Текст книги "Led Zeppelin. Самая полная биография"

Вслед за The Rolling Stones и The Yardbirds на британской сцене появилось огромное количество динамичных молодых команд. Все они играли электрический блюз. Вечером выходного дня в любом местном клубе можно было услышать The Pretty Things, The Animals, The Graham Bond Organization, Брайана Огера, Джона Мейолла и The Bluesbreakers, Georgie Fame and The Blues Fames.

Своими фирменными энергичными инструментальными соло The Yardbirds изменили привычный взгляд на блюз. И все-таки им чего-то не хватало. Гитарист Топ Топхэм был неплох, но «несколько зажат». «Хороший паренек, но он не потянул», – вспоминает Джим МакКарти. Ситуация решилась сама собой, когда родители Топа заявили, что он слишком молод для профессиональной деятельности. Подыскать замену попросили Джорджио Гомельского, менеджера клуба «Crawdaddy», который также занимался делами The Yardbirds. Для Гомельского решение было очевидным: «Я попросил Эрика Клэптона присоединиться к группе».

Выбор не был случайным. Эрик обладал безупречным вкусом. Мало кто из гитаристов умел играть такие же нетривиальные и сложные партии. Но его отличала невероятная целеустремленность и умение работать со струнами. Клэптон, слушая записи Фредди Кинга, в совершенстве научился особой технике: он подтягивал струну и долго удерживал ноту. Казалось, что гитара может петь. Благодаря этому музыка группы преобразилась.

The Yardbirds олицетворяли британский электрический блюз больше, чем кто-либо другой. Они досконально изучали каталог ритм-энд-блюза и отыскивали в нем незаметные на первый взгляд шедевры вроде «Boom, Boom» Джона Ли Хукера и «Baby What’s Wrong» Сонни Боя Уильямсона. Они играли агрессивно и динамично, раскрывая блюзовые стандарты по-новому. Клэптон вспоминал, что «в середине песни, на фоне отрывистой линии баса, следовала импровизация, которая игралась все громче и громче. Достигнув пика, она снова постепенно угасала». Поэтому двухминутные «Good Morning Little Schoolgirl» или «I Wish You Would» в исполнении The Yardbirds превращались в шестиминутные шедевры.

На протяжении полутора лет Клэптон заряжал The Yardbirds энергией. Он отыграл с группой напряженный график концертов и участвовал в ее студийном дебюте. Как и The Stones, The Yardbirds стали одной из первых самостоятельных британских блюзовых групп, которым удалось заключить контракт с крупным лейблом. Это обстоятельство не только ознаменовало прорыв для группы, но и ускорило уход из нее Клэптона. «Одержимый блюзом, он хотел звучать аутентично», – вспоминал Джимми Пейдж. Клэптон считал себя пуристом. «Я должен играть чистую, искреннюю и честную для себя музыку», – говорил он. Его не интересовала запись коммерческих поп-песен, нацеленных на попадание в хит-парады. Записывая очередной сингл, вместо блюзового кавера на «Your One and Only Man» Отиса Реддинга The Yardbirds выбрали более броскую и цепляющуюся «For Your Love». Клэптон понял, что для него это конец. Он говорил, что такая работа разрушала его. За неделю до выхода «For Your Love», в феврале 1965 года, Клэптон покинул The Yardbirds.

Джимми Пейджу предложили занять место Клэптона, тем более он знал группу и ее репертуар, как свои пять пальцев. «Он часто приходил на наши выступления, и однажды Джорджо пригласил его к нам», – вспоминает Джим МакКарти. Честно говоря, незадолго до ухода своенравного Клэптона, Гомельский уже вел переговоры с Пейджем. По его версии Эрик собирался взять «отпуск», чтобы отдохнуть от выступлений. Услышав это, Пейдж сразу почувствовал неладное: под «отпуском», очевидно, подразумевалось увольнение. Тем более Пейдж и Клэптон были друзьями. Эрик часто участвовал в воскресных джемах в доме Джимми. «Мне показалось очень некрасивым то, как [Гомельский] все преподнес, и я отказался», – сказал Пейдж.

