Текст книги "Возвращение Прометея"

Подарок для Вероники всегда висел на елке где-нибудь в углу, скрытый мишурой и огромными шарами. Она до самого вечера не искала его пока кто-нибудь не вспоминал – а мама!? где же мамин подарок? Всей семьей они обшаривали елку попутно поедая подвернувшиеся шоколадные конфеты и конечно же первым находил подарок кто-то из детей. С возрастом эта почетная обязанность переходила сначала от Даны Виолетте, а затем и Захару. В прошлом году он нашел маленькую коробочку с надписью «ВЕРОНИКА» и закричал: «Здесь какая-то малюсенькая коробочка – не может быть что бы Дедушка Мороз подарил маме такой маленький подарок!» Он даже едва не расплакался от сочувствия. Но когда они раскрыли первую картонную оболочку внутри обнаружился футляр в виде ракушки обитой бархатом. Дети ахнули и Дана, которая уже была слишком большая чтобы участвовать в дурацких поисках тоже прискакала и охала больше других – и было отчего! Золотые сережки с бриллиантами!

Это было так мило, так здорово…

Недавно ей пришло уведомление от судебных приставов, о том что необходимо погасить кредит за мужа на сто пятьдесят тысяч рублей с учетом набежавших процентов, судебных издержек и комиссии приставов. Эх, бедный мой профессор.

Вероника больше не металась по инстанция и не клеила в полночь объявления на столбах. Она очень скучала по мужу, но уже смирилась с тем что больше никогда его не увидит. Даже Трофимов который убедил ее печатать книгу Акима куда-то исчез. Однажды она позвонила ему узнать как идут дела, а он говорит: «У меня недавно были гости. Они сказали что если я буду и дальше разнюхивать не свои дела, то возможно буду нюхать землю. И скорее всего с глубины двух метров. Поэтому, Вероника Сергеевна, давайте пока оставим этот вопрос. Я позвоню вам сам».

Вероника боялась разговаривать с детьми о папе, а они боялись разговаривать об этом с ней. Так в молчаливом согласии с неизбежным проходили дни и месяца. Вероника стала верить что никаких инопланетян не было, что это действительно галлюцинации, что Аким никогда уже навернётся.

Сегодня был хороший теплый майский день. Дети были кто в школе, кто в университете, кто еще в детском саду. Именно накануне такого дня они решили ехать в злополучный старый дом. У нее сегодня был выходной и Вероника почувствовала желание напиться. Она стала собираться в магазин. Уже напялив джинсы и блузу Вероника услышала шум подъезжающей к дому машине. Выглянув в окно она увидела как из припаркованного белого фургона с синей надписью «ПОЛИЦИЯ» вышел мужчина в строгой белой рубашке, глаженых брюках с неизменной черной папой в руках. Это был следователь Киричев.

Сердце предательски екнуло. Вместе со следователем из автобуса вышла женщина. Киричев нажал кнопку и в доме раздался звонок. Вероника вышла на крыльцо. Плохие предчувствия нахлынули холодным туманом оставив испарину страха на пояснице.

– Здравствуйте, Вероника Сергеевна, – поздоровался следователь.

– Здравствуйте, – сказала женщина в синей блузке.

Вероника тоже хотела вежливо поприветствовать непрошенных гостей, но слова застряли в горле и она смогла лишь кивнуть и неуверенно улыбнуться.

– Можно войти? – спросил Киричев – Нам нужно кое-что вам сообщить. Не хотелось бы делать это на улице.

С какой новостью принесла нелегкая сотрудников полиции…

Вероника согласно кивнула и жестом показала чтобы они проходили. Как только дверь закрылась Киричев сразу сказал:

– Мы не будем проходить Вероника Сергеевна, потому что это вам нужно собраться.

Он говорил тихо. Так чтобы слова не разлетались по комнатам в которых могли находиться дети. Вероника сразу вспомнила как точно так же шептались люди входя в их старый дом когда умерла мама. Сочувственно, с сожалением и скорбью.

