Текст книги "Секрет. Беседы о суфизме"

И вы удивитесь: если бы Морарджи Десаи был там, он тоже ничего не узнал бы, потому что в те дни люди вели себя точно так же, как сегодня они ведут себя в отношении меня. Против Иисуса были настроены политики. Он был распят в результате заговора политиков и священников. Против Иисуса были настроены учителя и пандиты, знаменитые раввины, так называемые добродетельные люди. Это кажется поистине парадоксом, но его поняла проститутка Мария Магдалина. Его поняли рыбаки, дровосеки, сельские жители, простые люди – а раввины? а учителя? а священники? а политики? – они не смогли ничего в нем разглядеть. Они видели лишь определенную опасность. Они видели лишь то, что существование этого человека может породить бунт – лучше уж избавиться от этого человека, прикончить его, чтобы уничтожить само семя. В противном случае этот человек принесет хаос. Именно это они видят и во мне. На самом деле, они начали бояться.

Как-то на днях я говорил вам, что, возможно, настанет время, когда моим саньясинам придется уйти в подполье. Я просто имел в виду, что вы легко можете стать незаметными, если не будете носить оранжевую одежду и малу. На самом деле, когда я принял решение дать вам определенную саньясинскую униформу, оранжевый цвет и малу, отчасти я исходил из этих соображений: что если вы будете заметными, то вы легко, в любой момент, сможете стать невидимыми. Это секрет того, как стать невидимым. Вы ходите в оранжевом: очевидно, что вы саньясин. Уход в подполье будет очень простым: вы просто перестанете носить оранжевое и станете незаметны.

И вот, полиция Пуны получила из Дели указание подробнее расследовать этот вопрос. «Что он имеет в виду, говоря: „Моим саньясинам придется уйти в подполье“?» Просто глупые люди. А когда я называю их глупыми, они очень злятся. Они думают, что я их оскорбляю, что я на них клевещу. Но я просто констатирую факт.

Миссис Вандергельт принесла своего пекинеса в ветеринарную клинику.

«С Фидо что-то не так, – пожаловалась она ветеринару. – Вчера я дала ему погрызть вкусную косточку, но он от нее отказался. Сегодня утром я попробовала дать ему кусок жареного филе, но он просто отошел в сторону. А днем я подвела его к прелестной маленькой пекинеске, но мой Фидо отнесся к ней с полным презрением».

Осмотрев собаку, ветеринар покачал головой.

«С вашим псом все в порядке, мадам, – сообщил он хозяйке. – Просто он глупый».

Ну, что тут поделаешь? Факты есть факты.

Политики всегда были глупыми, это не новость. А иначе зачем им становиться политиками? Они могли бы стать поэтами, могли бы стать мистиками, художниками, музыкантами, танцорами. Но если человек не может стать никем, если у него нет ни талантов, ни разумности, тогда у него остается последняя возможность – он становится политиком, потому что в политике глупость – ценное качество. Чем вы глупее, тем больше у вас шансов достичь вершины – потому что для этого нужны высокомерие, насилие. Чтобы подняться на вершину лестницы, нужны нечувствительность, ненависть, зависть, амбиции. И еще требуется полная неразумность. В противном случае, кого заинтересует всего лишь продвижение по служебной лестнице? Жизнь может дать вам гораздо больше.

Просто сидя под деревом и играя на своей флейте, получаешь гораздо больше удовлетворения, нежели став президентом страны. Просто влюбившись в женщину или мужчину, испытываешь гораздо большее удовлетворение, чем обладая всеми богатствами мира и всей той властью, которую они могут дать.

Когда Александр Македонский пришел в Индию и завоевал приграничные провинции, его удивило, что люди в них были очень довольны, очень счастливы. Он не мог поверить своим глазам. Везде был такой порядок, и при этом казалось, что не было никакого принуждения. Александр спросил у побежденного и покоренного им царя… На самом деле, царь был побежден потому, что он никогда не готовился к войне. Вся его энергия была посвящена миру. Это была прекрасная страна, люди были счастливы, и люди по-прежнему пели, танцевали и были благодарны Богу. Они не думали, что кто-то будет их завоевывать. Зачем? По сути, Александру Македонскому не было оказано никакого сопротивления. Люди были совершенно не готовы, они просто удивлялись самой этой идее, что кто-то решил отправиться в дальний поход, чтобы завоевать весь мир. Они были озадачены: «Зачем?»