Отказав под предлогом, что у него много времени занимает работа на «Immediate Records», Джимми все же предложил на замену своего хорошего друга Джеффа Бека. И, хотя рекомендация явно заслуживала внимания, Бек поначалу произвел на группу не самое благоприятное впечатление. Назначенное на март 1965 года прослушивание могло так и не состояться. «Внешний вид [Джеффа] нас шокировал, – вспоминает Джим МакКарти. – Его одежда была вся в масляных пятнах. Казалось, он не менял ее неделями. Волосы жидкие, длинные и грязные». На фоне всегда одетого по последней моде стиляги Клэптона, Джефф Бек смотрелся как бродяга. Однако об этом все тут же забыли, когда началось прослушивание. Подобно супермену, поглощающему вражеские пули, Бек играючи справлялся с каждой песней из репертуара группы. Этот парень был явно с другой планеты. Он мог сыграть все, что угодно, от блюзовых аранжировок до рейв-апов.

Бек оказался противоположностью педантичному Эрику Клэптону. Джим МакКарти вспоминает, что «Джефф был универсален в музыкальном плане. Он был готов буквально растерзать блюз, равно как и любой другой жанр». Бек скручивал блюз в бараний рог. Во время спокойного благоговейного номера, он оставлял включенной реверберацию, вонзая кол в сердца дотошных слушателей. А в священный риф включал перегруз. Для Бека не существовало авторитетов. Эхо, дисторшн, дребезжание и фидбэк. Никто не знал, какой эффект он использует в следующий раз. «Он был великим экспериментатором, – говорил Крис Дрэя, – если вам требовался звук полицейской сирены – Джефф его имитировал. В создании звуковых ландшафтов он был гением».

«Мы постоянно использовали фидбэк, – вспоминал Джефф, – у нас просто не было выбора, потому что все равно параллельно включались усилители. Начинался свист и треск. Мы находили способ справляться с шумом, и даже получали интересный звук, напоминающий трубу. Добавив эхо, происходили удивительные вещи, а звук получался просто невероятный».

Дрэя признает, что группа сильно недооценивала игру Бека. Они постоянно сравнивали его с предыдущим гитаристом. Джефф жаловался: «Я только и слышал от них: “Эрик то, Эрик се”». В конце концов, он просто сказал им: «Да к черту вашего Эрика Клэптона! Это я ваш гитарист».

Действительно, с Беком The Yardbirds поднялись на новую высоту. Их блюз стал отчетливее, а выступления еще безумнее. Звук на концерте стал тяжелее, а публика однороднее. Ты обратился по адресу, если хотел услышать неотесанный блюз «I Ain’t Done Wrong» или «I’m a King Bee». Но будь готов услышать мощное рокабилли в духе Джонни Бернетта. Именно Джефф Бек сделал этот номер одним из главных боевиков группы.

Сыграть убойную поп-песню? Не проблема! Когда вслед за «For Your Love» пришло время записывать очередной сингл, автор песен Грэм Гоулдман написал еще один верный хит. Песня «Heart Full of Soul», с незабываемым рифом и пронзительным лиричным текстом стала стопроцентным попаданием. Звук необычного инструмента стал фирменным знаком The Yardbirds. Если в «For Your Love» это был клавесин, то в новом сингле музыканты решили использовать ситар. И это еще задолго до того, как The Beatles записали «Norwegian Wood», и Джордж Харрисон сделал ситар таким же предметом домашнего обихода, как пылесос.

К сожалению, индийские классические музыканты, которых группа пригласила сыграть на записи, никак не могли поймать тайминг основного рифа. «У них получалось играть только индийскую музыку, – говорит Джим МакКарти, – ритм рока же ускользал от них». Тогда Бек вызвался сам сыграть риф. То, что он раньше никогда не видел ситар и уж тем более не играл на нем, не имело значения. Индийский инструмент ему был и не нужен – он нашел решение, воспользовавшись своей любимицей «Fender Esquier». Позже он вспоминал: «Я сымитировал звук ситара, подтягивая струны так, чтобы партия звучала слегка вне тональности. После чего использовал фузз, чтобы добавить в звук немного “грязи”». По счастливому совпадению, в студию как раз зашел Джимми Пейдж, и у него с собой оказалась педаль фузз. Бек сыграл все как надо с первого дубля, и индийские музыканты пошли паковать вещи.