– Вам нужно проехать с нами на опознание, – сказала женщина в синем. – Мы обнаружили останки, которые скорее всего принадлежат вашему мужу…

– Вам не нужно будет опознавать тело, – поспешно перебил ее Киричев. – Понимаете прошло время, и убийцы постарались хорошо замести следы чтобы не осталось биометрических данных, отпечатков, сетчатки.

– Что же я должна опознать… – Вероника не спрашивала, она обращалась сама к себе к своему внутреннему голосу к душе, в которой появилась болезненная черная пустота. Сердце мучительно сдавило и Вероника почувствовала что слезы текут по щекам. Она ничего не видела вокруг. Ей хотелось присесть чтобы не упасть. Следователь заметил что ее пошатнуло и подхватил под локоть.

– Катя, подай пуфик. Вероника Сергеевна, с вами все в порядке? Присядьте.

– Нет!

Вероника отстранилась от следователя и почти оттолкнула его руку. В голове прояснилось. Надо держать себя в руках. Пришла пора покончить с этим раз и на всегда. Поставить точку и больше не мучаться. Если это Он, значит больше не нужно тешиться тщетными надеждами, нет нужды бояться и ждать.

– Если я не буду… смотреть тело, то что тогда?

– Личные вещи.

Вероника вытерла слезы.

– Хорошо, я готова.

– Тогда не будем терять время. Мы вас доставим и туда и обратно. Дети дома?

– Нет. До пяти успеем?

– Управимся до трех.

– Отлично.

Полицейская «Газель» тряслась как разбитая телега даже на асфальтированной дороге так что пассажиров то и дело подбрасывало чуть ли не до потолка. Но Вероника этого не замечала. Она нашла в себе силы собраться и поехать со следователями, и хотела чтобы все это завершилось как можно скорее, потому что она чувствовала что с каждой минутой теряет самообладание и может разреветься в любой момент. А нужно быть сильной. Больше некому. Теперь некому.

За полчаса они доехали до места. И почему это всегда должно быть мрачное серое здание из бетона со ржавыми железными воротами и уазиками без колес посреди и без того узкого двора? Ну почему нельзя хотя бы просто покрасить все этой убожество?! Чтобы боялись.

Они зашли внутрь. Дежурный записал ее данные и открыл решетку. Женщина в синем следовала попятам. Кто она? Стажер? Патологоанатом?

Словно прочитав ее мысли Киричев сказал:

– Кстати, забыл представить вам моего коллегу – Екатерина – криминалист-эксперт. Она проводила анализы с вещами… профессора Веленского.

– Мм. – ответила Вероника.

Они долго шли по сырым коридорам перешагивая задравшиеся куски линолеума протертые до дыр тысячами ног. И чем дальше от входа тем дыры становились больше, краска на стенах шелушилась сильнее, люминесцентные лампы горели реже, а буквы на дверных табличках выглядели все неприметнее. «Служебное помещение», «Лаборатория», «Тех.помещение». Когда они дошли до двери с надписью «Экспертно-криминалистический центр» Киричев остановился и вперед прошла Катерина. Она открыла дверь своим ключом.

– В нашем управлении пока только один эксперт, – пояснила Катя. – Мой шеф, к сожалению вышел на пенсию. И теперь я одна.

Вероника боялась, что увидит столы-каталки с разложенными на них под грязными простынями трупами застреленных и изрубленных людей, и нерешительно переступила порог. Но оказалось что в просторном помещение куда они пришли не было ничего кроме длинного металлического стола с несколькими пластиковыми кейсами, да пары стеллажей возле стены заваленного папками документов, и только голубой свет ультрафиолетовых ламп нагнетал мрачной таинственности неприятному месту,

Екатерина подошла к столу, надела резиновые перчатки и открыла один из кейсов. Один за другим она достала несколько предметов.

– Вероника Сергеевна, взгляните, – пригласила она Веленскую.