И сам Александр был озадачен и удивлен, видя этот мир, довольство и радость. Даже когда эти люди были побеждены, ничего не изменилось – как будто ничего не произошло. Они продолжали вести себя как раньше, как будто ничего не случилось.

Он спросил у царя:

– Как ты смог это устроить, такой порядок? Я не вижу ни полиции, ни военных, я не вижу каких-то государственных органов. А люди живут с такой любовью и в таком братстве. Как ты это устроил?

Царь ответил:

– Это вовсе не моя заслуга. Мой премьер-министр – мистик. Это его работа.

– Где же твой премьер-министр? – спросил Александр. – Мне бы хотелось с ним повидаться, хотелось бы с ним побеседовать, чему-нибудь у него поучиться. Я бы хотел, чтобы в моей стране тоже был такой порядок, такая внутренняя дисциплина. Я влюбился в эту гармонию, которая царит здесь повсюду. Хотя вы и побеждены, я не вижу никакой грусти… как будто я не так уж важен.

Царь ответил:

– Теперь премьер-министр стал саньясином, он ушел в горы. Возможно, найти его будет трудно.

Но Александр настаивал, и послали гонцов. Однако они вернулись – они сказали:

– Тот старец сказал, что не хочет встречаться ни с каким Александром, ни с каким великим царем и завоевателем, потому что сама идея покорения других людей очень глупа. «У меня нет никакого интереса к этой встрече. Идите и скажите ему, что он не кажется мне достойным даже моих советов».

Весь ум политика – это не что иное, как амбиции, а амбиции насильственны, амбиции кровожадны. Именно амбиции превратили всю Землю в ад.

Морарджи Десаи тоже считает, что я его оскорбляю, что я на него клевещу. Это не так. Я не имею никаких отношений с Морарджи Десаи. Когда я говорю что-то против любого политика, это говорится против политиков как таковых. В этом нет персональных различий.

А теперь эта небольшая история.

Однажды Бахауддин Шах рассказывал о принципах и практиках суфиев. Некий человек, считавший себя очень умным, решил выступить с критикой, рассчитывая извлечь для себя выгоду. Он сказал:

– Если бы этот человек сказал хоть что-то новое! Вот единственная моя претензия.

Бахауддин рассказывал о принципах и практиках суфиев…

Существует только один принцип и только одна практика. Что это за принцип? Принцип состоит в том, что есть один только Бог. Нет бога кроме Бога: вот этот принцип, вот сама основа суфизма. Существует только Бог – в миллионах форм. Формы различны, личности различны, но глубоко внутри, если вы продолжите поиски самой сокровенной сути, вы всегда обнаружите Бога и ничего больше. И потому это основной принцип, все другие принципы вторичны. Это краеугольный камень храма суфизма: Бог есть.

И Бог не может быть новым или старым. Говоря о Боге, невозможно использовать такие слова, как «был», вы не можете сказать: «Бог был», не можете сказать: «Бог будет». Говоря о Боге, можно использовать только одно время, настоящее: «Бог есть». Бог всегда есть, как же он может быть новым или старым? Да, формы выражения могут быть старыми, но не выражаемая ими истина. Бутылки могут быть новыми, но не вино. То, что я говорю, это лишь новая бутылка для вечного вина. Именно об этом говорил Бахауддин.

Но вы всегда можете критиковать, и для критики всегда есть две возможности. Одна возможность – сказать: «Это что-то новое». Есть люди, для которых сказать, что «это что-то новое», вполне является критикой. Новое означает неправильное, потому что если бы это было истиной, то другие обнаружили бы ее раньше вас. Как она могла ждать так долго? Если это новое, то, несомненно, это неверно. Почему этого нет в Ведах? Почему об этом ничего не сказал Иисус? Почему об этом промолчал Будда? Если они были знающими, они должны были об этом знать, а раз об этом не упоминается, значит, что-то здесь не так.

Это один вид критиков: люди, которым нравится все старое, для которых истина – то, что старо. Как будто только Иисус стар, а Иуда не стар, как будто только Рама стар, а Рамана не стар, как будто только Кришна стар, а те люди, которые выступали против него, – нет. Они одинаково стары, и поэтому одно только то, что что-то старо, еще не означает, что это истина.

А затем есть другая партия – этот человек, несомненно, принадлежал к другой партии. Он говорит, что у него есть единственная претензия: «Если бы этот человек сказал хоть что-то новое! Вот единственная моя претензия». Он заявляет: «Ты говоришь об одном лишь старье, которое известно каждому. Нет нужды толковать об этом старье, говоря: „Бог есть, истина есть, истина вечна“. Об этом уже столько раз говорилось! Зачем продолжать это повторять? Скажи что-нибудь новое! Если можешь сказать что-то новое, скажи!»

