Текст книги "Обретение внутренней матери. Как проработать материнскую травму и обрести личную силу"

Бессознательное, непризнанное, табу

Бессознательный ум защищает нас от непрожитой боли. В предисловии к книге «Сначала сделал, потом подумал: бессознательные причины наших поступков» (Before You Know It: The Unconcious Reasons We Do What We Do) Джон Барг пишет: «Когда мы начинаем понимать механизмы взаимодействия сознательных и бессознательных функций ума, нам открываются новые возможности. Мы можем научиться залечивать травмы, избавляться от привычек, преодолевать предрассудки, перестраивать отношения и открывать в себе скрытые способности». Далее он продолжает: «Десятилетия исследований и многочисленные эксперименты подтверждают, что бессознательное не является непроницаемой стеной; это дверь, которую можно открыть». В моих любимых строках из этого раздела книги говорится о важнейшем последствии этих открытий: «Представьте, какую способность к контролю вы приобретете, выявив и начав учитывать эти [бессознательные] влияния, вместо того чтобы притворяться, что их не существует, тем самым позволяя им контролировать вас».

Одна из главных установок, внушаемых нам патриархальной культурой, гласит, что чувства – проявление слабости и их нужно подавлять. Некоторые эмоции снабжены ярлыком «отрицательные», и на их проявления смотрят с осуждением: люди, которые испытывают такие эмоции, считаются слабыми, непривлекательными, «неудобными» и «плохими». Хоть раз в жизни каждая из нас испытывала отрицательные эмоции по отношению к матери, когда та не могла или не хотела удовлетворить наши потребности. Хотя многочисленные исследования психологии человеческого развития подтверждают, что эти чувства нормальны, естественны, их следует ожидать, детей стыдят за проявление негативных чувств к матери. В результате эти эмоции подавляются и нарывают, приводя к формированию болезненной динамики, влияющей на самосознание ребенка и его способность к благополучной жизни.

В классической книге Нэнси Фрайдей «Моя мать / мое я» (My Mother / My Self) писательница наблюдает за нашей тенденцией формировать полярное отношение к матерям: мы или идеализируем их («Мать надо уважать»), или осыпаем клеветой («Во всем виновата мать»). На индивидуальном уровне такое отношение – наш самый примитивный защитный механизм. Мы, дочери, не хотим становиться союзниками патриархальной культуры, которая продолжает наносить вред нашим матерям, поэтому отвергаем возможность проанализировать наши отношения, выяснить нужную информацию и проработать травму. Нас заставляют думать, что это неведение по собственному желанию идет на пользу и нам, и нашим матерям и оберегает обе стороны. Фрайдей пишет: «Мы годами будем ждать ее [хорошей матери] возвращения, убежденные в том, что женщина перед нами – та, что вынуждает нас испытывать вину, злость и чувство собственной неадекватности, – не наша мать».

Культура привила нам стереотип, что матери должны любить своих детей все время, поэтому мы можем бессознательно избегать размышлений о боли, вызванной отношениями с матерью, боясь, что окружающие решат, будто мы ее виним.

Но если не признать влияния материнской боли на нашу жизнь, мы навсегда в какой-то степени останемся детьми.

Полное самоопределение требует, чтобы мы проанализировали свои отношения с матерью и осмелились отделить свои убеждения, ценности и мысли от ее убеждений, ценностей и мыслей. Полного самоопределения не случится, пока мы не прочувствуем горя оттого, что стали свидетелями боли, которую испытывали наши матери, и не проживем собственную боль, которую стала следствием материнской боли и которую мы имеем полное право испытывать. Это трудно, но лишь так мы освободимся. Проживая боль, мы трансформируем ее в знание себя, честность с самой собой и прочный внутренний стержень.

Излечиваясь от материнской травмы, мы будем постепенно менять нездоровую динамику распределения сил в отношениях между женщинами, ведь женщинам больше не надо будет просить друг друга «не высовываться», чтобы облегчить свою боль. Боль от существования в патриархальном обществе перестанет быть запретной темой. Нам не надо будет больше притворяться и прятаться за фальшивыми масками, скрывая боль за фасадом собранности. Тогда мир поймет, что мы имеем полное право испытывать эту боль, проживать ее, перерабатывать и интегрировать, в конце концов преобразуя ее в источник мудрости и силы.

