Текст книги "Граница безмолвия"

17

Прежде чем снять трезвонившую трубку, вице-адмирал фон Штинген взглянул на стоявшие на прикроватной тумбе, рядом с телефоном, часы. Без четверти шесть утра! Это что же должно было произойти в рейхе или здесь, в Норвегии, чтобы кто-либо, кроме фюрера, решился поднять его в такую рань?!

– Здесь оберст-лейтенант Хоффнер.

– Хоффнер?! О, Господи! – пробубнил вице-адмирал как бы про себя, но с таким разочарованием в голосе, что начальник базы «Зет-12» и он же командир особой эскадрильи «Кондор-2», должен был то ли положить трубку, то ли сразу же после доклада застрелиться.

– Извините за столь ранний звонок, господин командующий. Речь идет о разведданных, связанных с операцией «Полярный бастион», а вы приказали докладывать немедленно, как только…

– Я помню смысл своих приказов, – недовольно прервал его командующий Стратегическими северными силами.

– Только что с базы на Новой Земле на базу «Зет-12» прибыл авиакурьер со снимками острова Фактория и места, где планируется создание базы «Норд-рейх».

– Это важно, – вынужден был признать вице-адмирал, хотя мысленно все же зарёкся впредь позволять кому-либо прерывать его и без того короткие утренние сны. – Так что нам говорит разведка?

Одна из странностей организма адмирала заключалась в том, что как только он больше месяца не выходил в море, на него наваливалась бессонница. Но в последний раз фон Штинген ступал на палубу боевого корабля более двух месяцев назад, и теперь мог рассчитывать лишь на два-три часа предутреннего сна. Правда, если за стенами штаб-квартиры командующего бушевал ночной шторм, воспаленное сознание старого моряка способно было каким-то образом умиротворяться, и тогда он мог поспать чуточку дольше, однако вот уже третью ночь Гренландское море оставалось на удивление спокойным.

– Совершено три облета при довольно ясной погоде. Снимки превосходные, – молвил тем временем Хоффнер. – Кроме того, имеется письменный отчет разведчиков-наблюдателей.

– Выводы, Хоффнер, выводы?! Кому нужны ваши восторги?! – почти простонал адмирал, словно бы слова, которые он произносил, зарождались из яростной зубной боли.

– Создается впечатление, что русские почти не контролируют остров, правда, во время последнего облета там замечены несколько солдат.

– Русские наконец-то выставили там пост? – свесив ноги с кровати, адмирал взял из тумбочки карту и расстелил ее на прикроватном, покоившемся на медвежьей шкуре, столике.

Даже когда он предавался сну, солдат-истопник тщательно следил за тем, чтобы огонь в старинном камине не угасал. Несмотря на лето ночи на этих норвежских берегах оставались пронизывающе холодными и влажными.

– Скорее всего это устроили себе прогулку офицеры форта, чтобы понежиться в термическом озере. Русское командование по-прежнему уверено, что эти территории остаются для нас недосягаемыми.

– Именно за эту свою беспечность они и должны поплатиться, оберст-лейтенант.

– Очевидно, они еще не знают о создании в Норвегии Стратегических северных сил.

– Ну, уж это вряд ли. Из-за нерасторопности финской и норвежской контрразведок, Лапландия[27]27
  Историческая область Скандинавии, охватывающая северные части Швеции, Финляндии и Норвегии.


[Закрыть] буквально наводнена русскими шпионами. Другое дело, что русским сейчас не до стратегических операций в Ледовитом океане. С этим согласиться можно. Что еще?

– Наши субмарины обследовали грот на Фактории.

– Вот это уже по-настоящему интересно, – оживился вице-адмирал.

– Там побывало три группы водолазов. Обнаружены две недалеко расположенные друг от друга пустоты в скальном грунте, которые можно расширить и соединить между собой. Через карстовый пролом в один из гротов поступает воздух. При должном инженерном решении там можно создать подземную казарму для моряков и ремонтной бригады.