Вероника с первого взгляда узнала маленькую записную книжку Акима в кожаном переплете с которой он не расставался даже за обеденным столом. Он делал в ней пометки по поводу каждой удачной мысли и никому не давал читать свои записи. «Спугнете идею!» – отшучивался Аким каждый раз как кто либо из домашних просил прочитать их. Стирая одежду Вероника частенько извлекала блокнот из брюк и имела все шансы залезть в него и все узнать, но никогда этого не делала. И никогда не говорила мужу что он обязан ей сохранностью столь ценных «идей», тем что она имеет привычку проверять карманы прежде чем закинуть белье в стиралку. Иначе все «идеи» давно утекли бы в канализацию. Сбоку на переплете записной книжке были ремешки в которые вставлялась металлическая ручка, шедшая в комплекте, но она писала плохо и Аким заменил ее на обычную пластиковую, которая постоянно вываливалась из креплений. Вероника заметила это и использовала как повод однажды подарить ему на день рождения хорошую ручку в металлическом корпусе с золотым тиснением. Аким был удивлен как удачно она подходит к блокноту и как надежно фиксируется в ремешках. Он гордо носил ручку в блокноте не подозревая что жене пришлось на время выкрасть книжку и примерять ручки прямо в магазине. Он с удовольствием списал на ее фантастическую интуицию.

Записная книжка видимо долго пролежала в земле. Кожа облезла, а листы почернели от сырости. Ручка тоже была на месте. Она покрылась ржавчиной в некоторых местах, и позолота позеленела и почти сошла на нет, и все же это была именно та ручка, купленная на сорокалетие Акима. Все говорили что нельзя праздновать сорокалетие. Нехорошая примета. Они и не праздновали. Но оставить любимого без подарка, пусть и такого маленького и пустяшного, она не могла.

Разве она могла знать что именно по ручке купленной на день рождение, ей придется проводить опознание мужа? Если бы знала, не пошла бы в тот магазин. Провалилась бы на месте. Если бы не эта проклятая позолота, она еще могла бы сказать что не узнает ничего. Но ручку она сама купила. Это – ручка Акима.

Вероника прикрыла глаза рукой. Было больно смотреть. Подошел Киричев и спросил:

– Вероника Сергеевна, узнаете записную книжку? Она хоть и намокла и многие записи почти растеклись, но почти все цело. Посмотрите.

Вероника опустила руку и смотрела как криминалист переворачивает листы блокнота. Она впервые увидела его изнутри. На первой страницы большими буквами было написано: «Веленский Аким Иванович – доктор экономических наук. 2014 год». На следующей странице была одна единственная запись: «Человек живет до тех пор пока не умрет».

Катя переворачивала листы на которых мелькали какие-то буквы, где-то расплывшиеся от воды, где-то стертые плесенью. Родные буквы. Вероника узнавала почерк мужа и как будто видела его сидящим за столом и записывающим слова своими размашистыми каракулями истинного гения, мысли которого бегут быстрее чем выходят слова из под пера.

– Что скажете? Вероника Сергеевна! – требовательно повторил вопрос Киричев. – Вы узнаете эту вещь? Это принадлежало вашему мужу?

Вероника вырвалась из плена грез и протянула руку чтобы дотронуться до блокнота, но Екатерина остановила её.

– Пока нельзя. – сказала она – После окончания экспертизы и следствия мы вернем вам его. Но… ещё могут остаться отпечатки убийц.

Вероника вздрогнула услышав последнее слово. Оно звучало как приговор и последнее дыхание надежды испарилось. Она сказала:

– Да, это блокнот моего мужа.

– Вы уверены?

– Да, я узнаю его почерк. И…

– Что еще?

– Эту ручку я дарила ему на день рождения. Это точно его записная книжка.

– Очень хорошо… То есть я хотел сказать, что очень жаль…

– Не надо. Есть еще что-нибудь?

– Да. Посмотрите на это.

Екатерина извлекла из коробки сотовый телефон. Из другого кейса она вытащила какие-то тряпки. Присмотревшись Вероника узнала джинсы и рубашку Акима. Они были разрезаны, скорее всего для того чтобы легче снять с трупа, и превратились в лохмотья. Но она узнала и их – несомненно – это его вещи.

