Текст книги "Во что я верю, будучи ученым-библеистом? Мой искренний уязвимый ответ"

Как мы утверждали выше, Библия в первую очередь является религиозной литературой, прошедшей длительный путь становления и имеющей прежде всего «экзистенциальный» характер. Библейские тексты содержат размышления о жизни людей и участии Бога в их судьбах. Авторам, читателям и персонажам Библии также знакомы боль и горе, незаслуженные страдания, беспомощность и отчаяние, но сверх этого им известна превосходящая всё любовь, которая возвышает человека и делает Божественное явственно ощутимым, почти осязаемым. О любви мы поразмышляем в следующем, последнем параграфе – чтобы закончить главу описанием красоты. Но здесь, в предпоследнем параграфе, мы опустим свой взгляд на не слишком красивую сторону нашего человеческого существования. К сожалению, жизнь людей отмечена присутствием насилия, – мы сталкиваемся с ним как в общественной жизни, так и в частной, что еще более болезненно. В мире Древнего Израиля не было иначе; однако читателей нередко приводит в смятение тот факт, что Сам Бог связывается в Библии с применением насилия.

Ветхий Завет: книга, полная насилия?

Целый ряд действий Бога характеризуются насильственным характером – именно здесь кроется корень проблемы, встающей перед современными христианами при чтении Ветхого Завета. С одной стороны, невозможно отрицать, что многие ветхозаветные рассказы действительно полны описаний принуждений, притеснений, наказаний. Как люди, так и Бог бывают изображены в них суровыми, непримиримыми. С другой стороны, если из-за подобных текстов кто-то решит убрать подальше весь Ветхий Завет, тот проявит такой же максимализм, как и фундаменталисты. В этом вопросе необходимо учитывать несколько важных факторов.

Бог в контексте повествования

Прежде всего подобные тексты должны истолковываться исключительно в их непосредственном историческом контексте. К примеру, много эпизодов насилия встречается в повествованиях об Исходе из Египта и трагических обстоятельствах, постигших поколение израильтян во время странствия по пустыне, а также о дальнейшем завоевании израильтянами Земли Обетованной. Однако необходимо отметить, что «историческое ядро» этих описаний является совсем небольшим, если не сказать вовсе не значительным. В самом деле, Ветхий Завет не является объективным историческим отчетом о произошедших фактах. В большей мере он хочет дать свидетельство о переживаемом людьми опыте, и прежде всего опыте веры. Рассказы Ветхого Завета в первую очередь выражают веру и надежду авторов и их современников.

Возможно, это утверждение лучше всего пояснить на примере. Так, если мы откроем главы 7-15 книги Исход – так называемый раздел о «египетских казнях», – то нам сразу бросятся в глаза описания жестоких кар, инициируемых Богом. Эти сцены порождают целый ряд вопросов и сомнений, которые, вероятно, нельзя окончательно разрешить, однако можно и должно дать к ним пояснения. Предлагаемые ниже пояснения к повествованию о египетских казнях являются показательными и применимыми к другим подобным ветхозаветным повествованиям.

Негодование, внушаемое «жестокостью» бога: значение точки отсчета

Кто может остаться равнодушным при просмотре мультфильма «Принц Египта» (Dreamworks), видя, как после десятой египетской казни царица Египта, супруга фараона, входит потрясенная, держа на руках мертвое тело их сыночка? Как же мог человеколюбивый Бог совершить такое? Неужели Бог желает, чтобы Его признали именно так – чтобы поверженные люди, в конце концов, были вынуждены склониться перед Его могуществом, которое Он проявил с яростью и беспощадной суровостью? Это выглядит как неприглядная победа грубой силы, наблюдаемая нами во множестве человеческих войн… А может быть, здесь описано непредсказуемое поведение своенравного божества-тирана?

Какой же ответ мы можем сформулировать на вопросы подобного рода? Должны ли экзегеты становиться на защиту Бога, прибегая к разнообразным хитросплетенным оправданиям, чтобы как бы разгладить «морщинки» и «складки» на Его изображении?

Будем ли мы искать некие «смягчающие обстоятельства» по отношению к Нему? Безусловно, нет.

