Текст книги "Секрет. Беседы о суфизме"

Морарджи Десаи все время был настроен против меня. Этот конфликт продолжается, по меньшей мере, пятнадцать лет, но поскольку он не был у власти, он не мог ничего поделать. Теперь он у власти, и поэтому живший внутри него фашист выходит наружу.

Группа бывших одноклассников встретилась и беседует о былых временах. Один из них, известный политик, говорит: «Когда я был маленьким, я хотел стать пиратом».

«Я рад, что одному из нас удалось воплотить свою мечту в жизнь», – отвечает другой.

Политика – это последнее прибежище негодяев.

Почему люди стремятся к власти? Где-то в глубине их существа таится огромное желание господствовать, поэтому они и стремятся к власти. Так что, естественно, когда у них появляется власть, они хотят господствовать – они хотят господствовать надо всем, что происходит.

Моя работа не является политической, ни в коей мере. Почему он должен беспокоиться о моей работе? То, что я делаю, – это нечто психологическое. Это не его дело, но власть хочет проявить себя. У него всегда было очень сильное желание помешать моей работе, но до сих пор он был не в состоянии этого сделать. Теперь у него есть такая возможность, и он не может противиться искушению.

Однажды, когда я начал критиковать Махатму Ганди, он захотел, чтобы мне запретили въезд в его провинцию, Гуджарат – даже въезд, – но не смог этого добиться. Теперь он у власти, и уже пятнадцать лет в его сердце существует эта рана, связанная со мной. Но его неприязнь – вовсе не критерий. Если он испытывает неприязнь, он волен ее испытывать. Мое собственное ощущение таково, что он не понимает, чем я здесь занимаюсь.

Во-первых, у меня нет никакой жизненной философии. Все, чему я учу моих людей, это жить без всякой жизненной философии – просто жить! Я учу жизни, а не жизненной философии!

Во-вторых, я не проповедую никакой доктрины, никакой догмы. Я не учу мышлению. Напротив, я учу моих людей тому, как жить без мыслей, как не погружаться в мышление, как уйти из мира мышления, стать совершенно безмолвными, так чтобы ни единая мысль не проплывала у вас в уме. Когда экран ума совершенно пуст, когда проектор мышления прекратил свою работу, возникает медитация. А медитация – это дверь к Богу.

Я здесь не учу людей думать. Это не школа философии. Я не пытаюсь сделать ваши умы лучше. Это не то место, где совершенствуют ум и приобретают знания, – это место, где отбрасывают весь ум и все знания. Это место, где вы учитесь тому, как стать не-умом. Я учу не-уму.

Поэтому у меня такое ощущение, что он совершенно не понимает, что здесь происходит. Но он очень предубежденный человек и думает, что он знает. Он думает, что знает все, что следует знать.

А знает он лишь то, как играть в политические игры, и ничего больше.

Ты говоришь: он заявил, что «ему не нравится твой образ мышления, твоя жизненная философия и твоя работа. Он также выразил сильную неприязнь к нашему ашраму и его деятельности».

Он одержим мною и моим ашрамом. Почему у него должна быть такая сильная неприязнь ко мне и моему ашраму? Ему, наверное, снятся ужасные кошмары обо мне и моих людях. Наверное, в его снах вы делаете медитацию Кундалини и Хаотическую медитацию. Эта неприязнь показывает, что где-то в глубине души существует «приязнь». Эта враждебность показывает, что где-то в глубине души он заинтересован. Если вы так сильно кого-то ненавидите, это указывает на то, что этот человек вас привлекает, притягивает.

И мне известна причина этого притяжения. Он не может сюда прийти из-за своего высокомерия, но его тянет. Всю свою жизнь он пытался медитировать – и потерпел неудачу. Отсюда это притяжение. Он хочет медитировать, но из-за своей эгоистической жизненной позиции не может прийти сюда в качестве ученика, не может прийти учиться. Это трудно.

Но притяжение есть, а всегда, когда вас что-то привлекает и существует помеха, притяжение превращается в отвержение. Когда любовь начинает подавляться, она превращается в ненависть. Ненависть – это не что иное, как любовь, делающая сиршасану, – любовь, стоящая на собственной голове. Он испытывает огромное притяжение, и именно поэтому он все время выступает с заявлениями обо мне, все время меня критикует, причем без малейшего понимания.