– Теперь главное, чтобы русские не догадались о существовании этой подводной базы. Но об этом мы позаботимся. А что обнаружено в местности, на которой будет располагаться база «Норд-рейх»?

– Полное полярное запустенье, господин вице-адмирал. Однако остатки хижины и еще какого-то строения, очевидно, склада, сохранились.

– У русских это называется «лабазом».

– Придется запомнить.

– Вам теперь придется многое познать из того, чем и как живут русские северяне.

Хоффнер знал, что сам вице-адмирал начинал свою службу в торговом флоте. На Севморпути он не раз общался с русскими моряками и даже умудрился побывать в некоторых северных русских портах. К тому же он неплохо владел русским. Все это как раз и учитывали в штабе Верховного командования, когда решали, кого назначить на пост командующего Стратегическими северными силами.

– Облеты этой территории с моря пока прекратить, чтобы не привлекать внимания.

– Но это уже не в моей компетенции, господин вице-адмирал.

– «Господин командующий», – уточнил фон Штинген. – Впредь обращаться ко мне только так. А что касается компетенции… С сегодняшнего дня вы являетесь начальником штаба Стратегических северных сил, оставаясь при этом и комендантом базы «Зет-12», где, собственно, и будет располагаться ваш штаб. Добро Кейтеля на это назначение я уже получил. Представление о повышении вас в чине до оберста будет направлено завтра.

– Благодарю, господин командующий, – сдавленным, явно расчувствованным голосом проговорил Хоффнер.

– Первый приказ, который вам придется выполнить с полным напряжением сил, – подготовка плана операции по захвату острова Фактория и пограничного форта, которые тоже станут подразделениями базы «Норд-рейх». Однажды утром русское командование вздрогнет от того, что узнает о появлении у себя в тылу крупной военной группировки. Они сдерживают нас на норвежской границе, а мы предложим создание заполярного фронта у них в тылу.

– Считаете, что Верховное командование утвердит этот план?

– Если вы постараетесь сделать его убедительным, Хоффнер. Мы должны доказать, что, обладая сравнительно небольшим соединением вермахта, поддерживаемым авиацией и флотом, сможем взять под контроль не только основную часть Северного морского пути, но и установить контроль над огромными северными территориями России, отвоевывать которые русским придется очень тяжело, снимая при этом боеспособные части с западных фронтов. – Голос вице-адмирала становился все тверже и увереннее. В нем появились некие бонапартистские нотки. – Пока основные силы вермахта и люфтваффе будут выяснять отношения с русскими под Москвой и Ленинградом, мы сотворим в тылу русских некую полярную империю, мощный Норд-рейх. Привлекая при этом к сотрудничеству местные народности и создавая из них некие военно-полицейские силы.

– К созданию плана приступаю немедленно, господин командующий.

– Снимки и донесения разведки немедленно доставить мне. Самолетом.

– Кстати, об этом же, о создании некоего сибирского ханства в районе Северного Урала и в бассейне рек Оби и Енисея, мы вели беседу с бароном фон Готтенбергом. Правда, это был лишь короткий обмен мнениями, но у Готтенберга есть свои соображения на сей счет.

– Вот и привлекайте его к составлению нашего плана, Хоффнер. В конце концов, именно он назначен начальником особого отряда по созданию северных континентальных авиабаз, и это в его подчинении находятся теперь коменданты баз «Северный призрак» и «Норд-рейх».

18

Выйдя на балкон, они какое-то время все трое прислушивались к холодному безмолвию Арктики. В бинокли старший лейтенант и старшина видели, что на заставе уже успокоились и, кроме часового на вышке да нескольких солдат, устроившихся вдоль берега с удочками, – единственное достойное мужчин развлечение в здешних краях – никого не было. Возможно, сейчас они тоже собирались группами в казарме, красном уголке и просто во дворе форта, чтобы обсудить появление германского самолета.

– Ладно, – подытожил это бдение начзаставы. – Тревогу играть поздно, ситуацию прояснить тоже пока что не представляется возможным, так что садимся за стол, погранохрана, самое время подкрепиться. Что там у нас на обед, ефрейтор Тунгуса?

