Текст книги "Воскресший гарнизон"

22

Пока роты власовцев и зомби-воинов насыщались каждая у своей полевой кухни, Овербек и Штубер отправились к ближайшему доту, которым оказался самый мощный в «СС-Франконии» дот-бункер «Шарнхорст». Это была настоящая наземно-подземная крепость, которая могла показаться неприступной.

За толстыми – порядка двух с половиной метров железобетона – стенами его притаились: противотанковое орудие, пять пулеметов, скоростной гранатомет, установка стационарного огнемета и пятьдесят бойцов гарнизона[29]29
  Исторический факт. Именно такими были вооружение и гарнизон одного из дотов «Регенвурмлагеря», названного гитлеровцами «Шарнхорстом».


[Закрыть].

Уже после открытия стальной двери, офицеры, с позволения часового, прошли по опрокидывавшемуся мостику, один конец которого, после нажатия кнопки, уходил в глубокое подземелье вместе с непрошеными гостями. Затем они долго петляли по винтовой лестнице, пока не оказались на почти тридцатиметровой глубине, где, как в любой полноценной воинской части, размещались казарма, арсенал, медпункт, туалет, умывалка и столовая.

Исключительно из любопытства заглянув в каждый из этих блоков, они прошли в отсек «фюрер-раум», который бойцы на морской манер называли комендантской каютой, и расположились там вместе с комендантом дота унтерштурмфюрером Райнером.

Каюта представлялась довольно просторной, поскольку одновременно служила штабом бункера и жильем коменданта. А сам Райнер оказался пожилым саксонцем, который большую часть войны, как непригодный к строевой службе, проработал функционером в дрезденской городской ячейке «альгемайне-СС»[30]30
  Напомню, что СС была общественной организацией, представлявшей собой охранные отряды партии. Эта организация СС (альгемайне – СС) имела свои общеэсэсовские чины, которые слегка отличались от чинов ваффен-СС, то есть эсэсовских воинских частей, которые формировались из членов СС.


[Закрыть] и лишь полгода назад призван был в ряды «ваффен-СС».

Очевидно, медики сочли, что для службы в охранных частях СС он вполне пригоден. Теперь этот худощавый, чахоточного вида человечек очень гордился и своим эсэсовским чином, и своей вполне уютной должностью коменданта «особого бункера». Тем более что дом на окраине Дрездена, в котором он обитал, давно превратился в руины, под которыми оказались погребенными жена и дочь.

– Сколько еще, по вашим предположениям, зомби-воинов успеют поставить нам «Лаборатория призраков» и лаборатория «Аненербе»? – спросил Овербек, после того, как денщик коменданта принес им из столовой еды, а сам Райнер угостил шнапсом. – Я имею в виду, до прихода сюда русских.

Поняв, что разговор, который будет вестись бывшим комендантом лагеря и нынешним заместителем коменданта не для его ушей, Райнер благоразумно ретировался, заявив, что самое время пойти проверить состояние боеготовности гарнизона.

– Все зависит от того, какое стратегическое решение будет принято по статусу «СС-Франконии», – уклончиво ответил Штубер.

– Но его уже давно следовало принять. Русские уже на Висле. Они рядом. Нужно лишь воспользоваться тем, что они все еще топчутся у стен Варшавы, ожидая, пока мы окончательно расправимся с восставшими поляками, подавив их партизанское движение и подполье[31]31
  Речь идет о том, что, выйдя к Висле еще в июле 1944 года, советское командование прекратило наступательные операции на Одерском направлении, а штурм Варшавы был осуществлен лишь в январе 1945 года. По оценкам и советских и западных военных исследователей, Кремль не желал, чтобы в Варшаве и в других городах Польши оставались силы, подконтрольные руководству восстания во главе с генералом Бур-Коморовским, чья деятельность направлялась из Лондона. Этой передышкой вермахт максимально воспользовался для переброски войск и организации обороны в районах Западной Польши, в Силезии и по Одеру.


[Закрыть] на всем пространстве от Вислы до Одера.