Но даже играя с таким экспериментатором как Бек, the Yardbirds как никогда ранее стремились сохранить блюз в качестве своего основного музыкального направления. Они придали блюзу электричества и дали лид-гитаристу возможность играть изобретательнее и агрессивнее. Так группа стала родоначальниками прогрессив-блюза: Бек олицетворял его своими зажигательными «Steeled Blues» и «Jeff’s Boogie». The Yardbirds оставались верны своему художественному стилю. Хоть группа и выпускала успешные поп-хиты, в их основе неизменно стоял блюз. «Heart Full of Soul» моментально взлетела в чарты. За ней последовали «Evil-Hearted You», «Shapes of Things», «Over Under Sideaways Down».

Но эта же формула посеяла разлад.

После нескольких триумфальных туров по Америке, к середине 1966 года в рядах The Yardbirds начинается неразбериха. Менеджмент постоянно менялся, деньги уплывали, накопились взаимные претензии и обиды. Бас-гитарист Пол Самвелл-Смит стал терять интерес к музыке группы, а вокалист Кит Релф намертво пристрастился к выпивке. Нужно было что-то решать.

18 июня 1966 года градус напряжения достиг критической точки. Джефф Бек играл в группе чуть больше года, когда The Yardbirds предстояло выступать вместе с The Hollies на майском балу[37]37
  Майский бал – бал в конце учебного года. Прим. пер.


[Закрыть] в Королевском колледже Кембриджского университета. Это было костюмированное, элитное и очень консервативное мероприятие. Многие музыканты были выходцами из рабочего класса, и подобный антураж их очень раздражал. Кит Релф знал, что ему предстоит выступление перед «британской элитой», и это сбивало его с толку. Приехав на концертную площадку, он начал поглощать внушительные запасы спиртного, щедро предоставленного банкетной службой колледжа. Тем временем Джефф Бек и Джимми Пейдж, которого позвали на выступление в качестве поддержки, ехали на концерт в шикарном автомобиле «Ford Zephyr 6».

«Публика была великолепна. Знаете, эти вечеринки, где все обычно напиваются в хлам», – вспоминает Грэм Нэш из The Hollies. Нэш приехал из Лондона вместе с Касс Эллиот из группы The Mamas & The Papas. По дороге они успели выпить джин и покурить травки, поэтому были изрядно навеселе. Когда они приехали, вечеринка была в самом разгаре. Релф, тем временем, уже допился до чертиков и активно искал себе компанию. Тогда Аллан Кларк, вокалист The Hollies, пригласил его поиграть в ковбоев – посоревноваться, кто быстрее выхватит воображаемый пистолет из воображаемой кобуры. Увы, эта затея увлекла их ненадолго. Тогда Кларк вытащил из шкафа метлу с толстой рукояткой и похвастался, что мастерски владеет приемами карате. Нэш вспоминал, что «ручка метлы была невероятно крепкой, ее делали из орехового дерева». Он с интересом наблюдал за состязанием. Только дурное предчувствие не давало ему полностью расслабиться.

«Ты знаешь, что такое карате?» – спросил Кларк. Релф ответил, что не знает. Тогда Аллан сказал: «Хорошо, я научу тебя разбивать предметы кистью руки. Для начала разбей эту метлу и вот этот стул. Вперед!»

Нэш вспоминал, что Кит «первым с размаху ударил по метле и сломал все пальцы на своей, мать его, руке». Посмотрев на плачевный результат товарища, Аллан решил не проводить мастер-класс.