Перед глазами всё поплыло и последнее что она услышала звучало как будто из под воды.

– Держи её Саша!!

Церемония прощания проходило торжественно, в храме. Изначально Вероника хотела провести похороны тихо с самыми близкими, но воды в решете не утаишь и как только следствие закрыло дело и разрешило жене забрать тело, информация о трагической смерти профессора Веленского быстро распространилась по городу. Посыпались звонки с соболезнованиями, в доме появились люди которых Вероника никогда раньше не видела. Все они так или иначе были знакомы с Акимом Ивановичем, некоторые знали его только по переписке завязанной по каким-либо научным вопросам и проблемам. Каждый из звонивших или приезжавших лично просил принять деньги в помощь к организации похорон. Переводили не слушая возражения тут же по номеру сотового телефона к которому была привязана зарплатная карта Вероники, оформленная в гостинице. За пару дней накопилась внушительная сумма и на общем совете с родственниками было решено провести отпевание в церкви чтобы каждый из желающих мог подойти к гробу.

В день похорон собралось несколько сотен человек. Хотя хоронили в закрытом гробу никого это не смущало. Люди шли и клали цветы, ставили венки и по традиции бросали комья земли в могилу.

Вероника похоронила мужа рядом с его родителями. Когда она показывала сотруднику ритуального агентства место, то попросила его замерить и еще расстояние. На вопрос будет ли сразу две могилы, ответила что да, могилы будет две, но надеется что еще поживет, пока не поднимет детей и поэтому просто заботиться о том влезет ли она сюда рядом с мужем, когда придет и её черед. Загодя, так сказать.

Как только могильщики установили памятник и разложили огромную гору цветов и венков народ стал быстро расходиться. Для поминального обеда арендовали ресторан при гостинице где работала Вероника. С благодарной теплотой и удивлением она приняла предложение провести мероприятие от своего строгого молодого руководителя. Оплачивали только работу кухни. Согласие на участие в поминальном обеде дали около сотни человек. Их в основном привезли на кладбище и увезли в ресторан на заказных автобусах, но некоторые добирались и на своем личном транспорте.

Всем процессом руководила тетя Катя и ее муж Виктор. Им обоим было далеко за пятьдесят, оба жилистые и худощавые как заборные доски, но очень энергичные. Они сновали между людьми раздавая конфетки, сообщая маршруты и время поминовения, рассказывали как и сколько горстей нужно бросать на гроб, можно ли кидать мелочь, требовали переступать чужие погосты и не топтаться по головам усопших. Вероника была им очень благодарна. Она сама не представляла как бы она со всем этим управилась: ей доставало и того что она выслушала сотни соболезнований и молчаливым кивком ответила на тысячи скорбных взглядов.

Одним из последних с кладбища уходил коллега Акима по работе Андрей Кравчук. Он виновато топтался где-то на заднем плане и видимо дождавшись когда толпа рассеется, наконец решился подойти.

– Соболезную Вероника Сергеевна, – сказал он и протянул конверт. – Вот примите от нашего коллектива, собрали что могли.

Конверт был пухлым. Вероника привыкшая за эти дни принимать дары, даже не пыталась для ложного приличия отказываться и машинально засунула конверт в сумку. Кравчук не уходил. Он как-то неуверенно топтался на месте бегая глазами по сторонам и избегая смотреть в глаза.

– Вы хотели что-то еще сказать? – спросила Вероника. Кравчук встрепенулся благодарный что она сама разрешила его неуверенность и смущение.

– Э.. Да, Вероника Сергеевна, – начала он переминаясь с ноги на ногу. Он то и дело закусывал нижнюю губу и непрестанно прыгал глазами от лба жены профессора к ее груди, задерживаясь на глазах лишь на краткую долю секунды. – Гм. Как это лучше сказать. Извините мне так неудобно в такой момент об этом спрашивать… Э.. Но просто меня попросил ректор кое-что у вас узнать. Если вы не против конечно?