Если женщины начнут все чаще прорабатывать боль материнской травмы, то говорить правду о своей боли и получать столь необходимую поддержку станет намного безопаснее. Матери и дочери смогут общаться друг с другом, не боясь, что правдивость их чувств разрушит отношения. Эта боль больше не будет существовать в тени, под толщей бессознательного, проявляясь как манипуляции, соперничество и ненависть к себе. Полностью оплакав свою боль, мы сможем превратить ее в любовь – любовь, проявлением которой станет безусловная поддержка друг друга и глубокое принятие себя. Освободившись от боли, мы начнем жить в соответствии со своим истинным «я» и творческим потенциалом и сможем полностью реализовать себя.

Излечиваясь от материнской травмы, мы начинаем понимать, какое ошеломляющее влияние благополучие матери оказывает на жизнь ребенка, особенно в раннем детстве, когда мать и дитя пока еще представляют собой единое целое. Мамы формируют основу нашего «я»: наши убеждения вырастают из материнских, привычки вырастают из материнских. Порой это перенимается на настолько фундаментальном бессознательном уровне, что уже невозможно разобраться, где твое, а где мамино.

Мы работаем с материнской травмой, потому что это важнейшая ступень самоактуализации. Лишь проработав травму, мы сможем разрешить себе быть сильными и неуязвимыми женщинами, а ведь именно это требуется от нас сейчас. Излечение от материнской травмы – не что иное, как признание основ, заложенных нашими матерями для нас, и дань почтения этим основам; лишь узнав свои корни, мы сможем сосредоточиться на построении своей уникальной жизни, к которой стремимся и которую способны создать.

Начиная процесс проработки травмы, мы медленно избавляемся от толстой пелены проекций, не дающих двигаться вперед, и начинаем ясно видеть, ценить и любить себя. Мы сбрасываем с плеч груз материнской боли и вырастаем, переставая быть слабыми. Мы начинаем жить уверенно как самостоятельные личности и находим в себе силы и мотивацию создавать то, что нам хочется, не испытывая стыда и вины, а преисполнившись увлеченности, энергии, радости и любви.

Материнская травма – стена, создающая ощущение разъединенности и отделенности от своего «я», окружающих и самой жизни. В раннем детстве общение с матерью являлось для нас синонимом жизни. Мать для младенца – это пища, дыхание, весь мир и «я». Восприятие себя и мира пропускается через фильтр тела и психики женщины, которая была нам матерью. Излечение от материнской травмы – процесс, в ходе которого мы начинаем ясно видеть основную динамику отношений с матерью, повлиявшую на наше раннее развитие и продолжающую влиять на наш выбор даже сейчас, когда мы повзрослели. Кроме того, в ходе этого процесса мы «перевариваем» сложные эмоции, сопутствующие этой динамике, с целью исцеления и самопознания. В конце концов это приведет нас к ясности, мудрости, принятию и благодарности.

Источником первой сердечной раны для каждого человека всегда является мать, женщина. В процессе исцеления этой раны наши сердца меняются и из неустойчивого состояния обиды и страха переходят в совершенно иное состояние – любящее, уверенное, в котором мы соединяемся с божественным сердцем жизни. Именно тогда мы соединяемся с архетипическим коллективным сердцем, живущим во всех существах, и становимся носителями и передатчиками истинной эмпатии и любви, которой миру так не хватает сейчас. Так проработка материнской травмы становится возможностью подсоединиться к источнику женской силы. Вот почему женщинам настолько важно работать над материнской травмой: исцеляясь и налаживая связь с сердцем жизни через свое женское начало, мы начинаем влиять на мир в целом и способствовать нашей коллективной эволюции.

Вопросы для размышления

1. Вспомните принципы патриархата, перечисленные выше, и подумайте, ощущаете ли вы влияние патриархата в своей жизни сейчас. Как вы справляетесь с этими переживаниями?

2. В нашей культуре отношение к матерям искажено: мы или считаем, что они должны любить нас все время, или виним во всем. Это следствие обесценивания женщин в патриархальном обществе. Что вы знаете о том, каково было вашей матери справляться с этими непомерными требованиями? Как это культурное искажение повлияло на ваши отношения с матерью? Есть ли у вас представление, до какой степени вы вынуждены нести и «впитывать» материнскую боль, так как этого требовала от вас роль хорошей дочери?