К моменту выхода на сцену, пьяный Релф стонал от боли и ненавидел публику. Ему удалось каким-то чудом прекрасно спеть первое отделение, но, когда The Yardbirds вернулись на сцену после перерыва, он перестал себя сдерживать. «Кит начал валять дурака, – вспоминал Джим МакКарти, – невнятно произносить слова или просто забывать текст. Во время одной из песен он просто фырчал в микрофон». Он ругал зрителей, «катался по сцене, сражаясь с микрофонной стойкой, и дудел на губной гармошке как попало». Чтобы зафиксировать Релфа в вертикальном положении, «нам буквально пришлось привязать его к микрофонной стойке», – рассказывал Крис Дрэя. Для дополнительной опоры кто-то подставил к позвоночнику Релфа рукоятку сломанной метлы. Шоу продолжалось, пока бедолага не рухнул от веса этой конструкции прямо на ударную установку. Настоящий панк-перфоманс, учитесь, The Ramones.

Джимми Пейдж наслаждался каждой минутой этого зрелища: «На этом мероприятии по-другому и быть не могло. Получился потрясающий вечер анархии, ребята отыграли первоклассно. Я пришел в гримерку и сказал: “Блестящее шоу!”». Но не все разделяли восторг Пейджа. Пол Самвелл-Смит, или Сэм, как его все звали, был вне себя от ярости. От стыда он был готов провалиться сквозь землю, и этот случай переполнил его чашу терпения. «С меня довольно! – возмущался он, собирая вещи. – Я ухожу из группы, и на твоем месте, Кит, я бы сделал то же самое». После этих слов Сэм направился к выходу.

По дороге домой, Пейдж и Бек обсуждали будущее The Yardbirds. Бек признавался, что ему нравится играть в группе и он жалеет о внезапном уходе Самвелла-Смита. Сэм, высококлассный и бесконечно преданный блюзу музыкант, вносил огромный вклад в коллектив. Вместе с тем Бек увидел в его уходе возможность пригласить Пейджа в коллектив.

Джимми вспоминает: «Джефф часто уговаривал меня: “Ох, если бы ты мог присоединиться к группе, и мы бы играли вместе”. Я соглашался, что это интересная идея, но всерьез предложение никогда не воспринимал: The Yardbirds были сформировавшимся квинтетом, и привлечение в состав шестого участника казалось мне лишним. Так что эта идея так и оставалась на уровне разговоров».

Бек же чувствовал, что Пейджу наскучила работа на однообразном студийном конвейере. Находясь в его плену, талантливый Джимми часто был вынужден играть или продюсировать непривлекательные проекты. Он завяз в рутине. Из свободного художника он превращался в ремесленника, отрабатывающего установленные рабочие часы. «Я чувствовал дискомфорт от того, что не могу выразить себя», – объяснял Пейдж. Он чувствовал, что «сохнет по гитаре». Играя в группе, он смог бы вернуться в строй, разыграться и показать на что он способен.

Бек вслух рассуждал о предстоящем выступлении The Yardbirds в «Marquee». Он понимал, что Джимми не басист, но чем черт не шутит – на бас-гитаре ведь всего четыре струны! Со временем они постарались бы убедить Криса Дрэя, который играл на гитаре в лучшем случае слабо, переключиться на бас, и тогда Джефф и Джимми смогут играть гитарные соло вместе. Тогда у всех просто крышу снесет! Больше уговаривать Пейджа не пришлось: «Хорошо я сыграю на басу», – согласился он.

Чтобы определиться и понять, понравится ли ему снова играть в группе, уже через неделю, 21 июня Джимми стоял с бас-гитарой на сцене «Marquee» в составе The Yardbirds. Пейдж нащупывал почву, пытаясь понять эмоции от долгожданного выступления на сцене.

«Я был в ужасе от того, что мне придется заменять Самвелла-Смита, но, к счастью, все прошло хорошо», – признавал Джимми.

Бек же, в свою очередь, посчитал, что эксперимент провалился. По словам друга, Пейдж «совершенно не умел играть на басу и гонял пальцами по грифу».

«Я все норовил играть на басу как на гитаре, – признал Джимми, – просто перебирал струны на бешеной скорости. Пожалуй, мне следовало прекратить это безумие».

Но музыка… Сам факт выступления на сцене буквально окрылил его. Наконец-то не нужно было играть каверы, как это было с The Crusaders. Он дорвался до настоящего блюза. Музыканты в группе выступали достойно. Кит Релф мог петь во все горло, а Джефф Бек, настоящий джокер группы, превращал каждую песню в аттракцион, балансирующий на грани возможного.