– Да говорите уже.

– Понимаете наш ректор, Воробьев, Дмитрий Андреевич, он попросил узнать сохранились ли у вас работы Акима Ивановича…

Вероника напряглась, апатию как рукой сняло.

– Зачем они вам?

– Да, как сказать… тут дело такое, университет мог бы отредактировать работы профессора Веленского и издать их в университетской типографии. За свой счет. Мы бы разместили труды в нашей библиотеке и разослали бы в другие вузы. Э… увековечили бы память об Акиме…

– Сейчас не время об это говорить, – прервала его Вероника. Ей стало противно продолжать разговор с этим человеком. Это конечно и не его инициатива завязать меркантильные разговоры в такой неподходящий момент, но все же он нашел в себе силы и наглость спросить об этом. Но отвращение Вероника испытывала не к нему, а к системе. Он был исполнителем. С него взятки гладки.

– Давайте вернемся к этому разговору.. дней через сорок.

– Конечно! Вероника Сергеевна, вот моя визитка, сразу позвоните как будете готовы!

– Хорошо.

– Примите еще раз мои соболезнования, – сказал Кравчук и откланялся.

Все разъехались и кладбище опустело. Там где еще недавно стояли плотные ряды сотен скорбящих, теперь снова вздымались холодные персты каменных, железных и деревянных напоминаний о давно ушедших людях. Временного памятника который поставили Акиму не было видно из-за огромного количества цветов превративших погост в пушистый цветной холм, заваливший даже могилы его родителей.

Почему ты меня оставил, Аким?

Тишина в ответ.

Ты обещал что скоро вернешься. И ушел.

Как мне теперь жить без тебя…

Никто не отвечал. Стоял теплый майский день, но ей казалось что холодно и сыро как осенью. Она обхватила сама себя за плечи и склонила голову на грудь.

Неужели это всё и на этом заканчивается жизнь? Ты же обещал что мы состаримся вместе, что проживем так долго что успеем понянчить даже правнуков… А ты ушел.

– Мама!

Вероника подняла голову. Она одна стояла возле погоста внутри зарешеченной оградки. Возле кладбищенской дороге пятью минутами ранее заполоненной десятками машин и автобусов стоял только старенький белый седан. На заднем сиденье обнявшись сидели Виолетта и Захар, а за рулем тот самый прыщавый паренек – Лешка Лопырев. Дана шла от машины к ней.

– Мама, – повторила она приблизившись, и обняла мать за плечи. – Мама пойдем. Уже звонила тетя Катя. Все уже в ресторане.

– Не могли они так быстро доехать, – вяло произнесла Вероника.

– Ну как не могли, мама? Полчаса как они уехали. Или даже больше.

Вероника посмотрела на дочь с удивлением.

– Я.. Я даже не заметила. Я стою здесь полчаса?

– Да, мам. Мы не хотели тебя тревожить и ждали.

– Спасибо.

– Поехали мам. Нас ждут.

– Ладно, пошли.

Дана вышла из оградки, и Вероника пошла вслед, но возле калитки обернулась.

Ты ушел. Но не надейся что я оставлю тебя в покое! Завтра приду. Поговорим…. Ты обещал вернуться.

Глава 9. Прахад Гассерина.

Дом был необычный. Со стороны он напоминал огромный мячик от гольфа затерявшийся среди луговой травы: такой же белый, с многочисленными гранями по всей сфере. Когда они в первый день высадки на Гассерине летели сюда, с высоты нескольких десятков метров Акиму казалось что он летит над огромным травянистым полем в котором какой-то великан рассыпал куски белого мрамора, упавшие где отдельными булыжниками, а где и большими нагромождениями. Каждый такой камень был зданием в котором жили и работали гассерианцы, а трава – это бесконечное лесное море. Во время снижения, когда травинки стали превращаться в стволы и кроны, а камни в рукотворные строения, Аким с удивлением отметил что к его «мячику для гольфа» не ведет никакой дороги.

– Вы везде передвигаетесь по воздуху? – спросил он у Лакса.