«Разглаживание» такого рода проблем в библейском тексте свидетельствует о некритических

и фундаменталистских – изначальных установках. Скорее, следует отправиться на поиски верной интерпретации, основывающейся на глубоком и серьезном анализе текста во всей его многоплановости. Нужно признать, что готовый ответ на трудные вопросы о жестокости не лежит под рукой. Однако мы попробуем сформулировать нюансированные предположительные объяснения, ориентирующие нас, в каком направлении искать ответ.

Чтобы поместить повествование о египетских казнях в его непосредственный контекст, нам следует читать его в свете первой главы книги Исход. Именно там мы найдем отправной пункт всего повествования, вероятно, также служивший «точкой отсчета» автора и первых читателей. Первая глава Исхода показывает нам народ, страдающий под гнетом египтян, которые эксплуатируют его на изнуряющих принудительных работах. В этой непереносимой ситуации на помощь Своему народу приходит Бог. Именно здесь находится ключ для понимания текстов о насилии. Бог Израиля – это Тот, Кто слышит горе рабов и их зов о помощи (Исх. 2:23), Кто держит свои клятвы (Исх. 2:24) и испытывает сострадание к угнетенным (Исх. 3:7). Именно в этом свете нужно истолковывать насильственные действия Бога в последующих рассказах об Исходе из Египта и завоевании Земли Обетованной. Бог не творит жестокостей по Своему произволу, Он не находит удовольствия в причинении людям мучений. Дело не в этом – Бог просто не может допустить, чтобы израильтяне страдали. Богу не все равно – Он не может безразлично относиться к причиняемой людям несправедливости.

Тот же самый принцип применим и в отношении истоков нашей собственной эмоциональной реакции на насилие в Библии. Очень вероятно, что жизненная ситуация самого читателя является своеобразной «точкой отсчета», которая в значительной степени определяет его восприятие «насильственных» действий Бога в этих рассказах. Изнутри нашей весьма комфортной жизни в Западной Европе мы просто не можем себе представить весь масштаб жестокостей, которые могло учинять Египетское государство согласно свидетельству библейских рассказов. Действительно, мы сами смотрим на изображенную в повествовании ситуацию с позиции относительной «роскоши» – нашего достатка, безопасности и свободы. При этом во время недавних трагических событий в Бельгии[6]6
  Автор имеет в виду теракты в Брюсселе – взрывы в аэропорту и метро 22 марта 2016 года.


[Закрыть] мы всей кожей почувствовали, насколько нам страшно сознавать, что над привычной для нас уверенностью в безопасности нависла угроза. Давайте сейчас ненадолго представим, что мы сами по-настоящему страдаем от притеснения, не обладаем вообще никакими правами и изо дня в день не имеем уверенности, увидим ли мы утро завтрашнего дня или нет. Если бы мы в этих обстоятельствах взяли в руки повествование об Исходе, не ощутили ли бы мы радость или, по меньшей мере, облегчение от того, что могущественная угнетающая сила наконец низвержена? Другими словами, наш читательский взгляд на повествование и возникающие в нас эмоции напрямую определяются нашей собственной жизненной ситуацией.

В повествовании об Исходе дело обстоит не иначе. Его авторы и первые слушатели не находились в нашей ситуации комфорта. Они испытывали угнетение, тревогу и страх; вероятнее всего, это происходило в условиях Вавилонского плена. Изнутри ситуации внешней угрозы они соотносили себя с угнетаемым народом Израиля, против которого была обращена мощь египетской сверхдержавы, готовой без колебаний сметать все на своем пути. Книга Исход содержит провозвестие о том, что Бог стоит на стороне страдающих и угнетаемых и что могущество Бога несравненно больше, чем вся мощь угнетателя. И эта весть, звучащая в ситуации нужды, воодушевляла читателей и вселяла в них мужество. Можно заключить, что обстоятельства, в которых был создан рассказ о насилии («точка отсчета»), оказываются чрезвычайно важными.

«Сущность» Бога или же человеческое изображение бога?