«Нам был нужен кто-то, кто мог держать Джеффа в узде, при этом переводя нашу музыку на новый уровень», – говорит Джим МакКарти.

Казалось, что в тот вечер в клубе «Marquee» наконец сошлись все звезды. Было очевидно, что найдено недостающее звено.

Официально: Джимми Пейдж присоединился к The Yardbirds.

[3]

Однако стабильность и The Yardbirds оказались несовместимы. Мира и гармонии внутри группы никогда не наблюдалось, а менеджмент группы представлял собой еще одну скользкую тему. Судя по тому, как Джорджио Гомельский вел бухгалтерскую отчетность, The Yardbirds особо ничего не зарабатывали. Несмотря на успешные пластинки и стабильные концерты, музыканты по-прежнему работали за мизерные недельные ставки. «Денег мы никогда не видели», – говорит Джим МакКарти. Даже авторские за песни на оборотной стороне синглов причитались автору по имени О. Распутин. Нетрудно догадаться, что за псевдонимом скрывался никто иной как Джорджио Гомельский. Его увольнение напрашивалось. Но заменивший его менеджер оказался не менее колоритным персонажем.

Чем только не занимался по жизни тусовщик и бездельник Саймон Напье-Белл. Несостоявшийся музыкант, он успел поработать и монтажером кино, и музыкальным редактором, и внештатным журналистом. Он чувствовал себя как рыба в воде, ловко перемещаясь между столиками в клубах «Annabel’s», «Speakeasy» и «The Bag O’Nails», в самом центре свингующего Лондона. В деньгах Напье-Белл никогда не нуждался. Он жил недалеко от Букингемского дворца, в квартире над универмагом «Gorringes», наслаждаясь жизнью во всех ее проявлениях. «Мы часто видели, как Саймон едет по Кингс-Роуд в кабриолете “Thunderbird” с открытой крышей, покуривая толстенную сигару, – вспоминает МакКарти, – в то время этот образ нам казался привлекательным».

Не теряя времени даром, Напье-Белл перезаключил контракты с EMI в Великобритании и «Eric Records» в Штатах. Участники группы, наконец, были обеспечены деньгами. Риф, который он постоянно напевал Беку на ухо, стал основой для нового хита «Over Under Sideways Down».

Поначалу Напье-Беллу не слишком нравилась идея участия Джимми Пейджа в The Yardbirds. «Я мало что знал о рок-музыкантах, – говорил он, – но моя интуиция подсказывала, что это плохая идея». Свои опасения он высказал Джеффу, загнав того в угол: два ярких соло-гитариста в группе? Это чревато. «Бек не сдюжил и продолжал настаивать на приглашении Джимми. К тому же, тот должен был играть на басу».

Казалось, что с появлением Напье-Белла и Джимми Пейджа обстановка в лагере The Yardbirds нормализовалась. Джимми играл на басу, параллельно решая возникающие между участниками разногласия. Впрочем, страстям не суждено утихать там, где оказывался Джефф Бек. Он был капризным и импульсивным. Стоило ему уловить малейший намек на то, что зрители его не слушают или остальные музыканты не играют слаженно вместе с ним, он уходил со сцены, просто исчезал. Бек сам признавал свою раздражительность. «Треск в усилителе, расстроенная гитара, Кит закашлялся в микрофон – да любой пустяк мог вывести меня из себя». Тяжелый случай. «Время от времени у него случались проблемы с дисциплиной, – признавал Джимми, – но когда он был в ударе, это забывалось. Он то выдавал гениальные вещи, то вел себя странно».

Странно или нет, но Бек действовал группе на нервы. К чему только не прибегали музыканты и Напье-Белл, пытаясь утихомирить бушующего гитариста. «Чтобы я успокоился, они шли со мной на сделку: ты будешь соблюдать наши правила, а мы дадим тебе студийное время для сольного альбома», – вспоминал Джефф.