Металлические рюмочки со шнапсом они лишь слегка пригубили, поскольку вспомнили, что предстоит встреча с фюрером, но решили, что после учебного боя, точнее, после отлета Гитлера, вернутся сюда и отметят становление своих зомби-войск.

– Близость русских войск и то, как стремительно они вышли на рубежи Вислы, захватив при этом три плацдарма на западном берегу, как раз и сбивает наше командование с толку. Решают: стоит ли пополнять наш гарнизон до максимальной возможности, чтобы затем видеть эти части запертыми в подземелье, или же лучше отвести их за Одер и уже сейчас основательно окопать их.

– Неужели все это, – нервно обвел Овербек руками пространство вокруг себя, – все мощнейшие подземные сооружения окажутся бесполезными, и вот так вот, бессмысленно достанутся русским и полякам?

– Почему же бессмысленно? Они останутся, чтобы поражать воображение потомков, как руины Колизея. Как образец подземного укрепрайона середины ХХ столетия. Когда-нибудь здесь создадут музей военного зодчества, на котором польские бизнесмены будут зарабатывать большие деньги.

– Издеваетесь, Штубер? Какой музей? Если мы и уйдем отсюда, то лишь после того, как поднимем все эти подземелья в воздух.

Штурмбанфюрер снисходительно улыбнулся, однако слова: «Так ведь у рейха к тому времени взрывчатки не хватит на все это», с губ его так и не сорвались. Хотя мысленно Штубер их уже произнес.

– Все зависит от того, – сказал он, – каковой видится стратегия выживания нашего народа и Третьего рейха самому фюреру. Всем нам придется исходить из его стратегического видения, поскольку трудно предположить, чтобы весь этот подземный город создавался ради укрепления обороны «Восточного вала».

– Согласен, из видения фюрера, – неохотно признал Овербек, давая понять, что никакое такое «видение» не способно убедить его, что «Регенвурмлагерь» следует сдавать русским без боя. Что его вообще следует когда-либо сдавать. – Возможно, сейчас, с приездом фюрера…

– …и Скорцени, – уточнил Штубер.

– …как раз все и прояснится.

Как только Овербек произнес это, ожил телефон и дежурный по штабу лагеря сообщил командующему зомби-войсками, что самолет с фюрером на борту уже прибыл на аэродром «СС-Франконии», находившийся километрах в пяти от «Шарнхорста». После этого известия терять время уже нельзя было. Офицеры поднялись и в сопровождении коменданта бункера начали подниматься на поверхность.

– Может, перебросить сюда еще сотню зомби-воинов, из тех, которые уже прошли подготовку ранее? – засомневался Овербек, когда они наконец выбрались из дота, прикрывавшего вход в бункер. – Чтобы продемонстрировать подготовку не только тибетцев. А там есть несколько очень крепких и не совсем одурманенных доктором Мартье парней. Причем некоторые из них были русскими агентами.

Штубер, этот опытный диверсант, прошедший через десятки боевых операций в украинских лесах и через рейды тылами русских, с ответом не спешил. Он с тоской посмотрел вслед стае покидавших померанские болота уток, словно древний толкователь, пытающийся определить ход человеческой судьбы по повадкам птиц; затем прошелся взглядом по низкому осеннему небу, как будто приход русских зависел от прихода первых «сибирских» метелей… И только тогда, совершенно забыв о сути вопроса штандартенфюрера, мечтательно произнес:

– Мне бы два-три десятка таких безумцев в сорок первом, там, на Днестре…

– А мне бы еще две-три сотни таких зомби-воинов, – с той же мечтательностью в голосе произнес штандартенфюрер, – и костяк гарнизона был бы сформирован. К нему можно было бы пристегнуть полк войск СС, пару противотанковых и противовоздушных дивизионов, да какой-нибудь батальон технического обслуживания. И все, при достаточных запасах провизии и боеприпасов гарнизон готов держать длительную оборону, оттягивая на себя значительную часть войск противника.

– План, достойный великого полководца, – все с той же благодушной иронией поддержал его Штубер. – Не забудьте еще о диверсионно-разведывательной роте и подразделении особого назначения, сформированного из лебенсборянок.