– Там где такая густая растительность как здесь, да. – ответил командор. – Но есть места где нет деревьев и там мы ко всему прочему используем и обычные наземный транспорт.

– А животные? Они здесь есть?

– Конечно.

– И хищные животные?

– Да.

– А.. Они не нападают на людей?

– Нападают. На тех кто не соблюдает правила.

– Правила?

– Тебе все объяснит Анор.

Анором оказался тот самый парень в синем костюме и зелеными глазами. Когда они опустились на землю возле дома он вышел из транспорта первым и позвал Акима за собой. Остальные остались внутри.

– Вы не пойдете? – спросил Аким.

– Тебя познакомят с твоим местом обитания. Научат первым правилам. Увидимся мы позже, – ответил Лакс-нат-Хар.

Воздушный автобус легко поднялся в небо и скрылся за деревьями. Аким стоял на земле Гассерина. Площадка перед домом была покрыта твердым материалом похожим на обычный бетон, отшлифованные до идеального блеска и тянулась метров на двадцать в сторону леса. По периметру тянулась высокая сетчатая ограда.

– Вот и первое правило, я так думаю, – сказал Аким и указал на забор – Не выходи за пределы тюрьмы и никто на тебя не нападет. Всё верно, Анор?

Он повернулся к гассерианцу терпеливо ожидающему возле входа в дом.

– Ты быстро учишься, Аким-ат.

– Такие правила и у нас на Земле действуют. Ничего нового и сложного. Не суй нос куда не следует и никто его тебе не оторвет.

– Хорошо сказано.

– Ладно, давай показывай мою новую избушку.

– Что?

– Дом. Кстати ты тоже здесь будешь жить?

– Нет.

– А как ты отсюда выберешься?

– Как только я тебе все покажу, я подам сигнал и за мной прибудет транспорт.

– Ну да…

– Приступим.

Анор указал на овальный проем в стене.

– Это дверь.

– Угу.

– Она открывается… – Анор поднял руку открытой ладонью и в проеме образовалось отверстие в рост человека. Никаких кнопок или ручек. Аким и ранее замечал что гассеринцы очень редко прибегают к тактильному контакту со своими предметами.

– Вы здорово открываете двери с помощью мыслей. Но как это буду делать я?

– Для тебя будет сначала пульт. Он в доме.

Гассерианин первым вошел в сферу. Аким последовал за ним. Внутри было огромное просторное помещение во весь размер дома. Потолков или перегородок не было -только стены самой сферы. Исключение составлял пол, который к счастью был ровный и совсем обычный застеленный материалом похожим на мягкий шерстяной ковер. Интересно было бы узнать каких животных стригут гассерианцы для своих нужд…

Анор подошел к размещенному в центре столику на нем лежал предмет похожий на обычный планшет.

– Вот пульт, – сказал он и протянул планшет Акиму. – Управление здесь аналогичное тому к которому ты привык в каюте литера. К каждой кнопке есть интерактивное пояснение и инструкция. Очень легко. Функции только такие которые не позволят тебе навредить себе. Попробуй.

Аким повертел планшет. Он был похож на тонкий кусок синего стекла. Единственной неровностью являлся маленький кристаллик на боковой грани. Аким догадался дотронутся до него. Он впервые касался гассерианского кристалла которых много повидал на капитанском мостике звездолета. Как он поведет в его руках? Аким попробовал нажать, но кристалл не вдавливался как привычные кнопки. Может просто подержать?

Кристалл под пальцем неожиданно разогрелся и от него пошла искорка внутри стекла, мгновенно распространившаяся по всему планшету. Проявились иконки со знакомыми символами, круги, крючки, треугольники. Но были и новые. Иконка с гексаэдром привлекла внимание потому что походила на сам дом в котором они сейчас находились. Интересно что она делает? Аким нажала на значок.

Изменения произошли без каких либо звуков, скрипов и жужжания скрытых механизмов. Просто стало необычно светло. Аким изумленно осмотрелся. На полу остался тот же ковер, те же предметы интерьера, но стены исчезли. Шелест листьев, пение инопланетных птиц и другие звуки ворвались неожиданным потоком.