Лишь несколько дней назад он заявил где-то, что хочет назначить комиссию для расследования деятельности моего ашрама, этой коммуны, но при этом он сказал: «Это не принесет пользу Раджнишу и его работе». Ну, и что же это будет за комиссия, если он уже решил, что она будет не в пользу ашрама? Комиссия означает непредвзятое расследование. Если решение уже принято, если он уже пришел к заключению, что это не поможет моей работе, что это ей повредит, что же это будет за расследование?

Так же он поступает и с другими людьми, с Индирой. Он принимает решение, а затем создается комиссия. Эта комиссия лишь производит ряд пустых телодвижений, выводы уже сделаны. Комиссия должна лишь создать видимость правосудия.

Приверженец демократии так не поступает. Так поступает фашист.

Единственная надежда в том, что он очень стар… Хорошо, что он не молод, иначе наша страна страдала бы очень долго.

Индийцам очень трудно придерживаться демократии, потому что Индия веками жила очень по-фашистски. Индусский ум – это фашистский ум. Индусский ум верит в то, что индусы – самые чистые в мире, что они высшие, что они – самые религиозные в мире люди, что Бог избрал их, что их страна – не просто часть суши, а божественная земля, и их священные писания – не обычные писания, подобные писаниям других религий, а что они написаны самим Богом.

Индусский ум – это фашистский, а не религиозный ум, и с таким отношением индусский ум просуществовал, по меньшей мере, пять тысяч лет.

Он всегда подавлял угнетенных, бедных людей – их не считают людьми. Их называют неприкасаемыми, к ним нельзя даже прикасаться. И к ним не только нельзя прикасаться – даже прикосновение их тени для индусского ума недопустимо. В древние времена, когда по улице шел неприкасаемый, он должен был кричать: «Я иду по этой улице. Пожалуйста, отойдите от меня». А иначе, кто знает? Даже если вас заденет его тень, вам придется совершить омовение, вы должны будете очиститься. И, естественно, если вам придется снова совершать омовение, если вам придется лишний раз вернуться к реке и проделать весь ритуал, молитвы и тому подобное и затем выполнить очищение, кому это понравится?

Неприкасаемых даже убивали – просто потому, что их тень упала на брамина, представителя высшей индусской касты. Их убивают даже и в наши дни.

С тех пор, как Морарджи Десаи пришел к власти, за эти полтора года было убито больше неприкасаемых, чем за тридцатилетнюю историю свободной Индии. Их дома поджигают прямо сейчас, в наши дни, в двадцатом веке. С людьми обходятся как со скотом, и даже не как со скотом, а хуже. С людьми поступают как с вещами. Людей сжигают и убивают, их женщин насилуют только по одной причине: просто потому, что они неприкасаемые.

Индусский ум раздражают всякие мелочи. Если неприкасаемый хочет войти в храм, ему это запрещают. Если он попытается, его убьют. И это люди, считающие себя религиозными, – даже в храме нет демократии.

Если неприкасаемый идет за водой, ему запрещено брать воду из общественного колодца, потому что колодец станет нечистым. Если неприкасаемый хочет, чтобы его дети учились в одной школе со всеми, возникают трудности, и так далее, и тому подобное.

Таким образом, индусский ум раздражают разные мелочи, индусы всегда были фашистами. А Морарджи Десаи – индусский шовинист.

Индусы веками были настроены против женщин. Ни в какой другой стране женщины не подавлялись в такой степени, как у нас. Женщина осуждается как дверь в ад. Женщина – источник всех грехов, женщина – источник всякой деградации, аморальности, женщина – источник всего дурного в мире, всего зла. Она – посредник зла.

Ну и что же это за ум? И эти люди бахвалятся своей чистотой, своей религиозностью, духовностью. И именно это вызывает беспокойство в уме Морарджи Десаи – то, что я уважаю женщину в той же степени, что и мужчину, для меня они равны. И я осуждаю все те священные писания, в которых женщина осуждается как источник зла. Эти священные писания сами являются источником зла!