Но вопрос не в том, что сказать, дело не в повторении. Бахауддин не повторяет слова Мухаммеда. То, что он говорит, является его собственным переживанием. И что он может поделать, если его переживание и переживание Мухаммеда совпадают?

То, что говорю я, это не повторение слов Будды или Махавиры. Я говорю, исходя из своего собственного опыта, из своего собственного авторитета. Это мое переживание, и в этом смысле оно новое. Но что я могу поделать? – таким же было переживание у всех будд, так что, в каком-то смысле, оно такое же древнее, как горы, и такое же новое, как капли росы на листьях травы на восходе солнца.

В этом парадокс истины: каждый должен познать ее сам, и тогда она новая – но это одна и та же истина. Будда подошел к морю, попробовал его на вкус и сказал: «Оно соленое». Спустя двадцать пять столетий я подошел к морю, попробовал его на вкус и сказал: «Оно соленое».

И вот возникает вопрос: является ли то, что я говорю, лишь повторением слов Будды? Если бы я не отправился к морю, а просто читал священные писания, я бы как попугай повторял, что море на вкус соленое, потому что так говорит Будда – а я ему доверяю, несомненно, он говорит правильные вещи, зачем идти к океану? Раз так сказал Будда, значит, так и есть, это непреложная истина – в таком случае это было бы повторением.

Но я отправился к морю: я попробовал его на вкус и обнаружил, что оно соленое. Ну, и что я должен делать? Только потому, что Будда тоже сказал, что оно соленое, я не должен говорить о том, что оно соленое, – чтобы люди не подумали, что это повторение? Но тогда я буду лгать! Что мне говорить – что оно сладкое? Но тогда это будет неправдой. Я должен быть правдивым и поэтому должен сказать две вещи: во-первых, что я сам его попробовал, и, во-вторых, что теперь я свидетельствую, что Будда был прав. Я не говорю это, ссылаясь на авторитет Будды, я говорю это, основываясь на собственном авторитете. По сути, я становлюсь свидетелем Будды, очевидцем того, что все сказанное им двадцать пять веков назад было истиной, было верным. Я знаю это благодаря своему собственному опыту.

Именно это делал Бахауддин. И вот, человек говорит… Он считал себя умным, а умные люди, или, по крайней мере, люди, считающие себя умными, почти всегда глупы. Только глупые люди могут думать, что они умные.

Подлинно разумный человек не является умным. Если у вас есть разумность, какая вам нужда быть умным? Сама ваша жизнь демонстрирует вашу разумность. Умный человек пытается показать, что он разумный – а только неразумный человек будет стараться показать, что он разумный. Помните об этом! Только уродливый человек старается показать, что он красив, и только невежда пытается демонстрировать свои познания.

Человек, который знает, никогда не старается это демонстрировать. Другие люди и так это видят, это случается само собой. Когда наступает весна и деревья расцветают, они не дают объявление: «Приходите и посмотрите». Но их аромат разносится ветром, и люди начинают приходить. А если люди не придут – потому что люди совсем слепы, они утратили всю чувствительность – то, по крайней мере, прилетят пчелы, прилетят бабочки, птицы, и этого достаточно. Но они прилетят сами.

Когда есть аромат, люди начинают приходить. Нет нужды бахвалиться этим фактом.

Человек, который старается быть умным, показывает лишь то, что он не умен. Он боится, что, если не проявит свой ум, его разоблачат. Если он не покажет свои познания, его уличат: люди могут узнать, что он невежествен. Прежде, чем они это узнают, ему нужно произвести много шума.

Несколько дней назад у Морарджи Десаи брали интервью на BBC, и интервьюер задал очень уместный и очень важный вопрос: «Вы столько говорите о морали – почему вы не возглавите свою страну в моральном плане?»

В гневе Морарджи Десаи ответил: «А что я, по-вашему, делаю? Я возглавляю свою страну и как политический, и как моральный лидер. Вы хотите сказать, что я должен отказаться от поста премьер-министра и возглавить страну только в моральном отношении? Вы считаете себя очень умным? Никто не задавал мне такого вопроса. А вы считаете, что вы такой умный?»