Глава 2. Как проявляется материнская травма?

В детстве я вжилась в роль хорошей девочки, отличницы и посредницы в семейных конфликтах. Я стала доверенным лицом матери и ее лучшей подругой; иногда она рассказывала мне о проблемах в отношениях с моим отцом, неприятностях на работе, конфликтах с друзьями, перемывала косточки родственникам. В этой роли я чувствовала себя важной, но также ощущала пустоту, внутренний вакуум, и лишь намного позже поняла, насколько это неправильно.

Помню, однажды я сидела с матерью и тетками, и одна из них вдруг сказала: «О, а я и не заметила, что ты здесь, какая хорошая девочка». На поверхности я была невидимой и всегда готовой помогать, но под этой маской жила в страхе и вечно была настороже, выжидала, когда случится что-то плохое. Я уяснила, что хорошие девочки невидимы, они словно перестают существовать для взрослых – и только тогда становятся хорошими.

В подростковые годы я начала общаться с людьми за пределами семейного круга. У меня появилось много прекрасных друзей, и они стали поддерживать меня так, как никогда никто не поддерживал дома, открыв мне путь для безопасного бунта. Друзья ценили во мне присутствие, а не отсутствие, яркость, а не неприметность. Но «хорошая девочка» все еще жила во мне, и именно я из всей нашей компании всегда была готова первой прийти на помощь тем, кто в ней нуждался.

В девятнадцать лет я неожиданно забеременела. Этот момент стал переломным: я поняла, что мне нельзя рожать, потому что я сама еще, можно сказать, не родилась по-настоящему. Я сделала аборт и начала психотерапевтическое лечение. Я твердо решила выяснить, кто я и чего хочу от жизни.

Тогда я взяла академический отпуск, стала работать официанткой и снимать квартиру. На первых сеансах терапии я говорила о том, какая прекрасная у меня семья и как я восхищаюсь мамой. При этом я непрерывно плакала. Я не понимала, почему мои эмоции в таком беспорядке. Я знала лишь, что ощущаю полную внутреннюю пустоту. Я бросилась в изучение духовных течений и восточных религий – техника избегания, которую я позднее назвала «религиозный объезд». Я бессознательно пыталась использовать духовные практики, чтобы не сталкиваться с детской травмой.

В кабинете психотерапевта мы прорабатывали мои поиски карьерного пути, проблемы с пищей и восприятием тела, серию неудачных отношений. Об отношениях с матерью я не заикалась. Я избегала даже смотреть в ту сторону, потому что меня это слишком пугало, казалось слишком угрожающим. Мне не хотелось прослыть неблагодарной дочерью. Не хотелось нарушать видимость мира в своей семье, так как я всегда чувствовала за собой ответственность за хрупкое равновесие между нами. Мне казалось, что это я спасла мать от депрессии, защищала отца от ее эмоций, оберегала брата от насильственных вспышек отца. Я верила, что они во мне нуждаются. Одного я не понимала: что с рождения я подвергалась токсичному воздействию, и теперь оно отравляло меня изнутри, жило во мне, грозясь прорваться из бессознательной в сознательную сферу. И долго ждать оно не собиралось.

Проанализировав все свои проблемы, кроме отношений с матерью, я поняла, что все в итоге сводится к ним. Трудности в отношениях, восприятие тела, неопределенность в карьере – причиной всего этого были одни и те же проблемы, установки и паттерны, в основе которых лежали отношения с матерью, как-то связанные с преследовавшим меня ужасным ощущением, что я лишняя и должна вечно оставаться в тени, что со мной что-то не так.

Я была высокофункциональным человеком и не думала о себе как о жертве, пережившей травматический опыт. Но постепенно, со временем я узнала, что страдаю от сложной травмы развития. Мне понадобились годы, чтобы осознать обширность и глубину моей травмы и то, как она покорежила мое самовосприятие, вызвав чрезвычайно болезненные и всепроникающие симптомы на всех уровнях моей личности. Среди этих симптомов был постоянный страх, как будто у меня вырвали почву из-под ног. Иногда он перерастал в настоящий ужас и предчувствие чего-то плохого, что обязательно должно произойти, чувство вины, неуверенность в себе, стыд, перфекционистское достигаторство, заниженную самооценку. В компании я намеренно пыталась слиться со стенкой, так как боялась, что меня отвергнут, если я покажусь слишком сильной. Я испытывала смутное чувство угрозы и опасности, где бы ни находилась, диссоциативные чувства затуманенности рассудка и навязчивые кошмары, как кто-то преследует меня или врывается в мою квартиру. Все это хранилось за фасадом «хорошей девочки», и всему этому в процессе проработки травмы предстояло выйти на свет.