– Каких еще лебенсборянок? – сквозь зубовный скрежет поинтересовался Овербек. – Этих девиц из лебенсборна «Святилище арийцев»? – брезгливо поморщился он. – Слышал, слышал, что их вроде бы должны доставить сюда.

– Причем это уже не слухи, а казенное выполнение приказа. И боже вас упаси прослыть в их присутствии женоненавистником.

– Все равно охотно поменял бы на самый захудалый взвод тылового обеспечения.

– Вы не правы, штандартенфюрер. Я уж не говорю о том, что само присутствие этих германок способно вдохновлять воинов…

– Вы о чем это, штурмбанфюрер?! Кого вдохновлять?! – мрачно ухмыльнулся Овербек. – Уж не зомби ли? В их девизе «Сражаться и повиноваться!» как раз и заключен тот идеал германского солдата, которого нам не удается достичь даже в самых отборных подразделениях СС. Потому что зомби созданы только для того, чтобы сражаться и повиноваться. Именно для этого они и сотворены.

– И все же какой-то элемент вдохновения должен проявляться, – неуверенно как-то предположил Штубер. – В конце концов, зомби все еще остаются мужчинами. Или, может, я чего-то недопонимаю.

– Только потому, что им позволено оставаться солдатами.

– В любом случае, этот аспект все еще подлежит исследованию.

– Как только власть в «СС-Франконии» вновь перейдет ко мне, я быстро превращу воспитанниц этой распутницы Эльзы Аленберн в санитарок, прачек и поварих. На этом все ваши исследования, барон, будут прекращены. Мне нужны солдаты, а не подопытные недочеловеки. А пока что я хочу сформировать зомби-полк. Считайте это моей мечтой.

– Тогда вам нечего жаловаться на судьбу. Недавно Институт исследования наследственности перебросил вам еще одну группу.

– Увы, слишком малую, чтобы рассчитывать на скорое создание полка. Хотя по численности мы уже обладаем зомби-батальоном.

Это уже была третья группа зомби, которых институт «Аненербе» перебрасывал из секретной зомби-базы в горном массиве Швабский Альб[32]32
  Швабский Альб – горный массив в исторической области Швабия, примыкающей к границе со Швейцарией и населенной одной из германских горных этнических групп – швабами. По ее названию в Западной Европе порой всех германцев именуют «швабами», намекая при этом на их породненность с грубыми, простаковатыми горцами-швабами.


[Закрыть] – в подземелья «СС-Франконии». Сосредоточив под своим командованием более четырех сотен зомби-воинов, штандартенфюрер Герман Овербек дополнил его «ефрейторско-унтерофицерской» сотней помилованных уголовников, по своему умственному развитию и жестокости почти не уступавших зомби, и начал формировать из них особый охранный полк «СС-Померания», который, по замыслу Овербека, со временем должен был перерасти в зомби-гарнизон «Регенвурмлагеря».

До полноценного полка подразделение это пока что не дотягивало, однако штандартенфюрер не унывал. Он мечтал увидеть здесь, в «СС-Франконии», полнокровный гарнизон, который бы приравнивался к вермахтовской дивизии, но при этом хотя бы на четверть состоял из «незомбированных зомби». Когда он поведал об этой своей задумке Штуберу, тот лишь воинственно осклабился.

– Чтобы сформировать такой гарнизон, не нужно выискивать закоренелых убийц-уголовников. Вполне достаточно собрать добровольцев по фронтовым частям. После стольких лет войны на Западе и Востоке, у нас теперь половина вермахта составляют эти ваши «незомбированные зомби». Жаль только, что проку от них теперь уже мало.

23

Фон Риттер давно знал: одна из загадок «Регенвурмлагеря» в том и заключается, что некогда всесильный комендант его, штандартенфюрер Овербек, боялся своего подчиненного, Фризского Чудовища, каким-то совершенно неестественным, мистическим страхом. Это проявлялось буквально во всем: как штандартенфюрер общался с Фридрихом Крайзом, как всячески избегал его, с каким трепетом произносил его имя… Причем замечено было: не со страхом, презрением или злобой, а именно… с трепетом.