– Уха давно готовый. Консерва сейчас откроем. Спирта есть, – отрапортовал тот.

– Главное, что «спирта есть», – признал Загревский.

Там, на базе, с которой шло обеспечение продовольствием заполярных застав, наверняка сидели истинные сибиряки, которые понимали, что такое пятидесятиградусные морозы и полярные ночи, и как много значит в таких условиях спирт для солдата. Поэтому Ордаш был приятно удивлен, когда, прибыв на заставу и войдя в должность старшины, выяснил для себя, какое количество «огненной воды» поставляют сюда ежегодно. При том, что какие-то запасы её остаются с прошлых лет, поскольку командиры жестко следят, чтобы спиртом никто не злоупотреблял.

Они выпили за службу и за непобедимую Красную… Молча закусили и налили по второй. Отступив от твердого правила, Загревский не отослал ефрейтора на второй этаж, а позволил оставаться за столом вместе с «камандырами». Тем более что в обязанности Оленева входило «довольственное обеспечение» стола. И именно ефрейтор первым обратил внимание на то, что срывается ветер и в заливе поднимается большая волна.

– Пусть поднимается, – отмахнулся начальник заставы. Все пограничники знали, что он на удивление быстро пьянеет, и чем больше выпивал, тем все более беспечным и бесшабашным становился. – Все равно на ночь остаемся здесь. Ты, Тунгуса, отвечаешь за печку-буржуйку. Задача ясна?

– Так точна, товарища старший лейтенанта.

– Когда ты научишься хотя бы эти три слова – «товарищ старший лейтенант» – по-человечески произносить? – поморщился Загревский. И был ошарашен, когда Оленев неожиданно, со свойственной ему невозмутимостью, ответил:

– Зато я по-тунгусски все правильно произношу. Когда слова тунгусские, я их очень бережно произношу, да… – Причем молвил он это на чистейшем русском, без какого-либо коверкания слов.

– Слушай, старшина, а ведь, кажется, среди нас объявился тунгусский буржуазный националист? – сразу же обратил на это внимание Загревский.

– Почему сразу «буржуазный националист»? Просто… патриот своего края, своего народа.

– Почему «националиста» называешь, товарища старший лейтенант? – поспешно поддержал его Оркан Оленев. – Просто патриот. Мудро старшина говорит.

– Как считаю, так и говорю, ефрейтор, в гроба мать! – набычился начальник заставы. – И не тебе меня поучать, Тунгуса хренов!

– А как по мне, главное, что стрелок он хороший и службу знает, – попытался Ордаш как-то замять этот «разговор некстати», понимая, что конфликт назревает нешуточный. – Уверен, что сегодня мы с ним тоже что-нибудь да подстрелим. Правильно говорю, ефрейтор?

– Песца подстрелим. Вкусный мясо, однако, – оживился Оленев, тоже понимая, что стычка зашла слишком далеко.

Он уже не раз уходил с двумя-тремя сибиряками в тундру или на лежбище, чтобы приносить для заставы свежее мясо да шкуры, из которых для часовых шили унты. На армейские валенки, которые очень быстро пропитывались влагой и очень трудно поддавались сушке, здесь мало кто рассчитывал. На этом он и решил построить свое примирение.

– И все же не дает мне покоя этот летающий немец, – произнес Загревский вместо очередного тоста, подняв кружку с порцией разведенного спирта. О «тунгусском буржуазном националисте» за столом было забыто. По крайней мере, на время. – Какого дьявола он забрался сюда и что вынюхивал?

– Ответ может быть только один, – старшина съехал на краешек кресла и вытянул ноги так, словно прямо здесь возжелал предаться сну. – Разведывал, созданы ли на острове какие-нибудь укрепления, стоит ли напротив острова застава и не поленились ли мы хоть как-то укрепить подступы к ней. Кстати, увидев нас на острове, пилот решит, что русские содержат здесь небольшой гарнизон. Так начальству своему и доложит.

