гэмбл высовывает в окно руку. Пальцы разрезают холодную воздушную струю. Ладонь бледной рыбой скользит сквозь текучую темноту.

Внезапно внимание Патрика привлекает какое-то движение. Он внимательно вглядывается и чуть не подпрыгивает от удивления. Волки? Нет, из леса выбегает стая койотов, их около дюжины, они гуськом трусят по обочине вдоль дороги. Патрик сбрасывает скорость, и некоторое время старенький джип и серый звериный поток движутся бок о бок. Потом Гэмбл нажимает на газ, и койоты остаются позади. В зеркале видны светящиеся красным глаза, отражающие свет автомобильных фар.

Это уже потом Патрик будет гадать, откуда они взялись. Может, их привлек запах овец? Или у него из-за полнолуния поехала крыша? Но в тот момент ни о чем подобном он не думает. Джип выруливает из-за поворота. У обочины стоит трейлер, а в безжизненном свете его фар на дороге борются двое. Мужчина повалил на землю женщину. В голове у Патрика абсолютно пусто. Тело действует само по себе. Он ударяет по тормозам и выпрыгивает из «вранглера».

– Эй!

В последнее мгновение незнакомец поднимает голову. Белоснежное лицо и красные губы, изогнувшиеся в клоунской ухмылке. Но Патрик уже не может затормозить и летит вперед. Раздается вскрик, вполне возможно, что его собственный. Противники сталкиваются и скатываются с обочины в заросшую сорняками канаву. Патрик оказался сверху. Он срывает с врага маску, и резина отделяется от лица с противным влажным чмоканьем.

Румяные розовые щеки, гладкие, словно ластик. Мужчина. Там на дороге он показался Патрику настоящим чудовищем, а оказался всего-навсего человеком. Значит, его вполне можно ударить. Удар, еще один, в лицо, в зубы. Слишком поздно Гэмбл понимает, почему поверженный противник не защищается, не прикрывается руками: он шарит вокруг в поисках камня. И вот большой булыжник со свистом летит прямо Патрику в голову. Боли он почти не чувствует, только слышит звук удара. Перед глазами все мгновенно меркнет.

Гэмбл лежит на земле и задыхается в пыли, которую они подняли своей возней. Зрение наконец-то фокусируется. Водитель забирается в трейлер и захлопывает дверцу. Шипение, визг, машина снимается с тормоза.

Стряхнув боль, Патрик пытается подняться, но земля качается у него под ногами. Он ощупью находит на земле камень и швыряет его вслед грузовику. Мимо. Камень пролетает в двадцати футах от кузова и падает на асфальт. Ревя двигателем и содрогаясь, трейлер съезжает с обочины на шоссе. Фары мерцают красным, словно глаза уползающего прочь чудовища. Вот и все, автомобиль скрылся за поворотом. Будто и не было его никогда. Только в воздухе витает теплый овечий запах.

Патрик дотрагивается до лба. Кровь, ободранная кожа, но, видимо, ничего серьезного. Под ногами валяется маска. Красные кудряшки, красные ухмыляющиеся губы. Вместо глаз – две непроницаемо черные дыры, два бездонных колодца. Гэмбл, содрогнувшись от отвращения, отбрасывает ее подальше носком ботинка.

Девушка все еще лежит на земле. Они смотрят друг на друга, и между ними проскакивает электрический разряд, воздух дрожит от некоего не воспринимаемого ухом звука, так бывает после колокольного звона. Между ними что-то происходит. Незнакомка похожа на неземное создание: кожа у нее бледная, серебристо-белая, невообразимо нежного оттенка, будто вся пропиталась лунным светом.

– У меня есть молоток, – сообщает девушка, демонстрируя свое оружие.

– Я тебя не обижу.

– Я так и подумала. Просто хочу, чтоб ты знал: у меня есть молоток.

Патрик чуть было не спрашивает, в порядке ли она, но осекается. Конечно же, не в порядке. Ранена? Вот об этом точно надо спросить. Словно подслушав его мысли, девушка говорит:

– Со мной все нормально.