Для меня брамин и неприкасаемый одинаковы. Я не верю ни в какие касты. Я не верю ни в какие различия между людьми – черные и белые, индусы и мусульмане, христиане и иудеи. И это вызывает в их умах сильнейшую суматоху. Что я делаю? Это кажется богохульством, им кажется, что я предаю их традицию.

Я не предаю их традицию, я просто ее разрушаю! Всю эту традицию необходимо сжечь, бросить собакам.

Кроме того, индусы очень сильно настроены против жизни. И Морарджи Десаи – их типичный представитель: он настроен жизнеотрицающе. Я же настроен жизнеутверждающе. Единственный мой грех состоит в том, что я люблю жизнь и учу моих людей жить интенсивно, тотально, целостно.

Но в демократическом обществе никто не может мне помешать. А иначе зачем хвастаться, что наша страна – это величайшая в мире демократия? Ваши действия показывают прямо противоположное. Однако индусский ум лицемерен: он говорит одно, а делает другое.

Даже так называемые величайшие индусы являются лицемерами, их слова и их действия никогда не совпадают. Они говорят, что существует один лишь Бог, а все остальное – иллюзия. И, тем не менее, неприкасаемые для них – не иллюзия. Различие между брамином и неприкасаемым реально – а ведь все является иллюзией, реален один лишь Бог!

Даже Шанкара, человек, представляющий главное индусское учение о том, что Бог – это единственная реальность, а мир иллюзорен, даже он однажды сильно разозлился: совершив свое омовение в Ганге, он поднимался по ступеням, как вдруг его задел один неприкасаемый, и тогда Шанкара набросился на него с бранью. А неприкасаемый ответил: «Сэр, вы сказали, что все является иллюзией, и только Бог истинен. Тогда почему же вы чувствуете себя настолько оскорбленным? Одна иллюзия прикоснулась к другой иллюзии, – а разве две иллюзии могут соприкоснуться по-настоящему? Прикосновение – это тоже иллюзия. Почему же вы так раздосадованы?

И если реален один лишь Бог, а вы говорите, что Бог везде и все является Богом, то разве я не часть Бога? Разве только вы являетесь частью Бога? И если Бог прикоснулся к Богу, то как один Бог может сделать другого Бога нечистым?»

Но именно так действует индусский ум. Он рассуждает о великих вещах, а живет совершенно противоположным образом. Это превратилось у него в привычку.

«Чандулал, – спрашивает богатый индус-бакалейщик своего помощника, – ты патоку в глюкозу подмешал?» – «Да, сэр». – «А песка в сахар подсыпал?» – «Да, сэр». – «А латук и грибы намочил?» – «Да, сэр». – «А воды в молоко подлил?» – «Да, сэр». – «Тогда можешь идти молиться».

Вот так все и происходит. Жизнь – это одно, и индусы проживают ее так же отвратительно, как и все прочие люди в мире, а философия – другое. Они прекрасные ораторы, замечательно формулирующие свои мысли, философски рассуждающие и очень логичные, но, похоже, это никак не связано с качеством их жизни.

Они все рассержены на меня, потому что я не лицемер. Я живу так, как мне хочется. Я говорю то, что созвучно моей жизни. К примеру, я не против жизни и ее радостей – именно это я говорю, и именно так я живу. Они бы очень любили меня, если бы внешне я жил как нищий, если бы я стоял обнаженным на дороге, а в глубине души лелеял мечту когда-нибудь попасть на небеса и там насладиться всеми радостями.

И что это за радости, которыми эти так называемые святые рассчитывают насладиться на небесах? Это те же самые радости, которые они отвергают здесь. Здесь они отвергают любовь, отвергают женщину, и они ожидают рая, где им достанутся прекрасные женщины, чьи тела созданы из золота и которые никогда не старятся, – они все время остаются шестнадцатилетними, и их тела не потеют. И еще они ожидают рая, потому что там есть особые деревья, их называют калпаврикша – деревья, исполняющие желания. Вы сидите под таким деревом, и любое желание, которое возникает внутри вас, немедленно исполняется – немедленно. Между желанием и его исполнением не проходит ни единого мгновения.