– Значит, от похода сюда тоже польза будет, да… – заметил Оленев. – Много мы разведай, однако.

– …И, конечно же, выслеживал, не появился ли где-то поблизости военный караван, – продолжил свои размышления старшина, не обращая внимания на замечание тунгуса.

– Караван-то ему зачем? – возразил старший лейтенант, крякая после выпитого и закусывая порцией рыбных консервов. – Мы же с Германией не в состоянии войны.

– До сих пор не были в этом состоянии, – уточнил Ордаш. – А если учесть, что связи с землей у нас давно нет…

– Да и караван обычно идет под конвоем, одному германцу сквозь зенитки не пробиться. И потом, он ведь не бомбардировщик.

– Он – нет. Но может дать наводку бомбардировщикам, которые встретят эти корабли где-нибудь в районе Печорской губы, острова Вайгач или Амдермы.

– О чем ты, старшина?! – возмутился Загревский. – Мы что, воюем с германцами, что ли?! Говорю же: договор у нас о ненападении. По рации передали, предупредили, так сказать.

– Договор – это хорошо, – мечтательно и слегка захмелело произнес старшина. – Но только германец – он и есть германец. И для чего-то он здесь появлялся.

– Еще раз появится – карабин стрелять будем, – воинственно объявил Тунгуса. – Метко стрелять будем, как песец. Нечего ему на тундра наша летать, оленей распугивать, да…

– Во, слыхал, старшина? Оказывается, еще один рейхс-ефрейтор в этом мире объявился! – проворчал старший лейтенант, явно намекая на то, что ефрейтором в свое время служил Гитлер. – Давно известно, что самый страшный человек в армии – ефрейтор. Так оно и есть.

19

Пейзаж, открывшийся утром барону фон Готтенбергу, буквально поразил его. Он ожидал увидеть болотистое озерце посреди столь же болотистой, унылой тундры. На самом же деле палатка его стояла на краю низменного плато, окаймленного какими-то полуразрытыми холмами и приземистыми тундровыми рощицами. Взлетная полоса «Северного призрака» была проложена частью по каменному, хорошо расчищенному прибрежью, а частью – по толстым стальным листам, давно опробованным пилотами на запасних аэродромах в Финляндии и на Балканах.

– Все, что должно остаться на вашей базе, выгружено? – поинтересовался Готтенберг у коменданта «Северного призрака», шедшего чуть впереди группы офицеров, провожавших оберштурмбаннфюрера к склону господствующей возвышенности.

– Продовольствие, боеприпасы, полярное обмундирование, лыжи, горючее, маскировочные сети, – отрапортовал тот. – Судя по белым сетям и полярному обмундированию, нам собираются устроить здесь арктическую зимовку?

– Считайте, унтерштурмфюрер Фюрт, что приказ об этом вы уже получили, – на ходу ответил барон.

– Но ведь согласно плану «Барбаросса», русская кампания до зимы должна быть завершена.

– Убедите себя, что вы никогда не слышали ни об этом плане, ни о «русской кампании». Отныне мы будем предоставлены самим себе, как пираты посреди океана, и со временем будем держать в страхе весь Северный морской путь. От берегов Норвегии до Аляски. А, как вам такой масштаб военного террора и диверсий?

– Но, судя по сводкам Верховного главнокомандования, которые кладет мне на стол радист базы…

Готтенберг мельком взглянул на поравнявшегося с ним лейтенанта СС и скептически повел подбородком. Невысокого роста, худощавый, с горячечно запавшими щеками, Фюрт мало походил на офицера диверсионной группы, однако по опыту оберштурмбаннфюрер знал, что иногда именно такие вот, худощавые, жилистые мужичонки в полярных условиях способны поражать своей выносливостью и живучестью. Судя по всему, комендант «Северного призрака» как раз к ним и принадлежал.

– Сводки командования, Фюрт, для того и существуют, чтобы окончательно деморализовать противника, – своим хрипловато-гортанным басом просветил его командир особой группы. – Противника, унтерштурмфюрер, а не ваше доблестное воинство.