Для этого Джефф и Джимми забронировали время на студии IBC на 16 мая 1966 года и принялись сочинять материал к записи. Накануне заветного дня они встретились в доме Пейджа, в той самой гостиной, где столько музицировали. Джимми уселся на ручку кресла и начал бренчать на гитаре торжественный ритм в испанском стиле – мажорный септаккорд ля и минорный септ аккорд ми. Они звучали громче и громче: казалось, комнату заполнило звучание оркестра. «Он играл на 12-струнной гитаре, и она звучала очень объемно, сочно и тяжело», – вспоминал Бек, который принялся наигрывать поверх этих аккордов мелодическую линию. Через некоторое время Бек прервал друга: «Джим, друг, избавься от этого ритма болеро – нельзя играть его вечно». Ритм Болеро? Конечно! Игра Джимми напоминала оркестровку Мориса Равеля к легендарному балету. И теперь, поверх этого ритма, у них рождалась своя музыкальная тема. Совместно со звучанием электрогитары вырисовывался дерзкий и изящный трибьют. Но, мощно пульсируя и набирая скорость, музыка так и не находила выхода. Требовался соединяющий мост – средняя контрастная часть или что-то еще – чтобы композиция развилась и дошла до крещендо.

Бек утверждал, что по возвращении домой, «поработал над вторым фрагментом», над шумной гитарной частью, которую он позже называл «первым в истории хэви-метал рифом». Этот риф прорезает эффект болеро и выворачивает композицию наизнанку, усиливая мощь ее эпического грува. Это дает начало энергичному взаимодействию инструментов, которое постепенно разрешается в исходный мотив. Два ритма сражаются друг с другом, создают стилистический контраст и приводят композицию к страстной кульминации.

Джимми настаивал, что это он сочинил вступление и тяжелый риф. «На кассете у Кита Релфа была записана мелодия, которую мы использовали как основную часть композиции, – утверждал он. – Бек играет партию слайд-гитары, а я в основном играю ритмом». В своем авторстве Джимми никогда не сомневался. И даже годы спустя он продолжал утверждать: «Вступление и риф придумал я, чтобы там он не говорил».

Несмотря на разногласия, оба согласны с тем, что это была «судьбоносная сессия записи». А состав музыкантов на записи делает ее легендарной. Ники Хопкинс играл на фортепиано, а на ударных – безбашенный Кит Мун из The Who. Планировалось, что на басу будет играть товарищ Муна по группе Джон Энтвистл, но он в студии так и не появился. Ему на замену был приглашен Джон Пол Джонс. Возможно, Энтвистл просто испугался. Если об участии Муна и Энтвистла в другом проекте узнал бы Пит Таунсенд, всем бы точно не поздоровилось. «В то время The Who были на грани распада», – вспоминал Таунсенд. Даже своевольный Кит Мун боялся разгневать Пита. «Кит приехал на студию IBC в Лэнхэм-Плейс в темных очках и русской казацкой шапке, чтобы никто не пронюхал о том, что он затевает», – вспоминал Бек. Прибыв на место, Мун очень хотел, чтобы они сразу приступили к записи и сыграли все как можно быстрее. Он мог отсутствовать часа три, пока роуди The Who не объявили его в розыск.

Бек вспоминал: «В студии витала атмосфера радостного волнения. Но мы точно не знали, что будем играть».

Джимми и Джефф пару раз наиграли композицию, после чего к ней сразу подключились остальные. Репетиций и пояснений не требовалось. «Мы ничего не обсуждали, просто сыграли от начала и до конца», – вспоминал Бек. Музыканты настолько прониклись композицией, что играли свои партии интуитивно, и все это оказывалось вовремя и к месту. Композиция начинается как дуэт гитар: на фоне ритма болеро развивается основная тема. Очень скоро к аккомпанементу присоединяются фортепиано, бас и ударные. На короткое время они уходят в тень, и на первом плане остается одна слайд гитара, но затем снова начинается динамичное развитие, основная тема уступает место тяжелому гитарному рифу. Композиция достигает кульминации, после чего из мощного звукового потока снова прорываются изначальный мотив и ритм болеро. «Кит поднял темп и добавил жесткости. В треке появилось что-то от The Who, что-то от The Yardbirds, что-то от меня», – говорил позже Джефф. Безусловно, этот уникальный сплав вывел музыку на новый уровень. Музыканты записали всю композицию за один-два дубля, а потом сели за пульт, добавляя эффекты и дополнительные дорожки инструментов.