Однако самая большая тайна отношений этих двух людей заключалась в другом. Несмотря на прорывавшееся кое-когда из его уст брюзжание, Овербек все же считал, что Фризское Чудовище является милостиво послушным и преданным ему. И этим всегда поражал фон Риттера. Это ж как Овербеку нужно было бояться Крайза и как заискивать перед ним, размышлял бригаденфюрер, чтобы это, никакому влиянию и никакому устрашению не поддающееся чудовище оставалось в его представлении образцом покорности и послушания!

Да, Овербек почти панически боялся Фризского Чудовища, но при этом упорно добивался возведения его в чин унтерштурмфюрера СС, с зачислением в штат дивизии СС «Мертвая голова».

Только помня обо всем этом, бригаденфюрер фон Риттер и поинтересовался как-то у начальника «Лаборатории призраков»:

– Так о чем же фюрер беседовал с вами там, в Черном Каньоне? Выкладывайте, Крайз, выкладывайте, мне позволено выслушивать любые исповеди.

Фриз смотрел куда-то мимо коменданта, словно не расслышал его вопроса. Барон даже интуитивно оглянулся, пытаясь понять, что там, за его спиной, могло так заинтересовать фризского шамана.

– Вы что, не слышите меня, Крайз? Или не желаете слышать?

– Слышу, барон. Молитвами всех святых…

– Тогда почему позволяете себе не отвечать? – почувствовал фон Риттер, как в душе его накапливается раздражение. – Почему вы, унтерштурмфюрер, позволяете себе игнорировать вопросы, которые вам задает генерал-майор войск СС, комендант лагеря? – как можно спокойнее попытался вернуть Фриза к реальному восприятию мира.

– На какой именно вопрос вы хотели бы услышать мой ответ? – вдруг тоже слишком спокойно для данной ситуации, даже флегматично, поинтересовался Крайз.

– Хочу знать о чем, провались вы в преисподнюю, фюрер говорил с вами – вот что я хочу знать! – все же не сдержался фон Риттер и попытался изо всей силы ударить кулаком по столу.

Каково же было потрясение барона, когда он вдруг ощутил, что пальцы почти не слушаются его. Какое-то время фон Риттер все еще силился сжать их в кулак, однако силы в самом деле покинули его, и рука стала какой-то ватной. В конце концов занесенный для яростного удара кулак как бы завис в двух-трех сантиметрах от поверхности стола.

Осознав всю опасность происходящего, бригаденфюрер затравленно взглянул на Крайза. Гигант-фриз сидел напротив него, упираясь кулаками в колени, и насмешливо глядел прямо в глаза, словно спрашивал: «Ну, и что ты теперь намерен делать? И вообще, на кого ты кулак поднимаешь, ничтожество?!».

– Не знал, что вы и таким вот образом способны повелевать, – удивленно повел подбородком генерал СС, перебарывая в себе чувства страха и растерянности.

– Кажется, способен, – пожал плечами, словно двумя валунами качнул, Фридрих Крайз.

– Но этим ваша власть над миром не ограничивается. Правильно я понимаю?

– Это не власть над миром. Это характеризуется иначе. К власти над миром я не стремлюсь.

– Неважно, как вы это склонны называть, – поспешил комендант прервать его признания, словно опасался хоть в какой-то степени разочароваться в таинственных связях Крайза с высшими посвященными, дарящими, как он считал, власть всякому, кто добился доступа к ним. – Но замечу, что, обладая такой силой над людьми, какой обладаете вы, грешно не попытаться стать диктатором.

– Та сила и та власть, которую вы только что ощутили, дается нам не для того, чтобы узурпировать мир. Если же такие люди находятся, высшие посвященные сразу же охлаждают их, лишают поддержки, а то и доводят до краха.

Услышав это, бригаденфюрер удивленно и в то же время вопросительно взглянул на Крайза. Лицо Фриза уже не казалось ему таким уродливым, каким явилось в начале встречи. Он даже подумал, что, возможно, со временем будет выведена специальная порода людей с такими устрашающими лицами. Это могут быть зомби-уроды, сам вид которых приводил бы врага в ужас. А зомби-полицейские?! Да блюстители порядка с такими рожами шокировали бы любое уличное сборище!