Фюрт озадаченно помолчал. Коменданту «Северного призрака» приходилось слышать о фон Готтенберге, однако встречались они впервые, и ему еще только предстояло познать особенности характера этого человека. К тому же вчера, после приземления «Черной акулы», унтерштурмфюрер узнал, что отныне он будет находиться в непосредственном подчинении у этого «нордического барона», которому поручено командовать всеми северными континентальными базами, одну из которых еще только предстояло создавать в ближайшее время где-то за Полярным Уралом. Только ему, и никому другому. Этим обстоятельством Фюрт и хотел сейчас воспользоваться.

– Могу ли я подать рапорт о переводе меня на базу в Норвегию или в действующую армию?

– В действующую можете, – невозмутимо заверил его Готтенберг, даже не поинтересовавшись, чем вызвана просьба коменданта базы. – Но только зимой.

– Почему… только зимой?

– Исходя из стратегических соображений Верховного командования, – на ходу объяснил ему барон, не меняя выражения лица. – Если к тому времени наши войска окончательно увязнут в снегах по обочинам все той же Смоленской дороги, на которой погибельно увязали бесстрашные солдаты Старой гвардии Наполеона, мы сразу же перебросим вас в подмосковные снега. Как последний резерв все того же командования. Последний и, заметьте, совершенно бесполезный, Фюрт.

– Простите, господин оберштурмбаннфюрер, – попытался безболезненно проглотить эту издевку комендант, – но в мою задачу входило создание базы «Северный призрак» и взлетной полосы. Они созданы, приказ выполнен, а следовательно, мне не хотелось бы и впредь прозябать посреди этих гнилых болот.

– Еще одно упоминание о рапорте, и я пристрелю вас, Фюрт, – все с той же невозмутимостью обрисовал его перспективы нордический барон. – Перед строем. Данной мне властью и исключительно в воспитательных целях. – А пока комендант приходил в себя, поинтересовался, сколько под его командованием людей.

– Пятьдесят два, – мрачно ответил Фюрт. – Включая радиста, фельдшера и повара.

– Вот видите, еще и персонального повара…

– Просто повара, – нервно уточнил комендант, однако ухмылок сопровождавших их офицеров избежать уже не удалось.

– Если мне не померещилось, на базе каким-то образом оказалась женщина. Откуда и каким ветром её сюда занесло? Неужели тайком из Норвегии? – уже явно провоцировал коменданта «Северного призрака» барон.

– У нас на базе семь женщин, если уж быть точным.

– Почему не взвод?! – поползли вверх брови Готтенберга. – Где вы их прячете от глаз моих парней, Фюрт?

– Такого безумного желания у меня не возникало. Сегодня же со всеми познакомитесь.

– Я спросил, где вы содержите этих своих наложниц, – и голос Готтенберга стал жестким, как голос фельдфебеля на строевом плацу. – Надеюсь, не в одной казарме с солдатами?

– Они – в отдельной землянке, построенной между Чертовой горой и озером.

– Умилительно! Бордель на окраине местных Елисейских Полей. Претенденток подбирали, исходя из собственного вкуса? – демонстративно окинул он взглядом истощенную, явно не офицерскую, фигуру унтерштурмфюрера.

– Две из этих женщин – бывшие узницы лагеря, которые находились на вольном поселении; четыре – из семей сектантов, которые жили отшельниками недалеко от восточной окраины озера. Мужчины из этой секты помогали нам в строительстве. Затем мы все три рода этого странного племени ликвидировали, оставив только молодых, физически здоровых женщин.

– Наконец-то мы слышим голос истинного германца-воителя, господа, – оглянулся фон Готтенберг на свою свиту. – Продолжайте, Фюрт, продолжайте, не томите душу своими театральными паузами.