Наконец я ощутила в себе достаточно сил и смогла взглянуть на свои отношения с матерью прямо, главным образом потому, что поняла: отказ анализировать их не дает мне продвинуться вперед ни на шаг. Я понимала, что откладывать эту проработку больше нельзя, как нельзя откладывать жизнь, к которой я стремилась всем сердцем.

Отношения между матерью и дочерью – первые отношения, разрушаемые патриархатом.

Адриенна Рич

Отрицание, мученичество и ощущение, что весь мир у тебя в долгу

Способность женщин к эмпатии нещадно эксплуатируется нашей культурой и в искаженном виде превращается в чувство вины и долженствования, роль эмоциональной обслуги, созависимость и склонность винить во всем себя. Эти искажения могут парализовать нас, не давая занять активную, сильную жизненную позицию.

Тем из нас, чьи матери по жизни занимали позицию слабости, может быть очень страшно изменить этот паттерн и заявить о себе с позиции силы. Мы не привыкли любить себя, это кажется чуждым. Нам все время твердят, что этому навыку надо научиться, но перед глазами нет ни одной ролевой модели. Большинство взрослых дочерей следуют более распространенному примеру, испытывая компульсивную потребность спасать, исправлять и исцелять своих матерей. Дело осложняет тот факт, что многие матери, принадлежащие к старшему поколению, часто делятся с дочерями эмоциональными проблемами и считают, что вправе рассчитывать на абсолютную поддержку.

Боль матери может проявляться по-разному:

• несчастливый брак;

• химическая зависимость;

• психические расстройства;

• драмы и конфликты в личных отношениях;

• болезнь, проблемы со здоровьем, инвалидность;

• одиночество, страх старения;

• финансовые проблемы.

При этом существуют совершенно приемлемые способы поддержки, которые не истощают нас эмоционально. Но есть и другие способы, другие поступки, которых может требовать от нас мать и которые не являются приемлемыми, нарушают границы и помещают нас в замкнутый круг вины, усталости и неуверенности. Мы можем соглашаться с неадекватными требованиями матери из любви и сострадания, но этот метод нежизнеспособен, ведь со временем он все больше и больше истощает силы и мешает благополучию.

Чтобы стать уверенными в себе и начать действовать с сильной позиции в жизни, мы должны разрубить все нити дисфункциональных отношений, связывающие нас с матерью.

Дисфункциональность в отношениях может проявляться по-разному.

• Мать использует дочь как успокоительное средство и контейнер для слива своих непереработанных эмоций.

• Дочь нуждается в одобрении матери во всех вопросах и без него не может почувствовать удовлетворение собой и своим выбором.

• Мать довольна лишь тогда, когда дочь играет роль ее домашнего питомца, который во всем с ней соглашается и не противоречит ее взглядам и установкам. Мать отвергает дочь, если та проявляет самостоятельность.

• Мать использует дочь как нарциссическое расширение, присваивая себе все внимание и похвалу, достающиеся дочери.

• Дочь чувствует, что мать предъявляет к ней непомерные требования, и тратит неадекватное количество сил и энергии, переживая из-за проблем матери и поисков путей их решения.

• Мать чувствует, что для поддержания эмоциональной стабильности ей необходимо разговаривать с дочерью по несколько часов в день или несколько раз в день.

• Матери кажется, что она имеет право вмешиваться в основные сферы жизни дочери и контролировать их; этот контроль может распространяться на предметы, материальную собственность и на личную жизнь и личную информацию.

• Мать критикует дочь из страха показаться плохой матерью и воспринимает нормальные проявления отрицательных эмоций ребенка как угрозу своему контролю и признак своей родительской несостоятельности.

Такое поведение матерей, как правило, совершенно бессознательно и ненамеренно; они ведут себя так, чтобы облегчить свою боль и избежать столкновения с неразрешенными внутренними проблемами. Но при этом мать эксплуатирует дочернюю способность к эмпатии точно так, как это делает патриархат.