Нужно бы как-нибудь поделикатнее, подумал барон, навязать эту идею самому Крайзу как начальнику «Лаборатории призраков». Партия зомбированных уродов-полицейских, эдаких фризских чудовищ… Кто сказал, что, обладая «Лабораторией призраков», мы должны ограничивать себя в божественных фантазиях?

Вновь обратив внимание на все еще сидевшего у двери адъютанта, фон Риттер движением головы потребовал, чтобы тот вышел. А когда остался наедине с Крайзом, прямо, не прибегая ни к какой дипломатии, спросил:

– Фюрера эти ваши «посвященные» тоже лишили своей поддержки?

– Вы первый, кто решился произнести этот вопрос вслух, – пугающе признал Фризское Чудовище.

– Каким бы ваш ответ ни был, – мужественно шел до конца фон Риттер, – он останется между нами. Главное, чтобы вы произнесли то, в чем уверены, что для вас очевидно.

– Лишили, – так же просто, без обиняков, ответил Крайз.

Их взгляды скрестились и застыли. Это были взгляды заговорщиков, которые поняли, что переступили «черту невозврата», за которой все мосты можно считать сожженными.

– То есть все-таки лишили? – притишил голос барон, словно опасался, что кто-то способен подслушать его в этом подземелье.

– И фюрер уже начинает понимать это, – четко отрубил Крайз. – Но… молитвами всех святых…

– А значит, мучительно пытается понять, что же произошло. Рассчитывая, что вы способны помочь ему докопаться до истины.

– Он пытается… Молитвами всех святых. Однако мы никогда не будем возвращаться к этому разговору.

– Никогда, – клятвенно заверил его бригаденфюрер, понимая, насколько подобные беседы опасны для них обоих. Кто и каким бы образом ни лишал фюрера его астральной силы, и какие бы сокрушительные неудачи ни подстерегали его на фронтах, он все еще остается фюрером, а значит, у него всегда будет хватать власти, чтобы расправиться с любым неугодным ему генералом. – Впредь – никогда, – тотчас же уточнил барон, давая понять, что не намерен прерывать очень важный для себя разговор.

– Так будет порядочно по отношению к фюреру.

– Полностью с вами согласен. С одним условием: как-нибудь мы сядем вместе, и вы посвятите меня во все свои тайны и возможности. С гарантией, что сведения эти я никому не передам.

– Молитвами всех святых, барон, – по-своему уводил бригаденфюрера от этой темы Фризское Чудовище. – Кажется, вы хотели выйти со мной на поверхность и пройтись по Черному Каньону?

– Именно эта мысль и посетила меня только что, – признался комендант. Другое дело, что он не был уверен, его ли это мысль, или же она была навеяна самим Крайзом.

– Фюреру захотелось того же, – воинственно рассмеялся-прокашлялся новообращенный эсэсовец, форму для которого еще не подыскали, поэтому он продолжал оставаться в каком-то странном френче, слегка напоминающем русскую гимнастерку. Очевидно, потому, что и сшита она была здесь, в «Регенвурмлагере», одним из бездарных портных-остарбайтеров.

– И все же, почему Гитлер заинтересовался этим Черным Каньоном? Кто посоветовал ему побывать там?

– Все просто: это я нашел его для фюрера.

– Вы?! Признайтесь, что это ваши фантазии, Крайз.

– Точно так же, как нашел ему место под Смоленском, для ставки «Беренхалле», и на франко-бельгийской границе, у городка Прюэ-де-Пеш, для ставки «Вольфсшлюхт»[33]33
  Имеется в виду малоизвестная исследователям ставка Гитлера «Медвежий зал» под Смоленском, а также ставка «Волчье ущелье», которая была запасной фронтовой ставкой фюрера. Основная ставка западного театра военных действий располагалась в горах, на побережье Рейна и называлась «Фельзеннест», то есть «Гнездо в скалах», или «Горное гнездо». Все эти места действительно подыскивались экстрасенсами и специальными сотрудниками института «Аненербе», с учетом их астральных особенностей.