Ну что же, вопрос этого человека не был неправильным. Это был уместный вопрос: если вы так много говорите о морали, почему бы вам не стать учителем морали? Зачем вы зря тратите свое время на посту премьер-министра? Возглавьте страну как моральный наставник! Ведь какое отношение политик имеет к морали? Политик неизбежно будет аморален. Аморальность – это стратегия политика, и мораль – тоже. Он рассуждает о морали, чтобы скрыть все аморальные методы, которые он втайне продолжает использовать. Мораль и рассуждения о ней, а также религия – это лишь маскировка.

Тот человек задал уместный вопрос, но Морарджи был сильно раздосадован. И отвечать так, как он ответил, неправильно: «Вы думаете, что вы очень умный? Никто до сих пор не задавал мне такого вопроса».

И я считаю, что тот человек действительно был разумным: он просто сказал: «Спасибо» и закончил интервью. Несомненно, он был действительно разумным. Не было смысла продолжать дальше. Это стало бессмысленным. Но почему Морарджи Десаи набросился на этого беднягу, почему он сказал: «Вы думаете, что вы очень умный?» Именно это он пытался продемонстрировать сам: что он очень умный, очень талантливый.

По-настоящему разумный человек не пытается показать, что он умный или талантливый. Он умный, и поэтому нет необходимости это демонстрировать. Он даже не осознает этого, он неосознанно разумный. Умничанье – это искусственный заменитель для подлинной разумности.

Тот человек, считавший себя умным и решивший, что критика может принести ему выгоду, сказал: «Если бы этот человек сказал хоть что-то новое! Вот единственная моя претензия».

Ну что же, он, видимо, был из тех, кто верит в новое: новое – значит правильное. Если что-то ново, то оно обязательно правильно: это другая крайность все той же глупости. Одна крайность такова: если что-то старо, оно непременно правильно, и другая крайность той же самой глупости: если что-то ново, то это обязательно правильно.

Правильность не имеет ничего общего со старостью и новизной. Правильное есть правильное, и неважно, старое оно или новое. Это ничего не меняет.

Услышав об этом, Бахауддин пригласил критика на ужин.

Таким был его способ создать ситуацию.

– Надеюсь, тебе понравится моя тушеная баранина, – сказал он.

Едва положив в рот первый кусочек, гость вскочил, закричав:

– Ты пытаешься меня отравить – это не тушеная баранина!

– Да нет же, не сомневайся, – ответил Бахауддин, – хотя, поскольку тебе не нравятся старые рецепты, я попробовал приготовить что-то новенькое. В этом блюде, как и положено, есть баранина, но в нем также полно горчицы, меда и рвотного средства.

Таков был используемый Бахауддином способ обучения.

Ну что же, Будда так не поступил бы, и Махавира – тоже. Это способ Бахауддина: он пытается создать реальную ситуацию. У него очень научный ум: он хочет ковать истину, пока ситуация горяча. Он не верит в разговоры, он верит в практическое экспериментирование. Он очень эмпиричен – вместо того, чтобы опровергать человека словами, он доказывает его несостоятельность очень реалистичным способом. И вот, он показал этому человеку его глупость, не произнеся ни слова. И ситуация такова, что этот человек не может возразить.

Ничто не становится значимым благодаря одной лишь новизне, и ничто не становится неправильным лишь из-за того, что оно старо.

Бахауддин говорит: «Что я могу поделать? Если бы я подмешал в мои высказывания об истине что-то свое лишь для того, чтобы сделать ее новой, то получилось бы точно такое же блюдо. В нем, как и положено, есть баранина, но еще в нем полно горчицы, меда и рвотного средства. Оно было бы отвратительным, оно не было бы питательным».

Человечество существует много веков, истину открывали снова, снова и снова. Многие люди достигли наивысшего света, и все они выразили это по-своему. Их языки различаются, но послание одно и то же.

Это похоже на то, как если бы несколько человек отправились посмотреть на закат. Один из них – художник, он начнет рисовать. Он потрясен красотой заката и немедленно принимается за работу. Забыв обо всем, он погружается в свою живопись – он должен нарисовать этот закат. Закат взволновал его сердце. И таков его способ это выразить. Другой человек, видя тот же самый закат, возможно, просто молча сядет и будет на него смотреть. Он тоже потрясен, но он погружается в глубокую медитацию. Вы видите благодать на лице этого человека. Вы видите, что дело не только в том, что садится солнце, – что-то исчезает также и в самом этом человеке. Может быть, это «закатывается» его эго. Он оказался в глубокой гармонии с закатом, он больше не отделен, он его часть, часть всей этой сцены. Он исчез как зритель, растворился в закате. А третий человек, возможно, начнет играть на своей флейте: внутри него закат стал песней. А четвертый может начать танцевать. Послание одно и то же, но посредники очень различаются.