Чтобы восстановить внутреннее равновесие и положить конец эмоциональной эксплуатации, дочери должны отказаться чувствовать вину за свои желания и способность быть сильными и независимыми – даже если это означает, что мать отвергнет нас после того, как мы установим в отношениях с ней четкие и здоровые границы.

Матери же должны осознать, что бессознательно ограничивают свободу дочерей из-за собственных нерешенных проблем, и разглядеть эти бессознательные паттерны контроля и манипуляций. Очень важно, чтобы наши матери признали, что в них живут патриархальные установки. Если мать не хочет этого, дочь должна проявить твердость и затребовать себе право быть собой и жить по своим правилам.

Можно быть хорошей дочерью и одновременно поддерживать здоровые границы отношений с матерью. При этом ваша убежденность в том, что вы поступаете правильно, не должна зависеть от мнения матери по этому поводу. Мы должны установить такие границы в отношениях, в рамках которых будем чувствовать свою силу и безопасность.

Эмоциональная стабильность матери не входит в сферу ответственности дочери. Нужно признать тот факт, что мы, дочери, не можем исцелить своих матерей, – в этом мы бессильны. Можно погоревать по этому поводу и жить дальше, наконец затребовав себе свою силу и способность иметь настоящую, радостную, изобильную жизнь без чувства вины.

Некоторые матери активно манипулируют дочерями из-за бессознательного страха остаться в одиночестве и чувства ущемленности – и это настоящая трагедия. Трагедия и в том, что некоторым дочерям так и не удается достигнуть самоопределения и стать личностями, поскольку их сковывает парализующее чувство вины по отношению к матери.

Если в матери живет обиженный ребенок, не получавший поддержки, она может обращаться к дочери за эмоциональной подпиткой, которую никогда не получала от собственной матери. Собственно, так материнская травма и передается из поколения в поколение. При этом самопожертвование и созависимость дочери никак не помогают матерям. Они лишь усугубляют их отрицание и безвыходность проблемы. На дочь подобная ситуация действует разрушающе и напрямую мешает ее способности уверенно ощущать собственное, отдельное «я».

В нашей культуре самопожертвование идеализируется, тому виной остаточные установки предыдущих поколений, которые гласят следующее.

• Мученики достойны восхищения.

• Женщины от природы только рады обслуживать окружающих и заботиться о них.

• Женщины не должны проявлять инициативу, высказывать свое мнение и отстаивать свои убеждения.

• Женщины, которые не принимают комплименты и склонны принижать свои заслуги, достойны уважения и похвалы («скромницы»).

Компульсивное желание исцелить мать

Если копнуть глубже, мы обнаружим в себе бессознательное инфантильное убеждение: якобы мы, дочери, можем спасти или исцелить своих матерей, и тогда они превратятся в таких матерей, в которых мы всегда нуждались, – сильных, безусловно любящих, счастливых, заботливых. А мы, дочери, наконец удостоимся материнской любви, которой нам всегда не хватало. Но это невозможно. Это невозможно, потому что детство закончилось, и мы никогда уже не сможем вернуться назад и получить то, в чем нуждаемся. Нужно смириться с этим фактом, погоревать и оплакать его – это ключ к свободе.

Существует прямая связь между инфантильным желанием спасти мать от ее боли и страхом перед самостоятельной жизнью.

Все материнско-дочерние отношения разные. Каждая взрослая дочь в этой ситуации должна подумать и четко постановить, что она готова делать и с чем готова мириться в отношениях с матерью, а что не будет делать и с чем не будет мириться. Затем необходимо уважительно донести это до матери. Это личный выбор, и понять, где проходят ваши границы, получится, возможно, не сразу. Но главное, о чем следует помнить: дочь должна быть прежде всего верна и преданна себе. Парадокс, но именно этого хочет для своей дочери каждая мать, если ее видение не искажено нездоровыми установками: чтобы дочь не вредила себе и делала то, что лучше для нее.

Когда в матери живет непроработанная травма, а в раннем детстве ее базовые потребности не удовлетворялись, желание удовлетворить их сейчас может быть сильнее способности воспринимать и любить свою взрослую дочь как отдельного самостоятельного полноправного человека, имеющего право говорить «нет» и не испытывать при этом чувство вины.