Но здесь вы должны жить жизнью лицемера. Не наслаждайтесь, не любите, отвергайте все и ожидайте вечных удовольствий.

И эти люди считают себя отрекшимися? Какое же это отречение? Они просто живут двойной жизнью. Их внутренняя жизнь остается жизнью желаний, стремлений, похоти, а их внешняя жизнь выглядит жизнью аскета.

Я не аскет. Я живу здесь-и-сейчас в раю. И вас тоже я учу жить здесь-и-сейчас в раю: эта самая земля и есть рай, это самое тело и есть будда. Я не против наслаждений, присущих жизни, они прекрасны. Я не против всего того, чем может осыпать вас жизнь. Ее красоты, ее радости, ее благословения должны с благодарностью приниматься. Я никоим образом ничего не осуждаю.

Я не почитаю бедность, потому что бедность – это источник всех грехов. Мне бы хотелось, чтобы весь мир становился все богаче и богаче, все изобильнее и изобильнее. Мне бы хотелось, чтобы у каждого было все, что сейчас может обеспечить техника. Никому не нужно жить в голоде, нищете, грязи.

Сейчас такое возможно. Технологии могут сделать нашу Землю прекраснее, чем любой рай, который вы придумали в своих священных писаниях.

Но индийский ум настроен против радостей. А при этом глубоко внутри существует огромное желание их заполучить – и это естественно! Я не говорю, что у вас внутри не должно быть этого желания. Я говорю, что вы не должны сражаться с ним в своей жизни. Оно естественно, оно дано Богом. Каждый хочет жить жизнью наслаждения, а не боли, и это естественно, я не вижу в этом ничего неправильного. Каждому хотелось бы иметь прекрасный дом, окруженный прекрасными деревьями, – это естественно! У человека, которому этого не хочется, что-то не так с головой. Он – невротик.

Однажды ко мне пришел индусский саньясин. Он увидел вокруг прекрасные деревья и множество цветов – там, где я жил, у меня был маленький пруд, в котором цвели лотосы. Он посмотрел вокруг и сказал: «Зачем все эти деревья? Зачем все эти цветы? Такой человек, как вы, должен жить аскетической жизнью». Он разозлился.

Откуда этот гнев? Он жил невротической жизнью. Жить с цветами лотоса прекрасно, это молитвенно, это медитативно. У каждого должен быть пруд с лотосами.

Но в Индии люди настроены даже против цветов. Они думают, что это делает их великими спиритуалистами – они не считают себя гедонистами. Но их гедонизм просто отложен на будущее, вот и все. И из-за этого откладывания они живут двойной жизнью.

Я учу моих людей жить единой, цельной жизнью. Нет нужды откладывать. Будьте естественными. Я хочу, чтобы Будда, Гаутама Будда, и грек Зорба все больше и больше сближались друг с другом – и стали единым целым. Мой саньясин должен стать Зорбой Буддой. Сделайте так, чтобы земля и небеса сблизились. Пусть Бог и его мир соединятся. Пусть ваше тело и ваша душа будут единым целым – песней, которая поется в единении, танцем, в котором душа и тело встречаются и сливаются.

Я – материалист-спиритуалист. Тут-то у них и возникает проблема – они не могут этого понять. Они всегда думали, что материализм – это нечто диаметрально противоположное, противостоящее спиритуализму, а я стараюсь их сблизить. В действительности все обстоит именно так. Ваше тело не противостоит вашей душе – а иначе зачем бы им существовать вместе? И Бог не противостоит миру – иначе зачем бы он его создавал?

Между творцом и его творением существует потрясающая гармония. На самом деле, когда вы достигнете того пространства, в котором пребываю я, вы увидите, что творец стал своим творением, что он вовсе не отделен. Он стал деревьями, и птицами, и животными, и горами, и реками, и людьми: Бог стал созданным им миром.