Рассматриваемая тема напрямую связана с одним основополагающим богословским вопросом. Необходимо помнить, что ветхозаветные рассказы были написаны людьми и для людей и, таким образом, несут на себе сильный «человеческий» отпечаток. Библия не содержит изречений о Боге как таковом (лат.: in se) – речь всегда идет о Боге в том плане, в каком Он вступает в отношения с миром и людьми. Библейские рассказы нигде не содержат всеохватывающего определения сущности Бога. И только в этом контексте мы можем более взвешенно понять свойства, которые авторы Библии приписывают Богу. Разные свойства, такие как гнев и любовь, соединяются в «портрете» одного и того же Бога, и это справедливо как для Ветхого, так и для Нового Завета. «Портрет» Бога создается людьми – осознание влияний «человеческого фактора» также помогает уменьшить остроту проблемы жестоких изображений Бога.

На материале предыдущих параграфов мы смогли воочию убедиться, насколько Библия проникнута человеческой жизнью и обусловлена ею. Герои библейских повествований – это люди из плоти и крови: они могут огорчаться, протестовать, но также они ощущают себя в высшей степени счастливыми, радостными и «благословенными». Поскольку Библия с большой проницательностью отражает нашу жизнь, то в ней не может не присутствовать самое яркое и интенсивное из человеческих чувств – любовь. Действительно, любовь может наполнить человеческую жизнь, всецело определить и «вылепить» ее; она помогает человеку подлинно реализоваться, ощутить полноту жизни[7]7
  В оригинальном тексте игра слов – любовь может «наполнить» жизнь и «исполнить» ее, vullen – vervullen, в английском переводе fill – fulfill.


[Закрыть]. Любовь приходит к людям неожиданно, как дар благодати; она врывается в нашу жизнь, все преображая и часто становясь самой значимой. Любовь преобразует и будущее, открывая перспективы для новых путей; благодаря ей людям удается выйти за пределы своих привычных границ, испытать почти ощутимое присутствие «трансцендентного», Божественного. В данном параграфе речь пойдет о том, как осмысляется любовь в Ветхом Завете, любовь в полном смысле слова: библейские книги говорят не о некоей бледной «бесплотной» любви, не об исключительно «духовном» ее проявлении, – мы встречаем здесь описания интенсивной, глубоко проживаемой человеческой любви. Многочисленные высказывания библейских книг: Екклесиаст, Премудрость Иисуса сына Сирахова и Притчи Соломона, – восхваляют любовь между мужчиной и женщиной как идеальную основу гармоничной жизни в браке и семье. Многогранное понимание любви также выражено в замечательном рассказе из книги Товит и в известнейшей книге Песнь песней, – эти библейские книги наделяют высоким достоинством все аспекты любви. Раскроем сейчас, как тема любви предстает в книге Песнь песней.

Возникновение и интерпретация КНИГИ Песнь песней

Хотя книга Песнь песней традиционно приписывается царю Соломону (X век до Р.Х.), ее окончательная редакция, вероятно, датируется IV или III веком до Рождества Христова. Долгое время отношение к этой книге было неоднозначным – об этом свидетельствуют оживленные споры, должна ли Песнь песней входить в библейский канон (принадлежать к списку библейских книг, пользующихся авторитетом). В еврейской традиции эти споры велись до I века по Рождестве Христовом, в христианской традиции – вплоть до VI века по Рождестве Христовом. Что же послужило причиной споров? Во-первых, сразу бросается в глаза, что в Песни песней ни разу не упоминается Бог, разве только намеками. Только в Песн. 8:6 возможно присутствует указание на Бога: последние две согласные еврейского слова sjalhevetjah («пламень») могут являться сокращением имени Божия JAHWEH. Во-вторых, сходство Песни песней с классической любовной поэзией, отнюдь не избегающей эротических выражений, вероятно, могло породить сомнения, можно ли включать такой текст в Библию. Как бы то ни было, факт остается фактом – иудейская и христианская традиции в конце концов признали Песнь песней частью Священного Писания.

Относительно причины того, почему Песнь песней заняла место в официальном списке библейских книг иудеев и христиан, в течение длительного времени преобладало мнение, что решающую роль сыграла ее аллегорическая или символическая интерпретация. В иудейской среде персонажи книги юноша и девушка воспринимались как метафоры Бога и Израиля, а повествование книги – как символическое описание их отношений взаимной любви. Христианство же дополнило это толкование и стало рассматривать влюбленных как образ Христа и Церкви.