И вот, если позднее вы прослушаете запись флейты, посмотрите видеозапись танца, увидите картину художника и фотографию медитирующего, сможете ли вы узнать, что источником всего этого был закат? Сможете ли вы логически прийти к выводу, что все они выражали одно и то же? Это будет невозможно. Логически это невозможно, поскольку какую связь можно обнаружить между флейтой и живописью? Какая связь между звуком и цветом? Каким образом вы придете к заключению, что эти краски символизируют то же самое, что и эти звуки? И как вы сможете понять, почему один человек начал танцевать, а другой погрузился в такое безмолвие, что стал похож на статую? Как мог один и тот же закат вызвать столь разные проявления? И, тем не менее, это был один и тот же закат.

Внутри Кришны он пробудил танец, Будду превратил в мраморную статую, Иисуса заставил пожертвовать всем, а Махавиру побудил ходить обнаженным, в полнейшей невинности, подобно ребенку. Различные проявления, но источник один и тот же.

Однако как вы сможете вывести это логически? Логически это невозможно – за исключением того случая, что вы и сами тоже видели этот закат. Если вы видели закат, то вы сможете понять, что и танец, и песня флейты, и картина, и медитирующий человек – просто разные языки, потому что эти люди обладают разными талантами, владеют разными способами выражения. Но переживание, вызвавшее эти различные проявления, происходит из одного и того же источника, из одного и того же заката.

Бахауддин говорит по-своему, но истина остается той же самой. Истина вечна. Истина есть. Истина просто есть. Она ни новая, ни старая – или она такая же древняя, как горы, и такая же новая, как капли росы на листьях травы на восходе солнца. Она и то, и другое, и вместе с тем ни то, ни другое – она превосходит то и другое.

Но невозможно прийти к этому выводу посредством одного лишь мышления, вам придется погрузиться в переживание. Истина должна стать для вас сущностным явлением: вы должны ее прожить. Только прожив ее, вы сможете ее познать, но не наоборот – не так, что, узнав ее, вы сможете ее прожить, нет.

А именно это говорит вам традиция: узнайте истину, чтобы вы смогли ее практиковать и проживать. Это полнейшая чушь. Переживите истину, чтобы вы смогли ее познать. Сначала идет переживание, сначала идет проживание, и лишь затем тень ложится на вашу разумность, и тогда ваша разумность может перевести ее в понимание.

Именно поэтому Бахауддин создал такую ситуацию, а иначе это превратилось бы в ненужный спор. Таков его способ.

У каждого мастера есть свои собственные способы, но истина всегда остается одной и той же.

Монах спросил:

– Если я хочу стать буддой, что тогда?

Джошу ответил:

– Ну и задачку ты себе задал!

Монах спросил:

– А если усилия нет совсем, что тогда?

Джошу ответил:

– Тогда ты уже будда.

Вы есть истина. Нет необходимости ее знать, вам нужно лишь молча прислушиваться к ней в своем внутреннем мире. Вы должны успокоиться, стать спокойными и тихими, и неожиданно внутри вас откроется истина. Истина уже вам присуща.

Однажды Джошу задали вопрос о «святом» человеке, о том, кто «очистился». Он ответил:

– В моем жилище нет места для такого мошенника! Почему человек должен быть чище, чем он есть с самого начала? И, кроме того, внутри нет никого – ни чистого, ни нечистого.

Тогда у него спросили:

– Кто такой Джошу?

Он ответил:

– Крестьянин.

И именно им он и был – китайским крестьянином.

Тогда у него спросили:

– А кто такой будда?

Рассмеявшись, он показал рукой на поле и сказал:

– Человек, управляющий своими быками, – это Он.

Вы божественны, вы будды. Вы просто об этом забыли, только и всего. Об этом нужно вспомнить. Все, что нужно, это вспоминание. Не нужно ничего достигать – вы уже есть то. Истина – это само ваше существо, и поэтому ее не нужно достигать. Вы погружены в своего рода сон. Проснитесь, и вы ее познаете – и вы познаете ее не как объект, вы познаете ее как вашу собственную субъективность.

Сёрен Кьеркегор говорит: «Истина – это субъективность». Он прав. Истина – это ваша глубочайшая суть.

И таков единственный принцип суфиев: «Есть только истина», или: «Есть только Бог».

А как его практиковать? И опять же, есть только одна-единственная практика: зикр – вспоминание.

Проснитесь. Помните.

На сегодня достаточно.