Для меня это самое главное: я неимоверно влюблен в Существование, потому что оно, во всех его формах, является проявлением Бога. Нет ничего низшего, и нет ничего высшего, все едино. «Низшее» и «высшее» нужно соединить – вас веками учили, что «низшее» очень далеко от «высшего», и в результате связь между ними распалась. В вашем существе образовался разрыв, и этот разрыв необходимо преодолеть.

Именно в этом состоит вся моя работа здесь, и я понимаю, почему она так не нравится Морарджи. Он – традиционалист, ортодоксальный индус, без видения, без понимания жизни. Он просто индусский фашист, а мой подход к жизни – это подход индивидуальной свободы: полная свобода индивидуальности.

Индивидуальности не следует препятствовать, если только она не становится опасной для других людей. Пока она не начинает препятствовать свободе других людей, ей не следует мешать. Каждая индивидуальность должна быть собой, и ей нужно предоставить достаточно пространства для того, чтобы она была собой.

Фашистский ум не может этого допустить.

Они уже сделали выводы не в мою пользу. Они не приезжали сюда, не видели того, что здесь происходит. Морарджи Десаи не готов назначить комиссию, чтобы наши люди могли объяснить их так называемым экспертам, что именно здесь происходит, с тем чтобы у них могло сложиться более реалистичное представление. Он не хочет назначать комиссию.

И он говорит, что если я буду настаивать на назначении комиссии, то он ее назначит, но ему хочется, чтобы это никоим образом не пошло нам на пользу, чтобы это даже повредило. Почему? Комиссия должна быть непредвзятой.

И меня не беспокоит, принесет ваша комиссия пользу или вред. Мы славно проведем время, это будет забавно. Мы немного пошутим, вот и все. Меня не беспокоит, окажет мне ваша комиссия поддержку или попытается навредить – мне неважно, что может сделать ваша комиссия.

Однако возможно, что удастся помочь вашей комиссии. Возможно, ее члены начнут думать по-новому; возможно, это окажется для них благословением.

Но политики продолжают считать, что они создают грандиозный порядок. Именно так считает Морарджи Десаи – что он создает в обществе грандиозный порядок, а я опасен, поскольку создаю беспорядок.

Я не создаю беспорядок. Общество уже пребывает в беспорядке. Общество уже умирает, оно прогнило. Вы привыкли к его гнилости и поэтому ее не видите. Просто оглянитесь вокруг. Ну что это за общество? Каждый настроен против кого-то другого, каждый готов вцепиться кому-то в глотку. Все завистливы, насильственны, злы, полны ненависти. Каждый пытается доминировать и тем или иным способом убивать других. И каждый ведет себя самоубийственно. Не видно, чтобы кто-то танцевал от радости, не видно, чтобы кто-то пребывал в состоянии празднования.

Разве может быть еще больший беспорядок? Вся страна страдает от насилия, хулиганства, убийств, вся страна погружена в хаос. И эти люди считают, что я разрушу порядок в обществе.

Я пытаюсь привнести подлинный порядок. Подлинный порядок исходит изнутри, он происходит из понимания. Подлинная дисциплина не та, что навязывается извне.

Именно в этом различие между религиозным и нерелигиозным умом. У нерелигиозного ума бихевиористический, поведенческий подход. Нерелигиозный ум представлен Павловым, Скиннером и подобными им людьми. Теория Скиннера состоит в том, что вы изменяете поведение человека, и тогда как следствие изменяется его внутреннее существо. Религиозный подход другой: измените внутреннее существо человека, и вслед за этим изменится его поведение. Внешнее – лишь тень, это не центр.

Именно этим я здесь занимаюсь. Моя работа в высшей степени религиозна. Она противоречит Скиннеру и бихевиористам. Я не верю, что можно изменить душу человека, изменив его внешнее поведение. Вы можете изменить его внешнее поведение, и он может притворяться, может играть роль, но глубоко внутри он останется тем же самым – потому что изменения на периферии не затронут центр.

Вы можете начать быть простым внешне – можете сбросить с себя одежду, отречься от своего дома – но о чем вы будете думать, сидя в гималайской пещере? Станет ли ваше мышление другим? Как ваш ум может стать другим в результате одного лишь переезда из дома в пещеру? Ум не меняется с такой легкостью. А если ум меняется, то вы остаетесь в уединении даже в толпе, вы пребываете в медитации даже на рыночной площади.