– Я убрал стены!? – растерянно спросил Аким.

– Нет, – рассмеялся Анор – Ты просто сделал их прозрачными.

– А звук? Если стена просто стала невидимой, то как проникают звуки? Хотя вопрос глуп – если можно сделать прозрачным материал так что кажется что его вообще нет, то такие мелочи как пение птиц… А нельзя разве сделать так чтобы исчезла только часть стены? Как окно.

– Можно. Изучи инструкцию.

– Хорошо, как вернуть все на место? Нажать повторно?

– Да.

Стена вернулась на место и в этот раз Аким внимательно смотрел как знакомые черные квадратики материализовались из кристаллов по периметру помещения и вскарабкиваясь друг на друга мигом сложились в непроницаемую поверхность. Эти кристаллы везде. Они активируют практически всё. Не в них ли секрет могущества этой цивилизации?

– Скажи Анор, – обратился Аким к гассерианину. – Если вы способны общаться друг с другом и даже с предметами и механизмами при помощи… э-э.. ментальной энергии, почему вы не разучились еще говорить обычным вербальным способом?

Анор хитро прищурился и ответил вопросом на вопрос:

– Расскажи мне Аким-ат, разве младенцы на Земле начинают ходить и говорить едва появляются из утробы матери?

– Хочешь сказать что этому умению разговаривать мысленно вы обучаетесь в процессе жизни?

– Вообще-то способность обмениваться информацией не открывая рта заложена в каждом илви сразу при сотворении души и помещения в живот матери. В течении всей беременности мать способна общаться с ребенком без слов, а он отвечает ей. Но после рождения душа теряет память предыдущей жизни если у нее таковая была. И илви учится заново. Постичь высшие способы взаимодействия способны далеко не все илви и только после многих лет обучения.

– Ты говоришь как моя тетка-буддистка. Перерождение душ, высшие системы…

– Буддистка… полагаю от слова Будда?

– Гм… Да. Знакомо?

– Ты сам удивишься когда начнется твое обучение. И больше всего удивишься тому сколько всего тебе уже знакомо.

– Навряд ли я сумею научиться всему тому что умеете делать вы. Мне уже сорок пять. И пока я буду изучать все ваши премудрости я стану старым и больным и всё это будет бесполезно.

– Ты на Гассерине, – возразил Анор. – Здесь все по-другому. Той гармонии с планетой которой нам удалось достигнуть за последнее время достаточно для того чтобы поменять жизненный цикл. Ты уже подвергаешься изменению. Ты этого не чувствуешь разве?

Аким прислушался к своим внутренним ощущениям. Дышалось легко, голова не болела, в костях не ломило, мысли роились как никогда.

– Да, – согласился он. – Мне кажется что мое самочувствие улучшилось. Но как это происходит?

– Ты уже вдохнул воздух Гассерина. Он пропитан высоким содержанием микроорганизмов которые являются нашими симбионтами.

– У нас если микроорганизмы попадают в тело – их называют паразитами.

– Действительно, в твоем теле их полно, – согласился гассерианин, и Аким поморщился представляя как внутри него кишат бактерии, палочки и кое-что похуже. – Но наши микроорганизмы – не паразиты, а как я уже сказал – симбионты. Они уже внутри тебя и борются с твоими паразитами. Ты даже не заметишь как все они будут уничтожены и твои органы очистятся.

– Почему так? Почему у нас на земле наши микроорганизмы поражают человека чтобы убить его, а у вас они что – лечат?

– В твоем случае они действительно сначала вылечат тебя. А потом восстановят клетки внутренних органов.

– Не понимаю! Какие-то странные бактерии, которым нужно здоровое человеческое тело?! Что они получают взамен? И как на их присутствие смотрит иммунная система организма, эритроциты например?

– Они питаются отходами жизнедеятельности клеток организма, постоянно тем самым его очищая.