В потоке информации, которую Фюрт когда-то получил по поводу «нордического барона» фон Готтенберга, проскользнула и та, которая касалась его пристрастия к подначиванию и провоцированию товарищей. И которая в юности дважды приводила Гюнтера к дуэлям, неизвестно, правда, чем завершившимся. Теперь унтерштурмфюрер убедился, что молва об этом задире недалека от истины.

– Седьмую, Янину Браницкую, наша разведка случайно обнаружила в тундре, – поведал он, мужественно стараясь не поддаваться на провокации. – Как выяснилось, отстала от группы беглых уголовниц, вырвавшихся из какого-то лагеря. Фельдшер еле выходил её, зато теперь – рослая, физически крепкая – она жестко командует этим женским отделением. Она и две политические уже вооружены и неплохо обучены. В отличие от староверок, они готовы сражаться вместе с нами.

– Уверен, что именно эта, уголовница, попалась мне на глаза. Кто она – воровка, грабительница?

– В определенном смысле. Работала бухгалтером какого-то предприятия. Директора расстреляли за крупные хищения, а ее посадили. Вы ведь в принципе не против того, чтобы на базе находились женщины, господин барон? – только теперь всполошился комендант.

– Создание гарема приказом не предусмотрено, – все с той же жесткостью напомнил ему Готтенберг. – Но к жизни я привык относиться философски. Уверен, что женщины здесь не бездельничают.

– Помогают повару, занимаются стиркой, а также, не скрою, используются для… ну, скажем так, сексуальных моционов.

– Для «сексуальных моционов», говорите?! – вскинул брови фон Готтенберг. – Гениально! Как вам удалось изобрести такой термин, Фюрт? Нет, вы только прислушайтесь, господа, к звучанию этих слов: «Для сексуальных моционов»! Прелестно! Вижу, вы устроились здесь основательно.

– В предвидении того, что, возможно, придется зазимовать, – скромно потупил взор унтерштурмфюрер.

– Не скромничайте, Фюрт, не скромничайте. А вы, штабс-капитан, душа ваша бесшабашная, – обратился он к Кротову как к будущему коменданту зауральской базы, – учитесь. При создании вашего «Норд-рейха» опыт унтерштурмфюрера окажется бесценным.

* * *

Возвышенность, на склон которой они взошли, в самом деле оборонным валом тянулась от берега озера до необозримых болот, лишь кое-где поросших чахлыми рощицами да кустарником и усыпанных огромными валунами. С помощью взрывчатки и доставленных стройматериалов инженерная группа базы создала в этом валу, нанесенном на русские карты под названием Чертова гора, три просторных ангара, хорошо замаскированных и соединенных между собой отстойной посадочной полосой.

Когда группа Готтенберга прибыла сюда, в одном из ангаров уже стоял хорошо вооруженный транспортный самолет, способный одним рейсом эвакуировать весь гарнизон «Северного призрака» или дать бой любому забредшему сюда русскому пилоту, которого заинтересует то, что происходит на берегу Меркулового озера. Теперь здесь будут находиться и два морских штурмовика, чье появление на местных морских и воздушных коммуникациях станет для русских полной неожиданностью. Завтра же сюда должно прибыть также звено истребителей.

Все еще стоя на склоне возвышенности, Готтенберг в течение нескольких минут внимательно осматривал пространство вокруг базы. Под серым небом все оно казалось таким же серым и безжизненным. С трудом верилось, что где-то за его пределами могло существовать нормальное человеческое жилье, а на хлебных нивах и окраинах городов сходятся в битвах войска двух самых мощных в мире империй.

– Уж не вы ли, Фюрт, первым предложили заложить базу именно здесь, в этом тундровом аду?

– Не я, а наш полярный агент. Я же признал, что местность идеальная. Вы с этим не согласны?

– Просто я подумал, что человека, подыскавшего для люфтваффе это озерце, следовало бы представить к Железному кресту.

– Или, по крайней мере, не спешить с его ликвидацией, – процедил унтерштурмфюрер, задумчиво всматриваясь куда-то туда, где унылая болотная тундра сливалась со столь же унылым и болотным поднебесьем.