Я пытаюсь заставить людей понять, что изменения, подлинные изменения приходят изнутри и распространяются вовне. Но они боятся, что я могу создать хаос.

Хирург, архитектор и политик спорят о том, какая из их профессий древнейшая.

– Моя, – заявляет хирург. – Она возникла, когда Бог удалил у Адама ребро, чтобы создать Еву.

– Моя профессия древнее, – возражает архитектор. – Она возникла, когда Бог создал мир из хаоса.

– Да, – говорит политик, – но кто создал этот хаос?

И Морарджи Десаи со своей компанией думает, что я собираюсь создать хаос?

Я пытаюсь привнести порядок, подлинный порядок. Их злость, их раздражение естественны – ведь если я прав, это значит, что они неправы. И не правы не только они, неправильна вся их традиция, неправильны их священные писания. Они до сих пор живут в иллюзиях, не обращая никакого внимания на реальность.

Я привношу в мир новое видение, новую религию – религию, которая достаточно обширна, чтобы объять одновременно и мир, и Бога, видение, которое достаточно обширно, чтобы объять и душу, и тело.

До сих пор материалистов считали нерелигиозными. Их жизнь была половинчатой, они проживали телесную часть, а спиритуалисты проживали другую часть – часть души. И те, и другие были уродливы, потому что ни те, ни другие не были целостными. Те и другие страдали от ран, потому что нуждались друг в друге, чтобы стать целыми, другой части не хватало. Те и другие были несбалансированными, те и другие были невротиками.

Человечество может стать психически здоровым, только когда оно станет целостным. Как превратить человечество в совершенный круг, в целостность? Единственный способ – все больше и больше сближать материализм и спиритуализм, настолько, чтобы их границы исчезли, чтобы материя стала божественной, чтобы Бог стал материальным. Только в таком случае человечество сможет обрести психическое здоровье.

Путешествуя по всей стране и готовясь к работе с вами, я изучал самых разнообразных людей – невротиков, психотиков, всевозможных материалистов и адептов духовности. В то время я встретился также и с Морарджи Десаи – просто чтобы посмотреть на этот вид невроза, понаблюдать, исследовать, что за невроз порождает политика, – и, понаблюдав за ним, я получил настолько полное удовлетворение, что никогда больше не встречался ни с одним политиком. Этого было совершенно достаточно.

Если я окажусь прав, то им придется отказаться от больших вложений, а это трудно. Они бы скорее предпочли совершенно забыть обо мне. Но я не собираюсь так просто оставить их в покое. Я буду настаивать, буду снова и снова провозглашать истину.

На этот раз что-то неизбежно должно случиться. Мир готов, он много веков готовился к тому, чтобы эта революция случилась. Он устал от материалистов, устал от спиритуалистов, ему нужно новое видение. И этому новому видению будут противостоять и те, и другие. Спиритуалисты, старые спиритуалисты выступят против меня. И вы удивитесь, но старые материалисты тоже будут против меня.

Лишь на днях я читал направленную против меня статью, написанную Хаджой Ахмедом Аббасом – а он коммунист, материалист. Надо же, Морарджи Десаи и Хаджа Ахмед Аббас – какой странный альянс! Морарджи Десаи считает себя спиритуалистом. Хаджа Ахмед Аббас считает себя коммунистом, материалистом, марксистом. И оба они выступают против меня. Как такое возможно, что они оба против меня? Это возможно, потому что спиритуалисту кажется, что я предаю спиритуализм, привнося в него материализм, а материалисту кажется, что я предаю материалистическую философию, привнося в нее спиритуализм.

Поэтому вы должны понимать тот факт, что у меня будет больше врагов, чем их было у Иисуса, и у меня будет больше врагов, чем их было у Будды. Но у меня также будет и больше друзей, чем было у Иисуса, больше друзей, чем было у Будды. И на этот раз разделение будет таким, что все невротики – спиритуалисты, материалисты – будут против меня, а все психически здоровые люди и все, кому хотелось бы, чтобы мир стал здоровым, будут со мной.

На сегодня достаточно.