– И омолаживая, судя по всему.

– Верно.

– Но все-таки вы не вечны? Рано или поздно старость и смерть настигает и вас, не так ли?

– Да. Но для нас это не смерть. Переход в другую форму бытия для гассерианина – это осознанный добровольный выбор. К которому он готовиться многие годы.

– И я буду жить дольше чем обычный человек?

– Гораздо дольше.

Аким нахмурился. Звучало заманчиво, но что-то не сходилось. Ему казалось что в словах гассерианина кроется другой, тайный, смысл, но он всё время ускользал от него.

– Ты не ответил на мой вопрос. Откуда у вас эти столь полезные микроорганизмы, в то время как на Земле их нет?

– Они были у вас.

– Куда же они исчезли?

– Вы уничтожили их сами.

– Каким образом? Насколько мне известно все исторические документы подтверждать что человек жил пять тысяч лет назад примерно столько же сколько и сейчас.

– И все ли люди так жили?

– Ну… есть легенды что первые люди жили дольше. В религиозных книгах пишут, что Ной жил 900 лет. А потом дети его стали меньше жить, их дети еще меньше и так далее.

– Ну вот видишь, и ответ на твой вопрос.

– Но это легенды и мифы! Сказки!

– Ты веришь в Создателя?

– Причем здесь… это?

– Ответь на вопрос.

– Гм… Да верю.

– Ты его видел когда-нибудь?

– Нет.

– Может знаешь того кто видел?

– Нет. Ну хотя некоторые побывавшие в клинической смерти говорят что видели рай и даже бога.

– Если ты никогда не видел Создателя почему ты веришь в него?

– Потому что считаю что есть высшие силы которые непостижимы разуму человека.

– Отчего же ты не принимаешь тот факт что возраст земной цивилизации гораздо больше чем пять тысяч лет?

– Нет никаких подтверждений тому.

– Ты противоречишь сам себе.

Зеленоглазый гассерианин выглядел моложе чем координатор нат-Хар, но говорил так же бойко и остро. Сколько ему на самом деле лет? Аким потер подбородок и хмыкнул.

– Возможно. Но так устроен человек. Мы живем столь кратко что порою не верим тому что происходило сто лет назад и даже пятьдесят если нет никого живого кто мог бы подтвердить это. У нас сейчас на Земле стали модными теории о том что каких-то двести лет назад человечество владело технологиями которые были открыты только пятьдесят лет назад. Что мы пользовались атомным оружием, что история ложь, и всё чему учат в школе, университете и рассказывают в книгах – неправда. Что весь наш мир выдумка. Что нашу планету много лет назад использовали как сырьевую базу и просто вычерпывали ресурсы гигантскими экскаваторами. И для доказательство приводят сходство современных рукотворных горнорудных карьеров и рельефы некоторых природных гор, каньонов и даже целых островов. В общем, полным полно всякой чуши.

– Ты не веришь в это?

– Нет конечно! Я же могу думать! – Аким постучал пальцем по голове. – Могу анализировать. Разбираюсь во многих вещах. А уж в ресурсах и материалах – так тем более – это мой конек.

– Сколько лет требуется чтобы любой материал созданный твоим поколением полностью растворился естественным путем? – задал неожиданный вопрос гассерианин.

– Гм. – Веленский внимательно посмотрел на собеседника. Вопрос был задан не спроста. Не ради праздного любопытства. Твердый взгляд гассерианина без тени иронии, насмешки или беспечности был тому подтверждением. – На этот вопрос тяжело ответить. Есть только догадки и предположения. Так как некоторым видам материалам нет и ста лет. Но расчетным путем есть предположения что, например, пластик растворится в срок от ста до пятисот лет. А стекло так и вовсе больше чем за тысячу лет. Но нужно учитывать и среду в которую материал попадает. Это может быть соленая вода океана или пять метров глины в карьере. Процесс разложения будет разный. К сожалению пока проверить эти расчеты не представляется возможным – не прошло еще столько времени.

– Тысячи лет?

– Даже ста.