Каким бы ценным и значимым ни являлось метафорическое прочтение Песни песней, начиная с XVII века представители библейской науки сосредоточились на ее предполагаемом первоначальном значении и роли. Проведя аналогии с египетскими и греческими параллелями, они сделали заключение, что Песнь песней изначально была сборником несвященной любовной поэзии, по всей видимости, не содержащей упоминаний о Боге. Песнь песней является эротической поэзией, которая в различных образах и метафорах воспевает всю полноту чувственной любви. С одной стороны, этот научно обоснованный вывод невозможно игнорировать. С другой стороны, Песнь песней издавна составляет неотъемлемую часть Священного Писания. Все это, вместе взятое, побуждает увидеть в ее содержании нечто более глубокое, чем профанную любовную поэзию, – Песнь песней непременно несет некий богословский смысл, помимо традиционного символического. Итак, давайте попробуем понять, что именно Песнь песней, как часть иудейского и христианского Писания, может сказать людям XXI века.

«Божественная» любовь между людьми

1) Прежде всего сам факт того, что эта библейская книга воспевает человеческую любовь, дает нам полное право утверждать, что иудейская и христианская традиции не считают эротическую любовь между полами чем-то недостойным или грешным. Даже если в дальнейшей истории этих традиций были высказаны иные мнения, «библейский фундамент» остается неизменным.

2) Попытки современных толкователей осмыслить и по достоинству оценить богословие Песни песней, оставляя в стороне ее традиционную символическо-аллегорическую интерпретацию, дали интересные результаты. Было выявлено, что разнообразные элементы в Песни песней свидетельствуют о том, что эта книга истолковывает эротическую любовь между мужчиной и женщиной как возвращение в рай. Эта идея проявляется в ряде знаменательных параллелей между Песнью песней и главами 2–3 книги Бытия. К примеру, в Песн. 4:13 используется еврейская транскрипция греческого слова «рай» (paradeisos). Также важную роль в Песни песней играет образ цветущего благоухающего сада. Вспомним, что рассказ о рае в Быт. 2–3 завершается на моменте изгнания людей из райского сада по воле Бога (Быт. 3:23–24) – а в Песни песней 4:12–16 можно уловить мотив обретения потерянного рая.

Более того, гипотеза о толковании книги как описания любви, делающей возможным восстановление потерянного рая, поддерживается и развивается стихом Песн. 7:11. В этом стихе девушка восклицает: «Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его». Через эту взаимность снимается неравенство между мужчиной и женщиной, образовавшееся после «грехопадения»: в Быт. 3:16 говорится, что женщина будет желать мужчину, а он будет господствовать над ней. Но влечение юноши и девушки в Песни песней – обоюдное. Таким образом восстанавливается первоначальный замысел творения – Бог сотворил людей равными, как «мужчину и женщину» – два образа человека (евр. «адам»).

3) В заключение скажем, что даже если отрицать всякое явное указание на Бога в этой книге, сама любовь предстает в ней Божественной. Тем самым Песнь песней свидетельствует о том, что телеснополовая любовь в своем потенциале трансцендентна. Любовь превосходит человека и делает так, что человек превосходит сам себя, выходя за свои пределы. Песнь песней выражает убеждение, что любовь между людьми берет начало от силы Божией, которая

одерживает победу над смертью и хаосом. Человеческая любовь является продолжением Божественной любви и проявляется в уникальной значимости любящих друг для друга. Как таковая Песнь песней является апологией глубоко проживаемой личностной любви, противопоставляемой обезличенной и «бездушной» сексуальности.

Благодаря Песни песней идея об эротической любви между полами как проявлении «божественной» любви присутствует не только в Библии, но и во всей иудейской и христианской традициях. Песнь песней свидетельствует о несомненном убеждении, что благодаря соединению мужчины и женщины потерянный рай может быть вновь обретен, глубинно человеческое может найти свое выражение, и Божественное может стать осязаемо присутствующим в нашей реальности.