[Закрыть]. Ну и, конечно же, место для главной фронтовой ставки фюрера – «Вервольф», что в Украине, под Винницей.

– Неужели и для «Вервольфа» – тоже? – Фон Риттеру посчастливилось побывать в этой ставке, его откомандировывали туда для приобретения инженерного опыта по строительству и обустройству подземных сооружений.

С инженерной точки зрения никакого особого интереса это подземное бомбоубежище не представляло. Тем не менее барон гордился, что побывал в подземном кабинете фюрера и даже умудрился посидеть в кресле фюрера, за его рабочим столом.

– Мне понятны ваши чувства, – неожиданно ошарашил барона Крайз. – Побывать в ставке фюрера и даже посидеть за его письменным столом – такое дано не каждому полковнику СС.

– Но я не говорил вам об этом, – мгновенно набычился фон Риттер. – Я вообще ни с кем не вел беседы на эту тему, поскольку от меня потребовали совершенной секретности.

– Не волнуйтесь, вы здесь ни при чем, – едва заметно ухмыльнулся подобно Квазимодо начальник «Лаборатории призраков». – Вы пытались мужественно сохранить этот визит в тайне, но…

– Яснее, черт возьми, яснее, – отчаянно повертел головой комендант. – Хватит с меня ваших недомолвок!

– Когда меня провезли по Украине, – не стал ни в чем убеждать его Крайз, – я обнаружил три таких места. Но «Вервольф» показался наиболее… «сатанинским», что ли. Во всяком случае, там фюрер мог вступать в связь с Высшими Силами, не выходя из своего бункера, из своего подземного кабинета. Вторую ставку, названную «Тоннель» («Рере»), фюрер приказал расположить в горах западноукраинской Галиции, в Карпатах.

– Оказывается, есть и такая ставка? В украинских Карпатах? – вяло как-то удивился Овербек, теряя, после всего услышанного, способность вообще чему-либо удивляться.

– Кое-кто из сотрудников «Аненербе» пытался оспаривать мои предложения, ведь в то время я всего лишь только-только пришел в себя после ожогов и работал сотрудником секретной медико-психологической лаборатории того же университета, студентом которого когда-то являлся. Однако фюрер доверился именно мне.

Фон Риттер застыл, неотрывно глядя на Крайза. Просматривались в этом взгляде и в этом молчании и его первозданный, суеверный страх, и столь же первозданно суеверное преклонение перед Фризским Чудовищем.

* * *

Впрочем, долго биться над разгадкой того, почему фюрер остановился именно на кандидатуре Фризского Чудовища, коменданту не пришлось. Для барона не было секретом, что Крайз слыл представителем какого-то древнего рода фризских колдунов-заклинателей. Причем настолько древнего, что два предка Фридриха по отцовской линии удостоены были чести взойти в Нидерландах на костры инквизиции, а один, как утверждают, наиболее сильный, почти непревзойденный колдун из семейства Крайзов, до костра не дожил, поскольку был растерзан разъяренной толпой неблагодарных горожан, многие из которых сами ранее пользовались его предсказаниями и советами.

Но самое любопытное, что, отбиваясь от своих мучителей, колдун предрек им: «На седьмой день после моих похорон все вы отправитесь в ад вслед за мной!». И проклятие сбылось: буквально на третий день в городе вдруг возникла чума, хотя в окрестных городах ее вроде бы не было. А на седьмой день тела почти всех, кто расправлялся с ним и кто подстрекал к избиению, уже горели на чумных кострах.

Теперь уже никто не мог сказать, сколько в этих преданиях фризской старины правды, а сколько вымысла. Относительно же того, что произошло с самим Фридрихом, существовали две относительно правдивые версии, о которых сам он распространяться не желал.

По слухам, дошедшим до берлинской полиции, Фридрих не хотел предаваться чернокнижию, а поступил в университет и, получив диплом хирурга, занялся было медицинской практикой. Однако нашлись люди, которые такой отход от родовой традиции не одобряли. Решительно не одобряли. Вот тогда и состоялся на одном из островков Восточно-Фризского архипелага тайный совет колдунов, ведьм и прочей нечисти, который приговорил Крайза к ритуальному сожжению на кресте как сатаниста-отступника.