Композиция получила название «Beck’s Bolero» и ознаменовала собой переломный момент в истории британского рока. Она исследовала новые революционные возможности музыкальной формы, одновременно демонстрируя передовые технологии студийной записи. Настоящий образец нового рока, тяжелого и прогрессивного. Смена размера, подвижный темп и мощные гитарные рифы придавали музыке силу физического воздействия на слушателя. Мелодия, одновременно бодрая и тревожная, создавала эффект «эмоциональных качелей». «Beck’s Bolero» появилась до выхода альбома Revolver The Beatles, до того, как Cream выпустили «Fresh Cream», а Джими Хендрикс – «Hey, Joe». Это было беспрецедентное новаторство.

Саймон Напье-Белл продюсировал работу над записью «Beck’s Bolero» и вполне осознавал ее значимость. «В это время группа Cream только формировалась», – замечает он. Ходили слухи о так называемой супергруппе. Напье-Белл понимал, что ребята, записавшие «Beck’s Bolero», способны создать что-то не менее уникальное. Какие таланты собрались на этой сессии 16 мая! Они могли бы объединиться в группу. Аналогичная идея посещала и Джимми с Джеффом. Они оба хотели работать с музыкантами. Кит Мун точно согласится. «Однажды в клубе он признался мне, что его достало играть с The Who», – вспоминал Бек. Джона Энтвистла такая перспектива тоже бы заинтересовала. После недолгих уговоров, он бы точно присоединился к ним на басу.

«На гитарах играли бы мы с Беком. Мун на ударных, и, возможно, Ники Хопкинс на фортепиано», – фантазировал Джимми.

Такой группе требовался не менее талантливый вокалист. Энтвистл пел, но не обладал звездной харизмой, поэтому Джимми и Джефф стали перебирать имена. «Первый, о ком мы подумали, был Стив Уинвуд», – вспоминал Джимми. Если не считать Пола Маккартни, то в Англии не было певца с голосом, наиболее подходящим для рок-н-ролла. Но эта мечта была слишком наивной. Ребята знали, что он хорошо себя чувствует за клавишными в Spencer Davis Group, где его брат Мафф играл на басу.

«Затем мы подумали о Стиве Марриотте». Это было более реалистично. Его вокал был не менее проникновенным, чем у Уинвуда, только более резкий и хриплый. Энергии и сценической харизмы ему было не занимать. Марриотт успел блестяще сыграть Ловкого Плута в мюзикле «Оливер!», который шел на Вест-Энде в 1960 году. Теперь он пел в The Small Faces, но дела там обстояли не лучшим образом. Группа была связана контрактом с менеджером Доном Арденом, печально известным своими бандитскими наклонностями. По воспоминаниям Глина Джонса, Арден «частенько угрожал физической расправой, чтобы добиться своего». Однажды Арден подослал к Джонсу двух молодчиков с обрезом и пообещал застрелить его и всю семью, если тот посмеет вякнуть о нем что-то нехорошее. Со The Small Faces Арден обходился также скверно, отказываясь платить музыкантам за концерты. Это помогло бы переманить Мариотта к себе.

Марриотт оценил предложение Джимми и Джеффа, хотя бы потому что таким образом он смог бы заработать приличные деньги. Но слухи о переговорах дошли до Ардена, и тот прислал им сообщение: «Хотите играть на гитаре переломанными пальцами? Так и будет, если вы не отстанете от Стиви».

Угроза Ардена отрезвила ребят. «Мы решили: “Давай-ка просто забудем обо всем этом”», – вспоминал Джимми.

Тем не менее, идея никуда не пропала. Время от времени музыканты возвращались к мечте сколотить супергруппу, подобную Cream. Это казалось таким многообещающим. Правда Кит Мун, известный своим саркастичным юмором, не преминул съязвить по этому поводу: «Такая группа рухнула бы как свинцовый дирижабль».

Свинцовый дирижабль. Lead zeppelin. Джимми Пейджу понравился этот несуразный образ, и он ухватился за него.