Да, похоже на то: одежда вроде бы не порвана, крови нет. Но окажись он на дороге хотя бы минутой позже… Тот человек мог бы затащить ее в кабину грузовика, как паук в паутину.

Патрик протягивает руку и помогает девушке подняться с земли. На мгновение они оказываются лицом к лицу. Слишком близко.

– Тебе есть куда идти?

– Да, – отзывается она, делая шаг назад.

– Хочешь, подвезу?

– Да, – торопливо повторяет незнакомка.

Наверное, сейчас она ответит «да», что бы у нее ни спросили. Следом за Патриком девушка идет к джипу, медленно-медленно, будто разучилась ходить.

Тянется к ручке и промахивается. Патрик сам открывает дверь, и девчонка забирается внутрь.

– Может, сообщить в полицию? – предлагает он. – Правда, я не успел запомнить номер, но, если позвонить прямо сейчас, этого гада наверняка успеют поймать.

Но в этот раз незнакомка, оскалив зубы, отвечает:

– Нет! – И захлопывает дверь с такой силой, что Патрик отскакивает в сторону. – Не надо никакой полиции!

Он залезает на водительское место и поворачивает ключ зажигания. Радио тут же принимается вопить какую-то глупую любовную песенку. Гэмбл торопливо выключает приемник и оглядывает себя в зеркале заднего вида. Из-за волос раны почти не видно, под глазами мешки, но кровь уже остановилась. Зрачки вроде в порядке, сотрясения нет, жить будет.

– Спасибо, – едва слышно говорит девушка.

– Да не за что. – Он сжимает непослушными пальцами руль и только тут замечает ободранную на костяшках кожу. – Куда едем?

Она дает ему мятый лист бумаги с картой.

– Ну, я толком не знаю, где мы сейчас находимся, так что это нам не слишком поможет.

Гэмбл достает мобильник и вбивает туда адрес. На экране появляется электронная карта с мерцающей красной точкой в середине и проложенным к ней маршрутом. Он протягивает телефон девушке. От светящегося экрана на ее лицо ложатся отсветы. Нежное юное лицо не очень сочетается с грязной бесформенной одеждой. Они почти одного возраста, может, девчонка чуть постарше. Красивая. Не похожа на беглянку или бродяжку, хотя кого еще могло занести посреди ночи на обочину шоссе с молотком в руке?

– Вроде не очень далеко.

Деревья с посеребренными луной верхушками тонут в непроглядной темноте. Патрик то и дело оглядывается на спутницу. Имя спрашивать у нее боится. В глазах у девушки стоят слезы, но она не плачет, во всяком случае, в обычном смысле слова. Сидит тихонько в обнимку с рюкзаком. Даже не моргает. Спина совершенно прямая.

Как следует себя вести? Утешить и ласково похлопать по плечу? Обругать последними словами того мерзавца? Отпустить шуточку и разрядить напряжение?

– Эй, – наконец говорит он, дотрагиваясь до ее запястья.

Нужные слова не идут, Патрику вообще всегда трудно подобрать нужные слова, но он надеется, что это прикосновение скажет за него: все будет в порядке.

Как же она устала от непрекращающегося кошмара. Но кошмар этот вот-вот закончится. Парень везет ее в Батл-Ривер, то и дело сверяясь с экраном мобильника. От главной дороги постоянно ответвляются другие, ведущие к укрывшимся за деревьями домам. Они тормозят перед каждым таким маленьким перекрестком и внимательно смотрят на номер на почтовом ящике. Лунный свет просачивается сквозь ветви и ложится на землю голубыми пятнами. Их края подрагивают, когда поднимается ветер. Мальчишка чуть было не пропустил нужную дорожку: возле нее нет почтового ящика, просто к дереву прибиты светоотражающие цифры – 10 20.

– Сюда, – говорит он, выворачивая руль.

Из-под колес летят мелкие камушки, джип ползет по длинному лесному тоннелю и наконец выезжает на поляну.