Несколько дней спустя агенты этого Ордена сатанистов выследили скрывавшегося Фридриха в одном из фризских поселков, похитили его и тайно увезли на малозаселенный островок, который издревле почитался их предками-коллегами как место шабашей. Там новоявленные инквизиторы привязали Крайза к кресту и уложили – лицом вниз – на костер.

От гибели его совершенно случайно спасли моряки пограничного катера, которые высадились неподалеку.

Почему они оказались там – неясно. То ли пограничники поначалу приняли странную группу людей на пустынном вечернем берегу за контрабандистов, то ли заподозрили что-то неладное, поскольку знали о мрачной славе этого клочка суши. Можно было предположить и так, что, дескать, катер пограничников направили к островку некие высшие силы, однако снисходить до этого фон Риттеру не хотелось.

…В реальности же Крайза спасло то, что, услышав его крики, пограничники выстрелами распугали разводивших костер колдунов, а сам казненный свалился вместе с крестом с вершины бурно разгоревшегося костра. Поэтому пострадали в основном нижняя часть его лица и часть груди.

– Так это вас следует считать истинным творцом, или, по крайней мере, крестным отцом «Вервольфа» и нескольких других ставок фюрера?! Да или нет? Вы это пытаетесь утверждать, унтерштурмфюрер?

– Я всегда утверждаю только то, что хочу утверждать, – пробубнил Крайз.

– Но почему именно вы? – вдруг притишил голос барон.

– До меня подобные места пыталась определить небольшая группа докторов наук, прорицателей из «Аненербе». Однако у них что-то не получалось, – спокойно, безинтонационно как-то объяснил Фризское Чудовище, – и тогда нашелся человек, который посоветовал фюреру обратиться ко мне. Кроме всего прочего, я должен был оценить на пригодность и те места, которые были избраны до меня.

– А вам не грустно от того, что Германия так никогда и не узнает о вашей роли и в этом выборе, и в сотворении самого «Вервольфа»? Что об этом не узнает мир.

– Весь порожденный человечеством мир – процедил Фризское Чудовище, – это всего лишь мир непогребенного природой скотомогильника.

– Смелое предположение, унтерштурмфюрер. Вот только ничего в этом «скотомогильнике» не объясняющее.

– Истинными творцами «Вервольфа» являются те, кто является истинными владетелями нашей планеты, – словно бы решил оправдаться Крайз.

– То есть фюрер и СС… – бездумно, как школьник – зазубренный урок, проговорил разочарованный комендант «Регенвурмлагеря». – Ибо такова воля Германии!

– Что вы, барон! – покачал головой Фризское Чудовище. – Никакого отношения к фюреру это не имеет.

– В таком случае, яснее, яснее, Крайз! История во все времена требовала от воинов мужества и ясности. Почему вы отказываете себе в этих достоинствах даже в разговоре со мной?

– Потому что мы с вами – в мундиры, во власть и амбиции облаченные – всего лишь юродивые на паперти величественного, не нами возведенного и не нами освященного храма, Землей в греховном простолюдии именуемого.

– Вот как?! – решительно, словно бы подражая дуче Муссолини, поджал нижнюю губу барон фон Риттер. – «Юродивые на паперти», говорите?!

– Именно так.

Определение барону решительно не нравилось, уже хотя бы потому, что претило его взглядам на свою собственную роль в обществе, как, впрочем, и его родовым аристократическим амбициям.

– Всего лишь юродивые на паперти – и не более того! Истинные святители и настоятели его являются пока еще в нашем понимании только «посвященными». И живут эти «посвященные» рядом с нами всего лишь мудрыми, но совершенно беспомощными, мало на что влияющими «учителями» или «великими слепыми», надеющимися когда-то богоизбранно прозреть и по-настоящему овладеть миром.

– Но пока что миром воинственно и беспощадно овладевает только одна сила и силой этой являемся мы, германо-арийцы.

– Во всяком случае, до недавнего времени всем нам, арийцам, хотелось верить в это, – заметил Крайз.