Остается ли последнее слово за любовью?

То, что люди думают и пишут, определяется тем, кто они есть, что они делают и чувствуют, что им довелось испытать. О Боге и Его участии в нашей жизни написано таким же образом: исходя из Его «точек соприкосновения» с нами, с помощью наглядных примеров. Ведь мы можем говорить и думать о чем-либо лишь в той мере, в какой мы хоть что-то об этом знаем. Так происходит и в Библии. О Боге и Его опыте общения с людьми, – или, скорее, о нас и нашем опыте общения с Богом, – рассказано во многих повествованиях и поэмах, которые, каждая на свой лад, выдвигают на первый план те или иные «грани» Бога и окружающей реальности. Эти особые акценты определяются личным опытом. В самом деле, невозможно представить, насколько Бог добр к людям, если не знать, что такое любовь… И в этой главе мне важно подчеркнуть, что библейские повествования ни в коей мере не являются отстраненными от жизни или чуждыми нашего земного мира. Напротив, библейские тексты оказываются глубоко укорененными в каждодневной жизни и трудах людей библейских времен, которым точно так же были знакомы поиски и метания, боль и страдания. Но определяющим в этих людях было то, что они открывались всеохватывающей, все наполняющей, почти трансцендентной любви. Именно Любовь сделала их способными превзойти свои пределы, воспринять и записать о Боге то, что стало впоследствии передаваться как «богодухновенные» тексты. И это достойно размышления: вероятно, последнее слово все-таки остается за любовью.

При внимательном рассмотрении всего вышесказанного мы можем понять, что даже и Библия не говорит нам, кто или что есть Бог в Своей сущности. Библия всегда остается повествованием, написанным людьми и для людей, – рассказом о Боге, Которого никто не может постичь и охватить. Безусловно, ни для какого человека в принципе невозможно возвестить или записать, кто или что есть Бог в Своей полноте. Ни один человек не имеет права заявлять, что он обладает абсолютной истиной о Нем. Бога невозможно уместить в маленькую коробочку. Всё, что люди знают, – или думают, что знают, – и всё, что они когда-либо записали о Боге, есть плод внутреннего интуитивного ощущения Бога и глубоко осмысленного опыта веры. Кроме того, эти описания всегда исходили от аналогий с человеческой жизнью подобно тому, как любая фантазия всегда сохраняет точки соприкосновения с реальностью.

Другими словами, Библия есть книга людей. Тех людей, которые во всех обстоятельствах или, если хотите, в постоянных усилиях реализовать свои экзистенциальные порывы (лат. conatus essendi), старались в полной мере раскрыть в себе высокое достоинство человека. Библия есть книга для людей, живущих сегодня, которые, хоть в совершенно ином контексте, тоже стараются с наиболее глубоким смыслом и полнотой реализовать свое человеческое существование. Библия есть книга о Боге, Который не поддается «пониманию» и находится за пределами всех «понятий»[8]8
  В голландском языке слова «понимать» (begrepen) и «понятие» (begrip) этимологически происходят от слова «брать», «схватывать» (grepen). Автор во многих местах книги обыгрывает эту этимологическую связь. В русском языке также есть нечто подобное: слово «понимать» происходит от слова «имати» – «брать».


[Закрыть]. И в то же время Он превосходит все эти понятия и нас самих в Любви.

В следующей части я, как уже было упомянуто в предисловии, расскажу, как все эти идеи о Библии определяют мою веру, и дам очень личное свидетельство того, что рационально-критически мыслящий ученый-библеист действительно может в полной мере являться верующим человеком. Но эта вера не характеризуется «завершенностью» – она подразумевает процесс поиска, находящийся в непрекращающемся развитии. Более того, я отдаю себе отчет в том, что если предоставить этот внутренний процесс на обозрение широкому кругу читателей, он окажется крайне хрупким и уязвимым. И всё же это обстоятельство не должно ограничивать подлинность и открытость моего свидетельства – я поделюсь с вами моими поисками на пути, по которому я брела ощупью. Слова «мой искренний уязвимый ответ» вынесены мною в заглавие совсем не случайно…